Черный роман

Константин Сидоров, 2016

Что вы подумаете, если в самый обычный унылый день у вас на пороге появится ваша ровесница с известием, что она ваша дочь? Полезете ли в авантюру с перемещением во времени, чтобы обрести свою единственную любовь? Как вам кажется, может ли суицид быть рациональным и обдуманным решением? Ответы ищите здесь! Содержит нецензурную брань.

Начало

Я немного помедлил прежде чем раскрыть сложенный втрое листок со своим именем на нем.

«Это странно, писать тебе. Но у меня много чего странно. Ты, дочитай, пожалуйста, до конца. То, что я скажу, вызовет у тебя недоумение и шок, но от этого не перестанет быть правдой. Девушка, что дала тебе это письмо — твоя дочь. У тебя есть полное право удивиться, не поверить, думать, что угодно. Я знаю, так и будет, ты за несколько минут все это переживешь по кругу несколько десятков раз. Главное — не сопротивляйся происходящему. То, что случилось с тобой сегодня, сдвинет тебя с мертвой точки. Я знаю, ты сейчас подумал о том, что перестанешь страдать по той мадам, что бросила тебя недавно, но это скоро покажется тебе совершенно не важным, поверь, через несколько лет ты даже не сможешь вспомнить, как ее звали. Я, вот, точно не могу. А ведь я — это будущий ты. Ну, да. А кому еще я мог доверить сообщить тебе столь важную новость, кроме самого себя? Девушка, стоящая перед тобой, — твоя дочь, каким бы абсурдом это не казалось.

Знаю, что ты ждешь объяснений, длинного рассказа с заходом издалека, как мы умеем, но ничего этого не будет. Ты все поймешь сам. Не стану отбирать у тебя сакральный момент осознания истины. Впереди тебя ждет что-то очень интересное. Тебе понравится».

Мда… Со мной всегда происходят какие-то судьбоносные или нетривиальные события в это время года, но этот раз переплюнул все, что было раньше, а было не мало. В двадцатых числах октября, конкретнее, двадцать третьего, плюс — минус день, со мной чего только не случалось. В детстве я ломал сначала руку, потом ногу, в два разных года. В этот же злосчастный день мое сердце первый раз разбилось, в юношескую пору. Меня грабили, я проваливался в канализационный люк, выигрывал в лотерею, все самые значимые события происходили в этот промежуток времени. Но, как я уже сказал, в этот раз все круче. Итак, сегодня, двадцать третьего октября, на пороге передо мной, двадцатилетним оболтусом, стоит девушка, передавшая мне письмо, в котором сказано, что она моя дочь. На вид она моя ровесница. Позже выяснится, что она меня еще и старше. Я думал, что привык ко всему. Искренне верил в свой скептицизм, и в то, что меня трудно удивить. Сначала, я решил, что это забавный розыгрыш, устроенный кем-то из моих друзей. Они знали, что в этом году после очередного неудачного романа, я мучился с разбитым сердцем, старательно изображал из себя овощ, а значит, был совершенно не готов к уготованным мне потрясениям. Я просто закрылся дома, и планировал провести эти три дня максимально бесполезно, поедая доширак, валяясь в кровати, смотря глупое кино и всецело предаваясь унынию в компании эшелона пивных бутылок. Вот и попробуйте представить себе эту картину. Темный коридор, в котором едва горит последняя лампочка. На пороге девушка, одетая уже почти по-зимнему, от ее куртки еще веет безснеговым холодом, безраздельно правящим за окнами теплой квартиры. Напротив я, в пижамных штанах, драной рубашке, наспех накинутой, с проклевывающейся щетиной, явно помятый от того, что спал не пойми где, в черт знает какой позе, нежно попахивающий закоренелым и бесстыдным холостяцтвом, недоуменно пробегающий строки письма, которое уже почти выучил. Перечитал, наверно, уже на восьмой раз. Почерк мой. Я не знаю больше ни одного человека, использующего такие слова, и так рисующего заглавные буквы, а главное — пишущего бумажные письма. Никому даром не надо было бы так детально подделывать мой почерк. Мда. Ситуация тупиковая.

— Может чаю? — выдал я от безысходности. Она явно замерзла, а выставить ее за дверь мне не позволят воспитание и проклятое любопытство.

— Спасибо, было бы чудесно.

— Вы извините за мой вид, я никого не ждал.

— Ничего, так бывает, когда приходишь без приглашения.

Я помог ей снять куртку и проводил до кухни. Усадил на табуретку. Долго вспоминал, как надо ставить чайник. Пакетов не оказалось, пришлось искать заварку. Потом вымыть две кружки.

— У меня ничего нет к чаю, прошу простить. Есть доширак. Подойдет?

— Не отказалась бы.

— Хорошо… — добрых пятнадцать минут у меня ушло на обеспечение нас чаем и лапшой. Бормотание и решение не самых простых задач в условиях затяжной осенне-холостяцкой депрессии помогало мне не думать о том, о чем думать не хотелось. Но, вот, все на столе, вилки в руках. Каждый из нас уставился в свою тарелку. Градус неловкого молчания грозит дойти до точки кипения. Надо что-то сказать. Я не из тех, кто будет кричать про глупую шутку, и махать руками. Как минимум, все произошедшее весьма интересно. Даже если это и запоздалый первоапрельский прикол. Хотя, опыт двадцати лет говорит мне об обратном. Ничего более настоящего не бывает в жизни, чем эти дни.

— Это все странно, — начал я.

— Да уж.

— Кто, говорите, дал вам это письмо?

— Моя тетя. Мамина сестра.

— Понятно. А адрес мой вы как узнали?

— Он был указан в моем письме.

— Ваш отец и вам тоже написал письмо?

— Да. Тетя рассказывала мне, что вместе со мной ей «в наследство» достались эти два письма. Одно предназначалось мне, как подарок на двадцатидвухлетие, второе для… вас.

— Нет, если ты мне будешь выкать, это невыносимо. Лучше на «ты», — я замолчал ненадолго, но мысли все равно желали думаться вслух. — Странно, все это очень странно… Выходит, ты не знала ни матери, ни отца, и тут внезапно эти письма… Оригинально. Подожди, ты, говоришь, это подарок? Значит, у тебя день рождения был недавно?

— Он сегодня…

— О, мой Бог! У тебя день рождения, и в этот день ты приходишь ко мне, обалдую, в полную разруху, где я кормлю тебя бич-лапшой?? Дьявол! Это надо исправить. Как бы странно это не было, у тебя праздник, черт побери!

Я заглянул в холодильник, но кроме повесившейся мыши и пива ничего не нашел.

— Решено! Мы идем в магазин, добывать мамонта на праздничный обед. А по дороге ты мне расскажешь, почему вместо празднования ты идешь искать какого-то сомнительного незнакомца, который, вроде как, должен бы быть твоим отцом.

Так и поступили. По дороге она рассказала мне историю своей жизни. Не особо интересную. Родители погибли, воспитывалась сестрой матери. Работа у тети была связана с разъездами, они часто перебирались с места на место. Сменила школ она больше, чем проучилась классов. Последние четыре года живет в общежитии при университете, учится на какой-то технической специальности, точно я не запомнил. Тетя иногда приезжает ее навестить. На день рождения в этом году вырваться не смогла, зато прислала эти самые письма. В выходные общага пустеет, и моя названая дочь решила отправиться в путешествие, о котором мечтала всю жизнь. На поиски отца, который вдруг оказался живым. Ни дать, ни взять, мистический квест. Не знаю, что было в ее письме, но вряд ли она сама была готова к такому повороту событий. Спросить ее, о чем она подумала, появившись на моем пороге, мне тогда не пришло в голову. Мы обменяемся впечатлениями, но это случится гораздо позже.

А пока, мы добрели до ближайшего продуктового магазина. Продвигаясь мимо полок, я активно выяснял гастрономические пристрастия новоявленной родственницы. Имя спросить у нее додумался только тогда, когда мы чуть не потерялись. Да… Способность к забыванию самых важных вещей она явно у меня унаследовала. В письме об этом ни слова не было! И сам я, благополучно шокированный произошедшим, не удосужился вспомнить о такой важной мелочи, как знакомство. Мою дочь зовут Аня. Она не любит сыр, и готова продать душу за вкусный карри. Я уговорил ее на мое фирменное блюдо. К чаю приобрели небольшой торт. А так же, по случаю, пачку дорогих чипсов, о которых мы оба, как оказалось, мечтали около недели. Волей — неволей я замечал за ней какие-то мелочи, и в уме считал сходства. Возможно, если так пристально наблюдать за любым человеком, то числа этим мелочам не будет, но когда обращаешь на это внимание, это кажется таким важным, очевидным и значимым. «Вот, я делаю точно так же» или «это у нее от меня». Не то, чтобы я поверил в случившееся. Даже не смотря на все происходящее со мной, я не слишком верю в мистику или что-то подобное. Я даже в научную фантастику не верю, хотя, говорят, разработки машины времени на финишной прямой. Но одно слово «дочь» произнесенное в отношении реального человека, умудрилось каким-то образом сдвинуть мой угол зрения. Я, например, абсолютно безосновательно, надеялся, что она не пьет и не курит. Нет, я не против. Если оно так, то так тому и быть, но… Странное это «но». Даже не всегда понимаешь, что стоит за ним, почему это слово присутствует там, где его быть вроде и не должно. А оно там есть. И чувствует себя вполне на своем месте. И плевать ему, что ты не знаешь, как объяснить его присутствие. Кстати, Аня в исключительных случаях пьет. Сам наливал ей пару раз. И в другие пару случаев был свидетелем, как она курит, да, и сам разделял с ней это занятие.

Но, я отвлекся. Вернемся в тот знаменательный день. Мы много говорили, и пока шли по улице, и пока я готовил, и даже за едой. Разговор давался удивительно легко, как будто и не было никаких странных событий утром и никакие письма из прошлого от будущего меня не перевернули наши жизни с ног на голову. Помимо краткой характеристики предыдущей жизни я немного проникся текущим положением дел. Как она живет, чем дышит. Анка увлекается рисованием, музыкальные наши вкусы не совпадают, но имеют немало точек пересечения, что чертовски приятно. На личном фронте у нее тишь да гладь. Раны от большой безответной любви практически зажили, насколько вообще могут зажить раны от первой любви, а новая на горизонте пока не появилась. Я внимательно слушал, а в глубине души радовался, что мне не надо знакомиться с ее избранником, по крайней мере пока. А еще мою голову посещали странные картинки того, как я буду спускать недостойных кандидатов с лестницы. Не почему, а так просто, для профилактики. По случаю я нашел в шкафу заначку со вкусным чаем, заварил его, и после того, как разлил по кружкам, принял самый серьезный вид.

— Дочь моя! — начал я так пафосно, что сам себя удивил, — тебе сегодня исполняется…

— Двадцать два, — пришла она мне на помощь.

— Двадцать два года. И я рад, что этот благостный день ты встречаешь в моем странном обществе. Еще сегодня утром мы и не подозревали о существовании друг друга, а вечером уже совместно ужинаем. Кстати, я надеюсь, что ужин тебе понравился.

— Да, очень вкусно, — она улыбнулась, и я невольно тоже расплылся.

— Так давай же поднимем эти кружки с чаем за то, чтобы странные дни в твоей жизни оканчивались не менее приятно, чем для меня сегодняшний, — мы картинно чокнулись.

— Спасибо.

— Кстати! — меня поразила очередная запоздалая мысль, — я же не знаю что тебе подарить!

— Да ничего не надо, сам этот день уже подарок.

— Ну, нет. Так не пойдет. Двадцать два года, как, впрочем, и любое другое количество лет, бывает в жизни только один раз. Я настаиваю на подарке.

Говорят, язык до Киева доведет. Мой мог бы меня завести и в другую галактику. Останавливаться вовремя вообще не мой конек. Сначала выдать, а потом сообразить, что я только что произнес, в этом весь я. Почему мной тогда так овладела жажда устроить Ане настоящий теплый семейный праздник, я так и не понял. И потом, каждый раз после ее визита или разговора с ней я удивлялся тому, что говорил и делал. Не раздумывая, просто совершал что-то, ни секунды не сомневаясь, что можно было поступить как-то иначе. Логика, критическое мышление, скептицизм, все это просыпалось после. Пока я был с ней, я был и собой и не собой одновременно. Какой-то уверенной и решительной копией себя. Человеком дела. Причем, дела для нее. Я точно знал, что сделаю для нее все. И что порву на британский флаг любого, кто захочет ее обидеть.

Моя дочь, а под конец вечера мне уже хочется называть ее именно так, уперлась взглядом в стол, рядом с местом, где я держал кружку. По ее виду я мог уверенно сказать, что есть то, чего бы она хотела, но попросить не решается. Все соображения о том, чего бы она могла желать заканчиваются, даже толком не начавшись. Судя по всему, это дорогой подарок, любую мелочь она бы попросила не раздумывая. И тут меня словно молнией пронзило. В один момент я точно понял, о чем она думает. Возможно, она просто делала это слишком громко. Мозг молчаливо наблюдал, как я опустил кружку, убрал руку под стол, снял с указательного пальца золотое кольцо, в некотором роде фамильную ценность, и начинал рассказывать историю…

— Знаешь, вероятно, именно такие моменты и называются судьбой. Я уверен в том, что делаю, и именно такое развитие событий кажется мне единственно возможным и уместным. Мой дед умер на следующий год после моего рождения. Не смотря на то, что они с бабушкой были женаты много лет, обручальных колец у них не было. Свадьба проходила в суете и спешке, они оба были молоды, и такая мелочь осталась без внимания. После, и вовсе было не до того. Кольцо бабушка купила себе уже после смерти деда. В знак того, что она будет до смерти ему верна, что он — ее единственная любовь на Земле. Сейчас она сама уже очень стара, и на нее иногда находит настроение раздавать остатки наследства. В одну такую раздачу, пару лет назад, я и попал. Я вообще-то не люблю украшения, и мысль носить кольцо никогда бы в мою голову не пришла, но бабушка почему-то решила отдать его именно мне. Она сказала, что оно широкое и достаточного размера, так что я могу не бояться, что меня посчитают не мужественным. Когда я взял его в руки, оно как будто само попросилось на указательный палец правой руки. Тогда у меня было такое же ощущение судьбоносности и правильности происходящего. С тех пор я его практически не снимал, очень его полюбил, и даже изредка, в моменты романтических грез поздними ночами, представлял, что подарю его своей невесте. Но, вот, буквально, минуту назад я понял, что должен отдать его тебе. С днем рождения, — я положил кольцо на стол перед обомлевшей дочерью и замолчал.

На полминуты воцарилась тишина. Кажется, никто из нас даже не дышал. Наконец, она осторожно взяла его, и посмотрела на меня глазами, на которых выступили слезы.

— Спасибо… Я несколько раз слышала об этом кольце, тетя Лена вскользь упоминала о нем. Один раз, поддавшись на мои уговоры, она рассказала, что мой отец подарил его моей матери в знак того, что она — его единственная. Что мама бережно и трепетно хранила его, зная, как много оно значит. И что потом, вместе с письмами и мной оно досталось ей. Но вскоре где-то затерялось, среди вещей и переездов, как часто бывает с небольшими вещами, которые не слишком заботят их владельцев…

— Кажется, твоя тетя не отличается сентиментальностью.

— Да, она частенько говорит, что сентиментальной и романтичной сестрой была моя мама. Она же, скорее, из практичных и свободолюбивых.

Снова повисла несколько напряженная пауза. Я постарался исправить положение, подложив дочери и себе еще по кусочку торта. Но вернуть беседу в непринужденное русло не получилось. Когда чай оказался допит, часы показывали восемь. На улице уже стемнело, и вовсю горели фонари. Аня засобиралась обратно в общежитие, и я пошел ее провожать. Заставил забрать торт с собой, чтобы угостить соседок по комнате. Пока мы шли, с неба начал падать первый в этом году снег.

— В снегопадах есть что-то волшебное, — отметил я, заворожено провожая взглядом крупную снежинку, кружащую в рыжем свете фонаря.

— Мистический день не мог закончиться как-то иначе, кроме как по-волшебному, — улыбнулась мне дочь.

— Это смотря какой день, — усмехнулся я, и поведал историю своих классических октябрьских злоключений. Когда еще говорить о странностях, если не в странный день под падающим снегом? Так, незаметно, мы дошли до института. Попрощались, чуть не забыв обменяться номерами телефонов. Дочь взяла с меня обещание, что я отпишусь, когда дойду домой. Я обнял ее, отдал то, что осталось от торта, и смотрел, как она исчезла в тяжелых дверях.

Мой обратный путь занял гораздо больше, чем должен бы, и мне даже пришлось схитрить, отправить Ане смс еще задолго до того, как я оказался дома. Я медленно брел по засыпающему городу, усталый, но почему-то очень легкий, и совершенно счастливый. Голова была пуста, ни одна мысль не гнездилась в ней, почтенно дожидаясь моего возвращения. Снег падал мне на лицо, потому что смотрел я преимущественно вверх, и ловил его на ладони. Без кольца немного непривычно. Каждое движение кистью правой руки говорило о том, что чего-то не хватает, отсутствует привычная жесткость металла вокруг пальца. Но это пройдет. За пару недель я привыкну. Я долго гулял. С детства считал, что длинная прогулка под первым снегом это своеобразная традиция, дань дружбы между мной и таинственной Вселенной. Домой я пришел холодный, замерзший, с промокшими ногами. Ничего после того, как закрыл за собой дверь, я не помню. Ни этой ночи, ни следующего утра. Остается надеяться, что я тогда хотя бы не уснул, не раздеваясь, на коврике в прихожей. Впрочем, даже если так и было, то уже совершенно не важно. После того, как днем твоя жизнь сделала радикальный поворот, уже не столь важно как проводишь ночь. Волею богов следующий день еще был зарезервирован мной под бесцельное существование, и у меня было время на сон, отдых, и окончательный приход в себя. Вечером мне позвонила Аня, и мы мило поболтали несколько минут. Незаметно для себя, я принимал все происходящее как есть. Старался думать об этом поменьше, а главное, никому не рассказывать. Люди с их мнениями, которые они обязательно норовят высказать, всегда все только портят.