Возвращаясь к жизни? Том 3

Константин Марков, 2014

Брошенный волей Странника Артём попадает в тело умирающего человека. Что-то пошло не так. Он забывает себя, кто он и откуда. Неясные тени воспоминаний еще больше запутывают его. Они принадлежат разным мирам. Встав на новый путь, он пытается обрести себя. Однако это приводит к тому, что он становится другим. Не тем, кто умер, и не тем, кто был подселен в умирающее тело. Приключения продолжаются. Содержит нецензурную брань.

Глава 4. Путник. Часть 3

Поселок Тутуран, Леха

Вечером пришел Тём. Привечали мы его, в доме Митяевом. Сказки разные нам он сказывал, и смеялись мы до слез от затей его. Как отобедали, вышли мы на крылечко дома Митеного, закурили трубочки, рассказал Тём нам как пушки лить, так как очень просил он у Рыцаря, чтобы мне с Митею он работу дал пушки делати. Как снаряды и утварь к нему мастерить, как точить, как закаливать. На листок я списал все слова его. И благодарили мы его поясно, за науку ту удивительную.

Попрощались мы на ночь с Митею, и пошли с Тёмом в мой дом, спать пора. Как зашли мы в горницу, засветил я лампадою, сели мы у стола обеденного и поведал мне Тём, что уходит он, завтра сызнова. Что лежит ему путь, то меж горы далекие, к морю-озеру да и далее. Закручинился я со слов его, только снова увидевши, так уходит он сызнова в даль-далекую, да неведому.

— Такова судьба Леха друг, не сидеть мне на завалинке, да не жить мирно средь людей, а скитаться начертано. Путь-дорога моя длинная, мне судьба в мир вернутся покинутый.

Дал он мне на прощание листов пачку исписанных. Там поделки были разные, дивные да невиданные.

— Вот, что вспомнил, бродя с караваном я, разобраться тебе до седых волос хватит. Я за то даю тебе знания, что семья твоя была добрая. Привечали меня как родного вы, ни словом лихим, ни делом не обидели. Батька твой все просил меня, чтобы я оставался в Тутуране у них. Что не боится он во мне того демона и убивцею не зовет меня. Передай ему, что я помню о нем, никогда не забуду, что сделали для заблуды безродного, обогрела меня ваша семья как солнышко. Да и для Веды бабушки мой привет отнеси, будь здорова он на век свой, что начертано.

Вот на этом расстались мы, и пошел он доспехи прилаживать, так как утром откроется ему путь в неизвестное.

Шуляк, город-торжище, Тём

С восходом солнца я уже стоял на ступенях храма, ожидая Евлампия. Как только луч солнца осветил двери храма, они открылись, и вышел он, и позвал меня.

— Вот тебе сыне мой сказ, да три подарочка. — Он протянул мне три свертка. — В первом с символом молитвы, карта и молитва к Кладриэлю. Там все описано, как и что делать тебе. Во втором описание как с духом поговорить с духом озера. Там ты также найдешь, что положено. В третьем свертке тебе написано, как упокоить духа блудного. Коли будет на то воля его, упокой его, сделай милость. Как увидишь ты текст непонятный, то читай его слово в слово по буковке. То язык забытый и древний, то язык Богов наших. Сам в тех краях не бывал я, да тебе боятся, не советую. Будут тебя испытывать демоны охранники, но ты иди, ничего они не сделают, коли ты страх свой сломаешь, и не будешь бежать без оглядки.

Поблагодарил я Евлампия за науку и за путь указанный. И благословил он меня на прощание, осенил троицей светлою. Сел я на коня Игорем подаренного и поскакал на восток, навстречу судьбе своей.

*****

В этот раз я двигался быстрее значительно. Остановившись у знакомого постоялого двора, я устроил коня в стойло и дал денег трактирщику, чтоб тот его кормил, мыл и прогуливал.

Отдохнув в трактире ночь, я направился в горы к морю-озеру. Этим разом было лето, и идти легко было и весело. Я решил не обременять себя особо и из еды взял только сушеные фрукты и флягу воды. Множество горных ручьев и родников не вызывало потребности в большом запасе питьевой воды. А самострел вполне подходил для охоты, и у меня постоянно было свежее мясо.

Идя в прошлый раз, я видел только снег. Теперь я любовался мхами, травой, зелеными кустами, горными цветами, ел ягоды. Да и настроение было не в пример радостнее, чем в прошлый раз. Сейчас у меня был путь, и была цель.

Перейдя перевал, я залюбовался открывшейся мне диковинной красотой этого места. Среди гор со снежными вершинами разлилось огромное озеро, такое огромное, что другого берега было не видать даже с перевала. На горизонте я видел лишь воду. Если и были там горы, они терялись за линией горизонта. Таким огромным было это горное озеро. Вода же в нем была настолько чистой, что спускаясь, я прекрасно видел дно озера и рыб, плавающих в толще глубокой воды.

Достав карту, врученную мне Евлампием, я сориентировался и двинулся к мысу, где он предлагал вызывать не упокоенного духа этого озера. Мыс почти на сто шагов врезался в зеркало озера. Найдя укромную ровную площадку, я развязал сверток с молитвой вызывающей духов. Внутри пакета была чашечка и несколько мешочков благовоний. Насобирав плавника, я разжег костер, и когда образовались угли, наполнил ими чашечку и сел спиной к костру. Вечерело, но еще было достаточно светло, чтоб прочитать текст. Перечитав первый раз, я понял, что это не столько молитва, сколько практическая магическая инструкция. Осознание этого пришло изнутри, опять меня напугав. Знания магии в мире вокруг меня было не столько странным сколько забытым. Лишь на небольшой территории известного мне мира эта практика была применяема каждодневно. По большей части все кто называли себя магами, в основном были шарлатаны эксплуатирующие неграмотность населения. Но эта инструкция была именно магической.

Когда я все прочитал и все сделал, как положено, передо мной из вечерней мороси соткался вполне видимый образ Иван Чая.

— Вечер здравый дедушка Иван Чай.

— И тебе не хворать внучек. — Ворчливо буркнул Иван Чай. — Ты наверно забыл, что погонщик я тебе.

— Как забыть такое. Такого у меня еще ни разу не бывало.

— То тоже. Зачем звал?

— Евлампий сказал, что в здешних окрестностях есть часовня Кладриэлева. Он рекомендовал мне спросить у вас дорогу.

Иван резко обернулся, потом встал, походил, что-то высматривая, и опять сел напротив меня.

— У кого у вас?

Я страшно удивился этому вопросу, и видимо удивление было написано у меня на лице, так как Иван Чай долго хохотал, держась за бока.

— Ох, насмешил ты меня внучек. Пошутил я немного, не обижайся. Путь я тебе, конечно, укажу, но идти тебе самому придется. Нет мне хода в ту долину. Да и тебе бы не советовал. Что тебя тянет к тому гиблому месту?

— Так отец Евлампий сказал, что лишь Кладриэль скажет мне, куда мне идти, чтоб память вернуть.

— Боюсь, что он укажет тебе направление, куда ты и сам дорогу найдешь. Это коли придет и это самое удачное его к тебе будет отношение. Считай, что повезло тебе.

— Но он же Бог!

— Так и что с того? Ты думаешь, Богу есть дело до букашек? Ты всех букашек обходишь, когда по лесу идешь? Вот и он может, задавит, а может ногу мимо пронесет, и не дай бог заинтересуется. Тогда твоя жизнь станет игрушкой в его руках. Я б на твоем месте не ходил.

Я задумался над словами погонщика своего. В чем-то он был прав. Вспоминая годы, проведенные в мире, в пути с караваном я сам часто думал о том, куда смотрят Боги, когда мерзость разная живет и множится, отравляя жизнь другим людям. И что самое обидное — говорят, что их Бог господин-путник накажет. Но вот извечный вопрос также мучает всех: «а есть ли жизнь после смерти». С другой стороны она есть, раз я беседую с духом давно умершего человека.

— Скажи мне Иван, вот ты умер, а дух твой жив — что это? Это закон или случайность? И есть ли жизнь после смерти для всех или это тоже исключение?

— Сложный вопрос ты мне задал Тём. Мое мнение таково, что жизнь после смерти есть, но не для всех. Сколько раз я видел души, что отлетают от живых в бою. Да редко кто из них потом остается цельным и мир понимающим. Большинство рассеиваются. Те, что остаются цельными, то по большей степени бродят как я по миру, да людей пугают, пока их священник какой не упокоит. А есть ли рай или ад я не знаю. Не видел я этого. Может когда упокоят — тогда узнаю.

— А ты хотел бы, чтоб тебя упокоили?

— Это мне зачем?

— Ну, чтобы узнать — есть ли что дальше.

— Это мне пока без надобности. Уж не сказал ли тебе Евлампий, что упокоить меня надобно?

— Нет, но на всякий случай дал мне молитву для этого. Коли воля твоя на то будет, чтоб я помог тебе упокоиться.

— А сам то, как считаешь?

— Не вправе я такое решать. Разве ты меня об этом трижды попросишь.

— Не попрошу.

Старик явно обиделся и отвернулся от меня. Мне стало жаль этого духа озерного. Да предложить мне ему было нечего. Решил я перевести разговор в другом направлении.

— Прости меня коли, что не так сказал. Но мне все равно хочется вопрос задать. Ты старше меня и мудрее.

— И что тебе знать хочется?

— Хочу я знать, зачем мне жить коли я чужой в мире этом. Не помню прошлого своего. Не помню, какого рода и племени. И почто мне жить коли я как трава перекати-поле?

— Есть наверно смысл в каждой самой никчемной жизни. Коли ты думаешь, что я все время был на берегу озера, то ты глубоко ошибаешься. Я шел с тобой весь твой путь, и не было нужды тебе идти на берега этого озера ради разговора со мной. Я все видел и все про тебя знаю. Ты говоришь, что жизнь твоя пуста? Нет, не пуста она. Ты оставил четкий след во многих жизнях. В жизни Лехи и его соседа Митяя, в жизни хлебопашцев, изменил судьбу судьи Кирияна, дружинника Булата, караванщика Игоря и сына его Матвея, девочки Маши. Ты изменил политическое положение в мире. Твои самострелы и плуги привели к объединению народов. Сейчас князь Георгий ведет войну за объединение под своим началом народов населяющих этот материк. А завтра он получит пушки и мир как спелое яблоко упадет к его ногам. Посмотри, как много ты сделал. Я уж не говорю о развитии торжища и окрестных земель, что стали пользоваться новым плугом. Выросло благосостояние народа под управлением Рыцаря Кирияна. Да и в других местах стало краше. А то, что князь Георгий войну затеял, ты не переживай, что с твоей помощью, это было неизбежно и не зависело от тебя. Он давно вынашивал планы создать единое государство на тысячи дней пути. И он бы все равно начал бы войну, независимо от тебя и твоих самоделок. Но благодаря новому оружию победы ему даются малой кровью, а как получит он пушки и вовсе все перепугаются и даже сопротивляться не будут.

— И он благодарно примет их капитуляцию?

— Конечно, примет. У него нет цели ограбить и в рабство народы загнать, у него цель собрать всех вместе. Зачем убивать курочку, что принесет ему много птенцов.

— Значит, ты считаешь, мне есть место в этом мире?

— Есть, но ты его не хочешь. Ты хочешь занять свое. Вот в чем твоя проблема. Хотя в мире этом ты можешь быть рядом с князем, но ты все равно хочешь вернуться в свой мир, совершенно не понимая того, что тебя выбросили оттуда умирать в мире этом. Лишь случай позволил выжить тебе.

— Тогда я обязательно должен вернуться, чтоб наказать того кто сделал это.

— А если окажется, что в том вина твоя — ты зарежешься сам?

— Не мог я поступит бесчестно!

— А откуда ты знаешь? Ты ведь не помнишь себя. Я часто видел, когда смертельно раненные выживали и после долгой хвори, часто, они становились другими.

— Все равно я хочу узнать. Коли вина на мне — тогда и решу, что мне делать.

— Вот это правильно. Ладно. Ночь уже. Иди поспи, а я охраню твой сон. Завтра с утра двинем в горы. Дорога туда не далекая торов пять всего. Но далее тебе идти одному. Утром я тебя разбужу.

— Я тебя буду видеть при свете дня?

— Нет, не будешь, но почувствуешь.

Шуляк, город-торжище, Рыцарь Кириян

Уж три дни прошло, как получил я весточку от своего товарища из столицы. Писал он, что князь наш тяжко воюет на юге страны и сутужно ему. Терпит он нужду и в ратниках, и в деньгах, и в оружии. Стало стыдно мне, что подати уж три года не платил я князю нашему. Торжище разрослось уж предостаточно. Замок начал строиться, и князь был так милостив, что прислал мне трударей и пахарей. Вызвал я сына младшего, казной он ведал моей.

Доложил сыне мне, что дела наши куда как успешные.

— Из накоплений у нас батюшка четыре больших сундука чеканного золота монетою княжеской. По двести тысяч монет в сундуке том каждом. Да злата, что с копальни нашей в слитках — пудов четыреста. Также серебра сорок сундуков таких же, по двести тысяч монет. Это только то, что лежит в хранилище опечатано. Есть еще тысяч триста монет золотых да серебряных в казне на расходы строительные, да разные отложено, чтоб в сундуки не лазить хранилища. Из запасов же продуктовых у нас пшеницы станет кормить всех трударей в округе на год не менее, а еще не получали мы зерна с урожаю свежего. Мяса копченого, сушеного да соленого в бочках, как ты приказывал, на годичную осаду торжища станет. Вина легкого кислого, для пития в хранилище горном такмо станет поить все людство торжища аки водою. Овощей маловато, так на то огороды есть у всех. Как ты говорил, все хранится и обновляется. Ероха сын Василия за всем глядит честно. Как получим оброк по осени прошлогоднее, погрузим на подводы да на продажу пустим путем юго-восточным и северным.

Коли любо тебе будет батюшка цифры все у меня в книге записаны, что куда трачено да откуда получено. Все у меня точно записано до медяка, до полушечки.

— Что про медь не сказал? Али нет ее?

— Есть и медь батюшка. Сундуков сорок стоит, так то монета не надежная в обороте она вся я ее в оплату пускаю, трударям мелким, да каторжникам.

— Каторжникам? Ты сума сошел сыне, на то они и каторжники, что должна работать вечно, да безоплатно.

— Не согласен я с тобою батюшка. Это ресурс трудовой. Я им как деньгами пользуюсь. То туда вложил, то в место другое. И каждый из них как золотой — прибыль приносить должен, а не лежать камушком. Коли они сыты то и работают краше. Вот я и учредил им оплату за труд праведный, а они у крестьян еду покупают. Крестьяне богатеют с того и налоги платят, а с того казна полнится и каторжене споро работают, так как сыты они, а мы при этом не платим за их кормление. Я во всем смотрю, как преумножить казну нашу, батюшка.

— Как же мы такую силу денег собрали сыне, вроде подати честно брали, не грабили?

— Даже снизили батюшка. Просто торжище стало выгодным, как налоги снизил я. Трудари да хлебопашцы стали сытнее жить, богаче. И легче им стало с десяти мешков пшеницы один отдать, чем половину с одного. В первый год туго было, пришлось даже слитки золота на торг отправлять, ну а теперь только копится.

— Отлично сыне, молодец ты у меня, любо мне смотреть на твои старания. Что по хозяйству у нас еще ладного. Хочу я князя удивить нашего, гостинец послать ему деньгами, войском да прокормом.

— Уж простите меня сына вашего, но не понимаю я, почто вы князю служите. Еще пара лет и станем мы сильнее князя, и будет у нас свое княжество побогаче его многократно. Ярослав сын ваш старший, уж так свое войско организовал, что границы северные на замок им закрыл. Войско его все в походах ратному делу учится, а не то, что стражники Булатовы все ходят по торжищу.

— Знаю я успехи Ярославовы, и знаю, что ты у него советчиком. На Булата не серчай у него заботы об охране торжища. Чтоб воров на нем не было, и чтоб торг честно велся. Это забота особая. А что князю я служу безропотно, в этом смысл есть. Расскажу тебе.

Как был я у него, в год тот, что он Рыцарем меня назвал и дал рыцарство, рассказал он мне в кабинете своем, что мечтает он, чтобы мир наш был не разрозненным, а правился по законам им написанным. Хочет он, чтоб науки и ремесла развивалися, чтобы люди богатели и жили покойно в безопасности. Сколько можно, говорит он, терпеть побоища. Князья меж собою сражаются, истощая войною княжества. Мне б таких как ты рыцарей, что бы честно землями правили умножая благоденствие. Чтоб трударей привечали да самодельщиков, чтобы пахарям воли дали землю возделывать, да науки чтоб развивалися. В том говорит причина твоего возвышения, что умело ты правил и не боишься нового, необыденного. И за то я хочу, чтобы подати ты не платил, пускал те деньги на развитие. Я, говорит, читал записки Бога нашего — путника, святые писания. Он нам жить так наказывал, сообща и сильнее мы и богаче мы.

Вот тогда я и понял его замысел. А сейчас он войну ведет за объединение. Часто силой приходится приводить к уму-разуму. Вот по тому я и хочу ему помогать, как положено Рыцарю, по-честному. И потому я вас детей своих привечаю к управлению рыцарством в тех местах, где вы способные по-особому. Ярослав он воин по призванию. Вот и дал я ему дружиной правити, а ты к счету способнее и к преумножению достояния. Вот по тому ты и приставлен мною к управлению казной рыцарства. И ты сам показал, как успешен ты. Вот бы ты казной Георгия ведовал, вот крылья расправил бы.

— Тогда пошли меня с обозом батюшка, постараюсь пригодиться я князю нашему.

— А казной рыцарства радеть будет кто?

— Так Ероха помощник мой справиться. Он смышлен и опытен, да и предан он семье нашей. Возвеличил я его из писарей, за внимательность и радение, да к счету быстрому способности. Поручиться я могу, что он справиться.

Посмотрел я на сына, порадовался. Оперился птенец, вот он вылетит из гнезда отчего. Пусть летит, Ярослава здесь станет с Ерохою.

— Собирай тогда обоз Святогор, сын мой. Возьми два сундука золота чеканного, да пудов сто золота слитков наплавленных. Пять сундуков серебра чеканного. Самострелов возьми и стрел к ним, бери все, мы других наделаем. И прокорма возьми разного. Да возьмешь триста конных ратников, чтоб на обоз не позарились. Напишу я письмо князю нашему, чтоб он принял тебя как советчика.

— А пушки брать, батюшка?

— А готовы ли?

— Леха кузнец десять штук наплавил. Боя к ним огненного наварил да утвари. Только две из них готовы полностью, да испытаны.

— Что ж он паскудник остальные не делает?

— Так не его вина в том, а в работе плотников. Я лично занимался пушек постройкою, как вы приказывали. Плотники те дрянь поставили. Вот Леха и сказал, что не будет на постаменты те пушки ставить. Я проверил и наказал плотников. Пять тяжелых плетей выписал каждому и заставил их переделывать. Денег то заплатили им, как просили те, а они покрасть решили, глупые.

— И как испытания?

— Пушки те поделки демоновы. Как пальнули по первой, картузами кожаными, так всю рощу повырубили, шагов на пятьсот просека, лишь пеньки от деревьев осталися. В картузе том сотня шаричков. Как пальнут, так они летят и разлетаются, каждый цель свою выбирает. Оружие это нечеловеческое, страшное.

— Вот и их бери, пусть князь наш порадуется, может и без войны ему покорются.

Поклонился сын мне поясно и пошел собирать караван в помощь князю нашему.

Берег горного озера, Тём

Проснувшись, я прибрал место стоянки и засыпал кострище, уложив на него срезанный ранее дерн. Осмотревшись, я убедился, что от места моей ночевки, через пару дней, не останется и следа.

Сверившись с картой, я двинулся в путь. Рядом бледной тенью шел Иван, жестами указывая мне дорогу. Идти пришлось не так уж и долго. Искомое ущелье я обнаружил сразу. Собственно я нашел бы его и сам. Огромный валун лежал, справа от тропы и возвещал и том, что путник входит в долину Кладриэля. Дух сгустился, обретя более плотную форму.

— Ну, вот и пришли мы. Дальше сам пойдешь. Ты уверен, что тебе это надобно?

— Ты в Бога не веруешь, али разуверился?

— Сдается мне, что и ты тоже не сильно веруешь. А что там знаю я. Там охранники. Было бы это место людным коли смог бы там ходить каждый. Не для каждого путь тот.

— Я попробую.

— Ну, тогда иди. И правду говорят: «Пес, сидящий на цепи — не заблудится, да и не придет никуда». Иди путник.

Я развернулся и двинулся в ущелье. Первое, что поразило меня так это неестественная тишина этого места. Приглядевшись к траве, я не заметил в ней никакой букашки. Место было начисто лишено животной жизни, будто проклятое. Я обернулся и посмотрел на духа Ивана, что маячил у входа. Он помахал мне рукой и растаял. Делать нечего пошел я дальше.

Вот и трава кончилась, лишь камни вокруг меня были. Ватная тишина воском залепила мне уши. Лишь скрип мелких камней под ногами, звук воздуха из легких выходящего и стук сердца моего — вот все звуки, что слышал я. Страх овладевал мной, постепенно будто наслаждаясь. Вокруг вились темные тени. Внутри в разуме моем звучал их смех радостный, предвкушая смерть мою скорую. Дрожь в ногах стала нестерпимой, и я упал на колени, так как не было сил мне стоять на ногах. Небо потемнело, и горы надо мной сомкнулись куполом, отрезая свет солнечный. Веки будто паутина затянула, и мерзко мне было от этого. Тер я глаза, пытаясь очистить их, и не удавалось мне сделать этого. Стало воздуха мало мне, стал воздух водою. Каждых мой вдох, будто вода вливалась в легкие. Понял я, что смерть близка, за плечом стоит, улыбается. Из последних сил своих ухватился я за меч свой, как за соломинку. Выхватил его и опорой он мне стал. И уперся им в землю я, и с колен поднялся. Разлепил веки и увидел впереди свет мерцающий. И пошел к свету тому на меч свой опираясь, как на палицу.

Воздух стал еще плотнее, как в воде я шел. Мир вокруг меня плыл будто воск оплавленный. Все менялось, словно шел я в своей памяти. Вот увидел я, как пришел в себя, как встал я в горнице Веды бабушки, как трудился я в кузнице, как забруд убивал безжалостно, как пошел тогда я в зиму лютую, как и вышел из нее с сотоварищи. Как с караваном я странствовал, как я послан сюда был Евлампием. Вдруг уперся я в скалу высокую. Понял я, что наверх мне лезть надобно и полез я наверх, по камням гранитным. Лишь тот свет вел меня, становясь все ближе и ярче.

Уж не знаю, как долго лез, только вдруг осознал себя на вершине я. И вокруг облака были и солнце яркое. Задышал полной грудью я, шумом ветра уши заполнились, пелена с глаз прошла, улетучилась, солнечный свет ее выпалил. Я тряхнул головою, очнулся я и на руки свои посмотрев ужаснулся я. В кровь руки были сбиты мои, ногти оторваны. Вся одежда на мне пропиталася кровью той, что из рук моих. Оказалось, что держал я меч за лезвие и изрезал им руки я до костей своих.

Затянул я, как мог, руки тряпками и молитву достал Кладриэля звать. На вершине горы, куда я выбрался, была ровная площадка и стаяла круглая беседка с алтарем в середине. Подойдя ближе, я понял, что она не построена здесь, а высечена из камня горы этой. Подивился я мастерству строителя.

Подготовив все, как Евлампием было написано, стал молитву читать. Раз прочел тихо все. Во второй раз прочитал, ничего не случилося, да и в третий раз я прочел ее без толку. Лишь ветер шептал мне на уши, шевелил на голове мне волосы. Вдруг на алтаре камень стал трескаться и на вершине его осыпаться крошкою. Обнажился кристалл рубиновый, засиял светом он красным, весь мир в кровь окрасивши. И затмила свет солнца тень крылатая. Опустился ко мне дракон огненный. Постоял, посмотрел на меня и вдруг съежился, превратился он в воина с крыльями. Воин тот был высок шага три не менее, лицо имел смуглое, а глаза впрямь драконии, свет огня в них трепетал, пламени.

— Что хотел, сказывай, звал, зачем ты меня смертный человечишка.

Онемел я от вида его, весь закляк как от холода, хоть и жар от него шел обжигающий. Что по сердцу сказать, да не верил я, что придет он, Кладриэль спутник Господа.

— Что молчишь, ведь есть сила в тебе, раз дошел ты на гору.

Отпустило меня после слов его. Силою дух мой наполнился.

— Ты прости меня спутник Господа, покровитель всех воинов, что позвал я тебя, возгордившись в себе. Дай ответ мне один и наказ скажи, как служить мне тебе надобно.

Подошел он ко мне протянул руку. Как тянулась рука к голове моей, стала она лапою. Когти по вершку выросли, и схватил он меня ею за голову. Стал в глаза смотреть, молча суть мою спрашивать.

— Память ты потерял да найдешь ее в мире другом, заоблачном. Не от мира сего, а от мира иного ты и идти тебе в путь за море. Как придешь ты в городок Астрополь, там спроси, где Овидий сыщется. Как найдешь его, попроси по-честному, чтоб он мир открыл тебе путнику. Остальное в твоих руках заблудившийся. Все, иди, не тревожь меня более я и так явил тебе милости.

Отпустил он меня, да с руки своей оборвал он чешуйку драконию.

— Вот тебе пропуск к Овидию, да и милость моя, что все выдержал. А служить мне не надобно, не такого, что можешь ты, мне нужного.

Оказав мне, милость великую обернулся он вновь драконом огненным и вспорхнул в небо синее, полетел в даль далекую. Как простыл его след в небе безоблачном, так упал я без сил и уснул в беспамятстве.

Сколько спал я, не ведаю, а проснулся я уж под горою. Видать в беспамятстве своем я спустился вниз. Все как сон мне мерещилось, лишь в руке правой своей я тепло чувствовал. Я разжал ее и увидел чешуйку янтарную. Переливалась она цветом от красного до желтого, будто пламя в ней полыхало вечное. Снял я с шеи ладанку и туда положил чешуйку драконию.

Также тих был мир в ущелье, что прошел я ранее, лишь легко теперь идти было к выходу. Не давили меня тени лютые, помогали они выйти вон, подталкивали. Вышел к озеру, светом солнечным ослепило меня солнцем утренним.

Проморгался я и вижу, сидит на камушке дух озера, улыбается. Встал, подошел ко мне и обнял и заплакал он.

— Рад, что вышел ты из ущелья проклятого, уж не чаял и увидеть тебя, решил уж упокоиться.

— Так лишь ночь я провел в том пути и вернулся вот.

— Без малого, пять дней тебя не было. Думал, сгинул ты Бога вызвавши, аль убил он тебя, за дерзость твою.

— Нет, не убил, он пришел, оказал милости, дал ответ на вопрос мой истинный, указал мне путь к дому моему, идти мне надобно.

Обсказал я ему как было все. Как шел я сквозь страх и боль, и пришел на гору, как молитву читал, как ответ держал. Показал я ему чешуйку драконию.

— Сила в ней Тём великая. Убережет от многих бед тебя чешуйка волшебная. Что ж ты весь в крови, коль не бился ты?

— Как я сказывал, что я меч свой как палку использовал, да опорою определил себе острие лезвия. Ох, пойду, доспех вымою, весь в крови я в собственной как со двора вышел забойного.

И действительно вся одежда была в засохшей крови. Подошел я к берегу стал одежды снимать и в воде замачивать. Посмотрел на тяпки, на руках размокшие в крови заскорузлые, и решил, не будет худа в том, что промою я раны водою свежею. Развязал я тряпки и стал их отстирывать, чтобы посушив вновь раны закрыть. Как стирал, отвалились струпья с ран моих, а там кожа молодая розовая, как и не было ран моих. Подивился я этому, показал руки духу озера.

— То Бог тебя вылечила, есть такое предание, что прикосновение Кладриэля лекарство от болезней всех мыслимых, особливо в бою полученных. Вот такая тебе милость от Бога нашего.

Посушив одежду на солнышке, я оделся и пошел обратно к людям в мир. И сказал мне дух на прощание:

— Ты молитву ту, что читал, чтоб меня узреть почитай, когда сил не станет и совет тебе нужен будет. Завсегда теперь с тобой я буду. Нет мне смысла более ходить берегами моря-озера. Путь в тебе я нашел.

Испарился он, сии слова сказавши. И пошел я один далее. И видел я путь свой, как змея он вился и пропадал за горизонтом дальним.

Шуляк, город-торжище, Рыцарь Кириян

По обеду сидел я на третьем ярусе, пил я чай послеобеденный, как пришел мой сын младшенький.

— Все готово к отъезду батюшка. Все собрал, как велел ты я князю нашему. Пушек больше теперь стало. Еще две кузнец Леха доделал. Самолично пригнал на подворие, наградил я его сверх платы золотою монетою за его радение. Предоставил он план новой большой кузницы, где метал плавить да пушки делать, посмотрел я его и разрешил тому денег выделить на новое строительство. Как не пушки, так что другое мастерить сподобится.

— Все верно сыне, попей чайку, полакомись.

Как сел он и чаю налил себе, спросил я его, что за суета там у священников.

— Так поутру Тём кузнец вернулся к Евлампию. Как прошел он ворота, никуда не заглядывал, лишь дождавшись как двери храмовы отворилися, пошел он к Евлампию. А сейчас они молебен готовят праздничный. Тём то принес чешуйку Кладриэлеву.

Услышав об этом, я аж подскочил от удивления. Встал я с кресла заволновался очень. Каюсь, все не верилось мне в богов наших. Уж чудны они были сильно. И язык их странен был, говорить нам на нем запрещалося, то лишь тем, кто им служил, можно было звуки речи их издавать. Да и не видел их никто из живущих мне знакомых. Стало страшно мне, что не верил я, в храм ходя ихний.

— Погоди с отъездом сыне, позови ко мне того Тёма путника, пусть расскажет свое приключение.

*****

Наступил вечер, собрались мои сотоварищи сказ Тёмов послушать. И пришел он, не кочевряжился. Рассказал он сказ свой, как было там, показал нам чешуйку драконию пламенну и шрамы свои чудесным образом залеченные. И поверил я, что не зря храм возведен и не зря мы их славим, так как есть они и вернуться к нам, как в писании писано. Вот свидетельство мощи их и присутствия.

К концу вечера, попросил меня Тём карты посмотреть, город он хотел сыскать особенный. Святогор сын мой карты те собирал с усердием. Собирал разные и новые и древние. Тём искал город Астрополь, я такого и не слыхивал. И нашли мы его на карте старой, заморским купцом привезенной. Был ему путь на юг, через княжество наше к городу Ольгертграду, крайнему на юге мира нашего. И порадовался я этому, попросил я его пройти часть пути с караваном к князю нашему идущего. Да и дороги он те знал, так как шел он по ним с караваном Игоря. Охранник он опытный сыну моему подмога будет в том пути, да и лучше он князю про те пушки обсказать сможет, как их использовать. Согласился он сразу, даже платы вперед не попросивши. На том и договорилися.

Поутру вышел караван со златом и пушками, да с ним три сотни ратников конных да пятьдесят пеших с пушками. Почти час караван выходил из ворот западных. Тём то сразу взял команду над охраною и, построив их защитным ордером, следил и караван подсчитывал, сверяясь с бумагою. Не волновался я за гостинец мой, Святогор ехал с казною, а Тём караван весь охранял. Да и три сотни ратников конных — сила великая. Ярослав старший сын начинал с полусотни, а теперь у него две тысячи лихих воинов, да три опорных городка с гарнизонами. Кочевникам с севера не прийти к нам безнаказанно.

Помахал каравану уходящему и смахнул слезу, вот и второй сын мой оперился.

Путь на юг, Тём

Проехав пару дней, в очередной привал, я поговорил со Святогором, чтоб учинить тренировки пушкарей. Парней набрали к пушкам опытных и толковых, они все быстро схватывали. По пути я рассказывал, как пользоваться тем или иным инструментом и зачем он нужен. Но вот реального опыта в применении у них не было. Так что на следующую стоянку я стал проводить тренировки. Все учились и я и они.

Наш отряд совершенно не волновали забруды. Среди них самоубийц не было, поэтому ехали мы достаточно спокойно. В одном месте забруды нам даже денег предложили, чтоб мы их не трогали и сдались нам на милость нашу, побросав оружие. Святогор осмотрел их и решил нанять на службу, предупредив, что коли ослушаются приказа какого, то будут запороты насмерть, а будут служить честно, то не только им жизнь да свободу оставит, так еще денег даст за это. Забруды клялись всеми пятью Богами, что никогда не предадут такого милостивого господина. В результате в авангарде колоны шел отряд забруд, проверяя дорогу на предмет ловушек и своих бывших товарищей. Отряд назвали «Забрудным».

Пустошь перед городом Усол, князь Георгий

Я стоял на возвышенности и наблюдал за сражением. Мой центр был уже почти продавлен ратниками Клеменса. Конница моя еще рубилась, и там были равные силы. В подмогу своей коннице я ранее послал отряд самострельщиков. Они метались меж коней и разили врага, но противника было слишком много. Эх, кабы не ушли наемники я бы победил. У меня оставался последний резерв — сто моих личных гвардейцев и я должен был заткнуть ими брешь в центре. Мне так этого не хотелось. Они прошли со мной множество битв, и потерять их просто так мне было больно и обидно. Но, таковы реалии боя, если я не кину их в бой, моя пехота не устоит.

Уж собрался я приказ дать выступать гвардейцам своим вдруг вижу пыль на дороге. Скомандовал я собраться в каре своим гвардейцам.

Вот и первые конные показались. Смотрю забруды скачут, нечисти поганые, как коршуны на падаль слетеются. Сейчас они отведают силушки моей гвардии. Нет, не полакомится им. Вынул я меч из ножен и пошел в строй к своим воинам.

Но не доехали до нас они, хоть и ватага была знатная, все конные с пиками и одетые прилично. Один спешился и побежал к нам.

— Ох, воины ратники, где ваш князюшка, для него у меня весточка. — По северному затараторил забруда спешенный.

Вышел я перед строем.

— Говори пес дорожный, почто я тебе надобен.

Забруда шлем снял и поясно мне поклонился.

— Уж не гневайся князь Георгий, что не признал тебя меж твоих ратников грозных. Шлет тебе весточку Святогор сын рыцаря твоего Кирияна. Он сейчас из того лесочка в бок рубанет твоих врагов, а нам просил твоей милости перед ратниками твоими в бой пойти.

— Сколько ж у него воинов, у Святогора сына Кириянова?

— Триста всадников, все с копиями, в железо кованы. Люты аж жуть. Я по секрету скажу тебе князь — с ними демон Тём. Я пару лет от него чуть жив ушел, отпустил он нас не захотел вдругорядь убивать.

— Ладно. После боя разберемся. Кричи своим забрудам, чтоб выступали. Коли победа наша всех награжу, как нас победят — награждать будет некому.

Поклонился мне забруда и кинулся к своим товарищам. Те засвистали, наклонили пики и ринулись в бой, как заправские воины. Вот дела, Святогор сын Кириянов, да с демоном.

Как только забруды ударили, из лесу вышла конница. Одновременно набирая скорость, они выстраивались клином прямо в правый фланг войска Клеменса. Ох и потеха будет. Впереди, среди одинаковых ратников я увидел одного в темных доспехах. Он ехал без пики лишь меч странный в руках держал. Волшебные стекла красиво все показывали. Вот его конь вырывается вперед, и я вижу, как он, будто на сенокос заходит. Меч его срезает воинов как серп хорошо поточенный пшеницу спелую. Их отряд прошелся по войскам Клеменса как медведь по муравейнику. Они ударили в конницу и та дрогнула. Отряд прошел сквозь нее и развернувшись опять на полной скорости пронесся через войска конные и пешие. Третьего захода не последовало. Войска дрогнули и побежали. Впереди моих войск неслись забруды и рубили всех кто на падал на колени моля о пощаде.

— Делай грязь! — Кричал их вожак, завлекая товарищей.

Отряд новоприбывших построился и двинулся в сторону моей ставки. Свою миссию они выполнили обеспечив нам победу. Клеменс бежал с поля боя, бросив своих ратников. Когда отряд построился подле моего шатра, из строя выехал юноша. Подъехав, он спешился, и подошел ко мне, вынимая из сумки сверток. Сверток он двумя руками протянул мне, предлагая, поклонившись при этом, не поясно, а лишь склонив голову, как подобает рыцарю.

— Георгий, князь наш батюшка, мой отец, рыцарь Кириян шлет вам свой низкий поклон, это письмо, три сотни ратников и обоз с припасами.

— Благодарю тебя Святогор, с сего дня требуй, чтоб обращались к тебе как к моему Рыцарю со всем должным уважением. И вам спасибо молодцы, много жизней вы сегодня спасли, за это воздастся вам. Что ж идем в шатер Святогор рыцарь, доложишь все более подробно, а ратники твои пусть помогут раненым. Забруд же приставь пленных сторожить.

— Да ваша светлость. — Ответил юноша и стал отдавать команды. Его отряд рассыпался, спешился и стал выдвигаться в сторону побоища. По дороге внутрь лагеря втягивался огромный караван под охраной немногочисленных ратников.

— Ваша светлость, — обратился ко мне Святогор, — дозвольте и Тёма позвать с собой сотоварища, ему тоже слово сыщется.

Кивнув утвердительно, я зашел в шатер. Не успел я и кубка вина выпить, как пришел Святогор с тем самым темным воином. Я как радушный хозяин пригласил их к столу. Пока шел финал схватки, мой слуга личный расстарался на радостях и накрыл стол праздничный.

— Ну, рассказывай, — пригласил я Святогора к повествованию, как они с Тёмом преломили хлеб и хлебнули вина. — Письмо Кирияна я почитаю позже, расскажи, с чем прибыл.

— Прибыл я с казною, прокормом и с секретным оружием. В казне той два сундука чеканного золота, пять сундуков серебра чеканного да сто пудов в слитках золота, для нужд военных. Что прокорма привезли, так станет его для людей твоих месяца на два сыто кормиться. Вот оружие новое, секретное пусть Тём обскажет. Он пушкарей всю дорогу муштрой изводил, все учил их как с ним обращатися.

От слов его я уж и про вино забыл. Два сундука чеканного золота да еще сто пудов в слитках. Ну, Кириян, вот молодец, вот не зря я его тогда возвысил и не зря от податей оградил. Вот и вернулось мне сторицей, да как вовремя. Встал Тём — демон, как называл его забруда.

— Пушки те князь выгоду вам дадут в бою огромную. Да про то не расписывать надобно, словом красным, а показать одного раза станет, чтобы оторопь взяла.

— Так уж и оторопь?

— Я пушкарей так научил, могу хоть сейчас показать, как желаете.

Ох, любопытство меня угрызло аж до косточки.

— Покажи, — говорю.

— Так поехали.

Вышли мы из шатра, он ратника кликнул с собой одного и мы поехали. Едем, и думаю я, что за пушки такие как один ратник их на себе несет и невидно оружия. Может магия? Вот заехали мы на пригорочек, а внизу лось пасется, людей не боясь. Спешился Тём и говорит ратнику.

— Ты Сем скачи, и первый наряд пусть сюда летит и стреляет туда, куда я указывать буду.

Нам сказал отойти в стороночку, ну а сам стал на самом пригорочке. Вижу пыль столбом, и летят две повозки к нам, сцеплены, что четверка коней в них запряжена. Подлетели в сам раз на пригорочек, развернув со всего маху повозку последнюю. Вижу, странная она вся мешковиной укутана. Враз сорвали они мешковину ту, развернули ту пушку на лося сохатого. Что-то пхнули в нее, как мешка два, замерли. Грянул гром, кони повсхрапывали, на дыбы встали. Уж на силу мы их сдержали. Глянул я туда, где лось гулял, а там чисто просека, как косою на сто шагов в ширину и на триста в глубину сметено лишь пенечки торчат, деревца порезаны.

— Вот пожалуйте, — демон голос подал, — вот теперь объяснить могу.⁴

Примечания

4

Из военных записей князя Георгия, собраны и описаны дьяком храма спасения Божьего в 2236 году от пришествия пророка Божьего.