Отголоски жаркого лета, или Юность в стране застоя

Константин Кураленя, 2021

Становление молодого человека. Дом, школа, друзья, учёба, армия и ОНА! первая любовь! Каким вырастет, как преодолеет всё и что сохранит в душе!? Повесть рассказывает о молодёжи конца семидесятых – начала восьмидесятых годов прошлого века. Как на самом деле складывалась пора взросления и первой любви того самого потерянного советского поколения? Бывает ли первая любовь счастливой? Глава 10 – Без вины виноватые – рассказ, дипломант конкурса "Доброе Слово" МВД России 2020г.

Глава 1

ОНА.

«Это она», — подумал с какой-то обречённостью Серёжка, услышав где-то впереди необычайно агрессивный перестук дамских каблучков. Такое понимание приходит как-то вдруг и сразу, и мы воспринимаем его как данность. Этот вызывающий стук своей настырным бесстрашием распугивал затаившуюся в ожидании очередного грохота проходящего поезда привокзальную ночь.

— «И не боится же!», — промелькнула в голове отвлечённая мысль, а сердце, на мгновенье сбилось с установленного законами природы ритма, и застучало совершенно по-иному.

Сергей шёл на танцы в клуб воинской части, что расположилась на окраине его родной станции со странным французским названием Болонь, и был в отличном настроении. Хотя, надо заметить, что ничего французского в названии не было. Перевод с нанайского языка звучал довольно романтично — «Озеро осенних рек». Когда-то Серёжке объяснили, что «осенние реки», это реки, куда осенью на нерест идёт кета.

«Поэтичный народ нанайцы», — подумалось тогда Сергею.

А вечер начинался неплохо, и обещал весёлого продолжения. Накануне они ещё загодя у родителей его друга Мещерякова Андрея, в простонародье отзывавшегося на прозвище Мещеряк, отлили из алюминиевой молочной фляги два литра браги. Недостачу предусмотрительно восполнили чистой водой. Бражка по виду и вправду напоминала молоко. Такого же парного цвета, только в отличие от продукта из-под смирной Бурёнки, она шипелась пузырями, и била в нос мелкими брызгами газа.

— Все девки наши! — довольно заключил Андрюха, закрывая банку капроновой крышкой, и ухмыльнувшись, добавил, — да и батя не сопьётся. Градус то мы ему поубавили.

«Это уж точно, — усмехнулся про себя Серёжка, — градус там действительно уже не тот». Он знал, что данная процедура проделывалась уже не впервой.

Парни на свете жили долго, уже без малого по шестнадцать с лишним лет. И по личному опыту знали совершенно точно, что перед танцами следует пить именно бражку.

— Она сладкая зараза, и закусывать не надо, — довольно ухмыльнулся Мещеряк.

Серёга поначалу отнекивался. Спиртное ему было как-то не очень, не привык ещё что ли? Но после того, как он несколько раз пообтирал затылком клубные стены, понял — пить надо. Выпивка, это кураж, а без куража какие же могут быть танцы? Так, не-приведи-господь-что.

Не доходя до клуба, они встали под тень деревьев. Пили, по очереди приникая к широкому стеклянному горлышку. Мутная приторность вязко растекалась по судорожно сжимавшемуся горлу. Пилось нехотя, поэтому приходилось кхэкать, и прерываться. Но долг требовал, и мучения кончились, когда язык ощутил неприятную скользкость дрожжевой жижицы.

Отдыхиваясь, немного постояли. Андрюха жестом залихватского курильщика выщелкнул из жёлтой пачки болгарского «Интера» сигаретину, и протянул её другу.

— Не-е, — передёрнувшись, замотал тот головой, — меня сейчас и так стошнит.

Серёга не курил всю свою жизнь. Это дело он не любил ещё больше выпивки.

— Ну, чё, пойдём бикс снимать? — подражая старшим парням, ловко выплюнул окурок Мещеряк, и развязным голосом добавил, — а то «клубные» без нас всех расхватают.

А Серёга не к месту вспомнил как ещё в первом классе, старшие парни на сеновале «узла поселковой связи» учили их с Андрюхой ругаться матом, курить и пить брагу. Как, там же они весьма доходчиво поясняли, что и как следует делать с противоположным полом. Мещеряк оказался учеником способным. А вот Серёжке все эти науки были неприятны, и они в нём как-то не прижились.

Он очень любил читать. А у книжных героев кодекс чести был совершенно иным, и нравился юноше гораздо больше. Гордые английские рыцари, задиристые мушкетёры короля и сумевший не растерять своего благородства капитан Блад.

Больше всего ему не нравилось, что о всех девчонках отзывались как-то не очень хорошо. На его взгляд среди них были очень даже ничего. Например, Иринка Козлова. Она была своей в доску. Ещё по детству Серёжка помнил, как наравне с ними, пацанами она на стареньких лыжах сигала с трамплина. И это несмотря на расхожее мнение, что все отличницы ябеды и зубрилы. Так что не все девчонки зануды и трусихи.

Но сейчас он мог горы свернуть.

— Пошли! — также дерзко пошатнулся он.

— Чё дрищи алюрские припёрлися? — совсем не ласково встретил их клубный предбанник прокуренным голосом одноклассника и закоренелого двоечника и неприятеля по жизни Юрченко Витьки, по-простому Юрчи.

— Тебя забыли спросить! — вызывающе цвыркнул через губу Мещеряк.

— Чешите на танцы в свою воинскую часть, а здесь сегодня клубные отдыхают! — нахально сверля их глазами, ухмыльнулся Юрча, и, повернувшись к подобострастно гыгыкающим прихлебателям, радостно сообщил. — Лафа мужики, алюровских сегодня будем бить!

— И как мы промухались, — шепнул другу Андрей. — Сегодня же и вправду в «Части» танцы.

— Тебе что места мало? — примирительно произнёс Серёжка, не собираясь отступать перед Юрчиной наглостью.

Вот этого делать не следовало. Примирительный голос в подобной среде обитания воспринимался за слабость.

С незапамятных времён, наверное, с тех самых, когда рыки первобытного человека стали принимать подобие первых слов, люди с узкой черепной коробкой так и не смогли перестроиться, и говорить нормальным языком. Весь их лексикон сводился к нескольким нечленораздельным фразам. А пробел в недостатке образования восполнялся нагло вытянутой вперёд челюстью, и вставляемым к месту и без места отборным матам. И звучало это примерно так:

— Ты чё мля буду в натуре, мать-перемать, пойдём, козёл, выйдем!

— Пойдём! — словно окунаясь с головою в омут, дерзко ответил Серёжка, и понял, что после такого ответа, так как прежде уже не будет.

Нет, он не был трусом, просто не любил драться. Ему почему-то было жаль того, кого он бил. А назревавшая драка будет не такой, как это было прежде. В Болни за «козла» отвечали по полной программе. В основной своей массе население станции, как, впрочем, и Дальнего Востока, составляли бывшие узники Гулага. Затем к ним добавились вышедшие «на свободу с чистой совестью» узники современных лагерей. А эти люди, вольно или невольно принесли в быт мирных обывателей частицу «зоновской» жизни и понятий.

Сейчас всё будет всерьёз, до полного нокаута одного из противников. Детство кончилось, и уже не скажешь, что тебе больно, и из носа течёт кровь. Будет решаться вопрос чести и дальнейшего отношения к нему друзей и врагов. Юрча, называя его козлом, прекрасно об этом знал.

Взгляд Юрчи удивлённо взметнулся вверх. Лёгкая неуверенность проскользнула в его наглых глазах. Поймав эту неуверенность, Сергей неожиданно для себя успокоился, а в голове стало пусто, словно туда натолкали ваты. Выбор сделан. Он, молча, развернулся, и пошёл в темноту на задворках клуба. За ним двинулся Мещеряк, и парни из Юрчиной свиты.

Очень многое могла бы рассказать дотошному слушателю клубная площадка у чёрного входа. Под крики групп поддержки и отчаянные маты поединщиков здесь плющились носы и ломались челюсти, утверждавшейся в мире взрослых молодёжи. Здесь выясняли отношения перебравшие горячительного взрослые мужики. На этом ристалище отстаивали свою честь и дрались за девчонок. Сюда, в перерывах между танцами, выводили этих самых девчонок, и до одури с ними целовались.

Но не об этом думал Серёжка, спускаясь во двор по скрипучим ступенькам крыльца. Если честно, то он ещё ни разу в жизни не целовался так, чтобы падало сердце, и захватывало дух. А вот драться ему приходилось, и довольно-таки часто. Опять-таки виной тому тот самый ГУЛАГ. Только сила и умение постоять за себя определяло место в обществе, там, где пришлось ему появиться на свет и жить. А у детей это проявлялось в особо жестоких и извращённых формах. Сейчас он боролся с противоречивыми чувствами, затеявшими в его душе несвоевременный спор.

— Плюнь на всё, и беги, — трусливо нашёптывал ему какой-то подленький голосок, неизвестно откуда пролезший в душу. — Юрча тебя не пожалеет.

— Не смей! — вскинулся внутренний голос. — Завтра ты станешь посмешищем всего посёлка. Как ты будешь ходить по улицам — огородами?

— Люди поговорят, и со временем забудут, зато если сбежишь, то не испытаешь боли, а, может быть, даже чего и похуже. Ты же знаешь Юрчу, он ведь идиот, и не остановится, пока тебя не покалечит. И никто не заступится потому, что драться будете один на один.

— Лучше один раз перетерпеть, — не соглашался с подстрекателем внутренний голос. — Иначе ты уже никогда не сможешь смело смотреть в глаза опасностям.

— Да пошли вы! — вполголоса выругался Серёжка, и развернулся лицом к врагу.

«Если не хочешь валяться на земле, бей первым!», — всплыли откуда-то из прошлой жизни слова старшего брата Алика. Тот знал толк в подобных делах потому, что дрался всегда и везде, и дело это любил.

— Ну, чё, Серый, коленки трясутся? — Настраивая себя на боевой лад, ухмыльнулся Юрча. — Может на колени встане…

— Ха! — не стал дожидаться окончание монолога Сергей и, сделав шаг вперёд, выкинул перед собой правую руку: он сделал выбор, определяющий всю его дальнейшую жизнь.

«В удар надо вкладывать вес корпуса, и силу плеча», — вновь вспомнились слова брата, и:

— Хрясь! — Неожиданно звонко слились в один звук удар и клацанье челюсти противника.

Профессионалы бы назвали такой удар «прямой в подбородок». Серёжка с удивлением смотрел, как тело стоявшего напротив его человека отрывается от земли, и неуклюже забрасывая ноги выше головы, падает навзничь.

— Бум! — в наступившей тишине глухой звук падения поверженного врага слышали все.

Но никто не сдвинулся с места. Все ждали, что же скажет хозяин распростёртого на земле тела. Но тот молчал.

— Он чё, убил его что ли? — раздался первый неуверенный голос.

— Пойдём! — дёрнул Сергея за рукав Мещеряк.

Никто не загородил им дорогу, когда они стали проталкиваться через толпу зрителей. Наоборот, все с опасливым уважением расступались в разные стороны.

— Представляешь, с одного удара уложил!

— Юрчу? Быть такого не может! — послышались возбуждённые голоса за их спиной.

— Давай, ходу! — азартно засмеялся Андрей. — Ну, ты даёшь! Бац — и с копыт!

А Серёжка всё никак не мог поверить, что одним ударом одолел ненавистного врага. Сколько тот ему крови попортил за восемь школьных лет! И почему он раньше думал, что Юрча сильнее? Внутри возникла необычайная лёгкость. Казалось, что если сейчас подпрыгнуть, то он полетит. И Сергей непроизвольно схватил за руку шагавшего рядом с ним друга.

— Ты чё? — дёрнулся тот.

— Да так! — счастливо рассмеялся Серёжка. — Плевали мы на всех!

— Эт-то точно! — поддержал его Андрей, и спросил. — В воинскую часть идём? Там, наверное, сейчас наши вовсю выплясывают.

Как-то издавно повелось, что клуб воинской части считался вотчиной алюровской поселковой молодёжи, сельский клуб принадлежал парням из посёлков Семенюр и Клубный. Права на эту собственность отстаивались кулаками во время выходных и праздников, когда на щиты объявлений вывешивались афиши «Сегодня в клубе танцы».

— Шагай, а я к брату зайду, — ответил Серёжка. — В клубе встретимся.

— Давай, — легко согласился Мещеряк, и беззаботно насвистывая, направился в сторону железнодорожных путей.

В прошлом году Серёжка закончил восьмой класс, неожиданно для всех забрал документы, и поступил в полтиехникум в ближайшем городе Комсомольске-на-Амуре.

— Екатерина Никитична, — нечаянно услышал он разговор между матерью и завучем школы, через два дня после этого. — Зачем вы позволили Серёже забрать документы, ведь ему, как никому другому следует продолжать учёбу. С его знаниями мальчик должен поступать в институт, а не техникум.

— Он так решил, — ответила мать. — А я своему сыну верю.

— Что он может решать в пятнадцать лет, — заволновалась Зоя Васильевна. — В таком возрасте мы должны за них решать.

— А жить им, — вздохнула мать. — Я всё прекрасно понимаю, но не хочу, чтобы сын меня потом упрекал, что я сломала ему жизнь.

— Вы не правы, — пыталась продолжить разговор завуч. — Именно сейчас вы можете сломать ему жизнь. Он мог бы стать прекрасным инженером.

— Его отец простой кузнец, что вы можете сказать о нём плохого? — помолчав сказала мать.

— Григорий Данилович работяга и хороший семьянин, поднять пятерых детей, это не шутки.

— Вот и я думаю, главное стать хорошим человеком. А образование.., что ж, поумнеет, заочно выучится.

Сергей не стал слушать, чем кончится разговор, и осторожно вышел из дома. Мать тогда ничего ему не сказала, а менять своего решения он не стал. И вот первый курс позади, и на летние каникулы Серёжка приехал домой.

Навестив старшего брата Ивана, Сергей шагал в сторону железнодорожного вокзала.

— Отец просил предупредить, что в выходные едем на покос, — передал он брату просьбу отца. — Ты как сможешь?

— Если не отправят на какой-нибудь перегон, то буду. Во сколько выезжаем?

— В четыре утра.

Договорившись взять рыбачьи снасти, они расстались.

На душе было легко и свободно. Он не думал о том, что на этой драке всё не закончится. Он даже не мог подозревать, что вкусив радость победы, определил свою дальнейшую жизнь. Теперь он не мог и не имел права пасовать перед опасностями.

Со стороны Комсомольска раздался грохот приближающегося поезда. Серёжка остановился. Мелькание пассажирских окон слилось в одну сплошную полосу жёлтого света. Под ногами слегка подрагивала земля, а запах топлёного мазута и горячего металла звал в необозримые дали. Обдуваемый тёплым ветром, прилетевшим от мчащихся мимо вагонов, Сергей вдруг понял: и его тоже ждут новые дали и незнакомые города. Что всё это будет, но потом. А сейчас его грудь распирало счастье начинавшейся молодости, он был готов полюбить весь мир, и поделиться с ним широтой своей души.

Серёжка посмотрел вслед подмигивающему красными огоньками хвостовому вагону, и, выдохнув теснившийся в груди воздух, весело насвистывая «по долинам и по взгорьям», зашагал в сторону вокзала.

— Товарищи пассажиры, будьте внимательны, от первого пути отправляется пассажирский поезд «Советская Гавань — Тихоокеанская», — раздался со стороны вокзала испорченный громкоговорителем голос дежурной по станции.

Сергей подходил к станции, когда стих грохот улетевшего в ночь поезда.

«Это она!», — подумал он с обречённостью, услышав где-то впереди агрессивный перестук женских каблучков. Такое понимание приходит как-то вдруг и сразу, и мы воспринимаем его как данность.

Этот вызывающий стук своей настырностью распугивал затаившуюся в ожидании очередного грохота проходящего поезда привокзальную ночь.

«И не боится же», — это была его последняя разумная мысль. Через несколько мгновений всё существо заполонило одно — «ОНА!».

В коротеньком летнем платьице, слегка выгибаясь под тяжестью спортивной сумки с надписью «Olimpiada — 80» она шагала навстречу, гордо вздёрнув подбородок. Свет от перронного фонаря высветил детские конопушки под блеснувшими навстречу глазами.

Девчонка была не местной и примерно одного возраста с Серёжкой. Судя по всему, промчавшийся мимо поезд выплюнул её из душного нутра расхлябанного вагона, и умчался дальше, оставив на Серёжкину погибель эту конопатую неожиданность.

Что он пропал Сергей понял сразу, как только расположившийся на боку спортивной сумки своей хозяйки олимпийский мишка нахально помахал ему лапой, а хозяйка дерзко стрельнула глазами.

И неизвестно как бы в дальнейшем сложилась жизнь паренька, если бы не убедительная победа над Юрчей, и не брага Андрюхиного отца. Винные пары и триумф победителя одержали верх над природной скромностью Сергея.

— Не тяжело? — поинтересовался он, не замечая, как губы растягиваются в дурацкую улыбку.

Женщина с первого взгляда понимает, нравится она мужчине, или нет. И хотя девчонке до женщины было как до луны пешком, но такие понятия впитываются с молоком матери.

— Хочешь помочь? — оценивающе взглянула она на худую долговязую фигуру, и преувеличенно участливым голосом добавила. — Не переломишься?

— Не-а, — ещё более глупо улыбнулся Серёжка, продолжая таращиться на неожиданное чудо.

— Ну что, Сергей, так и будешь улыбаться, или возьмёшь у девушки вещи? — снисходительно усмехнулась и девчонка.

— Давай, — протянул Сергей руку, и тут до него дошло. — А ты откуда меня знаешь?

— Знаю, — загадочно улыбнулась принцесса. Так про себя окрестил её Серёжка.

Он пристально вгляделся в лицо девчонки. Встретившись глазами, они изучающе долго не отводили взглядов. Что-то смутно знакомое промелькнуло в скуластеньких чертах её лица. И эти задорные конопушки? Где-то он это всё уже видел.

— Налюбовался? — первой сдалась девчонка, и отвела взгляд. — Может, уже пойдём?

— А куда? — задал Серёжка первый разумный вопрос. — К кому ты приехала?

— К тёте Вале Коротулиной, — и, словно бы беря реванш за то, что проиграла соревнования по переглядкам, девчонка независимо тряхнула чёлкой, и не оглядываясь, зашагала вперед.

Но длинные ноги Сергея уже через десяток метров нагнали принцессу, и они зашагали рядом.

— Как звать меня ты уже знаешь, — начал Сергей светскую беседу. — А как звать тебя прекрасная незнакомка?

«Неужели это я? — удивился своему комплименту Сергей. — Вроде бы и хмель весь вышел». Шагая рядом с едва достававшей ему до плеча девушкой, он хотел говорить, говорить, говорить, чтобы от его удачных шуток и комплиментов её глаза признательно вспыхивали, а с губ не сходила красивая улыбка.

И Серёжка своего добился. К середине пути, они разговаривали как старые знакомые. Сергея не волновало, что Коротулины живут рядом с клубом, что уже наверняка пришёл в себя его поверженный враг, и ему придётся возвращаться обратно по неприятельской территории. Он об этом напрочь забыл. Все будущие неприятности заслонило сияние зелёных глаз принцессы. Он уже знал, что её зовут Пеструхина Ирина, и что они бывшие одноклассники. После окончания ею второго класса они переехали жить в порт Ванино. Семь лет прошло с той поры.

— А меня то помнишь? — смеясь, спросил Серёжка.

— Я только помню, что ты был маленький, ещё меньше меня, а сейчас вымахал с версту коломенскую.

При этих её словах Сергей немного смутился. Да, действительно был такой постыдный факт в его биографии. В начальных классах на уроках физкультуры он стоял в общем строю едва ли не самым последним. Но к седьмому классу картина резко поменялась, и некогда рослые одноклассницы превратились в хрупких красавиц, и как-то незаметно переместились в конец строя, а мальчишки вытянулись вверх. И их неуклюжие угловатые фигуры теперь маячили в начале строя.

А знакомство Сергея и Ирины состоялось не очень обычно. Серёжкина семья приехала в Болонь сразу после Нового года. Он был тогда первоклассником.

— Познакомьтесь дети, — представила его учительница и, положив тёплую ладонь на Серёжкину макушку, добавила. — Скажи своим будущим одноклассникам, как тебя звать?

— Серёжа Котов, — не стал скромничать парень, и внимательно вгляделся в окружавшие его лица.

— Сидеть пока будешь с Пеструхиной Ириночкой, — подтолкнула его к последней парте учительница. — А меня звать Валентина Ивановна.

Серёжка, насупившись, взглянул на соседку. Девчонка была действительно Пеструхина. Пятидесятиградусные январские морозы не смогли стереть с её пухлых румяных щёк задорных веснушек. Она снисходительно подвинулась на противоположный край парты, и деревянным пеналом обозначила границы их будущего существования, и прошептала свистящим шёпотом.

— Зайдёшь на мою сторону — получишь!

— Очень надо, — гордо ответил парень, и со своей стороны закрепил суверенное право на территорию, положенным вплотную к пеналу букварём.

— Ты зачем его сдвинул? — зашипела вредная девчонка, и двинула пенал в Серёжкину сторону.

Видя такую вселенскую несправедливость и явное нарушение его суверенитета, Сергей закусил губу, и прижал букварь к парте. За пыхтением, и улаживанием пограничного конфликта он не заметил, как за их спинами остановилась Валентина Ивановна.

— Серёжа Котов, — произнесла она строго. — У нас мальчики девочек не обижают. Встань, и в наказание немного постой.

— Она сама, — попробовал воззвать к справедливости мальчишка.

И когда в ответ услышал, что он ещё и трус, который пытается свою вину переложить на хрупкие плечи беззащитной девочки, то понял, что на этом празднике жизни он совершенно чужой. Жгучие слёзы горькой обиды от творящегося беззакония набухли в уголках глаз и были готовы скатиться вниз.

— Валентина Ивановна вас завуч просит зайти, — появилось спасение в виде всклоченной старшеклассницы.

А Серёжка поймал на себе насмешливый взгляд вредной соседки.

«Что, съел? — говорил он. — Мы то здесь дома, поэтому и правда наша».

От такой неприкрытой наглости Серёжа разозлился, и готовая скатиться слезинка высохла, не доставив окончательной радости девчонке. Неожиданно для себя он встал из-за парты, и медленно обошёл её вокруг. Остановившись, победно взглянул на соседку и, уловив в её глазах тень недоумения и растерянности, не спеша взгромоздился на своё место. По классу прокатился шум уважительного перешептывания.

Но праздновать триумф пришлось недолго.

— Валентина Ивановна! — раздался дрожащий от нетерпения и справедливого возмущения голос соседки, едва учительница вошла в класс. — А новенький вставал и ходил по классу.

— Это правда? — недоумённо спросила Валентина Ивановна Серёжку. — А зачем?

И действительно — зачем? Что мог ответить мальчишка, если и сам не знал, «а зачем?».

— Да ты оказывается у нас хулиган, — не дождавшись ответа, покачала она головой. — Постой-ка мальчик до конца урока в углу.

Так, с самого первого дня, Сергей снискал славу бесстрашного парня и хулигана. В дальнейшем же конечно всё встало на свои места потому, что учился он хорошо, и вёл себя прилично. Но неожиданно для него этот поступок сослужил ему доброе дело. Мальчишки его зауважали, а девчонки обратили внимание на то, что новенький-то симпатичный.

Но самое главное, что той самой вредной соседкой по парте оказалась вот эта самая Пеструхина Ирина.

— Что-то смутное припоминается, — задумчиво протянула она, когда Сергей напомнил историю их знакомства. — Неужели я была такой ябедой?

— Я бы сказал борцом за справедливость, — деликатно кашлянул Серёжка.

— А мы уже пришли, — снизу вверх коротко взглянула на него Ирина.

— Может, погуляем? — Серёжке не хотелось отпускать от себя это веснушчатое чудо.

— Как ты себе это представляешь? — усмехнулась девчонка. — Только на порог, и сразу в ночь с кавалером? И кем меня после этого будет считать тётя Валя?

— Приходи завтра на танцы, — робко произнёс Сергей. — Я буду ждать.

— Подумаю, — лукаво сверкнула хитрющими глазами Иринка, и скрылась за калиткой. — Спасибо за помощь! — Добавил смеющийся голос.

«Ира, Иринка!», — И звуков мелодичней и прекрасней тех, из которых состояло это слово, не было во всей вселенной. И вообще, как он мог до сих пор не знать, что где-то на берегу Татарского пролива живёт прекрасная девчонка с таким удивительным именем?

Он шёл и не замечал, что с его губ не сходит идиотская улыбка, что идёт он по чужой территории, и неровён час…

— Алюрские совсем оборзели! — опустил его на землю хриплый голос. — Шляются у нас по посёлку как у себя дома.

Серёжка вскинул подбородок и понял — будут бить! Но страха не было, и он бесшабашно двинулся навстречу перегородившим его дорогу парням.

— Сёма я не понял, он что, бессмертный что ли? — удивлённо протянул один из троицы.

Серёжка этих ребят прекрасно знал. Год назад они окончили школу, и ждали повесток в армию. Знали его и они, во всяком случае, в лицо точно. Но неписаный закон улицы требовал: чужим у нас делать нечего.

— Ты чей? — спросил более трезвый.

— Мамкин и папкин, — дерзко ответил Сергей.

— Хамит, — картинно повернулся к товарищам Сёма. — Надо бы заняться его воспитанием.

— Фамилию скажи, — вновь произнёс трезвый.

Серёжка не стал нарываться и дальше, а спокойно ответил на вопрос.

— Так Олег твой брат? — в голосах парней послышалось уважение.

— Да.

Имя Олег прозвучало как-то непривычно. Для родных и близких средний брат был Аликом.

— Так что же ты молчал? Мы за твоего братана! — возбуждённо произнёс один из троицы. — Если кто обидит, обращайся к нам, точно пацаны? — Ища поддержки своим словам, парень повернулся к попутчикам. — Хотя ты и сам любому сто в гору дашь.

— Ты парень иди, а то не дай бог кого другого встретишь, — махнул рукой Сёма. — А мы постоим, посмотрим.

Серёжка шагал и улыбался. Его средний брат на станции Болонь был забиякой известным, и сейчас авторитет служащего в армии Алика помог ему избавиться от ненужных синяков.

«Спасибо ему, как завтра с Иринкой танцевать бы стал?», — вспомнил он брата и девчонку, которая так неожиданно впорхнула в его жизнь.