За смертью

Константин Карпов

Николай попадает в таинственное место, где встречает Смерть. Но это ещё не конец его жизни, ведь если он докажет, что хочет жить, то вернётся.

3

Несмотря на всю свою ветреность в любовных вопросах, Николай был очень задумчив, и даже слишком. Тому были свои причины. Отчасти в этом был виноват отшельнический образ жизни, который изредка разбавлялся любовными отношениями, отчасти — пессимистические взгляды на жизнь. «Живут, потому что делать больше нечего», — вспомнил он слова Антона. Он и сам не раз задумывался об этом, не раз просиживал ночные часы перед окном, но никогда не оставался удовлетворённым от своих мыслей. Чем больше думаешь — тем больше хлопот.

— Тяжко жить, — думал он вслух.

— Почему? — спрашивал его безымянный голос.

— Бессмысленно.

— Почему?

— Так уж выходит отчего-то. Какой может быть смысл у человека, если он всего лишь песчинка в бесконечной Вселенной? — спрашивал он и усмехался. — Маленькая-маленькая песчинка среди миллиарда миллиардов километров. А мы ещё плачем, переживаем! — тут он уже переходил на откровенный смех. — А для жизни, в общем её понимании, — мы никто. Все эти праздники, отпуска, поездки — всё это мнимая радость. Пыль в глаза.

После этих слов он переставал улыбаться, стоял объятый печалью и грустный ложился спать. Только сейчас спать не хотелось, потому что здесь нет времени для сна. Какой тут может быть сон? Тут всё существование и есть сон. Он отвернулся от стены и неожиданно увидел в другой части комнаты Смерть. Она стояла неподвижно. Николай опустил взгляд на стол и увидел шахматную доску.

— А я как раз думал, чем бы мне заняться! И почему-то вспомнил именно шахматы, — улыбнулся он. Даже настроение его улучшилось в считанные секунды.

Он подошёл к столу и присел. Смерть продолжала ровно стоять недалеко от стола.

— Извольте, я сыграю за чёрных, — сказал он с некоторой усмешкой и повернул доску чёрными к себе.

Ему нравилась эта лёгкость общения, которая вдруг снизошла на него в присутствии самой Смерти. Он не знал, почему ему стало весело, почему он стал таким оживлённым, но это было приятно.

— Ваш хо… — не успев окончить фразу, Николай запнулся, потому что белая пешка, сама, без какой-либо помощи скользнула по доске через одну клетку и остановилась. Смерть сделала свой ход.

— Как это символично — играть в шахматы со Смертью, — взволнованно произнёс Николай. — Однако это честь для меня!

Смерть молчала.

Её фигуры продолжали двигаться сами, словно по указке. Николай долго просчитывал комбинации, Смерть же ходила быстро, словно зная все ходы наперёд.

— Что там, дальше? — неожиданно для себя спросил Николай. — Ну… там, если уйти?

Смерть не отвечала. Впрочем, Николай и не рассчитывал на ответ. Он хотел знать и не хотел одновременно. «В самом деле, — подумал он. — Ведь должна быть хоть какая-то тайна».

— Скажи честно, ведь если находиться здесь слишком долго, можно помешаться? Лишиться рассудка? Я вот про этого старика подумал, которого встретил. Ну, ты наверно знаешь. Ведь он здесь уже совсем давно? Кажется, что он уже и забыл, как жил и кем был. Он уже наверно глубоко уверен, что его нынешнее существование вполне приемлемо. Не кажется ли тебе это совсем уж не гуманным — мучить так людей? — сказал Николай и осёкся. — Хотя, кого я спрашиваю о гуманности? Смерть?! — произнёс он с каким-то удивлением в голосе и засмеялся.

Ситуация на доске была критичной. Смерть безошибочно оборонялась и контратаковала. Николай потерял несколько фигур, а это фатально в такой игре как шахматы.

«Интересно, — подумал он в перерыве между ходами. — Этот парень, Антон, вернулся ли он?»

— Да, — наконец-то подала голос Смерть.

— Что да? — не понял поначалу Николай. — А-а! Так ты мысли читать умеешь! Так вот почему ты так быстро ходишь, — догадался Николай, но всё равно сделал ход ферзём. Смерть сделала ход конём.

— Шах и мат, — медленно, и как показалось Николаю, не без удовлетворения протянула она.

— Как? — Николай уставился на доску, не веря в происходящее. — Тьфу ты. Спёртый мат не заметил. Вот ты!.. — но закончить фразу он не успел, так как Смерть уже испарилась. Исчезла и доска, оставив лишь горечь поражения. — То она так эффектно появляется, что аж мурашки по коже, то так незаметно ускользает.

Николай снова вышел в коридор и огляделся по сторонам: было пусто. Он пошёл в том же направлении, в котором ходил недавно, надеясь встретить там старика или ещё кого-нибудь. Ему снова хотелось общения и присутствия рядом хоть кого-то помимо Смерти. Настроение его неожиданно поднялось, и было какое-то игриво-радостное. «О чём я недавно думал? — начал вспоминать Николай. — Вздор! Всё вздор! Отбросить, выкинуть, забыть!» Всё его нутро желало что-нибудь сделать, с кем-нибудь поговорить. В возбуждённом состоянии он бродил по коридору, ища себе занятие, когда в очередной раз услышал знакомый и грустный голос.

— Жену… свою… сам, — доносилось из-за двери.

Николай заглянул в дверь с какой-то надеждой разбавить своё одиночество. Он подошёл к столу и сел напротив Феди. На этот раза Федя был один. Он не сразу посмотрел на Николая, а ещё какое-то время слепо глядел в стол. Потом поднял и голову и тихо-тихо прошептал:

— Жену… убил.

— Кто? — спросил Николай, сам не зная зачем.

— Я. Своими руками, — отвечал мужик с болью в глазах, смотря на Николая.

— Так это когда было?

— Давно, — ответил Федя после некоторого молчания. — Очень давно.

— Так она уже простила тебя, — широко улыбнувшись, сказал Николай. Федя не сразу понял смысл этих слов и просто смотрел на Николая. — Жена, говорю, на тебя не в обиде! Возвращайся домой! — не вытерпев, прикрикнул Николай. Но Федя всё ещё не понимал. — Ты чего, дурак? — немного выйдя из себя, произнёс Николай.

— Дурак, — пробормотал Федя. — Жену убил.

— Да чего ты всё заладил: убил да убил! Я говорю тебе, что всё! Можешь больше не мучиться! Простила тебя жена твоя! Ай, ну тебя! — в сердцах произнёс Николай, раздосадовавшись на мужика, после чего встал и направился к двери.

— Катя? — спросил вдруг Федя.

— Какая ещё Катя? — удивился Николай, остановившись в дверном проёме.

— Жена моя, Катя. Где она? — речь Феди стала более связной, будто бы его сознание стало пробуждаться от спячки.

— Дома ждёт. Давай уже, возвращайся, засиделся ты тут больно долго.

— Я виноват, — прошептал Федя.

— Ну конечно виноват! Виноват, что так надолго её одну оставил! Пора, Федя, пора.

— Пора, — еле слышно повторил Федя.

Николай попрощался и вышел из комнаты. «Ах, какой я молодец!» — подумал он, но не из лести к себе, а скорее игриво, от хорошего настроения. Федя как никогда вовремя подвернулся ему под руку, и с его помощью Николай высвободил ту энергию, которая вдруг завладела им. Но он не чувствовал удовлетворения от содеянного, как будто не того желала его душа. В какой-то момент он даже усомнился, а правильно ли он вообще поступил? Ведь он по сути дела обманул мужика, хотя и сделал это из хороших побуждений. Говорят, что некоторая ложь во благо. Но насколько это выражение верно? Если ложь не оправдается, и Федя не сможет покинуть это место, то всё было напрасно, значит, Николай совершил преступление. Но если Федя всё примет на веру, и Смерть примет эту ложь, то, значит, Николай поступил верно? С другой стороны, даже если это ложь, но если она станет как бы толчком для Феди и поможет ему простить себя и осознать ситуацию, то это правильная ложь? Но ложь всё равно остаётся ложью. Значит ли это, что когда мы лжём во благо, мы жертвуем своими нравственными принципами ради других? Ложь во благо — самый простой и действенный способ тогда, когда другие методы не помогают достичь нужной цели. А может он и вовсе не солгал? Николай мотнул головой, пытаясь избавиться от всей этой нудной и бессмысленной философии. Но тем не менее одна мысль осталась в его голове: каждое наше действие так или иначе влияет на других людей, а значит мы ответственны за все наши решения.

Странно, но такой длинный коридор почти всегда пустовал. Каждый человек забивался в свою комнату, как в нору, и как будто бы опасался из неё высовываться. Человек здесь был как зверь. А охотник, то есть Смерть, караулила вход в его логово. Но в том и заключалась странность, что Смерти не было никакого дела до всех этих людей. Николай ни разу не увидел её в коридоре, кроме того случая с мужиком, который всё ходил туда-сюда-обратно. Нельзя сказать, что не было совсем никого. Иногда люди проходили мимо и даже кланялись в знак приветствия, но, судя по всему, это были новенькие, такие же, как Николай, которым просто было интересно и любознательно, куда же они попали.

Старика видно не было, а где его комната — Николай не знал. Но ему хотелось с кем-то поговорить, хотя он и не знал о чём. Ему хотелось как-то провести время. Хотя это желание и было бессмысленным, но оно было необходимо. «А, была не была», — подумал Николай и открыл ближайшую дверь.

— Подождите секундочку за дверью! — прогремел чей-то голос. Николай вздрогнул и вышел за дверь, ожидая приглашения. Через некоторое время он пришёл в себя и подумал, что не в больнице же он, в самом деле, находится, зачем он вышел за дверь и зачем и кого он вообще здесь ждёт? Эта мысль показалась ему настолько абсурдной, что он даже тихонько засмеялся про себя. В то же время из-за какого-то странного ощущения он решил не вламываться в дверь, а тихонечко её открыл, вошёл и закрыл за собой, ожидая, когда ему ответят, хотя совершенно не понимал зачем.

За столом сидел мужчина невысокого роста, лет эдак пятидесяти пяти, с плешью на голове. Он усердно заполнял какие-то бумаги и что-то бубнил себе поднос. Весь его стол был завален документами, и он постоянно в них заглядывал, сверяя данные и записывая их на новый лист.

— Вам чего? — спросил он наконец Николая.

— Поговорить хочу, — ответил Николай.

— По какому-то вопросу?

— Нет. Просто так.

— Извините, но у меня много дел! Некогда о пустом говорить.

— Да какие дела, — удивился Николай, — вы же умерли!

Мужчина пристально и чуть сердито посмотрел на удивлённого Николая. Взгляд его как будто прожигал Николая насквозь и таил в себе какую-то опасность, но Николай задумал добиться своего, хотя решительно не понимал зачем. С минуту они смотрели друг на друга, пока мужчина всё-таки не смягчил своё выражение лица и медленно, как бы с неуверенностью произнёс:

— Верно.

Николай, радостный от своей победы, сел за стол напротив собеседника. Они сидели друг против друга, но никто из них не начинал разговора. Так прошло ещё несколько мгновений.

— Меня зовут Иван Иванович.

— Николай Андреевич.

— О чём же вы хотели поговорить, Николай Андреевич?

— Не знаю. Что вы делали до того, как я пришёл?

— Р-работал, — неуверенно произнёс Иван Иванович.

— Зачем?

— Я… не знаю.

— Глупо.

— Да. Действительно бред какой-то, — Иван Иванович резко встал из-за стола.

— Вот и я места себе не нахожу.

— Потому что здесь его нет, — заметил Иван Иванович. — Каждый продолжает заниматься тем, чем занимался при жизни. Погружается в себя. Представьте, я всю жизнь работал, как умалишённый, и всё мечтал о том, как выйду на пенсию. И вот я здесь, чем не пенсия? Хе-хе, — усмехнулся Иван Иванович. — А всё равно сижу и что-то делаю, даже не знаю что.

— А кем вы работали?

— Был чиновником в одном городке, если говорить коротко.

— А от чего умерли?

— Инфаркт, — вздохнул Иван Иванович. — Как я помню. Много работал, не берёг себя, а всё зачем? Для чего? Ничего по сути не изменил в жизни города. Одни только жалобы, жалобы, жалобы.

Он подошёл к столу и начал рассматривать бумаги, которые лежали у него на столе.

— Да, это, конечно же, надо исправить, — пробормотал он себе в нос. — Тьфу! Опять за старое. У вас дети есть? — вдруг резко сменил он тему, пытаясь отвлечься.

— Нет.

— И не женаты?

— Нет.

— В вашем возрасте уже пора.

— Я не сторонников браков.

— Почему? — удивился Иван Иванович, поправляя свои очки.

— Ну, как вам сказать. Считаю, что это лишнее, — произнёс Николай и посмотрел на Ивана Ивановича. Тот поднял брови, удивившись этому утверждению и многозначительно посмотрел в ответ. Сейчас Николай чуть лучше мог разглядеть его. Большое количество морщин заполняло его лицо; часть из них конечно же появились от старости, а часть, как думалось Николаю, от усталости и проблем. Брови у Ивана Ивановича были чёрные, густые и как-то нелепо смотрелись в сочетании с плешью на голове. Тем не менее, было в его лице что-то доброе и приятное, хотя и время, проведенное на такой работе, наложило на него глубокий отпечаток излишней серьёзности и надменности.

— Поясните, — быстро проговорил Иван Иванович.

— Да я не знаю, с чего начать. Вот вы говорите: брак!..

— Я ещё ничего не говорил.

— Простите, не вы, а все говорят, что брак — дело необходимое и полезное. Но в чём его необходимость, и так сказать, полезность? Разве необходим брак для любви? Нет, не необходим. Любовь, она между людьми и без штампа в паспорте может быть. Вы говорите… простите… все говорят, мол, брак — дело полезное! Но в чём его полезность? В том, что он скрепляет семью? Нет! Точнее, да, но какой ценой? Если любовь проходит, то, оставаясь вместе, люди начинают мучиться. Это благо сейчас разводы разрешены и просты, а что же раньше? А ещё эти моральные ценности… Нет, я ни в коем случае не против них, но когда люди считают, что быть вместе без брака нельзя, — это уже, извините меня, какая-то несуразица выходит. Сами посудите, если вернуться к истокам человечества, когда не было государств и законов, то разве мешало чем-то то, что не было и не могло быть этих браков? Я знаю, для чего придумали брак: для того, чтобы в обществе были семьи, чтобы общество было сплочённым. Но, принудив к одному, разве можно добиться свободы в другом? Люди ветрены, это верно, но дело не в браках, как таковых. В семье легче воспитать ребёнка — это верно, но если в семье постоянно ссорятся, то нужна ли такая семья, которая связана государством? Нет, воспитание ребёнка должно ложиться на общество. В обществе вырастет отличный человек и хороший гражданин, чего и хочет видеть государство.

— Вы мне напоминаете мою дочку, правда, она моложе вас лет так на пять. Но она тоже любит порассуждать на такие деликатные темы. Право, я всегда считал, что это у неё от молодости. Но слышать такое от вас! — воскликнул Иван Иванович без злобы, но как будто с какой-то усмешкой, впрочем, так показалось лишь Николаю, отчего он немного обиделся. — Вы говорите неплохо, я признаю это, но вы идеализируете, поверьте мне. Как вы сказали?.. Люди ветрены?.. Интересно. Но вот в этом и является смысл брака. Брак не связывает насильно, согласитесь со мной? Если бы он связывал насильно, вы бы уже и сами были бы женаты! И да, кстати, вы же сказали, что развестись может каждый. Так, где же вы видите насилие? Всё честно и свободно. Про воспитание в обществе вы хорошо сказали, но, как я уже заметил, вы сильно идеализируете. Общество ещё не готово воспитывать детей, его ещё само нужно воспитать. Это будет ещё не скоро, поверьте мне. Мне в своё время приходилось сталкиваться со многими проблемами, в том числе и семейными. Вы думаете, я вас не понимаю? Прекрасно понимаю. Мне много жаловалось женщин, которых бьют мужья, и да, я тоже говорил им, что это всё неправильно, но они ничего не меняли. Но и вы меня поймите, искоренять брак полностью нельзя, общество к этому не готово, тем более, сейчас. Вы ведь говорили про моральные ценности? Так вот вы и сами, наверное, знаете, что сейчас они имеют некоторый спад, особенно среди молодёжи. Не так ли?

— Возможно, — произнёс Николай. Он думал, чем бы ответить Ивану Ивановичу. — Вы говорите… нет насилия, — начал он потихоньку. Но чем дальше, тем больше разгонялся в своих мыслях. — Но проблема не в законах, а в умах людей. Конечно, никто открыто не принуждает жениться, но это делается тайно. Вот, к примеру, если рождается ребёнок, то отцу придётся собирать много бумаг и прочего, чтобы иметь права на собственного ребёнка. Разве это не принуждение? Разве это правильно? Отсюда выходят и некоторые стереотипы в головах людей. Даже если потом люди разводятся, матери часто негативно относятся к тому, чтобы отец часто встречался с ребёнком. И я уверен, что всё это из-за брака. Потому что брак кажется людям слишком серьёзным, а его крушение — слишком тягостным, он меняет жизнь в корне, хотя на самом деле так не должно быть.

— Я с вами опять-таки согласен. Но бумаги, о которых вы говорите, на самом деле не так уж и страшны. Всё это упрощенно, хотя и не в совершенстве. Право, вы преувеличиваете трудности и нагнетаете обстановку. Я вам даже больше скажу, ведь это необходимо. Нельзя же на словах поверить человеку, что он отец такого-то ребёнка, и отдать ему его, допустим, из детского сада? Дети могут ничего и не сказать, они же дети. Но это как маленький пример. Что касается того, что матери, мол, не дают видеться отцам с детьми, так это вполне естественно с точки зрения психологии. Это материнская обида. Нет! Я бы даже сказал женская обида! А с женщиной спорить сложно. Но я уже говорил вам, что общество ещё надо воспитывать. Это и есть яркий пример того, что оно ещё не готово к тому, чтобы взять на себя воспитательную роль. У единичной матери есть материнское чувство, у общества его нет.

— Это всё оттого, что люди слишком заняты и не имеют времени, — заметил Николай.

— Возможно и так. А возможно, что от нежелания, а ещё хуже, от непонимания того, что это необходимо.

— Однако не совсем же в обычных людях дело. Есть люди добросовестные, которые выполняют важную работу. Ну… к примеру, пекари. Но они получают за это гроши. Дело не только в них. Дело во власти, дело в богачах, которые воруют у нищих.

— Вы затрагиваете слишком серьёзную и вечную проблему. Боюсь, что это ещё не скоро изменится, если вообще когда-нибудь изменится. Нужно много времени, чтобы человек изменил свою природу и отказался от плохих, скажем так, привычек.

— А, к чёрту! — воскликнул Николай в негодовании и ударил кулаком по столу. — Какое это всё имеет значение, если мы с вами давно мертвы. Почему мы вообще обсуждаем эту тему? Я сам упрекнул вас в том, что вы работаете, находясь в таком месте, но сам же затянул вас в этот бессмысленный и ненужный разговор. Мы находимся непонятно где и продолжаем обсуждать какие-то мирские вопросы, не имеющие никакого отношения к ситуации. Ей-богу, это абсурд какой-то.

— Так и есть, — потупив взгляд, произнёс Иван Иванович. — Это место… оно как будто отупляет чувства. Мы все должны быть здесь в каком-то взволнованном состоянии, исследовать обстановку, искать какие-то ответы. Но вместо этого мы продолжаем жить, как будто не умирали, как будто всё ещё продолжаем жить.

— Да-а… — протянул Николай. — Как будто продолжаем жить… Вы знаете, а я ведь не умер. Я в коме.

— У вас есть шанс, в отличие от меня. Я здесь, если так поразмыслить, наверное, около полугода, хотя это сложно сказать наверняка.

— Вот кстати, хороший пример насилия, — снова задумался Николай. — Насколько я знаю, Смерть здесь никого насильно не держит, однако, вы всё равно не уходите. Вот и в браке так же, никто никого насильно не женит, однако, все считают это необходимым. Понимаете? А?

Николай, широко раскрыв глаза, установился на Ивана Ивановича, чувствуя, что неожиданно докопался до самой сути вопроса. Но пока Иван Иванович размышлял над своим ответом, Николай опять сник.

— А, впрочем, не отвечайте. Опять всё по кругу. Что за околесица, — произнёс он в расстроенных чувствах и попытался переключиться на другие темы. — Вы сами-то женаты?

— Вдовец, — ответил Иван Иванович.

— Любили?

— До сих пор люблю. У меня там и дочка осталась.

— Так вы, наверное, поэтому и не уходите. Виноватым себя чувствуете?

— Не знаю, — вздохнул Иван Иванович. — Волнуюсь за неё, это точно. Она совсем одна осталась. Дальние родственники, конечно, есть какие-то, но…

— Я, мог бы навестить вашу дочь… если удастся — улыбнулся Николай. — Хотя сомневаюсь, что вспомню хоть что-то из того, что тут было. А если и вспомню… ведь в жизни никто об этом не рассказывает, потому что никто и не поверит.

— Вероятно, Вы правы, Николай, но всё равно спасибо, — улыбнулся в ответ Иван Иванович какой-то искренней, но грустной улыбкой.

Николай ещё раз посмотрел на Ивана Ивановича. Именно в такой момент, когда человек отбрасывает все ненужные вопросы и вдруг начинает думать о чём-то личном, о чём-то важном для себя, именно тогда и видно его настоящую сущность. И Иван Иванович в данное мгновение выглядел не как чиновник, не как собеседник, а как человек, который переживает из-за своих внутренних проблем. Николай заметил это и увидел перед собой совсем другого человека. И всё, о чём они говорили, по сравнению с этим было таким бессмысленным бредом, что Николаю стыло стыдно за этот разговор.

— Вы интересный молодой человек, — прервал молчание Иван Иванович. — Надеюсь, вы сможете разобраться в себе. А я… а мне надо остаться одному, поразмышлять. Спасибо и удачи вам, Николай Андреевич.

Николай вышел из комнаты Ивана Ивановича и направился к себе, снова чувствуя необходимость побыть одному. Он то искал общения, то одиночества, и понимал, что эти перепады настроения — ненормальны. Но вдруг какое-то ностальгическое чувство нахлынуло на него. Он вспомнил свой двор, в котором провёл детство, своих родителей, и даже отца впервые за долгое время он вспоминал без злобы и обиды. Вспомнились ему и студенческие годы: друзья, подруги и весёлая жизнь в общежитии. Вспомнились ему и все те девушки, с которыми он встречался. Подумав об этом, он усмехнулся и вспомнил про моральные ценности, о которых говорил Ивану Ивановичу. «Да я сам гуляка тот ещё», — подвёл он итог всем этим мыслям. С особой теплотой вспомнилась Николаю мама, которая так рано ушла от него. Вспоминалось всё: и весёлые моменты и грустные, и радости и ссоры. Вся жизнь как будто прошла заново, все воспоминания озарились какими-то новыми яркими красками.