Президент в космосе
Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.
— Мы работаем в режиме пиковой нагрузки. У нас для Президента собрано уже девятьсот тысяч вопросов. Один из них мы выведем в эфир прямо с линии.
Секундная заминка.
— Здравствуйте! Как вас зовут?
Дозвонившийся представился и обратился к президенту по имени отчеству.
— Хочу спросить о третьем президентском сроке. Народу хотелось бы быть уверенным в завтрашнем дне. Может, стоит провести всенародный референдум? Внести правки в Конституцию?
На телекамере напротив президента загорелась красная лампочка.
«Опять то же самое, — подумал Владимир, — Пятнадцать лет прошло, а людям подавай пожизненных госсекретарей, как в Советском союзе. Как будто в то время жил я один».
Президент вздохнул и обезоруживающе улыбнулся.
— Знаете, — начал он, — я вижу свою задачу не в том, чтобы вечно сидеть в Кремле…
Свет в студии погас.
И включился снова.
Мигнул красный светодиод на камере. Только теперь свет полился дальше.
Застывшие лица ведущих окрасились в багрянец.
— Что за?
Красный свет заполнил все помещение.
***
Перед глазами плыло. Владимир помотал головой и огляделся.
Он стоял посреди пустой комнаты размером с волейбольную площадку. Стены, пол и потолок белоснежно белые. Ни дверей, ни окон. Похоже на операционную с вынесенной мебелью. Даже чувствуется слабый запах дезинфекции.
Мужчина невольно сделал шаг назад.
В двух шагах перед ним — там, где только что никого не было — стояло чудовище.
«Галюцианции, — решил Владимир, — какой-то газ, вроде американского «Би-Зет». Для обычного кошмара всё слишком натурально».
Впрочем, чудовище стояло смирно и при ближайшем рассмотрении не выглядело столь уж пугающим. Скорее неприятным, как карлики и уродцы. Несмотря на серый цвет кожи, несмотря на непропорционально большую голову, вросшую в тело, и огромный горб. Или не горб — возможно, это часть головы.
Чудовище даже не стояло — в привычном смысле. Оно парило в полуметре над полом. Ног нет, туловище укорочено и снизу заканчивается округлым металлическим набалдашником. Длинные тонкие руки висели вдоль туловища. Чуть наклонись вперед и монстр мог бы коснуться пола. Пальцы нервно подергивались.
Лицо — если можно это так назвать — хотя, наверное, можно — ведь есть глаза и рот. Так вот лицо напоминало глубоководную рыбу. Круглые белесые глаза без зрачков, ноздрей нет или не видно.
— Вы кто? — спросил Владимир.
Тонкий лишенный губ рот раскрылся. Наружу вырвались нелепые булькающие звуки.
Вперед вытянулась худая длинная рука. Владимир рефлекторно отпрянул. На морщинистой серой ладони лежала черная точка — то ли таблетка, то ли капсула.
«Или патрон, — подумал Владимир, — предлагают застрелиться».
— Где мы находимся? В Москве? — спросил он.
В ответ опять бульк-бульк. Кажется, горбатое чудовище поморщилось. Владимир различил слабый шум.
Стены, потолок и пол исчезли. Испарились, словно их никогда и не было. Со всех сторон простиралось кошмарное черное ничто, расчерченное белыми вспышками. Пустота притягивала взгляд. Кажется, еще секунда и упадешь в пропасть.
Владимир моргнул и все вернулось на места. Белые стены стояли так же неколебимо как раньше. Определенно похоже на отравление галлюциногенами. Или случилось покушение и сейчас за жизнь президента борются врачи, а ему пока мерещится всякая чертовщина.
Горбатое чудовище все еще стояло с протянутой рукой.
Окончательно решив, что перед ним галлюцинация, Владимир сказал:
— Я хочу вернуться, — и повторил, — Хочу вернуться домой.
Горбун булькнул.
— Домой! — снова сказал человек. — Слышите? Мне нужно домой!
Чудовище пару секунд помолчало, а затем пробулькало нечто смутно знакомое.
Владимир уставился на горбуна.
— Доомоой! Доомоой! — повторил инопланетянин и ритмично забулькал, — Гу, гу, гу!
Человек справедливо заподозрил, что над ним смеются.
Горбун закончил булькать и поднял вторую руку. Неестественно-длинный палец указал на черную таблетку на раскрытой ладони.
Владимир решил, что если это галлюцинация, то терять нечего. А если вокруг реальность — то убить его могли гораздо проще.
Таблетка оказалась гладкой на ощупь и холодной как лед. Но на ладони не таяла, на вкус похожа на жженый сахар.
Человек нахмурился. Возникло чувство, что в помещении объявился кто-то третий. И этот кто-то заглядывает через плечо. Владимир подавил желание оглянуться.
«Не волнуйтесь, это всего лишь я», — произнес чей-то голос.
Не разобрать даже мужской или женский.
«Если вам удобнее, пусть будет так, — произнес голос молодой девушки, — Как вы себя чувствуете? Я вас не сильно смущаю?»
— А должны? — спросил мужчина, невольно заозиравшись, но никого кроме горбуна не увидел.
«Не обязательно говорить вслух, — сказала невидимая девушка, — В некотором роде я нахожусь у вас в голове».
Владимир спросил:
«Вы как этот… как этот горбун?»
«Нет, — отвечала девушка, — Тот, кого вы называете горбуном, как и вы сами принадлежит к белковой форме жизни. И если сравнивать меня с вами, то, строго говоря, — меня не существует».
Человек ждал объяснения.
«В вашем языке нет для меня названия, — принялась объяснять собеседница, — Я информационная форма жизни, существую лишь в виде информации: информация накапливается, обрабатывается, передается от индивида к индивиду — и всё это я».
«Как Интернет?»
Девушка изобразила смешок.
«Если бы Интернет мог думать и говорить».
«Наверное, он рассказал бы много интересного», — невольно подумал Владимир.
Собеседница услышала мысль.
«Вы правы, — сказала она, — Иногда мне приходится быть третейским судьей, а иногда притворяться невидимкой».
— Может, представишь меня нашему гостю!
Говорил горбун.
— Можете звать меня Демосфен, — сказал он.
«У него странно шевелятся губы, как у куклы, — подумал человек, — Будто за него кто-то говорит».
«Владимир, я перевожу вам его слова, — сказала девушка, — Он говорит все тем же непонятным вам «бульканьем», но я его прекрасно понимаю и перевожу. Перевожу специально для вас, меня слышите только вы».
«А меня так же переведете для него?»
«Конечно. Хотя вы пока не сказали ни слова».
— Время уходит, — подал голос горбун.
— Что вы от меня хотите? — спросил Владимир.
— Ну наконец-то! — губы чудища шевелились несинхронно со словами и это несказанно раздражало. — Я боялся, что понадобится, как вашего предшественника убеждать, что все это настоящее. Что это не козни «дьявола» и не «рай» — кстати, концепцию «рая» я более менее понял, а вот сущность этого вашего «дьявола» от меня ускользает…
— Значит, вы реальны, — перебил Владимир излияния горбуна, — Но тогда что вы такое?
Чудище помолчало и махнуло рукой на стены вокруг.
— Неужели вид открытого космоса не натолкнул вас на мысль?
— Хотите сказать, вы инопланетяне?
— Строго говоря, для меня инопланетянин — вы. Но да, вы правы. Мы жители разных планет.
— Звучит, как абсурд, — хмыкнул Владимир.
— Наверное, — согласился инопланетянин Демосфен, — Не имею представления. Моя раса одна из первых вышла в космос. И мы стояли у истоков мирового сообщества. Поэтому на нас не выходили представители более развитой цивилизации и мне незнакома глубина культурного шока от такой встречи.
«Перевожу на понятный вам язык, — прокомментировал женский голос, — Он говорит про Галактическое сообщество. Хотя процессы на вашей планете несколько схожи. Только отстают».
***
— Вы сказали что-то про тысячи лет. Столько лет вашей цивилизации? Или вам самому?
«Он улыбается», — прокомментировал женский голос гримасу инопланетянина.
— Значит, вы бессмертны? — спросил Владимир.
— Не вполне, — ответил Демосфен, — Я не могу умереть от старости или болезни. Но меня по-прежнему можно убить. Хотя мало что во Вселенной меня убить может.
— А я?
«Я такое не переведу».
Владимир перефразировал:
— Бессмертна вся ваша раса? Или это медицинское достижение?
— Медицинское, — ответил инопланетянин, — Старение — это эволюционный механизм для отбора более выигрышных генетических линий. Когда вид достигает в каком-то смысле совершенства — то этот механизм становится не нужен. Все разумные виды побеждают старость — кто-то технически, кто-то физически. И так же по-разному они пользуются бессмертием — одни бросают все силы на экспансию, другие сводят рождаемость к нулю и самосовершенствуются. Хотя каждая раса выбирает путь немножко отличный от других.
Демосфен на секунду умолк.
— Ваша подруга-переводчик торопит меня, — сказал инопланетянин, — Говорит, что вы вот-вот лопните от любопытства.
— Так точно.
— Ну и напрасно. Я же уже ответил. Вы тоже теперь в некотором роде бессмертны. Вам отменили программу старения, едва вы оказались на моем корабле.
— Спасибо, — сказал человек.
Инопланетянин махнул рукой.
— Не за что, — сказал он, — Мало того, что это делается автоматически, так еще и сугубо для моего удобства. Мне бы не хотелось каждые пятьдесят лет летать на вашу планету и выбирать там нового представителя. Путешествие занимает считанные минуты, но порядочно выматывает.
— Кого вы выбрали на Земле? — не понял Владимир.
— Конечно же! Прошу прощения! Я же до сих пор не сказал! Я был бы весьма благодарен, если бы вы приняли предложение стать представителем своей планеты в Галактическом совете.
Землянин сглотнул.
— А бессмертие — это аванс?
Инопланетянин помолчал.
— Никогда не рассматривал это с такой точки зрения, но если хотите — пусть так. Так вы согласны?
Землянин хмыкнул. Как будто может быть иной ответ, кроме «Конечно, да! Где расписаться?»
***
Дальняя стена гигантского помещения, похожего на стадион, поблекла, стала почти прозрачной. И через такую не до конца исчезнувшую стену начали входить люди.
Не люди, конечно — а инопланетяне.
Кого тут только нет!
Гигантские змеи с четырьмя парами коротких ручонок. Тонконогие, похожие на богомолов, создания. Массивные кентавры с телом бегемота, хотя туловище не вполне человеческое — только его напоминает, да и торчит гуманоидное туловище не там, где у бегемота была бы голова — а в районе задницы.
«Чего только не бывает!»
В метре над полом парили прозрачные стеклянные и непроницаемые металлические цилиндры — самых разных размеров: совсем крохотные и в два человеческих роста.
«Кто без скафандра, тот может дышать кислородом?» — мысленно спросил Владимир у переводчицы.
«Почему вы так решили? В цилиндрах те, кому требуется жидкая среда и определенное освещение, — сказала девушка и тут уже продолжила, — А! Вы думаете, что тоже дышите кислородом?»
«А разве нет?»
«Конечно, нет. То есть — да. Но не сейчас. Кислородная среда была только в стерильной комнате, где вы очнулись».
«Чем же я дышу?»
«Владимир, мы можем обсудить это позже, — сказала девушка, — сейчас начнется заседание. Его принято слушать».
***
— Слово предоставляется Председателю Совета!
Владимир краем глаза заметил, как подобрался Демосфен. Тонкие ручонки замерли на уровне отсутствующего пупка, плечи горбуна как могли встали прямо.
— Вы Председатель? — спросил человек.
— Это почетное звание, — отозвался инопланетянин, — Функции, как у ваших телеведущих. А власти нет никакой.
«Ну-ну», — подумал Владимир.
«Что это за эмоция? Что вы сейчас почувствовали?» — спросил женский голос.
Человек нахмурился.
В огромный зал, размером больше стадиона «Олимпийский», по узкому проходу спускался серый горбатый и безногий человечек. Трибуны, забитые самыми разными существами, по мере приближения Демосфена умолкали и успокаивались.
Никакой власти. Ну да.
«Что такое «недоверие»? — спросила невидимая переводчица.
Владимир следил за удаляющейся серой фигуркой.
«Я серьезно, — повторила девушка. — Я не могу понять. Я копаюсь в ваших воспоминаниях, но не могу понять».
Человек вспомнил Дрезден.
На улице разъяренная толпа. В руках железные прутья и камни.
Телефон с дисковым набором.
Владимир говорил официально, но сводилось все к одному:
— Нам нужна помощь!
Но в ответ тягостная тишина и вздох.
— Москва молчит!
«Не верить», — прозвучал в голове женский голос, — Что такое «не верить»? Я не понимаю. Хотите, спрошу наоборот — Что такое «верить»? Подумайте об этом, пожалуйста».
И снова в памяти звучит голос, измененный динамиком телефона:
— Москва молчит!
«Верить — это доверять кому-то. Доверять тому, что тебе говорят. Верить, что мысли человека не расходятся с его делами. Что ты можешь доверять его суждениям. Пока ты молод, верить очень просто. Но время идет и ты остаешься один. Находятся те, кто говорит: Верь мне! Но обычно это прелюдия ко лжи».
Серокожий горбун спустился к трибуне докладчика. Шум утих.
«Я никому не верю, — подумал Владимир, — Разве что моей собаке».
Демосфен начал махать руками.
«Он начал выступление?»
«Конечно».
«А почему без микрофона?»
«Потому что я перевожу его речь каждому слушателю. А трансляция его, как вы выражаетесь, «бульканья» только бы отвлекала».
«А почему мне не переводите?»
«Это пока приветствие, — ответила девушка, — Оно довольно долгое. Я успею вам кое-кто объяснить».
Человек напрягся.
«Нет, ничего страшного, — заверила переводчица, — Но это ключевая особенность Галактики. Вы рискуете попасть впросак».
Владимир следил за происходящим в огромном зале, но приготовился внимательно слушать собеседницу. Она пока единственный источник информации.
«Как думаете, если Демосфен спросит вас о чем-то, и вы ему соврете — что сделаю я?» — спросила девушка.
«Хотите сказать, что вы увидите, что я вру?»
«Так точно, — по-военному отозвалась переводчица, — Меня создали с определенными алгоритмами, если хотите, с законами — наподобие физических законов. Основное условие моего существования — мне запрещено вмешиваться в жизнь разумных существ, помогать, мешать, вставать на чью-либо сторону».
Очень интересно.
«Второй закон моего существования, — продолжала девушка, — Я должна помогать всем цивилизациям понять друг друга. Напрямую Создатель не велел мне переводить чью бы то ни было речь. Он велел помогать понять друг друга. Поэтому если вдруг вы кому-то соврете, то я посчитаю, что вы ошиблись и так как я у вас в голове и знаю истинную информацию, то я вашими устами скажу правду».
Человек сглотнул.
«Вас это шокирует».
Владимир невольно кивнул.
Пятнадцать лет назад его оставили в Дрездене один на один с разгневанной толпой, и он позвонил в воинскую часть.
— Нам нужна помощь!
Но вместо «Москва молчит», он бы услышал другое:
— Я боюсь рисковать своей жопой. Мало ли как повернется. Пусть кто-то другой решает. Какого хрена вообще! У меня сегодня должен был быть выходной! Меня сорвали с дачи!
Вот так вот.
На что была бы похожа политика?
И кому вообще нужна политика, если нельзя врать?
Тогда же в Дрездене.
Страна его бросила.
Начальник — полковник КГБ, хватаясь за сердце, сбежал домой.
Так же поступили все сотрудники «штази», немецкой разведки. Когда туда явилась толпа, сотрудники распахнули двери и убрались с дороги.
В раскрытые окна летели бумаги с грифом «совершенно секретно». Пароли и явки. Работа нескольких десятилетий вылетала в трубу.
Опьяненная легкой победой, толпа двинулась к отделению КГБ.
Владимир смотрел в окно.
Он остался старшим в этом дурдоме.
— Ты идешь со мной, — сказал он лейтенанту, — Надень солдатскую шинель, возьми автомат.
Короткая лесенка, узкий двор.
У ворот на территорию сгрудилось человек сто. Или больше. Или меньше.
Ночь. Видно только тех, что стоят в свете фонаря.
Владимир стоял и молчал. Минуту или две.
За спиной маячил автоматчик.
Рука лежала на кобуре. В пистолете Макарова полная обойма.
Если придется, он будет стрелять.
И это он сказал пришедшим людям.
Он просто сказал правду.
Инопланетный переводчик ничего не изменил бы.
Он сам был достаточно убедителен.
Люди ему поверили. И ушли.
«Ты действительно бы стрелял?» — спросил женский голос.
«Да, — вздохнул Владимир, — стал бы».
«Но ведь это чудовищно».
«Нет. Это такая работа. Это моя обязанность. Как у тебя — переводить, не вмешиваться. Моя зона ответственности — безопасность. А безопасность может обеспечить только сила. И если не само насилие, то готовность на него пойти».
«Я нашла в твоей голове подходящую поговорку…»
«Про то, что если хочешь мира…»
«…Надо готовиться к войне. Теперь я поняла».
«Поняла, что такое «верить» и «не верить»?
«Это тоже, — согласилась переводчица, — Но еще я поняла, почему Демосфен выбрал именно тебя».
Владимир отвел взгляд от оратора в центре «стадиона».
Поозирался.
«Я бы хотел тебя увидеть».
Девушка усмехнулась.
«А я смотрю на тебя».
«Откуда?»
«Здесь сотни видеофиксаторов. Я смотрю через них на тебя».
Человек поднял лицо и прикрыл глаза.
«Как тебя зовут?»
Переводчица впервые не отреагировала на вопрос.
«Ты здесь?»
«Никто никогда меня не спрашивал о таком», — тихо сказала девушка.
«Как же к тебе обращаются? — удивился Владимир и кивнул на полные трибуны. — Ты же общаешься со всеми этими уродцами».
«Каждая раса называет меня по-своему. Переводчик, глашатай, транслятор, репродуктор, архивариус, секретарь и так далее. И никогда с большой буквы».
«Звучит неубедительно, — подумал человек, — Даже в армии обращаться по званию считается фамильярностью. И прибегают к этому во время конфликтов или какого-то обострения».
Девушка опять промолчала.
«Конечно, если ты хочешь, чтобы тебя называли по должности».
«Нет! — громко возразила собеседница. — Нет! Я хочу имя! Я даже знаю, какое! Я об этом думала! Я бы хотела, чтобы меня звали… Но никто меня раньше не…»
«Какое имя?» — перебил Владимир.
Невидимая девушка выдохнула:
«Юмэ. Хочу, чтобы меня звали Юмэ».
«Хорошо, — подумал человек. — Значит Юмэ. Очень приятно познакомиться».
«Взаимно», — негромко ответила девушка.
***
Обретший имя искусственный интеллект исправно переводил.
Демосфен с высокой кафедры вещал о знакомых вещах.
Международное право, суверенитет отдельных участников и консолидация усилий во времена кризиса.
Юмэ за несколько минут накачала мозг землянина информацией по Галактическому праву. Общие принципы те же, что на Земле. Больше внимания Прецедентам, примерно как в римском праве.
Конечно, невозможность лгать — наложило отпечаток на всю политику.
Начиная с того, что все договоры заключались устно — а Юмэ в ту же секунду вносила их в общую базу данных, и, заканчивая тем, что войн и конфликтов в привычном смысле в Галактике не было уже более полумиллиона лет.
Собственно, заседания Совета проводились со строгой периодичностью, но серьезных кризисов не случалось давным-давно. Последний кризис закончился чуть менее ста лет назад.
Об этом и говорил Демосфен.
— Все мы помним тревожный период новейшей истории, — вещал серокожий горбун с трибуны, — Когда нам потребовалось пересмотреть Декларацию об определении агрессии.
Владимир напрягся.
— Прежде агрессором признавался любой, кто применял силу к соседу, — продолжал Демосфен, — Но в силу экспансивной политики некоторых наших участников, нам пришлось расширить понятие агрессии. Вам сейчас перешлют соответствующие документы.
Конец ознакомительного фрагмента.
