Глава X. Некоторые мои герои в 1921–1922 гг
С некоторых пор, с опозданием на два года, в городе — я говорю о Петербурге, а не о Ленинграде — все заражены были шпенглерианством.
Тонконогие юноши, птицеголовые барышни, только что расставшиеся с водянкой отцы семейств ходили по улицам и переулкам и говорили о гибели Запада.
Встречался какой-нибудь Иван Иванович с каким-нибудь Анатолием Леонидовичем, руки друг другу жали:
— А знаете, Запад-то гибнет, разложение-с. Фьютс культура — цивилизация наступает…
Вздыхали.
Устраивались собрания. Страдали.
Поверил в гибель Запада и поэт Троицын. Возвращаясь с неизвестным поэтом из гостей, икая от недавно появившейся сытной еды, жалостно шептал:
— Мы, западные люди, погибнем, погибнем. Неизвестный поэт напевал:
О, грустно, грустно мне, ложится тьма густая
На дальнем Западе, стране святых чудес…
Говорил о К. Леонтьеве и хихикал над своим собратом. Ведь для неизвестного поэта что гибель? — ровным счетом плюнуть, все снова повторится, круговорот-с.
«Подыми ножку и скачи», — хотелось ему посоветовать Троицыну. Он хлопнул его по плечу: — Любуйся зрелищем мира, — и показал на собачку, гадящую у ворот.
Троицын остановился — собак тогда еще мало было в городе.
— А все же грустно…чка, — он назвал неизвестного поэта уменьшительным именем. — Вот пишешь стихи, а кому они нужны. — Читателей нет, слушателей нет — грустно.
Конец ознакомительного фрагмента.
