Хозяйка книг

Кирилл Пустой

Париж 1857 года. Эпоха революций не была забыта, но оставлена далеко позади ради роскоши и развлечений. Катрина Лефевр — двадцатиоднолетняя продавщица книжного магазина и свояченица доброго, но слабовольного хозяина. Она была счастлива, упиваясь любовью к прекрасному Раймону Ришару. Однако Катрина мечтала о большем, не замечая, как теряет его. Юной хозяйке необходимо разобраться в собственных чувствах и рискнуть всем ради любимого человека. Но что сильнее: жестокий мир или женское сердце?

VII

Как бы я ни боялась дня этой поездки, он всё же наступил. Первым делом Анри позволил мне не выходить на работу, сказав, что он всё устроил. Вместе со мной осталась моя сестра, которая с раннего утра руководила всем хороводом служанок, что состоял из Розы и более молодой Эвы. Эва — двадцати пяти летняя светловолосая немного худощавая и молчаливая личная служанка Жозефины. Подобранная с улицы сирота Февральской революции.

Всё моё утро прошло в круговороте разных юбок, корсетов, платьев, туфель и прочего, прочего, прочего. К моде я была довольно равнодушна и считала, что она не требует таких жертв, а тем более нынешняя. Я никогда не понимала, зачем нужны эти глупые попытки превратить себя в императрицу Евгению, если я и рядом с ней не стою. Но Жозе хотела из меня сделать её. Мне было очень неловко, а всё это вращение вокруг меня казалось мне ужасно неестественным.

Когда с основной частью образа было закончено, мне было сложно пошевелиться и даже дышать, корсет, который я носила, был зашнурован необычайно туго, он сжимал мне все внутренности. А также все эти нижние юбки, туфли на каблуках и огромное платье были мне в тягость, очень неудобные и непривычные. Куда лучше было моё обычное скромное платье и легкие туфли без каблуков. Я даже несколько завидовала в этом плане мужчинам, их костюм с каждой новой модой был всё удобнее и практичнее. Накинул на себя, привёл по-быстрому в порядок и пошёл хоть во дворец Тюильри.

Последней частью были волосы, Эва сама собирала их в некие валики, которые затем опускались длинными слегка закрученными локонами на мою голую шею. Задумка была, конечно, замечательна, но мне казалось, что мне это не подходило.

— Ты даже не представляешь, как ты всё-таки прекрасна. — Сказала наконец сестра, вставляя в мои волосы голубые цветы.

— Вот только я не понимаю, как в этом можно ходить. — Задумчиво и немного тоскливо говорила я. — Это насилие над собой.

— Ты привыкнешь, дорогая. Поначалу всегда тяжело, так в любом деле, но со временем ты начинаешь осваиваться и получать от этого наслаждение.

— Надеюсь, что ты права, иначе я не выдержу этот день. Во всём этом я чувствую себя очень некомфортно. Мне и так мои обычные юбки не доставляют удовольствия, а теперь всё ещё хуже. Теперь чуть ли не каждый элемент моего туалета доставляет кучу неудобств.

— Я знаю, Катрина. Но ищи в этом что-то хорошее, всё-таки теперь тебя увидят немного в ином свете. Ты предстаешь перед любимым в качестве необычайной красавицы.

— Ты так считаешь?

— Конечно. Можешь сама на себя взглянуть.

Я должна была видеть перед собой в зеркале милую девушку, но, к сожалению, я видела в ней себя, не хватало только красных от слёз глаз, чтобы завершить сходство с какой-нибудь крысой, с которой я всегда себя сравнивала. Только в пышном туалете мои недостатки были ещё больше очевидны, нужно было лишь взглянуть на моё лицо. Я ничем не отличалась, такая же невзрачная продавщица, только в пышном платье, которое, как мне казалось, придаёт только комичность моей неприглядной внешности.

— Не знаю.

— Тебе не нравится, дорогая?

— Всё замечательно, благодарю тебя, я просто боюсь всего этого.

— Ты слишком много переживаешь. Как я ранее сказала, ты просто побудешь пару часов рядом с достойными людьми и уйдёшь. Ты можешь даже всё это время посидеть молча, тебе ничего за это не скажут, это не бал всё-таки.

— Хорошо, сестрёнка. Может быть, я именно так и поступлю.

— Тебе бы на шею что-нибудь, но найти бы что-нибудь в цвет. Хотя, я думаю, обнажённая шея будет даже краше. Только перчатки обязательно возьмите.

Я надела эти длинные белые перчатки, которые вручила мне Жозе, и на этом моё перевоплощение в светскую даму было завершено. К сожалению, на всё это ушёл не один час, после чего Жозе, пожелав приятно провести время, покинула меня, и я осталась ждать, когда настанет нужный срок.

Время шло ужасно медленно, я ужасно жалела о том, что отказалась от более раннего времени, почему-то побоявшись долго находиться там. Я бы успела и к одиннадцати, но, увы, нужно было ждать ещё полтора часа. К счастью, я могла занять это время чтением своей настольной книги, которая для меня была отражением этого мира. Эта книга носила название «Леоне Леони». В ней так много любви, так много страданий. Это произведение я перечитывала не один раз, и каждый раз я будто всё заново переживала. И его я перечитывала снова, погружаясь то в сладкие грёзы любви, то в жестокую реальность.

Когда я погрузилась в мир доброй и любящей Жюльетты, время ускорило свой шаг настолько, что будто прошёл лишь только миг, а уже как начался первый час, и ко мне в комнату вошла Роза.

— Уже минут десять, вам стоило бы выйти. — Сказала неторопливо она.

— Спасибо вам. — Ответила ей, случайно прихватив с собой книгу.

Я медленно пошла, придерживая юбку платья. Погода была ясной, безветренной. Я невольно улыбнулась яркому солнцу, который освещал мне путь. Я даже радовалась своему платью, в котором я боялась сделать лишний шаг в сторону, думая о том, как бы не упасть и не испортить его. Возможно, через моё нелогичное веселье проявлялась тревога, а, возможно, это имело другую причину.

Вскоре, выйдя на улицу магазина, я заметила проносящихся мимо пару закрытых чёрных экипажей без каких-либо символик, окна которых украшали золотые рамы. Они остановились у нашего магазина. Я побежала к ним, а когда всё-таки достигла цели, я увидела ожидающего Камилло возле одной из карет.

— Мадемуазель Лефевр. — Сказал он, поклонившись. — Вы рано.

— Как и вы, господин Аччайоли.

Он слегка усмехнулся и подошёл ко мне, устремив свой взор на мою книгу, а затем снова поднял на меня глаза.

— Эти мероприятия невероятно скучны, я согласен с вами, но у вас будет не так много времени побыть наедине, к вашему несчастью.

— Почему?

— Вам придётся как-то отвечать на восхищения вашей красотой, которыми вас будут осыпать.

— Вы слишком преувеличиваете, а насчёт книги. — Немного покраснев, говорила я. — Я не хотела её брать, так получилось.

— Можете её взять с собой, мне кажется, вам не понравится это общество, как и любое другое даже больше, чем мне. Но, может быть, своим примером привьёте им любовь к книгам.

— Вы так считаете? Мне будет всё это неприятно?

— Я уверен, к сожалению. Я знаю, что вы сами уже не в восторге от происходящего. Быть гостьей у чужих людей — не самое приятное ощущение.

— А зачем вам два экипажа? — Спросила я, оглянувшись и желая сменить тему. — Мы втроём могли бы поместиться и в одном.

— Один для вас и вашего спутника, другой — для меня. Я подумал и решил, что вам будет неловко рядом со мной, не хотел портить поездку влюблённым своим присутствием. Да и мне самому будет очень неудобно находиться между вами.

— Я не знаю, что и сказать.

— Лучше скажите где ваш кавалер. — Сказал он, посмотрев в свои карманные часы. — Он уже давно должен был быть здесь, а его всё нет.

— Вы извините его, он слишком занятой человек.

— Хорошо, я подожду, мне некуда спешить. Но тем не менее этот жест плохо о нём говорит. Человек дела, видимо, из него не выйдет.

— Господин Аччайоли.

— Да, мадемуазель Лефевр. Вы что-то хотите сказать?

— Скажите честно, вам же не по нраву вся эта затея. Даже я понимаю всю глупость идеи Жозефины, но зачем вы согласились? Я могу понять её, но не могу понять вас. Если вы хотите оказаться в дурном свете, это можно сделать куда проще. Тем более, вы согласились привести не только меня, а ещё и Раймона.

— Мадемуазель Лефевр, я согласился на это по тем же причинам что и вы.

Через несколько минут вышел Раймон, он был в слегка поношенном костюме, который немного не подходил по размеру, но на нём он смотрелся всё равно замечательно. На его широких плечах что угодно выглядит хорошо. Он вышел из магазина и протянул руку Камилло, а он, хотя и неохотно, но всё-таки её пожал.

— Господин Аччайоли.

— Я так понимаю, Раймон Ришар. Что же мсье Ришар, садитесь. Я поеду следом позади. Всё уже решено. Мне нет смысла смущать вас своим присутствием.

— Как скажете, господин Аччайоли.

Я села в карету, изнутри она была такой же чёрной, как и снаружи. Внутри я только обнаружила алые занавески, которые были раздвинуты. Я прикоснулась к ним, они были из очень приятной плотной ткани, но я не могла понять какой. Вскоре в карету сел Раймон и закрыл дверь и окна.

Экипаж начал движение, в полумраке Раймон взял меня за талию, другой рукой он прикоснулся к моей щеке, слегка повернул мою голову к себе и поцеловал меня. Я положила в сторону свою книгу, уронила голову на его плечо и протянула ему руку. Он начал играть с моими пальчиками, а затем я почувствовала прикосновения его губ у запястья.

— Вы так прекрасны. А какие у вас волосы, эта Одели завидовала бы вам, если бы вас увидела. Как они украшают ваш лик, ваш чудный милый лик.

Его слова вгоняли в меня краску, заставляли меня краснеть, но его слава были так приятны и сладки, что я теряла возможность мыслить здраво, я упивалась его словами и ничего не могла сделать, а он — всё что угодно. Лишь наличие кучера где-то впереди сдерживало меня отдаться ему, а ему — взять меня. Но вскоре яркое жгучее пламя в груди стало утихать, не найдя для себя нового топлива. Я прижалась к его груди и иногда посматривала по сторонам, а затем снова на его него, наслаждаясь его близостью ко мне. А он тихо поглаживал то мою руку, то спину, то голову.

— Ты же рада, что мы туда едем? — сказал он, прервав наше молчание.

— Я рада, что я с тобой. Остальное не важно.

— Я постараюсь быть рядом, но кто знает, что от меня будут требовать. Может быть, мне придётся тебя покинуть. Мне будет тогда тебя сильно не хватать, но и тебе будет вряд ли легко.

— Если что, я найду себе занятие. Можешь за меня сильно не переживать. Всё будет хорошо. Не сомневайся в этом.

— Да, сейчас мы там по желанию твоей сестры, а потом мы сами будем приглашать кого захотим. Ты только представь, сама себе госпожа среди богатств и слуг, которые бояться не то слово тебе сказать. Прекрасная жизнь, но она не так далеко, как может это показаться.

— Ты, правда, в это веришь?

— Да, добиться пару влиятельных друзей, затем они пригласят тебя в свой круг. Всё сейчас делается просто. Если есть связи — не пропадёшь, вот только получить их — это самое трудное. Но у нас есть шанс, который мы не упустим.

— Я надеюсь.

Я несерьёзно воспринимала его идеи достичь этого богатства, по его рассуждению, оно чуть ли не с неба должно свалиться. Вряд ли это было так просто, но что можно с него взять? Если я была глупой наивной девочкой, то он тем более. Я соглашалась с ним, не желая его обижать, лишь бы он улыбался и был счастлив. А его радость была и моей.

— Вот увидишь, всё пройдёт лучше некуда.

— Ты только веди себя прилично, иначе тебя пригласят только шутом. — Усмехнувшись, произнесла я.

— Зато заметят, а именно это и нужно.

— Если ты уверен, любимый, я спокойна.

— Да, любовь моя.

Ехали мы не так уж долго. Хотя окна были закрыты занавесками, но через небольшие щелки я заметила Нотр-Дам-де-Пари, потом знакомые стены Луврского дворца и Пале-Руайаля, а затем мы всё-таки остановились. Остановились в месте, которое поразило меня огромными светлыми зданиями, стоявшими как братья близнецы, своим обликом вместе с дорогими кафе и роскошными ресторанами, которые будто заявляли всему городу о своём превосходстве над другими. Мимо проходили молодые люди, будто сошедшие из модных журналов, проще говоря, мы были на Итальянском бульваре.

Как только я вышла, взгляд мой метался из стороны в сторону, мне даже хотелось найти ресторан «Мезон Доре», о котором я была наслышана, но так и не смогла это сделать. А вскоре за нами остановился экипаж Камилло, и он вышел к нам.

— Нам на второй этаж.

Он зашёл в дом, а мы за ним. По широкой тёмной деревянной лестнице с вырезанными перилами мы поднялись к нужной квартире. Камилло зашёл, к нему подошёл лакей, а мы остались в дверях.

— Вот мы и пришли, не так всё и богато, как можно было себе это представить. — Сказал мне тихо Раймон.

— Да, но всё же это лучше, чем имеет каждый из нас вместе взятый.

— Теперь уже поздно сожалеть, так что посидим, пообщаемся, попьем чай. Ты же так это описывала, разве нет?

— Идёмте за мной. — Вернувшись, строгим тоном произнёс Камилло.

Мы зашли, пред нами появилась светлая белая огромная гостиная, которая была довольно пустой, в центре этой комнаты стоял большой белый стол, за которым сидели три дамы, одной было лет двадцать, второй — тридцать три, а третьей — тридцать девять, и господин лет тридцати четырёх. Они вели какой-то разговор, в основном — две первые дамы. В стороне возле небольшого темного шкафа стояло ещё два молодых господина, которые общались между собой.

— Прошу прощение за опоздание, госпожа Морно. — Сказал он, поклонившись второй женщине, а затем и остальным.

Конец ознакомительного фрагмента.