Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг.

Кирилл Назаренко, 2017

Красный флот значительно отличался от Красной армии тем, что до середины 1920-х годов почти все командные посты в нем занимали офицеры «старого флота», причем не офицеры военного времени, а кадровые, окончившие учебные заведения еще тогда, когда в них действовал жесткий сословный отбор. Морское офицерство было настоящей замкнутой корпорацией, кастой. Чем объяснялся политический выбор представителей этой касты? Каковы были взаимоотношения флота и власти? Насколько матросские лидеры и адмиралы могли повлиять на политические решения? Как изменялись материальное и служебное положение моряков во время революционных потрясений? Наконец, были ли матросы верной «гвардией Октября»? В этой книге на основе уникальных архивных источников подробно освещена политическая роль флота в переломных для российской истории событиях 1917–1918 годов.

Глава 1

Матросские кадры Первой мировой войны

§ 1. В иностранных флотах

Во время Первой мировой войны семь государств мира признавались ведущими морскими державами — Великобритания и Германия, занимавшие лидирующие позиции, и шедшие за ними США, Япония, Франция, Италия и Россия. Хотя традиционно Австро-Венгрия не относилась к ведущим морским державам, но накануне Первой мировой войны быстрое строительство ее флота вывело Дунайскую монархию на неплохие позиции, а ее флот приблизился по корабельному составу к итальянскому или русскому. Поэтому важно сравнить положение во флотах ведущих морских держав, прежде чем перейти к подробному анализу ситуации в России.

Комплектование флотов рядовым составом является важнейшим элементом поддержания боеспособности морских сил наряду с комплектованием офицерского корпуса и корабельного состава.

Для того чтобы облегчить ориентирование в довольно сложной системе воинских званий флотов эпохи Первой мировой войны (см. Приложение 1).

В Великобритании до Первой мировой войны не существовало всеобщей воинской обязанности, флот комплектовался исключительно по вольному найму. Большинство матросов вербовалось на 5 лет. Обычно это были люди, уже имевшие морскую специальность. Например, кочегаров и машинистов на военном флоте вообще не готовили, поскольку хватало получивших необходимые умения на торговых судах. Некоторых специалистов, как, например, машинистов и коков, вербовали на срок не менее 12 лет (это называлось «продолжительная служба»). Распространен был прием 12–14-летних подростков в юнги. Из числа юнг старались готовить в первую очередь комендоров — командиров расчетов и одновременно наводчиков морской артиллерии. Предполагалось, что это технически сложная специальность, от которой значительно зависела боеспособность корабля, а стать комендором на торговом флоте было невозможно. Численность юнг на кораблях британского флота была самой большой в мире, доходя до 10 % численности экипажа. Основой обучения всех специалистов была практика на кораблях, количество различных школ специалистов было очень невелико, а срок обучения в них весьма коротким. Великобритания, владевшая крупнейшим в мире торговым флотом, могла черпать кадры для военного флота с торговых судов. Нижним чинам, прослужившим 22–23 года, полагалась пенсия.

Запас флота был представлен Королевским морским резервом, членство в котором было добровольным. За пребывание в резерве выплачивалось небольшое жалованье, а по достижении 60-летнего возраста полагалась пенсия. Вступить в него могли профессиональные матросы и кочегары торгового флота, преимущество имели ранее служившие в военном флоте. Этот резерв был невелик и накануне Первой мировой войны насчитывал около 30 тыс. матросов и юнг, тогда как в регулярном флоте служило около 130 тыс. нижних чинов. В 1903 г. был создан Королевский морской добровольческий резерв, в который можно было вступить добровольно, даже не имея морской специальности, но членство в котором не оплачивалось. Постепенно эта организация значительно увеличилась и после Второй мировой войны поглотила Королевский морской резерв.

В США матросов вербовали всего на 3 года, преимущественно из моряков торгового флота. Значительной проблемой военно-морского флота США была большая текучка рядового состава, которую современники-специалисты считали главной ахиллесовой пятой североамериканского флота. Текучка порождалась большими возможностями трудоустройства на судах торгового флота и на берегу. Организованного запаса рядовых матросов в США фактически не имелось.

Во Франции продолжала существовать морская запись, введенная еще в XVII в. К началу XX в. все состоящие в ней были обязаны, по достижении 20-летнего возраста, отслужить 7 лет, а затем могли быть призваны в любое время до 55-летнего возраста. Фактически срочная служба продолжалась 3–3 1/2 года. В морскую запись включались добровольно лица, жившие на морском побережье или «кормившиеся морем», — т. е. рыбаки и матросы. Стремление попасть в морскую запись было сильным, поскольку записавшиеся освобождались от службы в сухопутной армии, они имели монополию на рыбную ловлю и службу на торговых судах, им полагалась пенсия за службу на военных или торговых судах, их сироты воспитывались за государственный счет. Кроме того, не все молодые люди, состоявшие в морской записи, действительно призывались на службу, тогда как в сухопутную армию призывались поголовно все достигшие призывного возраста — Франция славилась практически полным отсутствием льгот и отсрочек при отбывании воинской повинности. Общая численность морской записи достигала накануне Первой мировой войны 150 тыс. человек, что с избытком покрывало все возможные потребности французского флота^[4]. В случае недостатка призывников из морской записи, флот мог пополняться молодыми людьми, призванными на действительную службу в армию, но к этой мере в начале XX в. прибегать не приходилось.

В кочегары и механики брали по морской записи лиц, уже имевших соответствующую специальность, а артиллеристы, специалисты по торпедному вооружению, рулевые и сигнальщики готовились в школах специалистов. В эти школы могли поступить мальчики 13–15 лет, сыновья лиц, состоявших в морской записи. Преимущество имели дети унтер-офицеров военного флота. Обучение длилось 4–5 лет. Оно было бесплатным, но родители были обязаны возместить расходы на обучение сына, если он отказывался от службы на флоте по окончании школы. Окончившие школу становились унтер-офицерами и через несколько лет могли получить звание мэтра — промежуточное между офицерским и матросским. Особенностью организации корабельной жизни французского флота являлось большое число кают-компаний — не только офицеров и мэтров, но также существовала отдельная кают-компания унтер-офицеров. Такое положение было связано с желанием сделать морскую службу более привлекательной, а корабельную организацию — более демократичной, ведь политическая атмосфера во Франции в начале XX в. заметно левела.

В Японии на флот призывали только тех, кто уже служил на торговых судах или занимался морским рыболовством. Срок службы был установлен 7-летний, но фактически уже накануне русско-японской войны матросы служили 4 года, а затем на 3 года увольнялись в отпуск, из которого могли быть в любой момент вызваны. По окончании 7-летнего срока японские матросы переводились в резерв на 5 лет, после чего считались свободными от воинской повинности^[5].

В Германии конца XIX в. флот развивался под сильным влиянием армейских порядков, поэтому здесь значительная часть рядовых матросов состояла из призывников, служивших 3 года. На флот стремились призывать молодых людей, уже служивших на торговых судах, но их не хватало, и значительную часть молодых матросов кайзеровского флота составляли люди, никогда не ступавшие на палубу корабля. Призывники могли становиться специалистами, но не могли получить звание унтер-офицера. Это звание было зарезервировано за сверхсрочнослужащими или выпускниками школы юнг. Сверхсрочнослужащим унтер-офицерам в германском флоте, как и в армии, гарантировалось после увольнения в отставку трудоустройство на государственной службе с солидным окладом — не менее 1,5 тыс. марок (ок. 690 руб.) в год. Эта сумма соответствовала доходу квалифицированного рабочего. По отзывам современников, это многих привлекало на сверхсрочную службу, несмотря на ее тяготы и не слишком высокое жалованье. Выпускники школы юнг были обязаны прослужить не менее 7 лет после выпуска, таким образом, немецкий флот получал на 7 лет не новобранца, как в России, а готового специалиста.

Все флоты мира начала XX в. имели в своем составе особую категорию старших специалистов, занимавших промежуточное положение между офицерами и матросами. Эти специалисты получали солидное жалованье и право на достойную пенсию, носили форму офицерского образца, размещались в каютах, а не в кубриках, имели собственную кают-компанию. Система льгот для этих лиц в каждой стране отличалась национальным своеобразием. Обычно их соблазняли значительным жалованьем, возможностью производства в офицеры, либо хорошим местом на берегу, либо комбинацией этих стимулов.

В Великобритании они именовались старшими унтер-офицерами (chief petty officer) и уоррэнт-офицерами (warrant officer). Их производили из наиболее отличившихся по службе унтер-офицеров. Особых курсов или школ для подготовки данной категории военнослужащих флота в начале XX в. не было. Общий высокий уровень образования и технической подготовки в Великобритании позволял отпустить «на самотек» дело подготовки уоррэнт-офицеров. В 1912 г. было установлено, что уоррэнт-офицеры имеют право на сдачу офицерских экзаменов и производство в полноправные офицеры флота.

В США существовал практически такой же порядок. Однако проблемой американского флота было нежелание матросов оставаться на длительную службу. Поэтому в США практиковалось производство в маты (mate) и уоррэнт-офицеры всего через 6 лет службы. При этом уоррэнт-офицеры могли быть произведены в мичманы (ensign) или лейтенанты указом президента через 5–10 лет службы, но делалось это только в случае нехватки офицеров, получивших специальное образование.

Во Франции лица, занимавшие промежуточное положение между офицерами и матросами, назывались мэтрами. Они выходили либо из старослужащих матросов, либо из учеников школ специалистов, о которых говорилось выше. Закон гарантировал мэтрам через 10 лет службы либо производство в офицеры флота, либо вакансию на морском заводе с хорошим окладом. Важным стимулом для французских мэтров служила реальная возможность быть произведенным в офицеры, поскольку именно производство из мэтров было основным путем пополнения инженер-механиков французского флота. В начале XX в. мэтры были допущены и к производству в строевые офицеры.

В германском флоте промежуточная категория именовалась «палубными офицерами» (Deckoffizier). Они производились из числа сверхсрочнослужащих унтер-офицеров после окончания специальной школы. Производство палубных офицеров в строевые офицеры не предусматривалось. Они могли производиться лишь в офицеры-механики, положение которых в немецком флоте было неполноправным.

§ 2. В русском флоте до февраля

В русском флоте существовал самый длительный в мире срок службы по призыву — 7 лет (для грамотных — 6 лет) до 1907 г., а затем — 5 лет. В запасе русский матрос состоял 3 или 4 года до 1907 г., а затем — 5 лет. По окончании этого срока нижних чинов переводили в морское ополчение еще на 5 лет.

Напомним, что призыв в вооруженные силы происходил фактически по достижении возраста 22 лет — годом призыва считался год, следующий за тем, в котором призываемому исполнялся 21 год. Призыв происходил в октябре — ноябре, с тем чтобы новобранец попал в свою воинскую часть не позднее 1 декабря, а срок службы отсчитывался с 1 января следующего года. Поэтому выражение «матрос срока службы 1910 г.» надо понимать как указание на то, что этот человек был призван в октябре — ноябре 1909 г., а его срок службы начал отсчитываться с 1 января 1910 г. При этом подавляющее большинство матросов этого срока службы родились в 1887 г. Это были самые старшие нижние чины из находившихся на действительной службе к началу Первой мировой войны.

По мобилизации в 1914 г. призывались матросы сроков службы 1905–1909 гг., т. е. 1882–1886 гг. рождения. Во время Первой мировой войны происходили и досрочные призывы. В течение лета — осени 1916 г. были призваны новобранцы 1916, 1917 и 1918 гг. Таким образом, самые младшие из них родились в 1896 г.^[6]. В 1917 г. намечалось провести призыв новобранцев 1919 г., родившихся в 1897 г.

В запас флота зачислялись также шкипера коммерческих судов, штурманы, лоцманы и вообще лица, служившие на заграничных торговых судах, судах Добровольного флота, РОПИТе и в других крупных пароходных компаниях. Численность моряков торгового флота была ничтожной, а средств в казне недостаточно, поэтому нечего было и думать о пополнении флота вербовкой.

Относительно социального состава русских матросов эпохи Первой мировой войны существует большая литература. Нет нужды говорить о том, что сословная принадлежность, указываемая в документах того времени, не может быть надежным основанием для социальной идентификации, поскольку крестьянин по паспорту мог быть рабочим по профессии. Следует отметить, что большинство матросов дореволюционного русского флота все же было выходцами из деревни.

Например, в 1913 г. во флот было зачислено 13 186 человек. Из них 1627 человек были моряками торгового флота («судоходцы», как они названы в источнике) (12,3 %). 1518 человек имели технические специальности — машинисты, кочегары, масленщики, электротехники, телеграфисты (11,5 %). Рабочими специальностями металлического производства (слесаря, котельщики, медники, кузнецы, токари, литейщики) обладали 2343 человека (17,8 %). Рабочими других специальностей (столяры, плотники, конопатчики, маляры) были 920 человек (7 %), рыбаками 516 человек (3,9 %), торговцами 278 человек (2,1 %), писарями — 295 человек (2,2 %). Самую большую профессиональную группу составляли хлебопашцы — 3693 человека (28 %). Остальные 2404 человека (18,2 %) были охарактеризованы как носители «прочих занятий». Таким образом, с точки зрения британского, американского или французского флота менее 30 % русских новобранцев соответствовали требованиям службы во флоте (моряки, рыбаки и рабочие технических специальностей)^[7]. Отметим, что из числа моряков и рыбаков значительная часть работала на парусных судах и была совершенно незнакома даже с простейшими механизмами, поэтому их ценность на кораблях была ненамного больше тех, кто никогда не видел моря. Таким образом, перед русским флотом стояла сложнейшая задача подготовки квалифицированных специалистов из неподготовленного контингента призывников.

Правда, уровень грамотности среди призывников был очень высоким для России того времени, составив для новобранцев, призванных осенью 1913 г., 76 %, еще 15 % считались малограмотными и только 9 % были вовсе неграмотными^[8]. Образование грамотных матросов ограничивалось начальной школой. Об этом позволяют судить следующие цифры: в 1913 г. из 13 186 новобранцев, зачисленных во флот, права на 2-летнюю службу имели 38 человек, а на 3-летнюю — 322 человека^[9], т. е. в совокупности менее 3 % призванных. Право на 2-летнюю службу имели лица, окончившие учебные заведения 1-го разряда, а на 3-летнюю — 2-го. К 1-му разряду относились не только полные курсы высших и средних учебных заведений, но и 5–6-е классы гимназий, реальных училищ и соответствующих им учебных заведений. К этому же разряду относились мореходные училища. Ко 2-му разряду относились 2 — и 3-классные городские училища, высшие начальные училища и тому подобные учебные заведения.

Однако и длительный срок службы едва-едва позволял подготовить матроса-специалиста из человека, незнакомого до службы с морем. На подготовку матроса-специалиста уходило обычно не менее 2 лет, а для сложных специальностей и для унтер-офицеров — и больше — до 4 лет. Необходимость готовить специалистов абсолютно по всем отраслям морского дела с нуля привела к тому, что в русском флоте существовало огромное количество школ для матросов. Один из преподавателей Учебно-минного отряда писал: «Для того чтобы толково и ясно изложить человеку, пришедшему от сохи, столь сложную вещь, как хотя бы электричество, мало самому знать все это, но надо приспособиться к образу мышления слушателей и создать довольно своеобразные способы изложения, не уклоняясь в то же время от истины. Вот эта-то работа не столь проста и легка, а главное, требует времени»^[10]. С другой стороны, «среди новобранцев были и такие, которые уже получили до службы начальное образование. Из них выбирались кандидаты на унтер-офицеров, которых особо учили по их специальности в течение двух лет. Эти матросы получали довольно серьезное образование, которое в некоторых отношениях даже было немногим ниже общесреднего. Таким образом, из них получались уже полуинтеллигенты»^[11].

С 1874 г., с момента введения в России всесословной воинской повинности и сокращения сроков действительной службы, остро стоял вопрос о привлечении моряков на сверхсрочную службу. Несколько раз пришлось расширять льготы для сверхсрочнослужащих и повышать их жалованье. Эти меры имели сравнительно скромный успех, прежде всего потому, что сверхсрочникам не могли предложить достаточного обеспечения после отставки. Идея предоставлять им привлекательные должности на гражданской службе, по примеру Германии, провалилась, поскольку ни одно министерство не согласилось принимать отставных сверхсрочников автоматически, требуя от них прохождения конкурса. В то же время за 19 лет сверхсрочной службы полагалась пенсия всего в 96 руб. в год или единовременная выплата в 1000 руб. Такая пенсия (8 руб. в месяц) едва-едва позволила бы пропитаться одному человеку, не говоря уже о семье отставника, об их одежде или жилище. Резкая граница между нижними чинами и офицерами, характерная для русского флота, ряд унизительных для достоинства нижнего чина дисциплинарных требований еще больше снижали привлекательность сверхсрочной службы.

Накануне, а особенно после русско-японской войны, льготы (прежде всего жалованье) сверхсрочнослужащим были еще увеличены, что позволило в определенной степени снизить остроту проблемы. Поэтому были основаны школы юнг в Кронштадте и Николаеве для пополнения флота уже подготовленными специалистами. В течение 1910–1914 гг. из Кронштадтской школы было выпущено 1084 юнги, из которых 856 были зачислены в учебные отряды для подготовки на унтер-офицеров, а остальные продолжали службу рядовыми специалистами. Учитывая, что численность рядового состава флота накануне Первой мировой войны превышала 40 тыс. человек, юнг в нем было менее 3 %. В 1910–1915 гг. среди поступивших в Кронштадтскую школу 11,7 % составляли дети из привилегированных сословий, 17,7 % — дети мещан, а 70,6 % — дети крестьян^[12].

В 1895 г. в русском флоте была введена категория кондукторов — промежуточная между офицерами и матросами. Они получили право на форму, сходную с офицерской, особую кают-компанию, право на размещение в каютах. В русском флоте (как и в армии) к нижним чинам было положено обращаться на «ты». Кондукторы получили право на обращение на «вы», что отделяло их от нижних чинов. Тем не менее ряд ограничений для них оставался в силе — например, в столичных театрах они не могли сидеть ближе 7-го ряда партера или ниже 2-го яруса лож. Им также запрещалось посещать театральный буфет или сидеть в зале во время антрактов. Кондукторы не могли курить в присутствии офицеров^[13]. Жалованье и пенсия кондукторов были выше, чем у сверхсрочнослужащих. За 10 лет службы кондукторов награждали медалью и статусом личного почетного гражданина. Кондукторы, прослужившие в этом звании 10 лет, при отставке производились в подпоручики по адмиралтейству, а прослужившие 20 лет — в поручики по адмиралтейству. За выслугу лет кондукторы получали медали. Несмотря на столь обширные льготы, корпус кондукторов пополнялся не очень быстро. Еще спустя 10 лет после введения этого звания не удалось заполнить все вакансии по ряду дефицитных специальностей, например машинных и минных кондукторов. После русско-японской войны был сделан еще один шаг к улучшению положения кондукторов — они получили право на производство в офицеры по Адмиралтейству после сдачи экзамена. Ранее матросы могли производиться лишь в гражданские чины, поэтому во время русско-японской войны на боевых кораблях в должности, скажем, артиллерийского содержателя можно было встретить коллежского регистратора. То был не канцелярист, а бывший кондуктор, удостоенный повышения в чине.

Нижние чины получали денежные выплаты, обмундирование и продовольствие. Денежные выплаты делились на жалованье (выплачивалось как на берегу, так и в плавании), морское довольствие (только в плавании) и добавочное содержание (выплачивалось только при действительном исполнении тех или иных обязанностей). Жалованье на Каспийском море и на Тихом океане было увеличено в 1,5 раза. Морское довольствие в заграничном плавании, а также при внутреннем плавании на Дальнем Востоке было увеличено в 1,5 раза. На подводных лодках выплачивалось усиленное жалованье (например, рядовой специалист получал как унтер-офицер 2-й статьи своей специальности). В общем, основное жалованье колебалось от 9 руб. в год (матрос 2-й статьи) до 72 руб. в год (боцман).

Морское довольствие зависело от звания и специальности и составляло от 60 коп. в месяц (матрос 2-й статьи во внутреннем плавании) до 21 руб. (боцман в заграничном плавании) (см. приложение 2).

Добавочное жалованье могло выплачиваться за специальные знания (например, минера или электрика) или за действительное исполнение обязанностей (например, первого комендора у орудия). Сумма выплат могла различаться в зависимости от того, на берегу или на корабле служил в данное время нижний чин. Добавочное жалованье было сравнительно небольшим и колебалось от 1 руб. 80 коп. в год (строевой инструктор, водолаз) до 27 руб. (баталер, подшкипер, минно-артиллерийский содержатель). Лишь некоторые специальности расценивались значительно дороже — баталер 1-й статьи или старший писарь получали на корабле по 63 руб. в год добавочного жалованья, машинные или кочегарные унтер-офицеры 1-й статьи — по 60 руб., а машинные унтер-офицеры самостоятельного управления даже по 180 руб. в год. Это объяснялось тем, что машинисты самостоятельного управления заведовали механизмами мелких судов, на которых не полагалось офицера-инженер-механика. Машинисты самостоятельного управления имели право занимать должности механиков на судах торгового флота после окончания срока военной службы (см. приложение 3).

Кроме того, матросы могли получать дополнительные выплаты, например, водолазы — по 1 руб. за каждый час подводных работ, за преподавание в школах матросов-специалистов (по 8–10 руб. в месяц), по 25–50 коп. в сутки при назначении конвоирами грузов при их перевозке, по 15–30 коп. в сутки в случае вызова «для восстановления порядка» — т. е. для усмирения волнений. Кроме того, тем, кто отказывался от ежедневной чарки водки (полагавшейся во время плавания), выплачивались «деньги за непитое вино» — 2 руб. 40 коп. в месяц — немалая для матроса сумма. С началом Первой мировой войны и с введением в России сухого закона выдача чарки была отменена и всем матросам стали выплачивать деньги.

Из выплат рядовым матросам производился вычет в 1 % на медикаменты, а унтер-офицеров — 2 % на медикаменты и госпиталь. Выдавалось жалованье раз в два месяца за прошедший срок.

В общем, береговое жалованье моряков соответствовало жалованью нижних чинов сухопутной армии. Однако добавочное жалованье и морское довольствие делали доходы моряков (особенно в плавании, тем более заграничном) значительно выше доходов солдат и унтер-офицеров армии. Моряк срочной службы достаточно высокой квалификации (скажем, рулевой унтер-офицер, исполняющий обязанности рулевого старшины) получал на берегу 28 руб. 80 коп. — 40 руб. 80 коп. в год (в зависимости от моря службы), во внутреннем плавании — дополнительно по 5 руб. 10 коп., а в заграничном — по 6 руб. 75 коп. в месяц (с учетом льготного курса выплат в иностранной валюте — свыше 10 руб.). Учитывая, что на Балтике корабли находились в плавании около 5 месяцев в году, годовой доход рулевого унтер-офицера срочной службы составлял не менее 54 руб., а при участии в заграничном плавании мог доходить до 80 руб. То были неплохие карманные деньги, учитывая, что обмундирование и питание моряки получали бесплатно.

Для матросов и унтер-офицеров болезненным наказанием было смещение на оклад матроса 2-й статьи. Это наказание можно было налагать на нижних чинов в дисциплинарном порядке на неограниченный срок. Весь срок наказания моряк должен был получать 75 коп. в месяц, как матрос 2-й статьи, не имеющий специальности. Серьезность данного взыскания понимали и авторы Дисциплинарного устава — право налагать его имели только командиры кораблей 1 и 2 ранга и вышестоящие начальники^[14]. Заметим, что вице-адмирал Непенин, став командующим Балтийским флотом в ноябре 1916 г., особо широко пользовался этим правом, чем вызвал значительное озлобление среди нижних чинов.

Матросы получали питание и обмундирование натурой. Количество и качество предметов обмундирования моряков было выше, чем в сухопутной армии (см. приложение 4).

Питание матросов на берегу соответствовало армейскому, а в плавании было более разнообразным и обильным, чем в армии. О стоимости вещей и продуктов, которые выдавались натурой, в сравнении с армейской пехотой, дает представление следующая таблица^[15]:

Стоимость обмундирования и (сухопутного) продовольствия на одного нижнего чина в год

На берегу крупа и мука отпускались от казны натурой, а вместо прочих продуктов выдавались приварочные деньги. Их сумма изменялась в зависимости от местности, из расчета 2,5 коп. в день на человека плюс стоимость 3/4 фунта (307 г) мяса второго сорта по ценам местного рынка (накануне Первой мировой войны в провинции — 8–9 коп.). Кроме того, полагалось чайное довольствие, которое, по меркам сегодняшнего дня, было не слишком большим. Чая полагалось примерно по 2 г в день, сахара — по 25 г в день на человека.

Следует отметить, что значительное улучшение питания солдат и матросов произошло в декабре 1905 г. под влиянием событий Первой российской революции. До этого мясная порция составляла 1/2 фунта в день, на приварок отпускали 1 3/4 коп. в день, не выдавались чай и сахар^[16].

В плавании морякам полагалась морская провизия. При этом завтрак состоял из чая и хлеба (или сухарей) с маслом. На обед варили свежие или кислые щи со свежим мясом или солониной и овсяной крупой. На них отпускалось по 170 г капусты или другой зелени и по 307 г мяса. По средам и пятницам допускалась замена мяса горохом (по 307 г на человека). На ужин полагалась крутая или жидкая каша из гречки со сливочным маслом и чай. В день на человека отпускалось по 1127 г хлеба или 780 г сухарей. Допускалась замена капусты свеклой, ржаного хлеба — пшеничным, гороха — фасолью или макаронами, гречки — пшенкой, ячкой, кукурузой или рисом, чая — какао или шоколадом. Раз в неделю, в среду или пятницу, допускалась замена мяса рыбой.

Во время Первой мировой войны питание матросов осталось на прежнем уровне. К концу 1916 г. лишь несколько ухудшилось положение с мясом, из-за чего стали строже соблюдать постные дни — теперь два раза в неделю (по средам и пятницам) мясо заменялось рыбой.

Обмундирование матросов было легко узнаваемо. Его неповторимый стиль окончательно сложился к началу 80-х гг. XIX в. и с тех пор изменялся лишь в деталях. Новобранец, приходивший в береговые части флота к 1 декабря, получал сильно поношенное обмундирование, оставшееся от уволившихся в запас старослужащих. Особой нормы выдачи этого обмундирования не существовало. Не позднее 1 марта следующего года он должен был получить первый комплект новой формы. Новобранцам выдавали больше вещей, чем старослужащим, чтобы у них сразу же образовался запас обмундирования для перемены. Затем новый комплект формы выдавали ежегодно, не позднее 1 марта. Количество предметов обмундирования, полагавшихся матросу, было значительно больше, чем полагалось солдату сухопутной армии — средняя стоимость обмундирования матроса превышала стоимость обмундирования пехотинца в 1,5 раза, а обмундирование матроса Гвардейского экипажа было в 2,1 раза дороже, чем в пехоте. В декабре 1905 г. власти улучшили снабжение нижних чинов — теперь матросам стали выдавать постельное белье и одеяла. Ранее одеяло и койку выдавали только на кораблях, а в казармах нижние чины армии и флота спали на войлочных подстилках (покупаемых за свой счет), укрываясь шинелью. В то время постельное белье заводили лишь в некоторых частях за счет сэкономленных средств. Матросы стали получать даже носовые платки!^[17]

Сверхсрочнослужащие получали денежное довольствие как матросы срочной службы и добавочное жалованье, которое сильно зависело от продолжительности сверхсрочной службы и квалификации моряка. В 1–2-й год сверхсрочной службы оно составляло 236–264 руб. в год, возрастая к 6-му году до 356–444 руб. Ежегодно сверхсрочнослужащим выплачивалось по 40 руб. в год вместо добавочного обмундирования. Прослужившим 10 лет выдавалось пособие в 250 руб., а еще через 5 лет — еще одно такое же пособие. При увольнении прослуживших сверхсрочно 10 лет им выдавалось по 1000 руб., прослужившим 15 лет — 1250 руб. или пенсия в 96 руб. в год, прослужившим 20 лет — 1000 руб. и пенсия в 96 руб. в год^[18]. Сверхсрочнослужащие получали обмундирование и питались как нижние чины срочной службы. Им полагалась и ежедневная «чарка» в плавании, которую можно было получить деньгами.

Семьям сверхсрочнослужащих полагалась квартира или квартирные деньги в половинном размере по сравнению с семьями обер-офицеров. Это значило, что этих денег должно было хватить на съем жилой площади около 16–17 м² и одной кухни на четыре семьи. Учитывая, что квартиры-студии в те времена еще не изобрели, фактически речь шла о проживании в коммунальной квартире. Семьи получали также «кормовые деньги»: на жену и нетрудоспособных детей старше 7 лет — в полном размере, а до 7 лет — в половинном. «Кормовые деньги» представляли собой небольшую сумму из расчета стоимости по месту проживания 27 кг муки, 4 кг крупы, 1 кг соли и 1/2 литра постного масла в месяц. Семья сверхсрочника имела право на бесплатный проезд к месту службы при переводах главы семьи.

Таким образом, в месяц сверхсрочнослужащий мог получать 25–40 руб. на берегу и 30–50 руб. в плавании. Отдельные категории сверхсрочнослужащих особо сложных специальностей могли получать до 60–70 руб. за месяц заграничного плавания. Таким образом, доходы сверхсрочнослужащих находились на уровне зарплаты рабочего средней или высокой квалификации, не считая того, что моряки и их семьи получали также бесплатное обмундирование, питание, жилье и медицинское обслуживание, чего не было у рабочих.

Кондукторы получали добавочное жалованье в 360 руб. в год, а на Каспии и Тихом океане — 480 руб. Через 5 лет кондукторской службы жалованье увеличивалось на 120 руб., через 10 лет — на 240 руб., а через 15 лет — на 360 руб. Кроме того, всем кондукторам полагалось добавочное содержание — 180 руб. в год и морское довольствие — от 30 до 54 руб. в месяц, в зависимости от специальности и от того, внутренним было плавание или заграничным. Кондукторы могли получить пособие на воспитание детей до 60 руб. в год. При производстве в кондукторы выдавалось 100 руб., а затем по 50 руб. ежегодно на обмундирование. Таким образом, во время Первой мировой войны кондукторы получали в месяц на берегу примерно 60–95 руб., а в плавании — 100–150 руб. в месяц. Служившим на подводных лодках и преподавателям в школах матросов-специалистов выплачивалось еще по 15 руб. в месяц. В общем, максимально возможные денежные доходы кондукторов находились на уровне доходов строевого офицера в чине лейтенанта (см. Приложение 5).

За 25 лет службы выплачивалась пенсия в 315 руб. Кроме того, кондукторам полагалось множество выплат, например, подъемные при отправлении в плавание (62 руб. 50 коп. — во внутреннее плавание или 125 руб. — в заграничное), суточные при командировках из расчета 45 коп. в день внутри Российской империи и 1/2 фунта стерлингов (ок. 4 руб. 70 коп.) за границей, караульные деньги — по 30 коп. за сутки караула или дежурства, по 50 коп. в сутки в случае вызова «для восстановления порядка» — то есть для усмирения волнений, и другие. Кондукторы имели право на получение пособия на воспитание детей по 30 руб. в год на каждого ребенка 10–13 лет и по 60 руб. — на каждого ребенка 14–17 лет. Кондукторам полагалась квартира натурой или квартирные деньги на наем жилого помещения как обер-офицерам. Это предполагало предоставление 33–34 м² жилой площади, а также одной кухни на 2 семьи.

Материальное положение кондукторов надо признать завидным для выходцев из трудовой среды, их доходы превышали доход квалифицированного рабочего в 1,5–2 раза (а в плавании — в 2–3 раза), не считая того, что кондуктор обеспечивался жильем, бесплатным медицинским обслуживанием и пенсией, о чем рабочий мог только мечтать.

В отличие от нижних чинов, кондукторы не имели права на получение обмундирования и продовольствия натурой. Они должны были питаться и приобретать обмундирование за счет жалованья, как и офицеры.

Во время Первой мировой войны русский флот значительно вырос. Если накануне войны на флоте служило 53,4 тыс. нижних чинов, после мобилизации он увеличился до 95 тыс., а к 1917 г. возрос до 137,2 тыс. человек^[19] и примерно 20 тыс. ратников морского ополчения. В том числе к 1917 г. на Балтийском флоте служило 83,9 тыс. человек, на Черноморском — 41,9 тыс., в Сибирской флотилии — 6 тыс., в Амурской — 1 тыс., в Каспийской — 1,2 тыс. и во флотилии Северного Ледовитого океана (создана в 1916 г.) — 3,2 тыс. человек. Таким образом, на Балтике числилось свыше 60 % личного состава флота. К 1 января 1917 г. в русском флоте числилось всего 3604 сверхсрочнослужащих унтер-офицера и 2211 кондукторов. Сверхсрочнослужащих и кондукторов в русском флоте насчитывалось всего около 4 % личного состава, почти в два раза меньше, чем офицеров.

Материальное положение нижних чинов русского флота в дореволюционное время было сравнительно благополучным. В исторической литературе встречаются утверждения о скудной оплате матросов русского флота^[20]. Действительно, по сравнению с матросами флотов Великобритании и США русские моряки получали немного. Но следует помнить, что русский флот комплектовался по призыву именно потому, что государство не имело средств для оплаты добровольно навербованных матросов. Кроме того, следует иметь в виду существенную разницу в уровне оплаты труда в Великобритании, а тем более в США, и в России начала XX в. Обмундирование и питание на флоте также было значительно лучше, чем в сухопутной армии. Поэтому нарекания на качество питания, которые встречаются в мемуарах рядовых моряков, надо понимать правильно — речь идет не о плохой пище вообще, а о том, что отдельные случаи, когда матросам пытались навязать некачественную пищу, воспринимались особенно остро и болезненно.

Во время войны появился и ряд дополнительных выплат, например, служившие в летно-подъемном составе нижние чины стали получать в месяц по 75 руб. в случае, если они проводили в воздухе не менее 6 часов.

При нахождении за границей жалованье выдавалось по особому повышенному курсу, считая за 1 рубль 4 французских франка, или 38,22 британских пенса, или 75 центов США, или в другой валюте, но применительно к этому соотношению. Обменный же курс золотого рубля был ниже, 1 рубль равнялся 2,66 французского франка, или 25,37 британских пенсов, или 51,4 цента США. Таким образом, курс при выдаче жалованья был примерно в 1,5 раза выше обменного, что было выгодно для русских военнослужащих. Такая ситуация возникла после денежной реформы Витте, когда металлическое содержание рубля было понижено в 1,5 раза^[21]. Этой же льготой пользовались офицеры и матросы частей, находящихся в Финляндии. Во время Первой мировой войны одной из причин для недовольства стала запутанная система выдачи жалованья по заграничному положению в Финляндии. Если корабль, на котором служил матрос, базировался на Гельсинфорсе, то ему выплачивали жалованье финскими марками, и он пользовался выгодой от разницы в курсе. Инфляция гораздо сильнее поразила рубль, чем финскую марку, поэтому по мере падения курса рубля получать жалованье марками стало еще выгоднее. Если же корабль базировался на Ревель, то жалованье выплачивалось рублями. Естественно, что такая ситуация вызывала недовольство и жалобы.

Подводя некоторые итоги, заметим, что к концу 1916 г. материальное положение матросов, особенно из частей, находящихся в Финляндии, было сравнительно неплохим. Если ефрейтор армии получал по усиленному окладу военного времени жалких 90 коп. в месяц, то матрос 1-й статьи даже на берегу мог рассчитывать на 2 руб. в месяц, а в плавании — еще на 1 руб. 20 коп. ежемесячно. В Финляндии эти суммы нужно было умножить еще на 1,5. В целом денежные доходы матросов срочной службы и мобилизованных превышали выплаты солдатам сухопутной армии в 4–7 раз, не считая лучшего питания и обмундирования.

С началом Первой мировой войны в области оплаты моряков русского флота сложилось положение, чреватое конфликтом. На флот были мобилизованы состоявшие в запасе матросы, которые стали получать жалованье как состоявшие на срочной службе. В то же время на флоте продолжали службу сверхсрочнослужащие и кондукторы, которые были ровесниками и сослуживцами призванных по мобилизации, но получали значительно большие выплаты. В начале войны был введен усиленный оклад основного жалованья для всех, служивших на действовавших флотах. Этот оклад был равен тому, что в мирное время получали служившие на Каспии и на Дальнем Востоке. Точно так же и морское довольствие стало начисляться по повышенной норме, как в заграничном плавании. В наибольшей степени от прибавки выиграли вышеоплачиваемые категории.

§ 3. В русском флоте после февраля

Символом изменения положения матросов после революции стала отмена погон, которые в Кронштадте были сняты уже в первые дни после победы Февраля.

Следует отметить, что рядовой состав флотов всех крупных морских держав, кроме России, не имел наплечных знаков различия. Обычно знаки различия крепились на рукаве, представляя собой то или иное изображение в средней части рукава. Зачастую это был якорь или скрещенные якоря, иногда дополненные звездочками, коронами, шевронами, венками, символами специальностей и проч. Иногда знаком различия выступали полоски на обшлаге рубахи (во флоте США для трех категорий рядовых матросов) или даже звездочки, напечатанные на ткани по углам синего матросского воротника (у матросов и унтер-офицеров австро-венгерского флота).

Хотя матросы 2-й статьи в русском флоте и носили погоны, они были почти незаметны, поскольку изготовлялись из той же ткани, что и сам предмет обмундирования, и не имели окантовки. Погоны можно было заметить только у тех нижних чинов, которым полагались поперечные нашивки из желтой или белой тесьмы (лычки), обозначавшие звания матроса 1-й статьи или унтер-офицера. При рабочей форме (парусиновая роба) русские матросы 2-й и 1-й статьи вообще не носили погон. Унтер-офицеры в этом случае носили вместо погон узкие поперечные суконные нашивки, на которые нашивались «лычки» из тесьмы, обозначавшие воинское звание. Эти нашивки крепились на плечах шнурками, чтобы их можно было легко снять для стирки робы. На рабочей форме также не носили круглую нарукавную нашивку, обозначавшую специальность и степень квалификации — «штат». Такое положение сложилось в связи с тем, что рабочую форму носили на кораблях, а там, тем более на своем боевом посту, все моряки и так знали друг друга и не нуждались в знаках различия.

Видимо, в сознании матросов сформировалось представление о том, что знаки различия вообще и погоны в частности — принадлежность «начальства» (хотя бы и небольшого), а носят их в торжественных случаях. В рабочей же обстановке знаки различия не имеют большого значения. Возможно, по этим причинам у русских матросов возникло стойкое представление о том, что погоны — вредный и ненужный символ абсолютистского режима.

Вскоре после Февральской революции, 15 марта 1917 г., была создана Комиссия для выработки положений, касающихся военно-морского быта под председательством депутата Государственной думы кадета Н. В. Савича. В IV Думе он занимал пост заместителя председателя комиссии государственной обороны (с 1912 г. она называлась комиссией по военным и морским делам) и считался специалистом в области флота. Комиссия начала работу только 13 апреля. После отставки А. И. Гучкова с поста морского министра председателем комиссии назначили В. И. Лебедева, ставленника Керенского, «эмигранта, революционного политического деятеля, участника японской войны и лейтенанта французской службы»^[22]. К концу мая комиссии удалось решить вопрос о судьбе кондукторов и сверхсрочнослужащих, о повышении жалованья матросам и обсудить проблему замены погон другими знаками различия. Кроме того, комиссия разработала положение о судовых комитетах^[23].

6 мая были введены новые судебные органы — временные военно-морские суды, которые образовывались в основных военно-морских базах. Они включали в свой состав присяжных, суды были выборными — судьи и присяжные заседатели избирались флотскими советами. Новые суды должны были применять «ко всем виновным наказания, установленные для офицеров в мирное время»^[24]. Таким образом, матросы уравнивались с офицерами, поскольку ранее за многие преступления матросы несли более тяжелое наказание, чем офицеры. Кроме того, ответственность в целом смягчалась, поскольку следовало накладывать наказания по нормам мирного времени, которые были мягче.

То обстоятельство, что сверхсрочнослужащие и кондукторы были ровесниками многих матросов, призванных из запаса, но получали гораздо больше своих товарищей, вызывало острое недовольство мобилизованных, которое ярко проявилось в мае 1917 г., когда под давлением матросской массы категории сверхсрочнослужащих и кондукторов были упразднены. В результате бывшие сверхсрочники стали получать денежное довольствие как матросы срочной службы или призванные по мобилизации.

23 мая 1917 г. Центробалт принял постановление о том, что «воинские чины специалисты» (то есть матросы и унтер-офицеры, закончившие специальные школы), прослужившие не менее трех лет, могут быть произведены в прапорщики или подпоручики по адмиралтейству в соответствии с уровнем их общего образования^[25]. Данное постановление было принято в связи с упразднением категории кондукторов^[26] и было направлено на защиту их прав. Бывшие кондукторы получили право на производство в подпоручики по адмиралтейству или в прапорщики флота или механической части (в зависимости от сданных экзаменов). Санитарные кондукторы (фельдшеры) производились без экзаменов в первый классный чин (т. е. в медицинские чиновники). Прочие переименовывались в старшие специалисты, уравниваясь с квалифицированными унтер-офицерами срочной службы.

Инфляция внесла свою лепту в ухудшение положения моряков. По официальным данным, к 1 мая 1917 г. рубль обесценился до 27 коп. в довоенных ценах.

С 1 мая 1917 г. было введено новое жалованье для матросов. Оно по-прежнему делилось на основное (береговое) жалованье, добавочное содержание за исполнение специальных обязанностей и морское довольствие. Последнее было одинаковым для всех «ввиду того, что в плавании все одинаково подвержены трудностям и опасностям морской жизни», и равнялось 15 руб. в месяц. Основное жалованье колебалось от 5 руб. в месяц для молодого матроса или юнги до 12 руб. у боцмана. Добавочное содержание — от 3 руб. в месяц у таких специалистов, как барабанщики или санитары, до 23 руб. у боцмана или старшин некоторых специальностей. В сумме денежное содержание в плавании могло изменяться от 20 руб. в месяц (юнга) до 50 руб. (боцман), что соответствовало 240–600 руб. в год. В пересчете на довоенные рубли денежное содержание матросов теперь составляло от 64 руб. 80 коп. до 162 руб. в год (см. Приложение 6).

Командам судов, находящихся на паровом отоплении (то есть в зимнее время в резерве, но в вооруженном состоянии), полагалось морское довольствие в половинном размере, а командам подводных лодок во время плавания — в двойном размере. За исполнение обязанностей механика на судах 3 и 4 рангов один из старших машинных специалистов получал дополнительно 20 руб. Команды судов и береговых постов на Северном Ледовитом океане и Белом море получали дополнительно сверх всех выплат по 25 руб. Кроме того, предусматривался ряд дополнительных выплат за исполнение обязанностей инструктора, водолаза, за работу в типографиях, за исполнение обязанностей рассыльных и др.

Отменялись выплаты за непитое вино, за окончание специальных курсов, добавочное морское довольствие за заграничное плавание.

В результате инфляции и повышения выплат в 1917 г. происходит выравнивание окладов. Если до 1 мая 1917 г. соотношение оклада матроса 2-й статьи и высокооплачиваемого специалиста — унтер-офицера в плавании доходило до 1:33 (9 и 300 руб. в год соответственно), то с этого времени соотношение составило 1:2,5 (240 и 600 руб. в год соответственно).

Если учесть обесценивание денег, то окажется, что оклад высокооплачиваемых категорий после майского повышения составлял всего около 162 руб. в довоенных ценах, тогда как оклад матроса 2-й статьи значительно увеличился, превысив 72 руб. в довоенных ценах. В результате оклады низкооплачиваемых категорий матросов, в сопоставимых ценах, выросли более чем в 3 раза, а относительно «съеденных» инфляцией старых окладов они выросли более чем в 10 раз. В то же время оклады высокооплачиваемых категорий сократились (в сопоставимых ценах) примерно в 2 раза, хотя относительно «съеденных» инфляцией старых окладов они выросли в 2 раза.

Видимо, этим повышением жалованья наиболее квалифицированная часть матросов осталась недовольна. Вот что об этом писал капитан 2 ранга Г. К. Граф: «Так, с соответствующими угрозами Временному правительству было предъявлено требование об увеличении жалования. Этот вопрос стал оживленно обсуждаться во всех советах, на кораблях и в береговых командах. Никогда, кажется, прения не были так бесконечны и жарки, как при обсуждении этого вопроса. Никакие доказательства, что государство не в состоянии платить такие огромные оклады, не принимались в расчет. Даже самые умеренные матросы, когда заходила речь о деньгах, прямо теряли голову, и ничто их не могло убедить. Матросы высказывали удивление, и им очень не нравилось, что офицеры считают для себя недопустимым тоже требовать увеличения жалования. По их понятию, это было в порядке вещей и так естественно, что поведение офицеров им казалось подозрительным: вот, мол, ничего не хотят принимать от революции»^[27].

Поведение матросов может быть объяснено близостью к ним рабочей среды и борьбой рабочих за улучшение своего материального положения во время войны. Кроме того, инфляция существенно сократила и без того сравнительно скромное жалованье матросов. В совокупности эти две причины побуждали матросов остро ставить вопрос о повышении им жалованья.

Начавшаяся в декабре 1917 г. демобилизация флота требовала определенных расходов, демобилизованным в 1917–1918 гг. выдавали по 1,5 месячных оклада^[28]. Однако аппетиты демобилизуемых простирались дальше. 30 декабря 1917 г. матросы срока службы 1908–1910 гг. потребовали уволить их не позднее 15 февраля 1918 г., снабдить оружием (винтовки и револьверы) и обмундированием по сроку 1918 г. (то есть на год вперед). Центробалт, «будучи не в силах удержать желающих уйти со службы (подч. в документе. — К. Н.)»^[29] матросов срока службы 1908–1910 гг., постановил приступить к демобилизации срока службы 1908 г. с 1 февраля 1918 г., а 1910 г. — с 1 марта 1918 г. «ЦК БФ видит единственную надежду спасти боеспособность флота в переводе на вольный найм»^[30]. Действительно, еще 7 декабря 1917 г. было введено положение о добровольном укомплектовании флота, в котором одновременно говорилось и о возможности призыва, вероятно, в военное время^[31]. Говорить об укомплектовании флота добровольцами можно было, только пересмотрев оклады в сторону серьезного их увеличения.

В результате Февральской и Октябрьской революций матросы добились не только полного уравнения в правах с офицерами, но их положение стало даже в чем-то более привилегированным, чем у бывших господ. В какой-то степени тенденция к уравнительности даже перешла разумные пределы, палка оказалась перегнута в другую сторону. Заглядывая вперед, скажем, что только после окончания Гражданской войны и практически полной смены матросского состава Красного флота флотский быт вошел в нормальную колею.

Примечания

4

Витте А. Г., фон. Очерк устройства управления флотом в России и иностранных государствах. СПб., 1907. С.587–588.

5

Витте А. Г., фон. Очерк устройства управления флотом в России и иностранных государствах. С.589–590.

6

Приказ по флоту и морскому ведомству № 551 от 4 ноября 1916 г.

7

Всеподданнейший отчет по Морскому министерству за 1914 г. Пг., 1915. С. 16–17.

8

Всеподданнейший отчет по Морскому министерству за 1914 г. Пг., 1915. С. 15.

9

Там же.

10

Блинов В. Обучение специалистов — нижних чинов флота // МС. 1913. № 2. Отд. неоф. С. 224.

11

Граф Г. К. На «Новике» в войну и революцию. СПб., 1997. С. 357.

12

Ганенфельд П. Заметки о школе юнгов в Кронштадте // МС. 1916. № 5. Отд. неофиц. С.91–122.

13

Памятная книжка Морского ведомства на 1914–1915 гг. Пг., 1914. С.112.

14

Свод морских постановлений. СПб., 1898. Кн. 17: Военно-морской дисциплинарный устав. Ст. 42 и др.

15

РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2814. Л. 9; Ф. 410. Оп. 3. Д. 883. Л. 15.

16

РГА ВМФ. Ф. 427. Оп. 7. Д. 81. Л. 50.

17

РГА ВМФ. Ф. 427. Оп. 7. Д. 81. Л. 50.

18

Положение о нижних чинах морского ведомства, остающихся добровольно на сверхсрочной действительной службе // МС. 1913. № 11. Отд. офиц. С. 1–20.

19

Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XX в. М., 1986. С. 210.

20

См., напр.: Mawdsley Е. The Russian Revolution And The Baltic Fleet: War and Politics, February 1917 — April 1918. London, 1978.

21

Свод морских постановление. Пг., 1914. Кн. 10: Морской устав. По продолжению 1910 г. С. 53.

22

Соколов А. Комиссия для выработки положений, касающихся военно-морского быта // Свободный флот. 1917. № 2. С. 9–12.

23

Там же.

24

Приказ военно-морского министра о временных военно-морских судах от 6 мая 1917 г.

25

РГА ВМФ. Ф. р-187. Оп. 1. Д. 336. Л. 7.

26

Приказ по флоту и морскому ведомству № 414 от 12 июля 1917 г. Положение «Об упразднении корпуса кондукторов флота» см.: Приказ по флоту и морскому ведомству № 295 от 12 июня 1917 г.

27

Граф Г. К. На «Новике» в войну и революцию. С. 366–367.

28

РГА ВМФ. Ф. р-5. Оп. 1. Д. 163. Л. 110–112.

29

Там же. Д. 17. Л. 7.

30

Там же. Л. 7.

31

Приказ по флоту и морскому ведомству № 256. (Там же. Л. 3–3 об.)