Остаться на грани

Кирилл Ластовец

Будучи еще достаточно молодым, Карим уже пережил немало лишений в своей жизни. Теперь же, стоя на краю, он столкнулся с самой главной дилеммой судьбы. Он был поставлен перед нелегким выбором между двумя сторонами одной грани. Но чтобы принять верное решение, он должен вспомнить все, что привело его к этому, и свершить суд.

Глава 2

Сентябрь 2014

Где-то около трех месяцев назад я начал работать в кафешке Асматуллы-бея. За это время я, как мне казалось, уже почти полностью освоился в этом никогда не спящем большом городе. Каждый день я ездил из одной его части в другую, из Азии в Европу и обратно. Никогда бы раньше не подумал, что буду об этом вот так вот просто говорить, как бы промежду прочим — о путешествии между двумя материками. Это стало настолько обыденным, что практически уже и не ощущалось чего-то увлекательно в этом. Район, где мы жили с дядей, Бааларбаши, был тихим и спокойным. Тот же, где была моя работа, напротив — шумным и перегруженным. В течение дня его многолюдные улицы невозможно было наблюдать пустыми. Все время огромные потоки людей курсировали по нему в самые различные стороны. На дорогах стояли извечные пробки. Но я привык ко всему этому — пацан, который кроме двух самых что ни на есть обычных украинских городов ничего в своей жизни более не видел, теперь чувствовал себя как рыба в воде в этом чуждом и ином мире. Но я понял, что мне оставалось только ассимилироваться, мимикрировать в этом огромнейшем улье, где каждый знал свое место, каждый член этого стамбульского роя каждое утро и каждый вечер двигался только по одной единственной заданной траектории. То, что со стороны казалось хаосом, на самом деле было четко слаженной и отрегулированной системой. И теперь я стал частью ее, еще одним винтиком в ее четко работающем механизме.

Траектория Ильяса после моего спасения тоже поменялась. Он частенько захаживал вечером после работы в наш ресторанчик покушать самсы. У меня появился хороший собеседник. С моими коллегами-уйгурами особо дружеских отношений у меня не складывалось. Они просто были другие, на своей волне. Ильяс же был интересным человеком, он стал вторым после дяди, кто меня всему обучил в этом городе. Когда у меня выпадали выходные, мы частенько садились в метробус (это вид транспорта, объединяющий в себе как свойства метро, так и автобуса — внешне это был автобус, но передвигался по трассам он на своей, отдельной огражденной полосе прямо по середине дороги, что позволяло ему не стоять в пробках), затем мы выходили на первой попавшейся остановке и начинали изучать тот район. Это было интересным занятием, которое помогло мне освоиться в городе.

Как я узнал, отец Ильяса тоже был в Стамбуле и вместе с ним Ильяс и работал. Тот был челноком — имел свой тряпичный магазинчик на вещевом рынке в Симферополе, но по большей части находился во втором магазине, в Стамбуле. Так вышло, что наши с Ильясом отцы оба занимались торговлей. И в этом мы были похожи с ним — как и я когда-то, он помогал своему отцу, был его правой рукой.

Та девушка, незнакомка небесной красоты, за все эти два месяца еще пару раз захаживала к нам, но я так и не решился даже узнать ее имени. Да и она не обращала на меня большего внимания, чем просто на мальчика-официанта. Она, наверное, была студенткой, училась в каком-нибудь престижном универе, собиралась строить карьеру. Да и одевалась она вроде как небедно, я не сомневался в том, что она из семьи с достатком. Какое ей было дело до меня — пока бесперспективного юноши восемнадцати лет, понятия не имеющего о том, что будет дальше в его жизни, что будет после этой кафешки?

Но сегодня вечером я возвращался с работы таким воодушевленным как никогда. И причина крылась вовсе не в том, что на следующий день у меня должен был быть выходной. Это конечно не могло не радовать, но не так, как то, что еще ожидало меня завтра. Я не мог не поделиться этим со своим единственным близким другом здесь. Миновав несколько затемненных дворов, я остановился у подъездной двери. Лампочка не горела, но я был здесь уже не первый раз, и без труда нащупал нужную кнопку домофона. Темные подворотни Аксарая, района где находились апартаменты Ильяса, тоже более не смущали меня. Дверь разблокировалась, и через минуту я уже, проскочив несколько ступеней, оказался на пороге его квартиры.

— Селям, брат! — хозяин дома не заставил себя долго ждать и после крепкого рукопожатия и похлопывания по спине пропустил меня внутрь. — Ну рассказывай, как что, как сам?

— Ты один?

— Да, баба́шка¹⁸ сегодня на складе всю ночь будет занят, пересчитывают новую партию. А что?

Разувшись, я проследовал в гостиную и уселся на ковер, облокотившись на диван. Ильяс пошел наливать чай.

— У меня офигенные новости! — начал я, когда он вернулся с двумя стаканчиками, из которых валил пар.

— Что случилось, братан? Рассказывай давай! — расположившись напротив меня, скрестив ноги, он внимательно принялся слушать то, чем мне не терпелось поделиться.

— В общем, — я отхлебнул чая и тут же сморщился, обжегшись кипятком, — сегодня она опять приходила!

— Ха-ха, ты все не моешь выкинуть ее из головы, брат?

— Каждый раз, как она появляется, я только и мечтаю о том, чтобы приобнять ее, прижать к себе, уложить ее головку себе на грудь, — мечтательно пролепетал я.

— По-моему, она не твоя, не та, которая была бы тебе идеальной парой, — заключил Ильяс.

— Почему ты так думаешь?

— Видел я ее пару раз в кафешке, не знаю, не понравилась она мне. Пока ты с заказами бегал, я слышал, о чем она с подругами разговаривала — пустые бабские сплетни. И понты, много понтов…

Но я Ильяса не слушал, мое сердце выпрыгивало из груди, трепетало при одной лишь мысли о ней. Мне не казалось, что она была пустышкой. Просто, видимо, не нашелся еще тот, кому она смогла бы открыть свой внутренний мир. Я перебил друга, так как уже желал перейти к самой главной новости:

— Я сегодня заговорил с ней. И она обратила на меня внимание!

— О-о-о! Красавчик, братан! — ободрительно протянул Ильяс.

— Короче, ее зовут Сусанна. Она — крымская татарка тоже! Представляешь?! Работает манекенщицей, тут неподалеку, в районе Лалели, в бутике.

— Ну, с ее внешностью я предполагал, что она занята в чем-то околомодельном.

— Я пригласил ее завтра погулять вместе, — выстрелил я последнюю свою новость и запил чаем.

— Так ты вообще делаешь успехи, Карим!

— Вот только идти-то мне не в чем. Я подумал, может сможешь одолжить мне на день свое то пальто? — я и сам давно мечта обновить сой гардероб, прикупить красивых вещей, а то последние месяца три ходил практически не вылезая из футболки, джинс, кроссовок и легкой куртки по вечерам. Но денег хватало пока только на поесть и на проезд.

— Да без проблем, братан! — Ильяс пулей устремился в свою комнату и через пару минут вернулся с несколькими вешалками в руках. — Ну, что, примеряй! — бросил он на диван пару цветных рубашек, черные вельветовые джинсы, тройку модных галстуков и собственно само пальто. Благодаря тому, что его отец занимался как раз одеждой, у Ильяса всегда были хорошие и недорогие вещи. Я выбрал темно-синюю рубашку и узкий гармонирующий галстук. Спустя пять минут я уже стоял посреди комнаты носками на ковре, натягивая последнюю деталь наряда — серое, элегантное пальто до колен.

— Ах-ха-ха! Ты прям вылитый жених! Она вся растает от тебя, братан!

— Ну что, норм? — неуверенно осмотрел я себя.

— Вообще класс! Просто непривычно тебя видеть в таком прикиде.

— Спасибо тебе больше, сагъ ол¹⁹, — я принялся переодеваться обратно в свою одежду. — Ну я наверное должен уже идти, — взглянул я на часы, натянув футболку.

— Бир шей дегиль²⁰, брат! Слушай, можешь остаться на ночь, если хочешь. Вы где договорились встретиться и когда?

— Здесь у метро Йеникапы в десять утра.

— Ну все тогда, оставайся, завтра сразу сутра пойдешь туда.

— Правда? — Ильяс кивнул.

Я был очень рад такому предложению, так как не хотелось уходить. Я итак мало с кем общался, а тут представилась возможность за весь вечер наговориться с другом или заказать пиццу и залипнуть вместе в какой-нибудь фильмец. На следующее утро я нарядился, брызнулся духами, которые мне тоже подогнал Ильяс и, заняв у него лир двести, я отправился на свое первое свидание в Стамбуле. Как назло я был на нуле в конце месяца, а Сусанну надо было куда-то сводить, посидеть в каком-нибудь милом месте. Но Ильяс еще раз показал, что был настоящим другом с большой буквы и выручил меня и в этом.

***

На улице было свежо. День выдался пасмурным, но это не могло омрачить моего ликующего настроения. По пути я прикупил скромный, красивый букетик и уже стоял у спуска в метро, ожидая ту самую девушку моей мечты, которую два с лишним месяца боялся пригласить на свидание. Боялся услышать отказ из ее уст, но сейчас, спустя несколько минут, я должен был стать самым счастливым человеком на всем белом свете — я шел на свидание с тем самым ангелом, в которого влюбился с первого взгляда. Какой же я был глупый до этого — ведь мог же уже давно пригласить ее! А она, наверное, ходила в наше кафе и все думала: «Когда же он наконец решится? Что за тормоз такой?». А я и впрямь тормозил, однако теперь этот барьер был сломлен. Переступив через свое стеснение, преодолев неловкость, я таки заговорил с ней. Сусанна, какое красивое имя. Именно таким и должно было быть оно у столь прекрасной девушки. И вот она появилась на горизонте. Я тут же двинулся ей навстречу.

— Ты просто великолепно выглядишь сегодня! — подбежав к ней, выпалил я комплимент и всучил цветы. Щеки горели. Она взглянула на меня и так мило улыбнулась, отчего все внутри словно оборвалось.

— Привет! Спасибо! Ты тоже, — оценивающе она просканировала меня своими зелеными глазами, — непривычно так тебе видеть таким! — Сусанна потянулась ко мне, и я приобнял ее. Впервые я ощутил тепло ее тела, ее короткое дыхание на своей шее.

— Предлагаю проехаться в Бебек — там есть одна кафешка с восхитительным видом на море, — это местечко я приглядел уже давно, мечтая сидеть в обнимку со своей любимой девушкой на плетеном диванчике на террасе и любоваться спокойной гладью Босфора.

— Я не против, веди! — она была весела и задорна. И я был рад видеть ее такой, я был на седьмом небе от счастья, что она пребывала в таком хорошем расположении духа при встрече со мной. И мы направились к метро.

— Так значит ты работаешь моделью? — мне было интересно узнать как можно больше о ней, хотел знать абсолютно все: чем дышит, чем живет, что ей нравится.

— Ну, да, только по подиуму в нарядах я не хожу — мы стоим в магазине как живые витрины что ли, демонстрируем покупателям платья и другие вещи, — я обожал слушать ее голос, самый нежный во вселенной.

— Если честно, я думал, что ты студентка.

— Нет, у меня, к сожалению, не получилось.

— А твои родители с тобой?

— Они остались в Крыму…

— Как и мои, — подметил я, начиная входить в ее положение и понимать, каково было ей одной в этом городе. Наверняка первое время друзей у нее тоже было немного.

— Да, я приехала сюда одна. Мои родители работают в Симферопольском универе: баба́шка²¹ — профессор, ана́шка²² — бухгалтер.

— А ты чего же не поступила туда?

— Я подавала документы в стамбульский ВУЗ, и поступила, мне даже бурс²³ дали. Но через год отчислили…

— За что, что произошло?

— Да так, не хочу вспоминать об этом, — отвела взгляд Сусанна, — но родителям я не смогла рассказать правду. Мне было стыдно, что дочь профессора вылетела из универа. Тогда я и нашла эту работу здесь. Родителям говорю, что все хорошо, что учусь, подрабатываю.

Как же сильно ошибался в ней Ильяс. Он мог судить только по внешности, но теперь я понял, что на самом деле она переживала, что, как и у меня, не было у нее той беззаботной, безбедной жизни, как можно было бы представить со стороны.

— И давно ты тут, в Стамбуле?

— Ты же уже спрашивал вчера? — внезапно игриво уставилась она на меня.

— Э-м, ну да… — мне вдруг стало так стыдно, что я оказался таким невнимательным. На мгновение захотелось даже под землю провалиться.

— Это уже мой второй год.

Я и впрямь в упор не помнил, чтобы вчера она мне рассказывала об этом, когда я заговорил с ней в ресторанчике. Выходило, что Сусанна могла быть года на два старше меня, раз поступала в университет еще два года назад. Я не был против большой разницы в возрасте между парнем и девушкой или мужем с женой (между моими дедушкой и бабушкой, например, была разница в десять лет, и для меня это было нормально), но я никогда не представлял себе, что моя жена была бы старше меня. Хотя два года это ведь и не такая большая разница. Именно так я себя успокаивал.

Во время поездки в метро мы еще беседовали о всяком разном. Время летело быстро, и я даже не успел заметить, как мы, сделав после метро пересадку на автобус, плавно добрались до нужной автобусной остановки на набережной в Бебеке, от которой оставалось самую малость дойти до той кофейни у воды с романтической обстановкой. Тут мобильный телефон Сусанны зазвонил, она закопошилась в сумочке. Она довольно долго рылась среди всевозможных других вещей, пока наконец торжественно не вытащила его с самого дна. Звонивший же человек не сдавался. Беззаботная улыбка с ее лица отчего-то спала, и Сусанна сделалась какой-то взволнованной. Она быстро ответила. Ее разговор на турецком был недолгим. Я пытался понять через ее эмоции, что ей говорили, но так и не сумел заключить — было ли это неприятным известием или просто неожиданным звонком. Закончив, она наконец подняла свой взгляд на меня и все стало на свои места:

— Моя подруга попала в больницу, ей стало плохо и ее увезли на скорой. Я у нее одна знакомая в этом городе, поэтому мне и позвонили, — выпалила она скороговоркой. — Прости, Карим, так неловко получилось — мне нужно поехать к ней. Я не могу ее бросить.

— Да, конечно, — попытался я войти в положение, тем более что личико Сусанны выглядело так умоляюще, что я не мог ничего возразить.

— Я была рада с тобой прогуляться, Карим, было правда очень весело, но такая ситуация… — заспешила она.

— Быть может, мне с тобой сходить? — вдруг осенила меня замечательная мысль, как можно было бы продолжить наше общение. Но моя спутница отчего-то не разделила моего энтузиазма.

— Не стоит, — мягко ответила она, — спасибо тебе огромное за проведенное время. Мы как-нибудь обязательно еще погуляем, — приобняв меня и не дожидаясь моего ответа, она поспешно запрыгнула в как раз в эту минуту подошедший к пустой остановке автобус.

Меня переполняли смятенные чувства: я был растерян из-за такого внезапного прерывания нашего первого свидания, но в тоже время и воодушевлен — она сказала, что ей было весело и интересно со мной! А это значило лишь одно — у меня были все шансы, и я не собирался их упускать.

Октябрь 2014

— Алло! Ана́м²⁴, селям алейкум! — с экрана ноутбука на меня смотрел мама. Картинка в Скайпе немного зависала, потому я видел ее с застывшей радостной улыбкой на лице.

— Алейкум селям, бала́м!²⁵ Как дела у тебя? — кричала мне в наушники мама, вероятно полагая, что от этого связь станет лучше.

— У меня все хорошо. Продолжаю работать, коплю деньги, — с мамой я в последнее время связывался довольно редко — где-то раз в месяц. Каждый раз поздно возвращаясь с работы в кафешке, у меня не хватало сил больше ни на что, как завалиться спать. Я даже не ужинал, так как кушал перед выходом там же, вместе с уйгурами.

— Если у тебя нету денег, ты не молчи, все говори мне. Я тебе вышлю если что!

— Не надо, ана́м, сагъ олунъыз!²⁶ Вы себе оставьте лучше, у меня всего хватает, я справляюсь. Спасибо, правда, не надо, — она продолжала работать в магазине и получала все те же копейки, а в последние месяца и того меньше, но всегда норовила отправить мне хоть что-то, переживая, чтобы я тут не сидел босой и голодный. Однако зарплату мне немного подняли, и теперь я мог даже откладывать понемногу. Раз в месяц я ходил в магазин, прикупал одежду к зиме.

— Ана́м… я еще кое-что хотел рассказать вам… — я должен был поделиться своими чувствами с самым близким мне человеком. — Мне нравится одна девушка, она крымская татарка. Мы гуляли с ней, общались, и мне кажется, что я люблю ее…

— Это хорошо, бала́м, — улыбнулась мама, — только будь осторожен, не принимай поспешных решений, будь рассудительным. Я знаю, что ты выберешь достойную, — мне стало легче, когда я открылся ей и получил слова поддержки. Но мне вдруг почему-то захотелось быстро перевести разговор на другую тему.

— Как там баба́?²⁷ Есть какие-то новости о нем? — в последний раз, когда я говорил с мамой по Скайпу, то узнал от нее, что дело отца вроде бы как собирались пересматривать. Об этом ей рассказал Амет, старый знакомый нашей семьи, который работал в полиции.

— Его оправдали, — лицо мамы вдруг погрустнело, — но только частично. Полковник Захаркин не смог найти доказательств и подтвердить, что баба́ это контрабандист Хызыр. Но он все равно оставил его в тюрьме. Теперь Исмета считают подельником Хызыра, его посредником в Крыму, — когда картинка на мониторе прояснилась, я увидел слезы на лице у мамы. Мне и самому от всего этого становилось так плохо… Я искренне надеялся, что в нашей стране еще осталось правосудие, но по факту местные чиновники вершили беспредел. Им нужно было закрыть преступника, отчитаться, что они провели опасную и важную операцию, и они всеми честными и нечестными путями это выполнили бы. Полковник не был исключением. Наверняка и он перед своим руководством отчитывался об успешно проведенном задержании крупного контрабандиста. А улики в сфабрикованном деле все не вязались у него, но папу он все равно решил посадить: «ничего страшного, что он не сам Хызыр — пускай будет его посредником»

— А неделю назад… — мама неожиданно запнулась, — я не хотела тебе говорить… волновать тебя…

— Что такое, ана́м? — сердце вдруг отчего-то заколотилось в груди, словно предчувствуя нехорошее.

— Исмет… баба́… он…

— Говорите, ана́м, не томите!

— У него случился инфаркт в КПЗ… его не успели спасти…

Все внутри меня в одно мгновение оборвалось, я даже подскочил с дивана, едва не уронив ноутбук на пол, но поймал его в последний момент. Какой-то ком подобрался к горлу, а глаза сдавило. Мне захотелось уйти далеко-далеко, в лес, в глухой лес, чтобы никого не видеть и не слышать. Это не могло быть правдой! Разве могло быть так: был человек, и тут раз — его больше нету? Это не должно было быть так! Это все этот чертов полковник Захаркин был виноват! Эта мразь оклеветала отца и нашу семью! Эта гнида отправила папу в тюрьму!

— Я должен приехать на похороны, ана́м, — голос мой однако, несмотря на бушующие внутри эмоции, звучал спокойно и монотонно.

— Нет, ни в коем случае Карим! — я был немного введен в ступор таким резким ответом мамы. — Полковник, ему недостаточно было уже причиненного горя нашей семье. Теперь… как Исмета не стало… ты — главный подозреваемый в деле. Тебя объявили в розыск, Карим. Тебе нельзя приезжать… Прочти сегодня намаз, бала́м, за его душу, — смягчился мамин голос, — попроси, как и я прошу у него каждый день, чтобы Аллах принял его душу к себе…

Выходило, что, как бы я не хотел оказать последние почести папе, проститься с ним, но меня лишили и этой возможности. Виной всему был пресловутый полковник, которого я с каждым мгновением начинал все больше и больше ненавидеть… В тот же вечер, после разговора с мамой я отправился в местную мечеть на вечерний намаз. Мне стало стыдно, что за все время в Стамбуле я был в мечети всего несколько раз и то, как турист.

Ноябрь 2014

— Ну, что, ты долго там еще? — постучал костяшками пальцев по деревянной двери примерочной кабинки Ильяс. Те дни, когда мы с ним вместе бороздили весь город, изучая новые места, уже давно прошли. Наступили холода, близилась зима и нам уже было не до этого, поэтому теперь уже редко когда мне удавалось вытащить Ильяса из его европейской части города в свою, азиатскую. Но сегодняшний вечер был исключением — я наконец скопил достаточно денег, чтобы купить классическое пальто, которое уже пару месяцев назад присмотрел в магазине. Оно мне казалось даже куда более классным, чем то, что я брал в долг у своего друга. Я застегнул верхнюю пуговицу, бросил на себя последний взгляд в зеркало и вышел.

— О-о! Оно прямо пошито на тебя! — оценивающе просканировал меня Ильяс. — Ты прям как большая шишка или мафиозник какой! — хохотнул он.

— Ну, все, беру тогда, — покрасовавшись еще немного со всех сторон перед большим зеркалом в зале магазина и окончательно убедившись в том, что я выглядел в нем очень даже презентабельно, я вернулся в кабинку. Кроме пальто я решил еще прикупить парочку классических рубах и новые темные джинсы, потеплее.

Через пятнадцать минут мы покинули магазин, так как нам повезло с небольшой очередью.

— С обновкой тебя, братан! — похлопал меня по плечу Ильяс. — Завтра будешь вообще красавчиком, на стиле! И она будет твоя, — подмигнул он мне, — я уверен, что она не сможет устоять, никак! — после того неудавшегося свидания я с Сусанной больше не встречался, в кафе она тоже долго не приходила. Я не звонил ей, я лишь ждал пока она придет в ресторанчик и вновь осчастливит меня своей улыбкой. И вот вчера я вновь увидел ее, опять вместе с обеими хохочущими подругами. Я вновь подошел к ней и пригласил ее сходить со мной еще раз. Она согласилась, хотя, как мне показалось, и поколебалась немного. Но теперь я решил прийти на встречу уже не в одолженной одежде, а в своей. Мне хотелось, чтобы она увидела, что я менялся, что я развивался, что постепенно превращался из мальчика-школьника, влюбившегося в нее четыре месяца назад, в мужчину, который уже начал зарабатывать, которому уже не нужно было брать двести лир в долг у друга, который мог выделить эти деньги на свидание из своего собственного кармана. Мне и впрямь тогда казалось, что за четыре месяца я сильно изменился.

Дядя Энвер уже вырос у нас на пути, подскочив с мягкого, насиженного кресла, находившегося напротив входа в магазин.

— Ну вы и отовариваться, балла́р!²⁸ — это был упрек, хотя мне и не показалось, что мы были долго. Дядя не захотел с нами возиться среди вешалок все это время и потому остался сидеть снаружи. К его счастью на этом этаже торгового центра как раз находились удобные диванчики и кресла.

— Могли же не ходить с нами, Энвер-а́би, — заметил Ильяс.

— А все пакеты с едой мне самому прикажешь тащить? Кушать-то все будут! Тоже нашли мне верблюда! — возмущался дядя Энвер. Мы с приятелем лишь переглянулись, давно уже наученные отличать и прекрасно понимать, когда дядя был по-настоящему злой и чем-то недоволен, а когда просто шутил, как сейчас. Этой ночью Ильяс оставался ночевать у меня, что случалось еще намного реже наших вылазок в город. Чаще я после работы мог забуриться к нему домой. Тем более что он всегда жил практически один — его отец частенько ездил в Крым и обратно, а даже когда и находился в Стамбуле, то был погружен в свои челночные дела и допоздна засиживался на своем складе. На этот же раз уже Ильясу было нерезонно возвращаться домой. Раз он уже выбрался ко мне в Азию, то я его гостеприимно с согласия дяди принял в своем доме.

Спустившись на пару этажей ниже, мы по-быстрому купили все необходимое в продуктовом магазине и покинули Капитоль, который являлся самым ближайшим торговым центром к нашему дому и одним из самых старых в Стамбуле. Через четверть часа мы уже все втроем завалились в квартиру. Сегодня за кухню отвечал дядя Энвер (впрочем, как и обычно), но этим вечером он решил приготовить что-нибудь необычное, раз уж у нас были гости, и замахнулся на чибереки²⁹. После ужина я покинул Ильяса с дядей и пошел в мечеть. После того разговора с мамой мне стало стыдно, что я не молился даже дома уже несколько месяцев, и теперь я старался хотя бы раз в день бывать в мечети. Чаще всего мне удавалось попасть лишь на вечерний намаз, так как утром и в течение дня все время отнимала работа и путь к ней. У Аллаха я просил лишь две вещи: чтобы Он позаботился о душе моего отца, чтобы она обрела свой покой, и второе — чтобы Он позволил мне быть с девушкой моей мечты вместе всю жизнь.

***

На следующий день я отправился на наше второе свидание с Сусанной. Этот раз оказался куда более удачным, чем предыдущий — мы таки дошли до той романтической кафешки на набережной у Босфора. Все складывалось как нельзя более лучше. Всю дорогу мы вели непринужденную беседу, я пытался быть смешным, хотя и чувствовал себя порой неловко, но она смеялась над моими шутками, а значит, ей нравилась моя компания. Подметив это, я просто взмыл на двадцать пятый этаж от счастья. В кафе я выбрал тот самый столик, за который и мечтал ее привести в прошлый раз — у самой кромки воды, с плетеным диванчиком для двоих. На таких вот уютных диванчиках с мягкими подушками я часто наблюдал, как сидели холодными осенними вечерами влюбленные парочки, укутавшись под теплым пледом и потягивая салеп — горячий молочный напиток с корицей, идеально согревавший в такую пасмурную погоду.

— Присаживайся! — галантно я пропустил Сусанну вперед и устроился затем рядом с ней. К нам подошел официант, и мы заказали по чашечке медового салепа.

— Какая тут интимная обстановка, — бросила вдруг она на меня игривый взгляд.

— Мне тоже очень нравится это место, милое такое: море, чайки, — глупо улыбнулся я, растерявшись.

— Ты намеренно завел меня сюда, где все сидят парочкам? — захохотала она.

— Да нет, просто местечко уютное, люблю сюда частенько ходить, — попытался было оправдаться я.

— М-м, — закинула она нога на ногу, повернувшись полубоком ко мне. — Никогда не подумала бы, что ты такой романтик и сидишь по таким кафешкам.

— Ну, есть такое, — покраснел я, — порой хочется побыть одному, подумать о жизни, и это очень подходящее место.

— Побыть одному в месте, где все приходят парочками? — гнула она свою линию. — Так ты приходишь помечтать сюда?

— Э-э, да, можно и так сказать, — на какое-то мгновение я почему-то растерялся.

— Ты ведь здесь последний раз был еще до нашего первого свидания, не так ли? — ее закинутая нога манерно колебалась, и носочком она то и дело немного касалась моей голени.

— Да, на самом деле, — выдохнул я отчего-то скопившийся в легких воздух.

— Но про мечты-то ты не соврал, надеюсь? — проткнула она меня своим взглядом.

— Н-нет, я не обманывал тебя, — я сам себе со стороны казался таким глупым в тот момент. Я не заметил, как Сусанна перехватила инициативу в свои руки, и почему-то я сейчас оправдывался перед ней. По крайней мере так я себя ощущал в тот момент.

— И о чем же ты мечтал? — скользнула хитрая улыбка по ее лицу.

— О тебе! — вдруг выпалил я неожиданно для самого себя и тут же провалился на месте прямо под диванчик, на котором мы сидели. Раз я признался ей, то теперь задний вход включать уже было бессмысленно, и я медленно потянулся к ней. Она вроде бы была не против, и я, положив свою руку ей на бедро, придвинулся к ней и тут же окунулся в ее сводящий с ума аромат. Ее губы, такие манящие сладкие, были так рядом. Забыв обо всем на свете в ту секунду, я резко коснулся губами ее уст. Как же бешено колотилось сердце в тот момент. Она, я не сомневался, ощущала то же самое внутри. Мы слились в крепком долгожданном поцелуе. Я кайфовал от ее нежных губ, которые то и дело сладко причмокивали. Но внезапно она резко отпрянула, и, густо покраснев, я осознал, что на самом деле весь поцелуй длился не более секунды. Она уставилась на меня каким-то странным взглядом и словно отстранилась, чего-то испугавшись.

— Это неправильно, мы делаем ошибку, — затараторила она.

— Извини, прости, Сусанна, я не хотел тебя обидеть, — я уже и не помню какие еще глупые слова я там лепетал, пока не был оглушен ее единственной короткой фразой, прогремевшей, как гром среди ясного дня.

— У меня есть парень, — ее слова прозвучали тихо, но в моем сердце они отозвались громким эхом, — ты — хороший, мне интересно с тобой, мне хорошо и весело с тобой, но как с другом.

Все слова словно забылись, я не мог ответить ничего подобно немой рыбе в глубоких буйных водах внешне спокойного Босфора.

— Ты пойми, ты мне нравишься, и я даже полюбила тебя за то непродолжительное время, что мы знаем друг друга, — вдруг прозвучавшие ее эти слова неожиданно дали мне какую-то надежду, мне хотелось верить, что все это было шуткой, флиртом, женским заскоком или чем-то из этой оперы, но она продолжила, — полюбила, как брата…

Декабрь 2014

У нас в это время в прежние года уже обычно выпадали сугробы снега, и на улице стояла волшебная атмосфера близящегося праздника. Но в Стамбуле зима долгое время не собиралась приходить. До двадцатых чисел декабря я бегал на работу под хмурым дождливым небом и каждый вечер сушил кроссовки на батарее. Так как денег на хорошие сапоги я еще не скопил, отдав предпочтение не столь необходимому пальто, то приходилось мне ходить в том, в чем я приехал сюда летом. Но однажды снег на удивление всем жителям города посыпал. Это случилось без предупреждения, без предварительных заморозков — просто заснув прошлым вечером при десяти градусах тепла, на следующее утро город проснулся уже при минусовой температуре. Впервые здесь на юге я видел снег. И эта снежная атмосфера отдавала чем-то родным, я словно очутился в Крыму, успев порядком соскучиться по родине за эти полгода. Этим утром я шел на работу в свой ресторанчик, будучи воодушевленным как никогда. Рана, нанесенная моему сердцу самим же собой за свою же детскую наивность, начинала понемногу затягиваться. Я старался не думать о Сусанне, и к счастью она больше не появлялась в кафе. Один раз я видел ее подруг, но они были сами. Я был благодарен ей за то, что она не вызывала своим появлением излишнюю боль в моей душе.

— Тебе нужно заняться каким-нибудь делом, по-настоящему настолько интересным, чтобы забыть и не думать об этих бабах, братан, — говорил мне частенько Ильяс. Но пока я не знал, чем себя занять, что меня ждало впереди. Я продолжал работать официантом на Асматуллу-бея, получал свои гроши, которых мне хватало лишь на пропитание и немного на одежду. Просить больше у Асматуллы-бея смысла не было — я видел, что бизнес его в последнее время становился все более убыточным. То, что он держал меня у себя, было уже большим участием с его стороны. Проводя весь день за беготней между столиками, я то и дело поглядывал за окно и боялся, чтобы эта зимняя сказка не растаяла за один день. И к моему счастью, когда я возвращался домой, снег все еще продолжал падать. Мне почему-то захотелось поставить в плейере классическую музыку, а не привычный рок, и под «Реквием по мечте» я добрался домой. Хоть я и был в наушниках, но казалось, что все люди вокруг слышали эту музыку, и толпы людей, словно сговорившись, в нужный момент то ускорялись перед глазами, когда музыка нарастала, то замедлялись, в моменты успокоения оркестра.

Дядя Энвер был дома и встретил меня горячим кофе. Голодным я как обычно с работы не был, но от курабьешек (рассыпчатых печенек) с турецким кофейком не отказался. Мы уютно устроились на прогретой чайником кухне с паром под потолком.

— Завтра мне нужно будет на какое-то время уехать, Карим, — завел дядя беседу.

— Куда? — откусил я печенья и запил его горьким напитком.

— Да по делам нужно будет съездить в другой город. Уеду я рано утром, не знаю сколько там задержусь. Чтоб ты не переживал, а то мало ли, кинешься искать меня, тревогу поднимешь. Оно мне не надо, — усмехнулся дядя.

— Что-то случилось, Энвер-а́би? — еще с тех пор, как я зашел домой, мне он показался каким-то озабоченным.

— Да нет, ничего, что тебя должно было бы беспокоить, — он улыбался, но эта его улыбка была какой-то неестественной.

Внезапно из прихожей раздался грохот — словно какая-то дверь с силой захлопнулась. Зашумели незнакомые турецкие мужские голоса. Раздался топот кирзовых сапог, и тут же дверь на кухню громко распахнулась, в комнату вбежало человек пять в военной форме и с автоматами. Подбежав к нам, они грубо ткнули нас лицами в стол, с которого на пол покатились чашки, и горячий кофе пролился прямо на мои штаны. От внезапного ожога кипятком я аж вскрикнул и тут же получил дулом по шее. Мы были обездвижены. За этими ребятами в комнату уже размеренной походкой вошел полицейский.

— Кто здесь Энвер Алимов? — сурово спросил он.

— Я, — подал голос дядя. В этой ситуации, скорее всего, отпираться было бессмысленно.

— Вы задержаны за торговлю наркотикам и будете осуждены по законам Турецкой Республики, и никакие ваши посольства вам не помогут!

Дядю тут же резко подняли, словно беспомощного щенка, и легко скрутив ему руки за спиной, застегнули на запястьях наручники.

— Я ни в чем не виноват! Это — ложь! — запротестовал вдруг дядя, что мне показалось лишним, так как турки особо не церемонились с ним. Ему тут же заехали прикладом в живот, и он согнулся пополам. Все произошло не более чем за пять минут. Дядю Энвера уволокли, ушли и спецназовцы, пригвоздившие меня к столу дулами автоматов, а полицейский, оставшись со мной, лишь задал несколько общих вопросов, но задерживать не стал. В голове у меня творилась сущая каша и неразбериха. Единственное, что я сумел понять и запомнить из его слов после его ухода, было то, что в причастности моего дяди к наркотрафику он не сомневался, а на счет меня он точно знал, что я был не при делах.

Оставшись один, я еще долго сидел, замерев на месте, за кухонным столом, пытаясь осознать все то, что сейчас произошло. Со мной опять повторилась та же самая ситуация, полгода спустя. Сначала я был свидетелем задержания своего отца, а теперь вот при мне снова словно цунами по квартире дяди Энвера прошлись турецкие полицейские и взяли его под стражу. Не знаю точно, сколько времени прошло от их ухода, но отчетливо помню, что разлитый на мои штаны кофе уже успел высохнуть, когда меня вернул в реальность телефонный звонок. На том конце трубки раздавались судорожные всхлипывания и плач:

— Ты можешь сейчас ко мне приехать?.. Мне плохо… я не знаю, что мне делать… — это была какая-то девушка.

— Кто это?

— Ты не узнаешь меня, — вдруг взвыла она, — Сусанна…

Не сразу я узнал в этом рыдающем, надрывающемся голосе Сусанну, всегда задорную и смеющуюся в моей памяти.

— Ты где? Скажи свой адрес, я сейчас же буду! — мой пульс участился на столько, что руки аж затряслись. В данный момент самой любимой моей девушке на свет было плохо, где-то на другом конце Стамбула ее кто-то обидел, и ей была нужна моя помощь, она вспомнила обо мне в этот момент. Значит, я был ее единственной надеждой, единственным, кто мог помочь ей. Я должен был во что бы то ни стало быть с ней и помочь, защитить. Она продиктовала мне адрес, и я в чем было выскочил из дому, поймав первое встречное такси. Всю дорогу я то и дело поторапливал водителя, которому из-за меня пришлось нарушить ряд дорожных правил. Но я не мог допустить ни минуты промедления.

Подъехав к ее дому, я всучил водителю крупную купюру и пулей покинул салон, он что-то еще пытался мне кричать вслед, намереваясь вернуть сдачу. Но я уже не слышал его, перескакивая через несколько ступеней, я влетел к ней на этаж и нажал на дверной звонок. Отворив двери, она тут же кинулась мне на шею и уткнулась своими мокрыми ресницами в мою щеку. Крепко обняв свою девочку, я буквально пронес ее на своей шее до гостиной и усадил на диван.

— Спасибо, что приехал… — еле слышно молвила она, — я не надеялась, что ты приедешь… ты же обиделся на меня тогда…

— Нет, нет, ничего страшного, — прижал я ее крепко к своей груди и принялся гладить по дрожащей спине.

— Прости меня… — всхлипнула она, — прости, что сразу не сказала о парне… еще на первом свидании… это он мне позвонил тогда, а не подруга… — Сусанна вновь зарыдала, по всей видимости, от очередной волны нахлынувших воспоминаний.

— Все хорошо, тише, тише, девочка, — я пытался отдать ей все свое тепло, подставить свое крепкое плечо.

— Ты, наверное, не поймешь меня… Тебе приходилось расставаться? — она была права, девушки у меня никогда не было (мимолетные поцелуи на пляже летом с разными девчонками и пару прогулок с одной девушкой не в счет), настоящих отношений я не имел, потому понять всю раздиравшую ее изнутри боль я, скорее всего, не мог. Но боль любви я уже познал, тогда, месяц назад, узнав, что моя любовь к этой девушке останется навсегда неразделенной.

Не дождавшись моего ответа, она продолжила:

— Я любила его… а он использовал, и бросил… я из-за него оставила учебу, он не хотел, чтобы я училась… я делала все, что он желал, лишь бы ему было хорошо со мной…

— Тише, я рядом, девочка моя, не думай больше о плохом, — гладил я ее по горячей головке. Тут мой взгляд упал на журнальный столик у дивана, на котором стояла откупоренная и уже наполовину опустошенная бутылка вина рядом с бокалом. Сусанна, по-видимому, тоже вдруг вспомнила о ней, и, отпрянув от меня, потянулась к столику. Она предложила выпить и мне. Я не мог отказаться. Последние несколько лет я старался не пить, после того как классе в девятом мы с друзьями перебрали на пляжной дискотеке, где я подрабатывал в свое время.

Сусанна все подливала и себе, и мне вина и изливала мне душу. Когда она уже раз на шестой перевернула бутылку, и из нее вытекла лишь одна капля, Сусанна швырнула ее на ковер и откинулась на спинку дивана. Мое сознание к тому времени уде порядком помутнело и хотелось неимоверно спать. Я сидел рядом с девушкой моей мечты как никогда близко, теперь я знал все о ее сокрытых переживаниях, она допустила меня в свой внутренний мир. Но какой ценой. Я тоже облокотился на диван и закрыл глаза. Внезапно я ощутил у себя на ширинке руку, она гладила меня. Еще секунду спустя моих губ коснулись ее сладкие от вина уста. Я открыл глаза, а Сусанна внезапно резко запрыгнула сверху на меня и впилась в мои губы страстным поцелуем. Я поддался своему влечению и желанию и крепко схватил ее за ягодицы, прижав к себе. Она была в моих руках, извиваясь на мне, терлась о меня и, оставив мои покусанные губы в покое, принялась целовать шею, расстегивая мне рубашку. Я прошелся по ее спинке и, задрав ее маечку, помог ей избавиться от нее. Приподнявшись, я позволил ей снять с меня рубашку, после чего она запустила свою руку себе за спину и ловким движением расстегнула лифчик. Наши горячие тела соприкоснулись и слились воедино. Я ощутил прикосновение ее твердых сосков к своей груди. На этот раз уже я прильнул к ее губам и принялся страстно целовать ее, запустив ладонь в ее густые волосы. Ее ручки тем времени опускались все ниже по моему торсу и принялись расстегивать пуговицу штанов. Я встал с дивана, взяв Сусанну на руки, а она обвила своими стройными ножками мою спину. Аккуратно поддерживая ее за ягодицы и не расцепляя губ, я медленно опустил ее на диван, оказавшись теперь сверху. Мои страстные поцелуи стали плавно перетекать все ниже и ниже. Когда мои пальцы ласкали уже их остывшие следы на ее шее, я уже впился устами в ее набухшую грудь. Сусанна начала томно постанывать и еще крепче сжала мою талию ножками, поглаживая пяточками мою спину. Мои уста же стремились все ниже и ниже, наконец достигнув кромки ее джинсов. Нежно расстегнув, я медленно, оттягивая каждую минуту удовольствия, стал стягивать их с нее. Оставив ее в одних лишь трусиках, я прильнул губами к ее пупку, и она вдруг вздрогнула и затрепетала подо мной. Крепко сжав одной рукой ее томно вздымающуюся грудь, а другой схватив ее упругую ягодицу, я еще крепче впился в ее животик страстными устами, а затем принялся осыпать все ее тело хаотичными нежными поцелуями. Спускаясь все ближе к заветной розе.

— О, да-а! — выдохнула она, когда мой подбородок коснулся ее лобка, оттягивая трусики все ниже и ниже, и я наконец вкусил ее розу. Сусанна принялась ритмично постанывать и стягивать своими пяточками мои джинсы. Избавившись от лишней одежды, я вновь вернулся к ее милому личику и прильнул губами к ее тонкой шейке. Теперь я лежал на ней, и мы полностью слились в один единый организм. Она издала еще один томный вздох прямо над моим ухом. Отчего мурашки прошлись по моему телу, и я, уже полностью овладев ею, страстно коснулся ее закушенных губ своими устами. Я видел лишь как закатываются ее глазки в блаженстве, но ощущал гораздо больше: я чувствовал, какой вихрь закручивается между нами, как извивается она подо мною, как сплетаемся мы в единый узор. Наши тела разжигали огонь, который с каждым мгновением становился все горячее и ярче, и мы оба горели в этом огне любви. Я ощущал, как ее животик пульсирует, а сердце бешено колотится. Моя одна ладонь сжимала ее ягодицу, а вторая рука тонула в ее волосах, крепко схватив ее за затылочек и оттягивая волосы, отчего она еще больше трепетала и извивалась, уже не стесняясь стонать все громче и громче, все чаще и чаще, доходя до своей кульминации, после чего страстно обхватила мою шею и крепко впилась в мои мокрые губы. Я лежал сверху на ней и ощущал, как пот стекает по нашим телам. Теперь уже наши поцелуи стали нежными, а ее губки сладко причмокивали. Так крепко обнявшись и не желая расцепляться, мы продолжали лежать. Ее дыхание все еще щекотало мое ухо, а наши сердца в груди подыгрывали друг другу в едином ритме. Стоявший вокруг аромат любви, расслабляя все наши органы чувств, плавно погружал нас обоих в крепкий, теплый сон.

Примечания

18

Баба́шка (сленг. от крымско-тат. баба́) — папа.

19

Сагъ ол (крымско-тат.) — спасибо.

20

Бир шей дегиль (крымско-тат.) — не за что.

21

Баба́шка (сленг. от крымско-тат. баба́) — папа.

22

Ана́шка (сленг. от крымско-тат. ана́) — мама.

23

Бурс (тур. burs) — стипендия.

24

Ана́м (от крымско-тат. ана́) — мама.

25

Бала́м (от крымско-тат. бала́) — дитя мое.

26

Сагъ олунъыз! (крымско-тат.) — Благодарю!

27

Баба́ (крымско-тат.) — отец.

28

Балла́р (разг., множ. от крымско-тат. бала́) — ребята.

29

Чиберек (крымско-тат.) — чебурек.