Путешествие с большого бодуна

Кирилл Карячка

Мир, похожий на наш, но с другими материками и странами. На дворе – середина семнадцатого века. Кенион Каранса – немолодой, в меру обаятельный мужчина пятидесяти с половиной лет, бывший кулачный боец, торговец, вышибала и путешественник, а ныне самогонщик, владеет постоялым двором. Одним августовским утром мужчина просыпается с жуткого бодуна, хорошо отметив накануне местный праздник и проспав призовой бой, в котором должен был учувствовать. Мучаясь похмельем, идет на рынок за приправами, где, ведомый смутными подозрениями, препятствует преступлению – ввязывается в драку и спасает от похищения девочку-аристократку из соседней страны и её странноватую няню. Девочку необходимо вернуть домой и нашей компании, в сопровождении огромного, слюнявящего все вокруг пса Жака, предстоит проехать через несколько стран, столкнутся с бандитами, суровыми музыкантами, королями, куртизанками, дезертирами и продать двенадцать бочек самогона. Приключения начинаются… Автор обложки – Надежда Голубенко.

2

Доски на крыльце были мокрыми. Небо затянуло сплошной серой пеленой, лишь в вдалеке, почти на линии горизонта, местами светлели разрывы, пропускающие густые, яркие солнечные лучи.

Меня охватило странное, и давно позабытое чувство… какого то радостного предвкушения. Подобное я чувствовал лишь в детстве, выпасая овец на скалистых берегах Донгерола, когда вставал на краю утеса, раскинув руки, наслаждался порывами ветра с моря, трепавшими мой старый плащ и представлял себя матросом корабля, путешественником и героем. Как же давно это было — сорок лет назад, тридцать пять?

Я поскользнулся на влажной доске, чуть не упал, успев схватится за перила ступенек. Боль в голове радостно напомнила, что она все еще тут. Почва размякла от дождя и было очень грязно. Спустившись с крыльца, взял прислоненную у стены старую метлу, грязным сапогом стянул с черенка пучок лозин и опираясь на него как на посох, зашагал по скользкой и вязкой земле в сторону рынка.

Деревня сегодня просыпалась медленно. Вчера был последний день большого ярмарка, известного на всю страну, совмещенный с каким-то местным праздником, коих было превеликое множество и название которого я не мог запомнить, и многие хорошенько напились. Несмотря на погоду, несколько мужиков уже тянулось в сторону нашего постоялого двора на опохмел. Мы поздоровались и обменялись сочувствующими взглядами. Я выбрался на главную сельскую дорогу, и остановился, пропуская колонну шагающих мокрых солдат, подгоняемых несколькими конными офицерами. После свержения предыдущего короля северные провинции восстали, не приняв нового монарха, и теперь разгоралась война. При довольно большой территории, удачном расположении и богатых ресурсах, страна умудрялась жить на удивление бедно. Все плюсы нивелировались постоянным казнокрадством, мздоимством и непрекращающейся сменой слабых королей. Было удивительно, как такую лакомую территорию в центре материка еще не начали рвать, как хищники, более сильные и агрессивные правители соседних стран. Пока они лишь наблюдали, выжидали, навязывали свое влияние.

Колонна состояла из рекрутов, набранных в соседних деревнях, и направлялась в Крепость на Камне — ближайший большой город, где имелись достаточно вместительные казармы, и расположился военный совет округа. Там их наспех обучат стрелять из мушкета, колоть пикой, ходить в ногу, раскидают по полкам и отправят маршем дальше на север — служить своему королю.

Несмотря на дождь, тяжелую дорогу и усталость, новобранцы весело переговаривались и обменивались шутками. Но на многих лицах застыли угрюмые маски. Кто-то жаждал приключений и подвигов, а кто-то хотел вернутся к семьям, начался период сбора урожая и заготовок на зиму, мужчины нужны были дома.

Колонна миновала перекресток, и я пошагал дальше, протиснувшись на узкую тропинку, разделявшую два плетенных забора, и завилял между дворами, садами и огородами. Можно было отправится по главной улице, вслед за солдатами, но они превратили своими башмаками дорогу в болото, и выбранный путь был гораздо короче, что при моем самочувствии было немаловажным.

Я добрался к рынку немногим менее, чем через четверть часа. Обычно дорога занимала гораздо меньше времени, но сегодня ноги утопали и скользили в грязи, голова болела, меня шатало и три раза приходилось останавливался, чтобы передохнуть. После ночи, проведенном на полу, спина начала ныть в пояснице, и выйдя на длинную рыночную улицу в своем старом, замызганном плаще с капюшоном, с седой мокрой бородой, растрепанными длинными светлыми волосами, опухшим лицом, согнувшись, опираясь на черенок от метлы, я выглядел как древний старик.

Людей было все еще много, приезжие торговцы собирали свои товары и пожитки под дождем, складывая их в фургоны и телеги, запрягали покормленных лошадей, чертыхались, поскальзываясь в грязи. Поперек улицы с гагаканьем пробежал отряд гусей под предводительством большого белого гусака и скрылся между двумя деревянными лоточками. Я на секунду скинул надвинутый на лицо капюшон и выпрямился, всматриваясь в дальний конец улицы, стараясь рассмотреть, открыты ли ставни в лотке с пряностями и травами и увидел полную фигуру торговки, в нарядном красном платье с белой юбкой. О, слава Богу, мои муки не были напрасными. Накинув капюшон обратно, медленно и аккуратно зашагал вперед.

Торговец сдобой, высокий, плотный краснолицый мужчина, обычно громко зазывавший отведать сладчайших булок, тихонечко сидел на деревянном табурете с закрытыми глазами, привалившись к стене лотка. Вчера мы начали пить вместе, но продержался он, судя по всему, дольше. Я поздоровался, пекарь открыл воспаленные глаза, что-то простонал в ответ, и дрожащей рукой потянулся за кружкой с водой. Видимо его муки превосходили мои. В лотке появилась жена торговца, и начала раскладывать свежую сдобу. Подняв голову, вперила в меня хмурый взгляд, и я ускорил шаг.

Немного дальше по левую сторону, в проеме между лотками, стояла карета, запряженная двумя красивыми черными жеребцами, явно дорогими. На козлах сидела женщина лет тридцати пяти. Ее можно было бы назвать симпатичной, если б не какое то отсутствующие и напуганное выражение, застывшее на лице. Один мужчина ковырялся в карете, двое разбирались с содержимым каких-то тюков и складывали их на крышу, а еще один, хорошо одетый, чернобородый, с небольшим шрамом на щеке, стоял чуть поодаль, обнимая девочку лет одиннадцати — двенадцати. Было похоже на встречу семейства после разлуки, или на трогательное прощание отца с ребенком перед путешествием, и я умиленно улыбнулся.

Прошагав до конца улицы, между, по большей части закрытыми лотками, добрался наконец до цели.

— Госпожа Ольга, доброго утра, чудесно сегодня выглядите, — поздоровался я, женщина была приятной, и всегда добра ко мне и семейству Родриго.

— Доброго, господин Кенион. А вы сегодня выглядите нездоровым, перебрали с напитками вчера? — добродушно — сочувствующе ответила торговка.

— Вы абсолютно правы, дорогая, это моя частая ошибка. Можете дать тех трав, что всегда берет Хуанита для своей стряпни?

— Конечно дорогой, — она развернулась, сняв с натянутых веревок четыре разных пучка. — Держи. Жаль что ты сегодня без Жака, я бы угостила его чем-нибудь вкусным. С тебя один серебряник.

— О, вы его закормите, — я протянул деньги и попрощался. — Спасибо, госпожа Ольга, до следующей недели.

— До встречи, и постарайся пить поменьше, опухшее лицо тебе не идет.

— Обещаю, в следующий раз я буду выглядеть как восемнадцатилетний юноша.

Улыбнувшись на прощание, развернулся, засунув пучки трав в глубокий карман плаща и нащупывая посохом участки дороги по тверже, поплелся обратно. После небольшой прогулки и разговора чувствовал себя невероятно уставшим. Гуси с шумом пронеслись в обратную сторону, расплескивая маленькие капельки грязи своими лапками. Дождь, еле моросивший, пустился сильнее. Мужчина все также обнимал девочку, её ничем неприкрытая голова стала совсем мокрой. Какой беспечный папаша, подумал я. На ребенке был белый сарафан, уже порядком испачканный внизу грязью. На ногах, какие-то совсем не уместные при такой погоде сандалии, ступни девочки то и дело утопали в грязи, и она переступала с ноги на ногу, пытаясь найти сухую поверхность.

Проходя мимо кареты, я кинул взгляд из под капюшона на согнувшегося в дверях мужчину. Не видно было, что он делает, но судя по движениям рук и плеч, что-то с усилием разрезал. Женщина на скамейке для кучера, не смотря на усилившийся дождь, сидела неподвижно, с таким же отрешенным выражением на лице. Все это вкупе выглядело нелепо.

Пошагав дальше, направился к лотку булочника. Подойдя, встал под навесиком, дававшим защиту от дождя.

— Здравствуй, почтенный Петр, — поздоровался я с пекарем.

— Аааа, — мужчина разлепил глаза и прищурился, — это ты Кенион. Сделай милость, добей меня.

— Твоя глубоко уважаемая мною жена этого не одобрит.

— Ну да, наверное не одобрит. Хочешь пирог?

— Нет, не могу смотреть на еду, меня тошнит.

— И я не могу, чего думаешь, сижу тут с закрытыми глазами.

— Поздно вчера ушел, смотрел бой?

— Последнее что помню, как ты храпел, положив голову на стол, бой еще не начинался. Следующее воспоминание — я дома, в постели, одетый, но без сапог и хмурый взгляд жены. Говорит, тащила меня на себе. — Булочник грустно вздохнул. — Она сегодня не в духе.

— Да, женам с нами бывает тяжело.

— Бывает. Ходит хмуриться и молчит. И даже накричать на нее не могу, чтоб перестала, совесть не позволяет. И самочувствие.

Я сочувствующе кивнул, что вызвало очередной приступ головной боли. Со вздохом привалился плечом к стене напротив Петра и странная компания вновь оказалась в поле зрения.

— Видишь карету с другой стороны, красивую, запряженную черными конями? Давно стоит? Кто хозяева, не знаешь их?

— Ууаауу, — неопределенно начал Петр, — я замок на дверях лотка с трудом открыл, куда уж там по сторонам смотреть. Ну вчера их не было, это точно. Не знаю, когда они появились, может ночью приехали.

— Значит не торговцы, зачем им после ярмарки приезжать.

— Уууфф, — мужчина сжал руками голову, — не могу ни о чем думать, наверное нет. А тебе что?

Открылась дверь дома пекаря, и оттуда вышла его жена, неся поднос с горячей выпечкой. Многие торговцы селились на Рынковой улице, рядом со своими лотками, это было очень удобно. Длинная широкая улица, являлась самой старой в деревне, и со временем ее густо застроили.

Женщина вошла в лоток через калитку в задней стене и бухнула тяжелый поднос на прилавок. Ее звали Марта, и фигурой она была под стать мужу, такая же крупная и сильная.

— Здравствуй, господин Каранса, — сказал она суровым тоном, — явился поинтересоваться здоровьем моего мужа? Или скучно похмелятся самому.

— Дорогая, прекрати, — запротестовал Петр слабым голосом.

— Что вы госпожа, — я постарался обаятельно улыбнутся, но обаяния во мне этим утром не было ни на грош, — просто ходил за душистыми травами, и подошел поздороваться. Мне жаль, что так вышло вчера, нас иногда заносит.

— Вас заносит не иногда, а при каждом удобном поводе, старые пьянчуги.

— Вы суровы сегодня, Марта, суровы, но справедливы. Кстати, не знаете, что за карета вон там, кто на ней приехал?

— Та, красивая? Появились где то с полчаса назад, мужик, что сейчас ковыряется внутри, правил лошадьми. Потом подошли те трое. Но они прибыли вчера, на простом фургоне, встали, вроде, в начали улицы, видела, как они искали место для стоянки среди других приезжих торговцев, ничего не продавали, наверное, просто гуляки, собирались на ярмарок, но опоздали.

Женщина смягчилась, — Кенион, будешь воду?

— О, не откажусь.

Марта зачерпнула из стоявшей на земле бадьи кружкой воду и протянула мне. Вода оказалась невероятно вкусной.

— Благодарю, вы чудесная женщина, Петру очень повезло.

Марта смущенно улыбнулась, пекарь привалился к ее бедру головой и обнял за талию, а она в ответ погладила мужа по редеющим волосам.

Я оглянулся и еще раз посмотрел на странную компанию с другой стороны улицы.

— Петр, будь добр, дай мне пару пирогов с вишнями.