Заковали сердце в лед

Кирилл Казанцев, 2012

Беда не приходит одна. Отсидев три года на зоне, Андрей Порубов возвращается в родной городок. Там его ждет печальное известие – его мать, единственный близкий и дорогой человек, тяжело больна. Ей требуется дорогостоящая операция на сердце. Где взять такие огромные деньги? На помощь Андрею спешат друзья-однокашники. Втроем они проворачивают сложную авантюру и в итоге добывают нужную сумму. А попутно они наказывают опасных преступников и еще раз проверяют на прочность свою дружбу, скрепленную смелостью, благородством и бескорыстием…

Глава 2

Во времена легендарные Юра Покровский наверняка стал бы знаменитым алхимиком. Невысокий сутулый очкарик, с растрепанной копной волос, он очень органично вписался бы в интерьеры средневековой лаборатории, с закопченными колбами, реостатами и сушеным крокодилом, подвешенным над кузнечным горном.

Однако новые времена скорректировали Юрины интересы: он стал компьютерным взломщиком, или, как называли его многие несведущие люди, — хакером. Сфера его интересов наверняка бы довела до истерики Лабораторию Касперского: взломы любых патентованных программ, написание неопределяемых вирусов, блокирование локальных сетей, атаки на серверы…

Как и большинство людей его психосклада, Покровский не слишком-то глубоко разбирался в реальной жизни, и потому многие окружающие считали Юру законченным лохом. Однако люди, хорошо знавшие его, всегда отмечали Юрину честность, порядочность и замечательное чувство товарищества. Ведь именно он занялся поисками хорошего адвоката, когда Порубову с матерью «шили» статью…

…Отъехав на своей раздолбанной «Тойоте» от офиса, Покровский включил ближний свет. Темнело, да и заморосивший дождь мешал следить за дорогой. До дома было всего ничего — километра четыре, и Юра решил возвращаться не объездной дорогой, а ехать через центр.

Дождь заштриховывал городской пейзаж, словно линованные полоски тетрадку первоклассника. «Дворники» монотонно размазывали капли по стеклу. Индикатор видеорегистратора над обзорным зеркальцем светился по-домашнему. Под фарами стелился мокрый асфальт. Мелькавшие справа кусты вскоре закончились, и из полутьмы выплыл силуэт девушки в полупрозрачном платье и легкой блузке. Стоя на остановке, она призывно поднимала руку.

Юра притормозил — все-таки оставлять барышню мокнуть под холодным дождем было не в его правилах, перегнулся через сиденье, опустил стекло передней пассажирской дверки:

— Вам куда?

— До центра, пожалуйста, — нервно поправила мокрую прядь девушка и просительно взглянула на водителя. — Я заплачу, сколько скажете. Полчаса тут мокну, а маршрутки все нет и нет!

— Давайте…

Барышня была молодой, довольно приятной внешности. Она мелко дрожала, и Юра включил отопление, направил поток горячего воздуха ей на ноги.

— Вам куда в центре? — поинтересовался он.

— У рынка сможете остановить?

— Как раз в тот район еду.

Минут через десять Покровский свернул на оживленный проспект. Дождь измельчал и превратился в ровную водяную взвесь, заполнившую вечернее пространство над дорогой. Фонари на обочине напоминали мутные желтые свечки с белесым искрением в сердцевине.

— Если можно, после перекрестка чуть ближе к обочине, мне скоро выходить, — попросила попутчица и как-то напряженно взглянула на водителя.

Юра крутанул руль чуть вправо, притормаживая…

И тут случилось нечто невероятное. Вдруг девушка резким движением руки рванула свою блузку — отлетевшая пуговица щелкнула по приборной панели, — после чего изо всей силы вцепилась наманикюренными ногтями в лицо водителя.

— Помогите, насилуют! — Рванув дверку, она с визгом вылетела из машины.

От неожиданности Покровский едва не выпустил руль, но успел-таки нажать на тормоз. Выйдя из машины, он уставился на недавнюю пассажирку удивленными глазами.

— Что? Кого насилуют? — Юра механически провел ладонью по исцарапанной щеке — на руке осталась кровь. — Да вы в своем уме?!

А девушка, стоя на тротуаре, буквально билась в истерике.

— Вот этот меня только что изнасиловать хотел, еле отбилась, что же это такое происходит, он, наверное, сексуальный маньяк… — тоненько всхлипывала она. — Да помогите мне кто-нибудь!

И тут из тени вышли двое мужчин, явно кавказского происхождения. Один — худой, с мрачным угреватым лицом — грамотно зашел за спину Покровского. Другой — небритый верзила, с рано налившимся восточным жирком животом, встал перед ним в позе футболиста перед пробитием пенальти.

— Ты нашу сэстронку ызнасиловат хотел, да? — недобро процедил он.

— Да вы что, охренели? — возмутился Юра.

— Хлебало заткны, да? — прищурился верзила. — А то сейчас совсем плохо будет. Сэстра, он что с тобой дэлал? Говоры, нэ бойся, мы в обыда нэ даем!

Девушка, истерически подвывая, прижимала ладонь к порванной блузке.

— Мы с ним познакомились, он усадил в машину, сказал, что в кафе повезет, а я, дурочка, поверила. По дороге приставать начал — мол, давай в темное место отъедем и ты мне на заднем сиденье дашь, я ему отказала, так он прямо в машине ко мне полез, начал одежду срывать… Вон, всю блузку мне порвал!

Недавняя пассажирка врала очень убедительно, не иначе как в свое время училась в театральной школе. Даже слезы и те сверкали на ее глазах совершенно естественно. Вокруг «Тойоты» Покровского начала собираться небольшая толпа, и барышня, продолжая всхлипывать, все тыкала пальцем в водителя:

— Сволочь такая! Отброс! Мразь конченая! Едва отбилась!

Страдания несостоявшейся жертвы встретили явное сочувствие у собравшихся. Сердобольная бабка с хозяйственной сумкой приязненно улыбнулась барышне:

— Да не переживайте вы так! Все же обошлось!

— В полицию заявить надо! — заявил пожилой работяга в ватнике. — Я бы всех этих насильников собственными руками кастрировал!

— А мы сэчас имэнно так и сдэлаем, — недобро проговорил небритый верзила.

Худощавый кавказец, стоявший позади Покровского, деревянной хваткой сдавил его под локти и отвел чуть подальше.

— Ты знаэш, что с такымы, как ты, на зонэ дэлают, да? — зловеще поинтересовался он. — Тожэ насылуют. Пэтухом станэш, ламбада будэш по утрам танцават, дырявый ложка баланду кушат. Совсэм плохо тэбэ будэт!

— Да я пальцем к ней не прикоснулся! — попытался взять себя в руки Покровский.

— Нэ прэкоснулся, говорыш? — процедил верзила, заглядывая в салон Юриной «Тойоты». — А кто дэвушка блузку порвал? А почэму у тэба лыцо такое расцарапанный? Ва! И пуговыца лежит, как раз от той блузки та дэвушки.

— Да и мы всо выдэлы, — подытожил худощавый. — Еслы что, всегда подтвердыт можем.

В руках небритого появился мобильник, и волосатые пальцы кавказца принялись демонстративно тыкать по клавиатуре.

— Всо, в Цэнтральны райотдэл звоню.

Тем временем худощавый немного расслабил хватку, и Юра, поведя локтями, отошел к верзиле.

— Слушай, Гасан, я тут подумал, что нэ надо портыт чэловэку биографий и ломат судьба, — неожиданно произнес худощавый. — Ну, с кэм нэ бывает? Я тоже, когда красывый девушка выжу на улыца, потом, понымаеш, совсем спат нэ могу, всю ноч снытся!

— А што, такой прэступлэный просто так оставлять, да? — недобро прищурился небритый Гасан.

— Ну, еслы он осознал, еслы хочэт встат на путь исправлэный, то можем пойты навстрэчу, правда?

Гасан на минутку задумался, явно демонстрируя борьбу между долгом и сочувствием к водителю «Тойоты».

— Слушай, бабло у тэба с собой сколько? А машына на тэба зарэгестрырован или по доверэность? — Верзила выдержал выразительную паузу и неожиданно выдал: — Корочэ, выбырай: илы ты компенсируешь наша сэстронка дэньгами ее позор, илы… — И кавказец демонстративно помахал телефоном перед носом собеседника.

Юра не успел ответить, как позади него остановился темно-серый микроавтобус и из него вышли двое. Это были друзья детства — Толик Плещеев и Андрей Порубов.

— Так, джигиты, а что за базар? — подойдя к Гасану, исподлобья взглянул на него Андрей.

— Быстренько собираемся и валим отсюда на хрен! — В руках Толика неизвестно откуда появился огромный гаечный ключ.

— Валитэ, на хрэн, отсюда сами! — бросил худощавый.

Андрей, не обращая внимания на кавказцев, подошел к Покровскому и по-дружески обнял его.

— Ну вот и свиделись. Слышь, Юра, я что-то не догоняю. А чего эти «черные» от тебя хотят? И кто тебе так «вывеску» исцарапал?

— Да тут какая-то сумасшедшая начала кричать, что я ее будто бы изнасиловать захотел! — При появлении друзей Покровский окончательно успокоился.

— А то нет! — неожиданно подала голос полузабытая всеми девушка. — Вон, всю блузку в своей тачке изодрал!

— Постой-ка…

Андрей заглянул в машину и, подняв отлетевшую с блузки пуговицу, критически ее осмотрел. И тут взгляд его упал на видеорегистратор, подвешенный рядом с обзорным зеркальцем.

— Изнасиловать хотел, говоришь? — Он уселся на водительское сиденье и отщелкнул экранчик. — А мы сейчас посмотрим, как оно на самом-то деле было… Алё, джигиты! Быстренько сюда…

…Спустя несколько минут и Гасан, и его худощавый напарник поняли, что крыть нечем, ведь запись начисто опровергала версию о попытке изнасилования. Окажись такая запись в суде — и уголовное дело приобрело бы совершенно другой оборот: и девушка, и ее кавказские друзья наверняка были бы переведены в ранг обвиняемых.

Плещеев, отложив гаечный ключ на крышу машины, взглянул на собравшихся:

— Алло, народ! Подойдите сюда, пожалуйста. Вот видеозапись всего, что произошло в салоне. Никто никого не насиловал, эта прошмандовка сама себе блузку порвала, водителя поцарапала, а потом из машины выскочила. Короче, нашего друга только что хотели развести на деньги. Кто будет запись смотреть, чтобы потом в Юрика пальцем не тыкали как в насильника?

Люди, однако, решили не смотреть на экранчик видеорегистратора, а поскорее ретироваться. Ведь подобные истории в этом подмосковном городке редко заканчивались миром. А раз так — лучше уйти самим, чтобы случайно не попасть под раздачу…

— А разводка-то старая, — резюмировал Андрей, выходя из-за руля. — Ну, что, джигиты, делать будем?

Возможно, ситуацию можно было бы разрешить мирным путем, однако худощавый кавказец неожиданно встал в позу.

— А ты, гондон, откуда тут взался, да? — спросил он у Порубова с явной агрессией. — А знаэш, что…

Он не успел договорить. Резкий хук с правой — и кулак Андрея со всей силы впечатался в его скулу. Кавказец мгновенно отлетел на придорожные кусты, и с ветвей сыпануло брызгами. Он попытался было сунуть руку в карман, но Порубов тут же схватил его за грудки, поднял, тряхнул и ударил вновь — на этот раз ребром ладони под кадык. Кавказец болезненно захрипел, закашлялся и свалился к ногам Андрея. Было очевидно, что самостоятельно подняться он уже не сумеет.

Гасан, явно не ожидавший такого поворота событий, отступил назад на несколько шагов и беспомощно посмотрел по сторонам. Он явно искал сочувствия у еще остававшихся на остановке людей, однако теперь отношение к «защитникам невинной жертвы» изменилось кардинально.

— Приехали к нам, так ведите себя по-человечески! — неприязненно бросила бабка с хозяйственной сумкой. — Торгуете — торгуйте, а к русским парням нечего приставать!

Порубов медленно наступал на Гасана. Прижимаясь спиной к фонарному столбу, тот растерянно озирался, при этом ладонь кавказца механически сжимала мобильный телефон.

— Предъявили нашему другану не по делу — придется отвечать, — недобро прищурился Андрей. — Давай по порядку. Давно в нашем городе так промышляете? Сколько народу со своей телкой развели? Кто вас тут кроет?

Если собака прекрасно чувствует выброс адреналина в испугавшемся ее, то и человек обычно быстро улавливает переход угрозы за грань, где она становится неотвратимой смертельной опасностью.

Глаза Гасана сузились, и он неожиданно попытался ударить Порубова коленом в промежность, но тот сумел-таки увернуться, перехватить поднятую ногу и отбросить нападавшего назад. Кавказец мгновенно грохнулся спиной на бордюр, истошно закричал, завыл и, выронив мобильник, скрылся в темноте.

Андрей не стал его преследовать.

…Спустя полчаса друзья сидели в небольшом уютном кафе.

— Что же ты, Юра, так лоханулся? — по-дружески снисходительно спросил Клещ. — У тебя же камера в салоне, все на секе! Почему на такую дурную предъяву купился?

— Да я не купился, — мягко улыбнулся Покровский. — Просто эти «черные» на меня так быстро наехали, что я и возразить ничего не успел!

— Все хорошо, что хорошо кончается, — примирительно произнес Андрей, разглядывая разбитую костяшку кулака.

— Не думаю, что это все просто так закончится, — серьезно возразил Плещеев. — Что-то слишком уж нагляком они себя вели. Не иначе, задница у них прикрыта.

Юра принялся изучать мобильник Гасана, подобранный с асфальта после его бегства. Пощелкал кнопками, залез в телефонную книгу и удивленно воскликнул:

— Ого! Смотри, чей тут телефончик записан! Сам Миша Зиганшин у него, оказывается, в корешах! А вот — исходящие звонки, за сегодняшний день — целых три штуки. Последний — за полтора часа до всей этой истории.

— Тогда все понятно, — поджал губы Плещеев. — У «черных» с Мишей — взаимовыгодное сотрудничество.

— Да хрен на них всех! — отмахнулся Андрей. — Вообще-то, Юра, мы к тебе по делу ехали, хорошо, что по дороге встретили. А дело такое, слушай…

— Ну, за встречу! — Миша Зиганшин поднял бокал с коньяком.

— За нас с тобой и за все хорошее! — не без кокетства ответила Люся и поцеловала любовника в щеку, пахнущую дорогим парфюмом.

Люся Пласконная, симпатичная сдобненькая блондинка, неуловимо напоминала немецких фарфоровых кукол, изображающих пейзанок в длинных кружевных платьях. Провинциальная косметика, трогательные завитки на висках, всегда приоткрытые, чуть влажные розоватые губки и прозрачные незабудковые глаза, незамутненные ни одной, даже самой пустяковой, мыслью.

Под стать хозяйке выглядела и ее небольшая однокомнатная квартира: поддельная бронза, раскрашенные гипсовые статуэтки, огромная люстра с сотнями стеклянных подвесок и потемневшая картина в раме рококо над кроватью.

Мишу Зиганшина она буквально боготворила: небедный, красивый, высокий, к тому же герой-оперативник, почти как в сериале «Менты»! Да и Мишин папа был далеко не последним человеком в городе.

Бокалы сошлись с мелодичным звоном.

— Ты покушай, Мишенька, а то совсем ведь на своей службе ничего не ешь! — кивнула Люся на грамотно сервированный стол.

Как водится у большинства любовниц, она давно уже вела борьбу за то, чтобы Миша бросил свою жену и сделал ей предложение, потому к подобным вечерним свиданиям готовилась со всем тщанием. Если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то путь к сердцу вечно голодного оперативника — и подавно!

На чистеньких тарелочках были аккуратно разложены бутербродики с селедочкой, фаршированные икорочкой яйца, пунцовая редисочка, вперемешку с изумрудной зеленью молодого лука, ветчина с колбасочкой…

— Спасибо, — допив коньяк, потянулся к ветчине Миша. — Тем более я сегодня действительно ничего не ел.

— Работа, да?

— Всякое. Сегодня — криминальный труп, подозреваемого с трудом задержали, пришлось «табель» применять. Затем покушение на убийство. Попытка взлома квартиры. Ну, и начальство донимает, не без этого!

— Наверное, и стреляют там в вас, и с ножами бросаются, — уважительно предположила Пласконная.

— Наша служба и опасна, и трудна. — Зиганшин вновь принялся разливать коньяк.

— Что, и в тебя стреляли? — ужаснулась девушка.

— Знаешь, я не хотел бы об этом говорить.

— Если в тебя кто-нибудь будет стрелять, я его вот этими самыми руками… — сжала пухлые руки в маленькие сдобные кулачки Люся, — вот этими самыми руками придушу!

— Да я уж как-нибудь сам…

— Мишенька, ты бы бутерброды с селедочкой кушал! — заулыбалась она. — Я селедочку ужас как люблю, особенно если ее немного в молоке сперва вымочить. А недавно я еще один сериал смотрела, про вас, так там один мент… ой, прости, полицейский, был большим начальником и работал на бандитов, а потом в полицию пришел молодой и красивый опер, ну, прямо как ты, и он этого оборотня разоблачил! Представляешь?

— Так выпьем же за искреннее друг к другу отношение! — приподнял бокал с янтарным напитком Миша.

— И не говори! — Люся поджала губы, немного пригорюнилась, и в мимике Пласконной явственно прочитывалось: мол, искренность искренностью, но когда же ты свою рыжую дуру бросишь и ко мне навсегда перейдешь? Она-то так тебя с работы встречать не будет!

Они посидели на кухне еще минут пятнадцать. Люся без умолку рассказывала, какие рецепты нашла в Интернете, какие у нее некультурные соседи, целый день играющие на пианино и мешающие смотреть телевизор. Миша пил, закусывал и слушал, то и дело подливая коньяк любовнице.

— Ладно, пошли… — наконец поднялся он, подошел к девушке сзади и приобнял.

Пройдя в комнату, они долго целовались в полумраке. Миша скользнул руками под Люсину блузку, приподнял ее, расстегнул бюстгальтер. На глаза Пласконной тут же набежала томная поволока.

— Ой, обожди, я люблю, когда совсем темно, а то стесняюсь!

Девушка выскользнула из его объятий, быстро задернула шторы. А Зиганшин уже торопливо раздевался. Оставшись в одних трусах, он споро стянул с любовницы блузку и юбку, долго снимал бюстгальтер, потому что бретелька перепуталась с цепочкой. Меньше чем через минуту любовники рухнули на кровать.

— Ты же помнишь. Пусей меня назови, пусей, — щекотно шептала в самое ухо и извивалась молодая женщина. — Жалко тебе? Назови…

— Пуся ты моя, — проговорил Зиганшин. Почему-то это дурацкое слово его тоже возбуждало, было в его звучании что-то пушистое, сладкое и однозначно развратное.

…Спустя полчаса раскрасневшиеся мужчина и женщина снова сидели на кухне. Коньяк был допит, бутерброды почти съедены.

— Мишенька, ты такой сладкий, такой… м-м-м, настоящий мужчина! — блаженно зажмурилась Люся.

— Слушай, а выпить еще есть? — хмуро спросил Зиганшин.

— Сейчас в холодильнике посмотрю, с прошлого раза должно было остаться. Да и бутербродиков еще нарезать не мешает, под закуску. Ты не беспокойся, я быстро!

Пока Люся возилась на кухне, Миша прошел в прихожую, сунул руку в карман висевшего на вешалке пиджака, нащупал мобильник…

Звук был предусмотрительно выключен, и Зиганшин принялся просматривать пропущенные вызовы. Два от Катьки, для которой он был на совещании, еще по одному — от сослуживца, отца и судмедэксперта. А вот четыре последних звонка с неизвестного Мише номера сразу же привлекли его внимание. Звонки совсем недавние, с интервалом в несколько минут.

Зиганшин никогда и ни при каких обстоятельствах не давал номер личного мобильника людям малознакомым — ему в основном звонили или на служебный, или на стационарный в кабинете. Настойчивость неизвестного абонента настораживала.

И тут мобильник в его руке завибрировал, словно шмель, и на экране высветился все тот же странный номер. Миша подумал, стоит ли отвечать этому абоненту, и после нескольких секунд колебаний решил-таки ответить.

— Мыша, у нас проблэма, нас чут нэ убылы! — отозвался телефон голосом Гасана. — Я тэбэ звону, понымаеш, а ты трубку не бэрош!

— Уважаемый Гасан, успокойся. — Зиганшин был поражен донельзя. — Кто тебя чуть не убил? Ты с чьего телефона звонишь? И вообще, ты почему такой нервный?

— Да будэш тут нэрвный в вашем городе, когда на нас бандыт нападает! — Звонивший был явно на грани истерики. — Меня ызбыли, Ресула тоже совсэм ызбыли… Куда смотрит мылыций?!

Мыслительный процесс у Зиганшина тут же полетел и запрыгал слаломом. Азербайджанские «гастролеры» были людьми выдержанными, спокойными и не склонными к истерикам. Судя по всему, Гасан со своим напарником крупно куда-то вляпались. Выплыви это наружу, и у молодого перспективного оперативника могут начаться очень серьезные неприятности.

— Ми-иша-а! — донесся с кухни голос хозяйки. — А у нас с тобой, оказывается, целая бутылка французского коньяка есть. Еще с Нового года оставалась, представляешь?

Зиганшин, не попадая руками в рукава, принялся одеваться. Сунул ноги в туфли и, не отрывая руки с мобильным телефоном от уха, спросил:

— Ты где сейчас?

— У нашых, на рынке, — сумрачно ответил кавказец.

— Где именно?

— Гдэ всэгда… Ну, кафэ «Ленкорань», ты знаэш.

— Никуда не уходи, Ресулу тоже скажи, чтобы был на месте. Не психуй, через пятнадцать минут буду у вас.

Пройдя на кухню, оперативник виновато кивнул хозяйке:

— Люсенька, извини, мне только что со службы звонили, там попытка изнасилования, надо расследовать по горячим следам.

— А как же коньяк? — искренне огорчилась Пласконная. — И вообще, у нас сегодня с тобой запланирован романтический вечер! Если хочешь, можешь меня даже изнасиловать, я буду только «за»!

— Потом, потом…

— Сегодня больше не встретимся? — На незабудковые Люсины глаза навернулись крупные слезы.

— А это уж как получится, — вздохнул Зиганшин. — Я ведь говорил: наша служба и опасна, и трудна…