Полетим… и мы – полетели…

Кирилл Борисович Килунин, 2017

Иногда детские страхи возвращаются, когда случайно найденная открытка от друга, пролежавшая непрочтенной двадцать лет, это спусковой крючок к самым невероятным событиям. Твой путь лежит в Подземные чертоги, где Черный Волк и его хозяин ведут вечную войну с триждыдевятым королевством, и уходит со «Станции, которой нет» поезд в «Долину забвения», а когда Герой вступает в Подземные чертоги, судьба посылает ему надежного спутника и смерть в конце пути, если не будет он следовать своему предназначению…

Начало Пути… Ведающая Мать 4 и 5

Домой я решил добираться пешком, чтобы обдумать все происходящее и кажется, сделал это зря. Осень, солнечный день, но мгновение — хлопанья серых крыл и набегают тучи, закрывая все небо, идет холодный дождь стеной и невозможно укрыться от этого холода…. пронзающего тебя насквозь, я потыкался в пару ближайших подъездов чужих домов, словно стая мамонтов притаившихся и навечно застывших на этой незнакомой улице, месте ставшим их последним пристанищем, но везде стоят домофоны и кодовые замки, наконец мне посчастливилось найти временный приют в заброшенной трансформаторной будке. Я прислонился спиной к грязной кирпичной стене, и прикрыв глаза, выдохнул из себя накопившуюся за этот день серую муть, простую человеческую усталость. А когда открыл их, услышал чьи-то приближающиеся голоса:

— Лысый тащи ее сюда, хорошее место, тихое…

— Помогай Щегол, ты тоже хочешь сладкого, — ответил второй.

Я замер в тени сваленных в трансформаторной будке отсыревших картонных ящиков и наблюдал, как две живые тени затащили в мое убежище третью.

На первый взгляд — обычные гопники, да и на второй тоже: засаленные от постоянной носки спортивные костюмы, созданные в пределах китайского рынка трудолюбивыми азиатски мигрантами, раскисшие замурзанные кроссовки и такие же убогие лица как будто картинки из пособия доктора Ламброзо: с полным отсутствием интеллекта, но наполненные звериной хитростью, искрящие отмороженостью глаза, суетливые, угловатые то замедленные, то необычайно резкие движения, указывающие на чрезмерную агрессию.

Затаившись, я наблюдаю за происходящим из своего импровизированного укрытия, совершенно не желая быть обнаруженным и влипнуть в очередную историю.

И тут послышался протяжный болезненный стон, его издала третья тень, при внимательном взгляде оказавшаяся молоденькой темноволосой девушкой в красном плаще. Именно ее затащили в трансформаторную будку называющие друг — друга Лысый и Щегол. Приглядевшись еще лучше, отчетливее начиная различать происходящее в этом сумраке, я разглядел, что влага, стекающая по лбу девушки неестественно темного цвета, даже в потемках кровь мало похожа на дождевую воду… видимо девушку ударили по голове чем-то тяжелым, возможно подкравшись сзади….

Доблестный рыцарь во мне пожелал гордо выйти из тени со словами призванными пристыдить или напугать сих злодеев, но тут же заткнулся, когда услышал щелчок, с которым из руки Лысого появился кусок остро заточенной стали — нож выкидуха, такие я видел в кино про уличные банды. Этой самой выкидухой Лысый начал срезать с темноволосой девушки, так и не пришедшей в сознание ее одежду. А Щегол деловито из полосок когда-то модного красного плаща девушки мастерил веревки, ими он сначала связал ей запястья, а затем, раздвинув ей ноги, привязал каждую к торчащим из бетонного пола ржавым арматуринам.

А я все стоял и молчал, как будто происходящий кошмар меня не касался, это было как в кино, когда ты подсознательно пугаясь и даже сочувствуя героям сего действа, не веришь в реальность происходящего…. Я не верил, когда Лысый ублюдок запыхтев, полез на обнаженную уже темноволосую девушку сверху, только прикрыл глаза, я поверил, что все по правде, когда Щегол, позаимствовав выкидуху Лысого прошипел меж смердящих дешевым пивом щербатых зубов: сейчас ты будешь живее…. Крошечка, и полоснул заточенным лезвием по правой ноге девушки, лежащей еще без сознания,… раздался громкий женский визг…

Я присел…, нащупав левой рукой в окружающей меня грязи достаточно увесистый кусок битого кирпича, и с криком:

— Что ты делаешь, сука!!? — вышел из тени….

Лысого подбросило как кошку на раскаленной крыше, он вскочил, как был без штанов, его я первым ударил куском кирпича по голове, по ней сразу заструилась кровь, совсем как у лежащей под ним девушки, и Лысый рухнул — как стоял.

Однако рано было торжествовать победу, из-за спины Лысого мгновенно появился Щегол с ножом — выкидухой.

— Брось кирпичик козлина, — прошипел Щегол, видимо шипение было его излюбленной манерой общения, это все о чем я успел подумать, перед тем как бросить кирпич… ему в голову… однако промахнулся, это оказалась чрезвычайно увертливая тварь.

Криво ухмыляясь и облизывая свои белесые узкие губы, в моем видении мира как будто бы раздвоенным языком, Щегол медленно приближался ко мне, даже не поинтересовавшись самочувствием своего лежащего на полу товарища.

— Посмотри что с твои друганом, — спросил я, пытаясь отвлечь внимание этого отморозка, взглядом ища вблизи все, что может быть или стать оружием.

— Поххх, — прошипел Щегол и сделал еще один шаг вперед.

Вот теперь дурак, ты можешь доблестно умереть подумалось мне, я не сомневался, что Щегол намеревается загнать лезвие ножа-выкидухи мне в область живота, чтобы значица схватить кураж и отомстить лоху, внезапно помешавшему получать ему удовольствие на пару с корешом, обломавшему их кайф.

И в этой тишине предшествующей кровавой развязке со стороны входа в заброшенную трансформаторную будку послышался грозный рык. Этот звук заставил именуемого — Щеглом, повернуться назад…

На пороге трансформаторной будки стоял бездомный пес, остроносый, с грязной покрытой колтунами и шишабарами рыжей шерстью, размером чуть больше кошки….

Щегол дико заржал, и перекинув нож выкидуху из правой руки в левую сделал еще один шаг в мою сторону, готовый нанести молниеносный удар. Он не видел, как за его спиной появился еще один бездомный пес — совершенно белый, излишне тощий, но действительно крупный, пожалуй, я никогда не видел таких больших собак, действуя в отличие от своего собрата совершенно беззвучно он в два прыжка одолел расстояние, разделяющее нас с моим врагом, и уже на излете вцепился в горло Щегла, вырвав оное с одного укуса. Заливая багровой артериальной кровью своего дружка находящегося без сознания и связанную визжащую девушку с темными волосами Щегол выронив нож-выкидуху из своих внезапно ослабевших рук рухнул на грязный пол также как до этого его приятель.

Все закончено, большой белый пес подошел ко мне и уткнулся своим носом в мою ладонь, совсем так, как это было десять лет назад, когда я и Вовка жили в пионерском лагере и ходили к прогнившему дырявому забору кормить бездомных собак.

— Здравствуй друг, — прохрипел я. А пес промолчал, только завилял обрубком своего белого хвоста.

Ножом — выкидухой, запачканным кровью Щегла я разрезал самодельные веревки, стягивающие руки и держащие ноги темноволосой девушки. Медленно поднял ее с грязного бетона и завернув в свою кожаную куртку которая была ей ниже колен обнял и прижал к себе, ее трясло словно под током, глаза полны слез, а лицо все в крови, ее собственной и крови Щегла.

— У тебя есть телефон? — спрашиваю у темноволосой.

— Он у них, — шепчет темноволосая.

Нахожу сотовый с первой попытки в левом кармане спортивных штанов Щегла.

Я спрашиваю у нее адрес этого места, а затем вызываю скорую помощь, не сомневаясь, что после рассказанной мной истории диспетчер скорой помощи вышлет по этому адресу еще и наряд полиции.

Обрывками красного плаща связываю руки и ноги Лысого.

— Мне нужно идти, — говорю я темноволосой девушке, — ты теперь ничего не бойся, все будет хорошо, и намереваюсь покинуть это поле боя…

— Стой!!!, — кричит темноволосая девушка, кутаясь в мою кожаную куртку. — Мне будет страшно!!!!

Я на мгновение задумываюсь, а потом еще раз прошу ее не бояться, объяснив, что спрячусь рядом с трансформаторной будкой и буду охранять ее, пока не приедет скорая помощь.

— Не уходи…, — плачет темноволосая девушка.

Но я ухожу… дождь практически закончился, я занял позицию за углом ближайшего к заброшенной трансформаторной будке дома. Собаки: маленькая рыжая чуть больше кошки и огромная белая отправляются за мной и замирают в метре от моего нового убежища, молча виляя своими лохматыми нелепыми хвостами.

Быстро темнеет, практически уже поздний вечер, так быстро промелькнул этот осенний день.

Скорая помощь подъезжает минут через десять, через пару минут прибывает полицейский патруль на привычном, еще с советских времен, горбатом канареечно желтом газике.

Второе мое убежище, оказывается не таким надежным, как первое, вышедшие из газика ППСники тут же наметанным взглядом вычленяют мою фигуру в тени домов.

Двое направляются в сторону заброшенной трансформаторной будки вместе с врачами, а двое идут в моем направлении:

— Эй, парень, — кричат они.

И я бегу….. сам не зная куда….перепрыгивая лужи и низкие заборы дворовых палисадов, поскальзываясь, падаю в придорожную лужу, а поднявшись, чувствую, как кто то вцепился в правую штанину моих джинсов…. Это большая белая собака… она тащит меня куда-то между развалин гаражей, потом через скользкий практически намертво прогнивший мостик, перекинутый через совершенно черный ручей с масленой пузырящейся жижей вместо воды, запущенный сквер, в котором не горит не один фонарь и все дальше и дальше, крики моих преследователей и трель свистка за спиной становятся все тише, и наконец, мы оказываемся в каком-то уж совсем трущобном полуживом районе, раскинувшемся в большом логу среди древних деревянных и редких, кажется еще купеческой постройки кирпичных домов, здесь тоже нет фонарей и только некоторые из домов выглядят отчасти живыми. Уже настоящая ночь и в этом месте ее приход ощущается намного сильнее, как будто весь мир проглотила внезапно рухнувшая с небес тьма или это сделал большой черный волк.

Рыжая собака чуть больше кошки радостно тявкает у крохотного деревянного домика похожего на избушку, в ее окне тут же загорается свет, и на пороге появляется древняя старуха с керосиновым фонарем в трясущейся правой руке.

— Кого там принесло, Рыжик.

В тусклом свете керосинового фонаря я вижу, что это довольно уродливая старуха, с большим горбатым носом — крючком, кажется полуслепая и припадающая на правую — видимо больную ногу.

Большая белая собака стоит рядом со мной тыкаясь в правую ладонь своим жарким носом как будто хочет поддержать.

— Я…., вы Ведающая мать… меня послал к вам большой серый кот с глазами похожими на два горящих мутных изумруда, с голосом подобным пению ангелов и шерстью мерцающей как горсть бериллов, — шепчу я пытаясь справиться с абсурдностью происходящего. — Меня всего колотит, окружающий мир кружится и меня затягивает в эту воронку, я не могу сопротивляться происходящему — промерзший, уставший, и кажется потерявший рассудок человек…

Стоящая на крыльца древняя старуха с керосиновым фонарем смеется, а мне кажется, как будто это кудахчет скрипуче огромная наседка.

— Проходи, — произносит она, — Как же от тебя мерзко воняет….

Мне стыдно, я действительно чувствую запах болезненного пота и грязи, в которой я вывозился, упав в лужу, а еще я пахну человеческим страхом, кровью и смертью.

Внутри полусгнившая избушка выглядит неожиданно уютно: треть ее это большая беленая печь, в которой потрескивают березовые поленья, распространяя вокруг все проникающее тепло, пол устлан вязаными половиками в несколько слоев на них вместо привычной геометрии и полосок — коловороты, трезубцы, рыбы и еще какие-то неизвестные мне знаки и символы. У широкого окна с белой геранью на подоконнике стоит небольшой деревянный стол с привычными для деревни кухонными принадлежностями и широкая лавка, застланная медвежьей шкурой, справа от стола полки с чугунками и глиняными крынками, с лева ручной умывальник и большой медный таз под ним. Над печкой и у противоположной окну стены развешаны на шелковых алых нитках дурманящее пахнущие травы и корешки. В этой единственной комнатке: кухне, столовой и бабкиной спальне, судя по лоскутному матрасу на печке, безусловно чисто и видно, что эту чистоту поддерживают в порядке, ее лелеют не смотря на видимую немощь хозяйки.

Присев на лавку, прикрытую медвежьей шкурой с позволения бабки я кажется, на минуту прикрываю глаза, а очнувшись, слышу ее деловитее ворчание: мол, не пора ли мне, добру молодцу идти до затопленной ей баньке… смыть с себя поганый человечий дух…

Я хочу спросить, как мне ее найти, но горбоносая древняя старушенция отвечает вперед на еще на не заданный вопрос…

— Рыжий покажет… А ты Беляк ступай к ручью вымой свою морду, больно смердящая ржа осталась на ней.

Я медленно бреду за рыжим псом чуть больше кошки, вдыхая запахи незнакомых трав, сырой земли, леса, воды, древесной гнили и еще чего-то непонятного, но не вызывающего отторжение, я поднимаю свое чело, на небе стали видны одинокие холодные звезды, но вокруг все еще достаточно непроглядной тьмы. Банька больше похожа на вырытую в земле землянку, вход в большую нору, прикрыт сопревшей сосновой дранкой и корой, из маленькой каменной трубы идет невидимый практически, но ощущаемый в запахах ночи дымок. Внутри бани выложенное бутовым камнем крохотное помещение с лавкой, парой крючков для одежды, дубовой бочагой с ледяной водой и старым медным тазом с одной стороны и печкой-каменкой с другой, весь свет только от шипящих в печке березовых поленьев, окна здесь нет, дверка в баню чуть больше сажени, я проникаю туда, согнувшись буквально вдвое.

Смыв с себя всю грязь сегодняшнего дня, я с удивлением обнаруживаю, что моя грязная одежда уже чиста и отглажена, лежит на лавке рядом с медным тазом. Перед тем как покинуть баню, я опускаю свое лицо в древнюю дубовую бочагу и погружаюсь в прохладу чистейшей родниковой воды, которая катилась с вершин ледников, пронзала глубины земли, и струилась в лесистых оврагах насыщаясь силой гор, земли, трав, больших деревьев и отраженного в ней вечного неба.

Дорогу к избушке нахожу уже без мощи проводника.

В доме Ведающей матери пахнет наваристой мясной похлебкой, капустными пирогами и свежезаваренным чаем с листами смородины, земляники, сушеным шиповником, яблоками, диким медом и еще неразгаданными мной травами. Только теперь я осознаю на сколько голоден….

— Искушай сей пищи доблестный отрок, — пафосно заявляет крючконосая бабка.

— Благодарствую, — я пытаюсь соответствовать ее тону и манере общения, но прикоснувшись к вкуснейшей пище, тут же забываю о всяких приличиях, хлюпаю, чавкаю, роняю что то на пол. А ведающая мать только смеется, словно кудахчет огромная наседка.

Насытившись, я чувствую, как начинаю засыпать.

— Ложись здесь на медвежьей шкуре, и ничего не бойся, — слышу я голос древней бабки, успевая подумать, как там девушка с черными волосами и тут мое сознание гаснет как свеча на ветру.

В моем сне мы с Ведающей матерью вместе сидим за столом и ведем непростую беседу.

— Какой же ты дурачок, — произносит Ведающая мать, ощерилась в подобии улыбки на очередной мой вопрос, если бы не острые кривые клыки серого цвета со следами гниения, я бы честно мог назвать это — улыбкой, но видимо старая думает иначе, разрождаясь кудахтающим заливистым смехом, быстро переходящим в отчаянный кашель. Какая же она действительно древняя старушенция, решаю я и задаю свой главный вопрос.

— Бабушка, я могу спасти своего друга?

— Можешь дурачок, но стоит ли платить за то, что уже случилось тем что может и не произойти… вступая на этот путь….

— Да я знаю, — перебиваю я Ведающую мать, — Кот говорил, не будет дороги назад и все изменится…

— Да ты ничего не знаешь, — кричит бабка, если ты пойдешь этим путем, ты должен будешь пройти до конца…. или окончательно умереть….

— Знаю, — отвечаю я на ее крик, — Кот говорил…..

— А ты знаешь, что нужно пройти?

— Нет, я думал, об этом мне расскажешь ты…..

Бабка задумывается, опуская голову к земле, как это сделал в свое время кот с глазами похожими на два горящих мутных изумруда, с голосом подобным пению ангелов и шерстью мерцающей как горсть бериллов:

— Ты должен будешь найти мертвую и живую воду, мертвую стережет Черный волк, про живую ничего не могу сказать, это привилегия иной стороны, возможно, тебе придется сразиться с Бессмертным воителем, а для начала найти проводника в трижды девятое королевство, прибежище ушедших кудесников и мудрецов.

Я лишь киваю, совершенно не понимая то, о чем она говорит…. Видимо мне снится сказка…

— Скоро рассвет, — произносит древняя старуха с крючковатым носом, двумя омутами бездонных темных глаз — Ведающая мать, хранительница древних тайн. Ты увидишь все, что должен видеть, пойдешь к Стиксу и спросишь у Проклятой девочки, где вход в Подземные чертоги, Берегись Черного волка и его Хозяина, пока у тебя недостаточно сил, чтобы одолеть хотя бы одного из них, попробуй найти проводника, когда Герой вступает в Подземные чертоги, судьба посылает ему надежного спутника и смерть в конце пути, если не будешь следовать своему предначертанию, поэтому строго следи за нитями судьбы, не уходи когда нужно сделать предначертанное и ты разрушишь первоначальное заклятие конца возвернувшись к началу. Я честно пытался не пропустить не одного сказанного ей слова, но снова заснул и забыл половину.

*

Проснулся я с необычайной легкостью во всем теле и в голове, хотелось петь и танцевать, обнять и расцеловать весь мир, за окном светила звезда по имени солнце, паутинка лучей запуталась в белой герани, пахло свежезаваренным чаем и вчерашними пирогами.

Ведающая мать стояла по противоположную сторону стола и смотрела на меня с глубочайшей грустью и пониманием.

— Вставай Аника воин, тебе нужно идти, ты сделал свой выбор и не будет дороги назад. У ее ног поскуливал, ластясь и выпрашивая кусочек пирога Рыжик.

Я умылся ключевой водой и наскоро попил чая с пирогами.

Уже у порога оборачиваюсь, чтобы спросить:

Конец ознакомительного фрагмента.