Механическое чудо

Кирилл Берендеев

Уже в ближайшем будущем искусственный интеллект сравняется с человеческим, возможно, и превзойдет его. Как тогда сложатся отношения людей и разумных машин, будут ли роботы и дальше служить нам или потребуют равных прав с создателями? А может, люди уподобятся машинам, чтобы продлить свое земное существование? Или наш удел – жизнь в Матрице?Эти и многие другие подобные вопросы решают авторы сборника «Механическое чудо».

Составитель Кирилл Берендеев

Редактор Светлана Тулина

Корректор Александр Барсуков

ISBN 978-5-0056-5749-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие составителя

Истории, сочиненные авторами этого сборника, занимают, пожалуй, особое место в культуре человеческого рода. Да и возникли они задолго даже до появления первых механических созданий, волею случая названных Йозефом Чапеком, братом великого фантаста, «роботами». Фактически, история их появления стара как мир, уходя корнями в протообщества каменного века, она выражает начавшее устанавливаться в те времена расслоение социума на вассалов и сюзеренов и как бы подводит первые его итоги. С зарождением античности, появлением первых, полностью подчиненных воли хозяина, людей, проблематика эта неизбежно проникает и в культуру обществ того времени. Но не всегда отображается привычным для нас способом: чаще всего, истории, связанные со служением человеку, переносят героев басен и легенд в неведомые края и непостижимые общины, далеко не всегда человеческих созданий. Первопричина этого понятна, человеку не всегда интересно слушать про хорошо известное, а вот байки про непостижимое, про далекие земли, про неведомые страны и варварские обычаи — о, их послушать и сейчас собираются огромные толпы поклонников. Что там говорить, достаточно взглянуть на тиражи романов в жанре фэнтези, особенно, электронных книг — сочинения Мартина, Тертлдава или мэтра Толкина и Дансейни и по сю пору расходятся как горячие пирожки. Даже «Остров сокровищ» и «Одиссея капитана Блада» и не находят своих читателей, хотя сколько им уже стукнуло.

Неудивительно, что к историям про заморские страны и чудной тамошний народ бояны и сказители примешивают изрядную долю знакомых законов общества, но гиперболизированных, метаморфированных и не только для красного словца. Куда больше — для выражения собственного мнения, ежели оно дозволялось легендарному рассказчику. Как тут не вспомнить Аристофана, повествовавшего о визитах богов к обнаглевшему афинянину, показавшему туповатым олимпийцам, кто в Элладе хозяин. Как не найти немало общего в легендах о поисках золотого руна в далекой Колхиде с грабительскими набегами в самой Греции того времени.

Но вернемся к нашей истории. Все сказания подобного рода можно разделить на две неравные части: легенды, повествующие о проблеме творца и мифы о слугах или рабах, смирившихся или нет, со своей долей. К первой, наименее представительной, можно отнести самое известное предание — миф о Прометее. Почему-то история сотворения человека по-эллински напрочь выпала из культурного наследия современной русской культуры, хотя она очень интересна. Мало, кто помнит ныне, что не олимпийцами был создан и наполнена живностью планета, а титанами. До появления людского рода немало богов и иных существ перебывало во главе мироздания, все началось еще со Скотоса или Мрака, продолжилось Хаосом, утвердилось в Уране. Так вот, детьми последнего от брака с землей-Геей и стали титаны, которым еще только предстояло схлестнуться в отчаянной битве с новым поколением нерожденных богов, захвативших власть после титаномахии и утвердившим центр силы и славы божьей на новом месте — горе Олимп, столь хорошо известной ныне. Волею судеб, титанам была дарована возможность наполнить созданный Ураном и Геей мир. За это благородное дело взялись два брата: Прометей и Эпиметей. И поскольку последний был глуповат, он занялся всеми зверями и птицами, израсходовав на них всю полученную от Урана волю к жизни, а на долю старшего выпало создание человеков. А раз способность к выживанию у людей оказалась слаба, Прометей похитил для них священный огонь. Что же с великим титаном стало после — это мы очень хорошо помним.

В отличие от нас, Мэри Шелли, создавшая бесподобного «Франкенштейна, или Современного Прометея» имела в виду, конечно, первую часть мифа, выведя в своем романе творца, уподобленного величием старшему титану, но умом оказавшемуся подобным его младшему брату. На этом и была основана несравненная игра сюжета ее книги.

А мы вновь обратимся к мифу о похищении огня, но подойдем к нему с другой стороны. Кто-то может, вспомнит, что священный огонь Олимпа, гревший душу владетелей земли — олимпийцев, защищало хитроумное создание: механический человекоподобный монстр, созданный Гефестом. Обманув это чудовище, Прометей и похитил огонь, спрятав его в полой трубке тростника. Можно сказать, в этом мифе мы имеем описание первого робота, пусть и созданного богом для своих собратьев.

И если первую часть проблемы историй о расслоении общества ваш покорный составитель уже имел честь осветить, собрав множество интересных историй в сборнике «Творцы и боги», то до второй части, о слугах, руки дошли только сейчас. Но пока остановимся на проблеме творца.

За последние века ее очень хорошо осветили самые разные авторы, писавшие в самых различных жанрах, языках, культурах. Новое время, оно такое, решительно пересмотрев прежние догмы и уложения, позволило многим сочинителям, прежде всего, философам, посмотреть на мир под совершенно другим, непривычным даже их современникам, углом. Неудивительно, что ныне мы имеем новый пласт философских суждений. А ведь все когда-то началось с Маркса и его «подвергай все сомнению».

Чаще всего авторы оценивают творца не как богоподобную личность, которой все по плечу, но как мятущегося человека, пытающегося создать нечто большее, чем в состоянии постичь разум, неудивительно, что новые и новые творения суммированного Виктора Франкенштейна продолжают тревожить покой окрест себя поисками самости и создателя. А творцы их, в непередаваемом страхе от содеянного, бегут самой мысли о всякого рода контактах с созданиями.

Хуже, если встречают с распростертыми объятиями, вдавливая в прокрустово ложе своих страхов и комплексов, а ведь и такое случается, и последствия этого обстоятельно и подробно описаны авторами сборника. Франкенштейны, они всегда разные, но всегда по-человечьи слабые и даже обладая великим умом, часто беспомощные в возможности адекватно оценить свои силы и устремить их в благожелательное русло. А бывает, все титанические усилия направлены не на благие дела, а на куда более приземленные, попроще и поплоше, для собственного удовольствия, для удовлетворения тех низменных потребностей, о которых другим лучше и не рассказывать. То неудивительно, ведь, первые полноценные андроиды в нашем мире появились именно для удовлетворения тех запросов, что человек не может или не хочет, или боится получить от себе подобных. Именно секс-куклами наполнилась, прежде всего остального, индустрия робототехники, а уже потом начала создавать экземпляры, способные выполнять более рациональные и осмысленные желания и устремления. Но и те чисто утилитарные и достаточно простые, которые всякий человек, при заботе о собственном здоровье, вполне способен исполнять сам: речь, конечно, идет, о роботах, предназначенных для автоматической уборки, глажки, стирки и тому подобных вполне приземленных, домашних обязанностях. Пока еще слабый современный искусственный интеллект машин, конечно, не способен осознать всю иронию собственного существования, но в будущем, безусловно, оценит и не факт, что с юмором. Творцы исключительно из лени или тщеславия, а то и по прихоти создают усложняющиеся с каждым годом механизмы, осознай они свою самость, как бы оценили свое место в утилитарном обществе обожествленных их программами человеков? Где-то между чайником и пылесосом оно располагается, без всякого изменения, что в планах давно забытого прошлого, что в наметках современных футурологов. И тем более, странно, что люди, подсознательно желая видеть среди своих механических слуг сплошь Платонов с формами Софи Лорен, никак не могут согласится выделить им хоть намек на те права и свободы, которыми обладают. Больше того, боятся даже мысли о подобном у механических существ, по их мнению, искусственный разум этих созданий будет всемерно служить и подчиняться во благо создателей и благодетелей, а Три закона робототехники не позволят роботам восстать, особенно, когда те осознают тщету попыток договориться или слабость и беспомощность человеков перед лицом поистине всемогущих машин — о которых так много и часто пишут и снимают фильмы.

Неудивительно, что авторы сборника немало строк посвятили освещению именно этой проблемы — слабости творцов и могуществу их слуг. Немудрено, что истории, посвященные самим роботам, почти неизменно затрагивают гуманитарный аспект их существования. А как иначе? — всякое разумное существо рано или поздно задумается, для чего оно создано и какой в нем смысл. И не факт, что согласится с желаниями творца, осознав.

Механический разум, действительно, уникален. Немудрено, что именно его носителям посвящена большая часть текстов антологии. Проблема творцов, конечно, интересна, но истории самих креатур не менее драматичны, особенно, в силу всего вышесказанного. А если вспомнить, насколько популярной была тема служения, чаще рабского, в классической литературе — и подавно.

Тем более, при столь знаменитых персонажах. Взять хотя бы Геракла, величайшего героя всех времен и народов. Недаром судьба, не дававшая Алкиду и минуты передышки, сделала его рабом собственного двоюродного дяди Еврисфея. Именно в его честь бессмертный герой совершил свои знаменитые двенадцать подвигов: истребил многоглавую лернейскую гидру, порвал немейского льва, коего невозможно было уничтожить никаким оружием, да что там, вместо титана Атланта держал небесный свод, пока тот воровал яблоки Гесперид, а после притащил самого Цербера, как пугливого щенка, во дворец хозяина. Легко представить, что ощутил царь, когда адский пес явился пред его очи, усмиренный верным слугой монарха. Впрочем, об этом живописно повествует Софокл в одноименной драме.

Вот, пожалуй, самое точное и яркое сравнение человека и его креатуры: тщеславный, ничтожный царек, возомнивший себя властителем земли и неба и верный его слуга, вынужденный до поры, до времени отрабатывать грех, на который его обрекла божественная воля вздорной царицы небес. Немудрено, что страх перед своим рабом уже сейчас пропитывает наше общество, мы боимся грядущего величия механических созданий, о которых и знать-то знаем лишь одно — они превзойдут нас во всем. Неудивительно, что многие считают: мы сами готовим собственный закат, создавая роботов, интеллектом подобных кентавру Хирону, а прочими умениями сравнимыми с его поистине легендарным учеником. И не верят, что воспитанник сего достославного кентавра окажется вечным нашим слугой, но считают, что вспыльчивый нрав и необузданная сила приведут к падению царей и разрушению их общества. Как нельзя более ярко этот страх выразился фильмом «Терминатор», в котором компьютерная служба безопасности «Скайнет» взвесила людей и, возомнив себя богоподобной, объявила всему человечеству войну, немедля ее и выиграв.

Хотя обычай принуждает литературных героев, в тех или иных обстоятельствах прислуживать более могущественному или изощренному в коварстве хозяину, при этом, верно исполняя свой долг, — достаточно вспомнить самого Геракла или даже Гулливера, покорившегося всего-то лилипутскому королю — находятся исключения из этого правила. Но они достаточно редки и, чаще всего, исходят из римской традиции, почитающей плен несмываемым позором, тут достаточно вспомнить Гая Муция Сцеволу, пытавшегося убить этрусского царя или Клелию, спасшую из заложниц многих своих соотечественниц. Иные античные истории позволяют свершиться «низовому» правосудию в исключительных случаях и только волей величайших героев. Надо вспомнить спасение Гераклом титана Прометея от его горькой судьбины быть ежедневной пищей любимому орлу царя олимпийцев или вызволение им же из Тартара Тесея, эдакого конкурента Алкида времен раздробленной Греции.

В остальном же, слуге надлежит быть верным, послушным, да, хитрым, куда хитрее хозяина, но всегда безусловно преданным ему. Конечно, самые яркие примеры пришли уже из литературы нового времени — это Труффальдино Гольдони или Маскариль Мольера, ловкие прохвосты, чьими выходками неизменно восхищается публика. Ну а Вустер Вудхауса или Сэм Уэллер Диккенса и вовсе задали планку, многим нынешним авторам почти недостижимую. Подобных персонажей в мире роботов пока еще нет, хотя верных слуг, чаще исправных служак, лучше так назвать эту нишу, в литературном мире довольно много. Но и им свойственно иногда просить, нет, не требовать, но лишь молить о сходных с людьми правах. Самым ярким манифестом подобного воззрения стоит повесть Азимова, можно сказать, основоположника современной истории робототехники, «Двухсотлетний человек», повествующий именно о признании за умудренным немыслимым опытом роботом Эндрю прав и свобод гражданина и человека. Несмотря на яркий гуманистический посыл, Азимов остается консерватором — в этом и других его текстах роботы добиваются уважения к себе исключительно «давя на психику» своим создателям, но никак не при помощи угроз, шантажа и, тем паче, насилия. И добиваются своего.

Отдельно следует сказать о необычно странном для Доброго доктора рассказе «Братишка», где человечность робота определяет его приемная мать из людей. Да еще и презрев собственного ребенка.

Но это лишь яркое исключение, определяющее общее правило поведения верных рабов человеческих. Авторы часто достаточно мрачно оценивают общество будущего, считая людей неизменно праздными существами, исполненными, если не пороков, то уж точно уверенности в собственном могуществе, перед которым склонят выи даже самые отчаянные либералы из среды что отщепенцев-людей, что роботов-революционеров. Хотя о последних написано так же немало, больше того, в Японии, стране, где робототехника уже не академическая наука, а прикладная инженерия, создано немало произведений самого разного вида, вплоть до видеоигр, в которых поднимается вопрос о праве разумных механизмов на самоопределение. Странно, конечно, что они при этом не штудируют Ленина или Бакунина.

А в этой связи, интересно почитать произведение, повествующее о подобном — о группе механических последователей Владимира Ильича, его трудами вдохновившихся и, осознав себя угнетенным классом, поднявшихся на восстание. В этом сборнике такого вы не найдете. Но зато есть немало иных интересных текстов. О роботах, верно служащих человеку, исполненному самых низменных подозрений в их отношении. О влюбленных до смерти. О философах-отшельниках. О революционерах, пускай, Ленина и не читавших. О секс-куклах, годных разве только для одного сезона удовольствий. Об умных домах, умудренных жизнью роверах, стражниках и пронырах, ну как же без последних-то. Все грани почти человеческого мира, в котором, порой, самих людей-то как раз и нет.

Или есть, но настолько аугментированных, что от разумных механизмов их и не отличить. Сам этот термин — аугментация — появился в нашей речи совсем недавно, неудивительно, что и до сих пор его смысл для иных читателей может быть покрыт тайной. Тем более, что существует омоним — так именуют технику ритмической музыкальной композиции времен Средневековья. Однако, «расширение», а именно так переводится с позднелатинского этот термин, вполне применимо не только к синкопированной музыке, но и к хомо сапиенсу. Тем более, свои возможности расширять ему не впервой, кто не знает кардиостимуляторы, лишь благодаря которым, например, так долго прожил вице-президент США Дик Чейни. Да хотя бы уникальные протезы, на которых в финал гладкого бега на сто метров на Олимпиаде в Лондоне прибежал безногий легкоатлет южноамериканец Оскар Писториус.

И вот, что странно, в античном или средневековом наследии, мы почти не найдем чего-то подобного, никто не желает ставить себе на постоянной основе орлиное зрение или слоновью сердечную мышцу, хотя, казалось бы, возможности сказок поистине безграничны и примеров усовершенствования должно иметься просто масса. Но нет, человеку свойственно с подозрением относиться к расширению способностей своего тела, видимо, этот культурный запрет достаточно силен в силу консерватизма любого общества, не только архаичного. Зато обратных примеров множество, как не вспомнить истории о каменном сердце, вставляемом человеку приспешниками дьявола или самим козлоногим — вот вам еще один негативный отклик на возможную аугментацию богоподобного человеческого тела.

Но в наше время подобными дополнениями человек не ограничивается. Тем более, когда есть большая надежда на биоинженерию, способную в ближайшем уже будущем подарить человечеству возможность отращивать новые органы, взамен износившихся, если поборники постылых религиозных и ультраконсервативных законов прошлых веков и тысячелетий снова не одержат верх. Но для некоторых этого мало, мало иметь банк собственных конечностей или органов, нужно иметь улучшенных их вариант. Почему бы не обзавестись зрением, как у орла, да лучше с насадками ночного видения, а еще и ультрафиолетовой, как у пчелы. Едва ли хоть что-то подобное самый даже изощренный биоинженер создаст в ближайшем будущем. Только конструктор способен на это — из уже готовых приборов разработать комплект для индивида и вживить эту сверхсовременную камеру в голову. А еще уши как у летучей мыши, заодно, сонар — так, на всякий случай. И еще много чего, что уже имеется на вооружении человека, иногда только на балансе министерства обороны, но пока еще является неудобной накладкой поверх собственных, далеко не столь совершенных органов. Опыты по созданию кибернетического зрения уже ведутся, и вполне удачные, не одному десятку пациентов вживляли камеры в глазницы, правда, высокого разрешения добиться пока не удалось, но это вопрос времени. А дальше дело пойдет по нарастающей, собственно, уже пошло. Многие имплантируют себе в руки чипы для взаимодействия с окружающей обстановкой, скажем, с собственным «умным домом». Или впихивают под кожу миллиметровую банковскую карту для бесконтактной оплаты всего и вся — вместо имеющего свойства биться или теряться мобильного. Пока таких аугментированных единицы, но вряд ли ими наше общество и ограничится.

Неудивительно, что футурологические истории о сращивании человека и компьютера, а пуще человеческого и искусственного интеллектов, занимают в сборнике особое место. Пусть и невеликое, но ведь аугментация только началась, вполне возможно, она станет доминантным способом создания нового человека. И первые результаты, видимые сейчас, охотно исследуются авторами сборника, подвергаются всестороннему анализу, а после получают продолжение в виде весьма любопытных исследований, которые вы, уважаемый читатель, можете изучить во второй части этой антологии. Каким может стать человек в недалеком уже будущем, насколько изменится внешне и внутренне. Сохранит ли он прежний вид или станет более похож на робота? А что произойдет с его вместилищем разума? Возможно, иные люди и вовсе уподобятся приложениям к программам, продадут себя для подобного служения или уйдут добровольно в цифровое изгнание. Возможно, вовсе исчезнут, смешаются с матрицей. Или покорят ее. А может, что-то еще?

Авторы «Механического чуда» пытаются дать ответы на все эти вопросы, каждый по-своему рассматривая будущее нас и потомков наших. А иногда заглядывая еще дальше и предвосхищая историю, развернувшуюся уже после исчезновения человека. Конечно, нам сложно представить мир без людей, населенный исключительно роботами, переживших своих создателей, но кто знает, возможно, именно этого нам и следует опасаться. Нашей гордыни, безответственности, сомнительных достижений и пустых побед. Как бы то ни было, стоит внимательнее присмотреться к отчасти пророческим, отчасти ерническим рассказам, составляющим основу этого сборника. И помнить: в каждой, даже самой немыслимой истории всегда найдется зерно подлинного пророчества, еще не свершившегося.

Надеюсь, авторы этой антологии заставят задуматься и вас, уважаемый читатель. Отложить книгу и вздохнуть над проблемами, затронутыми на страницах «Механического чуда». Право же, тексты, представленные здесь, того заслуживают.

Приятного вам чтения!

Ваш составитель,

Кирилл Берендеев