Стригатти: Лик Зверя

Кира Миронова, 2020

Нью-Йорк потрясает серия невероятно жестоких убийств молодых женщин. Детективу Маргарите Стригатти, лишь недавно вернувшейся из Вашингтона, поручают расследование этого громкого дела. Любой ценой она обязана сорвать маску со Зверя и вывести на чистую воду, чтобы все увидели его истинный лик. Однако вскоре становится ясно, что все гораздо запутаннее, чем представлялось вначале, а убийца оказывается настолько хитер и беспринципен, что детектив сама не замечает, как становится пешкой в его кровавой игре… Содержит нецензурную брань.

Посвящается Наталье, Ивану и Игорю — нашим вечным источникам вдохновения.

Огромная благодарность и низкий поклон нашей первой читательнице Еве фон Аренберг за консультации и терпение.

Пролог

1

Апрель. 1953 год.

Отчаянье берет за горло. Не дает дышать. Душит. От него есть лишь одно спасение, и она шаг за шагом идет к нему. Медленно. Не обращая ни на что внимания, сжимая в руках сладко пахнущий букет мимоз. И с каждым шагом все сильнее крепнет ее решимость.

Мимо несутся автомобили, и она невольно вглядывается в лица водителей, словно надеясь увидеть среди них Его. Как будто это может хоть что-то изменить. Разумеется, Он ее не остановит, не спасет. Не стоит и надеяться.

Надежда — глупое слово. Ему не место на Бруклинском мосту.

— Ты что творишь, дура?! — из тормозящих перед ней автомобилей сыплются ругательства и грубые, настойчивые рекомендации сойти с проезжей части, но молодая женщина этого не слышит, крепче сжимая в руках цветы и подарок — жестокую, бездушную насмешку, всученную на прощание.

Медленно перейдя проезжую часть, она подходит к ограждению и зажимает желтый букетик между страниц, чтобы освободить руку.

Зеркальная гладь темных вод гипнотизирует и пугает. Женщина слышит этот страшный зов пустоты ясно и четко как никогда. Что-то внутри неё надломилось и продолжает ломаться все сильнее.

Скоро всему придет конец. Ещё немного. Уж решимости ей точно хватит. Она больше не повторит ошибок, как Он и советовал.

«Интересно, когда… если Он узнает, то раскается ли хоть немного в своем поступке?»

Хотя, конечно, вряд ли.

Поджав губы, женщина скидывает черный плащ и остается лишь в тонком белом платье. Она перебирается через ограждение и судорожно сжимает стальную перекладину, ещё не решаясь сделать последний шаг в бездну.

Одной рукой прижимая к груди букет и книгу, а пальцами второй цепляясь за сталь, она замирает на самом краю, зябко ёжась от прикосновения холодного весеннего ветра. Тело бьет крупная дрожь.

— Прости меня. Ради Бога, прости… — шепчет она тихо, и ветер подхватывает ее слова, унося их куда-то вдаль.

Сзади кто-то кричит громогласно и отчаянно:

— Ники!

Женщина порывисто поворачивается и видит, как по проезжей части к ней бежит дорогой ее сердцу мужчина, но он не тот, кого бы она хотела сейчас здесь увидеть, не тот, кто смог бы ее остановить. Глаза начинают щипать непрошеные, совершенно ненужные слезы.

— Прости!.. — шепчет она, дрожащими губами. — Прости меня!

Он мчится к ней так быстро, что складывается впечатление, что он может обогнать даже ветер, с каждым мгновением становясь все ближе.

Нужно прыгать сейчас, пока он не добежал, не остановил, не втащил ее назад, в безопасность и не закутал в удушающее чувство вины.

Она делает шаг в пустоту лишь за мгновение до того, как он успел бы схватить ее за руку, но его пальцы ловят лишь книгу, которую ей не удалось удержать в руке.

Несколько мгновений она летит навстречу темной водной глади, и последнее, что слышит перед сильным ударом о воду, который сломает ее позвоночник — громкий, отчаянный крик:

— Вероника!

2

Февраль. 1954 год.

Вебер невыносимо скучает. Он вполне искренне недолюбливает театры, полагая, что время можно провести куда с большим толком. Тем более, театром он и так сыт на работе, но все же исправно посещает представления пару раз в месяц. Светская жизнь налагает на него целый ряд скучных, неинтересных обязанностей. Впрочем, дело не только в этих пресловутых обязанностях. Герр Вебер любит «поохотиться» именно в театрах и на светских мероприятиях, где внешний вид публики способствует этому как нельзя более кстати.

Медленно, даже лениво скользя взглядом по знакомым и незнакомым лицам, Вебер то там, то здесь подмечает симпатичные мордашки и будоражащие кровь фигуры, прикрытые соблазнительными модными платьями. Все как всегда.

Где-то справа, недалеко от дверей, ведущих в партер, собралась какая-то абсолютно невообразимая толпа людей — но стоит присмотреться, и можно увидеть причину давки — на премьеру новой постановки пожаловала никто иная, как Патрисия Миллиган. Не узнать женщину, чьи большие оленьи голубые глаза смотрят на тебя со всех обложек модных журналов, и которая вот уже на протяжении пары лет светится в каждой второй киноленте, довольно сложно.

«И все же на лицо простовата…» — заключает мужчина мысленно, наблюдая, как причина тотального обесцвечивания волос женской части населения США в платье цвета шампань — в тон ее длинных платиново-белых волос — одаривает поклонников томными улыбками.

Хмыкнув себе под нос, Вебер поворачивается в другую сторону, продолжив сканировать зал.

И словно в противовес ангелоподобной кинодиве и исходящему от нее свету, там сгустился мрак. Густая, беспроглядная тьма, принявшая образ хрупкой темноволосой женщины в каком-то совершенно немыслимом черном платье. Затейливый вырез полностью оголяет ее молочно-белые плечи, а платье удерживается на теле при помощи не иначе как темных магических сил — иных способов объяснить, как оно не спадает, обнажая хозяйку, невозможно. Вместе с тем, чем дольше глаз наблюдает за дразнящей игрой этой чёрной ткани, тем острее ощущается какое-то абсолютно неуемное желание сорвать это чертово платье, разметав бархатные пуговицы по полу…

Незнакомка — Вебер готов побожиться, что раньше ее не видел — стоит, прислонившись к колонне, и с веселым любопытством разглядывает толпу мужчин, кружащихся вокруг Патрисии. Любая другая на ее месте, несомненно, завелась бы от обычной женской зависти, а эта вот забавляется.

Такой экземпляр никак нельзя упустить — она обещает стать весьма интересным трофеем в его коллекции.

Раздобыв два бокала шампанского, Вебер подходит со спины к намеченной жертве.

— Дьявольски прекрасная женщина! — тихо произносит он и, едва удостоившись насмешливого взгляда незнакомки, продолжает. — Я не о Миллиган. О вас, королева.

Молодая женщина, слегка приподняв брови, чуть поворачивает лицо в его сторону, пытаясь подавить улыбку.

— Джентльмены предпочитают блондинок, — звучит ее голос, грудной и тихий. Вебер безошибочно угадывает чуть заметный итальянский акцент, но мысленно заключает, что южная кровь сильно разбавлена — слишком уж нетипично выглядит ее лицо, слишком чужда югу эта молочно-белая тонкая кожа.

Женщина принимает из его рук бокал и абсолютно беззастенчиво ведет по краю кончиком указательного пальца.

— Можете считать, что я не джентльмен, — усмехается он, наблюдая за ее действиями, — и тем не менее, уверяю, яда там нет.

Она хмыкает, поджав обведенные вишневой помадой губы, делает небольшой глоток и вновь устремляет задумчивый взгляд куда-то в толпу. Вебер рассматривает мелкие, тонкие черты ее лица, демонстрирующие не миловидную сексуальность, но «породу» и эстетику строгих линий.

— Вам не нравится образ наивной дурочки, который она умело демонстрирует? — интересуется незнакомка, улыбаясь, а Вебер все пытается поймать ее ускользающий взгляд.

— Лично я всегда предпочитал умных женщин, — искривив тонкие губы в усмешке, в тон ей отвечает Вебер и добавляет: — Как вы.

— С чего вы решили, что я умна? — хмыкает незнакомка.

— Хотя бы с того, что вы не следуете этой ужасной повальной моде и не подражаете ей, — Вебер едва заметным движением указывает на сияющую актрису. — Но неужели вы скажете, что я не прав?

— Я не раз слышала, как мужчины говорят, что все женщины — дуры.

— Проецирование своих недостатков на окружающих и не более того, — отвечает он, прежде чем сделать глоток шампанского.

— Оу, — незнакомка поворачивается к нему лицом, и мужчина, наконец, имеет возможность заглянуть ей в глаза — темные, словно обжаренные кофейные зерна. Женщина демонстративно прикладывает пальцы к подбородку, изображая задумчивость. — Так вот оно что. Значит, вы сейчас проецируете на меня свой недостаток? Или просто очень сильно хотите сделать из меня дуру?

Стоя под ее проницательным взглядом, Вебер чувствует, как улыбка сползает с его каменеющего лица и набухает небольшая венка на правом виске. Уголок губ незнакомки на секунду поднимается в усмешке.

— Неужели дамы так активно ведутся на ваши пошлые комплименты? — и, не дожидаясь ответа на вопрос, продолжает: — Спасибо за шампанское. Прекрасное. В отличие от Ваших намерений. А теперь извините, меня ждет муж.

— И вправду умная… — зло шепчет Вебер, глядя в удаляющуюся спину незнакомки. Нехорошая улыбка искажает тонкие губы, придавая его внешности нечто зловещее.

От бессильной ярости он сжимает бокал с шампанским так сильно, что тонкое стекло не выдерживает напора и, треснув, рассыпается, но Вебер, кажется, вовсе не замечает этого не в силах отвести взгляда от женщины в черном. Еще никто и никогда не смел так с ним поступать. Он не знал отказов — женщины свободные и замужние исправно велись если не на его комплименты, то на деньги и статус. Это он выбирал. Это он оставлял неугодных, приевшихся женщин. Он. И никто из них не смел так с ним поступить — бросить, уйти, оставляя последнее слово за собой.

— Боже!.. У вас кровь, — раздается женский голос справа, заставляя отвести взгляд от скрывающейся в толпе невысокой женщины. Вебер опускает взгляд и видит, как по испещренной рубцами ладони алой ленточкой бежит тонкая струйка крови. Боли он не ощущает — ее все еще перекрывает чувство досады от того, что рыбка сорвалась с крючка.

Мужчина поворачивает голову, встречаясь с испуганным взглядом больших светло-оливковых глаз. Высокая — она ниже его не больше, чем на полголовы — темноволосая женщина в фиолетовом платье. С куда более роскошными формами, чем у предыдущей. И смотрит она на него так, будто он потерял на войне руку — не меньше.

— Ерунда, — отзывается Вебер, переключаясь на новую добычу. Нахмурившись, женщина достает из сумочки платок и тянется к поврежденной руке.

— Как же вы так? — продолжает заботливая красавица. Взяв Вебера за поврежденную руку, она переворачивает ее ладонью вверх собираясь как-то зажать порез, да так и замирает, таращась на побелевшие от времени шрамы и рубцы, пересекающие широкую ладонь, будто перечеркивая все линии судьбы.

Вебер недовольно морщится. Ну вот опять. Женщины исправно бледнеют и пугаются, видя этот след его далёкой, призрачной слабости.

— Не стоит волноваться о таких пустяках, фройлен… — намерено обратившись к ней на немецкий манер, низким голосом отвечает Вебер и осторожно высвобождает ладонь из ее рук.

— Кларк, — вздыхает женщина, подняв взгляд, и обольстительно улыбается. — Но зовите меня Энн и, пожалуйста, возьмите платок.

— Спасибо, Энн, — приняв кусок батиста, Вебер берет здоровый рукой холенную руку женщины, и не разрывая зрительного контакта, целует. — Ну, а я — Вебер. Знаете, я хотел бы отблагодарить вас за заботу…

***

— Уже вернулась? — Грегори чуть поворачивается в ее сторону, когда Марго садится в соседнее кресло рядом с ним. Она кладёт клатч на колени, устало вздохнув.

— Так и не покурила. Там внизу такая страшная давка — Миллиган не дают прохода. Боюсь, если бы вышла из театра, то уже не зашла, — усмехается женщина, качая головой. Неприятного типа с шампанским она предпочитает не упоминать.

— Ну и отлично, — отвечает муж. — Хоть немного меньше дышишь этой гадостью.

— Не начинай, — она закатывает глаза, убирая с лица уложенные для выхода в свет волосы. Очень хочется сбросить туфли — за любимую пару удобных ботинок на плоском ходу она бы сейчас, пожалуй, продала бы и душу.

Звенит второй звонок, и зал начинает понемногу наполняться зрителями. Она окидывает толпу безразличным взглядом, как вдруг взор цепляется за противоположную ложу, а точнее, за обладателя стянутых в короткий хвост пепельного цвета волос, усаживающегося на место в компании какой-то женщины в откровенном платье цвета фиалок.

«Поверить не могу, что женщины ведутся на этого индюка. У него на лице ведь все написано!» — раздраженно думает Марго, кладя руку в раскрытую ладонь мужа. Однако, третий звонок, начинающийся второй акт и нежное скольжение кончиками пальцев по ладони Грегори, заставляют ее выкинуть из головы эти мелочи жизни…