Экспресс. Сборник невыдуманных историй

Кира Коэн, 2022

Ответьте себе честно – вам интересно почитать чужой дневник? Да, я понимаю – это некрасиво, недопустимо. Но… так хочется глянуть туда одним глазком. Ведь это очень интересно – окунуться в мир другого человека. Посмотреть его глазами на ситуации, которые с ним происходят. Сборник «Экспресс» – это дневник реальных историй.

* * *

© Кира Коэн, 2022

© Интернациональный Союз писателей, 2022

* * *

Кира Коэн

Имею два высших образования. Последние двадцать пять лет работаю в сфере юриспруденции.

Приходите в гости

Я люблю гостить зимой в деревне, у дяди Георги. В деревне зимой спешить некуда. Сидишь возле печки, где громко трещат дрова, и смотришь, как за окном снежинки кружат в танце, вытворяя невообразимые пируэты.

В один из таких зимних вечеров у дяди Георги гостили соседи — Давид и Сандро. Они сидят за столом, пьют красное вино и произносят душевные тосты, превознося до небес хозяина дома, дядю Георги. Дядя Георги — немногословный, стеснительный великан. Ему неудобно слушать похвалы. Он, смущенно улыбаясь, смотрит в пол, слегка наклонив набок голову. Лица у всех раскрасневшиеся от выпитого в немалом количестве вина и жара, исходящего от печки.

Мужчинам ничего не мешает неспешно наслаждаться холодным зимним вечером. Хорошо всем: дяде Георги — кому не приятно слушать хвалебные оды, хорошо Сандро и Давиду — кому не нравится в снежную метель сидеть в теплом доме, кушать шашлык из только что зарезанного молочного поросенка и пить душистое домашнее вино. Хорошо мне, возле печки, одним глазом читать роман, другим — с интересом наблюдать за мужчинами, обладателями таких больших животов, что они, кажется, вот-вот лопнут. Обо мне они давно забыли: ну сидит там где-то, возле печки, двенадцатилетняя племянница хозяина дома. Сижу, не шевелясь. Боюсь прервать священнодействие, оскорбить их своим присутствием. Тете тоже хорошо — она в соседней комнате с соседкой, тихо переговариваясь, вяжет теплые носки.

Сандро с любовью тремя пальцами прихватывает кусок шашлыка лоскутком тонкого, как шелк, лаваша таким образом, чтобы прихватить еще и жареный лук с зеленью. Его глаза с нежностью наблюдают за движениями толстых пальцев рук, он предвкушает удовольствие. Он широко открывает рот и, запрокинув голову, высоко поднимает три пальца с едой. Он медленно разжимает пальцы, и шашлык камнем падает в рот Сандро. Он жует с наслаждением, не спеша, смакуя вкус кушанья. По лицу Сандро видно, что он любит жизнь. И что бы ни случилось, в любой жизненной ситуации порадовать себя вкусной едой ему никто и никогда не запретит.

Давид, сдвинув домиком густые брови, медленно и печально жует мясо, поминутно вытирая ладонью свои взлохмаченные черные усы.

Дядя почти не ест. Иногда закусывает вино квашеной капустой.

Вдруг со двора донесся тонкий голос соседа Мушкела:

— Георги! О Георги! Дома ты, что ли?

Дядя Георги вышел на крыльцо:

— Заходи, дорогой сосед, на хорошее вино. Не стой на холоде. — Дядя Георги любил Мушкела за его открытость и порядочность. И, зная его ранимость, он, разговаривая с ним, тщательно подбирал слова, чтобы, не дай бог, ничем его не задеть.

— Некогда мне, дорогой Георги, некогда! Что хотел у тебя спросить? Да! Вспомнил! Ты не можешь мне одолжить свою сенокосилку?

Худосочный Мушкел стоял, переминаясь с ноги на ногу, в прохудившихся ботинках, в незастегнутом старом пальто, в шапке-ушанке набекрень.

Георги прячет улыбку в усах:

— А зачем тебе зимой сенокосилка?

Прежде чем позвать Георги, Мушкел долго ходил возле его дома, догадываясь, что у соседа Сандро с Давидом. Он знал, что Георги сегодня заколол поросенка. И как бы стыдно ему ни было, Мушкелу так хотелось посидеть с соседями в удовольствие, что он набрался храбрости — наступил на горло своей гордости и пошел к дому Георги.

«Дурак! — подумал Мушкел. — Ничего лучше не смог придумать!»

— Заходи, Мушкел, уважь меня. Мой дом — твой дом. Хорошее вино тебя согреет.

Не успел дядя Георги договорить, а Мушкел уже на пороге дома стряхивал снег с ботинок:

— Некогда мне, некогда, Георги! Откуда у меня время в гости ходить?

Мушкел быстро зашел в дом, снял пальто и сел за стол.

Мушкел жил один и очень скромно. Он любил не столько выпить, сколько посидеть в хорошей компании, вместе с соседями, которых считал своей семьей. Он приходил к ним без приглашения, помогал по хозяйству, нехотя оставался трапезничать. Ему было неудобно. Он мечтал построить себе новый дом, куда бы не стыдно было пригласить соседей и угостить хорошим вином.

Как только он зашел в дом, дядя Георги тут же налил ему стакан вина, и Мушкел, по традиции, стоя выпил за Всевышнего. На голодный желудок вино подействовало сразу, и он захмелел. Стакан не должен пустовать, и дядя Георги снова налил гостю до краев, положил на тарелку большой кусок мяса, жареный лук и пучок зелени — петрушку с укропом.

— Покушай пока, а то опьянеешь. — Дядя Георги очень внимателен к нему.

— Э-э-э! Один стакан вина только выпил! За кого ты меня принимаешь? Я вообще не пьянею! — Мушкел обиженно начал есть.

Через полчаса Мушкел догнал Сандро и Давида. Дядя Георги, это знали все, никогда не пьянел. Давид с грустными глазами затянул народную песню. Через минуту подхватили все. Сандро и Давид, естественно, пели басом, подчеркивая свою уверенность и непоколебимость. Дядя Георги, по-моему, просто шевелил губами. У Мушкела был тонкий голос, и, когда доходило до припева, он начинал радостно подпевать тенором, периодически подскакивая на месте. Картина была настолько забавной, что, кусая губы, я еле сдерживала хихиканье. Плача от смеха, я закрыла глаза и уши на тот случай, если я вдруг, не дай бог, не сдержусь. Спустя некоторое время я открыла глаза и увидела, что дядя Георги, пряча улыбку, строго на меня смотрит и грозит под столом кулаком.

Было глубоко за полночь, когда соседи собрались домой.

— Вот когда я умру, вы тоже ко мне приходите в гости! Посидим тогда хорошо! — на пороге дома вдруг сказал пьяный Мушкел.

Сандро, Давид и дядя Георги переглянулись.

— В смысле посидим? Мы — да. А вот ты просто рядом полежишь. — Пьяный Сандро засмеялся.

Дядя Георги и Давид с укоризной на него посмотрели. Сандро нервно закашлял и умолк.

Дядя Георги подошел к Мушкелу, положил тяжелую ладонь ему на плечо, опустив голову, исподлобья посмотрел в глаза Мушкелу:

— Ты же не увидишь этого. Не говори глупостей. Мы можем просто так прийти к тебе в гости.

Мушкел снова сел на стул. «Просто так…» А чем он их будет угощать?

Наступила гробовая тишина. Мушкел опустил голову. Что делать?

— Послушайте. А почему нельзя сделать репетицию похорон? — в шутку, смеясь, бросил Сандро.

Все удивленно посмотрели на него. Через минуту молчаливого рассматривания друг друга идея показалась не такой уж и дурацкой.

Давид задумчиво погладил густые черные усы:

— А что? Все будет по-честному. Завтра пошлем соседского мальчика глашатаем о том, что тебя не стало. Красиво тебя оденем. Для такого случая я одолжу тебе красивую рубашку, которую я по праздникам надеваю. — Он медленно и с достоинством обвел всех взглядом. — Уложим тебя на тахту. Накроем покрывалом. Никто ничего не заподозрит. Все соберутся в твоем доме, принесут деньги на твои похороны, и всё! Поплачем, вспомним, каким ты был добрым и честным. — Глаза захмелевшего Давида наполнились слезами. Он с чувством достал платок, развернул его и высморкался.

Мушкел, сгорбившись, смотрел на Давида снизу вверх грустными глазами.

Сандро подошел к Мушкелу и тоже положил руку ему на плечо.

— Выпьем за тебя, закусим. И, главное, ты тоже будешь с нами!

Мушкел представил себя бездыханно лежащим на тахте, в холодном доме. От жалости к себе у него сжалось сердце.

— Что-то я не готов пока к этому, — очень тихо, опустив голову, сказал Мушкел.

Такого разочарования Сандро и Давид давно не испытывали.

— Э-э-э!!! — Давид взмахнул рукой и досадливо опустил ее. — Ему дело предлагают, а он? Один раз в жизни ты можешь на что-то решиться? Не хочешь, чтобы уважаемые люди пришли в твой дом, — так и скажи! — Давид резким движением руки убрал ниспадающую на его глаза челку, обиженно надув свои и так толстые щеки.

Через несколько минут молчания Мушкел не своим голосом спросил:

— А когда?

Все тут же оживились.

— Завтра. А чего ждать? — Сандро в предвкушении потирает руки. — Приготовим плов, наварим мяса. Одним словом, накроем шикарный стол. Ты же знаешь, как мы тебя уважаем!

— Почему для того, чтобы накрыть мне шикарный стол, я обязательно должен умереть? Мы можем сделать все то же самое, но чтобы я не умер? — Мушкел неуверенно смотрит на всех.

— Ты что? С какой стати без повода накрывать такой стол?

Между мужчинами снова повисло молчание.

— Я придумал! — У Мушкела засияли глаза. — Смотрите. Когда я по-настоящему умру, вы же будете собирать деньги на мои похороны? Да. Дайте мне эти деньги сейчас, и мы накроем шикарный стол. На мои настоящие похороны можете не приходить! Просто меня похороните, и все! Все равно я с вами тогда посидеть не смогу. Ну как? Хорошо я придумал? — Мушкел с надеждой обвел всех взглядом.

— Ты ведешь себя как ребенок! Не хочешь — не умирай! — Сандро обиделся не на шутку.

Мушкел понял, что надо соглашаться. Это единственный шанс пригласить друзей в гости.

* * *

Грустная весть с утреннего зимнего небосклона обрушилась на жителей деревни.

— Мушкел умер! — радостно крича, бегали по деревне деревенские мальчишки в предвкушении чего-то для них непонятного и торжественного.

По традиции, ударяя себя по коленям, женщины громко запричитали. Все бросились к дому Мушкела.

Мушкел с гладко побритыми впалыми щеками и с тщательно причесанными волосами лежал спокойно на тахте, в парадной рубашке Давида. Таким симпатичным он еще никогда не был. Прибежавшие громко причитающие соседки при виде «покойника» тут же прекратили плач и с удивлением уставились на Мушкела. Окружив тахту, они молча, оценивающе взирают на него. Давид и Сандро, стоящие рядом с тахтой, нервно переминаются с ноги на ногу. Жена Давида узнала рубашку мужа на Мушкеле и вопросительно и строго смотрит на супруга. Давид опускает глаза.

— Хороший был человек. Не жалко. — Жена Давида вытирает сухие глаза кончиком головного платка.

Женщины в недоумении смотрят на нее.

— Жалко его!

Женщины поняли, что в первый раз ослышались, и успокоились.

Соседка Нина, крупная высокая женщина, решила, что тишина затянулась, а это некрасиво на похоронах, и начала причитать, как бы приглашая соседок на душераздирающий плач.

— Бе-е-едный, несчастный Мушкел! Как ты несуразно умер! И жизнь была несчастливой, и смерть такой же!

«Интересно, где она видела счастливую смерть?» — грустно подумал Мушкел, неудобно лежа на твердой тахте.

— Каким он, оказывается, красивым был! Несчастный! Так и не женился. Ни жены, ни детей. — Нина, известная в деревне плакальщица, грузно стоит над Мушкелом, как будто хочет его ударить своей тяжелой рукой, и во весь голос причитает. Она уже оплевала все лицо Мушкела. Ему нестерпимо хотелось вытереться.

«Как я раньше не замечал, что она всех покойников оплевывает? — Ему стало смешно. — Все ушли оплеванные!» Он вспомнил, что последним в деревне умер Вано. «До чего же злобный был старик! Тогда тоже Нина возле его гроба громко причитала. Она его тогда, наверное, хорошо оплевала. Так ему и надо!» Мушкелу стало весело.

Соседка Маро, поправив платок на голове, подошла к «покойнику» и поцеловала в лоб. В доме у Мушкела было холодно. И он тоже был холодным. Он так замерз, что у него посинели губы. Конечно, он не мог видеть, кто его поцеловал. Но в любом случае ему стало приятно, и он чуть не улыбнулся. Его так давно не целовали.

Через какое-то время он начал замерзать окончательно. Хоть бы они двери закрыли.

Но в доме покойника принято, чтобы двери были открыты нараспашку. Мушкел медленно остывал.

Причитания закончились. Соседи быстро собрали деньги. Началась подготовка к похоронам. На улице разожгли костер. Варилось мясо только что зарезанного теленка. Поставили длинный стол. Его быстро уставили разными яствами. Все были так увлечены приготовлениями, что на какое-то время совсем забыли про Мушкела. Так устроен человеческий мозг. Сперва шок от того, что человека не стало, потом ты думаешь о нём только как о покойнике.

Соседи долго сидели за столом. Сперва с грустью ели мясо, сыр, зелень, помидоры, огурцы, пили красное и белое вино. Потом стали громко переговариваться между собой, кто-то начал спорить, из какого винограда лучше делать вино: из «изабеллы» или из смеси разных сортов. В конце посиделок многие уже смеялись, весело переговариваясь. Тамада призвал собравшихся успокоиться, проявить уважение к «покойнику» и… начал протяжную песню. Он был уверен, что у него хороший голос, и не упускал возможности это продемонстрировать. Петь на похоронах, конечно, допускалось, но в случаях, когда так завещал покойный.

До начала песни Мушкел в какой-то момент уснул. Неглубоко — боялся захрапеть. Но когда затянул песню тамада, он вздрогнул.

У него ныла спина, и он почувствовал, что замерз окончательно.

Уже начало темнеть. Мушкел ждал. Ждал, что наконец-то все разойдутся, кроме дяди Георги, Сандро и Давида, и они будут до утра выпивать, есть, разговаривать. Ведь именно близкие друзья остаются на ночь с покойником.

«Вот те раз! Я умер, а они оставили меня тут одного, а сами пьют и поют песни! И с этими людьми я живу! Свиньи, а не люди!»

И вдруг до него дошло, что так действительно могут проходить его похороны. Какой ужас! Он их всех так любил, а они… От обиды Мушкел тихо заплакал. Через минуту он уже рыдал в голос.

Голоса за столом стихли.

— Там кто-то есть? — Плакальщица Нина, не успев дожевать мясо, со страхом смотрит в сторону дома, где распахнуты двери и где лежит Мушкел.

— Там один Мушкел!

Нина подавилась куском мяса, и у нее на глазах выступили настоящие слезы.

Стремглав разбежались все. Все, кроме дяди Георги, Сандро и Давида. Они остались сидеть за столом. Наконец, наплакавшись, Мушкел, дрожа от холода, накинул на плечи плед и вышел из дома. На него никто не смотрел. Он подошел к друзьям и сел с ними за стол.

Мушкел сидел сгорбившись, с усталым и заплаканным лицом.

— Даже умереть по-человечески не можешь, — с укоризной сказал Сандро и выпил стакан вина.

— Как вам не стыдно! Я лежу мертвый, а вы сидите кушаете и пьете! Еще и песню затянули!

— Твои похороны ничем не отличаются от других! — Давид не смотрит на Мушкела, тщательно вытирает усы.

— Но это же я! Я умер!

— И что? Ты думал, после тебя мир рухнет? Нет! Ничего не изменится. Ни после тебя, ни после меня!

Наступившую тишину изредка нарушал лай деревенских собак.

Мушкел сидел и плакал.

Дядя Георги начал злиться:

— Ты мужчина или кто?

— Нет. Я не мужчина. Я — человек!

У всех пропал аппетит. Мужчины сидели молча и разглядывали свои тарелки.

— И что я в этой жизни хорошего сделал? Даже семью не создал… — Мушкел вспомнил слова плакальщицы Нины.

Дядя Георги примирительно посмотрел на него:

— Ну не создал, и что? Вон у Сандро есть жена, которая его ежедневно проклинает. Вон у него, — Георги кивнул в сторону Давида, — четверо детей. Он так сильно заботится о них, что стакан вина в горло не лезет, так, что ли? Мушкел! Я тебя умоляю!

— А ты вспомни, кто мне помог дом крышей накрыть? Ты. А Давиду кто помогает заготавливать сено? Тоже ты. Ты помогаешь всем. Разве ты не сделал ничего хорошего в жизни? Извини, дорогой, министром ты тоже не стал. Но ты знаешь, они ведь тоже умирают. И не всегда счастливыми. Ты, Мушкел, просто хороший человек.

— Что же вы тогда радовались на моих похоронах?

— Радовались, потому… Потому что счастливы, что знали тебя! Такого красивого и хорошего человека!

Мушкел не отрываясь смотрел на дядю Георги. Потом обвел взглядом Сандро и Давида. Они усмехались в усы. Мушкел примирительно улыбнулся:

— Может, тогда выпьем?

— И споем, дорогой! — обрадовались мужчины.