Прогулки с Вольфом. Жизнь в заповедных местах Коста-Рики

Кей Чорнук

В 1950 году несколько семей американских пацифистов-квакеров, несогласных с введением закона об обязательной воинской повинности, уезжают жить в Коста-Рику. Их община поселяется в глуши тропических лесов. Шаг за шагом они налаживают быт: создают фермы, строят дороги, школу, электростанцию, завод. Постепенно осознавая необходимость защиты уникальной природы этого благословенного края, они создают заповедник, который привлекает биологов со всего мира и становится жемчужиной экологического туризма.

2. Откуда мы пришли

«Я посвящаю этот день отцу и матери, которые задумали мое появление на свет. Они — единственные, кому я обязан присутствием здесь. Мои дети, когда были маленькими и еще учились в школе, где-то позаимствовали идею, что они были лишь тенями в очах Божьих, до того как родиться. Там был и я до наступления своего первого дня.

Так что благодарение моим родителям за данную мне возможность оказаться там, где я теперь, за то, что я мог проложить свой путь к берегу реки. Я пришел сюда около полуночи, без четверти двенадцать. Горит свет. Я отдохну. Кофе у меня уже в кружке, и через час-другой я продолжу свой путь, чтоб достичь цели, когда пропоют петухи».

Вольф в Пеньяс-Бланкас

С того момента, когда в 1990 году наши жизненные пути пересеклись, я несомненно обогатилась от знакомства с этим застенчивым человеком, которому удается шутить практически в любой ситуации. Одним из первых впечатлений о Вольфе было то, что передо мной очень самокритичный человек. Это при его образованности и богатом опыте путешественника, при том, что он был лидером в своей коммуне, защитником природы, признанным на национальном и международном уровне. Прежде всего, он очень скромен. Его воспитывали как квакера, с такой жизненной философией, при которой разум открыт для познания, а сердце — для других людей с их идеями.

Религиозное общество Друзей (квакеров) появилось в Англии в середине семнадцатого века в период активного религиозного и политического брожения. В те годы английский перевод Библии стал широко доступен общественности. Многие начали искать альтернативные практики богослужения, выходящие за рамки, очерченные традиционными церквями. Джордж Фокс основал Общество Друзей Истины и впервые собрал людей в молчаливой молитве для осознания присутствия Бога. Многие Друзья, как они себя называли, подвергались преследованиям за свое инакомыслие. Для них обычным делом было предстать перед судом и оказаться в тюрьме. Однажды, давая показания перед судом, Фокс заявил, что судьи и присутствующие должны трепетать пред именем Господа, за что получил унизительную кличку «квакер»³. Затем это язвительное определение стали использовать в отношении последователей Фокса. Впоследствии оно стало признано и самими Друзьями.

Для приверженцев этой религии квакерство — образ жизни. Это недогматическое движение основано на определенных взглядах, таких как открытость и прощение. Эти жизненные принципы реализуются на практике как каждым индивидуумом в отдельности, так и всеми адептами этой церкви. Фундаментальные принципы у квакеров, в частности, включают в себя готовность к принятию новых взглядов, терпимость к разным мнениям и готовность работать для примирения всюду, где есть конфликт. Ненасилие в мыслях, словах и делах — основа квакерства, и поэтому Общество Друзей общепризнанно считается одной из традиционных «мирных церквей». Квакеры, как правило, живут скромно, но не по-пуритански. На их молитвенных собраниях можно высказываться, молиться, петь или цитировать Писание. Все идет от сердца любого участника собрания, чувствующего порыв к тому, чтобы поделиться. Порой собрания проходят в полном молчании. Для квакеров ни церковь, ни организация, ни даже слова Библии не имеют высшего авторитета. Друзья не настаивают на том, что их путь — единственно правильный. Они открывают двери всем интересующимся, не принуждая их вступать в Общество Друзей.

Вольф верил, что родители и квакерское образование заложили надежную основу в его жизни. Он пережил много бурь. Этого человека можно сравнить с ивой, чья корневая система уходит вглубь, а гибкие ветви грациозно развеваются под дуновением ветров перемен. Чувство юмора Вольфа не только увеличило число морщин на его добром лице, но, несомненно, помогало ему в трудные времена и даже вызывало симпатии у его оппонентов.

Начало жизненного пути Уилфорда Фрэнсиса Гиндона совпало с тяжелыми годами депрессии в США. Он родился в Барнсвилле, маленьком городке в восточной части штата Огайо, 17 августа 1930 года, в семье Альберта и Берты (Холл) Гиндон. В течение первых пяти лет его жизни семья оставалась в этом городе, чтобы быть рядом с родственниками матери. Родня его отца, когда-то жившая в Вермонте, переехала в Фэрхоуп, штат Алабама.

Родственники с обеих сторон являлись квакерами. Уилфорд, его братья и сестры получили образование в квакерских школах. Он был четвертым из пятерых детей, после братьев Уильяма и Клиффорда и сестры Мэри Евы; младшую сестру звали Сара. Детей отправили в квакерскую Школу Друзей, где обучение проходило в одной единственной классной комнате. В год, когда Уилфорду исполнилось шесть лет, семья переехала в Фэрхоуп, потому что отец должен был помогать своим больным родителям. Тяготы распада семьи стали ощутимее, когда выяснилось, что им придется расстаться с матерью.

«Одна из первых бед, с которой мне пришлось столкнуться в молодости, — сообщение отца о том, что нашей маме придется отправиться в психиатрическую лечебницу штата Огайо. Там, о ней могли бы заботиться и лечить ее, потому что она не могла справляться с ведением домашнего хозяйства. По-детски мы задавались вопросом, за что она была наказана и отослана прочь от нас. Я не понимал эту ситуацию. Прошли годы, а я всегда помнил эту печальную страницу в истории моего взросления — мамы нет с нами дома. Я много раз размышлял об этом — и юношей, и взрослым.

Позже отец объяснял случившееся тем, что моя мама была очень хрупкой. Он говорил про ее слабое здоровье и про то, что старшая сестра матери, женщина сильная и уверенная, командовала ею. Мама находилась в лечебнице, начиная с 1935 года. Позже она покинула больницу и жила со своими родителями около Барнсвилла. Побывав в Фэрхоупе за несколько лет до этого, она приобрела твердое убеждение, что жить там никогда не сможет, поэтому так и не вернулась в Алабаму. Она жила в Огайо, и мы приезжали к ней, когда у нас бывала такая возможность. Мы с ней стали ближе лишь в мои школьные годы, когда я вернулся в Огайо для учебы в школе-интернате».

В Фэрхоупе Уилфорд продолжил свое обучение, сначала в квакерской школе, а затем в Школе органичного образования. Это было частное учебное заведение, основанное Мариеттой Джонсон, считавшей, что образование должно быть органичным, а обучение — делом, не прекращающимся на протяжении всей жизни. В школе давали обычные уроки, но важной частью образовательного процесса было овладение навыками через обучение ремеслам: деревообработке, кожевенному производству и керамике. Студенты упражнялись в народных танцах и устраивали выставки для родителей и местных жителей. Это была школа практических навыков, в ней делалось все, чтобы молодые и бойкие мальчики, такие как Уилфорд, были вовлечены в учебу, и им было бы интересно.

Уилфорд Гиндон в школьные годы

«У нас были недлинные уроки, и оценки выставлялись как за поведение, так и за академические успехи. Упор делался на том, чтобы научить нас быть леди и джентльменами, как говорил наш учитель. В этой школе экзаменовали только раз в год, что сильно отличалось от опыта, полученного мной в школе-интернате с обучением в отрыве от жизни. Большую часть учебной программы в Школе органического образования занимали семейные мероприятия. Именно в те времена мне особенно сильно не хватало мамы. Мне хотелось, чтобы она увидела мои выступления.

Я думаю, что именно там были заложены основы моей философии с принципами, почерпнутыми у квакеров, когда вам не указывают, что надо делать, а чего не надо. Вместо этого, скорее, направляют и показывают примеры, способствуя осознанию ценности быть честным, необходимости заботы о своем теле и здоровье, ненасилия во всех аспектах жизни. Я понял, какова награда жить порядочным человеком. Мы получали представление о ценности доброго отношения друг к другу. Мы осознавали, что надо жить, делая лишь то, что правильно, а не повиноваться стадному чувству и тупо следовать за другими».

В 1945 году Уилфорд вернулся в Огайо, где пошел в квакерскую школу-интернат, расположенную на окраине Барнсвилла. Школа была известна под неофициальным названием Олни. Это название позаимствовано из стихотворения «Олни Грин», написанного бывшим учителем и священником Луи Табером, и утверждено студенческим советом в 1876 году. Величественные здания из красного кирпича с классными комнатами и общежитиями были окружены гигантскими старыми деревьями. В студенческом городке к услугам его обитателей имелись спортивные поля. Там же было молочное стадо, фруктовый сад и небольшое озеро, окруженное лесом.

В школу Олни (она называется Школа Друзей Олни) и теперь приезжает молодежь из Северной Америки и даже из более удаленных частей света. Едут для того, чтобы получить образование, в основе своей базирующееся на квакерских ценностях. Зеленые волнистые склоны этих мест отличаются от равнинных районов западного штата Огайо. Фермерские хозяйства разделены лесополосами, и узкие дороги петляют, огибая роскошные старинные усадьбы. Однако преобладают в этих краях небольшие скромные жилища. Кроме квакеров здесь живут амиши. Их лошадиные повозки, замедляющие темп движения автомобилей, видны тут и там.

Родственники Уилфорда по материнской линии, семейство Холл, все еще жили в этих краях, также как его брат Клиффорд и две сестры, которые в свое время вернулись в Огайо. Его кузены учились в Олни, они-то и помогли Уилфорду приспособиться к жизни в общежитии и к обучению в учебном заведении, где придерживались формальной системы выставления оценок.

«Мы должны были сдавать ежегодные государственные экзамены и получать оценку. В течение всего года сложно было выйти, по крайней мере, в среднем, на оценку си с минусом. В противном случае предстояла дополнительная работа или неуд. Мне удавалось удержаться чуть-чуть выше линии отсечения. Если бы я учился усерднее, то, вероятно, мог бы получить оценку лучше, но большая часть времени моей учебы была потрачена на общение. Многочисленные встречи с девушками и парнями, тусовка с соседями по комнате, познание того, как делиться и как ладить, как дразнить и каково это — самому быть объектом насмешек, а после этого никогда никого не дразнить. Именно тогда я сформировал основу своих взглядов на политику и на людей. Я понял, что такое жизнь, и научился отличать важное от второстепенного.

Это были четыре года учебы под присмотром лучших учителей, о которых можно было бы только мечтать. Они были морально выше всех нас и полностью посвятили себя своему делу. Они научили нас самим решать все проблемы, вместо вымещения зла на учителях, или на соседе по комнате, или еще на ком-то.

Прозвище у меня появилось в школе-интернате. На собраниях мальчики сидели с одной стороны зала, а девочки — с другой. Будучи квакером из южных штатов, я не выносил никакой сегрегации, поэтому на каком-то собрании я сел в той половине зала, где были девушки. Некоторые ребята начали обзывать меня, исказив мое имя Уилфорд на Вольфорд. В те времена солдаты, пытавшиеся флиртовать с молодыми женщинами, пытались привлечь их внимание посвистом. Таких свистунов называли «волками». Из-за того, что я всегда был против правил, разделяющих мужчин и женщин, я стал зваться «волком», то есть Вольфом. Похоже, именно с той поры эта кличка и пристала ко мне».

Школа-интернат была для Вольфа местом личного прозрения, формирования его личности. Он сделал несколько великих открытий, которые остались с ним на всю жизнь. Первое из них было связано с его участием в спортивных мероприятиях, обязательных для школьников. Он пристрастился к командным видам спорта и особенно полюбил баскетбол. Однако ничто не могло сравниться с тем чувством свободы, которое он испытывал, когда ходил по окрестным холмам и лесам.

«В Олни, играя в баскетбол, футбол и бейсбол, я понял, что такое командная работа. Мы стремились к высоким спортивным достижениям и знали, что игра имеет смысл, если ты выкладываешься полностью. При наличии системы начисления очков в школе каждый старался зарабатывать оценки за спорт. Особенно мы стремились получить то, что называлось в нашей школе большое О — максимальная оценка, которую каждый год получали всего пять или шесть человек. Помимо командных видов спорта, у нас была еще и походная программа. Нам начисляли балл за каждую милю, которую мы проходили. Тогда я и узнал о том, что такое поход. Вот из-за походов и других видов спорта, в которых я участвовал, мне удалось за четыре года заработать отличную оценку, выраженную в виде большой буквы О.

Стоит еще рассказать о походах. Мы ходили по уже проложенным маршрутам, которые покрывали большую часть нашей округи, и довольно подолгу, до завтрака. Хотя нам нельзя было покидать школу до 5 утра, вернуться нужно было не позже 8 часов. Если мы опаздывали на завтрак, то теряли очки, но все равно старались пройти восемь или девять миль до утреннего приема пищи.

Путешествия по тропам и дорогам в редко посещаемых и менее населенных местах помогли мне ближе познакомиться с природой. Мы наведывались в небольшие перелески, стояли лагерем на берегах рек вблизи Барнсвилля. Я тогда не осознавал, как все это помогло мне влюбиться в природу и приучило к хождению пешком, что, в свою очередь, привило любовь к тем краям, где я прошагал столько миль. Тогда я, конечно, не знал, что это будет одним из ценных качеств, приобретенных мной до приезда в Монтеверде. С первых дней в Коста-Рике я передвигался только пешком или верхом. Мне всегда нравилось путешествовать куда-то и знакомиться с людьми.

За четыре года моего пребывания в школе-интернате своими пешими походами я покрыл расстояние, равное пути из Огайо в Алабаму и обратно. Этот маршрут — туда и обратно — составляет около 2430 миль. Скажем прямо, это хороший результат».

В Олни бурлила активная общественная жизнь, но Вольф, парень из южных штатов, не ожидал, что в школе ему кто-то может понравиться. Кто может сравниться с красотками Юга? Ему повезло, что в старших классах он встретил Эмму Люсиль Стэндинг, девушку из семейства квакеров из Эрлема, штат Айова. Она привлекла его внимание. Впоследствии Эмма стала его женой.

«Учеба в школе-интернате имела еще одно преимущество среди прочих. Школы такого типа назывались фабрикой знакомств, и это было правдой. Моя школа и в самом деле была такой фабрикой. Сведите подростков вместе на четыре года, и, как правило, они быстро смекнут, что к чему, и за этакий срок найдут себе приятеля. Мне потребовалось три года, чтобы въехать во все, и через три года я встретил девушку, которая теперь стала моей женой. Лаки была одной из этих высоких, вскормленных кукурузой барышень из Айовы. Она отличный человек, и я ни разу не пожалел о том, что отправился на Север в поисках своей половинки.

У Эстона Роквелла, моего доброго друга и нашего старосты в старших классах, был автомобиль Ford Model T. Он, старшеклассник, пригнал эту машину в школу из штата Айова просто для того, чтоб доказать, что он на это способен. Эстон должен был поставить машину на хранение еще до начала занятий, но прежде чем поставить ее на прикол, мы захотели прокатиться в последний раз. Едем мы, значит, по дороге, и вдруг видим двух девушек, идущих по шоссе. Ну, мы их подобрали. На удачу в его машине не хватило сидений для всех нас, поэтому одной из них пришлось сесть мне на колени. Мы добрались до школы и высадили девушек, потому что все, что было у нас на уме, — ах, это последняя поездка на Model Т. Мы думали только о машине, не сомневайтесь.

Позже я узнал, что девушка, сидевшая у меня на коленях, Люсиль Стэндинг, была младшей сестрой Флоренс, жены моего двоюродного брата Кэрола Гиндона. Я к тому моменту уже заметил, что брак заставил его остепениться, и решил, что женитьба, наверное, неплохая затея. И хотя в старших классах я не был настроен на постоянные отношения ни с одной девушкой, я отправил Лаки записку, чтобы посмотреть, сможем ли мы пообщаться на каком-нибудь мероприятии. Мой хороший друг Херб Смит из Айовы рассказал мне, какая Лаки необычный и замечательный человек. Ну а потом я и сам узнал уже на личном опыте, что она была исключительно милой. Другой нашей попутчицей в Model T была Мэри Чамнесс, которая позже стала женой Эстона. Так что, получается, что в той «последней» поездке дело было не только в том, чтоб покататься.

Недавно Лаки напомнила мне, что на первом мероприятии в том году кто-то запустил фейерверк и прокричал: «Этот грохот должен нас развлечь».

Ответственными за то мероприятие были старшеклассники, и я, наверное, был единственным человеком, у кого мог быть файер, потому что в Алабаме они продаются круглый год. Лаки тогда спросила, кто этот запускатель фейерверков, и ей ответили: «Это Гиндон». Она сказала: «А, Гиндон! Моя сестра замужем за Гиндоном». Она быстро свела разрозненные факты вместе. Хотя мы и состояли в некотором родстве, я не думаю, что мы знали друг друга до того момента.

Когда мы познакомились, Лаки была на втором курсе. А когда она была уже на последнем курсе, я сделал ей предложение, но не давал ей кольцо, пока она не закончила школу».

Учеба в Олни оказала глубокое влияние на Вольфа. Именно оттуда берет начало его интерес к биологии, а также к химии и физике. У него были отличные учителя, которые не только сделали эти сложные предметы понятными, но и обучили умению применять научные знания в повседневной жизни. Эти базовые знания обеспечили Вольфа ценной информацией, на которую он мог опираться, когда позже работал с учеными в различных лесах Коста-Рики.

«Только потом, будучи взрослым человеком, я понял, насколько было важно надлежащее образование, которое Олни дал мне. Когда я оглядываюсь назад и думаю о том, что узнал из разных источников, и кто действительно повлиял на мою жизнь, я вижу, что очень много было получено в школе. Именно там я узнал, как ладить с людьми, и именно там я решил, в каком направлении я хотел бы двигаться дальше. Я думал, что важнее быть хорошим знатоком в какой-то узкой специальности, чем быть звездой в более многопрофильной профессии. В отказе от курения и выпивки тоже есть ценность. А еще важно следовать жестким правилам, вроде тех, что на нас накладывала моя бабушка. Не делай то и это, и еще много чего.

Не имея контактов с матерью, я научился еще больше дорожить влиянием, которое на меня и мое поведение оказывал отец. Он был рабочим человеком, я видел его нечасто, а любовь его сестры заменила мне материнскую любовь. Мой отец и моя тетя Мэри познакомили меня с тем, что такое дисциплина, и это помогло мне двигаться в правильном направлении. Они были отличными учителями, равно как и мои братья и сестры. Думаю, я не осознавал, что такое урожденный квакер, пока не стал взрослым. Тогда я понял, откуда у меня появились мои убеждения и мои ценности.

Во время учебы в школе-интернате часто доводилось общаться с родственниками по материнской линии. Мои дедушка и бабушка жили на взгорье, всего в пятнадцати минутах ходьбы от Олни, стоило лишь пересечь долину. Я добирался туда, проходя по пересеченной местности через пару пастбищ и небольшой ручей. Я приходил к ним по субботам в свободное от занятий время. Мне всего лишь надо было сделать соответствующую запись в школьной книге регистрации отсутствующих: «Я пошел к старикам».

В то время моя мать как раз жила там, в родительском доме. Общение с ней было для меня в новинку. Мама в основном проводила время в своей комнате наверху, но иногда спускалась вниз запустить руку в сахарницу, чтобы порадовать себя сладеньким. Когда я учился на третьем курсе в Олни, здоровье моей бабушки ухудшилось, ей нужен был постоянно присутствующий помощник. Однако моя мать не разрешила бы постороннему человеку находиться в доме. Именно тогда ее перевели в лечебницу в Кембридж, штат Огайо, и там поставили диагноз депрессия. Мама страдала от нее на протяжении большей части своей жизни. Еще у нее нашли диабет.

Я неоднократно навещал маму, и она всегда была весела и рада видеть меня. Она помнила всякие даты: наши дни рождения и день ее свадьбы. Хотя мама никогда не проявляла насилия, но однажды почему-то сожгла наши свидетельства о рождении. Ее поведение было, вероятно, иррациональным, и она не понимала важности документов. Путаница в ее голове, возможно, шла от принципа квакеров противостоять политике властей. Ее лечили электричеством, и я все думал, что ее замкнутость, возможно, объяснялась именно этим лечением. Пока мама жила со своими родителями, она писала письма моему отцу в Фэрхоуп и все время беспокоилась о том, чтобы папа вернулся в их старое домашнее гнездо в Огайо.

Я помню маму как любящего человека. Я всегда думал, что современный уровень медицины и сегодняшнее лечение могли бы исцелить душевные раны моей матери. Ее лечили от диабета, и это продлило ее жизнь. Она умерла в лечебнице в 1969 году от осложнений после диабета. Мой брат Клифф и его жена Дотти были у ее смертного одра, поэтому мама, по крайней мере, не умерла в одиночестве».

В первый год учебы Вольфа в школе-интернате в мире произошли события, которые оказали глубокое влияние на все человечество: самоубийство Гитлера, казнь Муссолини, создание Организации Объединенных Наций, атомная бомбардировка Соединенными Штатами Хиросимы и Нагасаки и День Победы — конец Второй мировой войны. Президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт скончался от кровоизлияния в мозг, и в Овальный кабинет въехал Гарри Трумэн.

Трумэн — сторонник реформ в области социального обеспечения и поборник изменений в законах о гражданских правах — столкнулся с сильной оппозицией даже в рядах своей собственной Демократической партии. Фракция партии на Юге решительно противостояла его попыткам покончить с сегрегацией в школах. Рост военного комплекса в Соединенных Штатах все чаще отражался на принятии политических решений. Несмотря на свою несколько более мягкую внутреннюю политику, во внешней политике именно президент Трумэн санкционировал использование атомных бомб против Японии. Недоверие ко всему, исходящему от Советов, подтолкнуло Трумэна к холодной войне, которая продолжалась почти пятьдесят лет. В 1950 году он бросил американских солдат в горнило Корейской войны. В то же время Трумэну удалось найти компромисс между своими противоречивыми стремлениями, когда в 1948 году он отменил сегрегацию в вооруженных силах США.

Вторая половина 1940-х годов была неспокойным временем для Соединенных Штатов, когда страх Америки перед коммунизмом повлиял на многие политические решения. Росла активность людей, защищающих гражданские права. Профсоюзы боролись за права рабочих, повсюду шли забастовки. Послевоенная экономика способствовала росту благосостояния, и в то же время в стране не хватало основных продуктов, что доставляло беспокойство населению. Закон о выборочной подготовке и службе 1940 года, который регулировал призыв молодых людей на военную службу, также подвергся изменению.

В 1948 году, на последнем году обучения Вольфа в школе, произошли два события, которые обострили региональные конфликты и обеспокоили пацифистов во всем мире. Недавно созданная Организация Объединенных Наций санкционировала разделение Палестины для создания еврейского государства под названием Израиль, а в новой независимой Индии был убит Махатма Ганди. В Олни студенты-квакеры постоянно обсуждали события в мире и с неустанным интересом следили, в частности, за тем, в каком направлении движется политика призыва в армию своей страны.

После окончания учебы Вольф вернулся в Фэрхоуп. Лаки оставалась в школе, ей нужно было отучиться еще два курса. Она и Вольф уже договорились, что после завершения ее обучения, они вместе будут строить свое будущее. Тем временем Вольф стал помогать отцу на его молочной ферме. Когда отец узнал, что Вольф и Лаки намерены пожениться, он прикупил еще двадцать акров земли, расширив семейные владения. Предполагалось, что все они будут жить и работать вместе.

К концу 1948 года американское правительство восстановило призыв в армию. Вольф и его друзья из Фэрхоупского месячного собрания квакеров, Марвин Роквелл с племянниками Говардом-младшим и Леонардом Роквеллом, должны были принять решение, как им следует реагировать на призыв стать под ружье в мирное время. Будучи квакерами, они в соответствии со своими убеждениями оказались отказниками.

«Все знали о том, что происходит в мире. Во время Второй мировой войны мой брат Клифф был призван в армию и отправлен в лагеря общественной гражданской службы (ОГС). Квакеры на своих собраниях собирали деньги для поддержки людей, несущих службу в этих лагерях. Отказники считались годными для альтернативной службы, для работы в проектах по сохранению ресурсов или как сотрудники психиатрических больниц. Кроме того, некоторые молодые люди из числа отказников добровольно участвовали в экспериментах, финансируемых правительством в качестве подопытных. После того как Клифф поработал лесником в лагере ОГС, он пожелал стать подопытным. В этом качестве он провел два года на Стейтен-Айленде, участвуя в экспериментах с разбавителями крови, например, варфарином, добровольно подвергался обморожению с использованием сухого льда.

Еще в Олни я думал, что же буду делать, если война по-прежнему будет продолжаться. К моменту окончания учебы я достигал призывного возраста. Окончание войны было большим облегчением, мне не пришлось регистрироваться в военкомате. А потом нас ожидал большой сюрприз. В 1947—1948 годах в призыве был перерыв, после чего было объявлено, что вводится немного модифицированная выборочная служба, а чуть позже призыв будет восстановлен. В 1948 году был принят Закон о всеобщем военном обучении. После окончания школы летом 1948 года мне сразу надо было принимать решение, как реагировать на этот закон, призывающий молодых людей в возрасте от восемнадцати до двадцати шести лет на службу в армию.

В это время американцы могли и должны были участвовать в программах помощи в обедневших странах мира. Я полагал: те из нас, кто принадлежал к мирным церквям, могли быть уверены, если зарегистрироваться в военкомате в период, когда войны нет, то нам, гражданам, отказывающимся от военной службы по соображениям совести, будет предложена подобная программа. Однако ничего конкретного не планировалось. Мы ждали, что нам будет предоставлена какая-то гражданская служба. А потом выяснилось: если мы не отметимся в военкомате, будем подвергнуты соответствующей правовой процедуре и тюремному заключению. Максимальным наказанием был штраф в размере 5000 долларов США или пять лет тюрьмы.

Четверо из квакерского собрания в Фэрхоупе — трое Роквеллов и я — решили не регистрироваться для призыва в мирное время. Каждый из нас написал письмо в призывную комиссию, разъясняющее причины такого решения, и после этого мы ожидали «надлежащего процесса». В декабре 1948 года нас арестовали, а 26 октября 1949 года мы были приговорены к одному году и одному дню тюрьмы. Нас этапировали в Федеральное исправительное учреждение в Таллахасси, штат Флорида.

По прибытии в пенитенциарное учреждение мы смогли подать заявления с просьбой об условно-досрочном освобождении. Комиссия по УДО заседала каждые четыре месяца, и, можно сказать, нам повезло предстать перед советом в первый же месяц. Так нам удалось провести в тюрьме всего четыре месяца.

Эти четыре месяца были действительно школой жизни для меня. Я узнал, что другие заключенные сидели в основном за подделку алкоголя и изготовление фальшивых чеков, и понемногу начинал понимать, что было у них в голове. В тюрьме ко всем относятся одинаково, ты всего лишь номер на тюремной робе. Нас вызывали по нашим номерам шесть раз в день для досмотра. Мне удалось получить хорошую работу на тюремной молочной ферме, что позволяло жить без постоянного ожидания вызова на проверку. Я до сих пор помню наизусть мой номер — 7310. Это имя, каким вся зона называла меня, пока я находился под стражей».

Все четверо освободились 27 февраля 1950 года. Вольф вернулся в Фэрхоуп, намереваясь продолжить работу с отцом на семейной ферме. Но, пока он сидел четыре месяца в тюрьме, с отцом произошел, как это представлялось поначалу, незначительный инцидент. Семье Гиндонов вскоре предстояло понести огромную утрату.

«Я был особенно близок к отцу, поскольку мы много работали вместе. У него было шестьдесят акров земли в Фэрхоупе. Он выращивал картофель и кукурузу, взрастил молочное стадо. Поскольку часто отец бывал в отлучке, я с самого раннего возраста взял на себя ответственность в молочной части его бизнеса. Иногда он работал на нашем тракторе, помогал соседям. В те годы трактора были еще не очень распространены. У него уже в 1929 году был самый первый трактор в округе Бельмонт, штат Огайо. Это был трактор CASE на стальных колесах с лопатками — первый соперник лошадям. Когда мы переехали, он перевез его в Фэрхоуп. Приходилось много пахать на полях южной Алабамы, готовить землю для посевной. Трактор также использовался в уборочную страду и для наполнения силосных башен.

Папе никогда не приходило в голову что-то диктовать нам или читать морали. Я осознавал: когда мы ремонтируем трактор, занимаемся фермерской работой или путешествуем вместе, мы не должны задавать много вопросов. А когда речь шла о чем-то, что было очень интересно отцу, он делал все так, чтобы мы видели, что он делает, чтобы увиденное шло нам впрок. Теперь эта привычка стала частью моей натуры — не задавать вопросы, а самому пытаться уяснить все мелочи, слушая и наблюдая.

Бывало, мой отец, распахивая почву на соседних участках, зачастую нанимал молодых трактористов-негров, что для той поры было необычно. Наша семья нанимала их работать на нас во время сбора урожая, и они всегда ели за одним столом вместе с нами. Мы считали за честь обедать вместе с ними, в то время как наши соседи смотрели на это хмуро. Если бы мы принадлежали к какой-то другой вере или были бы приверженцами иной религии, то мы в полной мере ощутили бы на себе негодование наших соседей и, может быть, даже акцию Ку-клукс-клана. Но среди Друзей так было принято — работать с неграми и сидеть с ними за одним столом.

Единственным исключением из этого правила для нашего обеденного стола, которое я помню, был случай, когда квакер из группы по сбору урожая, приехавшей из Северной Каролины, сказал, что он не будет чувствовать себя комфортно, если ему придется сидеть за столом с неграми. Тогда тетя Мэри сказала, что это не проблема, и она сейчас же посадит его за столом в подсобном помещении.

Фэрхоуп был коммуной открытого типа, наполненной поселенцами, имеющими разные и весьма продвинутые знания, полученные в Школе органичного образования и в Колонии единого налога имени Генри Джорджа. Это такая налоговая структура, в которой организация взимает налог от стоимости земли как единственного источника доходов, а производственные действия освобождаются от налогообложения. Поскольку эта система способствует эффективному использованию земли, ее поддерживают многие альтернативные пользователи. Квакеры прибыли в Фэрхоуп приблизительно в 1918 году с целью создания своего собственного собрания в этом регионе, возможно, потому что тут уже находилась Колония единого налога, но, может быть, в большей степени из-за открытости местной коммуны.

Но даже в этой обстановке просвещенности все еще существовало отдельное негритянское поселение. Негры жили обособленно. У них было особое место, где они должны были жить, и все тут. «Знай свое место в городе Фэрхоуп», если ты негр. В самом Фэрхоупе общество было более терпимым по причине разного происхождения самих поселенцев, но расизм был всегда. Для негров все еще существовали ограничения. Например, они имели право сидеть только на двух рядах сидений в задней части автобуса. У них была своя школа в поселке. Там проводили ежегодный концерт, куда приглашали и нас. Белые люди, как правило, не заходили в эту часть поселения, но члены собрания Друзей всегда присутствовали на выпускных церемониях школы. Важно то, что мы могли выступать против расизма, с которым часто сталкивались, и в то же время нам часто приходилось смиряться с этим.

Когда я был в талахасской тюрьме, с моим отцом произошел несчастный случай. Он был высоким человеком, и в тот день работал с двумя другими мужчинами на рычаге, используя шест для поднятия и поворота большого бака для смачивания цемента. Рычаг соскользнул с точки опоры и упал ему на голову. Отец не потерял сознание и позже, когда у него случались головные боли, никак не связывал их с тем несчастным случаем. Боли усиливались, главным образом болела шея. Ему назначали различные процедуры, но хиропрактик и врачи, обследовавшие его, никак не могли понять, что же было не так. Они отправили его к другому специалисту, который обнаружил тромб, и тогда хирург из Бирмингема сделал ему операцию. Она прошла успешно, сгусток крови был удален. В его возрасте — отцу было пятьдесят шесть — он не казался мне очень старым. Однако вместо исцеления работа мозга продолжала ухудшаться. Отец умер спустя несколько дней после операции.

Я только вернулся из Огайо, куда ездил, чтобы отдать кольцо Лаки. Моим родственникам и мне сказали, что отцу потребовалось интенсивное хирургическое вмешательство, и позже сообщили, что операция прошла успешно. Мы думали тогда, что папа будет в порядке. Он умер всего через пару месяцев после моего выхода из тюрьмы весной 1950 года.

Мне было очень тяжело вернуться к выполнению обязанностей, которые мы делили с отцом до его смерти. Когда наша группа решила поехать в Коста-Рику, мне было невыносимо покидать Фэрхоуп. По крайней мере, одним из моих утешений было то, что мне уже не придется оставлять отца одного».

Хьюберт и Милдред Менденхолл, как и Вольф, были членами месячного собрания Друзей в Фэрхоупе. С большим трудом при всей своей квакерской чувствительности — они были вынуждены терпеть безудержный рост расходов денег налогоплательщиков на военные цели, и это при колоссальном уровне бедности и голода в мире. Они общались с другими фермерами-квакерами по всей стране, пытаясь понять, как можно использовать беспрецедентные по объему излишки продуктов питания в США для удовлетворения международных потребностей. В мае 1950 года они присоединились к сельскохозяйственному турне по Центральной Америке. Они уже подумывали о том, чтобы покинуть Соединенные Штаты, потому что несогласие с властями своей страны возникало все чаще и чаще. Когда Хьюберт и Милдред приехали в Коста-Рику, их сразу же поразило дружелюбие людей и общая обстановка удовлетворенности в этой стране. Армия здесь была недавно упразднена, и правительство стремилось к дальнейшему развитию сельскохозяйственных угодий. Уже когда Менденхоллы сидели в самолете на пути домой, они знали, что в этой крошечной стране определилась «их судьба». Хьюберт и Милдред привезли свой энтузиазм в Фэрхоупское собрание.

«Когда мы с Роквеллами вышли из тюрьмы, мы обязаны были работать в рамках программы условно-досрочного освобождения до истечения срока наказания. Теперь, когда мы решили отправиться в Коста-Рику, это стало преградой для нас. Никто из имеющих условно-досрочное освобождение не имел права покидать свой регион без разрешения. И нам, конечно, не разрешили уехать из США. Мы должны были дождаться окончания срока УДО. К счастью, это задержало нас ненадолго.

После того, как Менденхоллы вернулись из Коста-Рики и рассказали нам обо всем, квакеры из собрания Друзей в Фэрхоупе — человек двадцать пять или около того — решили переехать в Коста-Рику. Мы отправили сначала туда троих, чтобы наладить побольше контактов. У оставшихся было время подучить испанский язык и подготовиться к отъезду из страны.

Самым важным для меня прежнего было выступление против того, что, как мы знали, было неправильным. Речь шла о введении властями США обязательной воинской повинности в мирное время, что случилось впервые в истории этой страны. Мы выступили против этого, не поддерживая саму идею войны. Наше сопротивление выражалось тем, что мы не регистрировались в военкоматах, и нашим последующим шагом — отъездом в Коста-Рику».

Примечания

3

quaker — (англ.) трепещущий