Бессмертный дневник

Кейт Рина, 2022

Я умирала сотню раз. Не именно сотню, но так много, что сбилась со счёта. И в каждой новой жизни я вспоминаю предыдущие. Раз за разом воспоминания воскрешают мои прошлые жизни. Почему это происходит? Что это значит?Я ищу ответы, я хочу прекратить это, я хочу умереть наконец навсегда и больше не перерождаться. Но что бы я ни делала, я не нахожу ответов на свои вопросы. И когда я уже было отчаялась, Марк Фостер и африканская пустыня Калахари дали мне новую надежду – надежду обрести наконец покой.

***

Сегодня мой день рождения. Мне исполнилось 77 лет. И я скоро умру. Я чувствую это. Я всегда это чувствую. Но это меня не пугает. Я жду этого. Жду, что умру наконец навсегда.

Я умирала сотню раз. Не именно сотню, но так много, что сбилась со счёта. И в каждой следующей жизни я помню свои предыдущие. Сначала я думала, что это нормально, и у всех так. Но потом поняла, что нет. И мне стало страшно.

Воспоминания о прошлой жизни не приходили сразу. Поначалу я росла обычным беззаботным ребёнком. Но постепенно, ближе к пубертатному периоду, примерно в 12–13 лет, отдельные картинки и даже мысли из прошлого начинали посещать меня. Сначала мне казалось, что у меня бурная фантазия, потом, что у меня психические расстройства. Я говорила об этом с родителями (в одной из жизней меня до конца дней упекли в сумасшедший дом). Но всё было без толку. Я чётко вспоминала всё, что проживала в других жизнях. Интересно ещё и то, что я всегда рождалась в разных городах и странах. И никакой последовательности…

Я пыталась изучать этот вопрос, когда женщинам начали давать право голоса и разрешать что-либо изучать и чем-то интересоваться. И опять-таки привлекла к себе ненужное внимание, закончившееся опытами с моим мозгом и лоботомией.

В следующей жизни после лоботомии я попыталась найти данные о себе, о той подопытной себе, чей мозг так зверски исследовали. И я нашла данные об этом эксперименте. Хотя большая часть информации была засекречена. Но то, что я нашла, убедило меня, что я, действительно, вспоминаю свои реально прожитые жизни.

Но что это значит? И есть ли ещё такие же люди, как я? Я начала изучать этот вопрос более тайно, не привлекая внимания. Но нашла лишь людей, которые могут вспомнить всю свою жизнь с самого детства в мельчайших подробностях. Их немного, всего я узнала о шести. Они могли рассказать, что ели или о чём говорили в любой конкретный день. Это очень необычная особенность, но это не давало никаких ответов на мои вопросы.

Почему я решилась записать всё это в дневник? Хороший вопрос. Я и сама не знаю. Наверное, решила проверить, а вдруг психологи и все, кто это советуют, правы, и записав свои мысли, станет легче. Или хотя бы понятнее. Да, дело в том, что я просто не понимаю этот мир. Не понимаю, почему это со мной происходит. Не почему именно со мной, а почему, вообще, это происходит. Уверена, если бы это происходило ещё с кем-то, мне не стало бы от этого легче.

И с моей стороны — это не лицемерие, я не считаю себя лучше других. Просто я часто совсем не понимаю людей, а порой и весь мир. Наверное, я слишком много думаю. Но, проживая столько жизней, невозможно не думать. Ведь зачем-то же нам дан разум. Но вот зачем мне дано столько жизней?

Раздумывая над всеми этими вопросами, однажды я обратила внимание на индуизм и буддизм, которые проповедовали сансару. Я узнала об этом понятии совершенно случайно, когда в одной из жизней была женой плантатора в XIX веке. Мы приехали в Индию внедрять новейшие на то время оросительные системы с использованием насосов. Там я и обратила внимание на буддизм.

Сансара подразумевает круговорот рождения и смерти в мирах, ограниченных кармой. Это одно из основных понятий в индийской философии: душа, тонущая в «океане сансары», стремится к освобождению (мокше) и избавлению от результатов своих прошлых действий (кармы), которые являются частью «сети сансары».

Я начала изучать всё, что находила об учении Будды. В основном буддизм мало чем отличается от остальных религий. Нужно жить духовно, отрекаясь от земных (мирских) благ, контролировать свой разум, не творить зло, творить лишь добро, помогать ближним. Нельзя поддаваться алчности, гордыне и демонам внутри нас.

Мне такой взгляд на жизнь был близок. Я стремилась к добру, ужасаясь и недоумевая от злости и жестокости мира. Но мне было странно, что все религии призывают отказываться от того, что приносит удовольствие и радость телу. Нужно питать лишь свой дух, даже через силу, веря, что только так можно достичь просветления, рая и тому подобного. Я умирала много раз, и никакого рая не видела. Совсем ничего. Закрыла глаза и через несколько секунд открыла уже в другой жизни. Я не говорю, что рая и ада нет. Может, есть, может, нет. Никто ведь не возвращался, чтобы рассказать. А люди, спасённые после клинической смерти, говорят всегда разное.

Я однажды работала на скорой помощи. Довелось даже спасти несколько жизней. И они все, действительно, рассказывают разные вещи после возвращения к жизни.

Но вот что интересно, почему нельзя найти баланс, зачем впадать в крайности? Можно ведь найти гармонию между духовностью и мирскими потребностями. Плитка чёрного шоколада с орешками, например, всегда обогащает меня духовно:) Я становлюсь спокойной и счастливой. И сразу хочется осчастливить всех вокруг. Чем это не благо? А глоток ароматного кофе по утрам? Для меня это просто неземное удовольствие:)

На мой взгляд, человек, лишающий себя маленьких радостей, будет только злее.

В общем, ни Сансара, ни другие религии не дали мне никаких ответов. И я продолжала искать.

Однажды я наткнулась на книги канадской писательницы Лиз Бурбо о познании себя и зацепилась за одну мысль. Лиз Бурбо говорит, что мы приходим в этот мир, чтобы справиться со своими психологическими травмами и масками. И если в одной жизни мы не справляемся, то перерождаемся, чтобы продолжить справляться с травмами в следующей жизни. Что ж, это интересно. Я долго об этом размышляла. Я выявила свои психологические травмы и маски, начала пробовать прорабатывать их. Но несмотря на глубину и силу учения Лиз Бурбо, мне это не помогло. К тому же перерождение здесь рассматривается совсем в другом смысле.

И ладно бы прожитые жизни чему-то меня учили. Но нет. Это, как читать умные книги, понимать их мудрость и всё равно вести себя глупо.

Я больше не чувствовала себя счастливой, ничто меня не радовало. И тогда я стала избегать мужчин, не желая влюбляться, заводить семью, а потом вспоминать их и тосковать в следующей жизни, и в следующей.

***

Сегодня я вспомнила, как в прошлой жизни прогуливалась в одном парке. Там был памятник погибшим солдатам 2-й мировой войны. Воспоминания нахлынули на меня. Я была там. Я видела войну! И не одну. Реки крови, стеклянные глаза солдат, крики матерей, жён и детей. Я помню столько боли, что она раздирает меня изнутри…

Я стояла возле памятника, утирая лицо рукавами, у меня закружилась голова и я упала на колени, не в силах сопротивляться слабости. Был очень ранний час, людей вокруг практически не было, никто не мешал мне. А мне нужно было выплеснуть всю накопившуюся боль и скорбь. Я видела, как убивали молодых ребят! Им бы ещё жить и жить, у каждого своя семья, мечты! Но они просто пушечное мясо в угоду алчным правителям! Эти правители считают себя важнее всех остальных! Но почему? Ненавижу их! Сидят себе в тепле и безопасности и отправляют людей на убой! Ненавижу!!!

Что ж, весь оставшийся день я провела в постели, я была опустошена. Такое ощущение, что, воскрешая воспоминания, я только хуже себе делаю. Нужно попробовать вспомнить о чём-то другом…

Итак, я перерождалась очень много раз и вспоминала все прожитые жизни. Почему? Или зачем? Я вела очень разный образ жизни: от благочестивого до миссионерского, спасала жизни, занималась научными исследованиями, раскопками, преподавала в школе, искала лекарство от рака и многих других болезней. Пробовала даже вести разгульный образ жизни…

Но ничто не менялось, я по-прежнему перерождалась.

В подобного рода бессмертии есть, конечно, и свои плюсы — я накопила огромное количество денег, объездила весь свет. Но сейчас поселилась на одном тихом и очень отдалённом острове, подальше от всего и ото всех. На острове живёт местное племя, иногда мы с ними видимся. Они очень интересные. Я выучила их диалект, не без труда, конечно. Они ценят моё уединение и особо не тревожат.

Итак…

Я пытаюсь вспомнить начало… С чего же всё началось?

Я очень долго искала ответы на свои вопросы, слишком долго. И мне это надоело. Я решила просто жить, несмотря ни на что, как есть. Если это какое-то высшее предназначение (в чём я, конечно, очень сомневалась), то рано или поздно я об этом узнаю. А если нет, то что же… Пусть будет, что будет.

Но я точно помню, что всё изменилось, когда я увидела его. Его имя Марк Фостер, он канадец. Я увидела его по телевизору. Это была какая-то научная передача, у него брали интервью. Он сказал, что собирает экспедицию по изучению генома человека. Говорил что-то о новых хромосомах, обнаруженных совершенно случайно где-то в Африке, в племени бушменов. Сначала я слушала не очень внимательно — я уже пыталась изучать ДНК, мне это ничего не дало, хотя было интересно. Но когда в словах Марка я услышала о необычной регенерации юноши из племени бушменов, я стала прислушиваться. Оказывается, у молодого человека могут отрастать конечности, как у ящерицы хвост. Видимо, мутация на генетическом уровне. И Марк Фостер получил разрешение изучить особенность юноши.

Я начала искать в интернете информацию о Марке Фостере. Он генетик и биолог. Родился и живёт в Канаде. Сейчас находится в Оттаве, столице Канады. По забавному стечению обстоятельств я находилась в это время совсем рядом, в соседнем городе — Монреале. Мне показалось это хорошим знаком. Я не раздумывала долго, просто собралась, села в машину и выехала в Оттаву.

Найти Марка Фостера было несложно, он поселился в столичной гостинице. Я даже не обдумывала план действий, просто пришла в гостиницу и попросила на ресепшене передать доктору Фостеру, что с ним хочет встретиться мисс Кэтрин Уилсон. То ли от волнения, то ли от спешки, но, кроме имени, я ничего не назвала. Поняла я это, только когда администратор передал мои слова по телефону Марку Фостеру. И к моему удивлению, доктор Фостер ответил согласием. Он назначил встречу через 10 минут в ресторане гостиницы. Меня проводили к столику, и я села в полном замешательстве. Что я ему скажу? Что меня заинтересовала его экспедиция и я хочу узнать побольше об отклонениях в ДНК? Или что я хочу отправиться с ним в экспедицию? Но в качестве кого? И с чего вдруг он возьмёт меня? Я не учёная. В этой жизни я отдала предпочтение истории. Я решила, что если наука не может дать мне ответы на мои вопросы, то, может, в истории обнаружу что-нибудь полезное. Хотя научные знания из прошлых моих жизней были при мне.

Я всё ещё терялась в догадках, когда к столику подошёл Марк Фостер. Он вежливо поздоровался, представился и сел напротив. Я тоже представилась. Едва взглянув на меня, Марк Фостер как-то изменился в лице, но тут же взял себя в руки. Мне это показалось странным. Но лишь сейчас я понимаю, что это было.

— Мисс Уилсон, вы хотели о чём-то поговорить со мной? Это касается экспедиции? — его голос в жизни оказался очень приятным, располагающим. Я перестала чувствовать себя глупо.

— Вы правы, доктор Фостер, я хотела обсудить вашу экспедицию. Я историк, а не биолог, но у меня есть знания в разных областях. Могу ли я принять участие в вашей экспедиции? — я не знаю, почему я это выпалила. Это произошло как-то само собой. Но как только я договорила, Марк Фостер резко поднял голову и посмотрел прямо мне в глаза. Это длилось всего несколько мгновений, но показалось вечностью. Я не смогу передать, что я увидела в его глазах, но они были невероятно глубоки…

Но тут подошёл официант и предложил нам сделать заказ. Мы выбрали кофе. После ухода официанта Марк Фостер заговорил первым:

— Мисс Уилсон, что вы хотите найти в этой экспедиции? — он снова посмотрел мне в глаза.

Я смутилась. Я смотрела в глаза мужчины, сидевшего передо мной, и лихорадочно прокручивала в голове всё то, что я хотела найти, все вопросы, которые меня мучили, но которые я не могла произнести вслух. Я силилась придумать веский аргумент, но голос у меня в голове кричал от боли, звал на помощь…

И внезапно лицо Марка Фостера снова как-то странно исказилось, словно ему тоже стало больно. Сейчас я это знаю, поэтому пишу именно так. Но тогда я была в замешательстве. А он сделал глубокий вдох и медленно проговорил:

— Я уверен, что историк будет полезен в моей экспедиции. Вы в команде. Выезжаем через два дня, в понедельник. Оставьте свои данные, я вышлю вам всю необходимую информацию, изучите её до отъезда. В воскресенье вечером сбор всей команды, там обсудим план действий.

Я с трудом верила в происходящее, не понимая, почему он так легко решил взять меня в команду.

— Спасибо, доктор Фостер, — это всё, что я смогла пробормотать. Я протянула ему свою карточку с номером телефона и адресом электронной почты. Он взял карточку, положил на стол деньги за заказ, на мгновение задержал на мне взгляд, попрощался и ушёл.

Залпом выпив кофе, который принёс официант, я медленно поднялась и направилась на улицу. Мне нужен был воздух.

Я хотела обдумать, что это только что было, но мысли разбегались. И я решила, что обдумаю это как-нибудь потом. Главное, что я в команде и у меня есть зацепка — новые хромосомы юноши-бушмена.

***

Вечером, лёжа в постели своего гостиничного номера, я получила по почте файлы от Марка Фостера. Там были сведения о бушменах, о пустыне Калахари, где они обитают, и некоторые данные по изучению генома человека, собранные Марком.

Я углубилась в чтение.

Закончила читать далеко за полночь. Сна не было совсем, и я принялась читать в интернете информацию о бушменах, о ДНК и обо всём, что мне попадалось по этому поводу.

Очнулась я от ярких лучей солнца, неумолимо льющихся в моё окно. Я посмотрела на часы — был полдень. Я не заметила, как уснула, блуждая по просторам интернета. Суббота. Встреча с командой завтра, в воскресенье. Я заказала еду в номер и снова принялась за интернет. Обладая отличной памятью, я надеялась впитать как можно больше информации о ДНК и геноме человека. Чем и занималась весь субботний день. В воскресенье с утра Марк прислал адрес, где будет проходить встреча команды. До вечера ещё было время, и я отправилась закупать всё необходимое для экспедиции. День был тёплый, мягкие лучи солнца ласково касались щёк, а озорной ветер играл в волосах и ветках деревьев. У меня было необычайно хорошее настроение.

В назначенное время я подъехала к загородному дому, адрес которого был указан в сообщении Марка. Дом был огромный, настоящий особняк, и он весь утопал в зелени. Заходящее солнце золотило окна второго этажа. Я позвонила, дверь открыл Марк Фостер. Его лицо было уставшее и очень бледное. Он лишь поздоровался и спросил, хорошо ли я доехала. Больше мы ни о чём не говорили.

Мы поднялись на второй этаж, где уже было несколько человек. Кто-то сидел в кресле и разговаривал, кто-то ходил по комнате и рассматривал картины, которых здесь было немало. Но одна из стен была занята большим белым полотном-экраном, напротив которого на столике стоял проектор.

Ко мне подошла симпатичная девушка лет 25 и предложила бокал.

— Добрый вечер, я Линда Мартин, вирусолог. А вы?

Я взяла бокал. Это был банановый сок с кубиками льда.

— Кэтрин Уилсон, историк.

— Историк? — удивилась моя собеседница. — Зачем нам в этой экспедиции историк?

Я улыбнулась. Прямота этой девушки не была грубой, её лицо выражало лишь искренний интерес. И у меня было два дня, чтобы найти объяснение своему присутствию в этой экспедиции.

— Я изучала народ бушменов, — спокойно ответила я, — это будет полезно в экспедиции. К тому же я сейчас пишу исторический трактат о генетике с точки зрения антропологии. — Лицо Линды Мартин стало ещё более заинтересованным. Я продолжила развивать мысль: — Генетика в последние годы довольно активно начала проявляться в антропологии. На первый взгляд кажется, что эти области далеки друг от друга, ведь успех развития генетики в первую очередь влияет на прогресс в фармацевтике, биотехнологии и в медицине. Но в отношении антропологии генетика способна пролить свет на происхождение человека.

— Это очень интересно, — искренне улыбнулась Линда. — Вам обязательно нужно познакомиться со Стивеном Форсом, он антрополог. Стивен!

Линда махнула рукой высокому шатену, который тут же ей улыбнулся и поспешил к нам. Он выглядел свежо и бодро, на вид лет 35.

— Ты меня звала, Линда? — подошедший мужчина одарил нас ослепительной улыбкой.

— Стивен, познакомься, это Кэтрин Уилсон, историк. Она пишет трактат о генетике с точки зрения антропологии. Кэтрин, это Стивен Форс, антрополог.

Я протянула руку:

— Очень приятно.

— Взаимно. — Зелёные глаза Стивена прожигали меня. Отчего я почувствовала себя неуютно. Но внимание мужчины тут же переключилось на Линду, когда она протянула ему бокал с соком.

К нам подошёл ещё один мужчина, лет сорока. Хотя его волосы были практически не тронуты сединой, однако морщины на лбу и уголках рта выдавали возраст.

— Я доктор Миллер. Генри Миллер, генетик.

— Кэтрин Уилсон, историк. — Я пожала протянутую руку генетика. Линда и Стивен о чём-то оживлённо болтали.

— Вы пишете исторический трактат о генетике с точки зрения антропологии? Я слышал ваш разговор с Линдой, — слегка улыбнулся мужчина.

Я утвердительно кивнула, стараясь выглядеть непринуждённо. Хотя внутри меня всё тряслось. Генри Миллер продолжил:

— Марк сказал, что взял историка в экспедицию. Я сначала не совсем понял зачем. Но теперь другое дело.

— Почему вас это удивило? И какое другое дело? — спросила я.

Доктор Миллер посмотрел на меня долгим и задумчивым взглядом.

— Потому что Марк… — он не успел закончить мысль — Марк Фостер обратился к присутствующим.

— Друзья, коллеги, сегодня мы с вами ещё раз обсудим цель нашей экспедиции, маршрут и все детали этого предприятия. И прошу вас познакомиться с новым членом нашей экспедиции — Кэтрин Уилсон. Историк.

— Она пишет научный трактат о генетике с точки зрения антропологии, — вставила Линда.

Все присутствующие посмотрели на меня. Но Марк тут же включил проектор, и на экране показались фотографии пустыни Калахари. Марк стал рассказывать об особенностях климата, флоры и фауны мест, где нам предстоит побывать.

— Завтра в 7:00 утра мы встречаемся в аэропорту, — продолжил Марк. — Самолёт вылетает из Оттавы в Йоханнесбург с одной пересадкой через Ньюарк. Лететь почти сутки. Затем самолётом до Апингтона. Оттуда на машине в Национальный парк Калахари Кгалагади, Намибия. Затем снова на машине в поселение интересующих нас бушменов.

На экране появились бушмены. И наконец юноша, который и был нашей целью.

— Его зовут Кхао, — проговорил Марк, указывая на изображение юноши. — Южноафриканские бушмены и народ кой являются древнейшими племенами на Земле, согласно данным самой масштабной ДНК-расшифровки, реализованной в рамках международного междисциплинарного проекта по изучению человеческих геномов. Ещё тогда я заинтересовался этим народом. Но когда узнал, что у юноши могут отрастать конечности, сделал всё возможное, чтобы отправиться на его изучение. Зафиксировано, что у Кхао отрос палец на правой руке — он потерял его на охоте. Это пока всё, что мне удалось узнать.

Ещё некоторое время шло обсуждение подробностей погоды, маршрута и прочих деталей. Марк раздал всем присутствующим рюкзаки с необходимыми для поездки вещами. Это меня удивило и позабавило.

Через час все мы разошлись. За весь вечер я не смогла обмолвиться с Марком Фостером ни единым словом. Но когда я вышла из особняка и направилась к своей машине, он догнал меня.

— Мисс Уилсон, у вас всё хорошо? — его вопрос показался мне странным.

— Да, конечно, — я попыталась улыбнуться. — Всё хорошо, доктор Фостер.

— Может, у вас есть какие-то вопросы? — он смотрел мне прямо в глаза.

Я задумалась.

— Пока нет, доктор Фостер. Нужно переварить информацию.

— Давайте сразу перейдём на «ты», — он улыбнулся. — У нас дружная команда. Практически все мы давно знакомы. Поэтому давай по именам.

— Хорошо, Марк. — Я кивнула.

— Тогда до завтра и спокойной ночи, Кэтрин.

— Спокойной ночи, Марк. — Я села в машину и повернула ключ в замке зажигания.

***

Ночью я спала крепко — сказалась бессонная ночь накануне. В аэропорт все прибыли без опозданий, практически одновременно. Сам перелёт прошёл без приключений, я в основном читала о ДНК — продолжала впитывать как можно больше информации.

Прибыв в Апингтон, мы наняли несколько машин. Справа от меня сидел Генри Миллер, тот самый генетик. Мне было интересно продолжить вчерашний разговор, но я не хотела начинать его первой. Слева сидел другой генетик — молодой и непоседливый Оливер Крафт. Он успел рассказать, что ему 26 лет, он обожает генетику и древние народы.

— Кэтрин, вы знаете, что любовь к брюссельской капусте и даже выбор друзей объясняется работой генов? Как и предрасположенность к болезням? — за время полёта мы все перешли на имена, но юный Оливер продолжал называть меня на «вы», хотя я была старше его всего на 9 лет.

— Я что-то читала в этом роде, — неопределённо ответила я, чем ещё больше подогрела интерес юноши рассказывать дальше.

Но внезапно мы остановились. Было уже поздно, до национального парка Кгалагади, где мы возьмём проводника, решили продолжить путь утром. Мужчины быстро собрали довольно комфортабельные палатки и разожгли костёр. Мы достали взятые с собой пакетированные продукты.

Мы сидели у костра, дрова умиротворяюще потрескивали, вокруг было тихо. Искры кружили в воздухе в чарующем танце. Мне вспомнились строки из одной книги, я читала её когда-то давно: «Происходящее вокруг сводит с ума, пульсирует в висках, разрывает изнутри, сжимает дыхание… Но стоит расправить крылья и взлететь… Теперь я знаю, что шепчет дождь, я слышу шелест ветра. За моей спиной расправились два огненно-красных крыла… И я летела… А, может, танец под дождём, под лунным светом вместе с ветром… А, может, раствориться в тишине под гром, под отблеск молний…»

Оливер Крафт первый нарушил молчание:

— Вы знаете, что у бушменов много интересных обрядов и традиций? Например, их женщины садятся на муравейник. Бесплодные женщины садятся на муравейник, чтобы попросить бога Амму даровать им детей.

Они живут, как жили их отдалённые предки — охотятся с помощью лука и отравленных стрел, добывают мёд диких пчёл, землю не обрабатывают и постоянно передвигаются с места на место в поисках пищи: кореньев, ящериц, змей, гусениц, ягод, насекомых. Бушмены едят всё, что не содержит яда, всё мало-мальски питательное. Они верят в духов, которые лечат болезни.

— А сколько в среднем живут бушмены? — спросила Линда Мартин.

— Около 30 лет, — ответила лингвист Альма Стоун — блондинка, лет 45. — Учёные оценили, что средняя продолжительность жизни примерно 30 лет (так мало из-за огромной детской смертности) и прирост населения совсем ничтожный, — никто ничего не говорил, и она продолжила: — Бушмены говорят на койсанских языках, на которых также говорят готтентоты. Эти языки отличаются от всех остальных языков мира тем, что в них широко распространены щёлкающие согласные. Письменности до прихода европейцев не существовало. Устно из поколения в поколение передают сказки, легенды и песни.

Мы говорим о племени бушменов, проживающих на юге Африки. Это собирательное название, применяемое к нескольким коренным южноафриканским народам.

С английского «бушмен» означает «человек степи» (Bush — кустарник, местность, поросшая кустарником) и иногда считается оскорбительным (название им дали ещё до англичан колонисты из Голландии, от нидерландского bosjesman буквально — лесной человек); однако сами бушмены не имеют общего для всех племён самоназвания. Основные племена — сан, са, сонква, масарва, басарва, куа, кой. Бушмены относятся к отдельной, так называемой, расе. Они темнокожие, живут в Африке, но в отличие от негроидов имеют более светлый оттенок кожи, их губы тоньше. Лицо имеет монголоидные черты. Однако наиболее удивительными являются их гены.

Конец ознакомительного фрагмента.