После Разгрома

Катя Березуля, 2019

До катастрофы я работала массажистом, изучала китайские мануальные техники, вышла замуж… Теперь я – проводник по Землям Отчуждения и мать-одиночка, разыскивающая пропавшего без вести мужа. Кем же я стану завтра? Уникальным специалистом по камениям, что дарят Земли Отчуждения? Машиной для убийства, изолированной от общества? Или все-таки счастливой женой и матерью? Самой хотелось бы знать… Источник иллюстрации на обложке – нейросеть Midjourney.

Глава 3. Дело государственной важности

На словах все было подозрительно просто — в отдаленной части Земель отчуждения, примерно в тридцати километрах от границы, работала военно-научная лаборатория, изучающая камения в зоне их образования. До недавнего времени ее работа держалась в строжайшем секрете. Теперь был необходим личный контакт с руководством группы, и Вика должна провести бригаду из семи военных до пункта назначения.

Вике представили всех членов команды: шестерых мужчин, Надя была седьмой. С одной стороны, присутствие женщины успокаивало Вику, с другой, не нравился ей взгляд Надежды в последнее время. Только сказанная ей информация о том, что предположительно в лаборатории, куда предстоит отправиться, работает Андрей, немного вдохновляла Вику. Но не может это быть дезой, придуманной ради мотивации проводника? За столько лет работы Виктории не доводилось бывать в той части Земель, хотя о лаборатории она слышала и даже об оставшихся в Землях поселениях с людьми. Но каждый выход санкционировался военными, и они патрулировали Земли, поэтому самостоятельные отклонения от маршрута удавались не часто.

Если случалось у Вики предположение, что где-то она сможет найти информацию об Андрее, и пункт назначения заказчика находился рядом, то Вика изыскивала способ завернуть по своей надобности. Она хорошо истоптала Земли, изучила почти все оставшиеся целыми строения, но следов Андрея не было. Вика подумывала о том, чтобы получить заказ в отдаленной части Земель, постоянно мониторила объявления, и тут случай подвернулся.

Оставался риск, что Надины данные могут оказаться дезинформацией, придуманной, чтобы проводник имел личную заинтересованность в мероприятии. Столько лет Вика пристает к Надежде с просьбами поиска сведений, сколько раз Надя слила ей ценные крохи информации, которые помогли вернуться из ходочки здоровой и живой? Конечно, Вика в долгу не оставалась. Хоть военным и полагалось больше, чем простым смертным, но их количество в обществе приближалось уже к 30 процентам — времена такие. Поскольку проводников было намного меньше, а хороших проводников, как Вика, — единицы, то Вике удавалось получить то, чего не доставалось никому. Это были не предметы первой необходимости, но приятные вещи — косметика и духи, контактные линзы, кожаные изделия — кошельки, ремни, сумки. У Нади было две взрослых дочери и трехлетний внук, для них она и старалась. А мужем Нади мог себя считать каждый второй военной части, где она служила… Кстати, этот факт тоже немного тревожил Вику. Не превратит ли Надежда ходочку в публичный дом? Бурные страсти в Землях, где сама природа ополчилась против человека, только мешают работе.

Операция была срочная, и на сборы Вике дали всего пару дней. Это также беспокоило — проводник должен отдыхать больше, качественная пауза между ходочками продлевала ему профессиональную жизнь. Но реалии диктовали свои условия, и Виктория тщательно планировала свое свободное время, чтобы и с сыном пообщаться, и к ходочке максимально подготовиться. Условия в Землях требовали особой подготовки, и речь шла не о материальных вещах…

Природа произошедшей катастрофы людям была неизвестна. Слухи ходили разные. Первая версия — о радиоактивном поражении — не подтвердилась, когда по прошествии времени люди, выбравшиеся из зоны поражения живыми, ничем не заболели. Причиной смерти всех жертв катастрофы стали механические факторы — люди попадали под рушащиеся здания, падающие деревья, неуправляемую технику. Поговаривали о климатическом оружии, и долгое время эта версия была основной. Странный эффект был у климатического оружия — в Землях отчуждения всегда стояла осень, как будто погода законсервировалась, и вот уже пять лет там царило прохладное бабье лето. Ковер из желто-красной листвы на земле обновлялся раз в две-три недели, периодически моросил дождь, а раз или два в неделю бушевала не свойственная для этого времени года гроза. Застывшая «унылая пора», которая так радовала Пушкина, могла бы стать его безлимитной музой, случись это двести лет назад.

Вика в первое время ломала голову над вопросом, откуда берутся желтые листья, если никогда не бывает зеленых? Похоже, каким-то образом листья сразу вырастали желтыми, красными, даже сухими, чтобы опасть и дать место новой листве.

Самым губительным для человечества оказалось не изменение привычной географической картины и вынужденное переселение с родных мест, и даже не ограничение ресурсов (топлива, например, достать было очень сложно, и автомобили остались у военных и предпринимателей, занимающихся снабжением, перевозками). Главной трагедией, которую, впрочем, особо верующие преподносили как долгожданное благо человечества, — стало исчезновение доступного интернета. Пока люди приходили в себя от всеобщего горя и отчаянно привыкали жить по-новому, строить другое общество, изменять законы с ориентацией на неведомые ранее реалии, военные, сразу захватившие власть, провели ряд законов о недопустимости свободного интернета. То, что у власти встали военные, лично Вика считала логичным. Кому еще рулить в затянувшейся ситуации чрезвычайного происшествия? Но отсутствие интернета делало жизнь обывателя трудной, лишая свободного общения, доступа к информации, знакомства с свидетельствами очевидцев и, что особенно было болезненно для Вики, поиска нужных людей. Интернет оставался для ведомств, больниц, многофункциональных центров, но никаких личных имэйлов, социальных сетей и сайтов больше не существовало. Любые попытки несанкционированного выхода в сеть практически моментально отслеживались и жестко пресекались.

Отсутствие доступного интернета сделало невозможным понимание общей картины катастрофы. Долгое время думали, что нападение случилось только на Россию, и эти предположения лежали в основе первых регулярных радиопередач, которые были запущены в эфир военными для гражданского населения. И хотя оставались люди, разбирающиеся в технологиях, умеющие каким-то непостижимым для Викиного мозга образом подключиться к мировой сети, верить транслируемой ими информацией решались не все. Да Вика и сама не сказала бы наверняка, что было правдой, что — нет, но внутренние чувства иногда подсказывали ей, какая информация правдива. Бывало, когда она слышит про что-то интересное, спросит себя: правда или нет, а тело отвечает. Если кольнет что-то в правой руке — правда, если в левой — ложь. На близких проверяла: работает. Вычислила сестру, которая втихаря подкармливала своего любимого, когда продукты доставались очень тяжело. «Ребенка объедаешь!», — упрекала мать, переживая за новорожденного Максимку. Вике тогда было важно понять — любит сестра своего избранника, или так, гормоны играют. И именно она настояла, чтобы та привела его домой. Родители смирились не сразу — какие мужья, 16 лет девчонке. Но так было лучше для всех, да и муж сестры оказался человеком надежным. Немного побыл на иждивении, затем сориентировался, стал добытчиком не хуже Вики одно время. А год назад ушел на обязательную службу, оставив сестру в приятных хлопотах о новорожденном.

Когда Вика приняла эту свою способность, она попробовала тестировать новую информацию. Безотказно работало это Викино свойство только при прямом общении. Если, допустим, человек, передавший информацию, ушел, и Вика спрашивала не его, а себя саму, правда, мол, то тело либо молчало, либо отвечало слабо. Как будто был необходим какой-то коммуникативный симбиоз, помогающий Викиным рецепторам узнавать истину и сигнализировать о ней хозяйке. Часто во время разговора она просто забывала задать такой вопрос, а бывало, что слушает собеседника, а про себя уже спрашивает, а собеседник при этом наблюдает остекленевший взгляд и какую-то заторможенность — пугается, и коммуникативная связь прекращается. Не разобралась до конца Вика с этим своим полезным свойством или механизмом — как тут скажешь правильно? Не умела еще грамотно пользоваться, но поняла точно: если тело ответило, то сто процентов так и есть. Единственным подвохом тут был следующий. Человек мог искреннее верить в информацию, которая могла быть не верной, ошибочной, но Вике тело отвечало, что человек говорит правду. Поэтому имело смысл пользоваться этим инструментом, только общаясь с осведомленными людьми.

Судя по имеющейся информации, в Землях действительно работала военная группа, действительно изучала камения, но это пока все, в чем убедилась Вика. А узнавать больше можно было бы, если б собеседник отвечал. Надя говорила, что большего сказать не может, иногда говорила, что большего не знает — тело Вики твердило: вранье. Но если Надя и знает больше, и сказать ей не запрещалось, то почему нужно скрывать от Вики? Задачка была не из легких, Вика держала ее в уме, чтобы при всех возможных ситуациях выуживать частицы истины и складывать искомый паззл.

До многих бытовых вещей после Разгрома приходилось заново доходить своим умом, и повезло семьям, в которых уцелели представители старшего поколения. Почти всех 70-летних стариков оперативно пристроили на службу военные. Ходили слухи, что с их помощью составляются полезные каталоги по ведению домашнего хозяйства, по производству бумаги, по другим вопросам, в которых разбирались выжившие специалисты, оставшиеся в более менее хорошей физической форме и здравом уме. Семидесятилетний человек мог рассказать историю государства из первых уст за последние лет 50, охватив и советские реалии, описав переходный период 1990-х, появление и бурное развитие информационных технологий. Подрастало первое постразгромное поколение — ровесники сына Вики, и необходимо было подумать об их образовании. У Максима Вика, как могла, пыталась сформировать правильное, на ее взгляд, мировоззрение, основу которого заложил, конечно, Ли.

Учитель был мудр и делился этой мудростью со своей ученицей. Зиждилась она на восточной философии, предполагала существование кармы — в первую очередь как ответственности за свои поступки. Карма не исключала неожиданностей. Так можно было бы не косячить — и жить спокойно. Но никто не знал, чего там могла натворить Вика в прошлых жизнях. Поэтому «хорошее поведение» обеспечивало более-менее спокойный быт, а в плане поворотов судьбы траектория жизни оставалась непредсказуемой. Опять же, следует пояснить, что вера в карму не исключает ответственности за происходящее в жизни. Пассивность не обеспечит личного развития, и ожидать, что во всех твоих ситуациях разберется судьба, не приходится. Скажем, обсчитали тебя в магазине на три копейки, и тебе не жалко, думаешь, бог ему судья. Такой подход не пройдет — если ты своим смирением говоришь этому миру, что готова терпеть обман, мир говорит: «Окей, давай дальше». Обманы случаются чаще и в больших масштабах — а почему нет, если ты не против? Поэтому против несправедливости надо высказываться в любом случае, даже если три копейки не сделают погоды. Вика не молчала, в спорах вела себя сдержанно и уверенно, со временем Вселенная перестала ее проверять на бытовую прочность, и в этом плане у Вики все было ровно.

За всеми приготовлениями, какой-то суетой, Вика чувствовала, как будто что-то упускает. И вспомнила, когда увидела на углу магазина, откуда вышла, купив круп и макаронных изделий с большим запасом, курившего Спеся. Заметив ее, он позвал Вику кивком головы. Пока подходила, пыталась понять — а что она решила насчет нелегальных каменьев? И тут же напомнила о себе тревога. Вика инстинктивно повернула голову — нашла глазами Максима на детской площадке возле магазина, и отвернулась, поздно поняв, что выдала все свои мамские страхи с потрохами. Теперь ей казалось, что Спесь довольно улыбается.

Он сплюнул, бросил окурок на землю и придавил кроссовкой.

— Что-то не заходишь, Викусь?

И смотрит.

Вика подошла ближе, встала напротив, медленно поставила пакет с продуктами на землю, не упуская из поля зрения Спеся. Распрямилась, сложила руки на груди.

— Когда ходочка? — Спесь прищурился. Наверняка он в курсе дел.

— Скоро, — коротко ответила Вика и ждала дальше.

Не уверена, что правильно прочитала промелькнувшие на лице Спеся эмоции, но видит бог, ей показалось, что Спесю понравился этот лаконичный и не очень определенный ответ. Пару секунд он смотрел на нее не как на партнера, а как на женщину, которую он когда-то звал замуж.

Наверное, Спесь был гордым. После двух отказов он прекратил попытки сблизиться и заменил ухаживания на подколки.

— Что ты надумала? — вдруг спросил он резко.

— Надумала. Но не в этот раз.

Спесь молча ждал пояснений.

— Надо присмотреться с новой точки зрения, все прикинуть.

На самом деле, Вика хотела отсрочки. Эти военные со своими задачами, как из одного места на лыжах, тут Спесь еще со своими угрозами. Надо что-то придумать определенно.

Спесь снова закурил. Вообще как-то странно он себя вел. Где нагловатая самоуверенность, откуда это интеллигентное спокойствие? Спесь потер подбородок рукой. Раздался довольный визг Максимки, и Спесь посмотрел в его сторону.

— Только теперь начал замечать, как мало детей вокруг, — сказал он.

— Слушай, не начинай. — Вика восприняла это по-своему и вмиг обозлилась. Пальцы чесались надавить ему куда-нибудь, чтоб упал и больше не поднялся.

Вика подняла пакет и направилась прочь.

— Викусь, — позвал Спесь.

Вика не среагировала.

— Вика! — Спесь повторил, Вика обернулась и кивком головы спросила «Что?».

— С твоим сыном все будет в порядке при любом раскладе, поняла? — Спесь выплюнул сигарету и скрылся за магазином.

«Правда?» — мысленно спросила она спину Спеся, и то ли почувствовала, то ли ей очень хотелось почувствовать, как в правой руке слабо кольнуло.

Спесь давно ушел, а Вика продолжала стоять. Почему его слова так ее поразили? Она ощутила, как моментально выросла фигура Спеся в ее глазах. Она поняла, что выполнит его просьбу — ведь он только что сказал ей, что обеспечит защиту сына, будет присматривать за ним после того, как… как случится с ней профнепригодность, и будет она жить в белом доме. Глубокая благодарность переполняла ее сердце, стало немного стыдно за то снисхождение, которое она чувствовала к нему в минуты неуклюжих признаний в любви.

Вика медленно побрела к Максимке, он подбежал к ней, взялся за руку, довольный, по-детски счастливый, и начал щебетать про голубей, про облака на небе, задавать бесконечные вопросы обо всем, что попадалось на глаза, — в общем, делать все то, что делают здоровые четырехлетние мальчишки.

Вещи в ходочку были собраны, мама успела приготовить домашнюю наливочку. Не сильно крепкий алкогольный напиток помогал Виктории в Землях. Остальные ходоки предпочитали употреблять самогон. Совсем без алкоголя, как показала пятилетняя практика визитов зон поражения, шансов сохранить здравый ум было мало. Поле, существовавшее в Землях отчуждения, формировало у людей особенный эмоциональный настрой. К концу первого дня пребывания на территории поражения падало настроение, глубокая депрессия развивалась в течение двух-трех дней, на пятый-шестой день следовало ожидать суицидальных мыслей, которые частенько к седьмому дню реализовывались. Часто ходочка больше недели не длилась, но умеренное употребление алкоголя продлевало время проведения в Землях. Личный рекорд Вики составил три недели, это при том, что первое время после Разгрома она могла находиться на территории поражения намного дольше. Однако, как для себя определила Вика, да и многие были согласны с ее предположениями, Разгром — это только начало, и за столько лет атмосфера в Землях уплотнилась, стала более тяжелой. Если в первый год после катастрофы проводники уходили на территорию работать практически вахтовым методом — два месяца там, один дома, то с годами срок пребывания сокращался. Это было странно, ведь человек наоборот должен привыкать к среде и противостоять ей, но в данном случае происходило обратное явление. Вика считала, что человек остается прежним, но среда Земель отчуждения изменяется, прогрессирует, уплотняется, и касается это какого-то биоинформационного поля, которое влияет прежде всего на мозг, а затем уже на физику тела.

Существовало предположение, что после нескольких лет отдыха сошедшие с ума проводники возвращались в нормальное состояние, но лично Вика не могла бы привести ни одного подобного примера.

За годы, проведенные в ходочках, Вика опытным путем определила, что для ее организма мамина наливочка — оптимальная поддержка в Землях. Знала, на какой день сколько употребить. А главным в Землях оставалось правило уважения к природе. Она там реально была живой. Если наклониться к растению, можно было услышать, как оно дышит. Идешь мимо леса, и чувствуешь, как он всматривается в тебя, мимо реки — слышишь, как та тебе шепчет что-то о твоей жизни. Неудивительно, что многие сходили с ума. Но было достаточно и ужасных нелогичных смертей. Как-то Патлатый, ее давний знакомый, прозванный так за богатую шевелюру, перебрал с алкоголем и в состоянии пьяного пофигизма ломал ветки с живых деревьев для костра. Наутро его нашли буквально вмонтированным в ствол дерева, еле узнали. Его руки были распяты — из пальцев росли ветки, на концах которых можно было разглядеть человеческие ногти… Вике приходилось проходить мимо того дерева — его теперь называли Патлатым деревом, потому что вперемежку с желтыми листьями на нем росли седые волосы… И под деревом стелился обычный для этих мест ковер из листьев с эксклюзивными добавками — седовласыми «ворсинками». Патлатое дерево предпочитали обходить стороной, как и некоторые другие достопримечательности.

Пожалуй, самое неприятное в Землях — попасть в грозу. Холодно, мокро — и очень страшно. Какие только звуки ни мерещились в такие периоды. По рассказам остальных — Вике почему-то ничего не мерещилось. В такую погоду надо было найти укрытие и переждать. Зато именно после грозы, как грибы после дождя, появляются камения. В лесах, или возле луж, у реки. Камения следовало набирать в мешки с удлиненной веревкой, а потом волочить за собой на расстоянии 3-4 метров. Не очень удобно, но иначе — белый дом сразу по возвращению обеспечен. Чем-то фонили камения, они были частичками Земель отчуждения и, ходило поверье, сильно могли навредить человеку (его биополю, уточняла для себя Вика). Военные хранили камения в погребах, перевозили на длинных прицепах с соблюдением всех правил санитарной безопасности. При этом кратковременный контакт с ними был безболезненным, иначе собирать их было бы невозможно. А через короткое время после грозы не собранные камения растворялись, потому что именно контакт с человеком стабилизировал их материальность. Если бы не это свойство, камения можно было бы собирать постоянно по всей территории.

Вика немного грустно вздохнула, затянув походный рюкзак. Максимка уже сопел, было поздно, буквально через пять часов, на рассвете, ей предстояло отправляться. Весь вечер из головы не выходили слова Спеся. И почему-то впервые Вика подумала, что предстоящая ходочка станет последней попыткой найти Андрея. Она еще молодая, крепкая женщина, вполне может встретить достойного мужчину и родить еще детей. Как та, которая всегда росла с отцом, она понимала, как много теряет Максимка. И, наверное, давно пора было думать о нем, а не о себе, видите ли, верной жене декабриста… «Вернусь живая, выйду замуж за Спеся, откроем подпольный бизнес по перепродаже каменьев и заживем», — иронично резюмировала Вика, сама себе посмеялась и поставила будильник на четыре часа утра. Перед ходочкой необходимо было помедитировать, настроиться на Земли, попроситься к ним, пообещать не наносить вреда. Кто бы что ни говорил, после Разгрома Земли поражения стали живыми, в этом у Вики сомнений не было никаких. И пока ей удавалось жить с ними дружно.