Анимограмма

Катерина Ромм, 2021

Рассказ победил в конкурсе «Городские легенды» от ЛитРес и вышел в печатном и аудиосборнике. Слава – выпускник московского университета, амбициозный и счастливый. Да разве может быть иначе, когда ты здоров, влюблён и живёшь в лучшем городе страны! Но однажды скан души перечеркнёт его планы и заставит выбирать. В мире, которым правят врачи, Славе предстоит найти ответ на вопрос: что же на самом деле превыше всего? *При создании обложки использована иллюстрация Марии Николенко к рассказу «Анимограмма»

Nosce te ipsum (Познай самого себя, лат.)

Сегодня, когда я смотрю в твои глаза, я вижу в них искру безумия, которой раньше там не было. Уж я-то должна знать, ведь я смотрела в эти глаза тысячу раз, как в чёртово зеркало. Ты успешный, даже знаменитый, тебя показывают по телевизору. Когда ты успел таким стать, я не знаю. Тебе хочется верить — ты складно отвечаешь на вопросы интервью, у тебя дорогой костюм, рубашка с запонками, ответственный пост. И всё бы ничего, если бы не эта искра…

Безумие — оно не имеет ничего общего с тем, что у нас в голове. Как жаль, что нам пытаются доказать обратное.

«Мы гордимся нашими выпускниками!»

Слова ректорши невольно всплыли в памяти, напыщенно-торжественные, избитые, пустые. На вручении дипломов она несколько раз повторила: «Вы — самые лучшие! Перед вами открыты все двери!» Ага, как же.

Слава перевёл взгляд с фотографий «самых лучших», никому не известных выпускников университета транспортного строительства на дверь напротив. Открываться она не спешила, более того — рядом с табличкой «администратор» горела красная лампочка, хотя Слава пришёл вовремя и вот уже двадцать минут ждал под портретами своей очереди.

— Маринсемённа! — Слава не выдержал и постучал.

Ручка тут же повернулась, и в коридоре показались жёсткие рыжие кудряшки. Марина Семёновна укоризненно воззрилась на Славу поверх узких очков.

— Ягода, ты здесь? Давно? Чего ж молчал?

— Так лампа…

— Ну и что, что лампа! Я забыла переключить, а язык тебе зачем? Тоже мне выпускник, боится лишнее слово сказать. — Марина Семёновна воинственно сложила руки на могучей груди. — Ждём только тебя, документы твои мне глаза мозолят. Я уж думала, ты не явился.

— Ага, чтобы запороть выпуск? — пробормотал Слава.

Было очевидно, что никто в здравом уме не пропустит свой чек-ап. Иначе ни трудоустройства не видать, ни за границу не выехать, плюс неподъёмный штраф, а в итоге тебя всё равно заставят пройти всех врачей.

Слава получил от Марины Семёновны бланк и отправился в первый кабинет. Отделанные новыми хромированными панелями стены сверкали, а в углу притаилась высоченная пальма, наверняка бессовестно дорогая. Слава хмыкнул. С тех пор как несколько лет назад одна за другой отгремели две жуткие эпидемии, на медицину стали выделять столько денег, что не всякая поликлиника могла их адекватно освоить.

Скользнув взглядом по яркому лозунгу «Здоровье народа — превыше всего», Слава плюхнулся на стерильно-белый стул и поздоровался с терапевтом. Аккуратно заполнил анкету, сдал антропометрию, мочу, кровь на биохимию и померил давление: артериальное и внутричерепное.

— ЭКГ в третьем, — бросил терапевт, проставляя свои штампы на бланк и внося данные в новенький компьютер.

Слава торопился, но занудные обследования шли одно за другим — словно поезда в метро в час пик, с интервалом в несколько секунд. Слава только успевал протягивать бланк, закатывать рукава и раскрывать рот. Чек-ап был привычной рутиной: раз в год, а то и полгода, если имелись показания, все обязательно проходили медосмотр. Президент задавала тон. Её чек-ап проходил 1 января в торжественной обстановке и транслировался по телевизору. Заботиться о своём здоровье было долгом каждого гражданина. «Твоё здоровье — здоровье народа. Здоровье народа — превыше всего».

Офтальмолог традиционно диагностировал Славе миопию слабой степени, проверил его очки и выписал новый рецепт на улучшенные линзы-хамелеоны. Слава отказываться не стал: кто же не мечтает о таких? А по рецепту бесплатно.

— Так, значит, коды профессий, которые вы не можете… — начал офтальмолог, но Слава перебил:

— Да я уже устроился на позицию инженера-диспетчера в центре дорожного движения.

И тут же почувствовал, как в груди словно лопнул шар и гордость тёплой патокой разлилась по телу. Он никому ещё этого не говорил… Даже Олька не знала. Интересно, кто обрадуется за него больше — она или мама? Наверное, мама: всё-таки она с детства ждала от Славы великих свершений. И пусть универ у него не самый знаменитый, зато специальность востребованная, так что работу Слава нашёл в два счёта. Причём ни где-нибудь, а в Москве, в столице!

— Диспетчер метро, значит? — Офтальмолог задумчиво изучал коды. — Но погодите, здесь есть ограничения…

Слава терпеливо объяснил, что диспетчер ЦДД и диспетчер метрополитена — это разные профессии. Смешно, конечно, что врач не видит разницы. С другой стороны, он и не должен — он выше этого. Когда-то Слава и сам был не прочь обучиться на врача и войти в касту избранных, однако конкурс в полторы сотни человек на место быстро умерил его пыл.

— Что ж, горжусь нашими выпускниками! — словно эхо ректорши, крякнул офтальмолог и шлёпнул на бланк голубую печать.

В последнем кабинете Славу ждала психотерапевт — новенькая девушка, сама небось только выпустилась. Симпатичная, но чересчур пафосная, как и многие медики.

— Ягода, Ярослав, добрый день! — Быстро хлопая густыми ресницами, психотерапевт просмотрела его бланк и одобрительно кивнула. Сложила домиком усыпанные золотыми колечками руки и попыталась завязать глубокомысленную беседу.

Слава отвечал неохотно. Ему не терпелось разделаться с чек-апом и встретиться с парнями и Олькой. К тому же и так было понятно, что ни один психотерапевт не даст более объективной оценки, чем анимограф. И тем не менее некоторые врачи по-прежнему пытались разговаривать с пациентами… Слава с трудом сдержал смех, представив себе травматолога, томно заглядывающего ему в глаза в попытке локализовать перелом.

— Ну что ж, я смотрю, вы хотите скорее перейти к практике, — вздохнула психотерапевт.

— Хочу скорее перейти, — отозвался Слава, имея в виду — в кабинет к Марине Семёновне. На выход.

Девушка прогрела анимограф, натянула на Славу смешную шапочку из проволоки, наклеила на его широкую грудь холодные датчики, так что на спине выступили мурашки, — и спустя несколько минут ожидания вернула ему заполненный бланк со своей зелёной печатью.

Слава вылетел из дверей университетской поликлиники, ощущая себя новым человеком: взрослым, свободным и совершенно здоровым. На секунду он замер на верхней ступеньке лестницы и улыбнулся. Весь мир у его ног!

Девушка сидела на скамейке. Заметив внимательный взгляд Славы, она небрежно переплела длинные тёмные волосы в косу, перебросила её на грудь и откинула голову. Как будто знала, что именно в этот момент и с этого ракурса закатное солнце выгоднее всего подчеркнёт её и без того идеальный профиль.

— Можно с вами познакомиться? — Слава присел рядом.

— А я в переходах не знакомлюсь, — лукаво улыбнулась девушка.

— Даже в надземных?

— Ни в каких не знакомлюсь, — она отвернулась.

Слава не собирался так этого оставлять. Он наклонился и прошептал:

— Но я же завидный выпускник ГУТСа! У меня и хата своя есть… ну, почти. И… работа. Вчера подписал контракт!

Девушка уставилась на него. Брови изящно изогнулись и поползли вверх, расчертив бледный лоб морщинками.

— Оля!.. Ягода, ну ты, блин, такой кадр испортил!

Олька опустила ресницы и мягко усмехнулась, обещая задать свои вопросы позже. Денис бросился к ним с камерой наперевес: патлы собраны в хвост, куртка какая-то непонятная, облезлая, футболка с рок-группой и дырявые джинсы. В универ нельзя было ходить в джинсах, но Денис плевал на эти запреты. Как говорила бабушка Ольки, знавшая соседского мальчишку с детства: «упрямство родилось вперёд него».

— Вы так модно сидели, ну-ка верните всё как было! — распоряжался Денис, кружа вокруг них, словно егерь на охоте. — Мне ещё двенадцать фоток для лавстори нужно отстрелять. Сядь, я тебе говорю. Оля, голову ему на плечо клади!

Слава притянул к себе девушку, уткнулся ей носом в макушку — макушка пахла ягодным шампунем — и закрыл глаза.

— Не усни только, а то у нас один уже есть, — предупредил Денис, щёлкая затвором.

Сквозь неплотно прикрытые веки Слава видел дрыхнущего на соседней скамейке пухлощёкого Витька — их одногруппника. Как и Денис, Витя разделался с поликлиникой ещё позавчера, потому что его фамилия начиналась на гордую букву «А».

— Динь-Динь, то есть ты не будешь работу искать? — звонко спросила Олька лучшего друга, очевидно, продолжая разговор, прерванный появлением Славы. — И не стрёмно тебе?

— Без дела не останусь, — хмыкнул Денис, и, чёрт возьми, он был прав. В плотном расписании Дениса дел всегда было больше, чем часов в сутках. Он и не учился толком, всё больше ездил по Камчаткам, фоткал горы, спасал океаны, рисовал картины, — по крайней мере, так он и несколько частных галерей окрестили эту мазню, — сочинял песни и переписывался с иностранками в чате. Предпочтение отдавалось японочкам.

— А мне жутко, — вздохнула Олька и вдруг вскинула голову и взглянула прямо на Славу.

— Вот так замрите, не дышите! — тут же заорал Денис.

Слава смотрел в серо-зелёные глаза своей девушки и действительно видел в них тревогу. Ему стоило больших усилий удержать лицо, чтобы не испортить Денису кадр, когда глаза Ольки затянуло прозрачной пеленой — и мгновение спустя два полноводных ручейка заструились по её щекам.

Слава прижал Ольку к себе. Стоит ли расспрашивать её при Денисе? И Вите, хотя этому всё равно. Что, если она не хочет сейчас говорить? Как понять?..

Но Олька подавила всхлип, отпрянула и сказала, утирая слёзы рукавом:

— Динь знает. Ему тоже чёрную печать поставили.

— Что-о?! — воскликнул Слава. — Это где?

— На анимографе. — Денис опустил камеру и сложил объектив. — Да фигня всё это. Сказали, что я склонный к риску. Будут наблюдать. Ну, ты же видел ту новенькую врачиху? Она прям растерялась — типа, где меня наблюдать, если универ я закончил, а работы нет. Наверное, переведут по страховке, ну и пофиг.

— Это тебе, потому что ты… такой. — Олька взмахнула руками. — А мне куда? Слава, ты бы видел, сколько мне кодов профнепригодности выдали!

— А у тебя-то что? — Слава поглаживал её по спине, сам пытаясь успокоиться. На самом деле, в чёрной печати не было ничего такого страшного. Зелёный штамп означал, что показатели в норме, голубой — что есть незначительные отклонения, а чёрный ставили, если тест не дал однозначного результата. Скорее всего, Олька просто перенервничала из-за выпуска. Последние недели она, как безумная, готовилась к языковым экзаменам в институте и едва спала.

— Склонность к депрессии, — отозвалась девушка и покачала головой.

— Ты прикинь, да? — Денис опустился перед ними прямо на пол, игнорируя возмущённых прохожих, которым он перегородил дорогу. — В двадцать один год «склонность», значит, «к депрессии». Это же экзистенциальный кризис, он у всех!

Конец ознакомительного фрагмента.