Ярлыки

Катерина Романова, 2022

Мир, утративший индивидуальность. Жизнь, идущая по накатанному сценарию. Поступки, продиктованные привычными рамками. Стереотипы, вросшие под кожу и заменившие необходимость принятия самостоятельных решений. Люди-ярлыки. Они говорят шаблонными фразами; действуют, как персонажи бульварных романов. И страшно узнать в героях этой повести себя… Студент Толя – типичный «маменькин сын». Его одноклассница Тоня – списанная под копирку самопровозглашенная поэтесса, каких пруд пруди в Интернете. Николай и Люся, Виктор и Татьяна – до аскомы банальные семейные пары с самыми что ни на есть традиционными проблемами многолетнего брака, заключенного по вспыхнувшей внезапно страсти или по выгодному расчету. И ситуация, связавшая их, типична, как навязшее в зубах «Бытие определяет сознание». А есть ли иной выход? Способны ли «картонные человечки» обрести объем и пойти по собственному пути? Конкретного ответа вы не найдете. Но может быть уловите его тень и примите свое, личное, нестереотипное решение…

Диалог 1: я и мой народ

— Здорово, Кэт.

— О, привет.

— Говорить можешь? Не занята?

— Могу. А ты в дороге?

— Ага, еду с футбола. Наши совершенно великолепно продули.

— Что-то для проигрыша у тебя слишком хорошее настроение…

— Да, собственно, результат предсказуемый. Многого от этого матча я не ждал. Зато я купил отличного вишневого пива и теперь готов воспринимать окружающее в радужных тонах. Сейчас даже «Мой Народ» кажется мне родным и близким. Скажу тебе больше, я чувствую себя частью «Моего Народа».

— «Мой Народ»? Это ты о чем?

— О, Кэт, ты можешь видеть его разве что из тонированного окна авто. Ты далека от «Моего Народа», ведь ты боишься, боишься выползти из своей зоны комфорта. Там, о ужас, совсем не позитивненько и — кошмар какой — могут нахамить…

— Ой, не дает покоя тебе мой образ жизни, Братец. Но давай без перехода на личности. Что там с твоим Народом?

— «Мой Народ»: Он патриотичен! Любить Россию и любить Путина для него суть одно! Называет домашних кошек Донбасс и Луганочка. Он пьет пиво и ссыт в тамбуре. Считает свое мнение единственно правильным, ну и мнение Владимира Соловьева иногда так же учитывается.

— Ты бы потише, Братец. Разговоры, подходящие кухне, а не по телефону в дороге.

— Говорю же, боишшшься…

— Разумно опасаюсь. Ты не во всех случаях можешь убежать или отмахаться. А такие, как я, вообще перед агрессией полностью и абсолютно беззащитны. Нет места аргументированной дискуссии, сплошь безапелляционные однобокие мнения. Мне нечего противопоставить напористому хамству и чужой силе. Как будто много лет человеку не давали права высказаться и, наполнившись злобой, он теперь повсюду брызжет слюной, захлебывается ругательствами.

— А это и есть «Мой народ», Кэт. Народ, увешанный ярлыками.

— Какими еще ярлыками? Братец, мне кажется, последняя бутылка была лишней!

— Ничего ты не понимаешь! Я можно сказать на волне красноречия открываю тебе до сих пор неизвестный мир современного общества!

— Ааа… Ну давай, открывай.

— Ярлыки — это сами люди. Их действия, стремления, мысли и чувства уже давно проштампованы, имеют название, цвет, стоимость, конкретный бренд. Возьми, к примеру, столь нелюбимый мною офисный планктон.

— Вымирающий вид. Речь вроде о патриотах шла? А среди известного мне планктона таковых не имеется, ну или у них это чувство в спящем режиме.

— Ярлыки у патриотов, патриоты в ярлыках.

— Что?

— Это я так, напеваю. но дело не в чувствах, я говорю скорее о готовности подчиняться правилам, стремлении к комфортной безопасности.

— Что же в этом плохого?

— В сути, Кэт! В том, какие правила, с какой целью они прописаны — никто не задумывается. Люди с удовольствием постят чужие мысли, но не способны сформулировать собственных.

— И патриотизм с твоих слов получается таким же навязанным правилом поведения?

— Точно! Патриоты. Пил я тут с одним недавно.

— Как же тебя угораздило?

— У коллеги на шашлык собрались, а этот товарисч то ли родственник, то ли сосед. Представляешь, Кэт, он на полном серьезе рассуждал, что власть излишне лояльна. ведь журналистов давно пора пересажать; электронную переписку и телефонные разговоры просматривать и прослушивать соответственно не только по решению суда, а всю вообще. Мол, отрицательный пример соседней страны перед глазами. Надоел запад со своим влиянием, потреблением и ценностями. Развращают, Сволочи, Русскую душу. А мы их будем давить, давить любые проявления в зародыше. На мой вопрос: «А как насчет естественного права человека на свободу, в том числе свободу слова, мысли, самовыражения?» он заявил, что все проблемы в России из-за таких продажных (дальше матом, это я повторять не буду), короче, из-за таких, как я. И попытался набить мне морду.

— А что ты?

— А я сделал очень серьезное лицо, похлопал его по плечу и сказал: «Димон, давай не будем сегодня портить этот замечательный день мордобоем, в конце концов, есть такие люди, как ты, которые не допустят развала нашей страны. Ведь вы стоите на страже интересов России. И, не щадя жизни, готовы это доказывать»

— И после такого вы не подрались?

— Кэт, мы отлично еще раз выпили за Россию, за Наш народ и дружно восхищались, прослушивая патриотичные песни Трофимова и Михайлова.

— Даже представить не могу. Как же ты не заржал на фразе про «восставшую Русь с колен»?

— О! я крепился как мог.

— Ахахахаха… Вижу, как наяву! Но все равно очень, очень грустно. Объясни мне, Братец, почему высокое, сильное, сметающее все на своем пути чувство любви к Родине превратилось в тему для стеба, в слово уничижительное, ближе к отрицанию?

— А все просто, Кэт. Мой Народ перестал чувствовать, думать, действовать, он превратился в ярлыки…

— Возвращаемся к выше сказанному. Превратился или его превратили?

— Играешь словами, Кэт. Осознала себя великим автором? Это отдельная тема для хорошей, социально направленной книжки. Все как ты любишь. Ты, кстати, что-нибудь написала за последнее время?

— Ну, с этим не так просто. Событий интересных, чувств ярких в моей размеренной жизни взять не от куда. Не о текущей же повестке дня, прости Господи, и тем более не о патриотах писать. А вообще, было бы прикольно сделать что-то в стиле «Моего Народа», вот как ты это сейчас рассказываешь. Про ярлыки, страхи, круги шаблонного ада. Можно было бы в соавторстве, представляешь? С противоположных и все-таки в чем-то похожих сторон…

— Не-не-не. Кэт, подсказать тему, может обрисовать пару-тройку сцен, выйти в эпизоде в роли великолепного старшего брата — это я могу. Но уж точно без соавторства. Сама пиши, все равно дома целыми днями сидишь.

1. Просто Толик

Нашего главного персонажа — до полноценного героя ему расти и расти — зовут Анатолий Евгеньевич Корольков. Учится он на четвертом курсе местного университета, по специальности — экономист. Сам Толик может выбрал бы и другую профессию. Где-то в закромах памяти сохранились светлые детские фантазии, в которых он — спортивного вида инструктор, ведет школьников в турпоход… Или как он в стерильном халате ветеринара берет на руки больного щенка. Но мама, женщина практичная, работавшая последние 15 лет главбухом на заводе, где, если не считать уборщиц, мужской коллектив, без какого-либо выявления потребностей, отправила сына продолжать династию бухгалтеров. Толик, никогда не отличавшийся ни инициативностью, ни креативностью, честно ходил на лекции, периодически отвечал на семинарах и так же честно удивлялся, если по окончании пар сокурсники пытались вовлечь его в дискуссию по теме.

— Было бы что обсуждать. — Бурчал он и резкими, суетными движениями складывал тетради, стремясь быстрее покинуть аудиторию.

Внешность у Анатолия самая что ни наесть заурядная. Блеклые и все же правильные черты лица, рост чуть выше среднего. В одежде предпочтения, хотя кто бы спрашивал Толика о предпочтениях… Темно-серые, темно-синие, черные свитера и водолазки, практичные, многолетней носки джинсы. Без этих новомодных дырок и заклепок. Мама выбирала одежду всегда на глаз и в общем-то попадала в размер. В движениях Анатолий казался медлительным, но все-таки была в них какая-то не всегда заметная дерганость, даже грубоватость.

Психолог, по итогам первого собеседования, иронично заметила: «движения выдают в нем человека закомплексованного, неуверенного в себе».

Соседка и бывшая одноклассница Тонька Ватрушкина считала Тольку бесперспективным кавалером, и поэтому могла позволить себе легкие дружеские отношения с ним.

Любимая девушка Анатолия, Ольга, напротив, думала, что если его приодеть, и если ему повезет с работой, то выйдет из Толика неплохой муж и отец. Главное, и это как раз ее Ольгина задача, не дать ему упустить свой шанс. Вот закончит универ, и если его мама, как обещала, поможет устроиться на тот же завод, то стабильное будущее обеспечено.

Некоторые однокурсники отмечали у него определенную порочность во взгляде, в трепете крыльев носа. «Да, черты маньяка — неудачника у него точно присутствуют» — соглашались друг с другом они, правда, задним числом, уже после событий, речь о которых и пойдет в нашей истории.

Четвертый курс оказался в судьбе Толика временем знаковых событий и перемен. Годы спустя, вспоминая тот период, он много раз пытался представить, как повернулась бы жизнь, поступи он иначе. Вот только какой момент считать ключевым? Какие слова или действия привели его к точке невозврата?

Он не мог понять.

Первым знаковым событием для молодого человека оказалась поездка в Египет. Изначально планировался отдых в большой и веселой компании, куда позвали Толика однокурсники. Но постепенно, по мере приближения заветного числа, компания сама собой раскололась. Кто-то предпочел Тайскую свободу Египетскому ол инклюзиву. Кому-то оказалось важнее не отрываться от учебного процесса. Кто-то с кем-то рассорился. И остался Анатолий с парой малознакомых и несимпатичных ребят в чужой стране. Общий отель, редкие встречи и приветствия за завтраком. Однако неделя за рубежом сделала из маменькиного сынка Толика настоящего мужчину. Вернулся домой и в универ другой человек, смотрящий на женщин эдак оценивающе, будто примеряя каждую под свой новый опыт и знания. И однокурсники не могли не заметить таких перемен. Даже Тонька Ватрушкина на несколько секунд попыталась отвлечься от привычной роли друга Толика, примеряя на него образ принца Анатолия. Впрочем, картинка вышла комичная, и с облегчением Тонька написала несколько строк:

Твой взгляд оценочный, Дружок,

Кокетку разбудить не смог.

Лишь женщина за 40 лет,

Во мне вздохнула грустно: «нет.

Пока не принц и без коня.

Глядишь маньяком на меня,

А между тем другими уж

Потрачен миллионный куш.

И лишь глаза… В них что-то есть,

Хотя тосклив с тобою секс».

Вздохнув с облегчением, Антонина спрятала подальше нелицеприятные стихи до лучших времен, а чтобы изгнать остатки совести куда подальше, позвала Толика на работу, где сама совершала трудовой подвиг с летних каникул. Договорилась о собеседовании, отрекомендовала честь по чести и, гордая от собственного благородства в проявлении дружеских чувств, больше не вспоминала ни Толькиных взглядов, ни своих мыслей.

Второе знаковое событие — работа в офисе — наступило как-то буднично. Костюм с выпуск нова мать заставила Толика напялить совершенно напрасно. Сотрудники ходили в рубашках с расстегнутым воротом, джинсах и толстовках. А психолог Татьяна, между прочим жена директора, на собеседовании в секундный взгляд вложила столько презрения и насмешки, что Анатолий до обеда, вспоминая, потел и краснел. «как школьник, чес.слова!»

Риэлтерское агентство, насчитывающее десяток работников, находилось равно близко и к универу, и к дому, что добавляло ему несомненных плюсов. Если исключить директора с женой, чей статус и возраст недосягаем, то коллектив одногодок представлял собой бурлящий котел, наполненный энергией и непринужденностью, свойственными лишь студентам. Толик мгновенно стал их частью. и никого не удивляло, как быстро и легко он прижился. Как будто с первых дней занимал угловой стол у окна, будто без него никогда не выходил на перекур Ехидный Макс, будто просительный коровий взгляд Оленьки ему не нов. Прошла неделя после трудоустройства, а может все-таки две, никто не обратил внимания, но Толик и Оля, незаметно для всех, да и для самих себя, стали парой, словно всю жизнь встречались. Ее одобрила мама, приготовленные для него к обеденному перерыву котлеты с гречкой принимались как должное, ее податливость воспринималась само собой разумеющейся. И в последствии, перебирая знаковые события, Толик все же не стал причислять отношения с девушкой к таковым. А вот, казалось бы, незначительная встреча с нищим… Не случись ее, и жизнь может по другому пошла.

Он считал октябрь по-настоящему принесшим удачу. Молодой мужчина, уверенный в себе, с надежной специальностью меньше чем через год, уже сейчас работающий без маминой протекции, провожает собственную девушку по вечернему городу, придерживает зонт, неторопливо обсуждая проведенный день и общих знакомых. Горделивым петушком он оглядывает промокшие улицы, равнодушных прохожих, заполненный транспорт. А вдруг прямо сейчас на него смотрят женщины с влажным восхищением во взгляде и, чем черт не шутит, даже мужчины с потаенной завистью. Но прохожие отгородились зонтами, проходили мимо, опуская лица, прячась под капюшоны. Даже нищий, одиноко стоящий на углу, не смотрел на него с надеждой, а прятал красный нос в потрепанном воротнике. Толик притормозил и, передав зонт Ольге, судорожно зашарил по карманам.

— Деньги есть? Ну то есть мелочь… — Уточнил он и покраснел.

— Да. Рублей сорок, может чуть больше. — она подняла на него вопросительный взгляд.

— Вон, — Толик указал на нищего. У его ног лежала шапка с несколькими монетами и мокрой бумажной купюрой. — Одолжи, нуу… — Он замялся что-то подсчитывая про себя. — рублей 15. да! — при последнем слове у него вырвался смешок, больше похожий на нервное повизгивание, еще раз покраснел и нахмурился.

Ольга протянула ему указанную сумму, и Анатоль, гордо вышагивая, двинулся к попрошайке. Тот, наконец, поднял голову, быстро глянул на парочку, отвернулся, закурил, снова бросил короткий взгляд на него, на нее, на дом позади, на меняющий цвет светофор.

— че, мужик, похмелиться небось хочешь?

— Ага! — мужик осклабился, появились желтые кривые зубы, в мутных глазах сверкнул огонек интереса. — Бошку со вчерашнего знаешь, как выламывает?!

Толя понимающе кивнул, лицо посерьезнело, и он попытался добавить строгости в голос:

— Шел бы ты, Дядя, работать, я тебе серьезно говорю. Денег я тебе дам, но чтоб я тебя не видел тут! Понял меня? Хорошо понял?

мужчина, а это уже был пожилой человек, за 60 лет серьезно, без улыбки посмотрел на Анатолия и очень тихо ответил:

— Да я тебя понял, а вот че я тебе скажу, муфлон лабрадорский… — говорил он без интонаций, не повышая и не понижая тона, Поэтому Анатолий не сразу понял, что его прилюдно обозвали, а поняв, замешкался и не успел сообразить, как правильно реагировать. — вали отсюда, и бабу свою бери, и если чего я тебе устрою базззар вахзал…

потом живо взял деньги, сделал испуганное лицо, схватил шапку, кое-как рассовал мелочь по карманам и быстро ушел.

— Чего это он? — Спросила Ольга. В ее непонимающей улыбке застыл испуг.

— А просто какой—то старый козел, бомж…

толик неопределенно хмыкнул, пытаясь за уверенным тоном скрыть растерянность.

Его собственный образ уверенного в себе мужчины был поколеблен старым алкашом, выразительные глаза Оленьки будто таили усмешку, и проезжающее авто, словно подтверждая его ничтожность, окатило водой из лужи. Он долго и озлобленно матерился, переходя в агрессивное бурчание. А ничего не понимающая девушка лишь сочувственно и испуганно гладила его по руке, уговаривая не обращать внимания на всяких дураков. Толик не пригласил Ольгу, как изначально намеревался, к себе в гости, а поскорее распрощался с ней у ближайшей остановки, неубедительно пробормотав что-то насчет внезапно возникших дел… И тут ведь ей совсем чуть-чуть доехать.

Весь одинокий вечер Анатолий страдал. Пиво дома мама не одобряла, компании бесшабашных друзей, в которую непринужденно можно напроситься, он так и не завел, а правильное финансовое воспитание не позволяло ему отправиться в бар и напиться. Хотя, честно говоря, этого хотелось больше всего. Его самцовость, право мужчины на силу мудрого совета было поколеблено каким-то бомжом. А он ведь денег у девушки для того специально одолжил. Да и что он не так сказал?! Поработать предложил? Попрошайничать всякий может. А ты пойди-ка, пить брось, в порядок себя приведи, глядишь и получится. А то стоит и в глаза смотреть не хочет, еще и обругал вместо спасибо. Отвратительна вся ситуация в целом и по отдельности: непонимающая Ольга, матерящийся алкаш, вечно пустые карманы. Анатолий страдал и смотрел самые мощные фильмы, в которых присутствовали квадратные челюсти у мужчин, блондинки, падающие к ногам героя, массово его вожделеющие, пачки денег, которые даже как-то не интересно тратить и изгнание под плинтус всякого мелкого, злобного, грязного козла.

Хмурый, резкий более, чем обычно, на следующий день он пришел на работу, проигнорировав тут же захлопотавшую вокруг него Ольгу. Она надулась, он отшучивался, подражая героям вчерашних фильмов обаятельно хамить, чем окончательно обидел девушку. Ольга уехала на выходные к маме в деревню без него, а он без нее отправился на дачу к семейной паре, с которой в Египте не слабо так отжег. Приятно вспомнить. Не просыхающий мент Коля, приходивший на завтрак после стопки, к вечеру уже не способен был самостоятельно доползти до номера. Они так и познакомились. Жена этого красавца, армяночка с русским именем Люся, хлопая нарощенными ресницами и многообещающе колыхая бюстом, попросила одиноко слоняющегося студента помочь транспортировать тело в номер. Раз, другой. Это было безумно, сладко, с примесью запретного и по-настоящему мужского. Именно это теперь вновь захотелось повторить.

Так что происшествие за городом Толик относил если не к знаковым событиям, то к поворотным точно — и присвоил ему четвертый номер.

2. Татьяна смотрит

Татьяна Игоревна Бугайчик, 38 лет, брюнетка, психолог. Она внимательно рассматривала себя в зеркале.

— А так и не скажешь, что есть взрослый сын, научная степень, а сама я жена бизнесмена. Обычно подобный типаж у киношных вампирш, стерв, жадных до секса. Но про меня нельзя сказать ни первого, ни второго, ни третьего.

Татьяне мало что по-настоящему нравилось в жизни, однако наблюдать за чужими ожиданиями, подмечать не соответствие внешнего внутреннему, было довольно любопытно. Она не стремилась подчеркивать хищность собственных черт яркой помадой или резкой подводкой — и вместе с тем — не сглаживала возможного эффекта.

— Если кому-то хочется считать себя гением физиогномики, сразу определившим мою внутреннюю суть, его право, кто я такая, что бы мешать кому-либо делать собственные ошибки.

В собравшейся этим вечером компании, ее воспринимали умной охотницей за деньгами. Все без исключения.

— Наверняка мой собственный муж в глубине своей пошловатой и трусоватой души уверен, что я недалеко ушла от большинства жадных до денег девиц. И мысль эта ему приятна. Ведь тогда получается, что моя холодность всего лишь отличная, особо оригинальная игра, поднимающая цену.

Татьяна слегка поморщилась от последней мысли. Не хочется так думать. Впрочем, обманывать себя она никогда не пыталась, а реальность день отодня, из случайно оброненных фраз, из мелких поступков делала взгляд на Виктора все более ясным и до тошноты трезвым.

Вот он вальяжно растянулся в кресле, покачивая пузатый бокал в правой руке. Кажется, что Виктор внимательно прислушивается к хозяину сего застолья, ведь дружить с представителями органов крайне полезно для бизнеса. Дружить, значит, пить вместе. Вот только он успешный предприниматель, не быдло какое, следовательно, пить надо по-благородному: Виски или коньяк. Коньяк, по правилам, согревают в руках и смотрят на свет, как стекают капли по стенкам бокала. Или это про вино? Впрочем, какая разница. В бликах от горящего камина при круговом движении кисти блестит золотая печатка, намекая на статус владельца.

— Витя, да пойми ты, — С нажимом проговаривая каждое слово, продолжает монолог сурового правдолюба Хозяин дома. Его начало Татьяна пропустила. — Если не будет ментов, не будет ничего. Тебя любой, Сука, может поймать, отыметь, обобрать. А ты и вякнуть не посмеешь. — Взгляд его фокусироваться на собеседнике периодически отказывался, норовя уполсти в закат. Но пьяный Коля лишь бычился, сам себе напоминая в такие моменты мощного орла с пронзающим взором. — Представь только, что было бы, если бы ментов не было бы! девяностые, девяностые вспомни?! Весь тот беспредел!

— А че такого? — Не врубился в речь приятеля Виктор, отвлекшийся на Люсечку, поправляющую вполне аппетитное декольте. У него начало девяностых ассоциировалось исключительно с первой пьянкой, первым сексом и первыми заработанными деньгами. Короче, молодость, ништяк.

— В Ваших структурах, Николай, тогда ведь были большие проблемы с работой? — Безразличный голос Татьяны включился в диалог неожиданно, — Меня последнее время умиляет беспредельная самоуверенность представителей Вашей профессии. Проблемы с работой, деньгами, поиском своего места в новых условиях были у всех, но Ваши коллеги, Николай, почему-то присваивают себе исключительное право говорить о том времени в черных тонах. Большая часть людей адаптировалась, продолжила влюбляться и разводиться, переживать и развлекаться, рожать… Да просто жить, глядя вперед. И лишь Вы, вспоминая, страдая от собственной неприкаянности в тот период, не можете его простить и забыть. А годы-то были обычные… Для переходного периода, конечно.

Хозяин дома багровел, не все понимая, о чем говорит жена Виктора, вот только ему настойчиво казалось, что его пытаются опустить. Неизвестно, как бы он в итоге отреагировал, но тут, рассыпая фортепьянные капли, их беседу прервал телефон Татьяны, и она, холодно извинившись, вышла из комнаты.

— Сууучка. — С чувством выдохнул Николай.

— Точно. — С гордостью согласился Виктор.

Люсечка кокетливо хихикнула, а молчавший весь вечер Толик заалел щеками.

Конец ознакомительного фрагмента.