Ад для новенькой

Катерина Лазарева (2024)

Его боятся. Либо пресмыкаются, либо обходят стороной. Он отзывается на кликуху Ад. И это явно не просто сокращение от имени… Но именно с этим парнем мне предстоит сблизиться. Моё будущее зависит от того, смогу ли я узнать его самые сокровенные тайны.

Глава 6. Роза

До моего дома отсюда настолько мало идти, что вот мы уже у подъезда. Адам чему-то хмурится, а я смотрю на него и вдруг понимаю, что вот она — идеальная возможность наконец сблизиться. Всё-таки до конца семестра не так уж мало — эти четыре месяца могут пролететь стремительно, уже и сентябрь на середине.

Я живу одна — с первого курса причём. Это была наша совместная с папой идея — чтобы с восемнадцати я чувствовала себя самостоятельной и привыкала решать самые разные задачи без его помощи. И теперь это особенно кстати — не надо трястись, что папа вот-вот выйдет, мимо пройдёт или ещё как выдаст меня своим присутствием. Не факт, что Адам его помнит, но было бы стрёмно. Зато сейчас у меня полная свобода действий. И своя квартира, в которой никого.

Не знаю, насколько это хорошая идея, но он ведь вот-вот уйдёт. Я уже достаю ключи, Адам это видит. Ни слова не говорит, усложняя мне и без того непростой выбор — но другого случая может и не представиться. Да и повод у меня есть. У него вон губа разбита, кровит слегка. Ещё несколько ссадин на лице… А вообще дерётся слишком круто, особо не цепляли его, притом, что трое против одного.

— Зайдёшь ко мне? — выпаливаю бездумно, на нервах каких-то непонятных.

Зато теперь я в курсе, что и Адам может быть озадаченным. Так растерянно на меня смотрит, что даже забавно. Не ожидал явно. А ещё не о том думает, потому что серьёзнеет быстро, и теперь его взгляд совсем другой…

— Тебя немного задело, и я думаю, что стоит обработать раны, — поспешно добавляю, пока Ад не выпалит что-то настолько пошлое, после чего мне уже точно не захочется вести его к себе.

— Как-то не тянет знакомиться с твоими предками из-за парочки пустяковых царапин, — отбивает Адам, но смотрит на меня слишком уж внимательно. Пристально настолько, что чуть ли не смущаюсь.

Причём это чувство только усиливается, стоит только мягко пояснить:

— Я живу одна.

Адам усмехается. Знакомая ухмылка: такая же порочная и многозначительная, как тогда, в заброшенной кафедре…

— Чаем тебя угощу, — Боже, что я несу? Его взгляд совсем не обещает мирные милые посиделки, более того, мгновенно напоминает о том совершенно диком моменте на пикнике.

«Ты либо наивная идиотка, либо и сама не против, выделываешься только»…

Уверена, что Адам сейчас снова задаётся этим вопросом, и опять ставит на второе. Сердце ускоряет темп, его взгляд обжигает, а я продолжаю по-дурацки топить себя:

— Или ты любишь кофе?

— Договоримся, — хмыкнув, многообещающе заявляет Адам. — Пошли.

Пальцы чуть дрожат, открывая дверь подъезда. Так, всё, пора бы прийти в себя. Надо просто чётко прояснить, зачем мы идём. В конце концов, ну не совсем же отбитый Адам, девушке на выручку пришёл, да и тогда, на кафедре, остановился…

— Просто проясню ещё раз, я предлагаю тебе зайти не как парню. Просто ты подрался из-за меня, и я хочу хоть как-то позаботиться о тебе взамен, — вроде бы на этот раз я говорю обычные и безобидные слова, но при «позаботиться» странно шевелится в груди, надрывно слегка. — Ничего кроме.

— «Ничего кроме», — с усмешкой повторяет Адам, а я усиленно не смотрю на него: лишь вперёд, ведь мы идём к лифтам. — А ты уверена, что будучи такой пугливой, стоит звать меня к себе притом, что живёшь одна?

Пугливой? Я вроде бы уверенно держусь.

— Я тебе доверяю, — утверждая это, всё-таки смотрю ему в лицо, чтобы лучше воздействовать.

Говорили ли Адаму такие слова? Может, они всё-таки вызовут в нём отклик?

— Глупо.

С силой нажимаю кнопку лифта. Мнусь по-дурацки. Глупо, значит?

Причём Адам это невзначай бросил, как факт, а не угрозу или типа того. Но предупреждением вполне можно считать… Вряд ли он будет стараться оправдать моё доверие. У этого парня вообще непонятно что на уме.

И тем не менее, когда лифт открывается перед нами, я без колебаний захожу внутрь, глядя, как и Адам присоединяется ко мне. Нажимаю кнопку своего этажа… И вот уже двери закрываются.

Снова смотрю на задумчивого молчаливого Ада и пытаюсь прикинуть, как к нему вообще подобраться, чтобы… чтобы безопасно было. Подогревать интерес к себе как к девушке — явно не лучшая тактика, но насколько реально подружиться с таким парнем?

— И всё равно, я тебе доверяю, — мягко заявляю, когда Адам смотрит в ответ.

Скептически ухмыляется.

— Думаешь, я растрогаюсь от этого и буду паинькой?

Застываю, и даже сердце пропускает удар. Нет, ну в какой-то степени, может, и не так уж трудно было догадаться, с какой целью я твержу о доверии вот уже второй раз, но…

Чёрт. Неловко как-то.

— А ты не дурак, — пытаюсь как можно непринуждённее улыбнуться.

Ладно уж, можно и открыто говорить, если Адам при этом будет вести себя нормально. Он ведь может.

Не улыбается в ответ.

— А ты? — чуть снисходительно. — Не подействует же.

Сглатываю. Вот уже в который раз он намекает, что вести его к себе домой может быть небезопасно. И ведь не останавливаюсь…

Вдруг понимаю — потому что и вправду доверяю. Ну не верю, что Адам станет на меня с порога набрасываться сразу после того, как от чужих приставаний защитил. Склонить, может, и попытается, но разве я не справлюсь?

— Тем не менее, я серьёзно тебе доверяю. Ты спас меня и вовремя остановился тогда, на кафедре, — вот вроде бы уверенно говорю, опять скорее мягко и дружелюбно, а чуть ли не запинаюсь при упоминании произошедшего в кафедре. Беру небольшую паузу… Надеюсь, не красноречивую: — У меня есть причины тебе верить, — подытоживаю твёрдо.

Адам не отвечает — да и лифт уже открывается, доставив нас на мой этаж. Восьмой.

Веду Ада к своей квартире, мысленно ещё раз взвешивая разумность своей идеи. Конкретных выводов так и не делаю… По ситуации разберусь. Надеюсь, этот ход себя оправдает.

Пальцы вот уже не так уж дрожат, отпирая дверь. Распахиваю её перед Адамом:

— Проходи.

Он сам включает свет, осматривается. Мне вдруг становится не по себе при виде этого парня у меня дома. Не то чтобы он не вписывается в мой светлый интерьер своим угрюмым видом, просто… Вот не знаю даже, в чём дело. Странно тянет в груди.

— Тапочки дашь? — усмехается Ад, разуваясь одними ногами.

Ну а я присаживаюсь, чтобы снять свои кроссовки.

— Давай в носках, у меня только одни тапочки, — какого-то чёрта теперь мой голос слегка дрожит. — Здесь чисто.

Встречаюсь с Адамом взглядом, и сердце ускоряет темп… Многообещающий у него в глазах блеск, обжигающий и волнующий враз.

Сглатываю, судорожно ища в мыслях, что можно такого сказать, чтобы хоть немного разрядить обстановку. Но Адам первым нарушает паузу:

— Я вижу, что чисто, — хмыкает чему-то.

Решаю не уточнять, к чему такая реакция — хотя, чёрт возьми, и вправду интересно, что у этого парня на уме. Ну, кроме того, что так ясно читается в его глазах. Вот как раз этого нам лучше всячески избегать…

Потому старательно делаю вид, что не замечаю, как его словно примагниченный ко мне взгляд неспешно гуляет по телу, очерчивая чуть ли не каждую чёрточку.

Куда более спокойно, чем чувствую себя на самом деле, веду Адама в свою комнату. Достаю там аптечку, пока он усаживается на диван, наконец отведя от меня взгляд, чтобы окинуть им всё пространство вокруг. Включая мою незаправленную кровать. И плюшевых мишку с зайцем на ней…

— Сначала займёмся твоими ранами, потом чай, — мой голос почему-то звучит хрипло, когда разворачиваюсь к Адаму с аптечкой на руках. — Или ты хочешь нормально поесть?

Если уж честно, раны на нём настолько пустяковые, что по ним и не стоило бы поднимать парня к себе… Но я ведь повод нашла. Да и он ждёт, совсем не отказывается от предстоящей медицинской процедуры.

— Не особо, ел уже, — чуть напряжённо откликается.

Понятия не имею, как улавливаю эту интонацию в его голосе, потому что держится Адам слишком уверенно и нагло. Не сводит с меня взгляда, пока приближаюсь к нему… И когда сажусь на диван совсем рядом.

— Я тоже ела, — говорю, силясь хоть как-то перебить только нарастающую взвинченность.

— На свиданке? — хмурится Адам.

Мне кажется, или этот вопрос звучит обвинительно?

Смачиваю ватный диск в антисептике и, чуть помедлив, подношу его к лицу Адама. Надо же, рука даже не дрожит, почти касаясь его… Только вот взгляд выдержать становится труднее.

— Не напоминай, — пытаюсь по-дружески усмехнуться, мол, и сам видел.

Адам дышит чуть тяжелее. Его горячий выдох обдаёт мурашками мою руку, и я буквально чудом ею не дёргаю.

— А что так? — пренебрежительно насмешливо. — Не зашло?

Вот не знакомо ему чувство такта, судя по всему. Но отвечать ему не буду. Хотя и жутко не по себе молчать, когда его взгляд ощутимо гуляет по моему лицу, а оно, кстати, близко к его…

Если честно, я подобного волнения не испытывала даже с бывшим, который стал моим первым и единственным парнем. Хотя тогда была по-наивному влюблена и млела, как дурочка, но чтобы до сбивчивого дыхания и неровного сердцебиения… Мощная всё-таки у Адама энергетика.

И не сказать, чтобы тяжёлая, кстати. Более того, пока я касаюсь его, мягко проводя по ранам и чувствуя, как он напрягается — словно связь какую-то между нами ощущаю. Довольно странную… Но как будто с кем-то близким сижу здесь, а не опасным непредсказуемым типом без тормозов. С кем-то уязвимым.

По венам растекается странное тепло. И сердце тормошит без передышки.

Адам чуть морщится, когда я наконец смотрю на него. На всякий случай ослабляю напор движений очередным диском.

— Не больно? — уточняю мягко и почему-то чуть тише.

— Нет, — сипло выдавливает он, и, чуть поколебавшись, вдруг спрашивает: — Ты умеешь делать оригами?

Хм… Неожиданный вопрос. Очень-очень неожиданный. Аж со всей серьёзностью к нему подхожу:

— Ну так… — тяну со странной неловкостью. — Не особо круто, но мы с папой в детстве делали. Тебе нравится оригами?

— Нет, — по-странному жёстко отвечает Адам. — Что вы делали? — тут же требовательно.

Ладно… Не буду даже пытаться вникать в причинах чуть ли не агрессивного интереса к такой безобидной теме, как оригами.

Для нас с папой это, кстати, было своеобразным способом расслабления, успокоения нервной системы после какого-то её напряжения. Может, Адам подсознательно рассматривает подобные штучки с той же целью?

Ну вот… Решила же не вникать.

— Птичек в основном, — миролюбиво отвечаю, чуть напрягаясь, когда перехожу ватной палочкой к переносице Адама. Который, кстати, после моих слов о птичках хмурится так, будто я призналась чуть ли не в преступлении каком-то. — Ещё цветочки, — добавляю как можно более непринуждённо. — Могу научить, там легко.

Сама не знаю, к чему предлагаю последнее… Но в конце концов, не просто так ведь Адам спрашивает?

— Не стоит, — странно усмехается. Как будто с подтекстом каким-то.

Пожимаю плечами, пристальнее оглядывая его лицо. Вроде бы и вправду не особо пострадал. Круто всё-таки дерётся… Даже слишком.

Зачем-то решаю ещё немного пообрабатывать ту ссадину на скуле. Не то чтобы спокойнее, когда касаюсь Адама — совсем наоборот — но то самое окутывающее ощущение связи между нами того стоит. Может, это испытываю не только я?

Надо просто успокоить вдруг ускорившееся сердце и подобрать новую тему, раз та внезапная про оригами вроде как исчерпана.

— А ты близок со своими родителями? — нахожу, тем более что о своём папе упомянула.

— Их убили.

Застываю, не вникая даже в то, как пропитываю ватным диском ранку Адама. Просто ответ… Неожиданно слишком.

Причём уверенное «убили», а не «они умерли», например.

Я вот так внезапно приближаюсь к тому самому страшному прошлому, которое когда-то привело Адама в психологический центр папы?

— Мне очень жаль, — тихо говорю. Так мягко, что почти даже ласково. Сердце пропускает удар, когда Адам внимательным взглядом впивается мне в глаза. — Убийцу посадили? — допытываюсь, чтобы расковырять ту ситуацию поглубже.

Наверное, это произошло в его детстве… И, наверное, Адам был свидетелем убийства.

— Нет, — жёстко отвечает он.

Я, наконец, двигаю ватным диском, но почему-то такое ощущение, что больше глажу, а не раны обрабатываю. Смущённо одёргиваю руку.

Впрочем, Адам, похоже, этой неловкости даже не замечает. Отстранённый такой… В том моменте сейчас?

— Ты уверен? — осторожно пытаюсь продолжить тему. — Но нашли, кто убил?

Адам бросает неопределённый взгляд на ватный диск в моей руке, который теперь глупо комкаю. Не решаюсь отложить в сторону, хотя надо бы и всю аптечку убрать…

Нет. Я как застываю в ожидании ответа. Адам тем временем проводит неспешным взглядом по моей руке вверх, обводя им даже изгибы шеи. А потом смотрит в лицо, причём куда более осмысленно.

— С чего столько вопросов? — насмешливо.

Ну всё… Момент откровений исчерпан.

Но я всё же цепляюсь за крохотный шанс, как можно более тепло поясняя:

— Хочу узнать тебя получше.

Адам неожиданно забирает многострадальный ватный диск из моих пальцев. Выбрасывает его куда-то на пол. Туда же откладывает аптечку. Нахмурившись, слежу за его действиями, почему-то не решаясь им возразить.

Но лишь до тех пор, пока вдруг не чувствую, как Адам ловким движением тянет меня так, чтобы сгрести под себя. По телу мгновенно активируются горячие мурашки, а дыхание сбивается. Кажется, я даже задыхаюсь вдохом.

Зато Адам совсем не теряется.

— Есть куда более действенный способ узнать меня получше, — почти шепчет, нависнув надо мной.

Взгляд автоматически ложится ему на губы, а кровь приливает к лицу. Какого чёрта?

Накрывает беспомощностью и слабостью, пока я глупо внимаю ощущению тяжести парня на мне. Он ведь не лежит, на локтях нависает, но мы как будто тесно и чертовски остро соприкасаемся.

Замираю, выпадая из реальности и в то же время чувствуя её так ярко, как никогда в жизни.

— Адам… — только и выдыхаю протестом.

Он ведь пока ничего не делает, лишь нависает надо мной и ищущим взглядом блуждает по лицу. Но, чёрт возьми, откуда такое ощущение, что это чуть ли не самый интимный момент в моей жизни? Я ведь не девственница какая-нибудь трепетная.

Он усмехается, наклоняясь чуть сильнее. Улавливаю приятный запах, который и разобрать довольно сложное. Что-то морское? Нет, древесное. Нет… Другое.

Чуть ёрзаю, когда взгляд Адама поднимается мне на глаза. Накрывает бурной смесью ощущений: и смущение, и возмущение, и напряжение, и растерянность и даже что-то типа любопытства. Или предвкушения?

Я с этим заданием точно сойду с ума.

— Почему ты называешь меня Адам? — низко спрашивает он, почти гортанно.

Замираю, почему-то застигнутая врасплох чувственностью в его голосе. Тогда, в заброшенной кафедре, Адам даже не говорил со мной, сходу набросился с поцелуями. Жаркими, жадными, поглощающими всё сознание. Но сейчас… Он даже не касается, просто нависает, обращается ко мне вроде бы вообще на другую тему — но такое ощущение, что воздействует как минимум не меньше, чем тогда.

Конец ознакомительного фрагмента.