Фэй. Сердце из лавы и света

Катарина Херцог, 2019

Исландия – страна легенд и волшебства, где некоторые люди всё ещё верят в магических существ… Восемнадцать лет назад здесь разразилась война между тёмными и светлыми эльфами. Тёмные эльфы не желали отступать, пока Иггдрасиль – древо жизни – не исчезнет с лица земли. После войны сердце Иггдрасиль было украдено, и с каждым годом дни в Исландии становились короче и темнее, постепенно погружая мир людей во мрак. Каждое живое существо пыталось донести ужасную весть до человечества, моля о спасении, но люди были слепы ко всем знакам. Только Фэй, которая всегда любила природу, заметила странное поведение светлячков. Именно они привели её к поляне, где она обнаружила умирающее древо жизни. Вместе с Ароном – своим возлюбленным – Фэй решает спасти Иггдрасиль. Теперь только от неё зависит судьба двух миров. Сможет ли девушка защитить их и не потерять Арона навсегда? Или всему живому суждено утонуть во тьме?

Глава 8

Мария Сигурдардоттир сняла защитные очки.

— Здравствуйте! Я Мария, — ее рукопожатие было сильным, грубым и немного царапающим.

— Фэй.

Несмотря на шапку летчика, в которой она выглядела забавно, ее внешность вызывала уважение. Взгляд голубых глаз был доброжелательным, но пристальным. Она выглядела хорошо натренированной, будто бегала по десять километров трусцой вверх и вниз по холмам каждый день. Я опустила глаза, погладив Миску по черной шерсти.

— Мы только приехали. Моя мама сняла этот дом на неделю.

— Тебе нравится в Исландии? — она сняла с головы свою шапку, обнажив короткие пепельно-седые волосы.

Я кивнула.

— Заходи в дом, выпьем все вместе по какао. Сегодня утром моя внучка испекла торт, чтобы отметить ваш приезд, — она вынула корзину с овощами из коляски, и я пошла за ней.

В уютной гостиной потрескивал огонь. Я заметила, что везде было много кружевных салфеток. Под телевизором и телефоном лежало по одной, а на столе — целых три.

— Твоя бабушка, видимо, любит вязать крючком.

— Ой, этого она вообще не умеет. Все салфетки от моего дедушки.

— Серьезно?

Лиля кивнула.

— У него был такой сильный артрит в пальцах, что врач рекомендовал ему начать играть на пианино или вязать крючком, чтобы суставы оставались гибкими.

— Я бы предпочла играть на пианино, — в начальной школе мне не нравилось вязать крючком.

— Да, дедушка тоже, но у него настолько не было слуха, что он просто издавал несвязные звуки, и бабушка решила записать его на курсы рукоделия.

— Как у нее вообще получилось его туда затащить?

— У бабушки определенно есть дар убеждения. Так что лучше с ней не спорить, — Лиля подтолкнула меня к креслу перед камином и протянула кусок торта. Я начала жадно есть и выглянула в окно. Две серые пони подняли головы и смотрели вдаль, навострив уши.

Мария вошла с подносом.

— Госпожа Сигурдардоттир! — начала было я.

— Я уже сказала тебе, называй меня Мария.

Она протянула мне зеленую чашку с красными точками и небольшим сколом на ручке.

— В Исландии живет не так уж много людей, поэтому мы не утруждаемся формальностями.

— Понятно, хорошо, — я мысленно сделала себе заметку, что нужно обращаться на «ты», а не на «вы».

— Это твои пони?

— Да, Винда и Халли. Но они не пони, — немного обиделась Мария.

Ой, снова сказала что-то не так?

Я смущенно посмотрела на Лилю, которая демонстративно закатила глаза.

— Ой, это единороги!

Ясно! Почему я не подумала об этом сразу?

Лиля усмехнулась, а Мария, только что отпив из чашки какао, приподняла брови.

— Или они — эльфийские пони? — неуверенно спросила я.

Мария поставила чашку. Ее губы скривились в ухмылке, отчего лицо походило на гору складок.

— Конечно, ты можешь считать Халли и Винду кем хочешь, но я называю их просто лошадьми.

Я покраснела. Естественно. Я считала, что они были слишком маленькими для лошадей. Но вслух этого не сказала, ведь Лиля уже предупредила, что с ее бабушкой лучше не спорить.

— В Исландии довольно рано темнеет, — сказала я, чтобы сменить тему.

На улице было темно, как ночью, хотя большие напольные часы Марии показывали только половину четвертого.

— Да. Но так было не всегда. Еще два или три года назад у нас было около восьми часов светового дня в это время года, а теперь меньше семи часов.

В самом деле? Если это правда, то это было довольно страшно.

— А почему?

Мария убрала клочок шерсти со своего короткого шерстяного свитера.

— У меня есть своя теория, но, если я расскажу об этом, внучка снова будет меня стыдиться.

— Ты можешь только предположить, — ухмыльнулась Лиля. — Но я уже рассказала Фэй о Хаконе. Так что она предупреждена.

«Что ж, мне интересно послушать твою теорию», — хотела вмешаться я, но Мария спросила:

— Как вы с мамой попали сюда? На улице нет арендованной машины и здесь не ходит автобус.

— Арон их подвез, — ответила за меня Лиля.

Мария выпрямилась, ее лицо потемнело.

— Твоя мать — архитектор, которую стоит поблагодарить за отель?

— Да, — я уставилась в чашку с какао.

Выгонит ли она меня сейчас?

— Как так получилось, что она оказалась здесь, в Исландии? В Германии не хватает рабочих мест?

— Бабушка! — воскликнула Лиля.

Потом она обратилась ко мне:

— Здесь довольно много людей против строительства отеля.

— Я уже заметила, — я сразу вспомнила о плакатах, которые видела по дороге сюда. — Но отель также принесет в регион новые рабочие места, — рискнула возразить я.

— Да. Но Элрик Карлссон мог построить свой отель где-нибудь в другом месте, — сказала Лиля.

— Больше всего нам не нравится, что из-за этого отеля вырубят самое старое бузинное дерево в Исландии, — вмешалась Мария. — И что наш новый местный совет хочет устроить церемонию в честь этого события.

Я смутилась, но промолчала.

— Как будто есть чему радоваться, — продолжила Мария. — Дереву уже несколько сотен лет.

— Это невозможно, — воскликнула я, и когда и Мария, и Лиля вопросительно посмотрели на меня, я продолжила:

— Бузинное дерево, Sambucus nigra… Оно не может прожить больше ста лет. Его древесина не особо прочная, поэтому восприимчива к грибкам… — и, грубо говоря, бузина была не деревом, а кустом. Даже если бы бузина могла разрастись. Но потом я просто проглотила это возражение. В любом случае Марию, похоже, не впечатлили мои знания биологии.

— В таком случае наше бузинное дерево еще ценнее, — просто ответила она. — К сожалению, сейчас оно не очень хорошо себя чувствует.

— Не очень хорошо! Оно умирает. Так что, по сути, не имеет значения, позволят ли Карлссону срубить его или нет.

— Конечно же, все имеет значение, — возразила Мария внучке, — а бузина не мертва, она больна. Но я уверена, что ее можно вылечить. Правильное лекарство просто еще не найдено, — она некоторое время изучала выражение на моем лице. — Ты много знаешь о растениях?

Я опустила взгляд.

— Да, после школы хочу изучать биологию, — из-за нервов я начала грызть ногти. — Разве бузина не относится к заповедным растениям? У вас ведь тоже должны быть законы, которые не позволят вырубить такой редкий и старый куст.

— Конечно, есть, — нахмурилась Мария. — Еще несколько лет назад в Исландии нельзя было строить объекты, которые могли бы помешать жизни эльфов. Но Карлссон не сдавался. Он продолжал просить разрешения. И когда в прошлом году был избран новый мэр, он его с легкостью получил. Этот человек — разрушитель.

Я удивилась резкости ее слов.

— Ему принадлежат гостиничные комплексы по всему миру, — пояснила Лиля. — А волшебные места всегда приходилось разрушать для строительства. Бузина, расположенная на поляне, предположительно является входом в мир эльфов.

— Не предположительно, — Мария с громким звуком швырнула пустую чашку на шаткий столик. — Это дерево и есть вход в эльфийский мир. Бузину нельзя уничтожать!

— А ты когда-нибудь видела эльфов?

— Конечно. Не забывай о Хаконе.

— А как они выглядят? — я поставила чашку на столик и наклонилась к ней. — Высокие, стройные и красивые, с заостренными ушами, как во «Властелине колец»?

— Нет, — засмеялась Мария, и она вовсе не могла сдержаться. Лиля тоже захихикала. — Хакон, возможно, не лучший пример, потому что он действительно не самый красивый их представитель. Если ты сходишь в нашу библиотеку и посмотришь несколько книг, то обнаружишь, что эти маленькие люди выглядят в основном так же, как ты и я. Ты бы не отличила их от людей, если бы встретилась с ними. Но теперь они все равно ушли, — она вздохнула. — Уже как восемнадцать лет их нет. Остался только Хакон. Но я обошлась бы и без него. Он никогда не приносит почту вовремя, — Мария постучала носком своей поношенной войлочной тапочки по полу.

Все это звучало странно. Я бы сказала очень странно! Вероятно, Лиля была права. Только пожилые люди в Исландии верили в эльфов.

— А куда они исчезли? — спросила я. Поскольку Мария уже чутко отреагировала на тему о лошадях, мне не хотелось шутить еще и про эльфов. Лучше всего было притвориться, что я серьезно отношусь к этому.

— Никто не знает. Их просто нет. Они исчезли в один день.

— Но у бабушки на этот счет тоже есть теория, — подмигнула мне Лиля.

— А какая? — но теперь мне действительно хотелось ее послушать.

Мария уселась поудобнее.

— Некоторые утверждают, что они покинули Исландию и переехали в другое место. Другие уверены, что их унесла загадочная чума. Но я думаю, — она сделала очень эффектную паузу, — что битва между светлыми и темными эльфами снова разгорелась и они уничтожили друг друга, — она кивнула, как бы в подтверждение.

Битва между светлыми и темными эльфами… Где-то я уже это слышала. Но где? Может быть, читала в книге.

— Но если война уничтожила эльфов, истребила ли она всех до единого? Или все-таки осталась пара выживших?

— Конечно остались. Хакон. Скажи мне, ты вообще меня слушаешь, деточка? Я также абсолютно убеждена, что кроме него есть еще выжившие. Но это светлые эльфы, а не темные, и они не настолько глупы, чтобы раскрыть себя. Ты хотела знать, почему дни становятся короче, а ночи длиннее, — я кивнула, но была все еще напугана. — Сила Хакона за последние годы стала сильнее. Вот почему так. Нас ждет что-то плохое, — прошептала она. — Я чувствую это.

— Бабушка, хватит! — сказала Лиля. — Ты пугаешь Фэй. Она уже побледнела.

— Чушь! Я просто съела слишком много твоего восхитительного торта, — возразила я.

Но, по правде говоря, слова Марии действительно вызывали у меня мурашки по коже. Тьма, которая продолжала распространяться и поглощала все больше и больше света, пока от него ничего не осталось… Я не могла бы представить себе ничего хуже!