Неумолимая

Карен Линч, 2013

Жизнь Сары изменилась десять лет назад, когда ее отца жестоко убили. Семнадцатилетнюю девушку все еще преследуют воспоминания о том дне, а желание узнать правду не покидает ни на секунду. Сара верит в существование сверхъестественного и обладает загадочной способностью исцелять магических существ. Когда в Портленде, городе, населенном оборотнями, вампирами и демонами, начинают пропадать девушки, Сара решает выяснить, кто за этим стоит. Ей приходится искать ответы в самых темных уголках мрачного города, где она встречает безжалостного вампира Элая и демона-воина Николаса. Один объявляет на нее охоту, а второй предлагает защиту. Но сможет ли Сара довериться демону, который знает ее самую страшную тайну?

Глава 1

— Ты опоздал.

Мэллой фыркнул и уселся за столик напротив меня.

— Расслабься. У меня и другие дела есть, кроме твоих, знаешь ли.

Я, нахмурившись, постучала пальцем по часам, и он вскинул вверх руки.

— Прости, ладно? Господи, а ты нетерпелива.

— Ты не единственный, кого где-то ждут.

Он хмыкнул, как будто и представить себе не мог, что у человека моего возраста могут иметься важные дела — если бы он только знал. Я постаралась стереть с лица беспокойство, грызущее меня изнутри.

— Ну ладно. Где оно? — поинтересовался он.

Я похлопала себя по груди, где в пальто лежал небольшой сверток, и понизила голос, чтобы никто за пределами нашей кабинки не услышал разговор на фоне ревущей из музыкального автомата Lynyrd Skynyrd.

— Пол-унции, как и обещала.

Карие глаза Мэллоя распахнулись, и он наклонился вперед, опираясь предплечьями на стол. Ростом ниже меня на пару дюймов, с узким осунувшимся лицом и тусклыми каштановыми волосами, он напоминал крошечную коричневую полевую мышь. Нет, я была не настолько глупа, чтобы повестись на его безобидный внешний вид. В нашем деле, будучи добрым и милым, не выжить.

— Ну что ж, тогда давай.

Его глаза пробежались по тускло освещенному бару, а затем снова остановились на мне. Я могла бы уверить его, что нет никаких причин для беспокойства, — завсегдатаям «У Джеда» не пристало лезть в чужие дела, поэтому и предложила байкерский бар в первую очередь. Это, а еще тот факт, что на случай потасовок Джед держал за барной стойкой деревянную биту и револьвер сорок четвертого калибра. Но у людей хватало ума ничего не затевать в баре.

Я полезла в пальто и вытащила свернутый бумажный пакет. Мэллой попытался выхватить сверток, но я отдернула руку в сторону и напустила на себя деловой вид.

— Деньги вперед.

— Ах да. — Состроив кислую гримасу, он засунул ладонь под куртку. Внезапно его рука замерла. — Знаешь, это было не так-то просто получить. Может быть…

— Мы заключили сделку, Мэллой.

Черт возьми, стоило догадаться, что он снова попытается это провернуть, и именно в тот самый день, когда у меня не было времени играть в игры. Я подняла свой телефон, что лежал на столе экраном вниз.

— Что ты делаешь?

— А ты как думаешь? — Не поднимая на него взгляда, я пролистывала свой короткий список контактов. — Половина унции стоит в десять раз дороже, чем ты за нее платишь. И тебе это прекрасно известно. Но если ты не хочешь вести со мной дела, тогда мне придется обратиться к кому-то другому.

Я прикусила губу. На самом деле мне вовсе не хотелось связываться с кем-то другим, да и время у меня было на исходе. Все окажется бессмысленным, если мне придется ждать еще хотя бы день, чтобы заполучить то, ради чего я пришла. День? Черт, счет уже шел на часы.

— Прости. Мне нужно позвонить. — Я придвинулась к краю сиденья, надеясь, что он не распознает блеф.

— Подожди.

Он вздохнул и достал маленький квадратный сверток, замотанный в грязновато-серую тряпку. Положил его на стол и, накрыв рукой, придвинул ко мне. Я проделала то же с бумажным пакетиком, и после мы обменялись свертками на середине стола. Я подавила вздох облегчения, когда пальцы сомкнулись вокруг свертка.

Поднесла к уху завернутый в тряпку предмет и встряхнула, а затем обнюхала, чтобы убедиться в его содержимом. Удовлетворенная, я засунула его во внутренний карман и, подняв стакан с содовой, сделала большой глоток, чтобы скрыть свое рвение поскорее выбраться отсюда. Неразумно было выглядеть отчаявшимся или торопящимся перед такими людьми, как Мэллой; с таким же успехом можно нарисовать большую красную мишень на своей спине.

Мэллой наклонил бумажный пакет и вытряхнул на ладонь маленький стеклянный сосуд. Его глаза сияли, пока он перекатывал между пальцами пузырек с желто-коричневой жидкостью.

— Детка, я готов отдать свое левое яичко, чтобы узнать, как тебе удалось заполучить это вещество… и выжить, чтобы рассказать об этом.

Я издала короткий смешок, чтобы скрыть нервозность.

— С чего ты взял, что я рассказываю? — Я поставила стакан на стол и склонила голову к пузырьку. — Я бы не стала выставлять это напоказ. — Хотя на самом деле мне хотелось сказать: «Убери эту гребаную штуку, пока нас обоих не убили», но я сдержалась, потому что не стоило терять самообладания.

— Не тебе указывать мне, как вести дела, — отрезал он, пряча флакон с такой ловкостью, которой позавидовал бы любой фокусник.

— Никто не сможет отследить меня, не так ли? — У Мэллоя имелись обширные связи и репутация осмотрительного человека. Однако содержимое этого пузырька могло привлечь к нему много нежелательного внимания.

Он распрямил спину.

— Как я уже говорил в прошлый раз, если начну выдавать своих поставщиков, то не задержусь в этом бизнесе надолго. Мне и свою голову нужно защищать. Я переправляю свои товары через посредников, которые унесут имена деловых партнеров с собой в могилу. В болтовне нет никакой выгоды. И эти парни понятия не имеют, где я достаю свой товар. Так что можешь быть уверена, что я никому не скажу.

— Рада слышать.

Я выскользнула из-за стола. И так засиделась здесь.

— Подожди! У меня есть и другие позиции, которые могут заинтересовать тебя… если, конечно, сможешь достать больше этого добра.

Я встала и накрыла рукой небольшую выпуклость под своим пальто.

— Я получила то, за чем пришла. Если мне понадобится что-то еще, я свяжусь.

Он покачал головой:

— Знаешь, ты слишком серьезная для девчонки твоего возраста. Тебе нужно расслабиться, веселиться хотя бы время от времени.

Я повернулась к выходу.

— Ага, частенько это слышу.

Солнечные лучи, после посещения мрачного интерьера бара, ослепили меня, и я несколько раз моргнула, прислонившись к тяжелой деревянной двери. Боже, как я ненавидела это. Дрожащими руками я потянула за рукав, чтобы взглянуть на часы.

— Твою мать! — Я оттолкнулась от двери, проклиная Мэллоя за то, что задержал меня. Останься я здесь подольше, то все мои дела с ним прошли бы впустую.

Я запахнула свое короткое пальто и отправилась на встречу с Реми, добравшись до остановки, что находилась через две улицы, как раз вовремя, чтобы успеть на ближайший автобус. С облегчением плюхнувшись на заднее сиденье, я прислонилась к окну и начала наблюдать, как проносятся улицы и здания. Мы проехали мимо футбольного поля, где проходил тренировочный матч, и я заметила команду чирлидеров, размахивающих красно-белыми помпонами. Моя рука поднялась к свертку в кармане, и от груза ответственности, возложенной на мои плечи, я ощутила себя гораздо старше девчонок на поле.

Автобусный маршрут завершился возле старой пивоварни, которая прекратила свою деятельность два года назад, и я выскочила перед запертыми на висячий замок воротами. Вдоль проволочной ограды висели таблички «Посторонним вход воспрещен», а само здание имело удручающий, заброшенный облик. Я поспешила пройти мимо, но мой нос, как и всегда, дернулся, почувствовав запах прокисшего ячменя, который окутывал это место.

За пивоварней находился старый район, застроенный дуплексами и двухэтажными домами, большинство из которых нуждались в свежей покраске. Пять лет назад этот район процветал, до того как закрылись пивоварня и завод по производству автозапчастей, на которых работала половина местных жителей. Теперь газоны заросли, а машины, стоящие на подъездных дорожках, нуждались в хорошем ремонте. Из чьей-то магнитолы звучало кантри, а в соседнем доме ругалась молодая пара, пока громко не зарыдал ребенок. Я прошла мимо компании детишек, которые играли в хоккей с мячом, но им не было до меня никакого дела. На мгновение я остановилась, чтобы потрепать по голове знакомого пса, — помесь лабрадора с овчаркой, — который рысью подбежал поприветствовать меня, но когда он увязался за мной, я отогнала собаку прочь. Он тоскливо смотрел мне вслед, но я была слишком занята, чтобы сегодня поиграть с ним.

У последнего знака остановки я повернула направо и трусцой побежала по пустынной улице, вдоль которой выстроились старые дома с покосившимися крышами, заколоченными досками окнами и дворами, уходящими в лес. Я прошмыгнула между двумя домами на окраине и нырнула под сломанную в заборе доску у последнего дома. Задний двор практически полностью зарос травой и сорняками, а плющ задушил древние качели и облепил заднюю стену дома. Я прошла по узкой, заросшей зеленью дорожке к задней двери, где быстро осмотрелась и проскользнула внутрь.

— Реми, ты здесь? — тихо позвала я.

В доме было темно, и только полосы света, наводненные пылью, просачивались сквозь доски на окнах. К счастью, я хорошо знала дом, и мне не требовалось много света, чтобы ориентироваться. Я вышла с кухни и направилась по короткому коридору. Справа от меня находилась пустующая комната, в которой раньше была гостиная, а слева — закрытая дверь в кабинет. Я толкнула дверь, и она распахнулась на скрипучих петлях.

— Реми? — громко прошептала я, пытаясь разглядеть его в непроглядных тенях комнаты. В ответ меня встретила тишина. «Где он, черт возьми?» Я развернулась, чтобы уйти.

— Ах!

Я оказалась напротив худого, бледного лица с большими круглыми фиолетовыми глазами и копной растрепанных серо-каштановых волос. Я попятилась назад, но он потянулся ко мне, схватив за плечи крепкой хваткой, которая не соответствовала его худощавому телосложению.

— Господи, Реми! — Я прижала ладонь к груди, пока он удерживал меня на ногах. — Пытаешься довести меня до сердечного приступа?

Тролль одарил меня однобокой ухмылкой, обнажив ряд коротких острых зубов.

— Ты слишком молода для сердечного приступа, — ответил он с жуткой ухмылкой, от которой у любого, кто его не знает, пробежал бы холодок по коже. — Ты опоздать, — отчитал он меня.

— Прости. Мэллой опоздал на двадцать минут, и я приехала как можно быстрее. Как они?

— Неплохо. Френ волноваться, но я уверить его, что раз Сара пообещать достать лекарство, она это сделать. — Он выжидающе посмотрел на меня.

Я улыбнулась, достала из-за пазухи сверток и положила в его жаждущие руки.

— Разве я тебя когда-нибудь подводила?

Реми мгновенно развернулся и направился на кухню, а я последовала за ним по пятам. Раздираемая любопытством узнать содержимое свертка, который достался мне по заоблачной цене, я наблюдала, как он разворачивает тряпку и извлекает прямоугольную деревянную коробку небольшого размера. Он поднял крышку и высыпал содержимое в широкую, но неглубокую каменную чашу, а затем взял гладкий округлый камень и начал измельчать. Я подошла поближе и увидела бледно-золотистые кристаллы, по текстуре и цвету напоминающие крупнозернистый тростниковый сахар. Пока Реми перетирал кристаллы в порошок, запах тухлых яиц и аммиака, который я уловила раньше, усилился. Я помахала рукой перед своим носом. Определенно не сахар. Реми просил меня разыскать вещество Бакту, но не уточнил, что оно собой представляло; лишь сказал, что родом откуда-то из Африки.

Реми быстро измельчил кристаллы в порошок, затем несколько раз плюнул в миску и размешал смесь гладкой деревянной палочкой до густой массы.

— Идем, — сказал, наконец, он, взял тяжелую миску и направился к лестнице. Я молча последовала за ним. На этом моя часть работы была выполнена, и остальное зависело от моего друга.

В первой комнате на втором этаже на голом деревянном полу лежал тюфяк с тряпками, на котором, свернувшись калачиком и постанывая, лежала маленькая темная фигурка. Окна наверху заколочены не были, поэтому я смогла рассмотреть скрюченное тело и длинные тонкие конечности. У тюфяка на коленях стояло второе создание, чье уродливое и сморщенное лицом с надеждой посмотрело на нас, когда мы вошли в комнату. Я улыбнулась ему, указав на миску в руках Реми, и он нежно пробурчал что-то своей супруге, которая ответила ему тем же. Я понятия не имела, о чем они говорили, потому что не говорила на языке болотников. Однако не нужно было обладать большой фантазией, чтобы догадаться, что он успокаивал ее.

Реми опустился на колени рядом с тюфяком, а я встала позади него, откуда могла наблюдать и не мешать. Он поставил каменную чашу на пол и проворчал что-то болотникам на их языке. Затем осторожно переложил самку так, чтобы она легла на спину, выставив перед нами раздутое брюхо. Болотники обитают в болотах, — как следует из их названия, — и обычно покрыты трясиной. Самка же оказалась необычайно чистой; и я подумала, не Реми ли помыл ее, чтобы подготовить к процедуре?

Френ, самец, придвинулся ближе и взял обеими руками маленькую ладонь своей супруги. Его большие глаза светились любовью, но они не могли скрыть страха, который я заметила на его лице. Мне хотелось заверить его, что все будет хорошо, но он меня не понял бы, а я не была полностью уверена, что все будет хорошо. По словам Реми, у болотников роды проходят легко, но беременность Мол протекала очень сложно. После долгих месяцев болезни она ослабла, а ребенок отказывался появляться на свет. Беременность у болотниц сильно отличалась от человеческой, когда ребенок рождается спустя девять месяцев. Если мать была больна или истощена, то тело отвергало роды. А если ребенок не рождался, то умирали и малыш, и мать.

Я наблюдала, как Реми осторожными движениями принялся распределять массу по раздутому брюху. Мол замерла и издала слабый жалобный стон. Стоя так близко к ней, я чувствовала ее боль и страх, отчего во мне проснулся знакомый порыв — желание подойти к ней и попытаться унять боль. Но я доверяла Реми, и сейчас он был единственной надеждой Мол на выживание. Я стиснула зубы и продолжила смотреть.

Реми закончил наносить густую массу и отставил миску в сторону. Затем провел длинными руками по животу Мол и слегка надавил на выпуклость, которая была ее нерожденным ребенком. Он начал что-то монотонно напевать на языке троллей, и я смогла распознать всего несколько слов, но этого хватило, чтобы понять, что Реми молится. Тролли до глубины души были преданы своему богу, и во всех своих действиях совмещали молитву магией. Я повидала достаточно способностей Реми, чтобы проникнуться большим уважением к его вере и магии.

Масса вскоре высохла, превратившись в хрупкую корку, и я обратила внимание, что невыносимая боль немного отступила и Мол могла выдержать тяжесть рук Реми. Неужели сработало?

Мол вскрикнула, отчего у меня волосы встали дыбом. Я рухнула на колени рядом с Реми, когда живот Мол начал сокращаться с такой силой, что все ее тело сотрясалось.

— Что происходит?

— Это нормально, — ответил он, убирая руки с живота болотницы. — Ребенок на подходе.

— Уже? — ошеломленно спросила я. Мол выглядела так, как будто она разрывалась на части, а не готовилась рожать. Но опять же, я понятия не имела, что было естественным для родов у болотниц. Как и большинство народов, болотники были скрытны и робели перед смертными. То, что мне разрешено находиться здесь и присутствовать при таком событии, было проявлением признательности и уважении с их стороны. Глаза наполнились слезами, пока я смотрела, как природа берет верх и тело Мол обретает необходимую силу, чтобы произвести на свет ребенка.

Френ стоял рядом, чтобы принять младенца, как только тот родился. Невероятно маленькое коричневое тельце, практически кукольное, не издало ни единого звука, когда отец начал укачивать его на руках. Уставившись на новорожденного, Френ провел пальцами по его лицу, словно не мог поверить в то, что он настоящий.

— Разве ребенок не должен плакать? — прошептала я Реми, стараясь не беспокоить болотников. Френ ворковал над ребенком, а Мол лежала с закрытыми глазами, совсем обессиленная, не способная даже взглянуть на своего малыша.

Реми кивнул, и его лицо помрачнело.

И снова я почувствовала знакомое ощущение, которое тянуло меня к ребенку, как металл к магниту. Я сдавленно выдохнула.

— Он болен, сильно болен… — Леденящее душу дыхание смерти коснулось моей кожи, и я осознала, что мы опоздали. Если бы я только добралась досюда раньше.

Я сдернула с себя пальто.

— Дай его мне! Быстрее, нужно поспешить. — Я уже чувствовала, как новая жизнь медленно утекает.

Реми потянулся к ребенку, но Френ замотал головой, прижимая крохотное тельце к своей груди. Яростно зарычав, Реми вновь наклонился вперед. Что бы он ни сказал болотнику, это сработало, потому что Френ отдал новорожденного ему. Я вытянула руки, и Реми положил на них голое сморщенное тельце. Оно было не больше недельного котенка, и как только я прикоснулась к нему, то сразу почувствовала слабое трепыхание сердца и холод, уже оседающий в крошечных конечностях.

— Попытайся продержаться, малютка, — промурлыкала я, притянув его к своей груди и накрыв ладонями. Затем потянулась внутрь себя и снесла преграду, сдерживающую мою силу.

Я словно открыла дверцу печи. Тепло вспыхнуло в моей груди и понеслось по венам, как искра по фитилю. Мне не нужно было указывать своей силе направление — она всегда знала его. Тело гудело как провод под напряжением, когда энергетические потоки устремились к нервным окончаниям в моих руках и груди, к каждой частичке меня, которая соприкасалась с умирающим созданием.

Обычно я выпускала силу контролируемым потоком, позволяя ей медленно струиться, чтобы найти источник поражения или недуга. Она была настолько сильной, настолько мощной, что я боялась, что она повергнет в шок моих пациентов и убьет их. Но иногда, когда тело начинало отказывать и готовилось к смерти, встряска организма — единственное, чтобы могло помочь. Подобно дефибрилляторам, которые используют в отделениях неотложной помощи; однако моя сила действовала на все тело, а не только на сердце. Никакими другими словами я не могла описать это: все-таки к моей силе не полагалось руководство по эксплуатации.

Тепло скапливалось в моих ладонях, пока они не стали излучать бледно-белое свечение. Пламя разгоралось все сильнее и сильнее: казалось, будто я хваталась за раскаленную металлическую трубу, но меня это не останавливало. Я прикусила губу, чтобы не закричать, и продолжала терпеть, не разжимая хватки, в ожидании, когда сила достигнет нужного накала, прежде чем высвободить ее.

Энергия вырвалась из моих рук, наполняя собой крошечное тельце. Я чувствовала, как она мчится по венам и костям, проникает в ткани, пропитывая каждую клеточку тела, как весенний ливень пропитывает землю. Моя сила — это продолжение меня, поэтому я ощущала, как она обвивается вокруг отказавшего сердца, пульсируя и увеличиваясь. С каждым толчком она посылала всплески энергии через сердце, заставляя создание дергаться и судорожно сжиматься, прежде чем снова замереть. Я направляла волну за волной в тело, молясь, чтобы каждой из них удалось вылечить поврежденное сердце.

Я потеряла счет времени, но прошло не больше десяти минут, прежде чем мне пришлось признать, что не смогу спасти болотника. Его сердце билось только благодаря моей силе, но я не могла поддерживать его вечно. Один из самых первых и жестоких уроков, который я усвоила о своих способностях, заключался в том, что иногда я не способна спасти кого-то, независимо от того, сколько своих сил я в него влила. Я отстранила ребенка от себя и взглянула на безжизненное личико, почувствовав болезненный спазм в груди. «Мне так жаль, малютка».

Тишину прорезал сдавленный всхлип. Я распахнула глаза и встретила потрясенный взгляд Мол, оплакивающей своего ребенка, которого никогда не держала на руках. Мое сердце разрывалось за нее. Никто не должен смотреть, как умирает любимый человек.

«Это несправедливо!» Мы все сделали правильно. Ребенок Мол заслуживал жизни.

Я снова потянула к себе силу, пока руки не потеплели. Боль пронзила меня насквозь, но я практически не ощущала ее, погребенную под гневом, разгорающимся внутри меня. Я направила энергию обратно через ребенка с силой удара молнии. Такой мощный поток энергии мог полностью остановить сердце, но сейчас терять мне было нечего.

Сила утекала. Истощенная, я едва ли слышала дыхание Реми и Френ, а также всхлипывания Мол, когда крохотное сердечко, прижатое к моему, трепыхнулось и остановилось.

Наступила тишина.

После… тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Затем слабое шевеление, когда крошечные легкие расширились с первым глотком воздуха.

Потом щекотание маленькой стопы, прижимающейся к моей груди.

Я подняла младенца и с удивлением наблюдала, как сморщенное личико вздрогнуло, а маленький ротик открылся. Все началось с едва слышного хрипа, который быстро превратился в истошный вопль, и внезапно в моих руках оказался извивающийся, плачущий и здоровый детеныш-болотник.

Я смеялась и плакала одновременно, когда комнату наполнили возгласы. Мол обеспокоенно хрюкнула и протянула ко мне руки, и я положила сына ей на грудь. Я смотрела, как мать и отец, с благоговейным трепетом прикасаются к своему ребенку, осматривая сына, которого едва не потеряли.

С трудом опустилась на пыльный пол. Исцеления истощали меня, — некоторые выматывали сильнее, чем другие, — и обычно мне хватило нескольких минут отдыха, чтобы прийти в себя. Однако вернуть жизнь в тело, которое находилось на волоске от смерти, было непросто, и я чувствовала себя так, словно пробежала марафон. Как бы часто я ни использовала свою силу, легче не становилось.

Мне было шесть, когда я обнаружила свои способности. Поначалу часто перебарщивала, но после научилась не истощать себя слишком сильно. Пытаясь спасти чью-то жизнь, легко забыть о собственном благополучии. Мне пришлось научиться запирать свою силу до того момента, пока она мне не понадобится. В противном случае, стоило мне приблизиться на пару футов к больному или раненому созданию, и энергию моментально высасывало из меня. Теперь же при исцелении я выпускала столько, сколько нужно, чтобы справиться со своей задачей. Выпустить поток энергии, которым я только что напитала болотника, — все равно что перезагрузить электрическую цепь, только во мне не было переключателя, который восстановил бы заряд. Моя сила всегда восполнялась сама собой, просто на это требовалось некоторое время.

Прохладная ладонь коснулась моей руки.

— Сара, ты в порядке? — В голосе Реми я слышалось беспокойство и слабо улыбнулась ему.

— Буду. Ты ведь знаешь меня. Просто нужно немного отдохнуть.

— Да, отдыхать. — Он осторожно приподнял мою голову и подложил под нее мое свернутое пальто. До меня донесся его разговор с Френ и Мол, шорохи передвижений, но затем, когда я задремала, все звуки стихли.

Где-то между пробуждением и сном я почувствовала знакомое шевеление в глубине сознания. Выплеснув столько энергии, я нисколько не удивилась, что оно пришло в движение. Так всегда случалось после исцелений, когда мои силы истощались. Нет, сильных последствий не было. Даже в изможденном состоянии во мне оставалось достаточно сил, чтобы загнать их обратно.

Я прозвала ее чудовищем. Раньше меня пугала эта мрачная сущность, поселившаяся в моей голове, хотя и понимала, что она — часть моей силы. Однажды прочитав цитату: «Когда поджигаете свечу, вы также отбрасываете тень», я задумалась, не относится ли это ко мне. Моя сила была свечой, яркой и теплой, а чудовище — ее тень, угрюмая и темная. Реми говорил, что в большинстве случаев способности представляют собой баланс хорошего и плохого и не стоит бояться того, что является частью меня. Я не принимала чудовище, но у меня не оставалось другого выбора, кроме как научиться существовать с ним.

Когда я проснулась, в комнате стояла тишина, а длинные тени подсказывали, что близилась ночь. Повернув голову в сторону, я поняла, что находилась в комнате одна. Болотники, скорее всего, отправились домой, но Реми был где-то здесь. Он никогда не оставил бы меня одну, пока я восстанавливала силы.

Со стоном я поднялась на ноги. Тело болело, частично от напряженного исцеления и частично от лежания на жестком полу, и я потянулась, чтобы размять затекшие мышцы. Затем подняла пальто и спустилась вниз, где обнаружила Реми, выглядывающего на улицу сквозь щель в одном из заколоченных окон гостиной. Я подошла к нему и прислонилась к стене, не обращая внимания на отслоившиеся обои, которые цеплялись за мои волосы.

Реми улыбнулся мне.

— В этот раз ты крепко спать. Тебе лучше?

— В этот раз было тяжелее, — призналась я. — Но оно того стоило.

Снаружи донесся смех, и я заглянула в щель, увидев компанию подростков, ошивающихся на улице. Пока я спала, Реми наблюдал за ними на случай, если кто-нибудь из них отважится пробраться сюда. Интересно, что бы они сделали, если бы, забравшись в дом, увидели поджидающего их тролля? Наверное, обмочили бы штанишки. Не будь я знакома со своим свирепым другом, то, вероятно, поступила бы так же.

— Мол и ребенок в порядке? — спросила я.

— Да. Френ и Мол забрать ребенка домой, чтобы показать семье. Они говорить, что в тебе невероятная магия. Спрашивать, не колдунья ли ты.

— Едва ли.

Если сегодня здесь и случилась магия, то только благодаря Реми, который помог Мол родить. Пусть он и не обладал моими способностями, но был таким же целителем, и его познания в медицине не переставали меня удивлять. Несмотря на то, что среди троллей он считался подростком, как и я, но уже знал больше, чем я могла выучить за всю свою жизнь.

Он снова выглянул на улицу.

— Скоро стемнеет.

— Не раньше, чем через час. И я не боюсь темноты.

— Дядя будет недоволен, что ты гулять допоздна.

— Нейт недоволен почти всем, что я делаю, — съязвила я. Реми бросил на меня неодобрительный взгляд, и я добавила: — Ты знаешь, что это правда. Я люблю Нейта, но мы просто такие… разные. Он хочет, чтобы я была той, кем не являюсь. Он хочет нормальную племянницу, которая заводит подружек, присоединяется к музыкальной группе или команде чирлидеров, ну и всякое такое. А это не про меня, и я никогда такой не буду.

— Неправда. Он всего лишь желать тебе счастья.

Я приподняла бровь.

— С каких это пор ты стал экспертом по родителям смертных?

— Все порядочные родители желать своим детям счастья. — Он оттолкнулся от окна. — Пойдем. Мальчики уйти.

Я подтолкнула Реми в спину, идя за ним к задней двери.

— Знаешь, в последнее время ты начал слишком много командовать.

Он издал сердитый смешок.

— Даже троллю не под силу командовать тобой.

— Вот-вот! Я сильная и независимая женщина, не забывай об этом.

Мы пересекли двор и прошмыгнули через забор. Реми повернулся ко мне.

— Ты сегодня отлично справиться.

— Мы отлично справились, — поправила я. — Кстати, ты так и не рассказал мне, что такое Бакту.

— Бакту — это крылатый змей из пустынных земель.

Я нахмурилась.

— А? Как змей превратился в кристаллы?

— Кристаллы не змей. Это высушенный помет Бакту.

— Помет? То есть какашки? — Я сморщила нос. — Фу! Это отвратительно, Реми!

Реми рассмеялся и направился к лесу.

— Бакту — ядовитая змея. Из экскрементов получаться сильные лекарства.

Прежде чем я успела ответить, Реми исчез. Я завидовала тому, что тролли могли незаметно сливаться с окружающей средой, словно растворялись в воздухе. Временами такое умение очень бы пригодилось.

Улицы уже опустели, когда я направилась к автобусной остановке. Несмотря на то, что был вечер субботы, совсем немного людей ехало в город, поэтому свободных мест в автобусе оказалось полным-полно. По выходным на этом маршруте работал один и тот же водитель, который кивнул мне, когда я опустила монетку в турникет.

По крайней мере, на обратном пути я могла расслабиться, потому что мы с Реми осуществили задуманное. Сегодня я помогла спасти две жизни — много ли девчонок моего возраста могли похвастаться подобным? Не то чтобы мне нравилось таскаться по прокуренным барам и заниматься незаконными делами с людьми, которые являлись эквивалентом наркоторговцев из криминального мира. Только потому, что мне хватало ума хладнокровно держаться и притворяться, будто я знаю, что делаю, не меняло того факта, что я взвалила на себя слишком многое. Но я не могла остановиться сейчас, когда от меня зависели жизни людей.

Когда два года назад Реми попросил меня найти порошкообразный рог химеры, чтобы помочь умирающему келпи, я понятия не имела, что существует настоящий подпольный рынок, на котором можно купить практически все что угодно, — если ты, конечно, можешь заплатить. С тех пор я отыскала для него с полдюжины других вещей, а также научилась сносно торговаться, поскольку ни одна из них не была дешевой. На Amazon или eBay уж точно не купишь чешую гидры или зубы ганслинга. Во всяком случае, пока нет.

Нам повезло, что Реми мог позволить себе купить практически все. Конечно, некоторые вещи были даже ценнее денег, как, к примеру, содержимое того пузырька, который я отдала Мэллою, — редкое и почти недоступное. Он собственную мать бы продал, чтобы узнать, как я заполучила это вещество, но я никогда не расскажу ему — или кому-либо другому. Нельзя допустить, чтобы кто-то вроде Мэллоя узнал, что мне было чем торговать. Люди убивали и за меньшее. А если народ Реми узнает, что мы задумали… Я содрогнулась от одной только мысли.

Желчь троллей — сильнодействующий и бесценный препарат, не только из-за своих свойств, но и потому, что не находилось смельчаков, которые отважились бы достать его. Тролли были замкнутыми и неуловимыми, а их зловещая репутация заставляла людей и нелюдей держаться от них подальше, не говоря уж о том, чтобы попытаться что-то у них взять.

Впервые, когда Реми рассказал мне об этом, я почувствовала отвращение. Но если отбросить нечестивый запах и не думать о происхождении желчи, то она обладала невероятными регенеративными свойствами. Могла замедлить старение и дегенеративные заболевания, такие как болезнь Альцгеймера или Паркинсона, а также обратить вспять облысение. Я слышала, что желчь даже боролась с некоторыми видами рака. На собственном опыте убедилась, что она не вылечивала все болезни, но пол-унции, — как та, что я дала Мэллою, — могли замедлить старение на пять лет при правильном применении. Она, по сути, была источником вечной молодости, и находились люди, которые готовы были заплатить любую сумму, чтобы заполучить ее в свои руки.

Чем моложе тролль, тем сильнее действие его желчи. Но тролли так оберегали молодые особи, что приблизиться к ним, не встретив печальный конец, было практически невозможно. Реми отдал мне свою желчь, чтобы я торговала ей от его имени, но если представители его народ прослышат о наших торговых делишках, то придут в ярость. Тролли не любили людей, хотя старейшины по каким-то причинам дозволяли Реми водить со мной дружбу. Но я не строила иллюзий насчет того, кем была для них. Просто человеком.

Автобус подъехал к остановке в центре города перед почтовым отделением, и я помахала водителю, выходя в ближайшую дверь. Маркет-стрит — финансовое и торговое сердце Нью-Гастингса в будние дни — наполняло спокойствие, не считая людей, направляющихся в «Сабвэй» или к «Антонио». Я перешла дорогу на зеленый свет светофора и, срезав путь через небольшую парковку между двумя зданиями, вышла к набережной рядом с причалом. К югу от меня, выстроившиеся вдоль набережной, расположились пирс, магазины и рестораны. Почти дом. После пережитого дня все, чего мне хотелось, — это всю оставшуюся ночь пролежать в кровати, свернувшись калачиком, с книгой в руках.

Когда впереди между зданиями появились два парня, которые, перебежав набережную, спрыгнули на берег около рыбацкого причала, я мгновенно узнала их. Я знала, что они задумали что-то нехорошее, но была слишком уставшей и голодной, чтобы беспокоиться об этом. «Пусть с ними разбираются другие».

Вне поля моего зрения один из парней выпустил знакомый смешок и крикнул:

— Не дай ей уйти.

Я остановилась.

— Посмотри на нее, Скотт. Почти померла.

— Вот черт! — выругалась я и развернулась к пристани.