Сам ты девчонка!

Камилла Магамедова, 2020

Как сложно быть ребёнком! Брови срастаются, зубы выпадают… И все напоминают, что ты маленький! Просто взрослые забыли главный детский секрет: правда – это самое важное, а мальчики тоже плачут.

Как я и мама стали преступниками

Вечером мне знатно досталось от папы Сноба — запретили читать и велели держаться подальше от Тире. Допустим, если первое я охотно выполняла, то со вторым была в корне не согласна.

Вот Тире повезло больше! Я лежала на кровати, а стена-болтушка передавала мне разговор Тире и его мамы на левое ухо та-а-ак тихо, что даже я едва слышала. Мама Мо сказала: «Надо было треснуть этому Троппи как следует!», а потом она прибавила: «Лучше бы я выбрала другую профессию, тогда бы тебя никто не обижал…».

Я представляла, как было бы здорово, если бы они крепко друг друга обнимали и, даже возможно, Тире сидел бы у мамы Мо на коленках. Не знаю, почему мне так представлялось. Иногда хочется, чтобы мамы брали детей на колени и обнимали. Несмотря на то, что в городе есть глупый запрет на любое объятие, бег или прыг. В общем-то, здесь даже руку при встречи жать не принято, потому что слишком активно для такого душевного города. Но, думаю, что нарушить глупый закон ради любви вовсе не так страшно.

Той ночью мне приснился сон, что мы с мамой были настоящими преступниками — обнимались, а ещё она угощала меня любимым молочным коктейлем. Но нас сдал Троппи, потому что его мама никогда не нарушала закон ради любви, вот он и взбесился. Нас оштрафовали за превышение физического контакта, папа Сноб заплатил очень дорогими воспоминаниями и Мадам Сижу запретила мне подходить к маме. Так себе сон, если быть честной.

Утром я выглянула на кухню, за столом сидел папа Сноб, он читал газету и что-то жевал.

— Пап, а у нас много воспоминаний есть? — я хотела узнать на случай, если мы всё-таки будем обниматься с мамой.

Папа посмотрел на меня исподлобья и коротко ответил: «Достаточно». Интересно, а достаточно — это много или мало? Но у папы был вид такой, как бы сказать, суровый что ли. Я решила сама выяснить, сколько это — «достаточно». Пришлось прокрасться в комнату родителей и аккуратно залезть под стол, где живет коробка памяти.

Коробка памяти есть у каждого жителя Чувствилля. Это похоже на кошелёк или копилку, только в ней хранятся воспоминания. Папа говорит, что коробка памяти «вообще вещь поганая, хоть и дорогая». Однажды он отдал важные воспоминания и теперь уже ничего не помнит о своей школьной любви. А мама и рада! Я слышала, что мамам не нравится, когда папы вспоминают о своей прежней любви.

«Достаточно» — это жуть как много! Мне это стало ясно, как только я открыла коробку. Ведь воспоминаний у нас было очень-очень много.

— Па-а-ап! Па-па! Пап! — я шла с коробкой в руках на кухню. — Пап… А ты меня сильно любишь?

Он, не глядя на меня, грозно ответил: «Достаточно». Будь я глупой и маленькой, я бы решила, что «достаточно» — это непонятно сколько. Но я-то знаю правду, «достаточно» — это очень много.

— Пап, а спроси у меня, как сильно я тебя люблю.

— Ия, что тебе нужно? — обычно папа не жалуется на память, но я всё же повторила просьбу. — Хорошо, и как сильно ты меня любишь? — он задал вопрос, не отрываясь от чтения.

— Вот так! — я выставила руки и громко тряхнула содержимым коробки, чтобы папа Сноб посмотрел на меня. Небольшая стеклянная бутылка зеленого цвета выпала и с шумом превратилась в маленькие зеленые стекляшки. Папа Сноб медленно опустил книгу и устало глянул на осколки, которые превращались в пыль.

— Ты что? Ты что сделала?! — вдруг начал повторять он. — Ты всё… Бонс! Бонс! Она всё…

Откуда не возьмись появилась мама. У мам есть такой талант — вдруг появляться, если что-то идет не так. Мама взяла меня за плечи и тряхнула, что было очень странно, ведь она обычно даже рукой при встречи не машет. Перед отправлением в комнату я успела стащить изумрудный осколок, который удалось сохранить до того, как воспоминание превратилось в пыль.

Спустя несколько страниц книги, в комнату вошла мама Бонс. Она аккуратно села на кровать и улыбнулась уголком рта.

— Мама, клянусь, я только хотела узнать, сколько значит «достаточно»! — я старалась не тараторить, но это всегда случается, когда нервничаешь. — Прости, мам. — я чувствовала себя виноватой и мне хотелось подарить папе новое воспоминание, гораздо лучше забытого.

— Ия, не бери больше коробку памяти. Воспоминания — очень дорогая вещь. Люди их берегут, чтобы случайно не забыть что-то важное. — голос у нее был ласковый и добрый.

— Сноб забыл наше знакомство… — она сжала рот в тонкую полоску, потом взглянула на мое кривое от страха лицо и сразу принялась объяснять.

— Нет! Он меня помнит! Помнит! Забыл только первую встречу. — я подавилась лимонадом, и он полился через нос. Мама засмеялась негромко.

— Сноб тогда сказал: «Вода всегда найдет выход!», — она улыбнулась очень широко и шепотом продолжила, — и влюбился…

Мне было жаль маму. Папа спокойно пил чай на кухне, потому что ничего уже не помнил, а она помнила всё. Взрослые говорят: «Не дай Бог забыть», а я думала тогда, как удобно ничего не помнить. Ведь папе сейчас гораздо лучше, чем маме.

— Но у вас есть много других воспоминаний! — возразила я, а когда поняла, что мама совсем никак не реагирует на меня, добавила — Как думаешь, папа теперь разлюбил меня?

— А почему он должен разлюбить тебя? — она забавно глянула на меня, так глядят на что-то глупое, но милое.

— Я ведь… и теперь у нас недостаточно… — отвечала я, ощущая щекочущие слезы на глазах.

«Нет, я не буду плакать. Я не буду плакать… Я не буду…» — повторяла я и внезапно заплакала.

Мама ничего не ответила, а только слегка обняла меня одной рукой. От этого сердце у меня чуть остановилось и потом начало работать как что-то сломанное, но живое. Мы нарушаем закон! Мы. Нарушаем. Закон. Взрослые бы сказали: «Этого было более чем достаточно для поддержки». А мне хотелось ещё! И это натолкнуло меня на мысль — может, детское «достаточно» отличается от взрослого?