Расскажи еще…

Итиль Анвар

Лёжа на смертном одре в последние дни своей жизни, испытывая мучительные пытки от потери рассудка, старик Алаиз думал лишь об одном – как сохранить хотя бы крупицу своей памяти. Расставаясь с последними воспоминаниями, он находит родственную душу, еще не испорченную взрослыми, и делится с ней собственносочиненными историями, но с большими лакунами из-за обострившейся болезни. И теперь ей предстоит разобраться, что было истинной историей ее семьи, а что лишь плод воображения старика.

Глава 4

На окне в комнате Лары не висело плотных штор или хотя бы занавесок. Они сейчас висели на бельевой перекладине для одежды, которая стояла на маленьком балкончике второго этажа. Виктория сняла их за день до приезда гостей и постирала. Поэтому солнце в комнате Лары появилось раньше, чем в остальных. Оно выглянуло из-за холма ровно в шесть и быстро добралось своими жаркими лапами до постели девочки. Она лежала ногами к окну и лучи сползли по стене подогрева одеяло, остановившись аккуратно на лице крепко спящей девочки.

— Какого черта? — заспанный девичий голос прозвучал на всю комнату. Стены в доме были толстые, звуконепроницаемые. Никто из жильцов не услышал ее возгласа, лишь парочка воробьев спорхнуло с ветки.

Она щурилась, закрывая лицо руками и кутаясь в одеяло, пытаясь еще немного поспать, но солнце уже заполнило всю комнату теплом и ярким светом. Он отражался от всех поверхностей: металлических ножек кровати, лакированного паркета, белых глянцевых обоев, хромированного абажура настольной лампы. Весь мир сейчас был настроен против Лары и напоследок его решающим аргументом в пользу раннего подъема с улице донеслось пронзительное коровье мычание, подхваченное петушиным криком. Лара зажмурилась, она услышала из соседнего окна гостиной, голоса ее родственников.

Люк зашёл в обеденную комнату вышагивая как павлин, демонстрируя свою обновку.

— Что это на тебе надето? — хихикнул Хилл. — Да ты модник!

— Это старые дедушкины джинсы из шестидесятых! — Люк повернулся боком как модель на подиуме, громко отстаивая свой наряд. — Это сейчас модно!

— Куда собрался, ковбой? — Подшучивал отец, шурша газетой.

— Не слушай их сынок! Ты так в них похож на дедушку в молодости, — поддержала его мать, громко взбивая что-то ложкой. — Стройный, красивы.

— Твоя мать, хочет сказать, что ты похож на нее, когда она ходит в обтягивающих джинсах, сынок! — отец снова пошутил. Они с Хиллом в голос засмеялись.

— Спасибо за комплимент, — Виктория тоже хихикнула.

— Ох, да ну, вас, — Люк махнул на них рукой. — А вы знаете, что вчера мне сказала наша Лара? Она с дедушкой разговаривала!

— Да, мы знаем, — Хол не удивился. — Дай пощупать материал.

Люк подошёл ближе, на расстояние вытянутой руки:

— Вы знаете? — А вот Люк удивился.

— Слушай, сынок, а ты не умеешь от жары в них? — прогремел Хол. — Знаем, знаем. Теперь я уверен, что следующие пару дней дедуле будет не скучно.

— Это Деним, пап, все нормально, не жарко, — ответил его Люк. — И что вас это не волнует.

— Не волнует, — Хол снова неприятно захрустел газетой и вернулся к джинсам. — Он же толстенный, ты в них даже присесть не сможешь. Смотри не перегрей свое мужское достоинство. Им нужен свежий воздух! — отец переглянулись с остальными в комнате, и поймал довольный взгляд Хилла. Они оба рассмеялись.

— Так довольно, над ним потешаться. Но правда, сынок, не носи их долго и часто, — мать тяжело вздохнула.

— Фуф, и действительно жарко, — Люк еле просунул руки в карманы.

— А ведь сейчас только утро. Представь, что будет днём!

Лара окончательно проснулась, последние витающие в воздухе обрывки сна растворились. Она открыла глаза:

— О, боже! За что мне это? — взмолилась девочка, обула тапки. Шаркая к двери, надела по дороге халат и вышла в гостиную.

— Доброе утро, Солнышко! — бодро встретила ее тетя. — Хорошо спалось?

— А можно мне сегодня на ночь наглухо заколотить окно, — она оглядела присутствующих на предмет сочувствия и сострадания. Но никто из мужчин не отреагировал.

— Я сегодня повешу тебе шторы. Будет лучше, — ответила Виктория.

Лара была удивлена, что мальчишки, уже давно привыкшие к городской жизни, учась в университете, так рано вставали, находясь здесь.

— А чего так рано? Проголодался? — ехидно спросила она у брата.

Люк, молчал; мальчишки синхронно показали глазами на своего отца. Блага Холоф этого не видел, он листал страницы, ловя утренние лучи солнца на серой газетной бумаги.

— Ранняя пташка, червяка клюет, — загремел голос Холофа из-за утренней корреспонденции. Он был с похмелья, болен и зол.

Газета легла на стол, и Лара увидела прозрачную кружку с чем-то странным, в жидкости похожей на пиво, крутился и переливался в солнечном свете плотный полупрозрачный комок, будто Холоф распотрошил лавовую лампу и вылил себе в пивную кружку. Лара сглотнула слюну и перевела широко раскрытые от удивления глаза на дядюшку.

— Чего ты? Хочешь попробовать? — спросил Холоф.

Кружка взмыла вверх и опустела за пару глотков.

— Попроси у моей жены, если хочешь такой завтрак. Она его готовит отменно! Спасибо, дорогая! Я пойду проверю, что там у соседей с водой. Мне кажется они начали капать где не положено и скоро дороют до водопровода. А вы, — он глянул на своих детей. — Доедайте скорей еду и присоединяйтесь. Я найду вам занятие по душе! — он натянул зловещую ухмылку и обнажил желтые зубы.

— Лара, Солнышко! Ты еще не проснулась, — он глянул на племянницу. — Может утреннюю сигаретку? Могу угостить!

— Нет, спасибо. Я такие слабые не курю. Мне потом хочется выхлопными газами подышать, — дерзко ответила девчонка.

— Ха, наша порода! Будто с матерью твоей разговариваю. Учитесь парни! Сестре то вашей палец в рот не клади, — он глянул на сыновей. — Ладно, правильно! Не кури. Не каждому это под силу. Вырастишь, научу тебя выпивать!

— Хол! — возмутилась Виктория. — Иди уже по своим делам! Не слушай его, Солнышко. Несет всякую чушь.

— Отца покорми, — напоследок бросил Хол и захлопнул дверь. Его тяжелые шаги были слышны через открытое окно. Виктория не успела ничего сказать, как Лара вызвалась первой:

— Я! Можно я пойду кормить отца! То есть дедушку. Я.

— Ну, как пожелаешь. Хочешь, иди, — Виктория не особо сопротивлялась. — Сама соберешь поднос?

— Да, конечно.

Лара поднялась с подносом балансируя на ступеньках торопясь в комнату старика Голда. Но заглянув внутрь никого не застала, кровати была пуста и нигде в комнате старика не было видно. Она прошла поставив поднос на прикроватную тумбочку озираясь по сторонам. Лара не стала поднимать шум; девочка с завистью посмотрела на плотные шторы, что с таким успехом скрывали комнату в прохладной тени и полумраке. Она подошла к запертым окнам и готова была раздвинуть шторы, как вдруг за спиной услышала страшный хрип старческих голосовых связок и громкий рык, непривычный для Лары:

— Мария! Не смей! Только настольная лампа. У меня болят глаза от яркого света.

Лара обернулась, она не ожидала такого внезапного появления, но не сказала ни слова.

— Стоило только отлучится в туалет, и ты уже здесь хозяйничаешь! Что было вчера на ужин? Сегодня просто кошмар. Надо сказать Лауре, чтобы не готовила больше на ужин такое мясо. Жесткое, соленное, и вообще не вкусное. Будто не она готовила, — старик продолжал бурчать, но только гораздо тише.

— Вчера на ужин, — Лара осеклась, не пытаясь напомнить или убедить в чем-то деда.

Старик Голд медленно взобрался на кровать и попытался удобно усесться подминая подушку под спину. В его движениях чувствовалась сила, он вел себя уверено и осознано.

— Мария, посидишь с отцом? Давай, присядь. Расскажи как проходят твои дни. Садись, — настаивал старик.

Лара послушно пододвинула стул к кровати и села.

— А я расскажу, как проходят мои…

Дедушкин глаз блеснул в свете настольной лампы, отражая белую посуду на подносе у него под носом.

— Я немного поем, а ты мне расскажи про школу, про сестру. Тебя больше не задирает эта училка? Деревенщина. Хоть бы учили чему, а то лишь умеют, что отчитывать. Пойди в школу, приди из школы, пойди в школу, приди из школы, сделай уроки, возьми с собой учебники, принеси учебники в школу, забери учебники из школы, сделай уроки дома, сделай уроки в школе… С утра и до вечера, с утра и до вечера, с утра… — голос Голда рассеялся по комнате и превратился в белый шум.

Он говорил повторяя одно и тоже пока девочка на стуле не погрузилась в сон. Перед ее глазами начали всплывать образы. Чем дольше шептал старик, тем четче вырисовывалась картина.

« — Когда взойдет солнце, зажмурься. У твоего скафандра нет защитного стекла. Я сам поведу тебя, Джимми.

— А куда делось защитное стекло, Фрэнки? — возмутился Джимми.

— Не знаю. И у тебя только один кислородный баллон, — Фрэнки постучал брату по тяжелому металлическому цилиндру и Джимми почувствовал пару тяжелых толчков в спину.

— А это как вышло, что у меня один баллон?

— Денег не хватило на четыре. Тем более ты меньше. Ну, а я буду тебя тащить почти половину пути. Так, что нормально, справимся.

— Ты уверен? — У младшего брата появились сомнения, Фрэнки увидел это на его лице.

— Джимми, Джимми-бой! — Фрэнки взял его за плечи и повернул к себе, чтобы брат мог его видеть. Хорошенько встряхнул, да так, что под тяжестью костюма у Джимми чуть не подкосились ноги. — Ты чего, ты чего раскис? — он улыбался, насколько ему позволял шрам на щеке, который Джимми помнил еще с детства. Жирный кусок рубцовой ткани пересекал лицо старшего брата от уха до подбородка. Джимми не помнил, что случилось с братом, так как был еще мал, а Фрэнки скрывал правду, рассказывая всякие небылицы.

— Нет, нет. Я готов. Готов! — ему снова вернулась уверенность. Его глаза заблестели по-прежнему.

— Вот и славно. Вот и славно, — Фрэнки отвернулся, убедившись в твердости его слов. Он смотрел в иллюминатор «Пегас — 547», корабля межпланетных рейсов. Это было грузовое судно, с одним пунктом назначения.

— Фрэнки, ты думаешь, она нас ждет? — Джимми постучал по плечу брата, привлекая его внимание.

— Джимми-бой, конечно ждет! Конечно! Она мне писала. Я же тебе показывал сообщения. Ведь так? Ты их видел, ты их читал.

— Но прошло гораздо дольше времени, чем мы предполагали.

В ответ Фрэнки хотел возразить что-то дельное, но их разговор нарушила сирена. В тот же миг коридор, в котором стояли двое братьев, замигал красно-рыжими огнями и из динамиков раздался голос, запись на все экстренные случаи: «Внимание, внимание, внимание».

— Фрэнки, что происходит, почему у тебя такое лицо? — Джимми в панике замахал руками. — Почему мигают лампы?

Корабль тряхнуло, и братья всеми руками схватились за поручни. Джимми ничего больше не спрашивал, он мог только издавать неразборчивые звуки, а Фрэнки не понимая его молчал, для ответа его руки были заняты.

Зашипели аварийные люки, и по корпусу прокатилась вторая мощная волна вибрации. Фрэнки и Джимми выглянули в иллюминаторы, за окном в черной непроглядной темноте, они увидели как еле заметные силуэты эвакуационных капсул отстыковываются от корабля. Прошло еще секунд десять, и из тени корабля на свет, выплыли две маленькие шлюпки, они под воздействием газовых рулевых пушек, направились прочь от судна.

— Бежим, — Фрэнки поманил за собой брата.

— Куда? — спросил Джимми, освободив руки.

— На корабле авария, — старший брат с трудом разбирал дорогу, вслух ругаясь на тех, кто придумал эти аварийные огни.

Дверь в кают-компанию и на рубку были заблокированы. За этими дверями были единственные спасательные шлюпки. Да и тех уже, скорее всего не осталось, ведь они рассчитаны только на команду корабля и капитана. А двух нелегальных пассажиров в плане эвакуации космического судна никто не предусматривал.

— Обратно! Обратно, — Фрэнки дернул младшего брата и потащил за собой.

— Нам нужно в торговый отсек, — он продолжал, говорить, не глядя на Джимми, рассматривая тусклые таблички-указатели в межотсековых муфтах.

— Сюда, за мной, — Фрэнки увидел нужный коридор. Он бежал, громко стуча по полу, тяжелыми ботинками скафандра. Но вот раздался свист, и ноги потеряли опору под собой. Из строя вышел датчик гравитации, началась разгерметизация салона. Фрэнки обернулся и увидел как Джимми, растерянно перебирает ногами в воздухе. Он уже захлопнул шлем, сквозь стекло были видны только его большие, голубые испуганные глаза.

— Молодец, Джимми-бой! — Фрэнки поднял большой палец вверх.

Теперь они плыли по красному коридору, словно два паразита, инородных тела, в кровеносной системе корабля. Судно хотело поскорей избавиться от них, и распахивало двери отсеков на пути к цели. Тряска уже не мешала движению. Братья плавно и быстро, отталкиваясь от стен, летели к выходу.

Последняя дверь открылась, и они оказались в большом складском помещение с громадными воротами, ведущими в открытый космос.

— Фрэнки, что все-таки случилось? Авария?

— Скорей всего в нас попали астероиды с той стороны корабля, — Фрэнки показал руками на солнечную сторону. Из-за мигающего света Джиму было тяжело разбирать, что ему говорил брат. Он понимал через слово.

— Что будем делать?

— Мы сойдем с корабля тут! — он показал на ворота отсека.

— Но мы еще не долетели. Еще два часа.

— У нас нет выхода! Он может взорваться в любой момент!

— Откуда ты знаешь?

— Не знаю. Но ждать мы тут не будем!

Фрэнки рванул вперед и мгновенно оказался у клапана герметизации отсека. Теперь из-за аварии им не нужно было уравнивать давление, оставалось лишь открыть дверь и выпрыгнуть на ходу из корабля.

— Давай, Джимми! Джим! — Фрэнки позвал брата к себе. — Ты главное помни, мы приняли правильное решение.

Тот молчал, опустив руки. Фрэнки снова выглянул в иллюминатор, чтобы удостовериться, что рядом нет крупных обломков корабля и осколков астеройда.

Кнопка открытия ворот сработала сразу, без запроса особого разрешения. В хвосте судна образовалась небольшая цель в десять метров. Это минимальное расстояние на которое они могли раскрываться. Двое разжали руки, отпустив поручни, оставшись неподвижно висеть в красно-желтой пустоте. Их инерция падала, и корабль избавляясь от них продолжал свое движение вперед. Вспышки красного света меркли с каждой секундой, поглощенные бескрайней темнотой. Прошло всего пара минут и громадина, которая только окружала их, уже была на таком расстояние, что можно было увидеть все судно целиком.

Второй баллон был предназначен для движения. Крепко держа брата, Фрэнки направил их обоих в сторону синей планеты. Облетев корабль с солнечной стороны, им открылась аварийная часть судна. Но Фрэнки ничего не увидел. Ни пробоин от метеоритов, ни даже царапин на освещенном кузове корабля, лишь пустые отсеки от спасательных шлюпок.

Фрэнки охватил ужас. «Неужели все это зря? Ошибка навигации? Сбой системы?»

Фрэнки обернулся посмотрев на брата. Тот крепко держал его руку и жмурил глаза. Было видно, как Джимми, экономя воздух делал редкие вдохи, задерживая на долго дыхание.

Фрэнки думал. Он не понимал, что делать дальше. Он знал лишь что возвращение на судно потратит весь запас кислорода, и о дороге к родному дому можно забыть. А своим ходом добираться теперь на два часа дольше и кислорода у Джимми на это не хватит.

Солнце взошло над их родной планетой, и даже сквозь защитной стекло, которое ему продал вместе с двумя скафандрами, этот прохиндей Пепе, не помогало. Солнце заставляло сильно щуриться. Просить своего глухого брата открыть глаза это верная дорога к слепоте. Фрэнки не мог на такое пойти. Его брат находился к нему так близко, но он не знал, как ему сказать, что происходит. Теперь только ему принимать решение».

— Лара, ты здесь? Лара.

Где-то далеко звучал голос матери. Девочка кружила в глубинах космоса, вокруг умирающего корабля. Голос дедушки звучал в ее голове. Она тяжело открыла глаза, когда чья-то рука пыталась выдернуть ее из объятий холодного космоса.

— Лара, ты чего не отвечаешь, когда я тебя зову? Уснула, что ли? Вместе с дедушкой? — голос матери звучал так непривычно резким.

Девочка очнулась лежа на руке, на краю кровати. Сидя, откинувшись на подушке, Голд дремал, громко похрапывая.

— Да, немного не выспалась и задремала. Что-то случилось?

— Ну, завтра выспишься или послезавтра. Взгляни на своего деда. Хочешь быть похожей на него в свои пятнадцать лет. Ему только и осталось, что спать. Пока ты молода, бегай, играй, учись, в общем живи. Поспать всегда успеешь, — Мария нашептала все это дочери на ухо и подняла ее на ноги и проводила в коридор. — Спускайся. Сейчас поедем.

— Куда?

— Куда-то. Потом узнаешь.

— Так ведь раннее утро. Куда можно ехать ранним утром.

— Тебе обо всем расскажет твоя любимая тетя. Шагай вниз.

— Я теперь начинаю понимать, почему ты сбежала в город. — Лара съязвила, и готова была спускаться по с лестнице, но вдруг повернулась и спросила. — А ты пробовала искать бабушку? Ну, в смысле свою маму?

— Почему ты спрашиваешь? Тебе что-то снова рассказал дедушка? — заинтересовано спросила мать.

— Нет. Он рассказывал мне про школу. Как он устал от ваших занятий, а потом я уснула. Больно уж нудные у дедушки истории, — девочка пожала плечами и поскакала вниз по лестнице.

Мария посмотрела на дочь потом на отца, покачала головой и прикрыла дверь. «Если разговаривает, может не все так плохо…», подумала она.

Гравийная дорога проходила мимо дома Алаиз и уходила еще приличных двадцать или двадцать пять километров в горы. Она постепенно превратилась в серпантин, темно-зеленой тонкой змейкой увлекая все выше и выше к облакам. С высоты открывался незабываемый вид на долину за которой до самого горизонта простиралось синее море, не имея ни конца, ни края сливаясь с таким же небом. Лара подметила, это глядя через тонированное окно автомобиля. Машина ехала в высокогорный домик, что-то вроде дачи. Виктория везла их к остальным родственникам семейства Алаиз.

— Ты какая-то сонная, Солнышко! — Виктория смотрела на Лару. — Или мне показало?

— Нет, не показалось. Я прям, валюсь с ног, — Лара разглядывала природу за окном упорно борясь со сном.

Окна были открыты и прохладный горный воздух перемешивался с палящим летним солнцем. Салон был наполнен каким-то не знакомым для девочки ароматом. Деревья цвели разноцветными бутонами, высокая трава на склонах казалась живой, повинуясь порывам ветра, было слышно пение каких-то птиц и бесшумный электромобиль Виктории не нарушая эту идиллию.

— Мне приснился сон. Странный, — начала Лара.

— Ну, расскажи, свой странный сон, — предложила ей тетя. — Но прежде, скажи, о чем вы разговариваете с дедушкой? — она оглядела всех пассажиров и остановила взгляд на сестре

— Вы похоже сдружились.

— Я вот об этом и хочу рассказать, — Лара продолжила, перекрикивая порывы ветра.

— Ну, давай. Мы тебя слушаем, — поторопила ее мать.

— Я сидела с дедушкой Голдом, и он попросил меня рассказать о себе немного.

— Так, и что? — встряла Мария.

— Мам, ну я же рассказываю. Слушай, — Лару раздражала мамина манера общения.

— Ну, ладно, ладно.

— Дедушка спросил как дела в школе. Кстати, он со мной разговаривает как будто я это ты, мама. Он меня зовет Марией.

— Ну, это совсем не странно в его состоянии, вы с матерью похожи. Ты вылетая Мари в шестнадцать лет, только чуть красивее и не такая заноза, — Виктория с улыбкой посмотрела на сестру. — Хорошо, что он не путает моих мальчиков со мной. Да и вообще, странно что он давненько ни с кем не говорил кроме тебя.

— А Люк чем-то похож на тебя, — ухмыльнулась Мария.

— Ну, хватит, — возмутилась Лара. — Что правда, дедушка Голд ни с кем не разговаривает?

— Нет. Поэтому интересно, о чем вы говорите.

— Конечно, Солнышко! Рассказывай, я даже музыку выключу.

— Так вот. Дедушка, начал говорить про школу, про уроки и я слушала его, ждала, когда он закончит, и я что-нибудь расскажу. Но его голос, Интонация, я будто попала под гипноз и провалилась куда-то в темноту. Там были два мальчика Джимми и Фрэнк.

— А это не так звали мальчишек Виньо? — Спросила Мария у Виктории.

— Нет, Виньо Джонни и Коил. Не перебивай, — ответила сестра, слегка шлепнув Марию по ноге.

— Всё? Закончили? Могу продолжить? — Лара дождалась пока женщины угомоняться и продолжила. — Мальчики были одни на каком-то космическом корабле. Они отправились в полет, чтобы найти кого-то, они звали ее «Она». А потом на корабле случилась авария и им пришлось выйти в открытый космос. Но кислорода до их родной планеты им не хватало. Им пришлось возвращаться на аварийный корабль. И я так поняла, что мальчишка по старше вел мальчика помладше, потому, что тот был слепой.

Лара не успела закончить предложение, как резкий визг тормозов прервал ее рассказ. Машина замедлила скорость и остановилась. Виктория обернулась к Ларе с грозной миной на лице:

— Это дедушка тебе рассказал, — ее голос был возмущенный и даже немного злой. — Это он тебе эти истории рассказывает за завтраком? Про кошку, про слепого ребенка?

— Виктория, что не так? — с ужасом спросила Мария.

— Ты не понимаешь? Либо ты рассказываешь своей дочери наше прошлое, либо отец вполне себе в здравом уме. Вот откуда она знает про нас?

— Что я знаю, про вас? — в недоумении спросила Лара.

— Да, Виктория. Что она знает про нас?

— Да, всё! Буквально все! Про твоего Клинтона, про Уилфи, про то, как мы сбежали из дома в детстве, — пояснила Виктория.

— Мы сбегали из дома в детстве? — переспросила Мария.

— Не придуривайся! Все ты помнишь. Твое зрение, поездка в город, операция, потом твой рассказ, как ты встретила маму в больнице. Ну же? — Виктория развела руками глядя на недоумевающие лицо сестры. — Тебе пять, мне семь. Тебя привозит тетя Клаудия, у тебя повязка на все лицо, чтобы не чесала глаза, и ты мне вечером говоришь, что ты перед операцией видела маму. Как ты этого не помнишь?

— Операцию помню. Мне что вырезали из верхнего века. Но это я запомнила из рассказов отца и тети Клаудии. А что было дальше?

— А дальше, я вытащила тебя среди ночи из кровати и мы сбежали из дома. Я украла у отца деньги и повела тебя на станцию. По дороге я потеряла деньги, когда мы бежали через поле. А еще из-за меня у тебя на руке этот маленький шрам. Ты упала и порезалась. Я не знала, что дальше делать и мы вернулись домой.

— Вот это да! — тихо прошептала Лара, выпучив глаза на тетушку. — И действительно несносная.

Виктория мельком глянула на племянницу и вернула взгляд на сестру:

— Теперь ты понимаешь? Если ты этого не помнишь, а отец подробностей не знал! Как Лара об этом узнала?

— Понятия не имею, — Мария сидела в задумчивости.

— Может с молоком матери? — шопотом произнесла Лара.

— Лара! Не до шуток сейчас, — строгий голос матери прозвучал убедительно.

— Ладно. Молчу.

— Ну, что Виктория, поедем обратно или доедем доверху? — поинтересовалась Мария.

— Доедем конечно! Тут не много осталось.

Остаток пути прошел в тишине. Даже из динамиков больше не доносились голоса. Все погрузились в свои мысли. Снова было слышно лишь шелест трав на ветру и тихое шуршание колес по дороге. Машина белым не естественным для здешней природы цветом, ползла по серому извивающемуся телу серпантина.