Возможны варианты

Ирина Мясникова, 2011

Надя Давыдова рано научилась самостоятельно устраиваться в жизни. Успешно учась в институте, она умудрялась заниматься в театральной студии и даже зарабатывать кое-какие деньги. Потом родился сын Степка, и появилось прибыльное дело. Не везло Наде только с мужчинами. Один оказался меломаном-алкоголиком, другой – маменькиным сынком, третий был связан с криминалом. Несмотря на то, что Надя привыкла всегда полагаться только на себя, иногда ей не хватало надежного мужского плеча. Но есть ли в мире такой сильный мужчина, который сможет стать ей поддержкой и опорой?

Макс и Стас. Вариант второй

Когда у них с Шестопаловым в баре закончилось спиртное, они оба очень удивились. Так увлеклись своей бойкой торговлей, так радовались, что даже не заметили, как портвейн, продаваемый под видом яблочного сока, закончился. Вскоре подошла к концу и водка, которую Игорь мешал с томатным соком. Староста Титов срочно организовал гонцов в магазин, уж чего-чего, а денег теперь хватало с избытком. Это перед дискотекой они сбрасывались всей группой, собирали с миру по нитке. Давыдова все строго фиксировала в отдельной тетрадке. Планировалось полученный доход распределить четко в соответствии с вложенными средствами. На тот момент, когда спиртное закончилось, доход составлял уже два рубля на рубль вложений. Такую бы дискотеку да каждый месяц устраивать, а лучше раз в неделю.

— Когда вырасту, обязательно в бар работать устроюсь! — мечтал усталый Шестопалов, изнутри привалившись головой к стойке бара.

— Кто ж тебя туда возьмет, там после кулинарного техникума целая очередь стоит, — со знанием дела прокомментировала Давыдова и тут же вспомнила маму с рассказом про воротничок и город Замухинск.

— Ну, тогда свой подпольный бар открою, — не сдавался Шестопалов.

— Ага! А милиция на что? Повяжут тебя, Игорек, и отправят в Сибирь.

— Испугала! Я сам оттуда. Из самого центрального сибирского Замухинска. — В голосе Шестопалова сквозила гордость.

— А газета «Вперед!» у вас там есть?

— А как же! И «Вперед!», и «Замухинская правда», у нас даже свой краевой театр драмы есть!

— Знаю. С примой Загоруйко.

— Откуда знаешь?

— Мама рассказывала.

— А! — кивнул Шестопалов, как будто сказанное Давыдовой все объясняло. Действительно, уж если мама сказала, то против этого не попрешь. — Шла бы ты, хоть сплясала, что ли? Пока ребята за водкой бегают. Ты ж вон уже извертелась вся за стойкой. Беги давай.

Давыдова сдала выручку Титову и поскакала в темноту, которую прорезали вспышки лазеров, выхватывая сосредоточенные лица танцующих. Только она завертелась и задергалась в общем ритме, как рядом с ней как грибы выросли два совершенно замечательных парня. Один был чернявый, с яркими зелеными глазами, его длинные волосы были забраны на затылке в хвост. Одет он был в джинсы и модный нейлоновый свитер, который в лазерных вспышках переливался, как ртутный. Второй имел глаза синие и абсолютно белые волосы. Волосы были распущены и струились чуть ли не до самых лопаток этого красавца.

— Макс! — представился зеленоглазый, стукнув себя кулаком в грудь.

Давыдова сразу же окрестила его Чингачгуком.

— А это Стас! — Тут он стукнул кулаком в грудь беловолосого, который сильно смахивал на настоящего викинга.

Давыдова сразу представила его на корабле с развевающимися на ветру волосами. Жуть, до чего красиво!

— Надя! — в ответ представилась Давыдова и сделала книксен.

Зеленоглазый Макс заржал. У Стаса на лице не дрогнул ни один мускул. Давыдова с большим удовольствием подрыгалась с парнями, а потом махнула рукой в сторону барной стойки, извинилась и сказала, что ей пора. Шестопалов с Титовым возвращению Давыдовой явно обрадовались. Выпивка подоспела, Титов с деньгами путался, а Шестопалов все время вылезал из-за стойки, чтобы поглядеть, с кем там Давыдова зависла.

Надя отобрала у Титова деньги, быстро пересчитала их и записала в тетрадь. Шестопалов заглянул к ней через плечо и крякнул от удовольствия.

— Да, Надюшка, у тебя на халяву не проскочишь, полный ажЮр с абажЮром.

— Сам ты ажЮр! — засмеялась Давыдова. — Это ж казенные деньги, в смысле общественные, они любят счет и порядок.

В этот момент к стойке подкатились Макс со Стасом.

— Ну, что у вас тут наливают дископлясам? — поинтересовался Макс.

— Лимонад «Колокольчик»! — строго ответил Шестопалов, выпрыгивая из-под стойки.

— О! А ты кто же такой, мальчик? Уж не известный ли проказник Буратино, который впарил нашему физику томатного сока, нагло разбавленного водкой? — Макс веселился вовсю, и Давыдова не могла удержаться от смеха.

— А кто интересуется? Уж не народный ли контроль? — в тон ему ответил Шестопалов, рожа которого уже тоже сама собой расплывалась в улыбке.

— Нет, народные массы ликуют! А вот профессорско-преподавательский состав в недоумении, почему налили только физику? Мы передовой отряд со старших курсов. Посредники, так сказать. Требуем равноправия и «Кровавой Мэри» для всех! Надеюсь, вы «Колокольчик» с водкой не мешаете?

— Да никогда! Как вы могли подумать! — оскорбился Шестопалов. — Хотите «Мэри» или вам налить портвейну?

— Нам «Мэри». А каков ваш ценник?

Давыдова придвинула к носу Макса ценник на томатный сок.

— Ох, ну и ни фига! — воскликнул Макс.

— Чегой-то — ни фига? — поинтересовалась Давыдова. — А сервис, а доставка?

— Берем, берем, не спорим ни минуты! — Макс протянул Давыдовой деньги.

Шестопалов нырнул под стойку и выставил два бумажных стаканчика.

Макс попробовал изготовленную Шестопаловым смесь, причмокнул губами и сказал:

— Однако хорошо! Это у вас не томатный сок с водкой, а водка с томатным соком.

— Дык стараемся! — ответил Шестопалов.

— Я вижу вы, Надежда, в надежных руках, — сказал Макс, — тем не менее мы со Стасом после окончания этого безобразия вас будем провожать до дому. Правда, Стас?

Стас взял свой бумажный стаканчик, залпом выпил, крякнул, облизал красные усы от томатного сока и значительно произнес:

— А как же!

Шестопалов из-под барной стойки свирепо завращал глазами и дернул Надю за джинсы.

— Отлично! — сказала Давыдова, не замечая шестопаловских знаков.

Ребята отправились обратно в толпу танцующих.

— Ну что? — строго спросила она Шестопалова, когда они ушли.

— Ты, Надь, того-этого, осторожней! Ребята-то незнакомые. Опасно вечером с такими ходить.

— Ага! А одной по нашему пустырю от метро идти не опасно?

— Ну, мы б с Титовым тебя проводили.

— Поздно, батенька! Вы ж не сказали ничего, а я уже с людьми договорилась.

— Хорошо, но я их на всякий случай запомню.

— Запомни, запомни, тем более что они оба такие запоминающиеся.

— Да уж! Красавцы, не то что мы с Титовым, — согласился Шестопалов и погладил себя по круглому животу.

С тех пор эти красавцы окружали Надю Давыдову всегда и везде. Обычно они встречались во время большого перерыва. В этот момент центральная лестница института напоминала большой улей. Там назначались все встречи, именуемые почему-то «стрелками», продавались и покупались различные иностранные шмотки, сигареты и прочая продукция загнивающего западного капитализма. Этакий филиал Невской линии галереи Большого Гостиного Двора, из которой потом вышли многие питерские предприниматели и криминальные авторитеты. В электротехническом институте, конечно, имелись и свои авторитеты, которые назывались «борцы». Учились они в институте по спортивной линии, занимались своей борьбой в соответствующей секции и попутно регулировали и утрясали различные неурядицы, то и дело возникающие в процессе спекулятивной торговли на центральной лестнице. То есть в бизнесе, который вертелся в электротехническом институте, царил мир, покой и порядок. Тем более что сотрудники соответствующих органов свободного прохода в институт не имели.

Надя быстро поняла, что Макс со Стасом имеют к этой лестничной торговле непосредственное отношение. Только Макс все время что-то там продавал, а Стас покупал. В основном музыкальную аппаратуру и пластинки. Давыдова, конечно, никогда не спрашивала, откуда у Стаса деньги на такие дорогие вещи. Дело в том, что Стас наличие у него денег никогда не афишировал. Деньги на разные коллективные мероприятия обычно водились у Макса. Он всегда за всех платил и всех угощал. Потом выяснилось, что родители Стаса ни в чем своему ребенку не отказывают и снабжают того деньгами просто в неограниченном количестве. Отец Стаса работал какой-то важной шишкой. Макс же, наоборот, рос без отца и жил вместе с мамой. Маму он очень любил и слушался беспрекословно. Деньги Макс добывал себе сам, занимаясь разной мелкой спекуляцией.

Родители Давыдовой сначала смеялись по поводу Макса и Стаса, которые всегда появлялись в их доме только вдвоем, и называли их «двое из ларца — одинаковы с лица». Потом родители сделали строгий вид, посмотрели на Надю поверх очков и велели уже определиться, который из этих красавцев ей больше нравится. Наде вроде бы больше нравился Стас. Он был вопиюще красив со своими белоснежными волосами и ярко-синими глазами, да еще так выносливо терпел, когда она ему на танцах оттаптывала ноги. Плюс к этому его загадочная молчаливость. Однако именно эта молчаливость вдруг непонятным образом начала раздражать Давыдову. Какой-то он все-таки был странный и безэмоциональный, что ли. Было непонятно, что там у него в голове. А лучший друг Давыдовой Шестопалов даже высказал предположение, что у Стаса заморожен мозг, от этого глаза такие сине-голубые, как лед, а волосы все белые, потому что в инее. Шестопалов вообще ребят недолюбливал, особенно Стаса. Ревновал, наверное, по-дружески. И неизвестно, сколько бы эти коллективные ухаживания еще продолжались, если бы Макс не сломал ногу. Прямо в непосредственной близости от Надиной парадной. Пришлось просить папу идти в гараж за «москвичом», чтобы отвезти Макса в травматологический пункт. Всю дорогу, несмотря на сломанную ногу, Макс смеялся над собой и вообще проявлял чудеса терпения и выдержки. Ни разу не пикнул, чем очень понравился папе. Надя хоть и хохотала над шутами Макса, но очень переживала за него. Стас, по своему обыкновению, молчал.

«Может быть, и правда, у него мозг заморожен, и он, как Кай из «Снежной королевы», занят сложением в уме слова «Вечность»?» — думала Давыдова, исподтишка поглядывая на Стаса.

В травматологическом пункте объявили, что у Макса сложный перелом, ему наложили гипс и велели провести в кровати не менее месяца. Давыдова вместе со Стасом стали навещать Макса. Привозили ему апельсины и сигареты. Потом Стас провожал Давыдову домой. Всю дорогу от дома Макса до дома Давыдовой Стас загадочно молчал. Это почему-то все больше и больше стало раздражать Давыдову. Особенно на фоне веселой, жизнерадостной атмосферы, которая царила в доме у Макса. Дорога до дому в сопровождении Стаса стала для Давыдовой настоящей пыткой. А когда Стас вдруг решил поцеловать ее на прощание у дверей квартиры, Давыдова и вовсе разозлилась:

— Стас! Ты сдурел совсем? Макс в гипсе лежит, а ты целоваться лезешь!

Стас, по своему обыкновению, промолчал, а Давыдова на следующий день поехала к Максу одна.

— А где же наш могучий Вяйнемяйнен? — удивился Макс, прискакавший на одной ноге, чтобы открыть ей дверь.

— Да ну его! Молчит как рыба об лед. Я соскучилась. — Давыдова имела в виду, что соскучилась с молчаливым Стасом.

— Я тоже! — обрадованно завопил Макс, схватил Давыдову в охапку и поцеловал.

— Дурак! Я не по тебе соскучилась, а со Стасом. — Давыдова с трудом выпуталась из рук Макса. — Будешь приставать, вторую ногу тебе сломаю!

На самом деле целоваться с Максом ей очень даже понравилось, но для порядка необходимо было поворчать.

— Какая же ты, Надька, свирепая! Ни стыда ни совести у тебя нет, никакого сочувствия к больному человеку. Нет чтобы сидеть у кровати и нежно за руку держать, так она, сапоги не снявши, норовит человека угробить окончательно! — запричитал Макс и запрыгал в сторону кухни. — Мало того что мне на джинсах одну штанину порезали, так она на вторую нацелилась! Ты хоть знаешь, злобная девочка, сколько нынче джинсы стоят?

Давыдова не могла долго злиться на Макса, она сняла сапоги и поскакала на одной ноге следом за ним.

— Издеваешься? — спросил Макс, усаживаясь на табуретку.

— Нет, сочувствую на деле.

— Ну, тогда хоть кофе свари, что ли.

Давыдова сварила кофе, и они пили его, закусывая конфетами «подушечки». В это время раздался звонок в дверь.

— Наверное, это Стас, — предположил Макс.

— Сейчас открою. — Давыдова вскочила со своей табуретки.

— Погоди! Вот он сейчас придет, будет глядеть немым укором. Давай я тебя сначала поцелую, немножко, чуть-чуть, а потом мы ему уже дверь откроем? А? — Макс посмотрел на Давыдову жалостно, но на всякий случай вторую ногу подобрал под табуретку.

— Хорошо, чуть-чуть и быстро, а то он заподозрит неладное! — смилостивилась Давыдова.

Макс радостно подскочил и нежно поцеловал Давыдову. Поцелуй получился хороший, но совсем не такой, которого она ожидала. Надя посмотрела на хитрую рожу Макса, взяла его за голову, притянула к себе и поцеловала от всей души. Макс вцепился в нее обеими руками, потерял равновесие, и они чуть не повалились на пол.

— Ну тебя, Макс, по всему видать, тебе одному неохота с гипсом валяться, ты всех за компанию увалить пытаешься. — Давыдова оторвалась от Макса, ухватилась за стенку и, с трудом удержав равновесие, пошла открывать. Макс плюхнулся на свою табуретку.

За дверью Стаса не оказалось, там стоял небритый мужик. Он чего-то бубнил про раковину. Выяснилось, что это водопроводчик, которого вызвала мама Макса. Давыдова засобиралась и поехала домой.

У дома ее ждал Стас. Было холодно, шел небольшой снежок, однако куртка у Стаса была распахнута, а белые волосы развевались на ветру. Шапок Стас не носил. Картина была очень красивая, как в иностранном кино. Стас заглянул своими льдистыми глазами в шоколадные глаза Давыдовой и многозначительно сказал:

— Все понял, не дурак!

Потом он повернулся и пошел со своими развевающимися волосами в сторону метро. У Давыдовой было ощущение, будто сердце ее превратилось в ледышку и соскользнуло куда-то вниз, прямо в пятки. Ей вдруг стало безумно жаль Стаса, Макса, себя и всех людей на планете Земля. Давыдова заплакала и пошла домой. Дома ее ждала бабушка, которая сообщила, что два раза приходил снежный человек, а телефон оборвал тот, который «в жопе гвоздь». Так бабушка почему-то прозвала Макса. Давыдова некоторое время постояла у окна, глядя на падающий снег, а потом набрала телефон Макса.

— Надька, слушай, у тебя там наверняка ведь Вяйнемяйнен под дверью дежурил? — спросил Макс сразу же, как только взял трубку.

— Точно, — ответила Давыдова с болью в голосе. Если бы Макс сейчас вдруг стал насмехаться над Стасом, она бы сразу повесила трубку.

— Надь! Я вот что подумал, выходи за меня замуж!

— Ты серьезно? — Давыдова очень удивилась.

— Я очень серьезно! Я вдруг почувствовал, что если этого не сделаю, то Вяйнемяйнен воспользуется моим ранением и тебя у меня уведет. Так что давай. Решайся.

— А ты у мамы разрешения спросил?

— Давыдова! Я тебе уже говорил, что ты злобная мегера?

— Макс, не обижайся. Просто я знаю, как ты маму любишь и во всем с ней советуешься. Ничего в этом плохого, кстати, нет. Я вот тоже с родителями советуюсь. Иногда.

— С мамой я действительно советовался, а не разрешения спрашивал. Причем еще вчера.

— Ну, если с мамой согласовал, тогда это и вправду серьезно, — многозначительно сказала Давыдова.

— Надька! Ты пользуешься моей неподвижностью. Ох и накостылял бы я тебе!

— Кстати, о костылях! Знаешь, Макс, я вот тут подумала: как ты на костылях жениться-то будешь?

— Легко и просто. Гипс у меня снимут к тому моменту. Я даже штаны зашью, обещаю, что в рваных джинсах жениться не пойду.

— А ты меня любишь-то хоть? — поинтересовалась озадаченная таким поворотом событий Давыдова.

— Дура! Конечно, люблю, чего бы я тогда жениться побежал?

— Ну, не знаю! Разные бывают у людей поводы. Беременность, например.

— Ты, что ли, беременна? — удивился Макс.

— Я нет.

— Так и я вроде тоже нет.

— Хорошо. Правильно ли я поняла, что ты хочешь на мне жениться не потому, что находишься в интересном положении, и не для того, чтобы я за тобой, одноногим, ухаживала, стакан воды подавала и всякое такое прочее. А хочешь ты жениться, потому что любишь меня со страшной силой?

— Надька, хорош издеваться. Я тебя замуж зову, а ты хихикаешь.

— Ну не плакать же мне! Я ж радуюсь, но мне необходимо все-таки досконально прояснить ситуацию. Дело-то серьезное. В принципе я, конечно, согласна. Замуж — это сейчас актуально. Все кругом женятся. Даже Шестопалов нацелился.

— Какой такой Шестопалов? Буратино, что ли?

— Он самый. Короче, жених, когда свадьба? Мне ж родителей вроде позвать надо. Ты-то свою маму уже позвал.

— Я предлагаю так. Завтра ты приезжаешь ко мне, я к этому моменту уже вызываю такси. Грузимся с костылями и едем подавать заявление. У мамы во дворце на набережной Красного Флота знакомая работает. Она нас будет ждать в два часа. Примет заявление, ускорит процесс, и через месяц мы будем женатики. Гы-гы-гы!

— Гы-гы-гы! Даже жениться по блату будем! Хорошо. По рукам.

— Ура!

— Макс, я вот еще чем интересуюсь. Правильно ли я поняла, что свадьба наша будет происходить не в простом ЗАГСе, а во Дворце бракосочетаний на набережной Красного Флота?

— Ага. У мамы же там знакомая работает!

— Это понятно. Но если свадьба во дворце, значит, надо платье белое, фату и прочие фигли-мигли?

— Конечно.

— Тогда я тебя попрошу об одной очень важной вещи.

— Проси чего хочешь.

— Можно обойтись без поездки по нашим местным достопримечательностям, которые мы с тобой и так хорошо знаем, и без пупса на капоте?

— Легко. Мне этот пупс самому кажется намеком на человеческие жертвоприношения.

— А вот шарики надувные можно использовать в неограниченном количестве.

Через месяц Надя Давыдова вышла замуж за Макса. Оказалось, что Макс очень нравился Надиным родителям. После того, как Давыдова сообщила им, что сделала выбор и решила выйти замуж за Макса, они, по своему обыкновению, поглядели на нее поверх очков.

— Слава богу! — сказала мама.

— Я больше всего боялся, что ты за этого замороженного снежного человека выскочишь! — заметил отец.

— Поживем — увидим! — Так отреагировала мама Макса.

Свекровь приложила уйму усилий, чтобы перевести Макса из электротехнического института в финансовый. Макс перешел и обзавелся там новыми друзьями. Люди эти были слегка постарше Нади и Макса, они собирались не только для того, чтобы выпить водки и закусить селедкой под шубой, а рассуждали на темы экономики, читали переводную литературу и говорили о скором экономическом банкротстве Советского Союза. Более того, они даже строили планы и модели плавного перехода от социализма к капитализму. Давыдова слушала их открыв рот, а Макс говорил, что в совке все равно ничего путного не будет. Он воспользовался новыми возможностями и завязал отношения с иностранцами, которые учились в финансовом. Те поставляли ему иностранную технику и шмотки. Все это он спокойно перепродавал в электротехническом. В результате этих манипуляций жили они с Давыдовой вполне припеваючи. Даже купили кооперативную квартиру.

К окончанию института Давыдова уже была беременна. Макс радовался и сообщал всем, что там, в животе у Давыдовой, растет девочка по имени Ольга. Давыдова с ним не спорила, она твердо знала, что изнутри ее пихает пятками настоящий мужчина по имени Степан.

Степка родился вскоре после защиты диплома. Свекровь влюбилась в него с первого взгляда и стала гостить у молодых родителей при каждом удобном случае. Давыдова не возражала. Свекровь оказалась нормальной теткой, и они с Давыдовой по-настоящему подружились, особенно на почве любви к этим двоим, Максу и Степке. К этому моменту Макс уже закончил институт и работал в отделе по борьбе с расхитителями социалистической собственности. Эта борьба давала Максу удостоверение, которое позволяло беспрепятственно проходить в места, где обитали иностранцы, снабжающие Макса необходимыми товарами. Давыдову свекровь устроила в проектный институт.

Конец ознакомительного фрагмента.