Дрянь такая!

Ирина Мельникова

Можно ли увлечься дворником, если муж сбежал с любовницей?.. Собирая в командировку любимого супруга Сергея, Аня нашла в карманах его пиджака очень интересные предметы: упаковку презервативов и фантик с отпечатком губ. А в запертом ящике стола обнаружилась записка: «Я беременна»… Сердце разрывалось, но Аня сдержалась, попрощалась с муженьком как ни в чем не бывало. А сама села в машину и решила проследить за ним. И не ошиблась в своих подозрениях: вместо того, чтобы улететь в командировку, Сергей заехал за девицей с ребенком и исчез с ними в неизвестном направлении… На следующий день Аня решила побольше узнать о разлучнице и приехала к ее дому. Там женщину уже поджидали какие-то темные личности… Спас ее странный дворник Александр – Аня понравилась ему с первого взгляда. Он даже решил помочь ей найти Сергея. И заодно выяснить, что за типы так настойчиво добивались ее любви…

Глава 4

Надо бы сходить на огородик и нарвать свежей зелени. Я выглянула в окно. Татьяны не видно. Я вспомнила, что за собственными переживаниями совсем забыла о ребенке. Но с голоду она не умрет, Римма в любом случае заставит ее пообедать. Впрочем, если она с Мишей, то с едой вообще проблем не будет. Танька готова съесть слона, если Миша попросит. Чтобы попасть в огород, надо выйти из дома, а мне этого страшно не хотелось, здесь мой бастион, мой редут. И мне казалось, что стоит покинуть его, как вокруг сразу соберется толпа. Все будут показывать на меня пальцем и шептаться: «Вот она! Она! Та, которой изменяет муж!»

Я открыла окно и облокотилась на подоконник. Внизу раскинулись мои роскошные клумбы, вовсю зеленели газоны. Благоухали цветы, над ними сновали пчелы, бабочки, стрекозы. В ближнем лесу стучал по дереву дятел. Мир не перевернулся, и все находилось на своих местах — кирпичный забор и стальные ворота, затянутая хмелем беседка, где мы любим по вечерам пить чай всей семьей, синий велосипед дочери, а рядом — сверкающий деталями Мишин спортивный красавец. Вероятно, они снова собрались на рыбалку.

Тут я увидела прислоненный к крыльцу чехол со спиннингом и удочками, лежавший рядом мешок с резиновой лодкой и поняла, что моя догадка верна. Значит, до ужина наших детей можно не ждать. У всех свои дела, свои заботы, и только я стою здесь одна, стою на трещине, которая расколола мою жизнь на две неравные половинки.

Мне стало нестерпимо жалко себя. И, видимо, эта непомерная жалость отрезвила меня окончательно. Я представила себя со стороны. Растрепанная, с заплаканными глазами, я рву на себе волосы, катаюсь по полу. Словом, веду себя как героиня дурацкого телесериала. Обычно они так и начинаются — с глупого недоразумения, которое любой идиот разведет одним пальцем.

Затем на протяжении десятка недель и сотни часов эфирного времени герои грызутся между собой, строят козни и орут друг на друга, вместо того чтобы спокойно обсудить свои проблемы, как взрослые разумные люди. Но буквально в последние пять минут они договариваются, все разъясняется и благополучно заканчивается, а на экране появляется очередной рекламный ролик. Как все смешно и нелепо. И я хочу опуститься до подобного непотребства? Нет, все, что нужно, — это предъявить Сергею, когда он вернется домой, презерватив и шоколадную обертку. А ключи я ему покажу напоследок, чтобы навсегда поставить точку в этом вранье.

Дальние горы и близкий лес вдруг подернулись серой пеленой и, дрогнув, поплыли у меня перед глазами, а содержимое желудка подступило к горлу. Только теперь я осознала, что несколько секунд не дышу. Я втянула полной грудью свежий после дождя воздух и ощутила, как в ушах застучала кровь.

«Думай! Прекрати паниковать!» — приказала я себе. Кое-что я могу сделать немедленно — например, не позволить вновь обмануть себя. Уже завтра я подам на развод. Я кивнула собственным мыслям и тут же почувствовала себя полнейшей дурой оттого, что стою в одиночестве на кухне и киваю самой себе.

Но я так и не решилась сходить за зеленью. Что ж, иногда я позволяю себе схалтурить. Раньше — по причине чрезмерной занятости, сегодня — из-за растрепанных чувств. В холодильнике хранится несколько упаковок замороженных овощных смесей и грибов, можно приготовить овощное рагу. А если еще стушить мясо… М-м-м! Пальчики оближешь! Нет, что бы ни случилось, Сережа должен понять, что в этом доме его кормят, как нигде в мире.

Я решительно подступила к мясу, но оно до сих пор напоминало по твердости булыжник и лишь слегка подтаяло по краям. Я швырнула его на разделочную доску. Но оно отлетело в сторону и заскользило по пластику кухонного стола, норовя свалиться на пол. Я вовремя его подхватила и критически оглядела со всех сторон.

Ну и что дальше? Как его быстро разморозить? Микроволновка сломана. Женщина с чувствительной душой непременно усмотрела бы в этом событии перст судьбы. К счастью, я никогда не страдала излишней чувствительностью. И с куском мяса справлюсь непременно.

Я попыталась отрезать кусочек, но чуть не сломала нож. Тогда я открыла ящик стола и вынула оттуда огромный разделочный тесак. Мясо лежало на столе, холодное и неприступное. Я примерилась к нему, размахнулась и попыталась сильным ударом вогнать тесак в кусок мяса, но лезвие соскользнуло, оставив на пластиковом покрытии стола глубокую царапину. Боже! Этого еще не хватало! Я провела пальцем по царапине. Придется менять пластик. Хотя почему это меня волнует? После объяснения с Сергеем я перееду к маме, вернусь в газету, меня там возьмут с распростертыми объятиями. А эта царапина пусть остается на память Сергею. Только заживет ли царапина в моем сердце?

Я стояла, тупо смотрела на кусок мяса и сжимала в руках тяжелый тесак. И думала про эту девицу. Кто она? Та, что разбила мою семью? Новая секретарша Сергея? Или какая-нибудь девка из боулинг-клуба, куда он забегает иногда по вечерам? Кто-нибудь из партнеров, вернее, партнерш, с которыми он часто встречается? Или примитивная танцовщица ночного клуба? Только теперь я поняла, что слишком мало знаю о той жизни, которую вел Сережа вне дома. Ведь я ему так доверяла! И все его сотрудницы были для меня на одно лицо, пока я не обнаружила эту проклятую обертку с отпечатками губ.

Впрочем, что мне за дело, с кем он мне изменил, кто она и когда это случилось?

Я навалилась на тесак, чтобы он глубже вонзился в мясо. Если это случилось однажды, какая разница, с кем он переспал. Главное, Сережа предал меня, он виноват передо мной. И перед Таней. Господи, как я скажу ей, что ухожу от ее отца?

Я приподняла кусок мяса с застрявшим в нем тесаком и снова опустила его на стол. Гори все ясным пламенем. Сейчас я пойду к Римме и сообщу ей это сногсшибательное известие, и мы вместе решим, что нам делать дальше…

И тут раздался звонок в дверь. И одновременно с ним зазвонил телефон. Я бросилась в прихожую. Нет, только не Сережа, только не Сережа… Я не смогу разговаривать с ним как прежде, и он сразу поймет, что что-то не так, и примчится домой. А я еще не готова, мне надо посоветоваться с Риммой и, может быть, с Людмилой. Она разводилась три раза, у нее богатый опыт…

Я подняла трубку. К счастью, звонила Римма. И голос ее был веселым.

— Эй, мать, — сказала она, — дуй сюда! Будем пробовать блюда для гостей. Всего понемножку, но блюд прорва, поэтому хватит всем! И выпить найдется.

Выпить? Конечно, выпить. Совсем немного, чтобы собрать в кулак раздрызганные нервы и чувства.

— Бегу! Бегу! — ответила я весело.

И в этот момент звонок в дверь повторился. Я крикнула:

— Иду! — а в трубку сказала: — Кто-то звонит в дверь. Пойду открою.

— Какой-то мужик стоит у тебя на крыльце, — сообщила мне Римма. Я совсем забыла, что ее окно выходит во двор. — Здоровый, высокий. Волосы длинные, стянуты резинкой. Ты знаешь, кто это? Может, послать Мишу? Пока не пускай его в дом, поговори с ним через дверь. Я подожду у телефона, пока ты выяснишь, что ему нужно.

— Кажется, я знаю, кто это. Ко мне обещался заехать в гости бывший одноклассник. Но я не ожидала его так скоро. Все в порядке, — сказала я. — Пойду открою. Целую. — Я повесила трубку и вдруг подумала — если я открою сейчас дверь, а там затаился маньяк-убийца? Он меня прикончит, а потом Римме придется объясняться со следователем: «Я говорила ей, не вешай трубку, но она не послушалась». Соседи со смаком примутся обсуждать подробности и злословить по поводу моей непроходимой глупости. Обычно людская молва преследует человека даже после смерти, и, возможно, я, собираясь открыть дверь незнакомцу, делаю к этому первый шаг. Но зато у капитана Симакина наконец-то появится работа.

И хотя я сказала Римме про одноклассника, мне совсем не хотелось видеть Клима Ворошилова, особенно сейчас. Всякий раз, когда у меня возникают неприятности, каковыми я считаю размолвки с Сережей, Клим, словно поплавок, неизменно выныривает из глубин моей памяти. «Все могло кончиться хуже некуда, — успокаивала я себя. — Я могла выйти замуж за Клима Ворошилова». Но если забыть о том, что мое нынешнее положение тоже хуже некуда, то он не такое уж неприятное воспоминание. К тому же за десять лет, миновавших с того дня, когда он, по сути, изнасиловал меня в своем гостиничном номере, он вполне мог исправиться. И если ласковый и милый Сережа оказался негодяем, то почему бы Климу не стать приличным человеком?

Третий звонок прозвучал негодующе, и я, не спрашивая, кто там, распахнула дверь.

Что ж, другого просто не могло быть. На залитом солнцем крыльце стоял Клим Ворошилов. И он вновь вторгся в мою жизнь по воле моей первой учительницы и злодейки судьбы. Он выглядел прекрасно, невзирая на десять прошедших лет.

Клим весело сказал:

— Привет, Аня, — словно мы вчера с ним расстались.

Сейчас ему, как и мне, тридцать четыре. И при взгляде на него, нынешнего, мне пришлось внести существенные поправки в свои воспоминания о том, каким он выглядел в двадцать четыре года. Клим подрос, плечи под синей джинсовой рубашкой стали еще шире, но темные волосы были так же густы и собраны сзади в хвостик, брови по-прежнему сходились на переносице, отчего казалось, что он всегда смотрит исподлобья. Все те же жгучие темные глаза и широкая детская улыбка.

— Я не вовремя? Но Галина Филипповна сказала, что ты не работаешь и всегда дома. И еще она сказала, что я в любой момент могу заскочить к тебе в гости. — Клим говорил все это веселым, легкомысленным тоном, и ухмылка его никуда не девалась, но глаза смотрели настороженно. Понятно! Боится получить еще одну оплеуху, которую я закатила ему после того вечера в гостинице?

Но я теперь замужняя дама, и с какой стати ему копить обиды в течение десяти лет? Я молчала, не зная, что сказать. Клим отступил на шаг и нахмурился. «А почему бы нет? — подумала я. — Почему бы не пригласить его в дом?» И все же что-то удерживало меня на пороге. Я цеплялась за ручку двери, как утопающий за соломинку, и не сводила с него глаз. Со стороны это, наверное, смотрелось забавно, если бы не было так серьезно для меня.

Клим нагнул голову, впился взглядом в мое лицо и на минуту стал похож на подростка, неуверенного в себе и оттого вдвойне опасного. И тут я вспомнила, что Клим бывал особенно страшен, когда выглядел таким вот беззащитным, хотя это случалось очень редко. Судя по тому, как разворачивались сегодняшние события, ухажер, которому я в свое время дала отставку, вполне мог явиться ко мне с гранатой в кармане.

— Что, скверный выдался денек? — спросил он.

Только этого мне не хватало. Даже Клим, который ни сном ни духом не ведает о моих неприятностях, прочитал все на моем лице. Я сердито посмотрела на незваного гостя.

— С чего ты взял?

Клим указал на мою правую руку:

— У тебя нож. И хмурое лицо.

Я опустила глаза и увидела, что мои пальцы все еще сжимают ручку тесака.

— Я готовлю мясо, — сообщила я.

Клим кивнул, но взгляд его от этого не стал добродушнее.

— Ага. Все ясно, — сказал он. — Но ты разве не пригласишь меня попить чаю?

Я не поверила своим ушам. Еще час назад жизнь казалась мне безоблачной, и вот теперь я разговариваю с Климом Ворошиловым, которого до сегодняшнего дня считала своим самым большим беспокойством в жизни. Но мой ненаглядный муж сегодня резко вырвался вперед, обойдя Клима сразу на несколько позиций.

— Галина Филипповна предупредила меня о том, что ты вот-вот заявишься, но я почему-то не поверила.

Клим не спускал взгляда с тесака, вероятно, побаивался, что на этот раз я ему отрублю голову. Но на последней фразе поднял взгляд и посмотрел мне в глаза.

— Придется поверить. Так как насчет попить чайку?

Чтоб его черти взяли! Я махнула рукой, отгоняя надоедливую муху. Кажется, скоро зарядит дождь, оттого мухи так и липнут ко всему живому и теплому.

— Послушай, Клим, сейчас я очень занята…

И тут он молниеносно выхватил у меня тесак. Я вскрикнула от неожиданности и уставилась на свою опустевшую ладонь.

— Не обижайся, Аня, но мне показалось, что ты готова оттяпать мне башку. — Клим сбежал с крыльца и всадил тесак по самую ручку в цветочную клумбу у ступеней. Двигался он легко и свободно, только джинсы у него были, как бы это деликатнее сказать… Судя по всему, он щеголял в них с того момента, как мы расстались, лет десять, если не больше. Я хорошо помню, во что он был одет в тот злополучный день в той злополучной гостинице: синие джинсы и белая футболка…

Но сегодня его джинсы основательно поистерлись на швах, да и рубаха выглядит не лучшим образом, вся в грязных пятнах — то ли ронял на нее ветчину, то ли пролил солярку.

Но надо было принимать решение. Клим поднялся на крыльцо и вновь улыбнулся, и я готова поклясться, что на его лице играла та самая улыбка, которую я помнила со школы, — радостная и одновременно сулящая всяческие неприятности. И как я ни противилась, как ни ругала себя, я все же не смогла устоять. Когда-то меня чуть не сгубило подобное легкомыслие.

Но есть мужчины, в присутствии которых моментально забываешь, о чем тебя предупреждала мама и беспокоились строгие учителя в школе. Одним словом, я на все плюнула с гигантской секвойи, как пишет моя любимая писательница Екатерина Вильмонт, и свернула боевые знамена перед его улыбкой. Что ни говори, но в облике этого негодяя есть та самая чертовщинка, которая заставляет людей улыбаться в ответ, даже в том случае, когда они четко понимают, что этого не следует делать. Ни в коем разе! Ни при каких обстоятельствах!

Да, я не сумела остаться холодной и неприступной, но зато я сумела перевести дух, и в ту же секунду ослабло напряжение, сковавшее мне шею.

— Прости, Клим. У меня действительно выдался пакостный денек.

Он кивнул, дружески и сочувственно, а я вдруг вспомнила, что заставило меня прийти к нему в гостиницу десять лет назад. Отнюдь не красивая форма…

— Это оттого, что ты не работаешь, — заявил Клим. — В газете ты была в центре всех событий. Ты привыкла к этому ритму. Ты не находишь выхода своей энергии. Вот поэтому все кажется тебе скверным.

Я с удивлением посмотрела на него. Где он так насобачился говорить? И проповедовать прописные истины, которые мне давно и хорошо известны? Но он не знает об одном. Я совсем не скучаю по газете. До сегодняшнего дня я была очень счастлива тем, что облегчаю жизнь своим домашним, ухаживаю за ними, кормлю, успокаиваю, воспитываю, иногда сержусь, иногда ругаю, и это все называлось любовью. И разве я могла променять ее на то, чтобы находиться в гуще чужих событий. Событий для меня и в собственном доме хватало. Только я не предполагала, что все это так быстро закончится. А в начале и в конце этой цепочки — Клим. Как гвоздь в сапоге, как заноза в пятке, как парные кавычки в начале и в конце фразы «моя счастливая семейная жизнь».

— Кстати, ты прекрасно выглядишь!

До меня с трудом дошло, что Клим делает мне комплимент.

Я бросила взгляд на свою выглядывавшую из-под жилета, замызганную на животе футболку.

— Ты хочешь мне польстить? Напрасно! Я не поддаюсь на дешевую лесть.

В этом месте полагалось развернуться и уйти, но я стояла на пороге как приклеенная. В ином случае я бы почувствовала неловкость. Грубить гостям, даже незваным, я отучилась в далеком детстве, когда мама за подобную провинность оттаскала меня за ухо.

Но от Клима мои грубости всегда отскакивали как от стенки горох.

— Никакой лести, — сказал он, улыбаясь. — Ты и действительно чудесно выглядишь. Прямо как в школе. В старших классах ты была самой симпатичной девчонкой. — Он не сказал «красивой», а именно «симпатичной», так, как обычно говорили ребята в то время о девчонках.

Я с подозрением уставилась на него. С чего вдруг такие комплименты? Прошло семнадцать лет, половина жизни, как я окончила школу. Было всякое за это время. Хорошего — побольше, плохого — поменьше, но все плохое как раз связано с Климом да еще с отцом, который неожиданно покинул нас двадцать лет назад, променяв нашу красавицу маму на страшненькую, но более молодую кассиршу билетной кассы на автовокзале. А сейчас к этому списку прибавился Сережа… Я встряхнула головой, чтобы сосредоточиться на главном. Зачем Клим пожаловал ко мне?

Не иначе ему что-то нужно! Сейчас, после подтверждения факта измены Сережи, его слова звучали для меня почти оскорблением! Я не могу выглядеть сегодня «как в школьные времена». И все он лжет! Лжет, чтобы задобрить меня! А ведь сразу понял по моему лицу, что у меня что-то не в порядке. Но я не подала виду, что насторожилась.

— Спасибо, — ответила я. — А теперь говори: ради чего ты сюда притащился?

Клим неожиданно смутился, видно, не ожидал подобного напора, но, впрочем, ненадолго.

— Мы разоружились, обменялись официальными приветствиями, но еще не перешли к мордобою. Поэтому объясняю. В городе я по делам и совершенно спонтанно решил навестить тебя. Надеюсь, твой муж не вызовет меня на дуэль?

И, хотя последние слова Клим произнес крайне любезно, я поняла, он не забыл о моей оплеухе. Но голос его звучал ровно, и я бы усомнилась в своих предположениях, если бы не его взгляд, который стал еще мрачнее и настороженнее.

Ну Клим! Ну сукин сын! Как виртуозно ты научился выражаться! Я окинула его взглядом. Да, крепок и силен, Римма не ошиблась! Пожалуй, мне его не вытолкать, а тесак далеко и едва виднеется на клумбе.

— Нет. На дуэль он тебя не вызовет, — ответила я не слишком дружелюбно. Вернее, откровенно огрызнулась. А потом все-таки надавила ему на грудь ладонью. — Прости, Клим! Но мне некогда чаевничать. Масса дел, понимаешь? Давай как-нибудь в другой раз! Прощай!

Я попыталась закрыть дверь, но Клим поставил ногу в массивном ботинке на порог, не позволяя мне сделать это.

— Минутку. Я не шучу. Можешь не поить меня чаем, но дай мне четверть часа… Я хочу с тобой поговорить!

— Нам не о чем разговаривать! — сказала я самую избитую фразу на свете и не удержалась, съязвила: — Когда-то ты предпочитал действовать, а не разговаривать. Но теперь больше преуспел в разговорах?

Глаза Клима сузились. Я, кажется, переборщила. Нет, он не сделал ни одного угрожающего жеста, но я почему-то отступила назад, а взгляд невольно остановился на лестнице-стремянке, которую никто не удосужился убрать с тех пор, как электрики ремонтировали оборванные недавним ветром электропровода. Если уронить на него стремянку, мысленно прикинула я, это будет не столько болезненно, сколько обидно. Грохот услышат у Риммы, и Миша с Танькой примчатся ко мне на помощь.

Но до стремянки нужно было дотянуться, а Клим, как будто проникнув в мои тайные замыслы, решительно шагнул через порог, окончательно разлучив меня с орудием возмездия. Теперь он стоял почти вплотную ко мне, и я вдруг заметила, что он гораздо крепче и шире в плечах, чем казалось на отдалении. Его сила и уверенность просто перли из него. Клим Ворошилов и впрямь стал настоящим мужчиной.

А я так и не повзрослела. Внешне я, конечно, изменилась. И Клим на самом деле врет, что я выгляжу ничуть не хуже, чем в школе. Но в душе я так и осталась легкомысленной и нерасчетливой пятнадцатилетней девчонкой, свято верящей в честное слово и в то, что нельзя целоваться без любви. В том-то и беда, что я до сих пор в это верю!

Клим усмехнулся.

— Аня! Ты мне хамишь? Специально, чтобы вывести меня из себя? Но разве ты не помнишь, чем это тебе грозит?

Я выставила перед собой ладони. Если бы не его намеки, я, наверное, в конце концов пригласила бы его в дом. Но тут я взорвалась.

— Проваливай! — закричала я откровенно базарным тоном. — Тебе мало, что ты обращался со мной как с грязной тряпкой? Я не хочу тебя видеть! Я на тебе поставила крест! Большой и жирный! У меня семья, дочь! Я не хочу, чтобы ты болтался в моем доме, когда вернется Сережа.

— Так это Сережа? — ухмыльнулся Клим. — Тот безмозглый инженеришка, что подтирал тебе сопли, когда ты сбежала от меня?

Я сжала кулаки и стиснула зубы. С каким наслаждением я вонзила бы сейчас тесак в эту надменную, холеную, наглую физиономию! По самую ручку, как не смогла это сделать с куском мяса.

— Ладно, ладно. — Клим нахмурился. На мгновение его лицо стало холодным, и желваки выступили на скулах. Вероятно, он тоже подумал про тесак, и мне сделалось не по себе.

Но он сделал шаг назад и виновато сказал:

— Прости, я забылся. Прошло десять лет, и многое изменилось. Ты не возражаешь, если я приглашу тебя поужинать со мной? Например, завтра. У тебя есть сотовый? Если хочешь, я позвоню…

— Возражаю. И даже очень. — Я пнула ногой ботинок Клима, он отдернул ногу, и мне наконец удалось захлопнуть дверь. Я прислонилась к ней спиной, удивляясь тому, как быстро вышла из себя. Но возможно, это и к лучшему. Встреча с Климом — генеральная репетиция перед разговором с Сережей. Мой «безмозглый инженеришка» оказался очень ловким и сообразительным по части плотских удовольствий. Я помотала головой, чтобы избавиться от ненужных ассоциаций. Я не хотела себе признаваться, но, похоже, Клим вызвал во мне совсем не те ощущения, которые я должна была испытывать при его появлении. Мне бы проломить ему голову тесаком, а я так покорно позволила забросить свое единственное оружие в клумбу.

Я решительно направилась в прихожую и снова пнула рюкзак. В моей жизни было всего двое мужчин, и оба пытаются сотворить из меня полную дуру. Впрочем, черт с ними!

— Мама!

Я испуганно оглянулась. Боже, Танька стояла за моей спиной с небольшой кастрюлькой в руках.

— Вот, голубцы, — протянула она мне кастрюльку. — Тетя Римма передала вам с папой на ужин. Но сказала, чтобы сильно не наедались. Она ждет вас в гости к восьми.

— Папа уезжает в командировку, — сказала я и взяла кастрюльку. — Он должен позвонить тете Римме и извиниться.

Но Таня меня не слышала. Командировки отца были для нее столь же привычны, как компот на третье в детском саду. К тому же из своих поездок Сережа всегда возвращался домой с подарками. Я вспомнила об обнаруженных в его пиджаке «подарках», и мне опять стало так тошно, хоть волком вой! И я поняла, что ничего с утра не ела.

Я быстрым шагом направилась в кухню. Надо срочно включить плиту! На ходу я приподняла крышку, выудила один из голубцов и затолкала его в рот. На удивление, он там поместился. Покрытые соусом пальцы я облизала и только тогда вспомнила про салфетки. Не зря говорят, голод превращает человека в грубое, нецивилизованное существо! Впрочем, ревность тоже!

Татьяна дернула меня за футболку.

— Мама! А что это за дяденька, с которым ты разговаривала? Кто он? Такой забавный. Ты закрыла дверь, а он как топнет ногой. А потом не сошел, а спрыгнул с крыльца. Даже меня не заметил. — Дочь с видом опытного секретного агента приподнялась на цыпочки и, приблизив свои губы к моему уху, прошептала: — У него очень красивая машина. Лучше, чем у папы. — Она покраснела. Видно, признание, что на свете есть что-то значительно лучше, чем у ее драгоценного папы, далось ей нелегко. И все же она не хотела кривить душой. И озвучила этот факт.

Я погладила ее по голове и поцеловала в макушку.

— Он ошибся адресом и спрашивал у меня дорогу, — ответила я, в отличие от дочери покривив душой. И чтобы придушить угрызения совести, спросила: — Где Редбой?

— Редбой в машине. Мы едем с Мишей на рыбалку и заодно помоем машину на автомойке.

— А велосипеды? Я думала, вы поедете на велосипедах.

— Но тогда мы не помоем машину, — вполне резонно заметила моя восьмилетняя дочь и, помахав на прощание ладошкой, умчалась туда, где ей весело и интересно.

Вот так всякий раз, когда я попадаю в дурацкое положение и пытаюсь сделать вид, будто ничего особенного не случилось, тотчас рядом возникает Татьяна со своими проблемами и откровениями. И я тут же переключаюсь на нее (даже если она убегает), потому что моя дочь — моя самая большая удача в жизни!