Все относительно. Сказки на ночь

Ирина Маханова

Эти пронзительно нежные сказки расскажут вашим деткам о таких понятиях, как дружба и верность. Теплые, по особенному подобранные слова, согреют, как стакан теплого какао и уютный плед. Хотите окунуться в чудесный сказочный мир и снова почувствовать себя ребенком? Путешествуйте с главными героями, познавая новое и неизведанное.

Иллюстратор Вероника Маханова

© Ирина Маханова, 2020

© Вероника Маханова, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4498-6948-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сенька

Ночью, в подполе большого дома, в уютном гнездышке, у мышки Натальи родились десять маленьких мышат. Была она мамой хорошей и с любовью ухаживала за детками. Они были еще совсем крошки, ничего не видели и даже пока не ползали, а только кушали и спали. Так всегда бывает, когда детки маленькие.

Но вот прошло время, глазки у мышат открылись, и они увидели… Да, в общем-то, ничего особенного не увидели, потому что в норке очень темно. Особенно никого это не расстроило, кроме самого маленького мышонка. Мама назвала его Сенькой, очень уж ей это имя нравилось. Сенька был любопытным и вскоре изучил всю норку, вдоль и поперек. И теперь каждый раз, как только мама собиралась уходить, мышонок просился пойти с ней. Вот и сегодня…

— Мамочка, возьми меня с собой! Пожалуйста! — пищал Сенька.

Он посмотрел ей в глаза так, что сердечко Натальи, казалось, вот-вот дрогнет, но нет. Уж очень она боялась за сына.

— Нет, солнышко, — ласково сказала мама, гладя Сеньку по пушистой головке. — Рано тебе еще подниматься наверх!

— Мамочка, — спросил тогда сын, — что такое солнышко?

— Это такой теплый яркий свет, который греет.

Мама с удовольствием зажмурилась, как будто вспомнила что-то, но потом, опомнившись, открыла глаза и, пряча улыбку, серьезно сказала:

— Подрастешь, малыш, и все узнаешь. Я тебе это обещаю!

И мама ушла, помахав на прощание лапкой. А Сенька думал о том, что раз уж мама оставляет мышат одних в норке, то значит, они уже совсем взрослые. По крайней мере, он уж точно большой. И Сенька мечтал, как завтра же тихонько пойдет вслед за мамой и там увидит… Что увидит, придумать не успел, потому что сладко заснул, прижавшись к теплым бочкам братишек и сестренок.

На следующий день Сенька не стал приставать к маме с просьбами. Проводив ее, он подождал немного и тихонько пошел следом. За норой начинался узкий лаз, и мышонок с замиранием сердца продвигался все дальше и дальше. Вскоре он увидел слабый свет и в нерешительности остановился. Что же ждет его там? Стоит ли идти дальше? Но любопытство победило, и Сенька осторожными шажками пошел навстречу свету. Выход из норы был под крыльцом дома. Мышонку это место показалось огромной пещерой. В одной доске крыльца была дырочка, и сквозь нее пробивался солнечный свет.

Сеньке этот солнечный луч показался огромным светящимся столбом. Мышонок стоял и смотрел, почти не дыша, как заколдованный. Потом, придя в себя, медленно приблизился к лучу и сказал:

— Здравствуйте! Вы, наверное, и есть солнце, про которое мне рассказывала мама?

Луч, конечно, ничего не ответил, но это не смутило Сеньку, и он продолжил:

— А вы можете мне что-нибудь сказать, или солнце не разговаривает?

— Знаете, я так сильно мечтал вас увидеть, что даже ослушался маму. Моя мама — мышка Наталья. Вы точно знаете ее, потому что вас она знает. Так вот, мама категорически запретила мне подниматься наверх. Она говорила, что тут, наверху, очень опасно…

— И правильно говорила, — вдруг, откуда-то из угла, раздался скрипучий голос.

Мышонок так напугался, что аж подпрыгнул.

— Кто здесь? — громко спросил он.

— Кто, кто?! Солнышко, видимо, — раздался смешок, и на свет вышла огромная, как показалось Сеньке, белая крыса.

Мама рассказывала, что крысы — это большие злобные мыши. Ну очень большие и очень злобные. Именно поэтому, их нужно сторониться. Сенька попытался убежать, но громкий окрик «Стоять!» заставил замереть на месте. Крыса же важно, на задних лапах, обошла мышонка кругом и остановилась, внимательно разглядывая его.

— Странно, очень странно, — проговорила она.

— Что странно? — робко спросил малыш.

— Сколько лет живу на свете, никогда не видела таких мышей, — сказала она. — Эй, малец, а ты чей? Натальин сынок, что ли?

— Да — ответил Сенька.

— Ага, понятно. А ты знаешь, что ты белый?

— Я какой? — удивился Сенька.

— Белый. Цвет такой знаешь?

— Нет, — пролепетал мышонок. — То есть, да… Я только первый раз вышел из норки, а там темно и почти ничего не видно. А как это… белый?

— Ну как, как?! Вот посмотри на меня. Видишь? Я белая.

— А это хорошо или плохо? — спросил Сенька.

— Да как тебе сказать, не хорошо и не плохо. Но, что совершенно точно, ты — особенный!

— Правда? — удивился мышонок, но, подумав, добавил: — Это, наверное, здорово — быть особенным!

— Я считаю, что да! Особенным быть замечательно! — сказала крыса и, улыбнувшись, спросила: — Тебя звать-то как?

— Меня зовут Сенькой. А вас как?

— Ой, батюшки мои, какой вежливый! На вы ко мне обращается! Меня, дружочек мой, зовут крыса Крыля. Имя старинное. Я вообще-то не люблю много разговаривать и не дружу ни с кем. Характер, понимаешь, у меня тяжелый. Но, знаешь, ты мне приглянулся. Да, кстати, а зачем ты из норы-то вышел? Что тебе такому маленькому здесь надо? Здесь, и правда, опасно для мышат.

— Знаете, мне так хотелось узнать, что такое солнышко и как тут все наверху, вот я и пошел за мамой.

— Понятно. Любопытный, значит? — спросила Крыля.

— Ага!

— Ну что ж с тобой делать!? Ладно уж, приходи ко мне наверх, покажу, расскажу, что к чему. Но я тебе уже говорила, что характер у меня не очень, так что ежели не вовремя придешь, прогоню. Понял?

— Понял! — пролепетал мышонок, напуганный сердитым тоном, и все же тихонько спросил: — А солнышко можно посмотреть?

— Солнышко? Это можно. Давай становись вон туда! — и крыса показала на солнечное пятно.

Сенька не поверил своему счастью. Волнуясь, он приблизился к солнечному лучу и, глубоко вдохнув, вошел в столп света. Мышонку показалось, что все вокруг засветилось, и он засмеялся от радости, которая поселилась у него внутри. И смех его смешался с хриплым смехом белой крысы, потому что настоящая, пусть и чужая радость, никого не может оставить равнодушным.