Ничья

Ирина Мартова (2022)

У каждого человека есть своя душевная травма. Герои книги Ирины Мартовой «Ничья» — не исключение. Автор откровенно показывает реальные проблемы сегодняшнего дня и психологические травмы, с которыми сталкиваются наши современники. Елизавета, синеглазая учительница, много хлебнула горя и до сих пор таит обиду на мать, которая лишила ее счастливого детства. Ольга, соседка и подруга Елизаветы, после смерти мужа одна растит троих детей и ухаживает за больной свекровью… Степан, беженец из Донбасса, потерял свою жену и ее сестру, и теперь воспитывает двоих своих и двоих детей погибшей родственницы. Арсений, майор полиции, в детстве потерял отца, и теперь продолжает его дело, не думая о личной жизни. Жизнь сводит этих людей вместе, испытывая на доброту и понимание, на прощение и любовь. Они бросаются на помощь Елизавете, когда та узнает из предсмертного письма матери такое, что переворачивает всю ее жизнь вверх тормашками. Просто знакомые и друзья, они становятся поистине родными людьми. Это помогает им преодолеть трудности и сохранить позитивный настрой в непростых жизненных ситуациях.

Глава 9

Ольга, слушая подругу, боялась пошевелиться. Побледнев, лишь пораженно качала головой и иногда шептала: «Боже мой! Какой ужас.». Время от времени охала: «Бедная ты моя! Как же так.»

Елизавета же рассказывала о своем прошлом без особых эмоций. Да и какие могут быть эмоции через столько лет? Все уже давно отболело, отвалилось, отстрадалось. Все болячки зажили, перестали зудеть, зарубцевались. И только душа по-прежнему болела. Да это и понятно… Душа — мерило наших дел. Она очищается страданием и раскаянием. Осознанием грехов и покаянием в них.

— Ну, что? Может, хватит? Довольно с тебя? — вздохнула Елизавета.

— А что? Есть продолжение? — ошарашенно вскинулась Ольга.

— А как же! Это только начало.

— Лиза, и ты еще усмехаешься? — Ольга недоуменно подалась вперед.

— А что делать? Лечь и умереть? Но это никогда не поздно сделать, а если хочешь жить — надо бороться. За себя, за память, за душу. И, как бы пафосно ни звучало, просто за жизнь!

— Почему ты никогда мне не рассказывала об этом? Столько лет мы вместе!

— А ты и не спрашивала. Видно, не находилось повода. — Елизавета встала, прошла по комнате, поглядела в темное окно. — Знаешь, я когда жила с мамой, очень боялась ночей.

— Почему?

— Потому что днем она была еще моей мамой. Слышала, отвечала, улыбалась. Казалась нормальным, вменяемым человеком. Если и пила, то в меру, понемногу. А к вечеру все менялось. Она, как голодный, кидалась к бутылке и уже не могла оторваться. И становилась чужой, страшной, невыносимой. И я боялась ночей. Мне казалось, если с ней что-то случится, то непременно ночью.

— И случалось?

— А то. Однажды загорелась подушка, на которую очередной собутыльник уронил пепел от папиросы, вспыхнул пожар. Мужик обгорел слегка, но мать и тетя Галя успели, ведрами заливали, даже пожарных не вызывали. Другой раз началась между мужиками драка, они разбили бутылку и сильно порезались. Кровищи было море, в «скорой» их зашивали. Ой, да разве все расскажешь?

— Если не хочешь, не рассказывай.

— Ну, отчего же… Иногда мне даже хочется с кем-то поговорить об этом.

— А что же дальше? — Ольга присела на диван. — Куда ты попала?

Лиза присела рядом, облокотилась на спинку дивана, задумалась.

— Дальше? А дальше в моей жизни появились люди, которых и теперь можно пересчитать по пальцам одной руки. Близких ведь в жизни вообще очень мало. Я не говорю о родственниках, которые, кстати, не всегда близкими бывают. Гораздо чаще ими становятся совершенно чужие люди. Вот что странно: так много вокруг нас людей, и так мало тех, кто тебя понимает, слышит, чувствует. Кто спешит на помощь по первому зову. Вот у тебя много близких людей?

— Не очень, наверное, — Ольга пожала плечами.

— Ну, вот. А у меня еще меньше: отец Леонид, Матрена, Маруся да ты. Вот и вся моя семья. Была еще, правда, мать Серафима, да ушла в мир иной два года назад. Хотя… — Лиза грустно посмотрела куда-то в даль, словно возвращаясь в прошлое. — Хотя, справедливости ради, надо сказать, что потом я встречала множество замечательных, добрых и милосердных людей, которые в монастыре меня выхаживали, откармливали, учили. И в училище помогали, и здесь, в селе, поддерживали. — Елизавета обернулась к подруге. — Чаю еще хочешь?

— Нет.

— А я выпью, в горле сохнет.

Она налила себе чаю, вернулась с чашкой на диван и замерла.

Поздно вечером они уехали в монастырь. Сидя в машине рядом с девочкой, Леонид обнял ее за плечи.

— Лиза, не волнуйся. Ты теперь в безопасности. Забудь все плохое, все ужасное закончилось. Теперь ты будешь жить в спокойствии, радости и беззаботности, как и должно быть в детстве. Станешь учиться, подружишься с девочками, познакомишься с сестрами.

— У тебя есть сестры? — поразилась она. — Много?

Леонид снисходительно прищурился.

— Женщины и девушки, живущие в монастыре, называются сестрами. Они не родственницы, но живут там как одна семья.

— И что они там делают?

— У каждой свои обязанности: кто-то хлеб печет, кто-то обед готовит. Другие стирают, сажают грядки, копают землю, топят печи, рисуют, вышивают, вяжут, учат детей. Живут в кельях, это комнаты такие. И молятся. Все вместе молятся.

— Зачем все вместе?

— Люди приходят в храм, чтобы получить там то, чего не могут получить в другом месте. Храм — это то место, где Господь раздает Дары.

— Конфеты, что ли? Или печенье?

Отец Леонид усмехнулся ее непосредственности.

— Дар — это милость Божия, любовь Божия, возможность быть услышанным и прощенным. Через церковь Господь подает человеку Себя, через исповедь, причащение и пост мы становимся чище, лучше, милосерднее. Ты сама это потом поймешь, выучишь святые молитвы, увидишь древние иконы.

— А все должны молиться? Обязательно?

— Если не захочешь, никто тебя заставлять не станет. У нас есть паломники, которые, скрываясь от бед земных, живут в монастыре, работают и потихоньку приходят в себя, ищут пути. И путь их не обязательно связан с церковью. У каждого из нас своя дорога, главное, чтобы она была честной, прямой и гуманной. Хочу вот что сказать, Лиза. Ты пока останешься в Александровском женском монастыре. Я уеду, потому что я — настоятель другого монастыря, мужского, в ты будешь жить в женском.

— Нет, я не хочу без тебя, — она вцепилась в рукав его платья. — Я поеду с тобой! Я не останусь там!

— Нельзя, — он погладил ее по голове. — Ты девочка, и не можешь жить в мужском монастыре. Ты останешься там, пойдешь учиться, сестры многому тебя научат. А я в это время буду заниматься твоими документами, обращусь в социальные службы, ведь у нас должны быть законные права забрать тебя из дома. Мы не можем тебя украсть и спрятать, правда? Но я тебя не брошу, не забуду, буду постоянно навещать. А пока ты мне свой домашний адрес скажи, я запомню. И еще про соседку расскажи, которая тебе помогала, и вспомни, пожалуйста, как звали воспитательницу в садике. Нам будут нужны люди, которые смогут подтвердить твои слова.

Притихнув, Лиза прижалась к Леониду. Рядом с ним она чувствовала себя в совершенной безопасности. Он казался ей крепостью, стеной, которая надежно укрывает. Пережившая страшное потрясение, Лиза цеплялась за него, как за спасительную соломинку, но понимала, что Леонида надо слушать. И она старательно отвечала на все его вопросы, пытаясь припомнить все, чем он интересовался.

Они долго ехали. Сидя в машине, девочка пыталась представить, как выглядит место, называемое монастырем. Отчего-то ей казалось, что монастырь похож на тюрьму. Лизе представлялась каменная келья, угрюмые лица в черных платках, суровые учителя, большие замки на воротах. Но то, что она увидела в реальности, совершенно перевернуло ее сознание и изменило представления.

Ее встретили спокойные светлые лица сестер разных возрастов, их заботливые руки приняли ее у отца Леонида, вымыли, дали чистую одежду, накормили.

Размеренные движения, доброжелательные речи, ласковые прикосновения так умиротворяли и успокаивали, что девочка, давно не знавшая ласки и нежности, просто оторопела от неожиданности. Безмолвно переводила взгляд с одной женщины на другую и никак не могла поверить в то, что видела: ее не оскорбляли, не щипали, не толкали. Не дергали за волосы, не гнали прочь и не швыряли в нее посуду.

Когда после купания она хотела подтереть за собой пол, одна из женщин мягко, но уверенно, забрала у нее половую тряпку.

— Лиза, тебе не надо это делать. Оставь.

А когда после обеда она поспешно собрала свои тарелки и пошла к крану, одна из сестер, остановив ее, забрала посуду и улыбнулась.

— Лиза, сейчас это не твоя обязанность. Пойдем…

Девочку привели в большую келью, где отец Леонид сидел за столом рядом с полной женщиной с пронзительными серыми глазами и очень красивыми руками с длинными тонкими пальцами.

— Иди сюда, Лиза, — позвал Леонид. — Познакомься. Это мать Серафима. Настоятельница монастыря. Я все рассказал ей про тебя.

— Настоятельница — это командирша? — насупилась девочка.

Женщина, пряча улыбку в уголках губ, подалась вперед, будто хотела разглядеть что-то, скрытое от других людей, помолчала и вдруг ласково улыбнулась.

— Нет, не командирша. Просто старшая наставница, управляющая. Ну, что ж, добро пожаловать, милая! Подойди ближе. Худенькая какая, изможденная. Ну, это не беда, это мы быстро поправим. А ты, детка, ничего не бойся. Бог милостив, все плохое уже закончилось. С сентября начнешь учиться, у нас в этом году шестеро девочек будет в первом классе. Познакомишься со всеми. Сейчас тебя отведут к ним, все тебе покажут. Сестра Василиса — ваша наставница, к ней можно по любому вопросу обращаться.

Заметив, что девочка расстроилась, мать Серафима понимающе вздохнула.

— Лиза, не печалься. Не горюй. Все твои испытания в прошлом. Знаешь, какие у нас тут рукодельницы! Нигде так не вышивают, не вяжут, как наши мастерицы. Тебя всему научат, ты только выбери, к чему душа лежит.

Лиза упрямо молчала, исподлобья разглядывая настоятельницу.

— Не веришь мне?

— Не знаю, — пробормотала девочка. — Взрослые часто обманывают.

— У тебя печальный опыт, — женщина невесело покачала головой. — Но, поверь мне, люди разные. Есть плохие, но есть и хорошие. И знаешь, девочка, я уверена, что хороших все же больше. Сама в этом вскоре убедишься. Договорились? Ну, беги. Сестра Василиса уже ждет тебя в коридоре.

И началась новая жизнь. Совершенно новая. Неведомая до тех пор. Невероятно насыщенная, спокойная, сытая.

Отец Леонид уехал в тот же вечер. Лиза, оставшись в кругу незнакомых женщин и девочек, поначалу держалась настороженно и обособленно. Сестра Василиса, которую назвали их наставницей, привела ее в большую комнату, где стояли шесть кроватей, и Лиза, остановившись у дверей, с испугом огляделась.

— Это что? Больница?

— Нет, Лизочка, это спальня. Здесь у тебя будет своя кровать, шкаф для вещей, тумбочка. А там, — Василиса махнула рукой куда-то направо, — там туалетная комната, душевая. Полотенце, зубная щека и мыло лежат на твоей полке в туалетной комнате.

— У меня будет своя полка?..

— Конечно, — Василиса спокойно кивнула. — И полотенце будет свое, и тапочки, и ночная сорочка.

— А кто еще здесь будет спать? Вдруг они меня прогонят? — боязливо поежилась Лиза.

— Милосердный Боже, — женщина, вздохнув, прижала ее к себе. — Ну, что ты. Тебе здесь все очень рады. Ты сейчас познакомишься. Ну, проходи.

Лиза осторожно сделала шаг вперед, но тут же замерла в замешательстве. Другая дверь отворилась, и в комнату вошли, переговариваясь и смеясь, несколько девочек.

Сердце у Лизы заколотилось, как у испуганной птички. Опустив голову, она непроизвольно сжала кулачки, помня о том, сколько раз ей приходилось давать сдачу обидчикам. Девочки смело подошли ближе и, не стесняясь, стали с интересом ее разглядывать.

— Девочки, принимайте новую подругу, — опережая их расспросы, заторопилась Василиса. — Это Елизавета. Она будет жить с нами, этой осенью пойдет в первый класс. Она немножко стесняется, но вы, пожалуйста, помогите ей освоиться. Хорошо? Лизочка, давай знакомиться. Вот запоминай. Это Маруся, это Наташа, вот это Даша, и вот эти хохотушки — Тамара и Соня.

Лиза подняла голову. На нее радостно и весело глядели несколько пар добрых глаз. И она, пожалуй, впервые за долгие годы, без страха и внутреннего трепета негромко поздоровалась со сверстницами.

— Здравствуйте.

Девочки, такие чистенькие и хорошенькие, вдруг кинулись к ней, стали обнимать, тормошить, тянуть за руку.

— Пойдем, Лиза!

— Вон твоя кровать.

— Какая у тебя толстая коса.

— Ой, девочки, смотрите, какие у Лизы глаза! Синие-синие, как платок у сестры Пелагеи!

Лиза, не веря своим ушам и глазам, недоверчиво улыбнулась. Сначала робко, застенчиво, боязливо. Потом смелее, а затем вдруг легко и решительно протянула им руки, ощутив их чистую энергию, несущую радость и доброту.

Став совсем взрослой, Елизавета всегда вспоминала именно тот первый вечер, подаривший грязной, испуганной, униженной девочке счастье быть равной среди равных, сытой, веселой и спокойной.

Девочки, уже по году-два живущие в монастырских стенах, тоже оказались там не от хорошей жизни. У кого-то погибли родители, кто-то сбежал от пьющего отчима, кого-то привела воцерковленная мать, считающая, что сама не сможет воспитать ребенка.

Лиза, очень добрая и отзывчивая по натуре, сразу подружилась со всеми воспитанницами, но ближе всех сошлась с рыжеволосой кудрявой Марусей, большой фантазеркой и удивительной умницей. Маруся, ставшая впоследствии очень близким человеком для Елизаветы, училась лучше всех, раньше всех освоила грамоту, прекрасно рисовала и во всем опекала Лизу.

Долгие годы, проведенные в монастыре, стали для подружек настоящей школой жизни. Разница была лишь в том, что Маруся, отдавшаяся всем сердцем и душой вере, приняла постриг и осталась в монастыре навсегда.

Со временем Лиза осознала, что многие люди не понимают, что такое монастырь. И ошибаются, считая, что за стенами обители царят только безмолвный мир и полный покой. Монашество — это тяжелый труд, постоянное преодоление себя. Елизавета на себе испытала все, о чем миллионы людей знают лишь понаслышке. Поняла, что любой человек, оказавшись в обители, проходит важные этапы жизни, и именно в эти годы решает окончательно — оставаться в монастыре или нет.

И мужской, и женский монастыри живут согласно общим древним законам.

Лиза оказалась в женском Александровском монастыре. И счастье ее заключалось в том, что мать Серафима, настоятельница, отличалась невероятной одаренностью, чуткостью и слыла очень образованным человеком. Она строго следила за всем, что происходило в обители. Здесь в тот момент находилось много послушниц, которые готовились принять постриг. Послушницы носили черный подрясник, как символ предстоящего монашества.

Ничего насильно в обители не делалось. Любовь, забота и вера царствовали здесь.

Лиза провела в монастыре почти десять лет. Десять трудных, долгих, интересных и поучительных лет. Всякое бывало. И слезы, и радость, и болезни, и победы, но ни разу Елизавета не пожалела, что когда-то судьба свела ее с отцом Леонидом.

У Бога ведь действительно на каждого из нас свои планы. Лиза была предназначена для мирской жизни: энергия бурлила в ней, любовь к жизни побеждала смирение, страсти бушевали. И потому через десять лет она, обняв на прощание женщин и девушек, ставших ее семьей, вышла за стены обители.