Дьяволы с Люстдорфской дороги

Ирина Лобусова, 2017

…Несмотря на военное положение, Одесса продолжает жить весело, с размахом. Работают кафе и рестораны, ведется оживленная торговля, люди ищут развлечений. Вот и цирк приехал… Однако внезапно все омрачается тревожным известием: в городе начинают исчезать молодые девушки. И очень похоже, что это каким-то образом связано с фокусником, выступающим в цирке. Его страшный фокус с оторванной головой заставляет многих задуматься: а человек ли это?…

Глава 6

Красавица и цыганка. «Баба в налете — все дело испортит!» Страшный поворот в ювелирной лавке. Смерть Кати

Солнце светило ярко — непривычно ярко для марта. Разом отступил промозглый, сырой туман, полный влаги и разлившейся в воздухе тоски, и потоки ослепительного солнечного света мощной лавиной разом обрушились на город. Засверкали, заискрились, высвечивая не только каждую трещинку старинных домов, но и лица людей, как-то сразу ему открывшихся. И даже само настроение в городе стало другим, лица разгладились, а люди принялись улыбаться, словно старались казаться как-то добрей.

Солнце творило чудеса. Жители Одессы не привыкли долго существовать без света. И едва солнечные лучи яркой броней накрыли город сверху донизу, говоря о приближении самой настоящей весны, полной чарующих запахов цветов, все как-то ожило, заискрилось, отмерло от долгой зимы. Возвращалась праздничная, пьянящая атмосфера яркого веселья, до того дня словно скованная застывшим на морозе льдом.

Ни в одном городе мира жители не привыкли к солнцу больше, чем в Одессе. И у настоящих, коренных одесситов формируется самая прямая солнечная зависимость, словно от яркости солнечного света напрямую зависят их настроение и дела. И это действительно так: одесситы не существуют без солнца, вянут и блекнут без его целительных лучей, проникающих сквозь кожу в самую потаенную глубину души.

В солнечные дни даже дела движутся быстрее, а жители города становятся еще более доброжелательными, улыбаясь просто так, без причины.

Две изящные английские лошадки с трудом тащили в гору элегантный дорогой лакированный экипаж, который был явно не по карману простым обывателям. Старый седой кучер правил лошадьми твердой рукой. Но все равно, лошадям с трудом давался подъем — несмотря на яркое солнце, в городе еще не везде сошел снег и местами земля была вязкой, как болотная жижа. Экипаж поднимался с балки к Софиевской улице. Иногда лошади останавливались, фыркали, а копыта их разъезжались в размокшем снегу.

В экипаже сидела красивая дама в дорогом модном пальто, отороченном роскошным мехом белого песца. Ее белокурые волосы как чистое золото сверкали на солнце, выбиваясь из-под кокетливой белой песцовой шапочки.

Дама была молода, не старше 25 лет, и удивительно хороша собой. Особенно красивы были огромные голубые глаза, отчетливо выделяющиеся на нежной, как фарфор, бледно-розовой коже. Как и все одесситки, дама улыбалась редкому весеннему солнцу, этому радостному дню. В такт лошадям она весело раскачивала головой, и при каждом взмахе в ее изящных ушах подпрыгивали серьги-слезки — крупные бриллианты.

Но кучеру было не до веселья. Жесткой рукой он упорно старался заставить двигаться лошадей, и каждый метр пройденного пути воспринимал как свою собственную победу.

Наконец лошади одолели трудный подъем и, выбравшись на гладкие булыжники Софиевской улицы, бодро побежали рысцой, громко цокая по камням новыми подковами. В лучах солнца Софиевская была прекрасна, даже несмотря на то что на деревьях еще не было листвы, а на земле оставались полянки черного талого снега. За деревьями, посаженными в два ряда, просматривалось спокойное бирюзовое море. И было видно, как под солнечными лучами сверкают блики воды, напоминая самые настоящие драгоценные камни.

Экипаж быстро двигался к своей цели — красивому двухэтажному особняку, разделенному на несколько доходных квартир. Шарма особняку придавало и то, что его окружал большой ухоженный сад. Остановившись перед воротами, кучер спрыгнул со своего места и пошел их открывать, чтобы экипаж въехал во двор.

Именно в этот момент возле ворот появилась цыганка. Она была похожа на экзотическую разноцветную птицу. Ее пестрые одежды переливались на солнце, играли всеми цветами радуги и в солнечном свете были похожи на самое настоящее цветовое пятно — или, если угодно, яркую цветовую бомбу. Вдобавок к этому широкие юбки цыганки были обшиты блестками и стекляшками. Солнечные лучи отражались от них, и все это сверкало так, что от этого больно резало глаза.

Цыганка была молодая — высокая, худая, с обветренным смуглым лицом, она цепким, острым взглядом осматривала окрестности, мгновенно реагируя на малейшее изменение обстановки. Так в ее поле зрения сразу попала богатая дама в экипаже (точнее, чем работник любого ломбарда, цыганка с молниеносной скоростью оценила стоимость мехов и бриллиантов). И разумеется, не подойти к ней она просто не могла.

Цыганка приблизилась вплотную к экипажу и положила худую руку на дверцу. В солнечном луче хищно блеснули дешевые стеклянные перстни с яркими разноцветными камнями. Думая, что цыганка начнет попрошайничать, клянчить деньги, дама нахмурилась — брови ее угрожающе сдвинулись на переносице, и она уже готова была крикнуть кучеру, чтобы тот прогнал незваную гостью, как вдруг цыганка произнесла низким, хриплым, глухим голосом:

— Не сомневайся даже, красавица! Через две недели будет.

Глаза дамы стали большими, как блюдца. На какое-то мгновение она даже потеряла дар речи, но быстро пришла в себя.

— В чем не сомневаться? Что через две недели будет?

— Предложение он тебе сделает. Не сомневайся даже. Если хочешь, точно могу сказать когда, — твердым голосом заявила цыганка.

— Что… как… откуда ты об этом знаешь? — растерялась дама.

— По твоему лицу вижу, читаю твое будущее. Извелась ты вся черными думами, горькими сомнениями. Если хочешь, погадаю тебе, красавица, всю правду скажу. Напрасны твои сомнения и горькие думы. Есть причина, по которой он так злобно сказал.

— Причина? О боже… Ты действительно можешь мне погадать? — У дамы прервалось дыхание.

— Ну конечно, красавица! Всю правду скажу, не сомневайся даже. И дату назову, и сомнения твои развею. Погадаю за рубль.

— Дорого что-то, — скривилась дама.

— Как услышишь от меня правду, для тебя это дешево будет. Я потомственная гадалка в восьми поколениях, никогда еще не ошиблась. Да ты поспрашивай тут в округе — все знают вещунью Земфиру. У меня очередь из желающих погадать! А подошла я к тебе потому, что жалко тебя стало. Вон как ты вся извелась, лица на тебе нет! А напрасно. Надо только послушать, что я скажу. Не пожалеешь, не сомневайся. — Лицо цыганки выражало уверенность.

Дама внимательно всматривалась в нее. Типично цыганская внешность — узкие скулы, яркие губы, черные как смоль волосы, блестящие на солнце массивные дешевые серьги с красными камнями-стекляшками. Сомнений не было — перед дамой стояла типичная представительница своего племени. Но не нищая попрошайка — пестрый красочный наряд цыганки стоил денег.

— Ладно, — дама решилась, — иди за мной.

В этот момент кучер наконец-то открыл ворота и экипаж въехал во двор. Дама быстро вышла из экипажа и пошла к беседке в саду. Цыганка шла следом за ней. Обе уселись в беседке, скрытой от посторонних глаз. Цыганка раскинула карты.

— Любовник твой обидные злые слова наговорил потому, что ущерб у него был. Деньги потерял из-за нехороших людей, — цыганка разложила сальные, затертые карты, — говори, было такое?

— Точно! Ограбили его неделю назад. Ворвались в магазин какие-то бандиты со Слободки. Но взяли не так уж много — только всю выручку с кассы, а это были копейки. Окно сломали. Но он такой злой был… — тяжело вздохнула дама.

— Вот и наговорил тебе обидных слов! Но не только в этом причина. Жена у него больная, оттого бросить ее не может. Вот и страдает, ведь любит он тебя.

— Ох, как точно! Совсем извела его эта ведьма. Все деньги на курорты для нее тратит. А мне совсем мало дает… — Снова тяжелый вздох.

— Скоро даст больше. Большая у него сейчас прибыль. Новый товар в магазине.

— Точно. Два дня назад новый товар получил и еще ничего не продал, — сказала дама.

— Вижу красный цвет… Большие красные камни за серым металлом. Что-то серое…

— Это сейф в его магазине. Серый, в стене. А открывается моим именем. — В голосе дамы звучала жизнерадостная бодрость.

— Вот! И я говорю, что он тебя любит. Через две недели предложение сделает. Аккурат в конце марта.

— И будет свадьба? — дама ахнула.

— Непременно будет, но могут помешать злые люди, с которыми он совсем недавно связался по работе, — прищурилась цыганка.

— А, это, наверное, те бандиты, которым он платит за охрану. Он после ограбления стал платить, — доверительно сказала клиентка цыганке.

— Туз, — цыганка вдруг вытащила пикового туза, — что-то связано с Тузом!

— Да так бандита зовут, которому он деньги платит. Только что толку-то? — вздох.

Цыганка принялась говорить без остановки — о том, что любовник ее любит, что он уже точно решил бросить больную жену, и все говорила одно и то же, на разные лады повторяя каждую фразу. В конце снова раскинула колоду карт.

— Ты, красавица, мне имя свое скажи. Я тебе на имя погадаю.

— Зина, — дама аж раскраснелась, — Зинаида.

— Но есть еще одно имя? Вижу, он как-то иначе тебя называет?

— Зенит. Говорит, что я зенит его очей. Только вот не понимаю, что это такое?

На имя цыганка повторила то же самое. Наконец сеанс гадания был окончен. Дама вытащила из сумочки рубль, и он тут же исчез в бездонных карманах цыганской юбки.

— Сбудется все, вот увидишь. Еще вспомнишь меня, — с этими словами цыганка ушла так быстро, словно ее и не было. А дама, глубоко задумавшись, осталась сидеть в саду.

Цыганка очень быстро шла по Софиевской улице. Поднялась по Торговой до Садовой и быстро вошла в подвальный кабачок. Корень сидел за дощатым столом в углу общего зала и с аппетитом ел щи из миски, громко прихлебывая. Цыганка быстро села напротив Корня.

— Угостишь, красавчик?

— А ну пошла отсюда! Нет у меня денег!

Цыганка рассмеялась. В смехе ее Корню послышалось что-то знакомое, он с удивлением поднял голову… И принялся всматриваться в лицо цыганки.

— Ты, что ли? Ни за что бы не узнал! Ну, ты артистка! Самая настоящая артистка, честное слово!

Таня (в обличии цыганки была именно она) смеялась, весьма довольная собой.

— Идем в отдельную комнату, — Таня оборвала смех, — разговор есть.

Корень тщательно запер дверь на ключ. Лицо Тани стало серьезным.

— Новости и плохие, и хорошие. Начну с хорошей. Рубины действительно у него, он получил их два дня назад. Хранит их в сейфе в магазине. Теперь о плохом… Неделю назад его ограбили какие-то босяки — влезли в магазин, разбили окно. Но про сейф ничего не знали, потому им достались гроши из кассы. После этого наш ювелир вструхнул и обратился за охраной к Тузу. Теперь он платит Тузу за охрану. И это очень плохая новость. Тронем его — будет война с Тузом.

— Черт… — Корень выругался, — но меня навел на ювелира Японец!

— И не обманул — там есть рубины. Но я не понимаю эту игру, — нахмурилась Таня.

— Может начаться война Молдаванки со Слободкой. Так уже было за Сало. Усе как за фордабычились за картину маслом! Я чуть жизни не лишился! Чего хочет Японец?

— Я не знаю. Может, он просто не в курсе за охрану Туза? — предположила Таня.

— Японец не в курсе? Не смеши мои тапочки! Он всегда в курсе всего. Фраер…

— Тогда он хочет побоища, — продолжала хмуриться Таня.

— Я не знаю. Может, так за надо. Черт, это рубины… Там такие деньги, — Корень нервно заходил по комнате, — жалко бросить, тем более Японец сказал. Но с другой стороны, Туз… Я не знаю, что за то делать. Может, стоит брать? А если мы не откроем сейф? У меня нет хорошего медвежатника!

— Мы откроем сейф. Я знаю шифр, — улыбнулась Таня.

— Ну ты даешь! Шоб ты мине была здорова! Ты не шуткуешь?

— Я знаю шифр. И я открою сейф, если пойду с вами, — Таня улыбнулась, — просто погадала как следует его любовнице. Есть у него шикарная маруха на содержании. Подкупила служанку, потом напоила хорошим коньяком… Нет такой вещи, которую служанка не знала бы о своих хозяевах. Слуги многое знают. И это большая ошибка, что их не принимают всерьез.

— Да… — Корень остановился, серьезно глядя на Таню. — Теперь я понимаю, за что тебя так ценит Японец! Да в нашем деле ты просто клад!

— Прям-таки… — Таня аж зарделась от удовольствия. — Что ты решаешь?

— А ты как за то думаешь?

— Я бы пошла. Я бы рискнула и пошла. И потом, мне очень нужны деньги. Знаешь, сколько я на костюм цыганки потратила? У меня выхода нет, Корень. Деньги очень нужны. Я бы рискнула и пошла. Мы бы быстро обернулись, до Туза. Я от служанки все его расписание узнала — когда контору закрывает, когда в лавке один. К вечеру можем захватить врасплох так, что не успеет Туза позвать. Сейф по шифру откроем. А если Туз чего — ты сразу к Японцу. Ведь, в конце концов, это Японец тебя послал.

— Ладно. Сегодня вечером. И будь шо будет. Не знаю… Может, не ходить до туда?

— Может, и не стоит. Но тогда подумай, что ты скажешь Японцу? Японец больше не поручит тебе серьезное дело. От тебя станут разбегаться люди. И что ты будешь делать дальше? Я бы не рисковала, будь у нас другой выход. Но ты сам понимаешь, что выхода нет.

На далекой церковной колокольне пробило восемь часов. За углом от ювелирной лавки Корень остановил подводу. Вместе с Таней их было шестеро. Корень и четверо его людей, двое из которых подозрительно и зло смотрели на Таню. Один из них, бандит по кличке Хрящ, попытался даже поскандалить:

— Она-то зачем? Баба в налете — все дело испортит!

— Заткнись, дурень! — Корень был настроен решительно. — Без нее мы сейф не откроем. Если не она… Ясно тебе, адиёт?

Таня была в мужском костюме и ничем не отличалась от остальных бандитов. Чтобы удобнее было прятать волосы, она срезала их до плеч, а потом заправила под мужскую кепку. Новая прическа шла ей еще больше. Таня выглядела красиво даже в мужском костюме.

Ювелирный находился в самом начале Слободки, в добротном двухэтажном доме, и занимал весь первый этаж.

— Мы не поздно идем? — по дороге в подводе спросил Таню Корень. Говорил шепотом, чтоб его не слышали остальные.

— Он раньше девяти вечера из конторы не уходит, — в тон ему шепотом ответила Таня, — вечером он как раз и совершает все свои контрабандные дела. Даже приказчика отпустит и будет один.

Внешне Таня излучала уверенность, но на душе у нее скребли кошки. Все было гораздо хуже, чем она думала. Как и в первый раз, когда она вышла на Дерибасовскую с Гекой, Таня страшно мучилась угрызениями совести. Нечто вроде запоздалых угрызений совести мучило ее и теперь. Корень хотел дать ей револьвер и научить стрелять, но Таня отказалась наотрез.

— Я никогда в своей жизни не возьму в руки оружие, — сказала она, — я ненавижу оружие. Давать револьвер мне бессмысленно. Все равно я не буду стрелять.

— А если на тебя нападут?

— Значит, так и будет. Уйду к бабушке, если судьба такая. Там все равно лучше, чем здесь.

Корень понял, что уговаривать бессмысленно, и больше не настаивал. В руках же всех остальных как по команде появились пистолеты, едва они выпрыгнули из подводы.

— Скажи своим идиотам спрятать пушки, — зло бросила Корню Таня, — я в дверь условным стуком постучу. Тогда и ворветесь.

Подошли к дому, на фасаде которого красовалась огромная вывеска «Ювелирное ателье Розенблата». В окнах магазина горел свет. Вокруг не было ни души. С наступлением темноты Слободка вымирала, и в восемь вечера во всей округе не было ни одного человека.

— Где охрана? — спросил Таню Корень.

— Охраны нет. По словам служанки, он платит охране и думает, что на него не нападут. То же самое сказала и любовница.

Подошли к закрытой двери. Изнутри не доносилось ни звука. Таня постучала условным стуком — четыре коротких, отрывистых удара. Но на это никто не отреагировал — полная тишина. Таня легонько подтолкнула дверь — было открыто. Корень сделал знак своим людям. Четверо ворвались внутрь магазина, держа наготове оружие. И остановились как вкопанные… Вслед за ними в магазин вошли Таня и Корень. Все внутри было залито кровью. Таня еще не видела такого страшного зрелища. На длинном прилавке, заляпанном кровавыми подтеками, на спине, лежал ювелир с перерезанным горлом. Из глубокой раны сочилась кровь, все еще продолжая стекать на пол. На полу на спине лежал приказчик — молодой мужчина с острой, козлиной бородкой, уставившись открытыми глазами вверх, в потолок. Горло его тоже было перерезано. Вдобавок в груди по самую рукоятку торчал охотничий нож.

— Матерь Божья… — прошептал один из бандитов, — святые угодники, защити нас…

— Боже… — Корень стал белым как мел, — подстава… Нас подставили… два жмурика…

Двойное убийство при налете даже во времена безвластия означало либо тюрьму надолго, либо расправу по законам военного времени — к стенке и пулю в голову. Вдобавок ко всему, двойное убийство нарушало некий неписаный кодекс воровского мира — налетчики угрожали оружием, но очень редко убивали тех, кого грабили. В криминальном мире мокрые дела стояли стороной, занимая особую, очень страшную нишу. Не каждый налетчик был способен на мокруху.

Здесь же убийства были совсем свежими — кровь еще не успела свернуться. Это означало, что убийцы опередили их меньше чем на полчаса.

Глядя на белые испуганные лица бандитов, Таня заставила держать себя в руках, несмотря на то что едва не потеряла сознание при виде крови.

— Тебя подставили, — она обернулась к Корню, — кто-то специально тебя подставил. Среди твоих людей есть крыса.

— Все мои люди чистые фраера, засохни свой язык! — Корень сердито зыркнул на Таню.

— Но ведь кто-то знал, что ты в восемь вечера придешь сюда?

— А почему крыса не ты? — Корень смотрел зло, и это было что-то новое в его отношении, Таня пока не могла понять этой перемены, но она болью резанула ее прямиком в сердце. — Ты знала.

— И подставила саму себя? Я же пришла с вами, разве не так? Нельзя же быть идиотом настолько!

— Эй, Корень, а там, за прилавком, какая-то дверь! — Один из бандитов указал на приоткрытую дверь стволом револьвера. — Давай заглянем туда, раз уж пришли!

— А если нагрянут фараоны? — перебил кто-то из бандитов.

— Можно и посмотреть, — сказала Таня, и двое бандитов зашли за прилавок.

Один из них распахнул дверь. В тот же самый момент к их ногам вывалилось тело тучной пожилой женщины, на груди которой ярким цветом расплывалась страшная багровая рана. Это была жена ювелира, и она была заколота ножом. Дверь же вела в кладовку, туда запихнули труп, зная, что тот, кто войдет сюда, не сможет пройти мимо.

— Господи… — Корень едва не рыдал, — только этого мне не хватало. Три жмурика…

— Погоди… — Таня внимательно смотрела на одежду женщины, стараясь подавить тошноту. — Она одета, при полном параде, а не в домашней одежде, несмотря на поздний час. И приказчик был в лавке. Значит, они ждали кого-то важного. Например, серьезного клиента. И этот человек не был другом их семьи. Он был им знаком, но находился выше по социальному положению.

— Да шо за базар! Пустая туфта! — рассвирепел Корень. — Круче всех на ушах быть хочешь?!

— Наряд женщины! Платье дорогое, модное. На ней украшения. Их не взяли. Ради друга семьи, который часто бывает в доме, так не наряжаются. Ее лицо накрашено. Значит, она хотела произвести впечатление. Встреча была важной. Она пришла поддержать мужа. А присутствие приказчика указывает на то, что это был клиент. Их не ограбили. Смотри — ценности все на месте, касса не взломана, витрина не разбита. Похоже, их убили, чтобы тебя подставить. Первой на ум приходит эта причина.

— За дурною головой ноги через рот пропадают… Рвем когти. — Корень стал белее, чем был. — Я никогда никого не мочил. Надо залечь на дно…

— Нет, — голос Тани прозвучал решительно и резко и сразу вернул в чувство Корня, — нет. Мы пришли за рубинами — и мы их возьмем. Нет смысла убегать отсюда с позором, как трусливые мыши, поджав хвост. Нас подставили — дальше будем разбираться. Но деньги надо брать.

— А ведь она права! — Бандит, который так возражал против присутствия Тани, вдруг подошел и встал рядом с ней. — Даром мы тащились до сюда, или как? Это же не мы их мочили! А деньги нужны.

— Да вы шо, мозгами перекинулись? — заорал Корень, сжимая кулаки. — Я не дам вам брать эти проклятые камни! Пошли они под три черта! Они же кровью политы, дохлятина — вам шо, не базар?

— Ты мозгами поехал, брат? — Еще один бандит встал на сторону Тани. — Мы пришли за рубинами. Не мы мочили их — какой смысл уходить? Камни надо забрать!

— Не буду я их брать! Мне они не нужны. Пошли вы все… — В глазах Корня сверкала ненависть.

— Мне нужны. — Голос Тани зазвучал так твердо, что Корень даже перестал истерить. — Извини, Корень, но я их возьму.

Все бандиты перешли на сторону Тани и встали за ее спиной. Лица их не выражали ничего хорошего.

— Да ну вас, швицеры… — Корень сплюнул сквозь зубы. — Скажут, что мы мочили их за камней. Шо мы им башки перекинули, суки задохлые…

— Это все равно скажут, даже если мы не возьмем камни, — возразила Таня, — так почему мы должны быть в проигрыше из-за того, что произошло? С деньгами мы хотя бы сможем защищаться. Ты возьмешь камни и отнесешь Японцу. Это и будет твоя защита. Если ты такой щепетильный, я возьму.

— Да кто ты такая, шоб супротив меня язык подымать!.. Да это же я тебя за собой взял!.. А ты мне людей портишь, против меня поперла… — Корень смотрел на Таню с настоящей ненавистью, и она вдруг поняла, что их прошлые добрые отношения закончены. Они остались в прошлом. Изменилась она, изменился и Корень. Во всем были виноваты проклятые рубины и то, что Корень считал подрывом своего авторитета, — слова Тани…

— Учителя хорошие были, — зло отрезала Таня. Ей стало больно.

Сейф нашла без труда. Он был впаян в стену прямо за прилавком. Табло, по которому нужно было вводить код, было с греческими буквами. Но Таня не растерялась. Она вспомнила греческий алфавит, которому ее учили в гимназии, и набрала греческими буквами слово «зенит». Дверца сейфа щелкнула, открываясь. Бандиты издали торжествующий вопль. Корень смотрел на Таню с откровенной неприязнью. Она предпочла не заострять на этом внимание.

Камни были сложены в бархатный мешочек. По весу и объему он был довольно большим. Таня развязала мешок — в глаза тут же ударил их яркий блеск. Бандиты не скрывали восторга. Корень протянул руку к мешку. Но тот самый бандит, который резко возражал против Тани, снова выступил вперед:

— Нет. Пусть она возьмет. А то ты еще мозгами двинешься и выбросишь по дороге.

— Не выброшу. Добыча должна быть за главаря, — Корень аж покраснел от ярости.

— А что ты сделал, чтобы быть главарем? Она решила камни брать, она сейф открыла, она же все узнала про лавку… А что сделал ты? Пытался лишить нас законной добычи, заработанных денег? Нет уж, пусть камни будут у нее. Я сказал.

Бандиты выразили свое полное согласие глухим ворчанием. Таня хотела как-то сгладить ситуацию, но поздно: Корень уже выходил из ювелирной лавки, и даже по его спине было видно, что он кипит от ярости. И что он никогда больше не будет относиться к ней, как прежде.

Вернувшись домой, Таня швырнула проклятые камни в ящик комода и сразу легла в постель. Но сон не шел. Она страшно переживала из-за размолвки с Корнем. Она чувствовала, что уже испортила отношения с ним, что потеряла в нем друга. Не в силах оставаться, Таня быстро встала с постели, оделась и вышла из дома.

Корень был в кабачке на Садовой. Он сидел один, пил водку и смотрел прямо перед собой. Увидев Таню, подвинул ей стул.

— Садись. Выпьешь?

— Идем, — Таня потянула Корня за рукав, — я пришла сказать, что не хотела всего этого. Ты по-прежнему главарь. Если бы не ты, я не была бы такой смелой. Идем.

Таня привела Корня к своему дому, завела в квартиру и отдала камни.

— Завтра с утра отнесешь их Японцу и расскажешь все, что мы видели там.

— Я не возьму.

Таня уговорила его с трудом. И когда Корень ушел, унося с собой камни, Таня почувствовала такую физическую усталость, словно весь день таскала тяжелые мешки. Раздевшись, она снова рухнула в постель, забывшись тревожным сном. Корень взял камни, но между ними ничего не изменилось. И тяжесть этого открытия давила на ее душу непосильным грузом.

Глухой стук в дверь вырвал Таню из сна. Она открыла глаза, не понимая, что происходит, откуда идет шум. Возле ее кровати со свечой стояла бледная Лиза в одной сорочке.

— Таня… Стучат…

Накинув поверх ночной рубашки шаль, Таня пошла к двери. За ней шла дрожащая Лиза. Она почему-то решила, что за Таней пришли из полиции, арестовывать. Напрасно Таня успокаивала Лизу, что никакой полиции нет.

Стук не превращался. Кто-то непрерывно колотил в дверь кулаком. Таня закричала грубо, стараясь не показать, как ей страшно:

— Кто там?

— Открывайте! Таня, это я, Ида.

Охнув, Таня распахнула двери. На пороге стояла заплаканная Ида с покрасневшим, распухшим лицом.

— Катька повесилась, — пробормотала Ида и, зарыдав, упала на руки Тани.