Помидорный романс

Ирина Критская, 2020

Аделаида Николаевна – пожилая женщина, давно забывшая свои юные годы, полностью посвятившая себя воспитанию любимой внучки – стареет почти в полном одиночестве, выращивает рассаду, вяжет, иногда болтает с соседками, да… пожалуй и все. И тут внучка решает обучить бабушку компьютерной грамотности. Ученица оказалась старательной, учеба принесла свои плоды – Аделаида Николаевна в Одноклассниках знакомится со СлавРобом – своим сверстником, живущим в селе и тоже увлекающимся садоводством. Совершенно неожиданно для двоих вспыхивает сетевой роман, да такой силы, что Аделаида Николаевна вдруг внутреннее молодеет на десятки лет, превращается в душе в Адель (ник она придумала сама для общения в интернете) и, разругавшись с дочерью, уезжает в село к своему новому другу. И там закручивается водоворот таких удивительных, фантастических событий, которых просто не может быть… Содержит нецензурную брань.

Глава 3. Встреча

Старый чемодан, видавший виды еще советского санаторного Крыма был несколько пыльноват, но вполне приличен. Они с мужем считали его чем-то вроде талисмана и доставали с антресолей только в самые радостные и значимые для них дни. А самым большим счастьем было — поехать в крошечный поселочек, заблудившийся среди Крымских гор и моря, поселиться в полузаброшенном доме, недалеко от дикой части берега, который им сдавали почти бесплатно и жить там, как дикари, сутками валяясь на берегу в тени старых лодок, ужинать ранним виноградом, сладкими мелкими персиками и сыром с лепешками, которые привозила им хозяйка откуда-то из села.

Аделаида оклеила клетчатый дерматин чемоданных внутренностей фотографиями. И они так намертво приварились к искусственному материалу, что отодрать их не было никакой возможности, только порвать. И до сих пор оттуда на мир смотрела худенькая круглолицая девочка с белокурыми кучеряшками и высокий, худющий парень с щегольскими усиками, волнистым чубом, уложенным назад и добрым песьим взглядом, как у грустного лабрадора. Они обнимались у неработающего фонтана в городском, заросшем парке, и кипарисы уходили своими стрелами куда-то в непроглядную высь.

Наскоро протерев чемодан, Аделаида быстро начала кидать в его нутро кофточки и юбки, белье и всякий незатейливый скарб, который она особенно и не копила за эти годы. Так — дешёвенькое все, по скидкам, простенькое, лишь бы удобно. Ситцевую ночнушку она с сомнением приложила к себе, став у зеркала, потом, вдруг устыдившись своим мыслям, тоже бросила в чемодан. «Надо было купить бы чего, поприличнее», — подумала она с сожалением, хорошо, хоть на плащ новый скопила, красивый». Плащ и правда был отличный — нежно-голубой, именно этот цвет ей нравился в молодости, с серебристой подкладкой и большим, отложным воротником, который при желании можно было превратить в капюшон. В Москве июнь вечно был дождливым, плащ пригодился как нельзя кстати, да и туфли подошли — светлые, с небольшим каблучком и скромным бантиком. Лет им было, наверное, десять, но Аделаида их и не носила, куда…

С трудом застегнув чемодан, она бережно потрогала корзинку, в которую упаковала пяток хорошо разросшихся кустиков ее секретных огурцов, проверила деньги и билеты, щелкнула замком любимой сумочки на тоненьком ремешке и села в прихожей на стул. До поезда было еще часа три, Лялька, втихаря от матери, заказала ей такси и вот-вот должна была прискакать, проводить бабушку.

Наконец, Лялькин ключ зашебуршал в замке. Внучка влетела, взорвав в прихожей облако резких, незнакомых духов, хихикнула.

— Ну, ты, баб, даешь ваще. Куда ты этот балахон напялила? Там жарища, под сорок. Ты сарафан положила, тот, что я тебе принесла?

Лялька, действительно, притащила ей на днях сарафан, весь в алых искорках на белом фоне. Аделаида быстренько спрятала его в шкаф — не носить же такое неприличие.

— Нет, Лялечка. Я забыла про него…

— Забыыыла? Я на него полнаушников отдала, а она забыыыла. Ну ка доставай! И вот еще!

Лялька быстро пихнула сверток с сарафаном в бабушкин чемодан и вытащила крошечную косметичку.

— Смотри! Тут тон — он подтягивает морщины, лифтинг, слышала? И крем такой — тоже, попробуй только не мажь. Помада модная, свою можешь выкинуть и тушь тут удлиняющая. Все маленькое, но, тебе хватит. В поезде потренируешься.

Она сунула косметичку к сарафану, глянула на часы.

— Давай, давай, пора. Такси ждет. Вперееед. И да, бабуль. Ты на мать внимания не обращай. Жизнь у тебя одна. Думай головой, так ты меня учила? А мать… Она только о себе думает.

***

Поезд разогнался так, что в плохо вымытых окнах только мелькали давно забытые картинки. Жаркое, степное марево, высокие, пирамидальные тополя, полустанки. На редких остановках румяные тетки в белых, завязанных назад косынках продавали семечки, квас и пирожки, Аделаида покупала пакетики, что-то ела, хрумкала семечками и чувствовала себя совершенно счастливой. И такой — ясной, яркой, молодой, даже. Она смело намазала на себя все, что нашла в Лялькиной косметичке, достала сарафан и повесила его на плечики, благо в купе она была одна. Жара, действительно стояла устрашающая, горячий степной ветер врывался в окно и отдавал ромашкой и полынью. Все это — голубой плащ, тесноватые туфли, дождливая Москва казались Аделаиде далекими и ненужными, легкие полотняные тапочки, которые она купила перед самым отъездом, сарафан и полупрозрачная косынка, и совершенно другая Адель — все это было настоящим и долгожданным…

Поезд затормозил у красивого здания вокзала. Перрон был почти пустым, блестел вымытым асфальтом и казался прохладным миражом в раскаленной пустыне. Адель кое-как стащила чемодан и корзинку, и растеряно смотрела вслед уходящему составу. Из самого конца перрона, чуть прихрамывая, быстро шел к ней седой, сутулый человек. Увидев одинокую фигурку, он поднял руку, так что полы его легкого пиджака подхватил степной ветерок и помахал приветственно. И у Адель вдруг стало на душе совершенно спокойно и светло.

А с холма, на котором стояло здание вокзала, стекала вниз широкая дорога, тонувшая в зелени вишневых садов, и далеко, в тумане жаркого воздуха блестели купола храма.