Арлекины и радуги

Ирина Голыбина (2024)

Престижная работа, заботливый муж и чудесный дом в Австрии — жизнь Веры была похожа на сказку, но однажды все изменилось. Переживая непростой развод, девушка отправляется по работе в родной город, где случайно встречает талантливого режиссера Костю. Разговоры об искусстве, прогулки по знакомым улочкам и совместная поездка в Вену — похоже, жизнь дает второй шанс обрести счастье. Вот только отчего-то Вера совсем не спешит принимать этот подарок…

Глава 3

Вера с трудом открыла глаза. Увидела потолок с лепниной по краям и розеткой в центре. Из розетки свисала люстра, и на секунду ей показалось, что она дома, в Вене, заснула на диване в гостиной. Но нет, это был не дом, и лежала она в кровати, рядом с Костей. Вера приподнялась на локте, посмотрела ему в лицо: тень от ресниц падает на щеку, страдальчески кривится рот. Что ему снится, интересно?

Она прислушалась к своим ощущениям и поняла, что голова, вопреки ожиданиям, не болит, а в теле бродит радостная энергия. Они так и заснули одетые поверх покрывала, и Вера с усмешкой оглядела свою мятую футболку и носок, сползший с одной ноги. Села, натянула носок обратно, сняла резинку с волос. Встряхнула ими и встала, оглядывая комнату.

Там был книжный шкаф, плотно набитый разноцветными томами, еще один — платяной, рабочий стол с ноутбуком и бумагами, разбросанными в беспорядке. Среди бумаг стояло несколько грязных кружек со следами кофе и початая бутылка минеральной воды. К окну было придвинуто громоздкое кожаное кресло с прорванной обивкой, на нем валялись джинсы, вязаный свитер и майка.

К стене над кроватью кнопками была приколота выцветшая репродукция, изображавшая сценку в парке: Арлекин щипал даму за голую грудь, торчащую из корсета. Небо над ними было наполовину темным, наполовину светлым, и на светлой половине проступала нежная радуга. Края репродукции от старости затрепались и закрутились вверх. Углы прикрывали другие картинки и фотографии, поярче и поновее. На тумбочке лежали Костины часы, мобильный и кольца, которые он, видимо, снял, когда проснулся среди ночи.

Вера присела на корточки возле него, потянулась губами ко лбу, но не поцеловала, а так и застыла с полуприкрытыми глазами. Подняла руку, повела ею над его носом, над подбородком, вдоль нижней челюсти, заросшей щетиной, до уха, торчавшего из-под волос. Ее колдовские пассы Костю не разбудили, и Вера, немного осмелев, положила ладонь ему на грудь.

Мерный стук Костиного сердца отдавался во всем ее теле, словно это сердце было у них общим. На его шее, над ключицей, пульсировала жилка, и Вера осторожно дотронулась до нее указательным пальцем. Костя шевельнул головой, и она отдернула руку.

Сев на пол и прислонившись спиной к краю постели, Вера достала из кармана телефон. Проверила накопившиеся сообщения и неотвеченные вызовы, но с беззвучного режима не сняла. Большую часть сообщений удалила, на одно написала коротко: «Завтра возвращаюсь, обсудим». В почту даже не стала заходить, зная, что там ждет гора писем, требующих ответа.

Бросив телефон в кресло поверх Костиной одежды, она поднялась и подошла к окну. Березы разрослись и доставали до пятого этажа, заслоняя двор и соседние дома. Был виден только край тротуара у подъезда, где стояла скамейка; кто-то прислонил к ней детский самокат. По безоблачному небу ветер нес воздушный шарик.

На цыпочках Вера прокралась в коридор. Рядом с Костиной спальней была еще одна, родительская. За стеклянными распашными дверями обнаружилась гостиная с диваном и креслами, большим телевизором, бархатными портьерами на окнах. Вера подошла к комоду на гнутых ножках, на котором стояли фотографии в серебряных рамочках. Большой снимок Костиных матери и отца: серьезный мужчина в очках обнимает девушку заметно младше него, в волосах у нее заколка с искусственными цветами. Костя на детской елке, Костя кланяется со сцены, Костя на выпускном. Костин портрет, похоже, студийный, на черном фоне. Вера взяла его и поднесла ближе к глазам. Провела пальцами по матовой бумаге, холодной на ощупь, и поставила фотографию назад.

Дальше по коридору шли рабочий кабинет и библиотека. Вера заглянула в них на ходу и свернула на кухню. Прикрыла за собой дверь, начала обследовать шкафчики. В первом же, над плитой, ей попалась открытая пачка молотого кофе; кофейник с навинчивающимся верхом стоял в раковине. Вера разобрала его на половинки, вымыла под краном, заправила и поставила на конфорку. Зажгла газ и стала ждать, когда закипит вода.

Очень скоро кофеварка забулькала, потихоньку засвистела, и в верхнюю половину потекла коричневая жидкость. Взяв с полки две кружки, Вера налила в каждую понемногу, себе добавила сахар и плеснула молока из пакета, который нашелся в холодильнике.

Хлопнула дверь в ванную — видно, Костю все-таки разбудил шум, хотя Вера старалась все делать тихо. За стенкой потекла вода, потом дверь хлопнула еще раз, и Костя возник на пороге, кое-как умытый, но все еще растрепанный.

— Пахнет потрясно, — восхитился он.

Вера протянула ему чашку, Костя взял, отпил глоток.

— Молока подлить? — спросила Вера.

— Не надо, очень вкусно.

— Вообще-то, кофе твой, — улыбнулась она.

— Но ты варила, — нашелся Костя.

Он присел на табуретку, пошарил по столу рукой в поисках сигарет. Нащупал пачку, достал одну, поискал зажигалку, но ее не было, и Вера протянула ему спички, лежавшие возле плиты.

— Будешь? — спросил Костя, но Вера покачала головой.

Он прислонился к стене и картинно выпустил вверх дым. Почесал заросшую щетиной шею, убрал волосы со лба, но они сразу упали назад.

— Еды нет, — заметил Костя, глотнув еще кофе, — позавтракаем в кафе.

— Идет, — согласилась Вера.

— Тебе сколько надо, чтобы собраться?

Вера оглядела себя — жеваная футболка, джинсы тоже не лучшего вида, — и рассмеялась.

— Нисколько. Только причешусь.

В нескольких кварталах от дома начинался парк — на этот раз имени великого писателя, — и Костя повел Веру туда. Среди деревьев, одевшихся первой листвой, работала летняя кафешка на открытом воздухе: стеклянный павильон с терраской и парой столиков на ней. Они уселись на улице, попросили кофе, сандвичей, минеральную воду; официантка отошла, и Костя развернулся к Вере.

— Я вчера сильно пьяный был?

— С виду нет. Но вел себя смешно ужасно.

— Это как?

— Как русский помещик.

— Щенков борзых раздаривал, что ли?

— Нет. Но мог бы.

— Ты извини, — Костя потер ладонями лицо. — Неприятности у меня. Вот и решил снять стресс.

— Я понимаю, — кивнула Вера. — Всякое бывает.

— Приставал?

— Естественно. Иначе я бы обиделась.

— Камень с души! — расхохотался Костя.

Официантка поставила перед ними чашки с шапками пены, присыпанной корицей, сандвичи на тарелках, стаканы для воды. Спросила, не нужно ли еще чего-нибудь, и скрылась в павильоне. Больше в кафе никого не было, только Костя с Верой.

— У тебя какие планы на сегодня? — спросил Костя, снова закурив. — Если свободна, можем по городу погулять. Парк посмотрим, по набережной походим. Вчера как-то смазанно получилось.

— А у тебя совсем дел нет? — Вера почувствовала, что вопрос прозвучал пренебрежительно, и добавила: — Вообще, я могу. Мне только завтра улетать.

— Здорово. Расскажешь, что за командировка у тебя?

— Да обычная. По объектам культурного наследия.

— У нас такие есть?

— А как же! Обсерватория восемнадцатого века, тот же кремль. В списках ООН они пока не числятся, но рассматриваются как кандидаты.

— И ты решаешь, какой включать?

— Нет, конечно. Организую информационную поддержку.

— И часто приходится ездить?

— Частенько.

— Слушай, а ты где вообще родилась? Тут, в России? Или уже за границей? Хотя погоди, дай сам соображу!

У Кости загорелись глаза, он побарабанил пальцами по столу, затянулся сигаретой и начал:

— Значит, так. Твои родители — ученые. Нет, врачи. Как мой отец. Сбежали из СССР, когда появилась возможность, и поселились… скажем, в Германии. Там ты и выросла. Училась… пускай в Гейдельберге, а в Австрию переехала… потому что там красиво. Ну и груз истории не давит. Все-таки не то же самое, что жить на территории бывшего врага. Если это имеет для тебя какое-то значение.

— Мне очень интересно. Продолжай.

— Продолжаю. В Вене ты познакомилась с аристократом из старинного австрийского рода. Он тебя старше лет так… на десять. Близко?

— Близко, — поддакнула Вера. — Практически в точку.

— Ну вот. Ухаживал он за тобой красиво. Водил в оперу на Вагнера — в Вене играют Вагнера?

— Само собой.

— Значит, водил на Вагнера, а на Рождество пригласил в горы кататься на лыжах. Там у него был собственный замок… нет, пусть будет шале, замок чересчур. И в этом шале, у камина, он сделал тебе предложение. Все честь по чести: встал на колено, подарил кольцо. Ты заплакала и согласилась. Так все было?

— Практически. Только я не плакала. Просто согласилась.

— Дальше. Ты начала продвигаться по карьерной лестнице. На волне всеобщего равенства и расцвета феминизма. Мужу старой закалки это сильно не нравилось. Молчал он, молчал, а потом объявил, что больше такую деловую жену не потерпит. Ему нужна хозяйка для замков, чтобы за прислугой следить. А ты вечно в разъездах. Ты обиделась и подала на развод. В этом я тебя, кстати, полностью поддерживаю — только мужа нам не хватало! Поэтому сейчас ты со мной, сидишь тут среди березок, слушаешь всякую чушь. И жалеешь, наверное, что поторопилась. Жалеешь, а?

— Совсем нет.

— Слушай, а что по правде? Как было?

— Да так и было, в общих чертах. Ты все правильно угадал.

Она откусила сандвич, запила кофе, попросила у Кости сигарету.

— Мой немногословный друг, — усмехнулся он. — Ладно, не хочешь рассказывать — молчи.

Вера вытянула перед собой ноги в кедах, удобно развалилась на стуле. Запрокинула лицо, подставив его солнцу.

— Веснушек не боишься? — спросил Костя. — У меня девушка была, Соня, пряталась от солнца, как вампирша. Кремом обмазывалась с ног до головы.

— Я не боюсь. Мне веснушки нравятся.

— И мне.

— Та вампирша куда делась?

— К Дракуле сбежала.

— Ты сам как Дракула, — улыбнулась Вера. — Вон бледный какой! Что за неприятности у тебя? Если не секрет…

— Да на работе. Отстранили. Я надеялся, что временно, но, похоже, навсегда. Придется другие… проекты искать. Все равно я больше ничего не умею.

— Найдешь, не волнуйся. Или с деньгами проб лемы и надо срочно?

— Да нет, никаких проблем. Финансовая подушка, то-се. Просто не привык без дела сидеть.

В кафе вошла женщина — молодая, полная, ярко накрашенная, — волоча за руку упирающегося мальчишку.

— Да не кричи ты так, — увещевала его она, — я тебе какао куплю.

— С зефирками? — встрепенулся ребенок.

— Ладно, — вздохнула женщина.

Потом оглянулась на Костю, высоко подняла брови и автоматическим жестом начала поправлять прическу: тщательно завитые и уложенные кудри.

— Костик, — воскликнула она, — ты как здесь? Почему не в Москве?

— Временно, — буркнул он, вставая, — давай я его подержу.

Он взял мальчика на руки, ткнулся лбом ему в лоб:

— Здорово, Кирюха! Как сам?

Мальчик боднул Костю и расхохотался. Костя развернулся к Вере:

— Знакомься. Маргарита, а это Кирюха. Мы в одной школе учились. А это Вера.

— Очень приятно, — Маргарита смерила Веру взглядом. — Костик, а как же с твоим делом? В интернете писали…

— Марго, — перебил ее Костя, — давай не сейчас. Мы уходим уже. Вер, погоди минутку, я расплачусь и пойдем.

Он поставил мальчика на пол, отчего тот снова заревел, и нырнул в павильон. Вера потушила сигарету, посмотрела, куда выбросить окурок, пошла в сторону урны у края террасы.

— А вы местная? — полетел ей в спину вопрос.

Вера, не оборачиваясь, покачала головой, спустилась по лесенке и двинулась к выходу из парка. Костя нагнал ее минуту спустя, подстроился, чтобы идти в ногу.

— Эффектная мадам, — заметила Вера.

— Да уж. Знаешь, она в школе первой красавицей была. Все-таки дети, замужество… меняют они женщин.

— Думаешь?

— Уверен.

Они вышли из парка и двинулись вдоль проспекта к центру.

— Может, вызвать такси? — спросил Костя.

— Да тут идти десять минут, — возразила Вера.

— Надо же, как ты разобралась!

— Я сообразительная.

— И кр-р-р-р-расивая! — прорычал он, оскалив зубы. — Сейчас ка-а-ак наброшусь — и съем!

Вере было очевидно, что Костя паясничает через силу, что на душе у него кошки скребут, и потому она не стала реагировать на этот внезапный то ли выпад, то ли комплимент.

— Мне в отель надо зайти, переодеться.

— Отель где?

— А где мы встретились вчера. Соседний дом.

— Ага, понял. «Роял». Пойдем.

В холле отеля вовсю работали кондиционеры, хотя до жары было еще далеко. Единственный пятизвездочный в городе, «Роял» старательно подчеркивал свой статус. Вера покопалась в сумке, достала магнитную карту. Костя повертел головой в поисках лифта, нашел, повел Веру за собой, придерживая за локоть.

— Я думала, ты в баре подождешь, — заметила Вера. — Мне еще душ принять, привести себя в порядок.

— Помешаю? — спросил Костя смешливо.

Вера помедлила секунду, потом ответила:

— Пожалуй. Посиди тут. Я быстро.

У себя в номере она разделась, побросав вещи на кровать и нырнула в ванную. Посильнее открыла воду, встала под колючие струи насадки «дождь». Включила музыку с телефона, чтобы транслировалась во встроенные колонки. Принимая душ одновременно из воды и звуков, погрузилась на несколько минут в полное и безоговорочное блаженство. Взяла с полки шампунь — свой, а не гостиничный, — и вымыла голову. Набросила белый вафельный халат, сунула ноги в тапочки с логотипом «Рояла».

Потом наскоро высушила волосы, достала из шкафа чистые брюки, рубашку и свитер, оделась и посмотрела в зеркало. Провела помадой по губам, бросила тюбик в сумку. Со столика взяла солнечные очки, закрыла дверь и спустилась в холл, где Костя вальяжно расположился в кресле и что-то читал в телефоне.

Они прошли через вращающиеся стеклянные двери и оказались на той же набережной, где ужинали вчера. Ресторан пока был закрыт; на террасе только начинали расставлять стулья и накрывать столы. Уборщица поливала цветы в горшках из лейки с узким горлышком.

— Пойдем-ка к реке, — позвал Веру Костя. — Я тебя сфотографирую.

Вера, кивнув, направилась к воде, блестевшей под солнцем и похожей на рыбью чешую. Прошла по краю парапета, балансируя руками, и Костя сфотографировал ее на свой телефон. Под руку они зашагали вдоль набережной мимо живых изгородей и цветущих декоративных яблонек.

— Я правильно поняла, что ты с родителями живешь? — поинтересовалась Вера с делано безразличным видом. — Почему?

— Такая семья, — ответил Костя, вздохнув. — Маме важно, чтобы мы все были вместе. Вот сидят они с отцом за столом, ужинают и смотрят на меня. А потом переглянутся и улыбнутся. Не могу я их этого лишить.

— А как же ты устраивался, когда в Москве работал?

— Ну как, очень просто. В пятницу все по барам-ресторанам, а я на электричку и три часа сижу, еду домой. Обязательно с цветами для мамы, с бутылкой вина. Или с тортом. Мама даже следила, чтобы я вещи брал только на неделю, не больше.

— А свобода как же?

— На мою свободу никто не посягает. Могу делать, что хочу, приходить-уходить, приглашать кого угодно. Просто я живу дома. С ними. И все.

— Погоди, но тогда где они сейчас?

Костя рассмеялся.

— На даче. Для дачи делается исключение. Я ее терпеть не могу и от поездок освобожден.

Они дошли до конца набережной; дальше начинался сквер со скамейками и детской площадкой. Вере вспомнился мальчик, который пришел в кафе с бывшей Костиной одноклассницей. Она посмотрела на Костю:

— Слушай, а этот мальчик в парке, Кирилл, он твой сын?

Костя замахал руками:

— Нет, конечно. С ума сошла?

— Но с Маргаритой у вас что-то было…

— Ничего серьезного. Ты вот помнишь свою первую любовь?

— Я? Помню, конечно.

— Вы почему расстались?

Вера поправила на носу солнечные очки.

— Мы и не встречались, честно говоря. Я его любила на расстоянии.

— А он?

— Ну что он — не замечал.

— Грустная какая история! Но потом же все случилось?

— Случилось. Только уже с другим.

— В Гейдельберге?

Вера хитро глянула на Костю поверх очков.

— Ага. Там.

— Слушай, чего ты темнишь-то? Я вот тебе все выкладываю, как на духу!

— Да кому интересно слушать про неудавшиеся романы?

— Мне! Обожаю такие истории. Она любит — а он циник и подлец. Или наоборот — он любит, а она изменяет.

— И что интересного?

— Как что — человек! Смысл его поступков.

— У меня простой смысл был. Я себя считала ужасно некрасивой. И пыталась самоутвердиться.

— Некрасивой? Ты? Верится с трудом.

Вере показалось, что в голове он прокручивает новый сюжет, как с ее детством, которое сам придумал. Хорошо, что на ней темные очки, и Костя не видит ее глаз! Она подумала про дом, с которым ей предстояло расстаться, про поиски новой квартиры, в которую будет переезжать одна. Но горечи эти мысли не вызвали, даже наоборот — обрадовали. Все у нее будет хорошо. До сих пор справлялась, справится и теперь.

Костя вырвал ее из размышлений, задав неожиданный вопрос:

— А хочешь, я тебе свой любимый клуб покажу?

Вера недоуменно уставилась на него:

— Сейчас же день, клубы закрыты.

— Нет, это не такой клуб. Там всегда кто-нибудь есть.

Место, о котором Костя говорил, располагалось в бывшем «Буревестнике»; такси доставило их туда за пять минут. Вера вылезла, потопталась на площади перед зданием.

— Идем, — позвал Костя. — Вон в ту дверь.

Они нырнули в прохладный холл, и Вера увидела на стенах афиши разных годов — в основном рисованные, с киноактрисами и названиями фильмов.

— Здесь кинотеатр? — спросила она. — Никогда бы не подумала.

— На самом деле, это киноклуб. Полуофициальный. Остался еще с девяностых. Я в школе сюда любил ходить и сейчас бываю.

Он оглянулся по сторонам и двинулся в сторону лестницы. Оттуда заметно тянуло табаком — в нарушение всех правил пожарной безопасности.

На площадке возле урны стоял человек, похожий на пещерного обитателя — заросший густой бородой, в растянутом свитере и бесформенных штанах. При виде Кости неандерталец встрепенулся, протянул руку для рукопожатия.

— Мясников! — представил его Костя. — А это Вера.

— Ты здесь откуда? — спросил загадочный Мясников. — Ты вроде за границей должен быть.

Костя отмахнулся:

— Сплетни и слухи. Скажи мне лучше, Мясников, как сам живешь?

— По-прежнему. Твоими молитвами.

— Клуб держится?

— Пока не разогнали.

— А народ ходит?

— Ходят потихоньку. Сам знаешь, на наш репертуар любителей немного.

— Зато каждый на вес золота. Ты, Мясников, можешь мне услугу оказать? По-дружески. А?

— Чего надо?

— Мы кино хотим посмотреть.

— Сеанс в шесть вечера.

— Нет, нам сейчас. На двоих.

Мясников глянул на Веру; она, хоть и смутилась, стойко встретила его взгляд.

— Могу в целом. Что поставить?

— Есть у тебя «Голубой ангел»?

— Вроде был.

— Тогда его.

Мясников затушил окурок о край урны, выбросил, отряхнул пепел со свитера и с бороды.

— Ну пошли. Я вам зал открою.

Он извлек из кармана связку ключей и, погромыхивая ими, пошел по коридору к двойным дверям в самом конце. Отпер, распахнул одну створку и махнул рукой, пропуская их внутрь.

В зале было темно, свет шел только из коридора. Костя подвел Веру к последнему ряду, усадил в центре и сел сам; Мясников тем временем прикрыл дверь снаружи.

В рубке над ними что-то зашуршало, затопало, как будто в клетке заворочался неведомый зверь. Потом щелкнул аппарат, экран вспыхнул и по нему побежали титры. Минуте на двадцатой, когда в кадре запела Грета Гарбо, Костя повернул Веру к себе и начал целовать, уверенно и неторопливо. Она не сопротивлялась, даже наоборот: обвила его шею рукой, сунула пальцы за ворот рубашки, пощекотала затылок. Между ними была ручка кресла, мешавшая прижаться теснее, но после поцелуя они до конца фильма сидели, привалившись друг к другу плечами. «Голубой ангел» оказался коротким, и спустя полтора часа они вышли на крыльцо, оглушенные резким контрастом цветущего весеннего дня с черно-белым экраном. На фоне сероватых елей в сквере сияла молодая зелень дубков, высаженных в ряд, под ними полыхали оранжевые и фиолетовые тюльпаны. Из дверей клуба показался Мясников, на свету превратившийся в настоящего лешего из сказки.

— Спасибо, дружище! — Костя хлопнул его по спине.

— Для тебя всегда готов, только попроси, — ответил тот, переминаясь с ноги на ногу. — Ты когда вообще вернулся? Чего не заходил?

Вера бросила на Костю вопросительный взгляд, но тот смотрел на Мясникова.

— Да так. Некогда было.

— Ну понятно. Ты заглядывай, не забывай. И это…

Костя поднял руку в предупреждающем жесте, но Мясников все-таки договорил:

— Если работа будет, дай знать.

Костя торопливо кивнул, бросил приятелю «пока», и они с Верой пошли вниз по ступенькам.

— Понравилось кино? — спросил Костя, и Вера кивнула, решив не добавлять, что видела «Голубого ангела» раз десять, не меньше. Временами, когда нападало элегическое настроение, она могла усесться где-нибудь в открытом кафе на Ринге, заказать рюмку айсвайна и, поставив перед собой планшет, пересматривать старинные фильмы вроде этого.

— Что у тебя дальше по программе? Кино было, теперь театр? Время подходящее, — пошутила она.

Костя шутки не оценил; брови у него съехались на переносице, рот скривился.

— Нет уж, только не театр, — ответил он едко.

— Тогда пойдем ко мне. Надо вещи собирать.

— Ты завтра рано уезжаешь?

— Ну да. В девять на «Ласточку», чтобы успеть к самолету.

— Я думал, за тобой пришлют машину. Служебную.

— Пришлют. Только уже дома, в Вене.

— Дома, в Вене, — автоматически повторил Костя. — Хорошо живешь, Вера… как тебя по отчеству?

— Леонидовна.

— А фамилия?

— Эдлингер.

— Вера Леонидовна Эдлингер. Как в кино. Или в пьесе какой-нибудь.

— Опера «Мимолетное увлечение», ария заморского гостя… Так мы идем? Или я одна? — Вера остановилась, посмотрела Косте в глаза.

— Идем, конечно. У нас еще по программе прощальный ужин. Торжественный, прошу заметить.

— Тебе вчера было мало? Как, кстати, голова — не болит?

— Ты о моей голове не беспокойся, она в полном порядке. Пойдем, будешь складывать чемоданы, а я тебя беседой развлеку.

В номере Вера действительно достала из шкафа небольшой чемодан на колесиках с выдвижной ручкой, открыла его и положила на пол. Побросала туда с полок футболки и джинсы, пару свитеров, пиджак прямо вместе с вешалкой. Костя тем временем развлекался с умной колонкой, заставляя проигрывать какие-то русские хиты, которых Вера не знала.

Она зашла в ванную, прикрыла дверь, окинула взглядом расставленную на столешнице косметику, кремы и флаконы. Потом сняла рубашку, сбросила брюки и постояла перед зеркалом в одном белье. Распустила волосы, встрепала их немного, приподняв на макушке.

В таком виде предстала перед Костей, который, еле слышно охнув, велел колонке замолчать и поднялся Вере навстречу.

Его объятия были мягкими, вкрадчивыми и не вызывали желания отстраниться или воспротивиться. Пальцы — на удивление нежные для мужчины — пробежали по ее позвоночнику от шеи до поясницы, теплая ладонь легла на бедро.

Она потянула Костю к кровати, но он, помотав головой, подхватил ее и усадил на стол. Теперь их лица были на одной высоте, ее, пожалуй, даже немного выше. Костя осторожно спустил ей с плеч лямки бюстгальтера. Отступил на шаг и, не сводя с Веры глаз, начал расстегивать пуговицы у себя на рубашке.

Она сама сняла бюстгальтер, бросила на пол, Костя освободился от рубашки и джинсов и прижал ее к себе, кожей к коже. Вере казалось, что ее обволакивает неслышная музыка, и она закрыла глаза, чтобы уловить ее и постараться запомнить. Костины волосы щекотали ей ухо, потом опустились ниже — это он поцеловал Вере ключицу и тонкую вену, пульсирующую над ней. Его руки легли ей на грудь, легонько сжали, потом скользнули вниз; Костя снял Веру со стола и уложил на постель.

От того, что это именно он лежит рядом, от нереальности происходящего Вера чувствовала себя как во сне или фантазии, которая вот-вот промелькнет и растает. Она держалась за него, даже когда все закончилось, гладила по волосам, по руке, подсунутой ей под спину. Потом наконец расслабилась и выдохнула, позволив Косте перевалиться на бок. Он полежал так, разглядывая ее профиль на фоне серебристо-голубой стены и зеркальной двери шкафа. В зеркале отражалась тонкая Верина нога, согнутая в колене, волосы, разбросанные по подушке, плавный холмик груди.

Костя сел, прислонясь к изголовью кровати, поискал на полу свои джинсы и вытащил пачку сигарет.

— В номере нельзя курить, — предупредила его Вера.

— Я знаю. Выйдем на балкон?

Костя натянул джинсы на голое тело, Вера накинула плащ. Балкон смотрел на задний двор отеля; там было пусто, если не считать пары кошек, дремавших на скамейке. Приближался вечер, и солнце садилось, расцветая оттенками рыжего, алого и багрового. На перила балкона приземлилась стрекоза, помахала хрустальными крылышками. Вере показалось, что она косится на нее подозрительным круглым глазом.

— Тебе обязательно завтра уезжать? — спросил Костя, не глядя на Веру. Он стряхнул пепел, и тот полетел, подхваченный ветром, в сторону.

— Да. Обязательно.

— Только встретились, и сразу расставаться… Мне бы хотелось еще тебя увидеть. Скажи как?

— В соцсетях, — отшутилась Вера. — Подпишись на Венскую штаб-квартиру ООН, аккаунт веду я.

— Меня в соцсетях нет, — проворчал Костя. — И вообще, это не то же самое.

— Тогда полетели со мной.

— В Вену?

— Ну да. Что такого? Я у тебя была, теперь прошу ко мне.

— Смотри, пожалеешь! Я могу и согласиться.

— Так соглашайся. Я даже с билетом помогу. Точнее, мой секретарь. Виза у тебя есть?

— Ты не поверишь, но как раз виза имеется.

— Значит, иди собирайся. Завтра улетишь со мной.

Костя заглянул ей в лицо, словно проверяя серьезность предложения.

— А если приживусь? Мне торопиться некуда. С работы выгнали, семьи нет. Эмиграционная служба тебя не накажет за ввоз нелегала?

— Я тебя сама выставлю. Как только надоешь.

— Надо постараться не надоесть, — усмехнулся Костя.

— На самом деле мне сюда через неделю еще раз ехать. Заканчивать дела. Так что прокатимся вдвоем туда-обратно. Как тебе план?

— Соблазнительно. Ну, Вера Леонидовна, если не шутите, то летим в вашу Вену. Посмотрю хоть, какая она. В оперу пойдем?

— Как прилетим, первым делом.

— Считайте, уговорили.

— Тогда топай домой, собираться.

Костя обулся, надел свитер.

— Еще мне понадобится фотография твоей визы и паспортные данные. Я билет закажу.

— Точнее, твой секретарь?

— Именно.

— Вы, Вера Леонидовна, удивительная девушка!

— Небесное создание, — подтвердила она.

Костя удивленно задрал брови.

— Ты вчера говорил. С пьяных глаз, — объяснила Вера.

— И был прав. До вечера?

— Пока!