Домовой на страже закона

Ирина Владимировна Соляная, 2023

Кто способен раскрыть череду необычных преступлений, победить неуловимого оборотня и остановить нашествие орды захребетников? Встречайте необычных кольчугинских сыщиков: хитрого следователя по особо важным делам, разжалованного домового Бороду и мелкую лейтенантку Степаниду. Они раскрывают все тайны, кроме своих. Эпичные звёзды Рунета на страже закона ждут вас!

Глава 7. Подвал ИВС

Степанида кручинилась, что домовой никак не может утвердить свой авторитет. Он почти не выходил из кабинета следователя, изредка лишь попивал чаёк в компании запечника Агафоши. Эдак авторитеты не утверждают.

— Голубь мой, — льстиво начала как-то мышь, — сдаётся мне, что в подвальном этаже тоже может какая-нибудь нечисть обитать. Мы только с первого по третий здание околесили. А подвал?

— Небось мыши там, гнусь амбарная, — ляпнул Борода да вовремя спохватился.

Мышь сделала вид, что не услышала. В избирательности её слуха и был секрет их счастья с Бородой. Степанида направилась прямиком к Матузкову, который только что вернулся с планерки, злой и рассерженный. Ему снова напихали новых дел, по которым нужно было проводить неотложные следственные действия.

— Матвей Иваныч, — ласково спросила Степанида, — а что за подвал в нашем здании?

— ИВС там. Хулиганы, бродяги, пьяницы и прочая шантрапа, — ответил и рассеянно погладил мышку по спинке, а сам убежал по делам.

Загадочная аббревиатура Степаниде раньше не попадалась, но мышь решила свою необразованность не демонстрировать. Уронить собственный авторитет для Степаниды было равносильно ущербу статуса домового. О том, что такое ИВС она решила узнать от кикиморы, с которой неожиданно сдружилась, хотя это было поперёк мнения домового.

Что у них было общего? Да ничего! Степанида — пушистая, опрятная, Хаврошка — растрёпанная, одноглазая. «Жизня у меня такая беспросветная, — пожаловалась Хаврошка как-то, — от того и обличность неказистая. Кабы мне мужской ласки да домашнего уюта… И на моём сарафане ромашки бы цвели».

Степанида зарделась, но о своём непростом мышином счастье рассказывать не стала. Не солидно это.

Каждую свою вылазку в отдел материально-технического обеспечения Степанида описывала Бороде в красках. Домовой комментировал немногословно, но к сведению принимал.

— Шинельную ткань привезли, семь тюков. Четыре списали на брак и порчу. Кикимора помогла начальнику отдела снабжения оформить. А из остатнего пошьют кители.

— Сущие вредители, — изрёк домовой.

— Сегодня трёх беспризорников привели. Пока документы на них составляли, у инспекторши пропали пятьсот рублей и польская губная помада. Дети — наше будущее.

— Такого будущего нам не надо, — переиначил домовой старинную поговорку

— ОБХСС обнаружили подпольную лабораторию, какие-то негодяи водку делали. Милиционеры сказали, что на вкус эту водку вообще не отличишь от магазинной, даже лучше.

— Чертячий хлеб, отрава!

Степанида всячески стремилась показать Бороде, что и за дверями гостеприимного кабинета следователя кипит жизнь. И в ней даже разжалованный домовой может найти себе занятие. Но вот об ИВС рассказывать она суженому не стала.

— Страшное это место, — поведала ей Хаврошка замогильным голосом, — там сидят преступники, ужасть какие опасные. Нет с ними сладу, оттого определили их в кандальники. Кто в магазин залез, кто старушку ограбил, а кто и вовсе убивец.

— Страсти какие! — шепнула испуганная мышь, — а нечисть там есть какая или милиционеры с ними сами справляются?

— То-то и оно, что нечисть там похуже кандальников, — вытаращила свой единственный глаз Хаврошка, — вурдалаки одни. Клыки — во!

— А как же Гургенов допустил вурдалаков в отдел? — удивилась мышка.

— А они ещё до него были, при прежнем начальнике милиции. Завелись — не вывести.

— Наверное, у них договор какой с Гургеновым… — подумала вслух мышь, вспомнив, как они разделили с Полупудом территорию.

История, рассказанная кикиморой, была очень интересной, но выглядела не слишком правдоподобно. Мышь очень хотела проверить её сама, но немного побаивалась. Вот если бы Матузков её туда сопроводил или Борода… Другое дело.

Степанида вернулась в кабинет и не обнаружила там своего суженого.

— И где ж мой голубь? — спросила она Матузкова.

— Прогуляться вышел. Все и так знают, в отделе поселился домовой. Хоть и разжалованный, но всё-таки по старшинству звания над кикиморами, печниками и банником поставлен. Как старшина над ефрейторами. Пусть окинет владения мудрым взглядом, — пошутил следователь.

Степанида вздохнула. Она ждала любимого до вечера, потом поняла, что милый не вернётся. Матузков собрался домой. Закрывая папки с бумагами, складывая их стопками в сейф, он ненароком бросил: «Одной тебе ночевать. Бедняжка. Хочешь в карман?» Мышь кивнула и всхлипнула. Со стороны Матузкова это была невиданная щедрость. Если Степаниде разрешили провонять китель мышиным духом, значит, ситуация критическая. В кармане в эту ночь спалось плохо, хотя раньше среди катышков и ниточек, обрывков бумаги, раскрошенных папирос мышке всегда было уютно. В эту ночь Степанида не слышала никаких звуков и только под утро поняла почему: слишком гулко стучало её страдающее сердце. Борода появился ближе к обеду следуюшего дня. Он был задумчив и мечтателен. Рассеянно погладил Степаниду волосатой ладонью и выпил пол-литровую кружку чая. Мышь успокоилась: видно, хозяин обдумывал масштабы предстоящей работы. Преобразить казённый дом в уютное жильё — задача не из лёгких, как из савана кроить распашонку. Матузков ничего у Бороды спрашивать не стал. Ухмыльнулся только, когда домовой снова засобирался в дорогу.

— Подремал бы… — намекнула Степанида.

— Некогда, — буркнул Борода как-то неласково.

Ночь Степаниды снова прошла в кармане кителя, хотя в этот раз приглашения не поступало. На душе было неспокойно. На другой день повторилась история: Борода вернулся к полудню, наскоро перекусил, выпил чаю, переменил мундир на косоворотку и вычистил сапоги гуталином. Это очень не понравилось Степаниде. В особенности она была недовольна немногословностью своего любимого и его уклончивым взглядом. Борода выглядел устало, веки набрякли, а брови закустились.

— Что с тобой, голубь мой сизокрылый? — ластилась Степанида, но Борода лишь хмурился и молчал.

Когда же любимый собрался на вечерний обход владений, мышь решила дознаться, куда и зачем он так торопится. Подождала недолго и пустилась по следу. Домовой свернул в конце коридора и загромыхал сапогами по лестнице. Здание успело опустеть, отлучка начальника милиции выгнала и сотрудников домой пораньше, только в ИВС скучали дежурные. Туда, в подвальное помещение и спешил Борода, почти переходя на бег.

То, что домовой выкруживает вниз по лестнице в подвал, Степанида поняла сразу. Он не задерживался на пролётах, проскочил этаж штаба, прошёл мимо комнат подразделения по делам несовершеннолетних, мимо отдела дознания. А там был ох какой беспорядок: мяучил Полупуд, закрытый в кабинете, метались тараканы в поисках сухарей. Нет, Борода даже не взглянул на паутину и пыль, на отвалившуюся штукатурку в коридоре, на заляпанные чем-то противно-зелёным стены. Он бежал, утирая пот со лба ладонью. Степанида семенила следом, поскрипывая от злости зубами.

«Точно он в карты с кандальниками играет, вспомнил старый грех. Помню, как он водяному Тухлому чуть было избу не продул», — пришло на ум Степаниде, и она вознамерилась выяснить всю подноготную ночных путешествий Бороды и положить конец безобразиям.

Внезапно возле толстой железной двери с множеством запоров она обнаружила, что след домового простыл. Ни слуху, ни духу. Степанида заметалась на бетонном полу, покрытом обрывками жёлтого вонючего линолеума. Громкий мужской хохот оглушил Степаниду и напугал. Она бегала взад-вперед, потеряв ориентацию.

— Мыши обнаглели, ты смотри, пешком ходят!

— Э, какая цаца. Да ещё и в платьишке! Никак дрессированная.

— Кажись, это Матузкова мышь. Не дай бог, мы ёе ухайдакаем, он нас загнобит…

Степанида почувствовала, как её нежное тельце сжали точно клещами грубые человеческие лапищи. Очнулась она только у кабинета Матузкова, когда поняла, что сержант притащил её на третий этаж. «Вот тебе и гостеприимный отдел… — подумала мышь, устраиваясь спать в кармане кителя следователя, — не раздавят, так задушат».

Конечно, утром блудный домовой не признался, куда ходил и чем занимался. Он отворачивался, уклончиво хихикал и напускал в разговоры туману. Мешки под глазами стали темнее, а лицо словно схуднуло. Вдобавок Степанида учуяла от любимого терпковатый и слегка сладкий запах, который никак не могла распознать. С целью идентификации Мышь пробежала по всему отделу, перенюхала чахлые комнатные цветы на подоконниках и шкафах. Герань, азалия и фиалка пахли слабо и монотонно. От косоворотки домового веяло смесью амбры, мускуса и ванили. «Точно, это духи», — не побоялась признаться себе Степанида. Было ясно, что домовой ударился в загул.

За объяснениями мышь двинулась к кикиморе. От Хаврошки несло прокисшими щами, да и не таков был Борода, чтобы с курносой связываться, но почему подруга прятала глаза. После допроса с пристрастием кикимора призналась, что видала, куда бегает вечерами Борода и как туда проникнуть, только предупредила, что компанию Степаниде не составит, поскольку очень уж боится вурдалаков.

— Кого-кого? — вскинулась Степанида, приложила лапки к мордочке и села на хвост.

— Уж такие страшные! Я тебе ж про них говорила. Цюцюрко, Нэпыйпыво да Убывбатько. Усатые, на бритых головах оселедцы, а кулачищи — пудовые.

— Что же Бороде делать с такой компанией? — изумлялась Степанида.

— Не с ними, — уклончиво ответила кикимора и, переходя на мову, добавила, — це охрана, захистныки.

— Кого же они охраняют? — почти шёпотом спросила Степанида, но ответа не услышала.

Когда стало смеркаться, Борода засуетился. Мышь притворялась, что готовится ко сну. Свила из носового платка гнездо на сейфе, натаскала себе хлебных крошек со словами: «На пустое брюхо сон нейдёт». Домовой улизнул в замочную скважину, а Степанида потрусила за ним. Теперь уже она не отставала, по сторонам головой не вертела. Её усы воинственно вздыбились, хвост стал крепким, как гитарная струна. У двери изолятора Борода на миг задержался, но потом просочился в незаметную щель у дверного косяка, замаскированную плохо прибитым плинтусом. Оттуда тянуло… смесью амбры, мускуса и ванили.

Степанида протиснулась следом, и сразу же перед ней встали стеной три мордоворота. Глаза их недобро светились, а из ухмыляющихся пастей торчали острые клыки.

— Вот что, молодцы́-подлецы, пропустите меня. Я по важному делу.

— Зъимо и нэ подавымося! — сказал тот, что справа.

— Та тут и исты ничого! — подхватил тот, что слева.

— Колы спиймав мыша трэба жуваты поволи, — хмыкнул тот, что в середине.

Степанида ловко прошмыгнула между ногами самого толстого и очутилась в коридорчике, который вёл мимо камер. Три мордоворота затопали за ней. Они ухали и хлопали ладонями, не столько пытаясь поймать разведчицу, сколько поднимая шум. Степанида бежала вперёд, чуя усиливающийся аромат, пока не увидела приоткрытую дверь и шмыгнула в полумрак.

— Бородушка, яхонтовый мой, — пропел ласковый голос, — чую я, мышьим духом пахнет.

Перед глазами Степаниды открылась невиданная картина. На коленях разомлевшего домового сидела девица в синем сарафане и алом кокошнике. Её чёрная коса змеилась по высокой груди, а белые руки обнимали тощую шею Бороды.

— Разлучница проклятая! — пискнула Степанида и ринулась к милующейся парочке.

Девица взвизгнула и проворно спрыгнула с колен домового.

— Что же вы, олухи, дверь не охраняете? — совсем не нежным голоском, а мощным басом крикнула она мордоворотам-упырям.

— Вид кого охороняты? — спросил тот, что слева.

— Мыша звычайна, — продолжит тот, что справа.

— На одну долоню покласты, иншою зачиныты… — завершил тот, что в середине.

— Вот я и приказываю вам: прихлопнуть её, чтобы мокрого места не осталось! — девица топнула ногой.

Борода водил бессмысленными глазами по сторонам и глупо улыбался.

— Ах ты, ведьма поганая! — пискнула храбрая Степанида, — А ты, Борода, тоже хорош, неужто не видишь, что перед тобой самая обыкновенная упыриха!

— Вздор! — захохотала девица, попеременно обращаясь то в валькирию, то в обнажённую Еву с яблоком в руке, то в египетскую царицу, — Я — Лиллит, прекраснейшая из живших когда-либо на этой земле.

— Нетути власти твоей над нами, сгинь-пропади, суккуб! — плюнула Степанида через левое плечо, и морок спал.

Борода вскочил, пошатываясь на нетвёрдых ногах. С ужасом он смотрел на упыриху: толстозадая, синегубая старуха в цветных лохмотьях и цыганских юбках скалила гнилые зубы. Три упыря беспокойно переглядывались. Храбрая Степанида быстро вскарабкалась домовому на плечо и крикнула:

— Хозяину перечить вздумали? Да он вас в порошок сотрёт! Разве не видите, кто перед вами? Это домовой Кольчугинского отдела! А вы кто? Доложить по всей форме!

— Цюцюрко, Нэпыйпыво и Убывбатько. Упыри на службе по надзору за арестантами! — гаркнул самый толстый. Потом все трое повалились на колени и нестройно завыли:

— Пробачь нас неразумных… Нэ впизналы…

Суккуб, утратившая свою привлекательность, шипела в углу:

— Явилась, хвостатая, всю малину попортила! Я тебе припомню… А тебя, домовой, я со свету сживу. Вас, нечистых, скоро совсем в Кольчугино не будет. Ни одного! Жди времечка!

От этих слов у Степаниды мороз по шёрстке пробежал.

— Некогда нам с вами тут цацкаться, — молвила мышь и поспешила с домовым прочь, чтобы не праздновать труса.

Оказавшись в родном матузковском кабинете Борода взгромоздился на сейф, уныло дёргая себя за космы. Светила яркая луна, и сон к нему не шёл. Степанида устроилась на ночёвку в кармане кителя Матузкова. О случившемся не говорили. Мышь, как мудрая женщина, понимала, что против суккуба неопытному в любовных шашнях мужчине было не устоять. Борода чувствовал себя пристыжённым. Мало того, что его вокруг пальца провели, так ещё и вступилась за него мышь малая, неразумная… Ночь укрыла город звёздной пеленой. В отделе воцарялась тишина, прерываемая вздохами спящих зэка́ в ИВС и тоненьким трио упырей Цюцюрки, Нэпыйпиво и Убывбатько: «Мисяць на нэби, зирки сияють, тыхо по морю човен плывэ. В човни дивчина писню спивае, а козак чуе, сэрдэнько мрэ».