Жизнь как на ладони. Книга 2

Ирина Богданова (2010)

Огненным потоком вторглась революция в размеренную жизнь простых петроградцев: ни один из них, проснувшись утром, не уверен, что доживёт до вечера, — столь невероятные испытания обрушиваются на героев книги изо дня в день. Как молодому врачу Тимофею Петрову-Мокееву вызволить своего названого брата Всеволода Езерского, офицера Белой армии, из заточения в подвале Реввоенсовета, где хозяйничает комиссар Клавдия — та самая девчонка-атаманша Клава, от которой в детстве Тимофей защищал маленькую Крысю? Как остаться верным своему долгу и согреть ближних живым теплом своего верующего сердца, если тебе поминутно угрожает арест за непримиримое отношение к деятельности «рыцарей революции»?..

5

Очнулся Тимофей оттого, что его куда-то волокли по снегу, и голова то и дело билась о твёрдую наледь мостовой.

При очередном толчке он открыл глаза, как в перевёрнутом зеркале видя трёх человек, точнее, маленьких человечков, дружно тянувших его за ноги.

Припомнив свой рывок к Всеволоду, перекошенное яростью лицо матроса, выстрел и беспамятство, Тимофей решил, что бредит.

Но увиденное оказалось явью: одна из фигур обернулась, и детский голос обрадованно спросил:

— Дяденька, ты живой?

— Живой, — прохрипел Тимофей, заметив струйки крови, текущей из рукава пальто, — слава Богу, живой.

Человечек снова обернулся, и Тимофей понял, что это ребёнок из подвала, предостерегавший его накануне.

— Тяжёлый, — сказал другой детский голосок, обращаясь к кому-то.

Несмотря на боль и тошноту, Тимофею стало неловко, что его тащат дети. Он попытался помогать ногами, но тело не слушалось его.

— Ты уж лучше лежи, дяденька доктор, не ерепенься, — запыхавшись, сказал старший ребёнок. — Мы знаем, где ты живёшь. До самого дома тебя доставим.

— Спасибо.

По лестнице Тимофей карабкался сам, оставляя на каменных ступеньках вязкие пятна крови.

Спасители лишь поддерживали его за спину, чтобы он не упал.

— Здесь? — парнишка показал на дверь квартиры Мокеевых.

Тимофей прикрыл глаза в знак согласия, указав пальцем на звонок. Но звонить не пришлось, дверь распахнулась сама собой, и Ольга Александровна с тётей Симой кинулись его поднимать. Снизу на помощь бежал Пётр Сергеевич, давно разыскивавший его на улице.

— Сюда, кладите на кушетку. Так. Хорошо.

Голос отца звучал спокойно и деловито, вселяя в душу Тимофея твёрдую уверенность в защите от всех бед этого мира: отец рядом, он заступится и спасёт. Молодой человек почувствовал, как с него снимают пальто; мелькнули ножницы, разрезавшие рукав, и в его руку легко вошла игла шприца с лекарством.

— Всё хорошо. Рана чистая. Пуля не задела кость. До свадьбы заживёт.

«До свадьбы? — удивлённо подумал Тимофей. — Действительно, ведь скоро моя свадьба». Он поискал глазами лицо невесты Зиночки, не нашёл его и, обессиленный от потери крови, заснул глубоким сном.

— Тимошка, айда купаться! — смеясь, кричала ему растрёпанная босоногая девчушка в рваном сарафанчике.

Тимошка узнал свою деревенскую подружку Любку, дочку пастуха, и улыбнулся в ответ:

— Не могу, дед Илья учит меня косить!

Он посмотрел на траву и вместо зелёной осоки увидел змей, обвивающих его ноги.

— Не бойся, Тимка, ты всю жизнь проживёшь со змеёй на груди, — Тимошка вдруг увидел вместо Любки маленькую старушонку в смешной шляпке, украшенной чучелом птицы, и потрогал на шее медальон с чашей, обвитой змеёй. Медальон передал ему доктор Мокеев перед тем, как отправить сына в гимназию.

— Досифея Никандровна, откуда ты взялась?

— Угадай!

Бабка запрыгала на одной ножке, как маленькая девочка, и замахала платочком.

— Скоро в России будет столько слёз, что никаких платков не хватит. Но ты не бойся, твоя доброта всегда будет спасать тебя. Только не забывай, что у тебя есть моя пуговица и кинжал. Не забывай!

Она ещё раз покрутилась вокруг себя и незаметно превратилась в Зиночку Арефьеву, его дорогую невесту.

— Пуговица Досифеи Никандровны у меня, — сказала Зина, — я всегда ношу её с той поры, как ты подарил её мне.

Она расстегнула воротничок и показала пришитую к нижней блузе пуговку.

— Видишь?

— Вижу…

Тимофей открыл глаза и встретился взглядом с отцом.

— Очнулся? Как себя чувствуешь?

Доктор Мокеев сосчитал его пульс и удовлетворённо вздохнул:

— Ранение лёгкое. Пулю я достал. Теперь необходимо хорошее питание и гигиена. Серафима ушла на рынок поменять вещи на сахар.

— Где дети? Меня принесли дети, — вспомнил Тимофей.

Отец неопределённо пожал плечами:

— Право, не знаю. Мы были так заняты твоим ранением, что не успели заметить, куда они исчезли.

Тимофей приподнялся на подушках:

— Мне необходимо их найти. Их и Всеволода.

Пётр Сергеевич потемнел лицом и приложил палец к губам:

— Тсс. При Оленьке ни слова. Она сама не своя от тревоги за Севочку. Всю ночь за вас молилась, с колен не вставала.

Пётр Сергеевич помолчал, глядя в окно на начинавшее светлеть небо.

Сколько таких рассветов видел Тимофей с тех пор, как его, круглого сироту, усыновил овдовевший доктор Мокеев. Иногда они были радостные и ясные, иногда зарождавшийся день сулил тревоги и неприятности, но ещё никогда ни один рассвет не представлялся таким мрачным и безысходным, как сегодня.

На вошедшую с чаем Ольгу Александровну было страшно смотреть. Такое выражение безысходности на её лице Тимофей видел лишь однажды — в тот день, когда газеты известили всех о гибели князя Езерского. «Погибнуть в бою — честь для русского князя», — сказала она тогда, услышав о потере мужа.

«Папа прав, молчание сейчас благо для неё. Когда нет известий, остаётся вера и надежда», — мысленно согласился Тимофей с Петром Сергеевичем. Он с благодарностью отхлебнул горячий чай, отметив, что тёте Симе удалось раздобыть сахара. Сладкое подкрепило упавшие силы.

Покачиваясь, Тимофей встал и пошёл в ванну, чтоб умыться. Из-за двери ванной комнаты шёл неприятный запах и раздавались странные звуки, словно кто-то сморкался и плакал. Здоровой рукой Тимофей распахнул дверь, и ему прямо в ноги грязным пятачком ткнулся упитанный поросёнок с упругим колечком розового хвостика.

— Что это? — недоумённо оглянулся в поисках ответа сбитый с толку Тимофей.

— Нечего месту зря пустовать, — выплыла из гостиной соседка Дарья. Подбоченясь увесистым кулаком, она вызывающе посмотрела на бывшего хозяина квартиры. — Здеся порося жить будет. Морду можно и в кухне ополоснуть, там тоже есть раковина.

Любовно скосив глазом на похрюкивающего питомца, женщина заявила тоном, не допускающим возражений:

— Мы теперь в стране хозяева, рабочий класс. Кого хотим, того в дом и приводим.

«Порося — это не самое худшее, что может случиться», — равнодушно подумал Тимофей, морщась от боли в раненом плече. Любое движение давалось ему с трудом, но голова не кружилась, температура не поднималась, и это укрепляло в мысли, что уже завтра он сможет пуститься на поиски Всеволода.

Когда прозвучал негромкий звонок в дверь, Тимофей уже сидел в комнате, слушая новости, которые взахлёб рассказывала тётя Сима.

— Ваше сиятельство, примите мои искренние приветствия, — надтреснуто прозвучал из коридора до боли знакомый голос, и в комнату вошёл грузный господин в коричневом пальто с барашковым воротником. Его грушевидный нос, покрасневший на морозе, в тепле постепенно приобретал желтоватый оттенок, поэтому казалось, что с приходом гостя в комнате меняется освещение.

— Аполлон Сидорович! — княгиня Ольга Александровна сделала шаг навстречу старому библиотекарю, много лет проработавшему у них в особняке, и замерла, вопросительно глядя на неожиданного визитёра. — Чем обязаны вашему посещению?

— Позвольте вашу ручку, — библиотекарь-гигант стянул запорошенную снегом шапку, отчего его лысина блеснула в огромном стенном зеркале с резной рамой, и припал к руке княгини.

— Я поспешил к вам с новостью. Уж не знаю, хорошая она для вас или плохая. В наше время это трудно предугадать.

Он сделал паузу, переводя смущённый взгляд с одного лица на другое и пожимая руки всем, сидящим в комнате.

— Не томите, — поторопила его Ольга Александровна.

— Ах да.

Аполлон Сидорович неловко потоптался, сопя опустился на гнутый стул, скрипнувший под его весом, и выпалил:

— Я только что имел счастье видеть его сиятельство князя Всеволода Андреевича.

— Жив? — вскрикнула Ольга Александровна и перекрестилась.

— Жив. И даже здоров, — подтвердил библиотекарь. — Только, уж извините, синяк под глазом.

— Жив наш Севушка, — эхом откликнулась тётя Сима и, подскочив к Тимофею, чмокнула его в нос, пребольно задев за плечо, — слышишь, Тимка?

— Жив… — Пётр Сергеевич отвернулся и стал смотреть в окно, чтобы жена не заметила его слёз.

Довольный произведённым эффектом, Аполлон Сидорович принял свободную позу и облегчённо вытер лысину дамским кружевным носовым платочком, понимающе обведя глазами убитое горем семейство:

— Его сиятельство в особняке князей Езерских. В вашем бывшем особняке, Ольга Александровна, — поправился он. — Возможно, вы не знаете, но сейчас там размещается Революционный военный совет, а подвал переоборудован под тюрьму. Туда князя и заключили господа социалисты. Такие, знаете, решительные товарищи в кожаных пальто и с револьверами на боку. В то время когда к подвалу привели Всеволода Андреевича, я получил приказ очистить библиотеку и экстренно паковал наиболее редкие книги, — он сделал паузу и обеспокоенно продолжил. — Надеюсь, вы понимаете, что я никак не мог бросить ценные экземпляры на произвол судьбы?

Аполлон Сидорович заволновался, покраснел и сжал кулачищи:

— Вы не представляете, на моих глазах, — он ткнул пальцем в переносицу, — революционные матросы разорвали на самокрутки прижизненное издание поэта Тредиаковского. Вообразите! Заворачивать вонючий табак-самосад в листы, помнящие прикосновения пальцев государыни Елизаветы Петровны! Лучше бы я ослеп!

Библиотекарь с силой обхватил голову руками, словно намереваясь раздавить её, как арбуз.

— Матросы не нашли ничего лучшего, как «утешить» меня, объяснив, что выбрали самую старую книгу. Им невдомёк, что именно старые книги и представляют наибольшую ценность. О времена! О нравы!

Ольга Александровна потеребила хранителя книг за плечо, требуя ответа:

— Аполлон Сидорович, вы говорили про князя.

— Ах да.

Мужчина завозился на стуле, поджал под себя ноги, заметив, что с его башмаков уже натекла изрядная лужица, и виновато поморщился.

— Батюшка, ты всю душу вымотал, толкуй скорее, что с Севушкой, — не выдержала тётя Сима.

— Пакую я книги, нос не высовываю, — снова принялся рассказывать библиотекарь, — вдруг дверь приоткрывается, и в щёлку я вижу, как по коридору матросы ведут его сиятельство. Всеволод Андреевич растрёпан, шинель разорвана, но вид несломленный, смотрит бесстрашно и, я бы охарактеризовал, презрительно. «В расход офицерика?» — спросил конвойный у молодой комиссарши, прикомандированной к Реввоенсовету. «В кутузку. Под особый замок. Арестованного пока не трогать, — скомандовала она. — Библиотекаря с книгами из библиотеки выкинуть. Там будет комната допросов. Буржуйские книги раздать трудовому народу для протапливания печей, а этого хмыря, — она показала на меня, — выгнать на улицу и больше не пускать. Увижу поблизости — сама расстреляю». Я как это услышал, давай скорей выносить самые ценные издания. Всю ночь работал, а утром поспешил к вам — поведать о сыне. — Библиотекарь внимательно посмотрел на княгиню, ожидая её одобрения.

— Огромное спасибо, любезный Аполлон Сидорович, — искренне поблагодарила его Ольга Александровна. — Вы подарили нам хоть маленькую, но надежду на благоприятный исход.

— Погодите, погодите! — вскричал Тимофей, едва не потеряв сознание от резкой боли в раненом плече. — Вы сказали, в библиотеке будет комната для допросов?

— Именно так, сударь, — подтвердил библиотекарь.

Тимофей с порозовевшими щеками приподнялся на кушетке и, ликуя, пояснил окружающим причину своей радости:

— Вы помните, что в библиотеку ведёт подземный ход из ротонды? Я проникну по нему и спасу Всеволода.

— Тимошенька! — княгиня стиснула пальцы, и её дыхание стало прерывистым. — Я даже не знаю, что сказать, но ты должен отбросить эту мысль. Мы не выдержим потери обоих детей.

— Ничего не получится, — отрицательно покачал головой Аполлон Сидорович, — перед тем как уйти, я заблокировал рычаг потайной двери. Теперь её невозможно открыть из библиотеки.

— Как? — ахнули хором Тимофей и Ольга Александровна.

Аполлон Сидорович пожал широкими плечами и уныло повесил нос:

— Я не хотел, чтоб захватчики знали тайны особняка и пользовались ими.

Он постучал себя кулаком по лбу:

— Балда! Балда! Балда!

— Погодите, господин библиотекарь, — перебил его стенания Тимофей, — лучше растолкуйте, каким образом можно вновь заставить работать секретную дверь.

— Весьма несложно, справится даже ребёнок, — охотно откликнулся Аполлон Сидорович, — необходимо всего лишь войти в помещение над библиотекой, там ванная комната, которую заняла комиссарша, — он покосился на княгиню, стыдливо покраснев, — и переставить местами два фальшивых крана с разноцветными ручками.

— И всё?

— И всё, — утвердительно хлопнул себя по коленке Аполлон Сидорович и выразительно округлил глаза, — никаких проблем.

— Кроме одной: как проникнуть в помещение второго этажа — в дамскую ванную комнату, — возразил Тимофей и задумался, вспоминая расположение комнат в особняке князей Езерских.

Он хорошо знал каждый его закоулочек, каждую кладовочку, потому что своими руками вместе с отцом и князьями Езерскими переделывал жилые покои под лазарет для раненых во время Русско-японской войны. Правда, вскоре после войны овдовевшая княгиня со Всеволодом переехали в квартиру доктора Мокеева, а особняк продали богатому золотопромышленнику Мухину, но, по слухам, тот не перестраивал апартаменты, гордясь их старинным аристократическим прошлым.

Тимофей подтянул к себе клочок бумаги и принялся набрасывать по памяти план особняка Езерских. Его карандаш быстро скользил по бумаге, с каждым штрихом укрепляя надежду на освобождение Всеволода.

Остаётся только придумать, как разблокировать потайную дверь!