Шанталь. Ход королевы

Ирада Нури, 2021

От судьбы не уйти, и если по праву рождения тебе суждено править, то поверь, в один прекрасный день, ты обязательно станешь королевой. И пусть трон Боравии пока остается всего лишь мечтой, у тебя есть реальный шанс стать предводительницей пиратов и подчинить своей воле все Средиземноморье. Любовь и дружба теряют свое значение, когда разворачивается самая настоящая борьба за власть, ведь проигравшего ждет смерть…

Глава 2

Разговор с Бутом оказался непростым. То, что удалось выяснить, облегчения не принесло, заговор действительно существовал, и те, кто мечтал свергнуть «короля» и занять его место, времени зря не теряли и усиленно готовились к решающему удару. Рыжий Ангус, сильно пострадавший во время последней вылазки, получил серьезное ранение в грудь, которое при отсутствии должного ухода с каждым днем сильнее подтачивало его силы. Всего несколько дней, и этот человек-медведь, одно только имя которого способно было внушить ужас и бывалому смельчаку, лишится острых когтей и станет абсолютно беспомощным перед стаей шакалов, готовых вонзить зубы в вожака, столько лет их кормившего и защищающего.

Дорогу до крепости Патрис преодолел как во сне, в ушах все еще слышались последние слова Бута: «Ангуса уже не спасти. Тебе следует поспешить и успеть выразить свое почтение следующему «королю», которым негласно называют грека Стазиса из Эпира. Поверь, с ним тебе лучше дружить».

Патрис несколько раз встречался со Стазисом во время сходок, требующих присутствия опытных капитанов, и то, что он о нем знал, не вызывало никаких иных чувств, кроме отвращения. За греком уже давно прочно закрепилась слава жестокого садиста и изверга, получающего настоящее удовольствие, мучая и издеваясь над пленниками, среди которых встречались старики, женщины и дети. Он никогда не требовал выкупа за заложников, он предпочитал их убивать, с восторгом поскуливая при виде их предсмертной агонии. Представить невозможно, во что превратится это чудовище после того, как получит власть, еще больше развязывающую его и без того обагренные кровью невинных руки.

Переступив порог огромной общей залы, где в этот момент собрались члены совета и наиболее уважаемые капитаны со своими телохранителями, Патрис замер на миг, отыскивая взглядом своих людей. Их он увидел сидящими в конце стола по левую руку от кресла, в котором полулежал бледный как смерть «король». Всего на мгновение их взгляды встретились, и Патрис понял: Ангусу известно о заговоре. Однако, читая приговор в лицах тех, кого сам же приблизил к себе, так просто вожак сдаваться не собирался.

— Разрази меня гром, если это не тот самый мальчишка, который однажды едва не окочурился на моих руках! Патрис, мальчик мой, как же я рад тебя видеть! Наслышан, наслышан о твоих подвигах. Горжусь! — сжав зубы, гордый шотландец, не имея сил встать, поднял руку в приветственном жесте. Его зычный голос прокатился по залу, заставив присутствующих замолчать и обратить взоры на новоприбывшего. — Эй, кто-нибудь! Принесите-ка стул капитану. Он заслужил право сидеть за одним столом с королем, — продолжил он, не спуская глаз с гостя.

Один из стоящих за креслом телохранителей бросился выполнять приказание и приставил к столу еще один стул, ожидая, когда Патрис сядет. Однако стоило молодому капитану почти опуститься на него, как охранник резко выдернул стул из-под него. Под общий хохот Патрис, больно ударившись, повалился на пол. Молниеносно вскочив, он, выдернув из-за пояса нож, повернулся к обидчику, но его остановил резкий окрик Ангуса:

— Спрячь лезвие, сопляк! Надуть меня решил? Думал, я не узнаю о том, что кое-что из добычи ты от нас припрятал?

Патрис с недоумением уставился на шотландца. Кого-кого, а потомка де Сеженов никто не смел обвинять в нечистоплотности. Согласно кодексу, чтить законы которого обязаны были все, от короля до последнего матроса, строго-настрого запрещалось присваивать любые вещи, добытые путем краж и грабежей, независимо от того, большие или маленькие они были. От вырученной добычи, поделенной на десять равных частей, капитан имел право только на две части, в то время как остальные восемь долей становились достоянием короля, половину из которых он по желанию мог либо распределить между остальными пиратами, либо отправить на склад. Любого, кто пытался присвоить что-либо из общего фонда, ждала жестокая смерть. И сейчас приговор явно читался в грозном взгляде вожака.

— О чем ты толкуешь, Ангус? Клянусь, что здесь все, что мы смогли добыть! Никто не посмел бы оскорбить тебя непочтением!

— Ложь! — от удара кулаком по столешнице задрожала посуда и опрокинулись несколько бутылок, расплескав свое содержимое по сторонам. — Не смей лгать своему господину, щенок! — Ангус в гневе подался вперед, и на его лбу и висках от напряжения проступили синие вены.

Патрис оторопел, когда по знаку короля его со всех сторон зажали, как в тисках, вырвали оружие из рук и скрутили, как тюк с шерстью. Не понимая, в чем его обвиняют, он лишь беспомощно наблюдал за тем, как шотландец вполголоса отдал несколько коротких приказов своим людям, после чего снова откинулся в кресле. Руки его заметно дрожали, лоб покрылся испариной. Повисла тишина, настолько глубокая, что можно было бы расслышать писк комара, если бы этот самоубийца имел глупость сюда залететь.

Все еще ничего не понимая, Патрис переводил взгляд с одного лица на другое в надежде понять, что же произошло за время его отсутствия и кому понадобилось его подставлять перед королем. Но даже лицо грека Стазиса, о котором Бут упоминал как о главном заговорщике, выражало лишь легкое недоумение и любопытство. Выходит, это был не он… Но кто тогда?

Неожиданно взгляд его уткнулся в злобно ухмыляющуюся физиономию одного из матросов со «Смерча» по имени Жанно. Этот негодяй и два его дружка — то, что осталось от шайки Ладу, до сих пор были живы только благодаря тому, что его об этом просила Шанталь. И только сейчас стало понятно, какую он совершил ошибку, сохранив им жизнь.

Время тянулось, гнетущая тишина усиливалась, все чего-то выжидали. Прошло чуть больше четверти часа, когда послышались громкие голоса и раздался грохот шагов, после чего двери распахнулись, пропуская вперед людей Ангуса, тащащих за собой упирающегося мальчишку. Швырнув его на колени перед креслом, один из охранников с одобрения короля грубо сорвал с головы юнца шапочку, вызвав бурю восторга у присутствующих, когда, почувствовав свободу, из-под нее хлынул вниз водопад чистого золота, как покрывалом скрыв от жадных мужских взоров его обладательницу.

Патрис узнал ее мгновенно и бросился было вперед, к ней, но был грубо отброшен назад преданными псами предводителя. Кровь бросилась ему в голову, когда он увидел, какими взглядами пожирает ее толпа изголодавшихся самцов, как завороженных уставившихся на незнакомку. А она, не осознавая, к чему могут привести ее действия, подняла вверх правую руку и откинула волосы назад, открыв на обозрение невероятной красоты лицо, которое просто не могло принадлежать простой смертной. Вздох восхищения прокатился по залу, когда сама богиня Афродита во всей своей неземной красе грациозно поднялась с колен, растерянно озираясь по сторонам. На лице потрясенной девушки отразился испуг при виде такого большого количества вооруженных до зубов людей, пожирающих ее алчущими взглядами. Перебегая с одной физиономии на другую, взгляд ее остановился на Патрисе, опустился на его связанные веревками руки, и выражение точеного личика тут же изменилось. Гневно сверкая глазами на порозовевшем лице, она безошибочно определила главаря и, не думая о последствиях, сделала было шаг вперед, когда внезапно остановилась. Что-то в Ангусе привлекло ее внимание… А затем она сделала то, чего никто не ожидал, в том числе и Патрис, который думал, что хорошо успел изучить характер своевольной девушки: скрестила руки на груди и облегченно вздохнула.

* * *

Сердце колотилось как сумасшедшее, еще не успевшее прийти в себя после пережитого шока. Вот я сижу за столом каюты и пытаюсь аккуратно починить разорванный ворот батистовой сорочки капитана, а уже в следующую секунду внутрь врывается шайка незнакомых людей и меня, не обращая внимания на протесты команды, грубо выволакивают наружу и будто какую-то вещь швыряют в ожидающую внизу шлюпку. Ни о какой деликатности и речи не шло, пока меня чуть ли не волоком тащили по горной тропе куда-то вверх, покуда мы не очутились возле массивных ворот, со скрипом распахнувших, пропуская нас, внутрь.

И вот меня снова волокут вперед. Я пытаюсь сопротивляться, но после ощутимого удара в живот оставляю бесполезные потуги. Все, что остается, только скрипеть зубами от бессилия и шептать про себя слова полузабытой молитвы, прося Бога послать мне легкую смерть вместо ожидаемых мучительных пыток.

В громадном, похожем на главный зал помещении, где за накрытыми столами пировала самая разношерстная публика количеством не менее сотни человек, меня снова беспардонно швырнули. На этот раз прямо на грязный земляной пол.

Ну, это уже слишком! Терпеть издевательства я была больше не намерена. Мне бы только раздобыть хоть самое паршивенькое оружие, и тогда…

Сердце подскочило в груди от радости при виде Патриса, но он оказался не в лучшем положении, связанный и окруженный по сторонам, как какой-то преступник…

Кровь ударила мне в голову. Не в состоянии больше ни о чем думать, я решила, что если уж умирать, то непременно прихватить с собой на тот свет кого-нибудь вроде сидящего во главе большого стола детины, чье добротно сколоченное кресло удивительным образом напоминало трон. Длинные волосы великана чистейшего медного оттенка были разделены на пробор и собраны в две небрежные косицы на висках, в то время как остальные пряди оставались рассыпанными по плечам. Половину лица покрывала густая растительность в виде усов и большой нечесаной бороды, торчащей в разные стороны и наверняка бывшей настоящим рассадником всевозможных насекомых. Из-под широких бровей того же оттенка, что и весь остальной волосяной покров, на меня настороженно взирали яркие голубые глаза, которые по своему цвету могли поспорить с небесной лазурью. Но мое внимание привлекли отнюдь не они, а особый знак на его груди, тот самый, что, единожды увидев, невозможно было спутать ни с одним другим, и который мог послужить спасением наших с Патрисом жизней.

О, я готова была расцеловать это рыжее чудовище в обе щеки, но сдержалась. Не желая выдавать себя раньше времени, я лишь облегченно вздохнула и оглядела его уже более спокойным взглядом, отметив про себя неестественную бледность, разлившуюся по его лицу, фиолетовые круги вокруг глаз и сильно дрожащие руки, судорожно впившиеся в деревянные подлокотники. Исполина явно беспокоил какой-то недуг, а вот какой именно, мне еще предстояло выяснить.

— Вот бы никогда не подумал, что известие о том, что ее очень скоро пустят по кругу, может вызвать такое искреннее облегчение, — громила, ужасно картавя, говорил на страшной смеси из французского, испанского и английского языков, и я, практически не зная последнего, едва понимала, о чем он толкует. Обо всем остальном мне оставалось лишь догадываться.

Морщась от боли, он загоготал, и все дружно подхватили его смех. Посыпались настолько непристойные шутки, от которых на мгновение стало не по себе, но я смогла взять себя в руки и с невозмутимым видом продолжила стоять с высоко поднятой головой.

Послышался шум борьбы. Это Патрису удалось вырваться из удерживающих его рук, и сейчас, сжимая в связанных ладонях саблю, которую успел выхватить у одного из стражей, он ценой собственной жизни пытался закрыть меня своим телом, готовый пустить оружие против любого, осмелившегося шагнуть в нашу сторону.

— Ангус, прошу, отпусти ее, она не трофей, клянусь!

Безумец! Нужно было остановить его прежде, чем все зайдет слишком далеко и нас убьют до того, как я смогу претворить свои планы в действие.

— Патрис, все хорошо, убери оружие, — я в успокаивающем жесте положила руку поверх его кистей, заставляя опустить саблю, что было не так-то просто. Но я не собиралась сдаваться. Прежде чем он сорвется и произойдет непоправимое, я быстро забежала вперед и обратилась к «рыжему»:

— Ты ведь один из «семи», не так ли? — задав вопрос, я глазами указала на «марку», виднеющуюся в открытом вороте его рубашки. Практически ничем не отличающаяся от моей, она была самым настоящим козырем, посланным мне небом.

— Да… — протянул донельзя удивленный громила. — Я действительно один из «семи». А что ты, соплячка, об этом знаешь? — заинтригованный, он жестом остановил подкрадывающегося к нам сзади головореза с кривой саблей в руке.

— Только то, что, как брат, ты просто обязан оказать помощь и поддержку своей сестре, — спокойно ответила я. Момент истины настал, и я, закатав левый рукав рубашки, сорвала повязку, скрывающую столько времени мой секрет. Вытянув руку вперед, в ярком свете горящих на стенах факелов, я с гордостью продемонстрировала роковой подарок Фонтаны.

Определенный риск во всем этом, конечно, был. Могло так статься, что рыжий пират ненавидел своих собратьев и их смерть была ему выгодной. Но у меня не было иного способа это выяснить. Я должна была попытаться сделать хотя бы что-то.

От неожиданно раздавшегося гомерического хохота шотландца задрожали стены, а на груди, чуть пониже висевшей монеты, сквозь надетую на нем парусиновую рубашку проступило пятно крови, красноречивее всяких слов объяснившее причину его состояния. Он был ранен.

— Ну что, шакалы, получили по зубам? — тяжело дыша, «рыжий» обвел насмешливым взглядом собравшихся с ним за одним столом. — Хотели свергнуть одного, а получили сразу двух. Кто из вас теперь осмелится бросить вызов королю и заплатить кровавую дань?

Волосы на затылке зашевелились при воспоминании о «кровавой дани», которую мне пришлось выплачивать в прошлый раз. Бросивший вызов «королеве Тюн» Реми Двупалый был одним из самых опасных бандитов Парижа и его предместий, и мне чудом тогда удалось одержать над ним верх. Правда, пустить ему кровь я так и не смогла. Грязную работу довел до конца один из солдат, посланных мне на подмогу верным ангелом-хранителем де Кресси, добивший поверженного врага выстрелом в голову. Теперь же, в случае вызова, придется рассчитывать только на собственные силы, и неизвестно, окажется ли их достаточно для спасения наших с Патрисом жизней…

Звук отодвигаемого стула вырвал из потока воспоминаний и вернул к суровой действительности. На середину слегка танцующей походкой вышел один из капитанов и, окинув меня с головы до ног странным пугающим взглядом, от которого по спине пробежал неприятный холодок, смачно плюнул на землю рядом с моей ногой. Вызов был брошен.

— Стазис из Эпира… — протянул «рыжий» и откровенная ненависть отразилась на его лице.

Главным заговорщиком оказался тот, кому он доверял больше остальных. Не будь Ангус столь тяжело ранен, голыми руками удавил бы предателя за смуту. Теперь же оставалось надеяться на то, что, убив девчонку, грек удовлетворится ее «маркой», став официальным преемником «короля».