Время «Ч»

Инна Тронина

Август 1991 года. В отдел борьбы с организованной преступностью через агентуру поступают сведения о предстоящей закупке несколькими бандгруппами большой партии оружия. Но незадолго до начала операции по захвату «товара» и сопровождающих его лиц, а также главного «торговца» – Дмитрия Стеличека, раскрыт и ликвидирован основной милицейский агент в среде бандитов, контролирующих городские рынки, – Алим Гюлиханов. Кроме того, узнав об утечке, покупатели оружия изменяют свои планы. «Антимафия» оказывается в полном неведении относительно планов противника. Долго и тщательно подготавливаемая операция оказывается под угрозой срыва. Чтобы спасти положение, лучший сотрудник отдела, капитан Андрей Озирский обращается к своей бывшей любовнице, ныне жене одного из «держателей» рынков – Арине Скресановой. Он просит молодую женщину заменить погибшего агента и помочь перехватить «караван» с оружием. Но за два дня до этого события в Москве происходит так называемый «августовский путч»…

ГЛАВА 1

Журбаев проехал Дворцовый мост. Слева от него жила обычной жизнью изрядно поблёкшая Дворцовая площадь. Там по-прежнему бродили и фотографировались туристы, шатались молодёжные хмельные компании, семенили интеллигентные старушки и катались на велосипедах визгливые дети. А его «Вольвочку» в общем потоке автомобилей, автобусов и троллейбусов несло на Адмиралтейский проспект, к Гороховой улице.

Альфред почему-то особо внимательно пригляделся к набитой битком «единице», которая, казалось, сейчас треснет — так много набилось внутрь народу. За стёклами троллейбуса виднелись страдальческие лица распаренных пассажиров, у которых медленно, но верно выдавливали кишки.

Журбаев откровенно порадовался за себя — один в салоне, ветровые стёкла опущены. Люк на потолке открыт. Хай лайф — ветерок, дым сигарет с ментолом, масса приятных перспектив на вечер. Да и кругом красота, пусть, конечно, и не Париж. Ничего, Бог даст, и по Парижу покатаемся — всё к тому и идёт в государстве. А пока ещё и Питер до конца не осмотрен. Вон, справа — фонтан, а за ним — Адмиралтейский шпиль, сверкающий даже несмотря на пасмурную погоду.

По утрам уже бывало прохладно, потому люди и одевались соответственно. А днём возвращалось лето. Приходилось ехать с работы, засунув кофту или свитер в пакет, в сумку, или просто повесив на локоть. Народ, конечно, был злой, нервный, проклинал жару в частности и жизнь вообще. Что же касается Альфреда Журбаева, то он был своей судьбой вполне доволен.

Впервые Тер-Микаэльянц послал его по важному делу к другому боссу. Такого взлёта в своей карьере Журбаев, честно говоря, не ожидал, и потому теперь старался не расплескать свою радость. Он гордился собой тихо, скромно. И в то же время чувствовал, что мучения простых смертных приятны ему. Они лишний раз убеждали Альфреда в том, что не такой уж он и дурак, каким казался в детстве. По крайней мере, в общественном транспорте не ездил уже лет пять.

Здесь, на Невском и в его окрестностях, иномарок было больше, чем отечественных «тачек», и потому лишняя «Вольвочка» не бросалась в глаза. Журбаев сделал левый поворот, следом за подержанной «Тойотой», которая везла в сторону улицы Гоголя вдрабадан пьяных парней и девиц. Все они были в тёмных очках и ярких туалетах — похоже, направлялись из одного ресторана в другой. Потом ненадолго привязался ЗИЛ, в кузове которого что-то грохотало и действовало на нервы.

Альфред постарался унять противный озноб; он покрепче сжал зубы, оглядел ЗИЛ в зеркальце, а потом посмотрел и на себя. С виду он — паинька, похожий на сынка зажиточных родителей — отсюда и «Вольвочка», и дорогой прикид, и запах французской туалетной воды. Никому до него нет дела — у всех полно своих забот.

Он уже запирал машину, когда мимо процокали каблучками три дамочки. Две из них прижимали к себе по охапке макарон-соломки, а третья громко ругала себя за то, что отоварила талоны пшеном. Альфред ещё раз порадовался, потому что о талонах он лишь слышал, но никогда их не видел. Потом захлопнул люк на крыше серебристого автомобиля и решительно вошёл в подъезд.

Из прохладного, вороватого мрака вышел парень в «варёнках» и ярко-жёлтой куртке. Он пристально взглянул из-под дымчатых очков на Журбаева и лениво спросил, скривив жирную харю:

— Куда?

— К Мите, — сразу же ответил Альфред — так наказал поступать сам хозяин.

— От кого? — так же противно гнусавя, продолжал допрос «боров».

— От Ншана, — тихо, терпеливо отвечал Журбаев.

Ему стало не по себе, потому что от охранника подъезда явно пахнуло могилой. Нельзя сказать, что Альфред не видел в своей жизни душегубов, но этот был уж слишком страшный. Радости как не бывало — ещё замочит на всякий случай, да и бросил в подвал.

— Он сказал шефу, что будет ждать. — Альфред облизнул пересохшие губы.

— Он и ждёт, — пожёвывая резинку, процедил через губу амбал. Конечно, не очень-то приятно ему торчать на лестнице, когда разные «чурки» запросто приезжают к хозяину. — Пошли, фраерок. Предупреждаю — говорить по делу. Времени у шефа в обрез, самую суть только выкладывай. И не шуметь, понял? Дочка у него грудная.

— Понял. — Журбаев, конечно, фраером не был уже давно, но познаётся в сравнении. К примеру, он ещё ни разу не мочил, а этот… Дальше мысли спутались. И от страха, что не удастся кратко изложить Стеличеку суть просьбы Тер-Микаэльянца, внизу живота противно заныло, а по телу потёк холодный пот.

Телохранитель Инопланетянина позвонил в дверь квартиры на четвёртом этаже. Очень быстро им открыла кудрявая молодая женщина, даже, скорее, девушка — в джинсах и блестящей кофточке. Она была ярко, но красиво накрашена, весела и, похоже, не заносчива. Её карие глаза стреляли туда-сюда; блестящие губки сердечком раздвинулись, открыв белые зубы с расщелиной. На безымянном пальце правой руке Журбаев заметил обручальное кольцо с алмазной нарезкой.

— Приветик! — просто сказала девушка Журбаеву. — Это с рынка? — обратилась она уже к громиле.

Тот молча и почтительно кивнул.

— Иди, Толя, мы уж сами! — Девушка захлопнула за амбалом двери и снова открыто, приветливо улыбнулась Журбаеву. Похоже, ей «фраерок» пришёлся по душе. — Ты испугался, что ли? — Она рассеялась, играя ямочками на щеках, бусами, серьгами и браслетами. — Ну его — любит на себя напускать! Шестерня он, понял? Просто в парадном торчит, а форсу!.. Ну, это всегда так. Чем ниже должность, тем больше претензий. Тебя как звать?

— Альфред.

— А меня — Татьяна.

— А по батюшке? — осторожно спросил Журбаев.

— Вениаминовна. Да ты что, рано мне по батюшке — на девятнадцатом году жизни! Муж пока занят, так что подожди немного.

— Он мне назначил на шесть. Сейчас три минуты седьмого. Я прибыл вовремя, как договаривались. — Журбаев испугался, что ему поставят в вину слишком ранний визит.

— Я его потороплю. Заговорился, наверное, — сказала Татьяна.

Но в это время из-за ближайшей двери послышались звуки, происхождение которых Журбаев сначала не понял. Татьяна же, извинившись, опрометью бросилась в комнату. Оттуда она вскоре вернулась, но уже с маленьким розовым свёртком на руках. Свёрток пищал и шевелился — это оказалась та самая дочка.

— Вот, зараза! Я думала, она, наконец, заснула…

Ребёнок плакал тоненько, жалобно, несильно. Но и замолкать не собирался, сколько мать его ни укачивала.

— Только перестала орать, и снова… Горе моё!

— Хорошая у вас девочка, — решил польстить хозяйке Альфред.

— Да уж! Я из-за неё уже на ходу сплю, — проворчала Татьяна.

Но всё же она нежно коснулась губами лобика в синих жилках, прижала дочку к себе. У младенца были прозрачные голубые глаза, крохотный носишко и реденькие льняные волосёнки на макушке.

— Малышка совсем… — Альфред невольно улыбнулся. У него ещё не было своих детей. — Сколько ей?

— Она седьмого июля родилась. Второй месяц. Долго реветь будешь? Плешь уже проела! — Татьяна хотела прямо с ребёнком идти к Стеличеку в кабинет, но Дмитрий вышел сам. Рядом с ним тащился пожилой зэк, у которого не была зататуирована разве что физиономия.

Только сейчас Журбаев разглядел огромную роскошную прихожую с высоченными лепными потолками, гардеробом красного дерева, зеркалом в позолоченной раме. У стены Альфред увидел бархатный красный диванчик с кистями. Дубовый паркет на полу, как положено, поскрипывал при каждом шаге. На фоне всего этого антикварного великолепия современный телефон выглядел бедно, тускло.

— О, Альфред! — воскликнул Стеличек, протягивая руку. — Я заставил тебя ждать? Извини — срочные дела навалились. Весь день в запарке.

— Да что вы, Дмитрий Янович, я всё понимаю, — поспешил продемонстрировать лояльность и покорность Журбаев.

Пожимая высочайшую длань, он невольно вытянулся по стойке «смирно», хотя годами был даже старше Стеличека. Инопланетянин сейчас был в тельняшке, флотских клёшах, и на его левом запястью блестела массивная золотая цепь.

— Тань, твоя мать собиралась сегодня прийти? — Дмитрий взял у жены ребёнка и стал покачивать его на руках.

— Она сегодня не может. Хотела, чтобы я к ней…

— Вот и отлично!

Стеличек кивнул Журбаеву, чтобы тот прошёл в кабинет. Потом он сказал несколько слов переминающемуся с ноги на ногу зэку и закрыл за ним дверь.

— Бери Боженку и поезжай. Петя тебя отвезёт.

— Да и сама могла бы… — возразила Татьяна. — Зачем его зря гонять?

— Так безопаснее, — мягко, но настойчиво произнёс Стеличек. — Переночуй там. И, если получится, поживи ещё два дня. Ребёнку будет спокойнее на другой квартире. Анастасии Дмитриевне от меня пламенный привет. Передашь?

— Конечно, Митя. — Татьяна поняла, что от неё просто хотят избавиться.

— Ну и всё. Позвони вечером, скажи, как там Боженка. Пока! — Он поцеловал жену и ушёл в кабинет.

Стеличек и Журбаев оказались в комнате с двумя выпуклыми окнами, выходящими на шумную Гороховую улицу. Альфреду раньше только по телевизору доводилось видеть музеи-квартиры знаменитостей, а теперь ему посчастливилось попасть в одну из них.

Именно такое впечатление и производила эта огромная комната с кабинетным роялем, бюро, гарнитуром из ореха, хрустальной люстрой и широким персидским ковром, по которому нельзя было ходить в уличной обуви. На стенах висели портреты — седой дамы в чёрной шёлковой блузе с высоким воротом и бриллиантовой брошкой, а также — генерала царской армии.

Дмитрий сел в кресло спиной к портретам, а Журбаев — лицом. Поймав заинтересованный взгляд гостя, хозяин пояснил:

— Это — дед и бабка моей тёщи. Таня привезла, когда мы поженились. Теперь знатные предки в моде. Жаль, что изображения моего прадеда не сохранились — после расстрела всё в ЧК забрали. Так что велел передать Ншан? — перешёл к делу Дмитрий. — Курить хочешь?

— Не откажусь. — Журбаев взял из протянутого портсигара «а-ля Воланд» красивую, кофейную с золотым обрезом, сигарету.

Дмитрий протянул кулак с зажигалкой и высек синеватый язычок пламени. Сам он тоже жадно затянулся, а потом выпустил дым из ноздрей.

— Ншан хочет купить у вас стволы, патроны. Да, ещё он хотел бы приобрести несколько раций и «жучков», если есть такая возможность. Без них мы пропадём — так сказал шеф.

— Интересно! — Стеличек закинул ногу на ногу. — Разве у Ншана до сих пор «жучков» не было? Как же вы вообще-то существовали?

— Раньше были, но ведь со временем требуются новые. Какие-то обнаруживает противник, другие морально устаревают, а то и просто выходят из строя…

— Держи на первое время! — Дмитрий встал, открыл сейф и вынул оттуда металлическую коробочку. — Он знает, как обращаться?

— Конечно, знает! — Журбаев был уверен во всесилии Тер-Микаэльянца. — Я слышал, что у него последний «жучок» сломался три недели назад.

— Я не случайно поспешил обеспечить вас прослушивающей аппаратурой. — Стеличек стряхнул пепел в пепельницу, сделанную в виде перламутровой раковины. — Дело в том, что я едва не погорел с тем приятелем, который был здесь перед тобой. Он лишь в последний момент спас партию товара, потому что не заметил «суку» в своём кругу. Я не желаю, чтобы по такой же причине провалилась сделка с Ншаном. Здесь ведь не пяток автоматов на кону стоит, верно?

— Да, хорошо бы штучек тридцать-сорок, Дмитрий Янович, — осторожно сказал Журбаев и тоже сбил пепел. — Если можно, конечно.

— Как говорил профессор Воланд: «Мне ничего не трудно сделать». Я предполагаю, что, кроме автоматов, вам потребуются и пистолеты, гранаты, оптические винтовки, баллончики с газом. Само собой, патроны, взрывчатка, рации. Их не так-то просто ввозить сюда, и потому я не желаю терять товар по-глупому. Тому-то старику пришлось марьяну свою почикать, чтобы сохранить оружие. Агентша оказалась. Вот с тем, которого ты видел, двадцатитрехлетняя красавица спала! — Стеличек говорил совершенно спокойно, будто о самых обычных делах. — Сейчас пришёл ко мне каяться. Я предупредил, что, в случае чего, он вслед за подругой отправится. Думаю, и Ншан о моих условиях осведомлён.

— Дмитрий Янович, шеф ещё сказал, что нашей группе нужны автомобили…

— Сколько? — поднял брови Стеличек.

— По крайней мере, три. Милиция-то работает, и мы несём потери.

— Не можете на Кавказе приобрести?

— Перегон дорого стоит. Да и ассортимент там, по общему мнению, не ахти. Думаю, у шефа были свои резоны, раз он решил здесь закупать, — добавил Журбаев.

— Ну, ладно, решил так решил, — задумчиво произнёс Стеличек. — автомобили у меня в компетенции Кима, «жучки» и рации — у Додонова. Я с ними свяжусь, за отдельную плату — так и передай Ншану. Зато и товар будет — пальчики оближешь! И обязательно обрати его внимание на непременное условие нашей сделки… — Стеличек помолчал некоторое время, пытливо вглядываясь в лицо Альфреда. — Он под свою жизнь должен гарантировать, что у вас нет ни «сук», ни «кротов». На дальних подступах всё должно быть чисто. Я имел родного и любимого дядю — теперь он в могиле. У меня были прекрасные друзья — ныне кто на небе, кто в зоне. Потерь по глупости, своей и чужой, на мой век хватит. Кроме того, теперь у меня есть семья, за которую я несу ответственность. У Додонова и Кима тоже семьи, как и у всех моих людей. Лучше бы Ншан выделил мне на время операции своих ребят — для охраны и прочих деликатных поручений. Передай ему это, Альфред. Если будут работать мои люди, получится астрономическая сумма. Почему бы не сэкономить, раз есть такая возможность? Ему же выгоднее…

— Передам, Дмитрий Янович. — Теперь Журбаев больше всего боялся хоть что-нибудь забыть.

— Пускай подберёт хороших водил — путь предстоит не близкий. Да ещё неизвестно, что в дороге произойдёт. Они ни при каких условиях не должны растеряться.

— Будет сделано! — с готовностью сказал Журбаев. Он сидел прямо, словно проглотил линейку.

— Пока я даю неделю, — продолжал Стеличек. — За это время Ншан обязан, если он не хочет осложнений, произвести ревизию своего личного состава. Именно с этой целью я дарю ему «жучок». Рации у есть у вас?

— Есть две — японская и наша. Мы же здесь недавно — не успели ещё обзавестись хозяйством, — пояснил Журбаев.

— Если не секрет, куда вам столько металлолома? — словно бы между прочим поинтересовался хозяин.

На улице, вроде бы, пошёл дождь. В нынешнем августе ливни были частыми, бурными, но короткими. А потом опять сияло солнце, отражаясь в глубоких лужах. На толстые стёкла эркера полетели капли, потом дождь застучал по подоконникам.

— Ншану сильно угрожают конкуренты. Он хочет чувствовать себя в безопасности. Ну, и ментовка, само собой, не прохлаждается. Я имею виду ту, что на Литейном…

— Это понятно. С другими-то вы всегда договоритесь, — понимающе кивнул Стеличек. — Значит, если Ншан примет мои условия, пусть лично мне позвонит и вкратце скажет — «да» или «нет». Если его всё устроит, я буду знать, что операция началась. У меня сейчас товар кондиционный, и его много. Так что вам повезло.

— А «узи» имеются у вас, Дмитрий Янович? — дрогнувшим голосом спросил Журбаев. — Шефу они позарез нужны.

— Дались вам эти «узи»! — с досадой произнёс Стеличек. — Будто другого ничего нет. Вот, например, французские автоматы, последней модели, чем плохи? Стоят там на вооружении полиции. Впрочем, пусть твой шеф сами решает. Мне-то всё равно, что везти.

— Я всё выполню, Дмитрий Янович! — в который уже раз пообещал Альфред.

В это время за окном сверкнула молния, а потом оглушительно грохнул гром.

— Ни фига себе! — похоже, даже Стеличека это удивило. — Видимо, прямо в дом попало — аж подпрыгнул. Итак, Альфред, предварительно мы договорились. Теперь пусть Ншан проверит своих людей и, если что, уберёт ненадёжных. Всё спросится с него — так и передай. Если по его вине погибнет хоть один мой парень, придётся дорого заплатить. Тебя это тоже касается.

— Естественно, — У Журбаева опять пересохло вот рту.

— Лично ты на каком рынке кантуешься? — Дмитрий взял со столика ожившую рацию, некоторое время слушал кого-то. Потом сказал: — Уведи их… Куда хочешь, только подальше. Твоё дело — лишь бы ушли. Всё, выполняй! — И положил рацию на круглый янтарный столик. — Ты, что ли, легавых притащил за собой?

— Я никого не заметил! — Альфред охрип от ужаса, замотал головой. А сам подумал, что всё могло быть — за всеми «тачками» не уследишь.

— Не заметил? — Дмитрий решил больше не пугать посредника. Тот мог со страху что-нибудь забыть, перепутать, действительно пропустить «хвост». — Впрочем, ещё не ясно, кто их приволок. Может, тот самый старик. Выходит, рано обрадовался — ещё не все концы обрубил. Надо к нему послать человечка… Так с какого же ты базара?

— С Торжковского. — Альфред облегчённо вздохнул. Кажется, пронесло, но всё же надо быть внимательнее.

— А-а, знаю, это у Чёрной речки. Сам никого не подозреваешь?

— Не берусь судить — дело-то очень серьёзное. — Журбаев даже поёжился. — Это пусть шеф шерудит рогами. А я — человек маленький. Что скажут, то и буду делать.

Стеличек поднялся, подошёл к эркеру, долго смотрел на улицу, где ливень уже начал стихать. Странно, но больше ни грома, ни молнии не было, и даже вдали не ворчало.

— Альфред, ты когда-нибудь выполнял серьёзные поручения? — спросил хозяин немного погодя.

— Выполнял, Дмитрий Янович. — Журбаев не совсем понимал, что Стеличек имеет в виду.

— Например? — Стеличека, похоже, почему-то интересовал этот вопрос.

— На днях завбазой пас, — припомнил Альфред, потому что особыми подвигами ещё не прославился, а солидно выглядеть очень хотелось.

— Какая база-то? — не понял Стеличек.

— Овощная, Приморская.

— И чего хотел?

— Чтобы товар в ангарах держали, не пускали в продажу. Сейчас такое время, что цены вниз идут, а мы терпим убытки.

— Сколько дал? — усмехнулся Стеличек.

— Двадцать пять кусков.

— Дёшево, однако, столковались. Молодец, Альфред. Вижу, умеешь вести переговоры. Или ты просто напомнил завбазой про семью и старых родителей?

— Да нет, я так не работаю. Взять на понт любой амбал может. А мы сперва всегда культурно разговариваем. Кому же «бабки» не нужны в наше время? Главное, поместить их правильно. Скоро бакс вверх попрёт, как бамбук, и завбазой об этом знает. Ничего, в убытке не останется.

— Вы и властей не опасаетесь, я погляжу? — Дмитрий вернулся в своё кресло, задумчиво оглядел Альфреда. Тот не понимал, что именно означает этот взгляд, и опять насторожился.

— А власти тоже из живых людей состоят, — не показывая своего волнения, ответил гость.

— Резонно, — заметил Инопланетянин. — Ну, старайся дальше — тебе зачтётся. Уж я-то точно отмечу, если понравишься. Ну, вроде, на сегодня хватит. Я сказал всё, что хотел. Когда поедешь обратно, смотри в оба. Хаза твоя где?

— Я так сразу и не могу сказать… Короче, часто бываю в гостинице «Выборгская», а живу на Российском проспекте.

— Это где такой? — удивился Стеличек.

— Правый берег Невы, у речки Оккервиль.

— Баба у тебя там, что ли?

— Да… Надоедает в казённой обстановке. Хочется домашнего тепла.

— А сейчас куда направляешься?

— К Ншану. Я же должен передать всё то, что вы сказали.

— К Ншану сейчас не надо — слишком откровенно получится. Мой тебе совет… Если ты в гостинице законно живёшь, езжай лучше туда. Оглядись хорошенько, перебери в памяти все «тачки», что крутились около тебя. Проверь потом, нет ли какой-то из них на парковке у «Выборгской». Ншан где тебя ждёт?

— На площади Льва Толстого, в том доме, где аптека. В восемь я должен быть там.

— Придётся обождать со встречей. — Стеличек взглянул на часы. — Да, Альфред, заговорились мы с тобой! У меня сейчас будет новый гость, а Татьяна уехала. Развлечь его некому, придётся сразу впускать. — Стеличек поднялся, показывая, что аудиенция окончена. Вскочил и Журбаев — радостный, взволнованный и испуганный одновременно.

Дмитрий лично проводил его до дверей, немного постоял, закрыв глаза и прислонившись к стене затылком. Потом быстро прошёл обратно в комнату, взглянул в окно из-за шторы. Журбаев как раз открывал дверцу «Вольвочки», а вокруг всё блестело, искрилось, играло — после грозы выглянуло вечернее солнце. Потом Альфред сел за руль, повозился немного внутри и стал выезжать на Гороховую.

Стеличек проследил, не тронется ли следом другая машина, но всё было спокойно. Думая о том, как выходить на Кима и Додонова, он взял со столика рацию.

— Пятый, слышишь? Веди «Вольво» цвета «форель»… Видишь её? Докуда? До «Выборгской». Проверь, нет ли за ней «хвоста». Что заметишь, сразу докладывай мне. Ясно? Всё, давай, жми. Если вдруг повернёт не к «Выборгской», встретится с кем-то в пути отзвонись тоже. Ну, с Богом!

Дмитрий раз взглянул на часы, подсчитал, что до прихода нового гостя остаётся три минуты. Но он не торопился, а лениво наблюдал за синим «Фиатом», который поехал следом за «Вольво» Журбаева. Заодно подумал, что, если Альфред сейчас заметит слежку, из него выйдет толк.

Потом он сел на диван из ореха, с обивкой, затканной розами и положил под локоть тугую подушку китайского шёлка с кистями. Подумал, что надо бы сварить кофе, но сразу же решил не утруждаться. Через час, после ухода последнего визитёра, Дмитрий должен был ехать в ресторан гостиницы «Прибалтийская» на встречу с одним из поставщиков, сулившую выгодные контракты.

На этого иностранного господина требовалось произвести наилучшее впечатление, чтобы товар не перехватили другие. Там как раз и можно было поужинать после трудов праведных. Все концы приводных ремней, обеспечивающих безотказную работу звеньев группировки, Стеличек держал в своих руках. Благодаря суперсовременной рации он постоянно был на связи и, в случае чего, мгновенно разруливал ситуации, решал вопросы. Он надеялся, что и сейчас поставщик всё поймёт и не осудит, если партнёру придётся отвлекаться на разговоры с подчинёнными.

Передышка закончилась, и Стеличек легко встал с дивана. Ни от одного из агентов сигналов пока не поступало. Он знал, что Татьяна приготовила ему шикарный костюм, все аксессуары к нему, и из-за этого можно не париться. А пока он останется в тельняшке и клёшах, как уже привык, и подумает над предложением, которое передал Журбаев.

Сделка с «базарными» сулила большую прибыль, и потому их нужно было удержать. Впрочем, другого такого продавца Ншан Тер-Микаэльянц в Питере не найдёт. А в другом городе, включая Москву, просто нет этих возможностей. В столице, к тому же, работать опасно, граница далеко, ментов гораздо больше, чем тут. А о провинции и речи не идёт — там вообще нет никакого товара, одни железки едва ли не времён войны.

Ншан же предпочитает современные средства связи и вооружение, и деваться ему некуда. Впрочем, никогда нельзя себя переоценивать — это может дорого обойтись. Дмитрий всегда помнил, к чему привела покойного дядю его самоуверенность, и старался этих ошибок не повторять. Вопрос только в том, выделит ли Ншан своих людей на время подготовки и проведения операции. Если по-настоящему заинтересован, то должен пойти навстречу. Да, неплохо было бы без всяких помех, после возвращения из ресторана, связаться с базой в Выборге. Впрочем, впереди ещё целая неделя — успеется.

В дверь позвонили внезапно, хоть Стеличек этого и ждал. Он, не спеша, поднялся с дивана, причесал перед зеркалом свои длинные волосы, тряхнул золотой цепью на запястье. На всякий случай проверил свой «кольт» — этот посетитель не вызывал у него особого доверия. Уже открывая дверь, он подумал, что перед поездкой в «Прибалтийскую» нужно позвонить Татьяне и тёще, которая на днях должна была улететь на средиземноморский курорт. Этой зимой Анастасия Дмитриевна потеряла мужа, потому врачи наперебой советовали ей полечиться и расслабиться.

Опять лил дождь, хотя только что сияло солнце. В сплошной серой пелене падающей с неба воды надрывно звенели трамваи. Автомобили включили фары, но всё равно вместо ярких огней лишь мерцали желтоватые блики. Стеличек быстро подошёл к двери, глянул в «глазок» и увидел нового гостя в сопровождения Толика — оба были мокрые насквозь, встрёпанные и злые. Рация так и молчала — значит, пока всё шло по плану.

* * *

В буйстве непогоды проглядывало что-то запредельное, ужасное, и Захар Горбовский даже поёжился. Он смотрел на тёмное небо, по которому быстро неслись похожие на дым тучи. То и дело их прошивали сверкающие голубые нитки молний, а после утробно рычал гром. Почему-то на сердце было тяжко, хотя никаких оснований для этого, на первый взгляд, не было.

Грех жаловаться — всё идёт, как надо, а он просто переутомился. Уже не помнил, когда спал всю ночь. То и дело вскакивал к телефону, постоянно был в полной готовности ехать туда, куда прикажут. Сегодня вечером надо окончательно спланировать операцию по перехвату оружия, которое на днях должны ввезти в город. Совершается сделка между Дмитрием Стеличеком и Ншаном Тер-Микаэльянцем, самым опасным из всех главарей рыночной мафии.

Вчера погиб основной конкурент армянина — чеченец Хаджиев. Эта смерть дала Тер-Микаэльянцу возможность сильно упрочить свою власть в городе. Всё случилось позавчера, на Приморском шоссе за Зеленогорском. Но больше всего Захара и его ребят потрясло то, что «авторитет» и два его телохранителя были расстреляны с вертолёта, как волки. «Мельницу» найти так и не удалось — по крайней мере, никто в преступлении не сознавался. А свидетелей не было.

Грибники нашли три тела около прошитой из пулемёта иномарки. А потом, трясясь от страха, вспомнили, что рано утром над шоссе вроде бы шумел вертолёт. Саше Минцу пришлось, употребив всё своё терпение и обаяние, по словечку выведывать у шокированных обывателей, как именно всё произошло и что лично им известно.

В самом начале августа тот же Тер-Микаэльянц разделался с местным соперником, терроризировавшим крестьян Северо-Западного региона — Александром Гуровым. Тот драл за возможность торговать своей продукцией на рынках такую дань, что легче было просто выбросить излишки на свалку. И это в тот момент, когда почти страна питалась по талонам и стояла в бесконечных очередях…

Горбовский никак не мог отойти от окна, смотрел на яростный, инфернальный ливень. Ураганным ветром струи относило в противоположную от «Большого Дома» сторону и швыряло на облупленные стены зданий напротив. Окна, судя по всему, уже с трудом выдерживали напор ветра и воды. Захар даже удивился, что там пока не выдавило ещё ни одного стекла. Ужасающие раскаты грома заставляли подпрыгивать даже это мощное здание. Промежутки между ними становились всё короче, и грохотало небо с каждым разом сильнее. Захар почувствовал боль в висках, прикрыл раму и сел за свой стол.

Горбовский вспоминал сейчас последний разговор с Алимом Гюлихановым, коллегой из Владикавказа, которого специально командировали сюда с целью внедрения в группировку Ншана ещё полтора года назад. Пока, не сглазить бы, у Алима всё шло хорошо. Он был симпатичный, услужливый и сообразительный, а потому нравился главарю. Он также быстро вошёл в доверие к другим авторитетным «базарникам», и до сих пор вроде бы ничем себя перед ними не запятнал.

Здесь Гюлиханов работал под началом Горбовского, который дал ему указание не стеснять себя в средствах, если того потребует обстановка. Захар сильно рисковал, потому что Гюлиханова могли заставить, к примеру, исполнить какой-нибудь жуткий приговор, чтобы повязать его кровью. Алим, помня распоряжение Горбовского, может пойти на это, а потом угодить под суд.

Впрочем, пока, судя по всему, парню таких предложений не поступало. Алим за годы работы в милиции греха на душу не взял ни разу. Дай Бог, и тут проскочит — и без него убийцы найдутся. Правда, Тер-Микаэльянц объявил Гюлиханову, что сделает его своим телохранителем. «Повышение, однако!» — подумал Горбовский, соображая, как к этому относиться. Таким образом ведь можно потерять агента, а отказываться нельзя — враз навлечёшь подозрение.

Внедрение готовилось давно, и Алиму сочинили легенду, которой поверили Ншан с присными. Гюлиханов приехал в прошлом феврале на Торжковский рынок с товаром — большой партией гранатов. С тех пор он даже в мыслях боялся вернуться к прежней жизни. Встречаться с Горбовским ему удавалось редко и ненадолго. Сейчас, на заключительном этапе операции, агент был напряжён до предела, хоть и не показывал этого.

В последний раз, когда глубокой ночью Горбовский подъехал на Ржевку, Алим ждал его в квартире Люды Масик, игравшей роль любовницы жгучего брюнета. Люда была их сотрудницей, старшим лейтенантом, но на Литейном практически не появлялась, чтобы иметь возможность изображать из себя обычную потаскушку.

— Захар Сысоич, нам с вами больше видеться не следует, — сразу же заявил Гюлиханов. — Вроде бы, всё спокойно, но нутром чую засаду. Надо подумать, как нам связаться, когда я выясню главное…

Тогда тоже была дождливая, уже кромешно-тёмная ночь, но без грозы. Капли монотонно стучали по подоконнику, навевая тоску и тревогу. Люда, закутавшись в радужную шаль, курила сигарету за сигаретой, и Захар видел, что тонкие пальцы её заметно дрожат.

Майор и его агент сидели за раскладным столом, на полированной поверхности которого белели кружевные салфетки. На одной из них — накрахмаленном ромбе — стояла пепельница из плавленого хрусталя. Тяжёлые, зелёные с серебристым рисунком, портьеры наглухо закрывали окно.

Горбовский, услышав слова Гюлиханова, не донёс спичку до сигареты:

— Что, чувствуешь неладное?

Гюлиханов пожал плечами:

— Я даже не могу сказать ничего конкретного. Просто в воздухе носится тревога. Может быть, вы скажете, будто у меня нервы шалят, Но складывается впечатление, что на агентуру вот-вот выйдут…

Захар боковым зрением увидел, что Люда вздрогнула, поспешно раздавила сигарету в другой, мельхиоровой пепельнице, и застыла, прислушиваясь к разговору. Часы отыграли четверть второго ночи. За окнами было темно, и казалось, что девятиэтажка летит в беспредельном космосе, а вокруг на миллиарды километров — ни души. Горбовский и сам в последние дни нервничал, беспокоился, а сейчас ощутил самый настоящий страх. Он прекрасно знал, что Алим зря поднимать панику не станет.

— Но твое впечатление должно ведь быть на чём-то основано? — как можно спокойнее сказал майор. Он протянул руку и похлопал агента по плечу. — Доложи, что там у вас происходит, только поподробнее. Одна голова хорошо, как говорится, а две — лучше.

Алим тяжело вздохнул, искоса взглянул в испуганное лицо Люды. Губы девушки дрожали, глаза уже наполнились слезами. Ей было холодно — летом, в комнате, под складками тёплой шали.

— Захар Сысоич, Ншан много ждёт от этой сделки. В ней — вся его жизнь, понимаете? Он закупает так много оружия не только для того, чтобы получить перевес в Ленинграде. Здесь останется только часть этой партии, а остальной товар разъедется по стране. У Ншана прямо-таки наполеоновские планы. Он хочет стать главным по рынкам во всех крупных городах. И для этого ему нужно очень много «железа». Понимаете?

— Естественно, понимаю, — кивнул Горбовский.

— А-а! — Гюлиханов хотел ещё что-то сказать, но потом махнул рукой. — Вы уж извините, что я волнуюсь. Правда, волнуюсь, потому что перед такими событиями, как правило, вновь и вновь поверяют людей на надёжность. К тому же, Стеличек ультимативно потребовал этого от Ншана. Деньги деньгами, но Дмитрий хочет быть спокойным и за товар, и за людей. Ншан велел Зурабу Сакварелидзе прошерстить всю компанию туда-сюда столько раз, сколько нужно… Они подозревают, что хотя бы один агент в банде работает. Пацаны меж собой говорили, а я слышал.

— И как Зураб будет вас проверять? — побледнел Горбовский. Имя лучшего друга главаря и одновременно начальника его службы безопасности было хорошо известно на Литейном — понятно, не с лучшей стороны..

— Не знаю! В том-то и дело, что не знаю. И в этом — вся проблема. Он — верняк Ншана, ради него на всё пойдёт. Зураба у нас боятся даже больше, чем самого пахана. С него станется и «химию» применять — тогда над собой контроль стопроцентно потеряешь…

— Что же ты не сказал об этом раньше? — Горбовский расстегнул клетчатый серый пиджак, до предела ослабил узел галстука. Кончики его пальцев стало покалывать, а у солнечного сплетения заворочался тяжелый, горячий камень.

— Я же не старик Хоттабыч! Ну, не знал, не знал! Ншан при мне говорил только о том, что собирается приобрести оружие, боеприпасы и рации. Я считал, что остаётся немного — узнать время «Ч». Оно должно быть назначено вот-вот, но Ншан с Зурабом всё тянут. Как говорится, последний бой — он трудный самый. Я почти не отходил от Ншана — разумеется, старался не вызвать подозрений. Но пока с этим тихо…

— Значит, время «Ч» пока не определено?

— Пока нет. И ещё не известно, откуда повезут партию, и куда. Мне удалось приблизительно узнать, какой это будет транспорт…

— Какой? — быстро перебил Захар.

— Два муковоза. — Алим достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо. — Такой вариант предложил Зураб.

— Муковозы? — в один голос спросили Захар и Люда.

— Почему-то так. Зураб считает, что это — отличная маскировка. Ншан с ним согласился, приказал — а это у нас закон.

— Алим, а откуда стало известно, что Стеличек потребовал именно таких гарантий безопасности?

— Мне рассказал Альфред Журбаев, «шестёрка» Ншана. Он первым вёл переговоры с Инопланетянином. И тот ему лично сказал, чтобы передал пахану. Журбаев и теперь из кожи вот лезет, чтобы на него не подумали…

— Чёрт, ты же не можешь сейчас лечь на дно! — Захар, чтобы немного разрядиться, ударил кулаком правой руки в раскрытую ладонь левой. — Ситуация сильно осложняется, и нам всем надо будет ходить, как по канату. Вправо-влево наклон — упадёшь, пропадёшь. Тебя это касается в первую очередь, Алим, что думаешь делать? Паханы знают, что ты в курсе?

— Не думаю. Альфред умолял меня никому не говорить. Он верит мне безоговорочно и сам всего боится.

— Ты как думаешь — действительно верит или словить тебя хочет?

— Мне кажется, что верит, Захар Сысоевич, — немного поразмыслив, подтвердил Алим. — Он мне говорил, что, когда ехал от Стеличека, за ним увязался синий «Фиат». Он сообщил от этом Ншану, но тот пропустил мимо ушей. И никаких отголосков потом, понимаете?

— Мне это всё очень не нравится, — согласился Горбовский. — Кто его вёл? У нас нет синего «Фиата». Алим. Скорее всего, свои не очень-то парню доверяют. Либо сам Ншан, либо Стеличек. Проверяли, нет за ним «хвоста», и не агент ли сам Журбаев. В тот день, когда он посещал квартиру Инопланетянина, был убит один из клиентов последнего, рецидивист Кирсанов. За ним наблюдали на уровне района. Даже, вроде, прилепили какую-то шлюшку. Кирсанов её прирезал, как овцу, ножом по горлу. Но Стеличеку этого показалось недостаточно, и Кирсанова убили — вместе с двумя дружками. Их, по-моему, Стеличек сначала принял за наших, попытался увести от Гороховой. Крутились-крутились по северу города, и где-то в самом конце проспекта Культуры их «сделали». Так что ребята это серьёзные, и расслабляться нельзя ни на минуту. Давай подумаем, Алим, что предпринять, когда ты получишь новые сведения. — И Захар выжидательно посмотрел на агента.

— Я точно говорю, что встречаться мы уже не сможем, — настойчиво повторил Гюлиханов. — Может быть, с кем-то из ваших людей, и то вряд ли…

— Алим, тебе известно, кто поведёт муковозы? — Захар покосился на Люду, которая сидела, как изваяние. Казалось, она даже не дышала, и лишь поблёскивала большими светлыми глазами. Почти бесцветные волосы струями сбегали ей на плечи, на спину.

— Первый — Назар Жунда, второй — Зураб Сакварелидзе…

— Жунда — твой связной? — уточнил Горбовский.

— Ну, вроде… Его можно будет использовать на всю катушку при захвате, уже в самый последний момент. Мне кажется, что Жунда вне подозрений. Его и за человека-то не считают. Так, придаток к машине — водила хороший…

Майор прищурился, словно о чём-то вспоминая.

— Его точно не подозревают? У вас же сейчас, говоришь, поголовный шмон. А он ведь, судя по всему, пахану не родственник и не свойственник.

— Я же говорю — он около главных не отирается, сам ничего узнать не может. Единственный его источник — я сам. Шмон, в основном, идёт среди тех, кто допущен ко всяким секретам, а Жунда в это число не входит.

— Ох, Алим, боюсь я. что они тебя проверят! — вырвалось у Захара. — Свалил бы ты оттуда, если бы мы уже время знали!

— Роскошно слишком, Захар Сысоевич, — грустно сказал Гюлиханов. — Время всегда определяется в последнюю очередь. И без согласования с Митей Ншан этот час не назначит. Всю степень опасности я понимаю, но уйти сейчас не могу.

— А когда встретятся Стеличек с Ншаном, ты знаешь? — Горбовский пытался что-нибудь придумать, но не мог. Расклад был таков, что никаких вариантов больше не оставалось.

— Нет, не знаю, честное слово! Молчат, как убитые, — махнул рукой Алим.

— А почему Сакварелидзе за баранку садится? Он же — второй человек в группировке.

— Именно потому, что Ншан уверен в нём на сто процентов, Зураб поведёт основную машину.

— В каком смысле основную?

— Ту, в которой будет большая часть товара, — пояснил Алим. — Если первую проверят и ничего особенно не обнаружат, вторую или вообще не станут досматривать, или сделают это наскоро. Такой у моих боссов расчёт…

— Расчёт верный. — Захар снова закурил. — Значит, пока больше ничего сказать не можешь? Я слышал, что Сакварелидзе — человек без слабостей.

— Это верно, — согласился Алим, прикрыв ладонью половину лица. — Уязвимых мест у него нет.

— К тому же, он хороший водила? — зачем-то спросил Захар.

— Отличный! Он же — бывший автогонщик. Да и мой Жунда — шофёр первого класса. Ншан кого попало на такое дело не пошлёт.

— А Назар этот знает, на кого ты работаешь? — спохватился Горбовский.

— Ну, если только догадывается. Скорее всего, он считает меня человеком Хаджиева. Это — основной конкурент и враг Ншана.

— Вот оно как, значит! — тяжело вздохнул Захар и повернулся к Людмиле. — Иди, отдохни. Авось, в окно никто не влетит.

— Я не устала, товарищ майор, — тихо сказала она.

— Дивчинка, та хиба ж я не бачу? — Горбовский поднял её за плечи, повернул лицом к себе. — Та очи б мои не дывились, яка ты хмарна… — Напомнив, таким образом, Люде о её украинских корнях, майор перешёл на русский. — Иди, прошу тебя. Нужна будешь — позову. От твоих страданий толку мало, да ещё нас напрягаешь. Слушайся приказу, Людмила!

Закрыв за ней дверь в смежную комнату, Горбовский снова сел за стол. Он одновременно был и возбуждённый, и усталый, что ещё больше действовало на нервы.

— Путь предстоит дальний, Алим?

— Скорее всего, да. Ншан как-то обронил, что ехать нужно будет через весь город. Только откуда и куда — я не знаю. И даже не предполагаю.

— А вот это — самое главное! Время и место — соль всей операции.

— Если бы я мог ответить на этот вопрос сейчас, считал бв свою миссию выполненной! — Гюлиханов вдруг вцепился пальцами в свои смоляные волосы и дёрнул их так, что они затрещали. — Можно лишь предполагать, что начальным и конечным пунктами станут две железнодорожные станции, и всё. Больше ничего я не могу сообщить.

Гюлиханов встал и, чтобы унять волнение, принялся расхаживать по комнате. Майор сидел неподвижно, глядя куда-то в тёмный угол, где поблёскивал полировкой шкаф.

Из-за двери выглянула Люда:

— Захар Сысоич, мне всё равно не заснуть. Можно вернуться?

— Возвращайся. Ведь не отцепишься! — махнул рукой Горбовский. — Алим, они ведь собираются, как ты говоришь, ещё и машины закупать?

— Да, пять иномарок. Каких — не знаю, — тусклым голосом ответил агент. — Ими занимается Валериант Ким, кличка — Ниндзя.

— А не Додонов? — удивился майор.

— Здесь Додонов — только посредник. Он даст знать Киму, который постоянно живёт во Владивостоке. Тот прибудет в Ленинград к началу операции по переброске товара.

— Ниндзя? Знаю такого, — оживился Захар и внимательно посмотрел на огонёк своей сигареты. — Без его ведома ни одна японская машина не попадает на нашу территорию. С каждой Ниндзя имеет неплохую прибыль. Сам ездит в лимузине марки «Ниссан-300-ZX». Значит, автомобили из Японии. Круг поиска сужается.

— Да, но через Японию продаются не только их модели, — осторожно поправил Алим. — Кстати, насчёт Ниндзя… Он ведь имеет заявки на лидерство среди торговцев наркотиками. Его сводный брат прибрал к рукам эту отрасль в Приморье. Сейчас там запарка — конопля поспевает, да и мак тоже.

— Ещё с этой семейкой иметь дело! — недовольно проворчал Горбовский. — Навязались на нашу голову!.. Замучил я вас, ребятки. — Он оглядел осунувшиеся лица Алима и Людмилы. — Значит, больше сведений нет? Тогда езжай, сейчас придёт машина. — Захар посмотрел на свои часы. — Половина третьего.

— Опять мои удрали! Старые уже, как дерьмо мамонта. — Люда подошла к солидному сооружению в завитушках, открыла циферблат и стала крутить стрелки пальцем. Видно было, что ей необходимо чем-то заняться.

— Захар Сысоич, я думаю, что завтра Ншан должен встретиться со Стеличеком и назвать время «Ч». По крайней мере, дату переброски.

— Хоть бы дату родили, и то дело! — Горбовский откинулся на спинку стула. Ноги у него затекли, спину начало ломить.

— Я не обещаю, конечно, но если представится хоть малейшая возможность, попытаюсь сориентировать вас по маршруту. Вы же знаете — я делаю всё, что только могу.

— Знаю, ты молодец! И дай Бог тебе удачи!

Захар осторожно выглянул из-за шторы во двор. При свете показавшейся из-за туч луны тускло блестел мокрый асфальт. Как раз в это время из-за угла, с Рябовского шоссе, завернула чёрная «Волга» с еле светящимися фарами и остановилась за кустом сирени.

— Иди, Алим, они уже там. — Горбовский взял руки Гюлиханова в свои. — Давай договоримся так… Если всё будет в порядке, и боссы обо всём договорятся, ты встретишься с моим человеком в «Висле», завтра, в шесть часов вечера. Он будет у стойки. Смотри на фотку. — Горбовский достал портрет Гагика Гамбаряна и показал Гюлиханову. Тот кивнул. — Ты встанешь рядом и что-нибудь закажешь. Он попросит закурить — якобы закончились сигареты. Ты дашь ему открытую пачку. Крайнюю левую сигарету в верхнем ряду обернёшь листком папиросной бумаги, на которой напишешь дату и час, а также, если удастся узнать, станции убытия и прибытия. Старайся писать убористо и в то же время понятно.

— Есть! — Гюлиханов через силу улыбнулся.

— После того, как этот парень заберёт у тебя сигарету, можешь уходить. Усёк? — Захар внимательно смотрел на Алима, который уже надевал куртку. — Это и будет концом твоей миссии. Далее действуй по известному тебе плану — уходи на конспиративную квартиру и пережидай там шухер. Она будет под нашей охраной, так что бывших дружков можешь не опасаться. Да и вряд ли они найдут этот дом, если честно. А потом отправим тебя к семье — они давно там заждались.

— Договорились! — Алим даже немного повеселел. — Если сведений на тот момент не будет, я просто не появлюсь в «Висле». А ваш человек пусть подождёт до половины восьмого.

— Если, паче чаяния, почувствуешь, что туда ходить опасно, передай свои соображения через Люду. Слышишь, тебя касается! — Майор повернулся к девушке.

— Так точно! — по-военному ответила она.

— Всё, Алим, счастливо! — Горбовский крепко сжал руки Гюлиханова. — Ни пуха, ни пера.

— К чёрту! — Гюлиханов вдруг почувствовал резкую боль в сердце, словно его пырнули ножом.

Он страдальчески усмехнулся, словно уже всё знал заранее, пристально посмотрел на застывшую в дверях комнаты Людмилу и вышел.

* * *

Горбовский неожиданно почувствовал, что уже не один в кабинете, и поспешно обернулся. Разом ввалились двое — Гагик Гамбарян в джинсовом костюме и белых, в цветную полоску, кроссовках, и Саша Минц в мокром плаще. Зонтик-автомат он держал в руке и поспешно приглаживал растрёпанные волосы. Все трое сегодня уже виделись, а потому не здоровались.

— Ну, чего у вас там? — Захар никак не мог прогнать воспоминания о ночной встрече с Гюлихановым, и потому посмотрел на своих ребят немного шальными глазами. — Гагик, выезжаешь?

— Люда звонила. Сказала, что Алим не может быть в «Висле»! — Гамбарян говорил горячо, взволнованно.

— У него нет сведений? — удивился Захар, пытаясь уверить самого себя в том, что причина может быть только эта.

— Нет. Он сказа, что опасно. Могут следить, — честно ответил Гамбарян.

— И что же он предложил? — Горбовский без сил опустился в своё кресло.

— Он хочет, чтобы я на углу Невского и Садовой подсел в белую «Таврию». Это должно быть в восемь часов. Я, конечно, согласился. У вас не будет возражений? — на всякий случай спросил Гагик.

— Конечно, иди! — Горбовский немного приободрился. — Значит, ему есть, что доложить.

— Люда говорит, тот имеются новости. — Гамбарян пожевал губами. Так он делал всегда, когда очень волновался.

Минц тем временем освободился от макинтоша и от зонтика. «Автомат» он раскрыл в уголке, а верхнюю одежду развесил на «плечиках». Потом уселся за стол для совещаний и стал смотреть в окно, на не стихающий ливень.

— Погодка как раз… Под неё покойники снятся. — Горбовский потёр пульсирующие виски пальцами. — Надо ехать — делать нечего. Номер машины Люда тебе сказала?

— Ну, конечно, сказала! — Гамбарян приплясывал на одном месте.

— И что ты должен сделать? Какой «маяк» поставить? — Майор тепло посмотрел на Минца, давая ему понять, что поговорят они после, наедине.

— Просто «проголосовать». Он же меня по фотке знает, — пояснил Гагик. — Ничего удивительного. В такой дождь можно ловить «колёса»…

— Тогда выполняй. Сейчас же и выходи, как раз в семь там окажешься. Обязательно захвати оружие — а что чёрт их знает…

— Есть! — Гамбарян помолчал и спросил: — Разрешите идти?

— Ступай. — Захар торопился, потому что видел — Минц хочет что-то ему сказать.

— Счастливо! — подал голос Саша. — Ни пуха тебе…

— К чёрту! — рявкнул Гагик уже из-за двери.

Сунув во внутренний карман куртки «макаров», Гамбарян взял свой зонт и направился к выходу. Он решил подъехать к месту предполагаемой встречи на каком-нибудь общественном транспорте, где «базарным» будет трудно вести наблюдение — особенно в сутолоке, при непогоде.

Конец ознакомительного фрагмента.