Хроники Звёздного Народа

Инна Пакета, 2023

Я стала Странником. У меня нет имени. Оно под запретом и никому не известно. И до тех пор, пока это так, Странник неуязвим ни для сил природы, ни для звёзд, ни для цивилизаций, которые испытывают перед нами ужас. Мы – скорая помощь вселенных. Мы организация, созданная Звёздным народом, чтобы поддерживать порядок в Мироздании.

КНИГА 1. РОДИТЬ БОГА

1. ГИТАНА

Они познали Мир и Себя. Разведали все мыслимые и немыслимые уголки Вселенной. Составили карты и всему дали названия. И только маленькая планета у неяркой звезды на периферии захолустной галактики везде значилась как Земля. Так звали планету ее обитатели. И это было свято для Них, потому что сами Они считали, что эта голубая планета — Их древняя прародина. Невидимая на Их звездном небе, она манила каждое поколение неясной мечтой и древней памятью, словно счастливый, но давно забытый сон детства.

Они покинули Землю во время страшной катастрофы, когда все гибло и рушилось на поверхности планеты, бурлило и взрывалось у нее внутри, и даже ось ее вращения поменяла своё положение в пространстве. Бесприютные и осиротевшие, Они долго скитались во Вселенной, пока не нашли себе пристанище. Неся с собой боль и тоску по утраченной родине, Они спасали Знания и Разум и саму Жизнь, которым грозила неминуемая гибель в космической катастрофе. После долгих и опасных скитаний Они нашли уютное место для жизни, поднялись на невиданные рубежи знаний, но память о покинутой планете не покидала никого из Них и Их потомков.

Много тысячелетий прошло с тех пор. И вот однажды экспедиция, исследовавшая этот район Вселенной, обнаружила, что жизнь на Земле не погибла, более того — планету населяют люди. На Земле была разумная жизнь! Но развивалась она по каким-то странным, непонятным Им законам, обрекающим миллионы людей на невероятные страдания и лишения.

Это была сенсация!

Лучшие умы решали проблему: вмешаться или не вмешаться, помогать или не помогать. Никогда в Их истории эта проблема не стояла так остро. У Них были твердые принципы и чётко отработанная этика контактов с другими цивилизациями. Но эта! Эта была исключением, не вписывающимся ни в одно правило, ни в один закон! Уже давно ушли из жизни те, кто покинул Землю в момент катастрофы, но каждый, от ребенка до мудреца, испытывал острое чувство вины за то, что люди на Земле страдают и мучаются в клетке неполных знаний и, не найдя выхода, убивают друг друга. И каждый из Них готов был ринуться на помощь. И все понимали, что нельзя навязать свою помощь разумному существу против его воли, не поставив его в положение существа низшего порядка. А на Земле жили люди, такие же, как и Они. Можно было только жить среди обитателей Земли, ценой невероятных усилий раздвигать рамки невежества, способствуя поступательному развитию всего общества в целом.

Предстояла опасная и трудная работа. Но недостатка в добровольцах не было, хотя каждый знал, что тридцать лет работы на Земле укорачивают жизнь вдвое. А Жизнь — единственная ценность Вселенной. Но люди Земли не понимали именно этого. Они не понимали, вернее, не знали, что потеря каждой жизни — утрата для Вселенной, а потеря жизни разумного существа — утрата невосполнимая, она нарушает гармонию Всеобщего Разума и создает непредвиденные флуктуации, ведущие к грандиозным космическим катастрофам в самых неожиданных местах.

Они понимали это, и недостатка в добровольцах не было. Но в экспедиции редко попадали добровольцы. Они всегда нетерпеливы, всегда ждут быстрых результатов, а работа предстояла долгая и кропотливая.

Гитана лежала на нижней полке вагона с закрытыми глазами и прислушивалась к тихому разговору попутчиков. Ариуна второго рождения Гитана выбрала поезд как средство передвижения, чтобы иметь время отключиться от своих дел и сосредоточиться на главном, самом важном в этот момент не только для нее как члена Общества, но и для Общества в целом. Сосредоточиться не удавалось. Разговор привлекал внимание. Говорили о счастье. Строгий мужчина в очках, занимавший верхнюю полку, говорил убежденно и уверенно:

— Все человеческие несчастья от несовершенства духовного развития. Когда люди дорастут до общения на уровне мысли, когда невозможен будет обман и притворство, тогда исчезнут все человеческие трагедии.

— И вы думаете, что тогда не будет несчастной любви? — спросила курносая белокурая девушка, уютно устроившаяся у окна.

Она впервые ехала так далеко и с удовольствием проводила все дни у окна, любуясь необъятными просторами и буйством красок летнего пейзажа, которые открывались ее взору.

— Конечно, не будет! Тогда каждый сумеет выбрать себе человека, близкого по духу, не ошибаясь, не строя напрасных иллюзий, — напористо отвечал мужчина в очках.

— А как себя будут чувствовать те, кого никто не выберет? Могут же в вашем совершенном обществе рождаться странные и никому не понятные люди? — не унималась девушка.

— Люди будут совершенствоваться. Убогих духом не станет, и все будут понимать друг друга.

Мужчина говорил с внутренним азартом, впрочем, тщательно прикрытым внешним спокойствием, что выдавало в нём человека, страдающего от непонимания близких ему людей.

— Ну, а если любимый человек погибнет, что тогда? — голос девушки зазвенел от волнения.

— К тому времени люди будут иначе относиться к смерти.

— Люди, равнодушные к смерти тех, кого они любят, уже не люди. Я не хочу жить среди таких, — после некоторого молчания совсем тихо прошептала девушка.

Гитана лежала, не открывая глаз. Она не хотела вступать в разговор. Она знала: счастье или несчастье — это состояние внутреннего мира человека, зависящее от его способности отражать и преломлять через себя события окружающей его действительности. И чем совершеннее человек, тем острее он чувствует и то и другое. Чем выше разум, тем острее боль и радость, тем тоньше и чувствительнее душа, тем сильнее её внутренний комфорт зависит от того, насколько счастливы вокруг него остальные люди.

Этот человек, уставший от своей боли, почему-то уверен, что сумеет быть счастливым, если услышит чужую боль так же, как свою. А девушка — молодец! Она из ИВ. Гитана усмехнулась. Жители Земли делили себя на четыре расы по цвету кожи. Как бы они удивились, если б узнали, что человек может быть зеленым и фиолетовым, да и любого другого цвета, и выбрать цвет кожи он может по своёму желанию или по обстоятельствам, и сменить его может, когда захочет. Ученые Общества обнаружили на Земле людей всего трёх типов: ИВ — идущие вперед, ИН — идущие назад и тип О — остановившиеся. И трудность миссии членов Общества состояла в том, что ноосфера Земли была настолько нестабильна и вихреобразна, что трудно было заранее предугадать, каким станет вновь родившийся, даже если он родился в поле относительного спокойствия.

Членов Общества, удостоившихся чести быть посланными на Землю, называли аридонами — детьми Разума: ариусы — сыновья Разума, ариуны — дочери Разума. Самым дорогим, самым ценным жертвовало Общество для Земли. Аридона, проработавшего на Земле тридцать лет, окружали почётом. Это была самая опасная работа. Тот, кто выдерживал этот срок на Земле, имел право голоса на любом совете, имел преимущественное право участвовать в любой экспедиции, работать в любом месте Вселенной. И только одного не могло Общество возвратить аридону — его личной жизненной энергии. Многие не выдерживали и года. Это не считалось позором. Просто это были люди с обострённой чувствительностью, растрачивающие свою жизненную энергию с повышенной скоростью, а Общество не могло позволить себе такой расточительности. Вселенной нужны Разум и Жизнь. А Земля и так стоила Обществу слишком дорого, оставаясь всеобщей болью, загадкой и надеждой одновременно.

Гитана была ариуной второго рождения. На Земле это случалось часто. Из летописи экспедиций двух последних долголетних поколений известно, что только несколько аридонов вернулись аридонами первого рождения. Именно на восстановление уходила огромная доля личной жизненной энергии.

Гитана думала о Гитисе. И сердце её сжималось от боли и тревоги.

Они знали друг о друге задолго до своего знакомства. Несмотря на молодость, они были признанными талантами в Обществе. Оба работали над проблемами концентрации и передачи личной жизненной энергии. Их свела беда. Они первыми приняли сигнал бедствия с планеты Зеленая Заря, принадлежащей восьмой звезде сорок шестого сектора галактики Ц5-11. И когда их вакуум-капсулы раскрылись практически в одной точке, они даже не удивились. Гитис был темноволос и строен. Его синие глаза сияли на тонко и тщательно выписанном Природой лице. Он, улыбаясь, смотрел на разглядывающую его Гитану, невольно любуясь копной ее золотистых волос, прозрачной, словно светящейся изнутри, кожей.

— Ну, вот мы и встретились, Гитана, — сказал он, протягивая руку ладонью вверх.

Она приложила к его ладони свою ладонь так, чтобы совпали все пальцы — это был обычный жест знакомства. И оба сразу почувствовали, что у них больше нет личной жизненной энергии, есть более мощная, но одна на двоих.

Авария была незначительной. Просто местные жители что-то перемудрили с перекачкой энергии от своёго солнца. В течение нескольких дней энергетики навели порядок. А Гитис и Гитана уже через два месяца сняли психологический стресс с перепуганных жителей планеты Зеленая Заря.

С тех пор они были неразлучны. Их встреча позволила им сделать открытие: теперь они знали точно, что передача личной жизненной энергии возможна. Но поскольку код её уникален, как личность человека, до практического применения было ещё далеко. Они увлеченно работали. Рассчитав свой общий потенциал, они поняли, что их временные рамки раздвинулись ещё на пятьсот лет. Это был важный результат, и они вышли с докладом на Вселенский Совет, рассчитывая, что гласность ускорит их работу. Если будет искать каждый, то обязательно выявится хотя бы ещё одна такая пара, и тогда можно будет найти ключевой параметр.

Но результат их доклада оказался для них полной неожиданностью. Они добились того, чего хотели. После доклада на Вселенском Совете отовсюду неслись поздравления и приветствия, сигналы готовности начать поиск. Но каждый член Общества, выражая готовность принять участие в их деле, высказывал своё доверие к ним как к кандидатам в очередную экспедицию на Землю. Все понимали, Гитис и Гитана за счет увеличения своих личных жизненных потенциалов могут по тринадцать лет проработать на Земле без ущерба для Общества, дорожащего каждой секундой жизни своих людей. Такого ещё не бывало!

Ни Гитана, ни Гитис никогда даже не помышляли о такой чести. Они были молоды и скромны. Их можно было бы назвать даже юными, ведь на двоих им не было и пятисот лет, между тем среднестатистическому члену Общества для получения полного объёма знаний необходимо не менее трёхсот лет. Теперь, когда жизнь каждого члена Общества имела предельный цикл до трёх тысяч лет (они измеряли время земными мерками), их можно было бы считать детьми, но они давно вступили на путь самостоятельного Творческого Поиска, каждый почти на сотню лет раньше обычного.

Гитана вздохнула. Как давно это было! Но она до сих пор помнит, какой гордостью было переполнено её сердце, когда их в тот, первый раз торжественно провожали на Землю. Ни она, ни Гитис тогда не знали, что Земля станет их судьбой, трудной, мучительной, опасной, счастливой и жуткой, но неотвратимой.

Они были смелыми дерзкими и везучими. И когда после тринадцати лет на Земле они вернулись, чтобы подарить Обществу своего первого ребенка, их отчёты были самыми популярными. К ним прилетали с самых дальних уголков Вселенной, чтобы расспросить о деталях и узнать подробности. Аридоны, впервые отправляющиеся на Землю, обращались к ним за консультациями, ставя их в один ряд с самыми крупными специалистами по вопросам Земли.

По обычаям Общества родители сами должны были выучить и воспитать своего ребенка.

У Гитаны снова защемило сердце, то ли от предчувствия беды, то ли от воспоминаний. Да, она предчувствовала беду, собственно, она уже знала, чем все это закончится. Воспоминания ей нужны были для того, чтобы проследить логику событий. А вдруг удастся найти брешь или хотя бы маленькую лазейку, которая позволит опровергнуть ту истину, что внезапно открылась ей во всей своей обнаженности, хотя и раньше жила в её душе, гонимая и попираемая, потому что она была слишком страшной и жестокой.

В тот вечер, вскоре после рождения сына, они стояли у раздвинутой оконной стены. Ветерок шевелил легкую ткань её одежды. Они молча смотрели на закат. Гитис нежно обнял её за плечи и заглянул в глаза.

— Давай назовем его земным именем.

— В честь земного Солнца, да? — весело спросила Гитана, хотя в этот момент острая боль впервые пронзила её сердце.

Да! Это был тот самый момент, когда истина, нет, не открылась ей, а только выглянула на миг, как бы предупреждая: «Я есть, и тебе суждено меня узнать!» — и скрылась, как будто недоверие и самонадеянность молодости вспугнули её.

— Да! В честь земного солнца — Ярослав, — серьезно ответил Гитис.

И сын их стал Ярославом. И всегда гордился своим именем.

А потом.… Нет-нет! Это было в тот же вечер. В их жизни с Гитисом было много прекрасного, а тот вечер оказался незабываемым. Именно тогда Гитис нарушил их молчаливый уговор: дать устояться впечатлениям и только потом обсудить и сделать выводы. Или он решил, что уже настало время. Но вдруг он спросил:

— А ты не заметила, что аридоны, кроме знаний и опыта, приобретают ещё что-то такое, что отличает их от других членов Общества?

Она это заметила.

— И ещё. Ты заметила, что аридоны второго рождения отличаются от аридонов первого рождения?

Она заметила и это.

— По-видимому, потому, что заметить это могут только аридоны, — задумчиво откликнулась Гитана. — У нас нет тайных знаний. Ощущения — это ещё не знания. А аридоны второго и третьего рождения быстро уходят из жизни. Но ты прав: в свои последние годы они предпочитают одиночество или стремятся вернуться на Землю.

— Да. Это интересно. Надо будет этим заняться. А ведь были случаи, когда аридоны исчезали. Резонансный фиксатор личной жизненной энергии в Центре Регистрации аридонов работал, а найти аридона было невозможно.

Но тогда они так и не занялись этими вопросами. Они увлеклись воспитанием сына и своей проблемой.

Ярослав стал поэтом.

Вселенная мой дом, и свет в ней — Разум.

Величья нет. Есть только долг Любви.

Я мир постиг своим пытливым глазом,

Но смысл Жизни сердцем уловил…

Эти стихи стали новым гимном Общества. Лицо Гитаны на миг просветлело. Ласковый, весёлый, добрый и сильный Ярослав, её сын, стал солнцем Общества. Его искали влюблённые и уставшие, грустящие и страдающие, к нему шли гневные и неуверенные в своих силах — и всем он дарил радость и веру в себя. Общество приняло у них сына. А она и Гитис снова вернулись на Землю.

На этот раз их настигла беда. Гитиса сожгли на костре инквизиции как колдуна. По неписаным законам аридон должен был до конца следовать логике судьбы жителя Земли. Он не обязан был каждый раз умирать, но аридоны всегда жили такой жизнью, что их обычно казнили. И если аридону не удавалось спастись земными методами, он шёл на казнь, дав сигнал в Центр Регистрации. Спасатели прибывали всегда с опозданием, зафиксировать гибель аридона не удавалось. Спасателям оставалось только найти матрицу аридона и увезти её на восстановление. Ни один аридон не позволил себе испугаться своей земной судьбы, хотя каждый знал, что флуктуации ноосферы Земли непредсказуемы, и спасатели могут не найти матрицу, если по какой-то причине отключится обратная связь. И тогда в Центре Регистрации аридонов на пульте управления будет гореть только одна зелёная лампочка индикатора его личной жизненной энергии, пока энергия эта не иссякнет. Как расходовалась личная жизненная энергия исчезнувшего аридона, никто не знал.

Гитана поежилась. Тогда она впервые испытала чувство бессильного ужаса земной женщины, наблюдавшей за гибелью своего любимого. Но Гитана не была женщиной Земли, её чувства были в тысячу раз более изощрёнными и совершенными. И она, глядя на костер, в котором горел Гитис, чувствовала, как покрывается волдырями и обугливается её собственная кожа. Но справилась она сама, хотя и прибыла в Центр Восстановления почти без сознания.

Потом они вместе с Ярославом воспитывали и обучали Гитиса. Аридонов второго рождения воспитывали и обучали как детей. И если аридон на момент выбора профессии избирал старую, ему возвращали память прошлой жизни. Если не происходило психологического шока, память прошлой жизни оставляли. Если психика не выдерживала, аридон знал только то, что он аридон второго рождения и свой лимит оставшейся личной жизненной энергии.

Гитис выдержал, более того, он вспомнил сам. Тогда они сделали ещё одно открытие: слияние личных жизненных энергий не только раздвигает временные рамки, но и расширяет возможности интеллекта.

Гитана и Гитис никогда так много и плодотворно не работали. Им, правда, не удалось найти код слияния личных жизненных энергий, за это время не было ещё такого случая, так необходимого им, хотя члены Общества продолжали искать. Но метод концентрации личной жизненной энергии они разработали.

Отправляясь в свою очередную экспедицию на Землю, они были готовы к трудному и опасному эксперименту. Гитис возвращался на Землю ариусом второго рождения. Вот тогда и состоялся их второй разговор. Но на этот раз инициатором его стала Гитана.

— Теперь ты знаешь, чем отличается аридон второго рождения от аридона первого рождения? — спросила она.

— Всё, что знаю я, должна знать и ты, — скупо и нехотя ответил Гитис.

Она знала. Аридоны второго рождения боятся смерти. Чувство, не знакомое больше ни одному члену Общества. И скрывают это аридоны второго рождения не потому, что боятся быть непонятыми и осмеянными Обществом, а для того, чтобы Общество не искало им замену, щадя их, и тем самым истощая жизненный потенциал Вселенной. Аридоны правы. Не зря они дети Разума. Страх — болезнь Земли. Общество ею болеть не должно.

На сей раз они были особенно дерзкими. Четыре года ходили по грани возможного, взывая к брожению умов, пробуждая в людях или величие духа, или яростную ненависть, тем самым выявляя ИВ и ИН. А в начале пятого года Гитиса убил на дуэли человек, которому Гитис своим выстрелом сохранил жизнь. И снова Гитана плакала и страдала, как земная женщина, уже не удивляясь этому. Огромного труда ей стоило оставить Гитиса восстанавливаться на Земле. Обеспечив рождение Гитиса и оставив ему амулет с сердоликом, кристаллы которого хранили их сконцентрированную личную жизненную энергию, она покинула его. По условию эксперимента концентрат личной жизненной энергии сам должен включить вселенскую память Гитиса. Контрольный срок был двадцать пять лет, но при благоприятных обстоятельствах, и если их расчеты верны, это должно было произойти через шестнадцать лет.

Все эти Годы Гитана работала в Центре Регистрации аридонов. С тоской и надеждой смотрела она на зелёный огонёк индикатора его жизненной энергии, который одиноко мерцал рядом с двумя её, зелёным и фиолетовым, сияющими ярко, в полный накал. Какими долгими были эти шестнадцать лет, отсчитанные буквально по секундам! А потом… Потом каждый день превратился в сплошную пытку.

Только на восемнадцатый год вспыхнул и снова погас фиолетовый индикатор обратной связи Гитиса. Он горел всего несколько мгновений. Гитаны в это время не было в Центре Регистрации. Где-то далеко был, наконец, зафиксирован второй случай слияния личных жизненных энергий. Она была там. Это было дело их жизни — её и Гитиса. Она сделала всё, что должна была сделать, и снова вернулась в Центр Регистрации.

Неотрывно смотрела Гитана на безжизненную лампочку индикатора обратной связи и звала Гитиса тревожным голосом. Все аридоны на Земле слышали голос Гитаны, но никто не мог ей помочь. Найти аридона на Земле можно только при наличии обратной связи. И только ещё через месяц взволнованные члены общества услышали голос Гитиса: «Я слышу тебя, Гитана! Я помню тебя, Гитана!»

А потом ещё долго пели песню на слова Ярослава.

И в эфире звучал неустанно

Голос женщины, мужа зовя.

— Гитис, слышишь?

— Я слышу, Гитана!

— Гитис, слышишь?

— Я помню тебя!

Затянулась сердечная рана.

— Победить можно, только любя.

— Гитис, слышишь?

— Я слышу, Гитана!

— Гитис, слышишь?

— Я помню тебя!

Кто надежду терял слишком рано,

Им теперь укорять лишь себя.

— Гитис, слышишь?

— Я слышу, Гитана!

— Гитис, слышишь?

— Я помню тебя!

Вскоре Гитис вернулся. Казалось, никогда они не любили друг друга так сильно, с такой глубиной и нежностью, хотя и стояло между ними второе земное рождение Гитиса. Тогда у них родилась Зита. Она была красивой и весёлой девочкой, любознательной и подвижной. Училась она легко, быстро и радостно. И уже на ранних ступенях обучения стало ясно, что она выберет себе профессию художника.

Однако ещё до окончания образования Зиты состоялся их третий разговор.

— Гитис, ты снова хочешь на Землю? — прямо спросила Гитана, глядя в его синие озёра-глаза, опушенные зарослью длинных чёрных ресниц, смотрящие на неё с великой нежностью и невыразимой печалью.

— Ты уже поняла, чем отличается аридон земного рождения от любого другого аридона? — ответил Гитис вопросом на вопрос.

Да. Она это поняла.

Она любила его и не хотела, чтобы он мучился, принимая решение. Она знала, что он всё равно не выдержит и умчится на Землю, не дождавшись окончания учёбы дочери. Она решила ему помочь.

— Зиту мне поможет воспитать Ярослав. А когда Общество её примет, я прилечу к тебе.

— Гитана, ты больше, чем друг и жена, ты часть меня. Я буду ждать тебя. Мы будем часто видеться. Но мы нужны там! Очень нужны!

И Гитис снова вернулся на Землю. Он часто бывал дома и активно участвовал в воспитании и обучении Зиты. Но прилетал он всегда ненадолго. Как они любили эти короткие передышки, когда собирались все вместе! Но однажды фиолетовая лампочка индикатора обратной связи Гитиса погасла и больше не зажигалась.

Гитана всем своим существом знала, что Гитис жив, но почему не работает индикатор обратной связи, понять не могла. Вскоре погасли фиолетовые лампочки индикаторов всех аридонов, работавших в это время на Земле. В Центре Регистрации аридонов забили тревогу. Вселенский Совет созвал в Центр Регистрации всех аридонов из разных уголков Вселенной. Решение Совета было единогласным. На Землю должна была лететь Гитана. Но Гитана была воспитывающей матерью.

Зита защищала своё право на профессию досрочно. Только два месяца дали ей на подготовку. Юная Зита, ей не было даже ста восьмидесяти лет, выбрала объектом для своей работы Центр Регистрации аридонов. Гитана и Ярослав не находили себе места от волнения. Но правила запрещали им даже видеться с Зитой в этот период. Она держала экзамен на право Свободного Творческого Поиска. Даже её мать, Гитана, сдавала этот экзамен, будучи на сорок лет старше.

Когда через два месяца Зита пригласила всех в Центр Регистрации аридонов, на высокой, ранее пустой, просто мерцающей мягким перламутровым светом стене, расположенной против индикаторов аридонов, было прекрасное панно. С двух концов стены спешили друг к другу с протянутыми для встречи руками ариус и ариуна, в которых присутствующие без труда узнали Гитиса и Гитану, а между ними была Земля, прекрасная голубая планета, прародина членов Общества. А над Землёй сиял крупный кристалл сердолика необычной пирамидальной огранки.

Гитана и Ярослав тревожно переглянулись. Чтобы сердолик так сиял, в нём должна быть сконцентрирована тысячелетняя личная жизненная энергия. Зита стала ровесницей Ярослава. Она с щедростью дарила Центру Регистрации аридонов тысячу лет своей личной жизненной энергии, тем самым выражая надежду и уверенность, что настанет день, и Общество научится передавать личную жизненную энергию одного человека другому.

Молчание длилось долго. Потом Глава Вселенского Совета, не нарушая молчания, включил вселенский транслятор. Отзвучали позывные всеобщего внимания, и в эфир полетел глубокий и проникновенный голос Главы Вселенского Совета:

— Художница Зита выходит на путь Свободного Творческого Поиска. Смотрите картину Зиты.

Взволнованная и счастливая, Зита бросилась к матери.

— Мама, тебе нравится? — она заглядывала в печальные глаза Гитаны.

Мать обняла Зиту, прижала её к себе и прошептала:

— Девочка, ты достойная дочь своего отца.

Ариуна Гитана была свободна. Вселенский Совет разрешил ей отправиться на Землю для поисков Гитиса.

А на Земле шла война, бесчеловечная жестокость которой превзошла все ужасы, которые когда-либо испытала разумная жизнь Вселенной. Люди уничтожали себя, Жизнь, Разум. Ноосфера Земли пылала и коробилась, горячими вихрями опутывая Землю. Вакуум-капсула Гитаны раскрылась в верхних слоях атмосферы, раздавленная натиском страшных сил. И Гитана пылающей звездой упала на Землю. Может быть, в этом страшном хаосе и поднял кто-то глаза к небу и увидел огненный след, прочертивший черноту ночи. Но только Гитис знал, что это сгорела прекрасная женщина, которая знала и верила, что он жив, и летела ему на помощь, не предполагая, что летит к гибели.

— Гитана, твой огонь выжег мне сердце! Я найду и спасу тебя! — воскликнул он.

В эту минуту он уже знал, что придётся пожертвовать собой.

Гитана поймёт это не сразу.

Светлана Свиридова была странной девочкой. Про таких говорят — не от мира сего. Товарищи по классу её сторонились. При ней нельзя было притворяться, хвастаться и врать. Своими огромными зелёными глазами она молча смотрела прямо в душу. Это было неуютно, а порой даже стыдно. Она была красива. Мальчишки все были в неё тайком влюблены, но никому из них не приходило в голову приударить за ней. Девчонки ей завидовали и считали гордячкой, хотя одевалась она скромнее всех и всегда была со всеми одинаково приветлива. Учителя вообще не знали, что о ней и думать: то из неё слова не выжмешь, то вдруг блеснёт такой эрудицией, что непонятно, откуда она столько знает. То она со скучающим видом просидит весь урок, не решив ни одного примера на обычной контрольной, то вдруг к концу урока, вынырнув из своего мира грёз, легко решит задачу, над которой весь класс безрезультатно бился полчаса.

А Светлану не трогали ни похвалы, ни упреки. С одинаковым удивлением она выслушивала и то, и другое и снова уходила в себя, словно прислушивалась к чему-то, не в силах уловить звучащего в душе голоса.

Дома она была другая, живая, весёлая, ласковая, очень любила своих родителей и дружила с ними, предпочитая их общество компании своих сверстников. Иногда она задумывалась и дома, но родителей это не беспокоило. Какая девушка в шестнадцать лет не задумывается?!

Однажды, перед каким-то праздником, мать попросила её перемыть посуду из серванта. Что-то напевая себе под нос, Светлана принялась за дело. Но вот она взяла в руки два сердоликовых камушка, которые, сколько она себя помнила, всегда лежали здесь на видном месте среди различных безделушек, не привлекая особого внимания. И вдруг эти, такие знакомые и привычные, камушки засияли у неё в руках, словно что-то зажглось внутри. Она испугалась и почти бросила их на полку. Несколько дней подряд, улучив минутку, когда дома никого не было, она подходила к серванту и подолгу смотрела на странные камушки, один почти красный, а другой жёлтый с едва уловимым зелёным оттенком. Камни как камни! Но в руки взять их она не решалась.

Через неделю она как бы между прочим спросила:

— Мама, а откуда у тебя эти камушки? Подари их мне.

— А они твои, — просто ответила мать, даже не повернув головы от картины, которую она вышивала.

— Как мои? — удивилась Светлана.

— А вот так.

Мать посмотрела на неё и, увидев вытянувшееся от удивления лицо дочери, улыбнулась.

— Разве я тебе никогда об этом не рассказывала?

— Конечно, нет! — у Светланы даже колени задрожали от нетерпения, и чтобы это скрыть, она присела на стул.

— Значит, забыла. Странно, хотя и было это очень давно. Ты ещё не родилась. Началась война. Отец ушёл на фронт, не заходя домой, прямо с рыбалки. В город входили немцы. Мы тогда жили у самой границы. Все бежали и спаслись. А я уже на восьмом месяце была, живот большой, вся отекла. Сижу на диване. Плачу. И жду, когда меня убьют. Куда мне бежать! По квартире-то еле ходила. Вдруг врывается в дом молодой человек. Красивый такой. На всю жизнь запомнила. Сам чёрный, а глаза синие.

— Товарищ Свиридова? — спрашивает он.

Я кивнула, от слёз и говорить не могла.

— Быстро собирайтесь! — он оглядел комнату и увидел узел, я ведь тоже было собралась бежать, завязала пеленки (вдруг рожу по дороге!), только потом поняла, что не убежать мне, и заплакала.

— Это ваши вещи? — он схватил узел. — Идёмте скорее, там, внизу, у меня машина.

Скатилась я с лестницы. Он примчал меня на вокзал, усадил в вагон и уже собрался уходить, но остановился и грустно и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Кто вы? — смутившись, спросила я у него.

— Ваш муж просил меня помочь вам уехать. Берегите дочь. А когда вырастет, подарите ей эти камушки.

Он вынул из кармана гимнастерки эти камушки и протянул мне.

— Вы можете потерять всё, но сберегите дочь и камушки! И я вам обещаю — ваш муж вернётся с войны.

И ушёл. Я даже не знаю, как его звали. Никогда его больше не видела. Когда ты родилась, я всё время думала о том, откуда он знал, что у меня будет дочь. И камушки берегла. А когда отец вернулся, я его спрашивала, кого он просил помочь мне эвакуироваться. А он сказал, что хорошо помнит тот страшный день, что почти два года мучился, что пришлось бросить меня в таком состоянии, пока мы, наконец, не нашли друг друга, но некого было просить о помощи в кошмаре того жуткого дня. Возьми, дочь, камушки, твои они и счастливые они, видно.

Светлана подошла к серванту, посмотрела на камушки, но взять в руки не решилась.

— Да бери уж! — мать по-своему истолковала её нерешительность. — Спрячь в свою шкатулку. Твои это камушки.

Светлана, зажмурив глаза, взяла камушки, зажала их в кулачке и быстро ушла в свою комнату. Села в кресло и осторожно разжала пальцы, камушки снова светились. И она почувствовала, как этот свет проникает в неё. Она снова испугалась и спрятала камушки в шкатулку. Она выучила уроки, на этот раз почему-то особенно тщательно. Вечером пришел отец. Как обычно, поужинали, а потом все трое долго разговаривали, уютно устроившись на диване.

Ночью Светлана не выдержала и снова достала свои камушки. Она не включила свет, боясь разбудить родителей. Камушки светились. Она осторожно взяла в руки тот, что светился красноватым светом, и сразу почувствовала, что стены её комнаты раздвигаются, и огромный и неведомый мир врывается в её сознание. И вдруг услышала до боли знакомый голос:

— Ариуна Гитана, ты слышишь меня? Включился твой индикатор обратной связи. Ты слышишь меня, Гитана? Отвечай!

— Я слышу тебя, Ярослав, — не понимая, что говорит, прошептала Светлана, быстро бросила камушек в шкатулку, спрятала её и упала на постель, потеряв сознание.

Врачи не могли понять, чем больна девочка. Она надолго теряла сознание, часами лежала как мёртвая, без бреда и почти без дыхания, но когда приходила в себя, была абсолютно нормальна. Никакие анализы не выявляли причины болезни, но приступы беспамятства продолжались. Мать не отходила от её постели. Отчаявшиеся врачи сделали девочке рентгеновские снимки головы. И были ошеломлены. В строении её черепа был дефект.

Начальник отделения, где лежала Светлана, вызвал её мать к себе в кабинет.

— У вашей дочери нет дырочки в турецком седле. Возможно, что в этом суть её болезни. Нужно сделать операцию.

— Что это даст? — спросила измученная мать.

— Результат неизвестен. Возможно, она поправится, но могут быть осложнения, вплоть до полной потери способности мыслить. Без вашего согласия на такую операцию никто не решится. Но если вы дадите расписку, то профессор Лисичкина готова попробовать. Это опытный нейрохирург.

— Я спрошу у дочери.

— Да. Подумайте.

Мать склонилась над Светланой.

— Как ты себя чувствуешь, доченька?

— Хорошо, мама.

— Тебе предлагают сделать операцию на голове, говорят, что у тебя что-то не так устроено, поэтому ты болеешь.

— Мама, не разрешай им этого делать! Я поправлюсь. Вот увидишь, я поправлюсь! Принеси мне мои камушки. Принеси сейчас.

Мать категорически отказалась от операции, а Светлана получила свои камушки. Через неделю её выписали из больницы, припадки прекратились. В тот же год Светлана Свиридова поступила в педагогический институт.

— Ариуна Гитана приступила к работе. Восстановительный период закончен. Память восстановлена полностью.

— Мама! Ты меня слышишь, мама? Как твои дела?

— Слышу, Ярослав. Всё в порядке. Буду искать Гитиса. Как Зита?

— Всё хорошо. Мы ждём тебя, мама!

— Я не вернусь, пока не найду Гитиса.

— Желаю удачи, мама!

И Гитана искала. Десять лет ушло на эти поиски. Гитис, как и другие аридоны, бесследно исчез в горниле той жуткой войны. Ещё четыре года ушло на то, чтобы считывать день за днём ту информацию, что записал для неё Гитис на одном из кристаллов, осмысливая и анализируя каждую деталь. Она всем своим существом, всем своим опытом понимала, что чего-то не хватает, что о чём-то Гитис умолчал или не успел записать. И вдруг её осенило! Она поняла, что всё дело в ней. Нужно было сопоставить то, что она поняла о своей гибели, и то, что Гитис для неё записал. Нужно было вспомнить всё в деталях. Страшные секунды: огнём охвачено всё тело.

Светлану Ивановну Свиридову лечили от ожогов.

— Светка, где это тебя так угораздило? — спрашивали друзья.

— В костёр упала.

— Что, пьяная была?

— Да нет, по рассеянности.

— А как до города добралась в таком виде?

— Не помню, кто-то подобрал по дороге.

Корчась от боли, Гитана вспоминала, с каким трудом ей удалось спасти матрицу Гитиса из костра инквизиции. А она горела в верхних слоях атмосферы Земли. У Гитиса не было, не могло быть её матрицы! Как же ему удалось обеспечить ей второе рождение, да ещё на Земле?!

Гитане срочно нужна была лаборатория. Она вернулась в Центр Регистрации аридонов. Времени у неё было очень мало. Теперь она это понимала. Сейчас, когда прошло около тридцати лет после гибели Гитиса, каждый день мог быть роковым.

— Ярослав, я должна буду вскоре вернуться на Землю. Мне проще будет вернуться, если мое исчезновение не заметят. Позаботься о письмах моим земным родителям и друзьям, свяжись с другими аридонами. Помогай. А Зита будет работать со мной в лаборатории.

Полтора года ушло на то, чтобы прозондировать и прослушать каждую клеточку в организме Гитаны, обработать результаты и сделать вывод. Он был ужасен.

— Зита, у тебя интуиция настоящего художника. Ты не могла бы найти для своей картины более достойного образа, чем твой отец. Это был великий талант, и в груди у него билось удивительное сердце.

— Мама, ты такая же, как и он. Но ты не сделаешь этого!

— Сделаю, Зита, сделаю. Это твой отец, и я люблю его не меньше, чем он любил меня.

— Но он не узнает тебя и никогда не вспомнит. А ты отдашь ему почти всю свою личную жизненную энергию.

— Не свою. Она у нас общая.

— Но цель? Это будет всего лишь короткая жизнь человека Земли!

— Это будет жизнь Человека. А аридоны второго рождения не боятся быть просто людьми. Наши с Гитисом родители ушли в Неведомое, и мы не удерживали их. Если они вернутся, то не будет даже вас с Ярославом. А вы ещё встретитесь с детьми Гитиса. Они могут услышать вас. Ведь мы с тобой хорошо поработали!

— А ты, мама? Как же ты?

— Зита, члены Общества не боятся уходить из жизни. А мы с Гитисом свою прожили не зря уже потому, что открыли Обществу тайну аридонов земного рождения.

Теперь Гитана знала всё, и даже то, как удалось Гитису восстановить её без матрицы. Она проделала то же самое. На это ушла колоссальная часть их общей жизненной энергии. Времени у них осталось на две короткие земные жизни. И Гитана знала, что она откажется от своей доли в пользу Гитиса. Ещё немного — и она встретится с ним. Подходит срок. Можно начать работу по восстановлению его вселенской памяти.

Светлана Ивановна Свиридова, новая учительница физики, входила в десятый класс. Ученики встали. Несколько секунд они изучали друг друга. Перед классом стояла немолодая уже женщина со следами былой красоты на лице, но что-то в ней было такое, что приковывало внимание. То ли пристальный пронизывающий взгляд больших глаз, оставляющий ощущение, что она смотрит только на тебя. То ли улыбка, вдруг озаряющая лицо. И сразу становилось непонятно, так ли уж она стара, как показалось вначале. И ещё бросался в глаза большой перстень из белого металла с жёлто-зелёным камнем на левой руке.

— Садитесь, — улыбнувшись, сказала она разглядывающим её ребятам. — Сейчас я буду с вами знакомиться.

Она склонилась к журналу и начала перекличку. Ребята вставали один за другим, а она ждала, когда поднимется юноша, сидящий один на первой парте, глядящий на неё потемневшими от тревоги глазами.

— Глебов Сергей.

— Я, — он поднялся с вызывающей улыбкой, которая была словно чужой на его растерянном лице.

Начался урок. Светлана Ивановна вдохновенно рассказывала о материи, о видах движения, о механических колебаниях. На доске одна за другой появлялись формулы. А Сергей Глебов сидел как в тумане. Он не понимал, что с ним происходит. Он смотрел на новую учительницу, серьёзную и строгую женщину, а видел молодую девушку с огромной копной золотистых волос, с сияющими зелёными глазами на лице с прозрачной кожей — и ничего не мог сделать, галлюцинации не покидали его. Ему стало страшно, и он возненавидел эту новую учительницу.

Физика была каждый день. И каждый день повторялось это жуткое наваждение. Он постоянно думал о ней, она снилась ему по ночам. Он не мог учить и не мог отвечать, но мысль о том, чтобы пропустить урок физики, ему даже в голову не приходила. А она спрашивала его каждый день.

Однажды она сказала прямо на уроке:

— Поздравляю тебя с днём рождения!

— Откуда вы знаете?

— Я всё про тебя знаю, — с улыбкой ответила Светлана Ивановна.

Он разозлился, отвернулся и демонстративно не смотрел в её сторону целый месяц. Страдал и мучился ужасно, сжигаемый непреодолимым желанием взглянуть ей в глаза, каждой клеточкой чувствуя её внимательный взгляд, её понимающую улыбку. Она по-прежнему спрашивала его каждый день. А он, отвечая урок, упрямо смотрел в сторону.

Светлана Ивановна давно подружилась со всеми ребятами в классе. Она умела слушать, легко разбиралась в их сложных и запутанных взаимоотношениях, и они доверяли ей. Однажды один из одноклассников Сергея в доверительной беседе вдруг спросил:

— Светлана Ивановна, вы ведь понимаете людей и умеете на них влиять. Почему же вы равнодушны к тому, что Сергей ненавидит вас? Вы всегда с ним терпеливы и ласковы, а ведь он терпеть вас не может и говорит о вас всякие гадости. Значит, и вы ошибаетесь в людях?

— Нет, Борис, я не ошибаюсь, в Сергее, по крайней мере. Это ошибаешься ты. Сергей не может меня ненавидеть. Это другое, и это скоро пройдёт. Вот увидишь. А тебе мой совет: читай классиков. Ещё Шекспир сказал: «Всегда найдутся добрые друзья, которые расскажут, какие гадости о нас говорят другие».

Борис обиделся.

Прошло несколько дней. И как-то на уроке, ни к кому не обращаясь конкретно, Светлана Ивановна сказала:

— Человеческий взгляд может многое сказать внимательному человеку. Но если на тебя демонстративно не смотрят, это говорит ещё больше.

Сергей вздрогнул и посмотрел на неё. Она улыбалась. И не было сомнения, что это было сказано именно для него. Он украдкой оглядел класс, все были заняты своими делами, как будто и не слышали только что произнесенной фразы. Он давно уже замечал, что эта женщина умеет при всех на уроке разговаривать с кем-нибудь одним, причём другие как будто не слышат. Она говорит как бы в пустоту, ни к кому не обращаясь, но, если это говорится для тебя, то ты это понимаешь сразу. И ему стало вдруг легко и даже весело. С этого момента началась их дружба.

Они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. И теперь Сергей не боялся уроков физики. Он с нетерпением ждал нового дня, впитывал каждое слово, которое говорила странная учительница, и чувствовал, что каждое из них находит живой отклик в его душе. Если не было какого-нибудь урока, он не уходил вместе со всеми, а шёл в физкабинет и садился за заднюю парту. Светлана Ивановна, войдя в кабинет и обнаружив его среди учеников другого класса, молча улыбалась и начинала урок. А он чувствовал, что она рада его видеть, и эта радость передавалась ему. После этих уроков у него оставалось ощущение, что все сорок пять минут она проговорила с ним и только с ним, хотя он собственными глазами видел, что класс при этом работал с таким напряжением, что детям даже некогда было перекинуться словом с соседом по парте. Это было так удивительно и неправдоподобно, что он никому не мог об этом рассказать. Он почти физически чувствовал, что рядом с ней он быстро мудреет и взрослеет, что в нём рождаются силы для каких-то великих, но ещё неведомых дел.

И всё-таки неясная тревога не покидала его. Наконец, он решился. Физика была последним уроком. Он подошёл к Светлане Ивановне после звонка.

— Светлана Ивановна, я хочу с вами поговорить.

— Давай поговорим.

Они сели за парту. Он думал, что сейчас расскажет ей всё, что пережил за эти несколько месяцев. Но слов не было. Он разглядывал свои руки, которые почему-то положил на парту как прилежный школьник. А в голове не было ни одного слова, словно он вообще никогда не умел говорить, только всего его заполняло ощущение, что он знает ее всю жизнь, а жизнь эта была гораздо длиннее, чем его шестнадцать лет.

— Что с тобой, Сергей?

Он не ответил.

— И давно это началось?

Он молчал.

— Тебе плохо?

Он отрицательно покачал головой.

— Ты боишься? А чего ты боишься?

— Я не знаю. Нет, знаю. Я боюсь не того, что есть, а того, что ничего не будет. Ведь всё это ничем не кончится. Я не уверен в себе. Я могу предать.

— Что предать?

— Не знаю.

— Там нет предательства, где нет признаний.

— Но ведь это страшно, когда нет будущего?!

— О чём ты говоришь! Ты можешь быть абсолютно уверен — я всегда буду рядом с тобой. Ты же это чувствуешь, ты же это знаешь. И так будет всегда. Только пусть тебя это не пугает — тебя это ни к чему не обязывает. Может быть, мне ничего не придётся тебе объяснять. А если этого не случится (она сделала небольшую паузу, чтобы не дрогнул голос), прими это как дар судьбы. Всех остальных друзей тебе придется добыть с большим трудом.

— Но ведь это беспредельно много. На это не способен ни один человек.

— А я и не человек, — засмеялась она.

Он воспринял эту фразу как шутку и тоже рассмеялся. За ним пришли друзья, и Светлана Ивановна осталась одна. Никто не видел, как на её глаза навернулись слезы отчаяния. Она взяла себя в руки. Нет! Ещё не все потеряно. Она ещё попробует разбудить уснувшую навсегда память.

Шли дни, недели, проходили месяцы. Светлана Ивановна и Сергей подолгу разговаривали. Она очень осторожно показывала ему свои удивительные возможности и просила его повторить то же самое, уверяя, что у него получится. А он делал вид, что не верит ей, и отказывался повторять. А она знала, что у него просто не получается, но он не хочет в этом признаться, полагая и в самом деле, что это дано каждому человеку.

Но способности у этого мальчика были незаурядные. Он прекрасно разбирался в людях, чувствовал ситуацию до невидимых мелочей, интуитивно находил решения сложнейших задач, знал достоверно о своей необыкновенности, но он был сыном Земли и не больше.

Однажды на уроке, глядя в его широко открытые синие глаза, устремленные на неё, Светлана Ивановна спросила:

— Сергей, ты почему меня не слушаешь?

— У меня болит голова.

— Сейчас проверим, — она подошла к его парте.

«Сейчас или никогда!» — подумала она и двумя ладонями обхватила его голову, прижимая к ней кольцо с сердоликом. Мальчик вздрогнул, а у неё потемнело в глазах. Сколько раз она прижимала к себе эту прекрасную голову! Она готова была умереть тут же, лишь бы память вернулась к нему. Но нет! Ответом была только волна нежности растревоженного сердца готового к любви юноши. Трудно было скрыть своё горе под перекрёстным огнем глаз затаившего дыхание класса.

— Да, — печально сказала Светлана Ивановна. — У тебя, действительно, болит голова. Более того, ты вообще болен.

Он усмехнулся, а все захихикали. На следующий день Сергей не пришел в школу. Он болел.

— Светлана Ивановна, а как вы вчера узнали, что Серёжка заболел? — спросил кто-то из учеников на следующий день.

— Это очень просто для того, кто прожил пару тысяч лет, — ответила она.

Класс засмеялся, и урок пошёл своим чередом.

Весна была на исходе. Заканчивался учебный год. Уже все привыкли к странной дружбе, связывающей учительницу физики Светлану Ивановну и ученика десятого класса Глебова Сергея. Одни думали, что учительница влюблена в мальчишку, другие считали, что он влюблен в учительницу — и все были неправы. Только они вдвоём и знали, что это не так, и даже они знали это по-разному.

Придя на предпоследний экзамен, Сергей с горечью отметил, что Светланы Ивановны, которая переживала за него на всех таких испытаниях, нет в школе. Тревога и смятение охватили его душу. Он готов был броситься, сам не зная куда, чтобы найти или узнать, что случилось. Он бы так и сделал, но к нему подошла девочка-девятиклассница.

— Сережа, Светлана Ивановна просила, чтобы ты сдал экзамен в числе первых. А когда сдашь, я передам тебе её записку.

— Давай сейчас! — сказал он нетерпеливо.

Он вдруг вспомнил, как нервничала Светлана Ивановна вчера, когда вдруг этот экзамен, назначенный на тот день, по какой-то причине перенесли на сегодня. Они стояли у окна, когда до них дошла эта новость. Они — это он, его одноклассники, пришедшие на экзамен, и Светлана Ивановна. В их классе давно уже бытовало мнение, что Светлана Ивановна приносит удачу. Подошёл кто-то из учителей и сказал, что экзамен переносят на завтра. Они даже обрадовались — можно ещё немного подучить. Но тут Сергей с удивлением увидел, что Светлана Ивановна словно окаменела и так закусила от досады губу, что выступила даже капелька крови. Сергей не мог понять, почему это известие так её огорчило, но его сердце сжалось от боли за неё, и ему во что бы то ни стало захотелось отвлечь её от тяжелых мыслей. Он показал на сороку, устроившуюся на ветке дерева в полуметре от окна. На секунду её лицо просветлело, но тут же стало снова серьёзным. И она сказала ему:

— Мне очень жаль, Сергей, но теперь уже ничего изменить нельзя. У нас с тобой завтра будет очень трудный день. Но постарайся сегодня хорошо выспаться. А завтра… Но прежде скажи мне. Ты мне веришь?

— Конечно! О чём вы спрашиваете, Светлана Ивановна!

— Ну, тогда сделай завтра всё так, как я тебя об этом попрошу.

— Будет сделано! — сказал он беспечно.

А она с сомнением и печалью посмотрела на него, но ничего не сказала.

И вот сегодня её нет, а эта девочка говорит о какой-то записке.

— Давай записку! — потребовал он снова.

— Нет. Она сказала, что я должна это сделать только после того, как ты сдашь экзамен. Но знать о записке ты должен до экзамена. Она мне так велела, и я обещала, что сделаю всё как надо. Я буду здесь. Я подожду.

— А ты не знаешь, где она сама?

— Нет. Не знаю. Записку для тебя она мне дала ещё вчера и сказала, что ей срочно нужно куда-то уехать.

Он почему-то успокоился. Экзамен он сдал на «отлично». И, вылетев пулей из класса, бросился разыскивать девушку с запиской. Он почти вырвал конверт у неё из рук и быстро разорвал.

«Серёжа, мне нужна твоя помощь. Ни один человек на Земле, кроме тебя, не сможет мне сейчас помочь. Ничему не удивляйся. Если нужно будет, или ты этого захочешь, я потом тебе всё объясню. Но с того момента, как ты получишь эту записку, то есть с одиннадцати часов и до восемнадцати ты должен сосредоточить своё внимание на мне, не отвлекаясь ни на одну секунду. Если не выдержишь или заболит голова, постарайся сразу заснуть. Я тебе верю. И заранее тебя благодарю. Не бойся, с тобой ничего не случится. Но… Но если при встрече я сама не подойду и не протяну тебе руку, не подходи и ничего не спрашивай — это будет другой (!) человек. Всё. Больше ничего сказать не могу. И времени нет ни секунды».

Это был последний шанс. Ариуна Гитана связалась с Центром Регистрации аридонов. Там всё было готово. У пульта дежурили Зита и Ярослав, примчавшиеся сюда по просьбе Гитаны из разных концов Вселенной.

— Мама, я очень волнуюсь.

— Будь внимательна, Зита. Когда загорится индикатор обратной связи Гитиса, помоги держать ему связь и одновременно займись перекачкой энергии. Постарайся успеть. Я не уверена, что он сможет сосредоточиться и удержать внимание. Ярослав, а ты постарайся зафиксировать всё, потом разберётесь, на каком уровне происходят необратимые изменения. И попытайся включить стимулятор памяти. Будь внимателен и осторожен. Он может не выдержать.

— Мама, не волнуйся. Мы готовы.

— Приступаем.

— Загорелся индикатор обратной связи. Мама, он тебе верит! Он старается думать о тебе.

— Зита, спокойно! Будь внимательна!

— Я внимательна. Работаю.

— Ярослав, не спеши. Сначала делай съёмки. Зита, держи, держи его внимание!

— Мама! Индикатор обратной связи погас. Два года улетели в космос!!!

— Не волнуйся, девочка. Сейчас начнем всё сначала. Я позову его. Он меня услышит.

Гитана сосредоточилась.

— Включился индикатор обратной связи. Я работаю, — Зита склонилась над пультом.

— Я работаю, — доложил Ярослав, переключая датчики приборов с быстротой профессионала.

Прошло ещё два часа напряженной работы.

— У меня всё в порядке. Включаю стимулятор памяти, — предупредил Ярослав.

— Будь осторожен, очень осторожен, — Гитана затаила дыхание.

— Он вспоминает детство. Детство Сергея Глебова.

— Выключи стимулятор, Ярослав! Всё! Зита, что у тебя?

— Индикатор обратной связи погас. Я успела передать шестьдесят четыре года, у тебя осталось немногим больше двадцати, плюс то, что в кристалле — это немного, всего тринадцать лет.

— Достаточно. Найдите себе дело на два-три месяца дома. Ярослав, позовёшь меня, когда обработаешь результаты.

— Мама, ты остаёшься?

— Да, Зита, я остаюсь.

— Но тебе там больше нечего делать! Возвращайся домой.

— Я отключаюсь.

Гитана была разбита и подавлена. Ей не взять этого барьера Природы! Ярослав и Зита со временем проникнут в эту тайну, но это будет нескоро. Гитиса им не вернуть. Слишком мало времени осталось у него! А у неё ещё меньше, но об этом она не думала.

На следующий день Светлана Ивановна и Сергей встретились. Она протянула ему руку.

— Здравствуй, Серёжа! Ну, как твои дела?

— Всё в порядке, — сказал он, отвечая на рукопожатие.

— Тебя не испугала моя сумасшедшая записка?

— Нет.

— А голова не болела?

— Нет.

— Вот и прекрасно. Спасибо! Ты мне очень помог. Не сердись, но я не могу тебе всего объяснить. Когда-нибудь потом, возможно…

— А я не сержусь.

Спустя несколько дней после последнего экзамена она сказала ему:

— Ну, вот и всё. Больше я тебе не нужна.

— Вы мне не верите, да? — он снова, как полгода назад, не смотрел ей в глаза.

— Я тебе верю. Поэтому говорю сейчас с тобой. Я хочу сделать тебе на прощание подарок.

Она достала жёлто-зелёный камушек сердолика, который накануне вынула из оправы своего перстня.

— Вот. Этот камень не простой. Пока он с тобой, я всегда буду рядом. Если тебе нужно будет принять важное решение, посмотри через него на солнце, и если он покажется зелёным, делай, как задумал, если красным — не делай. Береги камень и никому не давай его в руки. Если однажды на твоей ладони — там, где будет лежать камень, останется капелька крови, знай, что меня больше нет. Тогда можешь подарить камень кому угодно. Но если ты будешь внимательным, ты ещё очень много интересного в нём откроешь.

— Спасибо.

Он взял камень и, не поверив ни одному её слову, положил его в карман.

Гитана грустно улыбнулась. В том, что этот мальчик с лицом, голосом и фигурой Гитиса был просто сыном Земли, она уже не сомневалась. Но если он сохранит камень, то те тринадцать лет, что ещё сконцентрированы в этом кусочке сердолика, они поделят пополам. А если нет, то камень исчезнет, а вся жизненная энергия, заключённая в нём, перейдёт к Сергею в тот момент, когда он выпустит его из рук.

Странно устроен человек. Он жаждет чуда и боится чудес, потому что знает, что чудес не бывает. Но чтобы не подорвать свою веру в чудеса, он отказывается от удивительного, что врывается в его жизнь.

Вот он, волшебный камень, он радует глаз, отливая на солнце зелёным цветом, тревожит красным отблеском, греет сердце, он приносит удачу и не обманывает. Но мальчик сказал: «Нет! Мне не надо ничьей помощи! Я всего добьюсь сам. Я хочу быть просто человеком». И выбросил камень. И совершил очень человеческий поступок, отняв у другого человека почти семь лет жизни.

— Дети, вы слышите меня? Я хочу попрощаться с вами.

— Мама, он тебя предал?

— Нет, Зита. У него другая логика. С точки зрения жителей Земли, он совершил почти героический поступок. Ты сумеешь найти его в случае крайней опасности?

— Да. Мы с Ярославом хорошо поработали. И тех шести с половиной лет, что он у тебя отнял, хватит на сигнал бедствия.

— Вам придется эти годы прожить дома.

— Не переживай. Зита собирается стать матерью. А у меня есть здесь дела.

— Ярослав, не вздумай меня искать! Ты же знаешь, Вселенский Совет постановил, что, пока не будет решена «Загадка Гитиса», на Землю не пошлют ни одного аридона. Тебе есть над чем работать. Это твое право и твой долг.

— Мама, не волнуйся за нас! — голос Ярослава дрогнул.

Зита молчала. Она больше не могла говорить.

— Прощайте!

Ариуна второго рождения Гитана отключила обратную связь.

2. ЛЮЦИФЕР

— Чёрт возьми! — мысленно выругалась я по-земному.

Я бы и вслух выругалась! Да не может говорить материя в состоянии проточастиц! Уже сутки переливающимся светящимся вихрем ношусь вокруг Земли, просканировала всю атмосферу, заглянула во все щели на поверхности, прощупала всю твердь вплоть до ядра — и не нашла ни одного маячка из тех, что сама же поставила для себя прошлый раз. Хоть возвращайся! Соскользнула на дальнюю силовую линию магнитного поля и потихоньку кружусь вокруг неё. Вернуться, конечно, можно, но ждёт дорогой брат. Мы чётко обговорили, когда встретимся. А точность и обязательность — это пунктик в нашей семье.

Земля — вотчина моего брата. Он у нас самый молодой и, пожалуй, самый талантливый. Отец очень гордится им, но всегда сокрушается, что он выбрал очень трудный путь. Многие из наших братьев и сестёр уже стали звездами, кое-кто управляет галактиками. А мы, младшие, самые строптивые. Я стала Странником. У меня нет имени. Вернее, оно, конечно, у меня есть, моё личное имя, но оно под запретом и никому не известно. И до тех пор, пока это так, Странник неуязвим ни для сил природы, ни для звёзд, ни для цивилизаций. Мы — скорая помощь Вселенной. Но все цивилизации, даже самые высокие, испытывают перед нами ужас. Семья, давшая Вселенной Странника, считается элитной. Мои старшие братья и сестры тоже побаиваются меня. Мы редко встречаемся, но расстаются они со мной всегда с большой радостью и облегчением, хотя скорее превратятся в Великое Ничто, чем откроют моё детское имя. А мой младший брат и отец легко общаются со мной. С братом мы почти ровесники и дружим с детства. Мой отец и мой младший брат такие же мощные, сильные и умные, и каждый из них мог стать Странником, но они выбрали свой путь, а я свой. Мы хорошо понимаем друг друга, поэтому часто общаемся. Странникам не запрещено встречаться с близкими. Но не всем повезло, как мне. И, как правило, Странники уходят из семьи навсегда. И это ещё больше сгущает вуаль мистического ужаса вокруг каждого из нас и всей организации в целом. Мы — не народ. Мы — организация. Организация, созданная Звёздным народом, чтобы поддерживать порядок во Вселенной. Скорая помощь, патруль — нас можно называть как угодно. Но без нас нельзя. Звёзды — существа творческие и свободные — натворить могут всё, что угодно. Один наш папочка чего стоит! Он создал новый рукав Галактики, почти все звёзды здесь мои сёстры и братья. Они создали удивительные цивилизации. Дед гордится моим отцом, а отец гордится своими детьми. Ра — его последний сын. Он плод удивительной и страстной любви двух существ, принадлежащих разным Вселенным. И его рождение вызвало жуткий катаклизм, швырнувший в никуда сразу несколько планет из двух Вселенных. Пространственно-временной сдвиг закрыл западню. И всё живое погибло бы, если бы Ра добровольно не прыгнул в эту ловушку в последний момент. Системный порядок он навёл быстро, сбалансировал массы, упорядочил орбиты. А вот с цивилизациями ему пришлось туго. Столкнулись два Вселенских мировоззрения, а пригодной для многих форм жизни оказалась одна планета. Любимица отца, он создавал её вдохновенно, умная красивая и богатая планета Схемра. На эту планету собрались многие из живых и мыслящих, и началось столпотворение. Планета создавалась для сумеречного света при помощи матери Ра, её подарили ему при рождении. Мать Ра надеялась, что он будет тёмным светилом. Но в нашей семье все строптивые. Ра стал блистательным и светоносным.

Борьба была не на жизнь, а на смерть. Война. Это была настоящая война на уничтожение. Мощные звездолёты улетели сразу, увозя столько существ, сколько могли. Многие Странники тогда работали в этой области, помогая кораблям прорваться в те Вселенные, в которые они стремились. Не всем смогли помочь, но многим помогли. И всё-таки на планете осталось много разумных существ, и людей в том числе. Все торговые и туристические корабли пройти не смогли, часть из них вернулась, а остальные погибли. Воевали все против всех на уничтожение. Наконец, возмутилась планета. Она тоже начала свою войну: бури, ураганы, подвижки континентов. Она раскачивала ось, при помощи Ра захватила маленькую планету и устроила потоп. К тому времени из оставшихся кораблей при помощи Ра собрали ещё несколько звездолетов, и ещё часть существ улетела. После стихийных бедствий уцелевшие люди были разъединены. Они начали заново строить свои цивилизации. Но многие знания были потеряны. А то, что осталось, Хранители надежно спрятали. Всё осталось только в умах живых, даже уцелевшее оборудование не всегда могло быть использовано, если не было специалистов. Быстро был забыт общий язык, да и собственные языки под влиянием местных условий сильно изменились. Даже планету все называли по-разному: кто Терра, кто Земля, кто Тиерра, кто Сьерра. И только карты планеты, которые начали составлять, ещё долго называли схемами.

Люди победили других гуманоидов. Некоторые гуманоиды ушли в океан, а других начали переделывать в людей. Но людей было так мало, что они не успели дождаться результатов своего труда. Их творения хоть и почитали людей за богов, но убивали своих создателей из страха перед ними. В конце концов, боги были уничтожены теми, кого они создали. Потеряв свою культуру, убийцы богов не стали людьми. И ещё многие тысячелетия Ра воспитывал это дикое человечество. Конечно, мы помогали Ра. Особенно отец и старший брат Сириус. Сириус — единственная звезда, которая имеет связь с Ра. Ему удалось прорваться к Ра, протянув к нему магнитные линии. Признаться, я тоже часто пользуюсь этой дорогой. По ней же приходили и Учителя. Ра пускал всех, кто хотел тут поработать. И кто тут только не появлялся! И романтики, и авантюристы, и боги, и преступники. Многие осуждали Ра за беспринципность. Но он выстоял. Своим врагам, которые требовали от Владыки Галактики, чтобы он уничтожил Ра и его странное человечество, Ра показывал своё темное лицо, которое ему досталось от матери. Лицо это было грозно, и недоброжелатели замолкали. Ра медленно двигался из своей западни к пределам Галактики, и никто не знал, может ли он двигаться быстрее. А сам Ра считал, что, когда он войдёт в Галактику, его человечество к этому будет готово. Друзья неизменно видели его лучезарную светлую улыбку и всегда ощущали тёплую нежность его души.

— Привет, сестрица! Это ты ругаешься, как босяк? Как позвала, так и пришёл, с тёмным лицом. А ты, я смотрю, испугалась. Спрятал я твои маячки. Дотошные мои люди стали. Всё артефакты ищут.

— Привет, Ра!

— Ты отстала от жизни. Меня теперь Солнцем зовут. А того, кого ты позвала, Люцифером кличут.

— Не пойму, а разница какая?

— Сам не понимаю, но они её видят. У нас, надеюсь, ещё будет время на философские диспуты. У тебя здесь дела? Или просто брата навестить решила? Всегда рад встрече с тобой! Не волнуйся, маячки я расставил.

— Спасибо, дорогой. Я тоже рада нашей встрече.

— Где жить будешь?

— А где живёт молодая Ригведа? Я ей жениха привела. Если он ей понравится, то после Обряда я их заберу. У тебя останется старшая, она ещё цветущая женщина, успеет родить и воспитать себе замену.

— Что-то я тебя не совсем понимаю. Зачем тебе земная Ригведа? У вас в Галактике своих жриц, несущих знание, сколько угодно.

— Не прикидывайся. Ты сам двуликий и народ у тебя такой же. Мне мощная Ригведа нужна.

— Понял. Правила игры ты знаешь. Забирай твоего жениха. Недели тебе хватит? Сама знаешь, дороги ко мне трудные.

— У меня свой путь. Буду через три твоих дня.

— Ну, тогда сразу в Крым, на мой маячок. Я вас там встречу. Тогда и поговорим, как люди.

— Спасибо. Поцелую тебя потом.

Через три дня, к вечеру, жители небольшого приморского посёлка увидели, как к давно пустовавшему дому около биостанции подъехала машина. Из неё вышли мужчина и женщина. Оба были высокие, стройные и хорошо одеты. Мужчина помог женщине открыть ворота. Она снова села в машину и заехала во двор. Ворота закрылись сами. А мужчина пошёл по дороге, оглядываясь по сторонам, как бы ища выход к морю.

Она загнала машину в гараж, поднялась на высокое крыльцо, открыла дверь и вошла в дом, включила свет и прошла в гостиную. Он её ждал, тихо покачиваясь с закрытыми глазами в кресле-качалке. Кресло стояло у камина, в котором весело прыгали языки синего пламени. Она обвела глазами комнату. Так могла выглядеть гостиная любого состоятельного интеллигентного человека. На стенах несколько хороших картин, огромное, почти во всю стену, окно с видом на море, рояль, журнальный столик с двумя креслами, музыкальный центр, телевизор, несколько дорогих ваз и большой гостевой стол, уже накрытый на троих. У камина было два кресла-качалки. В одном из них в прежней позе сидел её брат. Лицо его было до ужаса прекрасно. Гордые нос и подбородок, дерзкие губы, огромный лоб, прикрытый гривой чёрных волос, смоляные брови вразлёт, большие глаза, сейчас прикрытые, с длинными ресницами. Но она знала, что они у него синие. Однако он их не открывал. Она подошла, запустила руку в его кудри, наклонилась и нежно поцеловала его в щёку.

Огонь в камине тут же погас. Он вскочил с кресла, подхватил её на руки и закружил по комнате.

— Ты не представляешь, сестрица, как я рад тебя видеть!

— Хитрец! Сидел и ждал, пока я тебя поцелую.

— А как же! Ты же обещала. А я подумал: вдруг забудешь.

— Ох, не прост ты, братец, не прост! Ну что ж, давай поговорим.

Он отнес её к камину, усадил в одно из кресел, а сам сел напротив. Огонь снова весело запрыгал в камине. Он внимательно осмотрел её с ног до головы и довольно улыбнулся.

— Для Земли ты, как всегда, Василиса Премудрая?

— Конечно. Надеюсь, тебя это радует.

— Ещё как! Это говорит о твоём доверии, любви и постоянстве.

— Да, братец, нелегко тебе живётся, раз любимую сестру проверяешь.

— Да. Мне приходится быть осторожным. Теперь я спокоен. Давай поговорим. Кстати, твой спутник, очень воспитанный молодой человек. Он решил погулять, пока мы разговариваем. А он способен вынести моё общество?

— Вполне. Он правитель планеты Орв из системы звезды Орв.

— Центр Галактики. Народ-посредник между Звёздным народом и остальными гуманоидами Галактики. Человек.

— Да. И ещё Член Галактического Совета и один из самых известных учёных в Галактике.

— Ну что ж, жених достойный.

— Он ещё не знает, что он жених. Ты же понимаешь, я не нарушу Закон. Ригведа должна полюбить достойного человека, но простого, а претендент должен полюбить Ригведу как простую женщину. Иначе мы откроем путь для авантюристов и с той, и с другой стороны. Я заманила его сюда надеждой на то, что он найдёт здесь своего племянника. И тут я очень рассчитываю на твою помощь.

— Знаю. Это мальчик, потерявшийся во времени. Тогда, в суматохе, я хотел его вытащить, но он попросил меня его не трогать. Я очень удивился, что он посмел заговорить со мной, и решил его не трогать. А сейчас я не могу это сделать. Это нарушит экологию всей системы. Мои действия всегда глобальны.

— Время я возьму на себя. Ты мне только покажешь место, где находится Портал Времени, и предупредишь Землю, чтобы не нервничала.

— И всё-таки я хотел бы услышать правду. Ты ведь тоже не проста, Мать.

— Василиса. На Земле я Василиса, и для тебя я — Василиса.

— Ладно, ладно. Я знаю, что ты любишь это имя. И Громова ты очень любила. Храню ваше место как заповедник. Столько радости мне принесли те несколько десятков лет. Родная душа рядом! Редко кому так везёт из нашего народа. Я, и в самом деле, удивительный счастливец!

— А главное, тебе все шалости прощают. Дед в тебе души не чает и ждёт не дождётся, когда ты свой народ приведёшь в Галактику.

— Не заговаривай мне зубы. Ты ещё не сказала, как твой сын поживает.

— Иван?

— Ну, конечно, Иван. С остальными твоими детьми я и так могу пообщаться. Я ведь тоже не нарушаю законы.

— Он хорошо растёт, хорошо учится. Сейчас он командир звездолёта. Понимаешь, дело, по которому я здесь, в общем-то, семейное. Эль…

— Не говори мне про Эль. Чувствую, что много глупостей она натворит.

— Вот и дед волнуется. Он попросил меня подготовиться. Мне нужны мощные Хранители. Кроме того, мы меняем флот, даже корабли Странников. Мне нужен капитан. Тебе ли, Ра, не знать, что капитаны кораблей Странников всегда воспитывались на Схемре. Для этого и Сигла привезли сюда. Представляешь горе его матери, уводящей самый первый звездолёт с научными светилами. Но мальчик должен был взять силу и мудрость Схемры, да и твою тоже. А ещё кто-то должен был хранить короны четырёх погибших Ригвед.

Ра облегчённо вздохнул. Василиса усмехнулась.

— Я знаю. Это было твоё самое главное возражение. Гордость тебе ни за что бы не позволила просить сейчас новую корону. Даже с этим тебе повезло! А платье я привезла. Так что можешь быть спокоен.

— Ну, и хитра же ты, сестра. Моя мать гордилась бы тобой!

— У меня с ней прекрасные отношения.

— Не ври!

— Ра, ты забываешь, кто я! Отец нас давно познакомил. Она обучала меня и пропустила в свой мир. Я встречалась и с их Владыкой. Цели у нас общие, но до этого ещё очень далеко. Твой мир — это опыт. Твоя роль для обеих Вселенных — самая главная.

— Теперь я понимаю, почему тебя все боятся. Даже я поёжился от ужаса перед тобой. Я очень рад, что мы друзья и единомышленники. Теперь я не один и буду вдвое сильнее. Мне ещё тот народец достался! Тебе только и скажу. Не один раз хотел их уничтожить и себя с ними заодно. Но как подумаю, что кому-то придётся весь этот ужас пройти сначала! И там, и здесь по Христу на кресте. И назад дороги нет.

— Я тебя хорошо понимаю, Ра. Поэтому я тебе помогаю. Сейчас ты мне помоги.

— Хорошо. Выбор твой правилен. Мощная девочка. Она, правда, не полностью прошла обучение, но вы её доучите. Осталось одно: нужно, чтобы она полюбила этого твоего…

— Его зовут Мирракс. Я на него надеюсь.

Она задумалась, а он рассмеялся.

— Всё, договорились. Невесту твоему сыну она тоже родит, и для этого я приглашу их сюда в гости. Я правильно понял тебя, сестра? — он уже был на ногах. — Зови своего кавалера. Я его до венчания должен благословить. Может, он и не погибнет, но травму может получить. Венчать придётся мне, моя Ригведа. Он должен увидеть моё второе лицо сейчас.

Она подошла к нему, обняла и поцеловала в лоб.

— Спасибо, брат. Я верила, что мы с тобой договоримся. Я давно тебе простила то знание, которое тебе досталось по наследству, а мне пришлось добывать его тяжелым трудом. Но это стоило того. Ты теперь не один, и у меня есть друг и помощник.

Мирракс с самого начала был просто очарован этой планетой. Он давно научился ценить планеты, как людей: по уму и по щедрости. Но чтобы при всём этом ещё такая красивая и уютная — это уже слишком! Хотя наклон оси, наличие полярных шапок и огромный запас воды говорили о том, что эта планета умеет быть очень грозной. Вся эта система взбудоражила его пытливый ум. Когда Мать предложила ему сопровождать её в этом путешествии, он согласился из почтения. Во-первых, ему неудобно было отказаться от этой миссии, потому что речь шла о его племяннике. Во-вторых… И это было гораздо сложнее. Ему, Правителю Народа-посредника, часто приходится иметь дело со Странниками. Это самые мощные существа во Вселенной. Они могут всё, даже родить или погасить звезду. Но и они иногда нуждаются в помощи его народа. Они всегда приходят в плащах, которые защищают других от них, их лиц никто не видит. И, вообще, их считают бесполыми. Мать исключение. Она умеет общаться с любыми существами, легко принимает облик человека — всегда женщины, прекрасной женщины. Тысячи её личных кораблей бороздят просторы Вселенной. И в любой момент она может оказаться на одном из них, или в каком-нибудь другом месте, как сейчас. Перед ней трепещут все существа и даже звёзды и другие Странники. Но все уверены в её абсолютной справедливости. И, насколько знает он, Мирракс, а он знает много, из всех Странников только она имеет имя. Все её зовут Мать и в глаза, и за глаза. Странники не просят и не приказывают. Если они где-то появляются, значит, они решают какую-нибудь проблему. И тогда все, кто в этом пространстве находятся, делают то, что Странникам нужно, и погибают, если в этом есть необходимость, и становятся героями, если повезёт. Поэтому встреча со Странником означает беду. Где всё хорошо, там Странников нет. Это не относится только к его планете, где делают им корабли и воспитывают им помощников.

И вот однажды вечером они с сестрой сидели в гостиной и говорили о своих делах. Вига только что вернулась на Орв и рассказывала много интересного. И вдруг раздался голос:

— Я у дверей вашего дома. Можно войти?

Они переглянулись, поражённые такой деликатностью. Это отличало Мать от других Странников. И они хором ответили:

— Конечно. Мы всегда рады вас видеть!

И тут же в одном из кресел она материализовалась.

— Привет, Вига! Здравствуй, Мирракс! Вы уже ужинали?

— Нет.

— Прекрасно. Я составлю вам компанию. Мне то же, что и себе, и обязательно сок фили. У вас самые вкусные цитрусовые во всей Галактике.

Подали ужин. Сделав несколько глотков своего любимого сока, Мать сказала:

— Поздравляю, Вига! Как учёный ты скоро догонишь своего брата. Я хочу сделать тебе подарок. На твоём первом корабле нового типа капитаном будет Сигл. Я как раз отправляюсь за ним. Мирракс, ты хотел бы составить мне компанию?

Он посмотрел на сестру. Та, казалось, даже перестала дышать. Она никогда и никому не показывала своей боли. Но какая мать забудет потерю своего ребенка?! Минуту она сидела как истукан. Потом бросилась к Матери, встала перед ней на колени, протянула с мольбой руки. Слёзы катились из её глаз.

— Мать, если это возможно в принципе, то сделать это можете только вы. Поверьте, он будет служить вам верой и правдой. Для человека это безумная служба, но это лучше, чем небытие. А я подарю вам корабль, которого не было ещё во Вселенной.

— За что люблю тебя, Вига, так это за смелость и честность.

Мать подняла её на ноги и обняла. Прижав Вигу к себе, она шепнула ей на ухо:

— Хочу породниться с вами, но это потом, сейчас судачить некогда.

И, глядя через её плечо на Мирракса, снова спросила:

— Ну как, пойдёшь со мной?

Странники не просят дважды. А Матери он и без её просьбы сам предложил бы свои услуги.

— Я готов.

— Ну, тогда пошли.

И вот он здесь. И не перестаёт удивляться. Странная и очень умная планета у такой средней звезды. А Мать, кажется, просто обожает этого своего брата. И то странно — не может такая звезда держать девять планет. И все эти планеты и даже их спутники живые. Что-то тут не так.

Мирракс не заметил, как забрался на утёс. И замер, зачарованный. Внизу мерцающее море, одурманивающий запах, какие-то незнакомые существа поют песню любви, и умопомрачительное небо. Нигде и никогда он не видел такого звёздного неба. Вид Галактики со стороны — это из области фантастики.

Он даже не сразу обратил внимание, что к нему кто-то подошёл и встал рядом. Повернув голову, он увидел девушку. Он уже отметил, что люди на Земле очень красивые. Но эта девушка была просто прекрасна. В темноте неясным было её лицо в ореоле чёрных волос, но белое платье просто впечатало в черноту ночи её совершенную фигуру. Мирракс знал толк в женщинах. Сам он был красив и пользовался у них успехом. Но такого ощущения он не испытывал никогда в жизни. Он хотел её сейчас, немедленно и навсегда. Непобедимое желание пеленой заслонило его разум, и он готов был сорвать с неё это белое платье. Он сам себя испугался. Закусив губу, сжав кулаки, он пытался привести себя в чувство. Его мощной тренированной воли хватило, чтобы обуздать желание, но душа по-прежнему трепетала.

— Кто вы? — спросила девушка.

— Я только сегодня приехал.

— Странно. Я каждый вечер в любую погоду поднимаюсь сюда уже третий год. Как будто кого-то жду. А сейчас у меня такое ощущение, что ждала я именно вас. Странно.

Он молчал.

— Извините, что я вам помешала. Здесь очень красиво. Я люблю это место. Но я, пожалуй, пойду. Мне как-то не по себе.

— Я тоже пойду. Если вы в посёлок, то нам по пути.

— Да, я в посёлок. И если вы тот загадочный гость заброшенного дома, то мы будем соседями. Я ещё домой не заходила, но весь посёлок только об этом и говорит. Давайте познакомимся. Меня зовут Ольга, Ольга Петровна. Я зоопсихолог и работаю здесь в дельфинарии.

— А моё имя Мирракс.

— Вы иностранец?

— В каком-то роде да.

— Я сразу заметила небольшой акцент, но у вас очень приятный голос, и акцент придаёт ему особое очарование. Мы пришли. Я приглашаю вас завтра к нам на биостанцию. Я познакомлю вас со своими подопечными. И спутницу свою приводите. Говорят, вы с женщиной приехали.

Он рассмеялся.

— Не я с женщиной приехал, а она со мной. Это мой научный руководитель. Всего вам доброго, Ольга Петровна.

Она помахала ему рукой и скрылась за калиткой дома напротив. И тут он услышал голос Матери. Она звала его. Ещё раньше она предупредила, что здесь её нужно звать Василисой. Странная прихоть, но это её дело. Вот ему бы только не оговориться.

Он вошёл в гостиную. Перед ним стояла удивительная пара, женщина и мужчина. К Матери, то бишь к Василисе он привык. Он видел её в разных обличьях, правда, такой красивой он не видел её никогда. И если бы не девушка на утёсе, он бы, наверное, испытал сильное желание, глядя на такую женщину, но он ещё не успел пережить впечатления от встречи с земной девушкой. Мать улыбалась доброй улыбкой, как будто понимала, что с ним происходит. И ему стало стыдно. Да, есть в языке этого народа такое слово, но он не понимал, что это значит. Теперь, наконец, смог перевести его для себя. Стыдно — это укор разума и души за ошибочное или неправильное действие или помысел, направленные на честь и достоинство другой личности. Мирракс усмехнулся. Испытывать такое длинное чувство неудобно. Стыдно — очень ёмкое понятие. Очень интересно. Он перевёл взгляд на мужчину, который, казалось, спокойно ждал, пока мозги Мирракса поставят его мысли на место, и он, наконец, обратит внимание на него.

Мужчина был ужасен. Слово «красивый» не всплывало в мозгу ни на каких языках. Это было совершенство. Существо для бездумного поклонения, для добровольного рабства. Сверкающие синие глаза сканировали его душу. Если бы Мирракс мог украсть — взять чужое — он бы сделал это немедленно. Но Мирракс не знал, чего бы ему ещё хотелось, у него было всё. Значит, можно убить, только бы служить ему. Но для Мирракса это невозможно по прихоти, по чьей бы то ни было прихоти. Крушить, ломать, поджечь — нет, это деструктивно. Потом придётся строить и восстанавливать, не говоря о несчастьях, которые это принесёт людям. Можно лгать, сталкивать чужие интересы, рушить карьеры. Ради себя — нет. Ради великой цели — да, разумно взвесив все за и против, и, по возможности, честно, но лучше этого не делать. Время всё равно обнаруживает подлецов. Дипломатия — да. Подлость — нет. Праздник тела и души, обжорство, пьянство, секс, безудержный и дикий — вот. Его снова захлестнула неуправляемая волна, как там, на утёсе. Он знает, где её найти, эту девушку. А дальше что? Нет. Он с этим уже справился. Он хочет любви. Он хочет любить её всю жизнь, любить её детей, их будущее. Служить, сотрудничать — да. Рабом — никогда.

— Можешь убить меня, Люцифер. Я понял твою силу, твою двуликую сущность. Я понял всё в истории Земли. Ты двуликое светило. Но здесь быть другим нельзя.

И Мирракс склонился на колени и коснулся лбом пола — ритуальный жест приветствия людей перед представителями Звёздного народа. В этом жесте не было подобострастия. Точно так же он склонился бы перед своим другом, звездой Орв, в знак признательности за жизнь и разум на его планете.

Мать и Ра переглянулись. Ра наклонился, поднял Мирракса и поставил его на ноги перед собой. Мирракс снова посмотрел ему в глаза. Они сияли добротой и лаской.

— Добро пожаловать на Землю, Мирракс. Моя сестра умеет выбирать друзей. Предлагаю поужинать.

Только сейчас Мирракс оглядел гостиную. В ней всё было просто, понятно, приемлемо. Кроме странного чёрного ящика на ножках. Он подошёл ближе. Открыл большую крышку, там были струны. Он улыбнулся. Музыкальный инструмент. Он открыл маленькую крышку, там были клавиши, он провёл по ним одним пальцем. Сел на стоящий рядом стульчик и обрушил на эти чёрно-белые пластинки всё, что было у него на душе. Его поражало, как точно этот инструмент откликался на звучание его души. Он играл долго, пока не излил все ощущения сегодняшнего вечера, пока не стало на душе светло и спокойно, пока не пришла уверенность в себе. Он встал и смущённо улыбнулся.

— Простите. Замечательный инструмент. Сам не знаю, как это получилось.

Он подозрительно посмотрел на Ра. Все рассмеялись и дружно сели за стол.

— А вы прекрасный музыкант и тонко чувствующий человек, — Ра говорил серьезно. — Меня поразили два образа, мельком прозвучавшие в вашей исповеди: почти безмозглые и некрасивые цикады, поющие песнь любви, и совершенные по красоте и уму змеи, несущие в себе смертельный яд. Это было гениально и по сути, и по исполнению. И говорит о том, что вы, действительно, поняли мой мир. Я понимаю ваше потрясение, но я вижу, что вас это не надломит и не испугает. Вы будете пользоваться неограниченной степенью свободы. Люди и звери вам не страшны. Растения — это легко изучить. Но Земля прекрасна, мудра и опасна, как змея. С ней всегда будьте осторожны.

— Он умеет общаться с планетами, — спокойно сказала Василиса.

И тут Мирракса осенило. Она тоже часть истории этой планеты — легендарная Василиса Премудрая. И теперь ему легко будет здесь называть её так.

— Да, конечно. Но мне ещё потребуются дополнительные сведения, — он беспомощно посмотрел на телевизор.

— Есть у нас компьютеры, — усмехнулся Ра. — Но не для вашего интеллекта, сломаете любой. Придётся пользоваться моим разумом. Слух у вас великолепный, Солнце от Люцифера отличите.

Мирракс смутился, а Василиса весело рассмеялась.

— Ра, у нас мало времени, — она ещё улыбалась в начале фразы, но закончила её серьезно. — Завтра, Мирракс, ты приступишь к работе на биостанции. Ра разрешает установить несколько приборов, которые не вызовут революции, лишние он потом уничтожит. Я сразу уйду, как только немного отдохну и огляжусь. Но постарайтесь к моему возвращению сделать дело.

— Какое дело? — подозрительно спросил Мирракс.

— Любое, которое посчитаешь самым важным для себя.

— Ты права, сестра. Место называется Саккара. Портал откроешь именем моей матери. Но выйти сможешь только ты вместе со всем тем, что сможешь унести в руках. Земля даёт тебе только три часа. Тебя встретит Хранитель в туристическом кафе около пирамиды Джоссера. Вы узнаете друг друга, и с этого момента пойдёт время. Он проводит тебя до Портала и будет ждать. Ровно через три часа он снова его закроет. Он убьет любого, кто выйдет оттуда, кроме тебя. Хорошо запомни место, это сбережёт тебе время. Это всё, чем я могу тебе помочь. Возьми оружие. Ты на Земле наследила достаточно во все времена. И я верю, что ничего не сделаешь лишнего. Но я не знаю, с чем тебе придется там столкнуться. Удачи вам обоим!

И он исчез в глубине камина вместе с пламенем.

На следующее утро Василиса и Мирракс пошли на биостанцию. Небольшое официальное здание приютилось у самого утёса, где накануне Мирракс встретил Ольгу. Для одних суток пребывания на планете было слишком много впечатлений. И с самого утра он дал себе слово, что впредь будет осторожен. Но от ощущения того, что весь его прежний опыт, все его знания и авторитет здесь ему просто не нужны, он чувствовал себя мальчишкой, попавшим в страну чудес. А созерцание восхода солнца на берегу моря привело его в состояние экстаза. Трепещущая утренняя звезда, многоцветная заря и прекрасное, доброе, тёплое, ласковое и весёлое Солнце на фоне зелени и синевы родило в душе песню, но тут запели птицы. Это был феерический спектакль и, похоже, для одного зрителя. Потому что другие люди как будто ничего этого не замечали и занимались своими делами.

— Мирракс, тебе нравится Земля?

— Это удивительный, я бы сказал, уникальный мир.

— Да. Таких больше нет. Первое испытание ты выдержал. Но будь осторожен.

— Я постараюсь.

Начальник биостанции встретил их приветливо. Он сказал, что от сотрудничества разных школ науке только польза. А если господин Мирракс может собрать им несколько уникальных приборов, то пусть только напишет, что ему для этого нужно, и они в течение недели постараются это достать. Дельфины? Там у нас главная Ольга Петровна, но, думаю, она не будет возражать.

И они спустились к морю. Там, в отгороженной от моря бухте, плавали печальные дельфины. Они были здоровы и сыты, но печальны. Василиса и Мирракс переглянулись.

— Я попробую, — ответил он на немой вопрос.

И тут все четыре дельфина подняли головы над водой и стали их очень внимательно разглядывать. Вдруг они весело защебетали. Мирракс и Василиса оглянулись. По крутому берегу к бухте спускалась девушка в белом платье. Она словно летела белой птицей. Василиса снова отвернулась к дельфинам. Это была Ольга. Она зашла на платформу, на которой стояли Мирракс и Василиса, уже более степенно и сдержанно, подошла чуть ближе, рассматривая Мирракса.

— Вы? — удивлённо спросила она. — Не ожидала вас здесь увидеть. Посторонним сюда вход запрещён.

Но глаза её сияли. Она рада была его видеть. Что-то притягивало её к этому человеку. Она думала о нём всю ночь. Её потрясла музыка, которую она слышала вечером, и почему-то у неё не было сомнений, что это именно он играл. Но тут её взгляд сместился на Василису, которая внимательно и даже придирчиво её рассматривала. И глаза Ольги сразу потухли. Она знала, что она красива. Но женщина, стоящая перед ней, была само совершенство. Ольга замерла и смотрела на неё, как загипнотизированная.

— Мирракс, я ухожу. Пожелай мне удачи. Помни, у нас всего две недели. А вернусь я через неделю.

И пошла в сторону Ольги. Проходя мимо неё, она прошептала:

— А ты помни, что я ему в бабушки гожусь.

За спиной Ольги она оглянулась. Мирракс помахал рукой и тихо сказал:

— Удачи тебе, Василиса.

Василиса грустно улыбнулась и исчезла.

Ольга ещё минуту стояла как соляной столб, потом ожила и сразу оглянулась.

— Боже мой! Да где же она? Только что была здесь, и уже нет.

— Она быстро ходит, и теперь, наверное, очень далеко, — печально ответил Мирракс.

— Вам жаль, что она ушла?

— Нет. Я просто тревожусь за нее. Ей предстоит трудное дело.

— Вы назвали её Василиса. У нас есть сказки о Василисе Премудрой.

— Да. Она женщина из сказки.

— А вы? Вы тоже из сказки? — она уже начала приходить в себя, и в её больших зелёных глазах сверкнули лукавые искорки.

Мирракс вздрогнул, чувствуя, что в нём опять поднимаются волны желания.

— А это как вам захочется, — тихо сказал он и посмотрел на солнце.

И в душе его зазвучал голос: «Полюби её. Она прекрасна». И тут же второй: «Соблазни её. И ты проведёшь на Земле незабываемые две недели».

И тут засвистели, защёлкали дельфины. Все это время они молча и внимательно наблюдали за тем, что происходило на мостках. А сейчас они были очень возбуждены.

Мирракс подошел к самому краю настила и стал внимательно прислушиваться.

— Ты зря надеешься, что он нас понимает.

— Раз он слышит Его, значит, должен понимать и нас. Ты что, не видишь, что он нездешний?

— Ну, тогда ему надо сказать, что если он послушает второй совет, то потеряет больше, чем найдёт.

— Но мы не можем сказать ему всей правды. Мы нарушим Закон. И тогда Василиса зря идёт на это опасное дело.

— Мы его просто предупредим. И пусть решает сам.

Один из них подплыл к самым ногам Мирракса.

— Мирракс, сын планеты Орв звезды Орв, ты будешь счастлив только тогда, если полюбишь эту девушку, сохранишь её целомудрие до свадьбы и увезёшь её с собой. Но это произойдёт только в том случае, если она тебя полюбит. Думай не о себе, а исключительно о том, как добиться её любви.

Ольга стояла на коленях у самого края помоста и, схватившись руками за голову, причитала.

— Я, наверное, схожу с ума. Они так возбуждены. И у меня такое ощущение, что они пытаются вам что-то сказать.

— Да. И очень важное. Я сам удивлён. Но, если позволите, я им отвечу.

И он защёлкал, присвистывая и прихрюкивая.

— Спасибо вам, Водный народ. Я принимаю ваш совет. Теперь я понимаю, зачем Василиса привела меня сюда. Я постараюсь успеть.

Все четыре дельфина высоко выпрыгнули из воды. А Мирракс продолжал:

— Вы хотите на прощанье поговорить с Ольгой?

— Да.

— Я сделаю переводчик. Но до поры вы не говорите ей, кто я.

— Мы согласны.

— А потом я его уничтожу.

— Да. Ещё не время. Мы потом поговорим. Займись ею. Для неё слишком много эмоций.

В знак приветствия все четверо снова высоко подпрыгнули и скрылись под водой.

Ольга плакала. Она лежала прямо на досках ничком, и все её тело содрогалось от рыданий. Мирракс легко поднял её, перенёс на мат, лежащий на краю настила, снял с её ног туфли и опустил её ноги в воду. Дельфины по очереди дотрагивались до неё носами, выныривали и клали головы на её колени.

Мирракс стоял в стороне и наблюдал эту сцену нежной привязанности.

Наконец, она успокоилась. Но нежные черты её лица вдруг приобрели жёсткость. Дельфины сразу отплыли на другой край бухты и, выстроившись в одну линию, подняли головы из воды. А она, не поворачивая головы, сказала:

— Уходите отсюда. Уходите сейчас же! Я вас ненавижу.

Его сердце сжалось от тоски и отчаяния. А потом он возмутился.

— Позвольте поинтересоваться, за что же это вдруг вы меня возненавидели? Вы даже не успели меня рассмотреть. Вы ничего обо мне не знаете. За что вы меня ненавидите?

— У меня есть причины, — ответила она упрямо, не поворачивая головы в его сторону.

— Я слушаю. Это ведь касается меня. И я имею право это знать.

— Конечно, конечно, — она уже стояла рядом с ним. Глаза её сверкали огнём Люцифера, губы дрожали, и она почти выкрикнула: — Да кто вы такой, чтобы врываться в мою жизнь? Вы пришли на моё заветное место, где я, может быть, ждала свою судьбу. Вы явились ко мне на работу. Я, между прочим, защитила кандидатскую диссертацию по общению с дельфинами. И тут приходит какой-то иностранец и одним свистом разрушает плод моей многолетней работы. Я что-то не слышала, чтобы в мировой литературе были публикации о том, что кто-то расшифровал язык дельфинов. Вы шарлатан или циркач! Убирайтесь отсюда! Не трогайте моих дельфинов!

Он не мог сказать, что в гневе она была прекрасна. Но дельфины волновались. Люцифер вчера преподал хороший урок, и Мирракс мысленно послал ему благодарный привет. И в ответ услышал: «Ха-ха! Посмотрим, как ты справишься!»

Мирракс отошёл от Ольги на пару шагов, повернулся к морю. В душе у него был хаос, но голос звучал спокойно и холодно.

— Моя жизнь, моя работа, мой бассейн, мои дельфины, мой утёс и, наконец, я сама. Как тесно ваше сердце. В нём ничему нет места, кроме вас самой. Там нет места ни для судьбы, ни для любви.

От его ледяного тона и от его жестоких слов она просто оцепенела, но, не желая сдаваться, выдавила из себя:

— Неправда. Я люблю моих… — тут она запнулась, но упрямо закончила, — дельфинов.

— Вот их, ваших дельфинов, вы любите меньше всего. Это ваша работа. Дельфины вас любят, поэтому добровольно живут в клетке, в которую вы их посадили, иначе они бы ушли или умерли. И вы хотите найти общий язык с заключёнными?

— Неправда! Им здесь хорошо. У нас самый большой бассейн в мире. Мы предоставили им целую бухту. Мы их хорошо кормим.

Он уже снова был рядом и смотрел на неё. И она видела, как изменилось его выразительное лицо при её последних словах.

— Как я ошибся в вас. Я радостно хотел вас чему-то научить. А вы просто ревнивая бездарность. К счастью, это не ваша биостанция, и я могу эти две недели проработать, не пересекаясь с вами. Но проучить вас стоит.

Он подошел к краю помоста и начал насвистывать. Через некоторое время за сеткой бассейна со стороны моря появилась пара крупных свободных дельфинов. Они весело и высоко подпрыгивали в знак приветствия. Он снял свои сандалии. И в этот момент к помосту, где он стоял, подплыли два её дельфина. Он ловко прыгнул им на спины, одной ногой на одного, второй — на другого. Дельфины вдоль помоста поплыли к берегу медленно, давая ему найти наиболее устойчивое положение. У берега они развернулись, и, быстро набирая скорость, помчались к загородке, взлетели, как птицы, и все трое оказались в море. Там он ловко перепрыгнул на вольных дельфинов и умчался в море. Её дельфины, проводив их на расстояние разбега, снова вернулись в бассейн.

Ольга была в шоке. Она поймала себя на мысли, что во время этого феерического зрелища она думала только о том, что ей придётся отвечать за пропажу инвентарного номера 14 и инвентарного номера 15. Но когда дельфины вернулись, её окатила волна стыда и оскорблённого самолюбия одновременно. Но гордость победила. Она пошла за рыбой. Однако дельфины не стали есть, даже не подплыли к помосту. Они молча плавали в отдалении. И на все её попытки их подозвать они ныряли, ударяя хвостом по воде, — жест крайнего неодобрения. Она снова разозлилась. Этот человек отнял у неё всё: мечту, любимую работу, уважение к себе.

Он отнял у неё мечту. Но о чём она мечтала? Красивая девушка, перспективный учёный, она отвергла всех своих поклонников и каждый вечер ходила на утёс, ожидая сказочного принца. Он пришёл. А она ему сказала: «Кто ты такой? Это мой утёс».

Она была увлечена своей работой, и он показал ей перспективы, о которых она даже не могла мечтать. Но она решила изгнать его, обозвала фокусником. А ведь он прав. Она ревнивая бездарность. Ольга вспомнила красивую женщину, которая внимательно рассматривала её и, видно, докопалась до сути, а иначе зачем ей было говорить, что она бабушка этого человека, а потом внезапно исчезла. Экстрасенсша какая-нибудь, тоже дельфинов изучает. И на бабушку не тянет. Да что теперь об этом думать! Всё потеряно.

Она медленно направилась к зданию биостанции, зашла в кабинет директора. Это был её учитель, профессор, учёный с мировым именем. Он удивлённо посмотрел на неё своими лукавыми глазами.

— И куда делось, птичка, твоё прекрасное настроение? А у меня для тебя сюрприз. У нас две недели будет работать очень интересный человек. Он, правда, иностранец, но довольно хорошо владеет нашим языком.

— Если это тот, рыжий, то он и другими языками владеет неплохо.

— А, вы уже познакомились? Прекрасно. Наверное, он англичанин, богатый и обещал подарить нам кое-что из оборудования. Да, кстати, где он?

— Ушёл.

— Как ушёл? Он здесь не проходил, я специально его жду.

— Ушёл босиком, там, на помосте, его сандалии валяются. Скажите, чтобы кто-нибудь забрал. А то скажет, что украли.

— Ничего не понимаю. Ну, ушёл босиком, его дело, но здесь он не проходил.

— Он по морю ушёл.

— Что, как Христос, по воде аки посуху? Вы, наверное, нездоровы, Ольга Петровна. Идите-ка домой.

— Да. Конечно. Я за этим и пришла, чтобы отпроситься. Только он всё-таки по морю ушёл, на дельфинах.

— На наших, что ли?

— Нет. На свободных. Наши его только через забор переправили и вернулись. Я пойду. Мне надо принять что-нибудь успокоительное.

Она с не подозреваемым в себе прежде злорадством глянула на растерянное лицо профессора и, не сказав больше ни слова, вышла из кабинета. А он побежал к бассейну. Дельфины радостно его поприветствовали. Все были на месте. Он машинально взял ведро с рыбой, оставленное Ольгой, и начал их кормить. Они весело ели. Он знал, что они умные и понимают человеческую речь. Но всей его жизни не хватило на то, чтобы расшифровать их язык, да и Ольга в этом направлении мало продвинулась. Дельфины наелись и весело резвились.

— Идите все сюда, — сказал он тихо.

Они подплыли. Высунули головы из воды, смотрели на него преданными глазами и улыбались.

— Это правда, что он ушёл отсюда по морю?

Все дельфины дружно закивали головами.

— А кто из вас ему помогал?

Два самца подплыли ближе. Он наклонился и погладил их по головам, а они уткнулись носами в его ладони.

— Вы хотите, чтобы он помог нам понять друг друга?

Дельфины снова закивали головами.

— Я сразу понял, что они не простые люди. А женщина тоже по морю ушла?

Дельфины сделали отрицательный жест.

— А как?

Один из них высоко подпрыгнул, сделал виток вдоль своей оси и исчез, через несколько секунд он снова оказался в воде.

— Бедная девочка. Но ей это нужно переварить самой.

Дельфины снова закивали головами.

— Спасибо вам. Мне тоже нужно кое о чём подумать.

Он низко поклонился дельфинам. Повернулся к морю, внимательно осмотрел загородку, взял сандалии Мирракса и вернулся к себе в кабинет. Покрутил головой, потом сдвинул с края стола бумаги и поставил туда сандалии. И тут же до него донесся одобрительный щебет дельфинов.

Ольга ни о чём не думала. Она просто не могла ни о чём думать. Голова разламывалась, сердце ныло. Она просто шла, вернее, тащилась домой. И только она подошла к дому, ворота напротив раскрылись. Из них выехала машина и умчалась в сторону города, а ворота закрылись сами. Силы оставили её. Она села на камень, лежащий у дороги, который почему-то никогда раньше не замечала, и горько заплакала. Сколько она так просидела, она бы не могла сказать. Но никто к ней не подошёл, а в посёлке её знали все, значит, никто не видел. Повезло. Надо быстрей добраться до дома. Но скорей не удавалось. Ноги были словно ватные. Потрясение оказалось слишком велико. Наконец, она открыла дверь и, даже не вынув ключа из замочной скважины, добралась до дивана и упала на него, как подкошенная. Мыслей не было. Надо было просто уснуть. И она уснула.

Когда проснулась, был уже вечер. Она встала, подошла к холодильнику, достала кувшин с яблочным соком, налила в стакан. Не зажигая света, вернулась в гостиную, села в кресло. Отпивая мелкими глотками холодный сок из стакана, она смотрела прямо перед собой. Перед ней было большое окно, которое она не успела задёрнуть шторой. За невысоким забором её дворика хорошо было видно улицу, уже освещённую фонарями, и высокий забор дома напротив. Дома́ на той стороне улицы были расположены выше. Забор, действительно, был высокий, и с улицы дом не был виден. А сейчас она видела, что за забором большой двор, а дом стоит в глубине, ещё выше по склону горы, и виден из её окна как на ладони. Странно, а раньше она этого не замечала. Просто не смотрела. Кому интересен пустой дом. Дом и сейчас выглядел пустым.

Да, оказывается, очень многого она не замечала в этой жизни. Даже не заметила того, как превратилась в бездушную, глупую, самодовольную куклу. Стыдно в этом признаваться. Но она была честной. И когда же это началось? Сейчас неважно, когда. Это случилось. И всё-таки это важно. Произошло это тогда, когда три года назад её мать рассказала ей об её уникальности и о том, как ей следует себя вести, по каким правилам жить и чему ещё следует научиться. И она начала учиться. Но по мере того, как приходили знания, росло самомнение, подруги становились скучными, а друзья — недостойными её великой миссии. И вот тогда она придумала для себя игру: раз она избранная, то её должен найти сказочный принц. Она каждый вечер ходила на утёс и ждала его там. Её профессор посмеивался над ней, нечасто, но иногда, когда замечал её плохое настроение.

— Что, Оля, опять вчера не встретила своего принца?

— Не встретила, — обычно отвечала она и всегда задавала себе вопрос: шутит он или так глубоко проник в её суть?

Человек-то он был непростой. Очень умный, и с дельфинами он ладит лучше неё. И учит её многому, и она часто даже удивляется тому, как много он знает. Но он никогда не развивал эту тему дальше, и она успокаивалась до следующего раза. Но никто и никогда не приходил на этот утёс. Днём туда не пускали, а ночью было не интересно — дельфинов не видно. И обходили этот утёс и местные, и отдыхающие. И только она ходила и ходила туда каждый вечер и ждала.

А вчера вечером в воздухе пахло грозой. Небо было чистым, но воздух ионизирован до предела. Искрили провода, светились кроны деревьев, она сама была наэлектризована так, что если протягивала руку к какому-нибудь предмету, то проскакивали искры. Особенно её встревожили дельфины. Когда она пошла с ними попрощаться, то увидела, что они глубоко под водой, и всплывают только для того, чтобы вдохнуть, осторожно, почти бесшумно набирают воздух и снова уходят под воду. Они даже не обратили на неё внимания. Но они очень внимательно изучали заграждение бухты, как бы оценивая и примеряясь. Но она не придала этому значения, она знала, что из бухты убежать нельзя. Она даже решила, что они над ней подшучивают, и, помахав им рукой, побежала на свой утёс. И, уже подбираясь к вершине, она в тревоге подняла голову и замерла. На вершине утёса, на самом краю, чуть расставив ноги, окружённый лёгким сиянием, стоял высокий мужчина и смотрел в небо у себя над головой.

Вот он, принц. Встречай!

А потом было всё, что было. И вот принца нет. Он уехал. Наверное, поехал догонять ту дамочку. Стоп! Вот и добрались до сути. И всё-таки — это ревность! Ведь утром она её не заметила за его широкой спиной и обрадовалась, увидев его на помосте. Она не разглядела его вчера в темноте, но все клеточки в её теле пели: «Это он!» А потом она увидела эту женщину.

Да. Она ревнует. Ревнует бешено, по-звериному, неукротимо. Как низко и как стыдно! И он это понял.

А ведь он ждал её. Она видела радость, вспыхнувшую в его глазах. Он сделал несколько попыток найти с ней общий язык. Но она глупела с каждой секундой. Словно чёрт дергал за верёвочку. Какой чёрт? Она же учёный. Она зоопсихолог. Кто может затронуть в душе струну, которой там нет? Всё дело в ней самой. Оказывается, она совсем себя не знает. И сидит где-то глубоко в душе нечто звериное, тёмное. А мать предупреждала и давала даже ей что-то почитать, но она всё откладывала, а потом забыла. И вот оно вынырнуло. Вынырнуло неожиданно, в самый неподходящий момент, и показало ей всю ничтожность её внешнего лоска и хороших манер.

«В вашем маленьком сердце нет места даже для любви».

Ничего. Она ещё докажет! Но доказывать было уже некому, разве только себе.

Она встала, задёрнула штору и включила свет, нашла хорошо спрятанную книгу и начала читать.

А Мирракс, прогарцевав на дельфинах до соседней бухты, выбрался на берег. На прощанье он ещё поболтал с дельфинами. Но как только он сделал первый шаг по сухому, на ногах у него снова появились сандалии.

— Не волнуйся, заберу, — произнёс он загадочную фразу и начал карабкаться вверх.

Берега здесь были крутые, но бухточки очень живописные. Он знал, что всё сделал правильно. Он чувствовал, что полюбил эту девушку. Ни одна женщина до сих пор не вызывала у него ни таких чувств, ни таких ощущений. Но он знал и другое. Его жена должна быть сильным и духовно мощным человеком, иначе она просто погибнет. Ему хотелось, чтобы Ольга оказалась такой, какой показалась она ему в первый момент. Но от него это уже не зависело. Он мог воспитывать её, но сделать другой не мог.

Он уехал в большой город, чтобы поискать там необходимые детали для приборов, которые хотел сделать.

Ольга на следующий день не пошла на работу. Ей нужно было выспаться, а главное, нужно было переварить то, что она узнала из книги. А это стоило того. Нужно было ещё найти в себе силы, чтобы полностью перестроить себя. Надо себя перестраивать, а не от миссии своей отрекаться. Это уже не вызывало сомнения.

Утром следующего дня она, как всегда, сначала вошла в кабинет профессора. Ей показалось, что там никого нет. И тут она увидела, что на одном углу стола лежат сандалии их гостя, которые он оставил на помосте.

— Интересно, кто же до этого додумался? — возмущённо воскликнула она и направилась к столу.

Но только она протянула руку, чтобы схватить сандалии и бросить к порогу, откуда-то из-за стеллажей вышел профессор.

— Здравствуй, Ольга! Это я принёс сандалии и положил их на свой стол. И очень бы просил тебя руками их не трогать. Ценная, между прочим, вещь. Твои, даже самые дорогие туфли, окажись они на моём столе, я бы выбросил в окно.

Она так и застыла с протянутой рукой. Глаза профессора сияли, и она впервые подумала, что он не такой уж старый.

— Ну как, валерьяночка помогла?

— Не пила я валерьянку! Но поработать над собой пришлось. Я сильно изменилась, профессор.

— Вижу. Но не обольщайся, работа только началась. Даже сандалии этого человека вызывают у тебя агрессию.

— Но это же обувь. Ей не место на вашем столе!

— Я же тебе сказал — это очень ценная вещь. И предупреждаю: первого, кто до них дотронется, выгоню с работы в ту же минуту и без выходного пособия. И ещё. Обидишь нашего гостя — ты мне больше не ученица.

— Да не собиралась я его обижать! Наоборот, прощения хотела у него попросить. Да, видно, не придется, сбежал наш гость.

— И прощения не нужно просить. Просто веди себя достойно. А гость не сбежал. В отличие от тебя, он работает. И тебе пора. Задание такое: чтобы завтра к вечеру вся территория биостанции была обнесена надёжным забором, чтобы ни один турист не проник. Найми штат охраны, надёжных людей, человек десять. Работать посменно: в две смены, от зари до зари. Оплата договорная. Ты всё поняла? Весь транспорт, все рабочие и лаборанты в твоём распоряжении. Не хватит людей — найми ещё. Завтра к вечеру сделаешь, потом поговорим. Не сделаешь — и говорить будет не о чем.

— Хорошо. Всё сделаю. Не понимаю, зачем, но сделаю. Я только к дельфинам сбегаю.

— Не теряй времени зря. Они не будут с тобой общаться. Обидела ты их сильно. И если хочешь помириться с ними, делай, что тебе велят, с рвением одержимого. Не успеешь до завтрашнего вечера — уйдут твои дельфины. Совсем уйдут. Навсегда. Да, и вот ещё: ни на чём не экономь: деньги есть.

Ольга задумчиво посмотрела в окно на бухту и как наяву увидела стройную фигуру, летящую на двух дельфинах, с сияющей на солнце копной рыжих волос. Она тряхнула головой, словно отбрасывая назад свои прекрасные волосы. Видение исчезло. А она вышла из кабинета. Профессор с усмешкой посмотрел ей вслед.

Уже выезжая на дорогу, Ольга увидела спешащего к биостанции Мирракса. Лицо его было озабочено, но её он заметил. Остановился и проводил машину взглядом.

Когда Мирракс вошёл в кабинет профессора, он сразу увидел свои сандалии, и лицо его просияло.

— Профессор, здравствуйте! Спасибо, что позаботились. Это очень ценная для меня вещь.

— Знаю, знаю. Забирайте скорей, пока какой-нибудь чистюля из моего персонала их не выбросил.

Мирракс удивлённо стрельнул в профессора глазами. Тот нарочито отвернулся, как бы ища необходимую ему в данный момент вещь, чтобы не видеть, как исчезают сандалии в руках Мирракса. Это ещё больше удивило последнего.

— А куда помчалась ваша неистовая Ольга Петровна?

— Забор строить вокруг биостанции. — И, увидев, что Мирракс удивлённо поднял брови, добавил: — Ничего. Ей полезно.

— А забор зачем?

— Вы же хотите освободить дельфинов. Значит, исследования теперь будут проводиться иначе. А посторонним это знать не обязательно. Биостанция будет охраняться только днём.

Мирракс уже не удивлённо, а очень внимательно смотрел на профессора. А тот тоже смотрел ему в глаза.

— Вы Хранитель? — прямо и чуть резко спросил Мирракс.

— Да. Я — Хранитель. И Василису я знаю очень давно. Я был одним из учителей её сына Ивана. Разве она вам этого не сказала? Значит, решила, что сами разберётесь. Видно, вы человек высокого ранга. Дождалась, значит, девочка своего принца. Мирракс, вы мне очень симпатичны. Но вы ввязались в опасную игру. Я многого не могу вам сказать. Но кое-что скажу, это будут слова обычного доброжелателя. Но вы мне на них не отвечайте. Что вы подумаете, и какие выводы сделаете — это ваше личное дело. А скажу я вам вот что. Девочка должна полюбить вас больше жизни, а вам ведь другая любовь не нужна. Но выходить замуж по нашим обычаям она должна девственницей. И прошу вас: никогда больше не возвращайтесь к этому разговору.

Всё это профессор говорил как бы между прочим, а сам что-то искал в своих бумагах. Наконец, нашёл записную книжку, открыл нужную страницу и набрал номер телефона.

— Здравствуй, друг! — сказал он в трубку. — Организуй мне на послезавтра несколько водолазов. Сколько конкретно?

Он вопросительно посмотрел на Мирракса.

— Троих, думаю, хватит. Я помогу.

— Троих. И сварочные аппараты для подводной работы. Да. И баржу с буксиром. Желательно, чтобы ранним утром все были здесь. Да. Работы ликвидируем. Чем я буду заниматься? Пожалуй, крабами, совсем неизученная область. Всё. Договорились.

И, подняв глаза на Мирракса, грустно сказал:

— Всё, Мирракс, назад дороги нет. Ваша помощь будет платой за то, что я вам сказал.

— Хорошо, профессор. Надеюсь, и вы меня не выдадите. Идемте к дельфинам.

Они спустились вниз на помост. Подошли к самому краю. Мирракс свистнул. Дельфины выпрыгнули из воды.

— Я хочу поговорить, — прощёлкал Мирракс.

— Мы готовы, — все четверо подплыли ближе и подняли головы из воды.

— Вы готовы добровольно сотрудничать с людьми?

— Не со всеми. Мы любим Ольгу, но надеемся, что ты её увезёшь. Мы будем продолжать сотрудничать с Хранителем. Его миссия — написать нашу историю и описать наши обычаи и быт. Настало время.

— Я не об этом. Послезавтра уберут сетку, отделяющую бухту от моря, и вас освободят. Вы будете приплывать сюда днём для работы?

Дельфины переглянулись. Один из них издал длинный протяжный свист. Через некоторое время за сеткой появилась большая стая дельфинов. Они бурно обсуждали новость — и вольные, и те, что в бассейне. Наконец, вожак вольной стаи обратился к Мирраксу.

— Мирракс, сын планеты Орв звезды Орв, ты настоящий друг. Мы будем сотрудничать с Хранителем. Каждый день к нему будут приплывать дельфины. Мы приведём к нему наших детей и стариков. Мы не нарушим слова. Но он тоже должен дать клятву, что не причинит вреда никому из тех, кто сюда придёт. Но люди коварны, и многое на этой планете от него не зависит. Тебе назовут условный знак тревоги. И ты тем же способом передашь эту информацию ему. Но пусть сначала даст клятву.

Мирракс повернулся к профессору и перевёл ему суть разговора. Глаза профессора засияли неподдельной радостью. Он опустился на колени на краю помоста, положил ладони рук на поверхность воды и произнёс:

— Солнце, Земля, Вода, Водный народ, именем Закона и своей жизнью клянусь, что не причиню вреда ни одному существу, доверившему мне свою жизнь.

После этого вольная стая исчезла, а один из дельфинов бассейна подплыл к помосту и положил голову на мат. Мирракс встал на колени и приложил свой лоб ко лбу дельфина. Потом встал и проделал то же с профессором.

— Я понял, — через некоторое время сказал тот.

И дельфины закивали головами. А Мирракс снова обратился к ним:

— Вы покинете бассейн до начала демонтажных работ?

— Нет. Женщины не смогут перепрыгнуть через загородку. И потом, пусть факт освобождения будет официальным.

— Ясно. Тогда прекратите голодовку. И простите Ольгу. Она ещё молодая. И она очень сожалеет обо всём.

Дельфины снова закивали головами и начали резвиться. Мирракс перевёл профессору последний разговор, и они пошли наверх, к зданию биостанции. Профессор отдал распоряжение, и дельфинам понесли рыбу.

День выдался длинным и трудным. К вечеру Мирракс устал. Он устал не столько от дел, сколько от дум. Он понял всё. И теперь он знал, что игра действительно, опасна, а времени у него мало. Он даже понял слова, которые Мать вскользь сказала его сестре, а Мать слова всуе не скажет. Это большая честь — породниться со Звёздным народом. Можно поставить на кон и свою жизнь. Он полюбил эту девочку с первого взгляда. Знал, что если это к мужчине приходит, то он сразу понимает, что это навсегда. Или не приходит, и тогда он мечется всю жизнь от одной женщины к другой. Возможно, именно поэтому у него до сих пор не было жены. Он хотел любить. Но теперь ему нужно было, чтобы и она полюбила его. Не просто влюбилась в сказочного принца, а полюбила. И ради этой любви познала себя до конца. А время можно считать по минутам. Он не может проиграть. Теперь он понял, что Мать рискует своей жизнью не только ради Сигла, но и ради него. Значит, вся его мощь должна быть здесь. И его победа будет для неё лучшей помощью.

Вечером он пошёл на утёс. Он лёг на землю крестом, прижался всем телом и прошептал:

— Земля, помоги Матери. Мы её зовём Матерью. Для тебя она Василиса. Земля, помоги Василисе.

Земля молчала. Но вдруг он почувствовал, что его сердце окатило тёплой волной.

— Благодарю тебя, Земля, — и он поцеловал землю.

Потом он сел на краю обрыва, свесив ноги вниз.

— Люцифер! Мне нужна твоя помощь.

— Слушаю тебя, Мирракс.

— Я полюбил эту девушку. И ты это знаешь.

— А ты не боишься? Ведь теперь ты знаешь всё.

— Да, знаю. Хранителей не приставляют к простым девушкам. Но я не нарушу Закон. Догадываться — моё право. Озвучить — нарушить Закон. Здесь ты меня не поймаешь.

— Чего же ты хочешь от меня?

— Эта девушка светла и прекрасна, как ангел, но мощна тёмной силой и коварна, как демон. Она — дитя Земли. И очень на неё похожа.

— Ты умён, Мирракс. Но почему ты не обращаешься к Солнцу?

— Солнце уже сделало свою работу, и я уже его поблагодарил. Ты же знаешь. А ты только начал её учить. У нас мало времени. Она должна пройти инферно на Земле, иначе она погибнет. Ты ведь и это знаешь.

— Но можешь погибнуть ты.

— Я всё равно погибну через неделю, если она не познает себя.

— Ты честный и смелый человек, Мирракс. Ты преданный друг. Я помогу тебе. Но туго тебе придется. Ты уверен в себе?

— Я постараюсь выдержать. Это и моё испытание. Ведь звёзды не берут себе в родственники кого попало.

— Теперь я понимаю сестру. Ты умён, отважен и честен. Я её выбор одобряю и тебе помогу.

И словно молния сверкнула. Мирракс понял, что с этой минуты его жизнь в опасности.

Ольга тоже устала. Весь день она злилась, не понимая этой прихоти профессора — поставить забор, да ещё в такие короткие сроки. Ну, конечно, ей дали дело, чтоб она не лезла к дельфинам! А она пришла утром на биостанцию, кроткая и покладистая. Она победила гордость, и ей это далось нелегко. Она готова была извиняться перед всеми, перед профессором, перед дельфинами и перед этим рыжим. Но никто даже слушать этого не захотел. Её унизили ещё больше. Тёмное пламя её души разгоралось, и она ничем не могла его унять. Разум был бессилен. Ей хотелось ломать и крушить, сорвать на ком-то свою злость, но все давно разошлись. Даже строители, которые работали до темноты, ушли несколько минут назад. В сердцах она стукнула по каменной плите забора и вскрикнула от боли. Это немного отрезвило её. Потирая ушибленную руку, она вспомнила, что ещё вчера дала себе клятву, что победит это в себе. Домой идти не хотелось. Там лежит эта книга, где каждая строчка про неё, такую. А она считала себя хорошей, светлой, доброй и даже весёлой. Как хрупка, оказывается, в ней эта корочка-оболочка, а внутри она вся из тьмы и грязи. Она вспомнила, что сегодня, препираясь с рабочими, она несколько раз грязно выругалась. И сама удивилась: и что выругалась, и что это помогло сдвинуть дело. Но если мир такой, почему она должна быть иной? Она заметила, что ноги несут её на утёс. Два дня назад она поклялась себе, что никогда больше туда не пойдёт. Она даже остановилась. Потом махнула рукой и пошла дальше. Подумаешь, одной нарушенной клятвой больше, одной меньше — какая разница. На этот раз она увидела его сразу. Он снова стоял на самом краю обрыва и смотрел в небо. Вот причина всех её бед!

Она кралась бесшумно, как кошка или рысь. Она охотилась. Она решила его убить. Она не думала о том, что будет потом. Она страстно хотела его убить. Она положила руку ему на спину. И если бы он вздрогнул или напрягся, она бы его толкнула.

— Здравствуйте, Оля, — сказал он тихо. — Я так рад, что вы пришли.

Он её ждал! От невыносимости бремени вины сознание отключилось. Она зашаталась, и сама сорвалась бы вниз, если бы он не успел её подхватить.

Мирракс и мечтать не мог о таком счастье. Он нежно прижал к себе свою драгоценную ношу, он вдыхал аромат её волос и тела. А она рыдала на его плече. Он медленно шёл, удаляясь от обрыва и стараясь продлить эти мгновения.

— Вы не понимаете! Я хотела вас убить!

— Не надо торопиться, Ольга. У вас ещё будет такая возможность, — сказал он тихо и спокойно.

Она вздрогнула от бешенства. Он издевается над ней. Ольга забилась в руках Мирракса, пытаясь вырваться. Но он держал её крепко. Почти у самого подножья холма он поставил её на ноги, взял обеими руками её голову и поднял лицо. На её лице была печать усталости от трудного дня и сильных переживаний, но лицо это было прекрасно.

— А почему бы вам просто не полюбить меня? Я же люблю вас.

Он нагнулся, чтобы поцеловать её губы легким дружеским поцелуем, но они раскрылись ему навстречу. И Мирракс ушёл из времени. Он жадно пил этот пьянящий и искрящийся напиток и не мог напиться. Он не заметил, как поднял её и прижал к груди, как она обвила своими ласковыми руками его шею. Он пришел в себя от боли и от шока от мысли, что ещё миг, и он сорвет с неё платье. Ну, нет! Он судорожно вздохнул и замер, приводя себя в чувство реальности. Но её не выпустил из рук, взяв поудобнее, медленно, чуть пошатываясь, понёс в посёлок. Донёс её до калитки дома и опустил на землю.

— До свидания, Оля.

— Мирракс, постой. Я, наверное, тоже люблю тебя.

— Да, наверное, ты влюблена. Ты горишь то красным, то синим пламенем. Этот огонь сжигает тебя. Но меня он не греет.

И, резко повернувшись, он пошёл в свой дом.

Как он смеет?! — взорвалась опять её душа. Но сил не было. Её тоже шатало. Она добралась до кровати, скинула одежду на пол и бросилась в постель. Уже засыпая, она подумала, что завтра заставит его ответить за свои слова.

Утром Ольга встала рано и сразу побежала на биостанцию. Ей хотелось встретиться с дельфинами, пока никого нет, и не пришли рабочие, чтобы достроить забор. На биостанции никого не было. И она обрадовалась, что её план удался. Но уже на половине склона она увидела, что ОН в бухте плавает с дельфинами. Они волнуются и плавают по кругу. А он в центре этого круга обнимается с дельфинихой. Её бросило в дрожь от омерзения — сначала к нему, а потом к себе: сначала она ревновала к женщине, а теперь к дельфину.

— Мирракс, прекрати сейчас же! — её крик в конце сорвался на тоскливый визг.

Дельфины, трое, которые плавали по кругу, как по команде подняли головы и посмотрели в её сторону, безмерная печаль была в их позах и в выражении глаз. Но это не заставило её задуматься. Потому что он даже не оглянулся. Он поцеловал дельфиниху, что-то шепнул ей и продолжал прижиматься к ней, обнимать, гладить по брюху и снова обнимать. Дельфины уже снова плавали по кругу. А она разрыдалась и медленно пошла наверх. Уже начали собираться рабочие. Нужно было работать. Ольга давала распоряжения, металась с одного места на другое, но старалась держаться ближе к выходу со двора биостанции, где уже установили ворота и будку вахтёра.

Наконец, в просвете открытых ворот показалась его яркая, светящаяся на солнце, ещё влажная голова. Лицо было усталое, но довольное. Словно ножом полоснуло по сердцу Ольги. Она встала прямо у него на пути. И уже открыла рот. Но он посмотрел на неё, как на столб, стоящий у него на пути, брезгливо обошёл молча и пошёл дальше по направлению к дому. Она ещё некоторое время оторопело смотрела ему вслед под шуточки рабочих, типа: нечего финтифлюшкам вертеться под ногами настоящих мужиков. Опомнившись, она помчалась на биостанцию, ворвалась в кабинет профессора. Он нетерпеливо ёрзал на стуле, как будто ему хотелось куда-то бежать, но что-то его задерживало. Она пролетела к столу, стукнула по нему тем же кулаком, которым накануне стукнула камень забора, взвизгнула от боли и на той же ноте закричала:

— Я требую! Вы слышите меня? Я требую, чтобы этого засранца-иностранца больше не пускали на биостанцию!

— А что ещё вы требуете, Ольга Петровна? — он никогда не говорил с ней так уничижительно холодно.

— Я требую, чтобы его не пускали сюда, или уволюсь я!

— И в чём вы его обвиняете, позвольте узнать? — спросил он прежним тоном.

Она открыла рот так же, как несколько минут назад на дороге, но сказать ей было нечего. И она закрыла рот так резко, что щёлкнули зубы. Она сама испугалась. В возникшей паузе профессор тихо сказал:

— Представляете, Ольга Петровна, он тоже требует, чтобы я уволил вас.

Она вскочила.

— А меня-то за что? Разве я плохо работаю?

— Он требует, чтобы я уволил вас за профнепригодность.

— Что-о-о-о?!

Она стояла посреди кабинета, расставив ноги, уперев руки в бока, глаза её от удивления вылезли из орбит. Такой профессор её не видел, а если бы ему сказали, что она может быть такой, он бы не поверил.

— Да вы сядьте, выпейте валерьяночки, — и протянул ей стакан. — Я сейчас вам всё расскажу.

Она не замечала, что он по-прежнему говорит с ней официальным тоном. Ноги не держали её, она села на стул. Стакан дребезжал о зубы, но она сделала несколько глотков.

— Так в чём ОН меня обвиняет?

— А обвиняет он вас в том, что вы проглядели, что дельфиниха была беременна. Что из-за ваших скандалов дельфины нервничали последние дни, и у неё начались преждевременные роды. Он говорит, что, если бы он случайно утром не оказался в бухте, погибли бы и мать, и детёныш. Роды были трудными оттого, что дельфины мало двигаются, а вы ещё смели вмешаться, и у дельфинихи чуть не случился инфаркт.

Она плакала, раздавленная собственным ничтожеством.

Профессор вышел из-за стола, взял стул и подсел к ней. Он положил Ольге руку на плечо и попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась.

— Оля, что с тобой происходит? Как могла такая воспитанная и умная девушка, как ты, превратиться в безмозглую вздорную истеричку? Словно в одночасье тебе все мозги вышибло.

— Не знаю, что со мной, — едва слышно прошептала она.

— Я сначала думал, что ты влюбилась. Все влюбленные девушки волнуются. Я радовался, что ты встретила человека, достойного не только любви, но и восхищения. Как жаль, что ты не умеешь любить.

— Я люблю.

— Возможно, возможно, но только себя.

— Почему только себя?

— А кого ты ещё любишь? Мать свою? Разве так она тебя воспитывала? Да она умрёт от стыда, когда узнает, как ты себя ведёшь. Отца своего? Ты предала его, когда пообещала, что самостоятельно выучишь урок, заданный тебе матерью, и не сделала этого. Дельфинов? Они из-за тебя чуть не погибли. Меня, твоего учителя? Ты позоришь меня на каждом шагу. Девочка, ты никого не любишь. Любовь — это другое. Это забота о тех, кого любишь. Это трепет души, несущий радость всем, кто рядом с тобой. Это вдохновение и творческий подъём, обогащающий всех, кто встречается на твоём пути. Это самоотдача, а не самозахват. А главное — это бесстрашие.

— Я докажу, что я умею любить!

— Любовь доказать нельзя. Если нужны доказательства, то нет любви.

— Что же мне тогда делать, чтобы все мне поверили? Чтобы он поверил?

— Не знаю. Любить. Или хотя бы для начала не убивать.

Ольга вздрогнула, как от удара хлыстом, но промолчала.

— Идём, посмотрим на дельфинёнка. Мне очень хочется на него посмотреть.

Он взял её за руку и повёл из кабинета. Ольге было страшно, и она сопротивлялась. Да, мозги ей явно свернуло набекрень, подумала она. Ведь всего несколько секунд назад профессор сказал, что страх — это признак самости. Ей страшно, что дельфины отвернутся от неё. Ну и поделом! Сколько боли она им причинила за эти несколько дней! Она пойдёт. Она получит всё, что ей за это причитается.

Они спустились на помост. Три дельфина резвились на дальнем от помоста конце бухты, а посередине осторожно плавала её любимая дельфиниха и рядом с ней малыш, она учила его дышать. Дельфины перестали прыгать и теперь внимательно следили за ними, и только мамаша с детёнышем не обращали на них внимания. Ольга сняла туфли, села на мат, опустила ноги в воду, положила руки на колени и посмотрела им прямо в глаза. Она молила их о прощении, она сожалела о том, что упустила возможность выучить их язык. Ведь у неё абсолютный слух, и за эти три дня она бы уже далеко продвинулась. Её сердце сжималось от запоздалого ужаса, что из-за неё мог погибнуть детёныш, да и дельфиниха тоже, и ещё неизвестно, захотел бы жить отец дельфинёнка. И вдруг волна нежности к Мирраксу, спасшему её от этой непомерной вины, и от другой тоже, и за то, что он так мужественно боролся за неё, против неё самой, переполнила её сердце. Она никогда раньше не испытывала ничего подобного. Это было чувство, от которого хотелось плакать и смеяться одновременно. Она благодарна была профессору за то, что он привел её сюда. Слезы градом катились из её глаз, но она улыбалась. В душе она дала им свободу, дала им право самим выбрать: простить её или нет. Она дала себе клятву, что выпустит их на свободу, чего бы ей это ни стоило. Прав профессор, нельзя требовать любви, её можно только дарить. А требовать или хотя бы ждать любви от заключенных — это глупо. И как она сама до этого не додумалась? И тут кто-то дотронулся до её голой ступни, а рядом с её коленями всплыл маленький дельфинёнок. Он уставился на неё своими блестящими глазками и фыркнул. Она протянула руку и погладила его. И неожиданно зарыдала. Все дельфины собрались около неё. Они тыкались носами в её ноги, они щёлкали и посвистывали.

Она успокоилась. Подошла к профессору, поцеловала его и вдруг очень серьёзно сказала:

— Спасибо вам, Учитель. Может быть, я ещё сорвусь. Но первый круг ада я прошла. Пожалуйста, помогите мне. — Она повернулась к дельфинам. — И вам спасибо. Вас тоже прошу о помощи. Я буду стараться. Но мне очень трудно. — И снова к профессору. — Я иду строить забор.

Она надела туфли и пошла, не оглядываясь. А они все — и дельфины, и человек — задумчиво смотрели ей вслед.

На следующее утро она встала поздно. Бессонные ночи, резкие смены настроения просто измотали её. Когда она проснулась, ярко светило солнце. Ольга выбежала во двор, протянула солнцу руки. Сердце радостно забилось в груди. Ольга сознательно поймала этот миг счастья. Она порхала по дому как птичка. Как птичка, что-то поклевала, что-то выпила, почистила пёрышки и выпорхнула в свободный дневной полёт. Она летела в тёплом потоке солнечного света. И ничто, казалось, не могло погасить её радость. Она пролетела проходную, радостно бросила взгляд на бухту, и сердце её замерло. С внешней стороны бухты пыхтел буксир, тащивший большую баржу, около сетки забора торчали головы водолазов. На помосте стоял Мирракс в чёрном костюме, обтягивающем его, как змеиная кожа. Костюм был странный, она таких ещё не видела, он одним чулком обтягивал всё тело, включая ступни ног и пальцы рук, открытым было только лицо и его светящаяся солнечная шевелюра. Он стоял к ней спиной и о чём-то говорил с одним из водолазов. Она тихо спускалась с горы, но свистнул дельфин, и он оглянулся. Скрываться было бесполезно, и она пробежала на помост.

— Что вы все тут делаете? — крикнула она возмущённо.

— Доброе утро, Ольга Петровна! — он поднял над головой воображаемую шляпу.

И был он прекрасен. Она только сейчас поняла, как он красив. Невероятные волосы, огромные чёрные глаза, тонкий нос с дерзкими трепещущими ноздрями, и губы, она до сих пор помнила их вкус.

Но она топнула ногой.

— Я вас спрашиваю! Что вы здесь делаете?

— Мы? Мы выпускаем на волю ваших дельфинов, — его улыбка была доброй и почти весёлой.

— Кто вам разрешил это делать? — она уже не помнила, что поклялась себе вчера, что сама выпустит дельфинов.

И тут она увидела, как потухло его лицо. Он презрительно измерил её взглядом с головы до ног и обратно и нехотя бросил ей несколько слов.

— Ну, конечно, ВЫ бы никогда не разрешили. Но какое счастье, что здесь командуете не вы!

Отвернулся от неё, сделал шаг к краю настила и нырнул.

А Ольга осталась стоять, как оплёванная. Какая муха опять её укусила? Точно — психопатка. Она вообще не управляет собой. Она ведь хотела выпустить дельфинов, она вчера поклялась в этом. «Твои клятвы — пустой звук, или плевок в зеркало», — сказал внутри неё какой-то голос. Она всё утро мечтала увидеть Мирракса и сделать что-нибудь хорошее, чтобы он увидел, понял, что она не такая. «А какая ты? — снова спросил тот же голос. — Ты такая и есть, злая и эгоистичная тварь. И плачешь, и страдаешь только от оскорблённого самолюбия. Что чувствуют, думают, переживают другие, тебе абсолютно не интересно. А слово «сочувствие» тебе надо переводить, как язык дельфинов». И раздался смех. Жуткий, сатанинский смех!

Ольга стояла в той же позе, в которой её оставил Мирракс, бледнея и бледнея с каждой минутой, а Мирракс всё не всплывал. Она не знала, сколько прошло времени, но достаточно, чтобы жизнь теплилась в ней только слабой свечкой, которую легко задуть. И тут он вынырнул, мельком глянул на неё, взобрался на помост, растянулся на нём лицом вниз и вытянул перед собой руки.

Она бессильно осела на настил, потом подползла к нему, протянула руку, нежно дотронулась до его волос и опустила голову ему на плечо.

Мирракс замер. Вот он, момент истины. Наконец-то! Но Ольга сказала:

— Мне показалось, что вы утонули.

Он повел плечом. Она подняла голову.

— Сударыня, я не доставлю вам такого удовольствия. Вы убьёте меня только собственной рукой, — сказал он устало, даже без всякого выражения.

— Но, Мирракс, я тоже хотела их выпустить. Я летела утром сюда, я думала, встречу тебя, брошусь тебе на шею, поцелую, скажу что-нибудь смешное, и ты простишь мою глупость. Скажи, что мне делать?

— Покормите дельфинов, Ольга Петровна. Мы ещё не скоро закончим работу.

«Вот видишь, ты опять вокруг себя», — сказал уже знакомый голос внутри неё.

Она молча встала и пошла, пошатываясь, в сторону биостанции, а он печально смотрел ей вслед. Мирракс ещё помнил нежное прикосновение её тонких пальцев к его голове, чувствовал плечом след от её головы, слышал трепетание её сердца, но он знал, что это ещё не победа.

Ольга подошла к зданию биостанции и только сейчас вспомнила, что ещё не видела профессора. Она подошла к кабинету и тихонько постучала. Не услышав ответа, Ольга приоткрыла дверь и увидела, что профессор сидит за столом, спрятав лицо в ладони рук, поставленных на локти на крышку стола. Она зашла и тихо спросила:

— Что с вами, профессор?

— Мне стыдно за тебя, Ольга.

— Мне тоже стыдно, но я ничего не могу с собой сделать. Меня, наверное, надо отдать в психушку.

— Тебя надо отдать в монастырь. Там ты сможешь до конца жизни любить себя, копаться в себе и потрясать знаменем своего эгоизма. Я никогда не прощу себе, что вырастил такое чудовище.

— Но что же мне делать?

— Ничего не надо делать. Надо просто любить. Любить Солнце, которое дарит тебе свет и тепло. Землю, на которой живёшь. Траву, по которой ходишь. Любить всех, кто тебя окружает. Уничтожить всё вокруг себя — это не значит победить. Да ты и себя-то не любишь. Разве, любя себя, можно так себя терять, топтать и унижать? Впрочем, с тобой говорить бесполезно. Жаль, что такой человек, как Мирракс, растрачивает на тебя богатства своей души. А ты даже не поинтересовалась, кто он, откуда, что он любит, о чём мечтает. А он знает о тебе почти всё.

Она молча вышла из кабинета. Закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Минуту так простояла и пошла за рыбой. В душе было пусто. Ольга спустилась к дельфинам и начала их кормить. Они ели как бы нехотя, даже не плескались.

И вдруг, неожиданно для неё самой, из души вырвалась песня.

Что стоишь, качаясь, тонкая рябина,

Головой склоняясь до самого тына?

Она сидела на мате, поджав колени к подбородку, и смотрела перед собой.

Там, через дорогу, за рекой широкой,

Так же одиноко, дуб стоит высокий.

Дельфины, которые уже отплыли, вернулись и, высунув головы из воды, внимательно слушали.

Как бы мне, рябине, к дубу перебраться,

Я б тогда не стала гнуться и качаться.

Мирракс, который в очередной раз отдыхал на помосте, уже давно сидел в такой же позе, как она, но так, что ей его не было видно, и тоже слушал с большим интересом.

Тонкими ветвями я б к нему прижалась

И с его листами день и ночь шепталась.

Тихонько, чтобы случайно не сорвался камушек под ногами, профессор и два лаборанта крались на помост с аппаратурой.

Но нельзя рябине к дубу перебраться,

Знать, судьба такая — век одной качаться.

Песня закончилась, а Ольга так и не вернулась из своего ниоткуда. Слушатели замерли. Один из лаборантов хотел зааплодировать, однако профессор остановил его. Но вот свистнул дельфин. Мирракс упруго вскочил, подошёл к Ольге, подхватил её на руки. Она обняла его за шею одной рукой, другой — коснулась его щеки и робко подняла трепещущие ресницы. Мирракса обожгло зелёным огнём её изумрудных глаз. Он нежно коснулся губами её губ и вдруг шагнул вместе с ней с помоста в воду. Через несколько секунд они всплыли на середине бухты. Ольга возмущённо фыркала и била руками по воде. Он весело смеялся. На помосте тоже смеялись. Ольга поплыла к берегу, но её окружили дельфины. Они ласкались к ней. Повизгивая от восторга, она обнималась с ними, целовала их улыбающиеся мордочки, ей даже разрешили поцеловать дельфинёнка. Потом они катали её кругами по бухте, передавая от одного дельфина другому, а она прижималась к ним всем своим телом и замирала от восторга. Ей было очень хорошо и весело, огорчало только запоздалое сожаление о том, почему это случилось только сегодня. Раньше она ходила купаться в другую бухту. Она всё-таки их боялась.

Мирракс резвился вместе с ними, как молодой дельфин. И наступила его очередь катать её. И плыл он так же быстро, но прижималась она к его сильному телу плотнее и нежнее, чем к телам дельфинов. А они щёлкали как-то по-особенному, и она вдруг поняла, что животные подтрунивают над ней и Мирраксом. Но он беззлобно отщёлкивался, а ей было легко и весело. Она была счастлива. Жизнь улыбалась ей.

Так же неожиданно, как она оказалась в воде, она очутилась на платформе. Мирракс подбросил её высоко вверх, и она встала на платформу двумя ногами. И пока она соображала, как это произошло, он снова надолго скрылся под водой.

Ольга даже не пошла переодеваться. Никто никак не комментировал происшествие, как будто ничего не случилось. Все занимались своими делами, и она подключилась к работе. Дельфины по очереди добровольно позволяли опутывать себя датчиками и больше не скрывали, что понимают человеческий язык, чётко и быстро делали всё, о чём их просили. Они даже позволили взвесить и прослушать фонендоскопом дельфинёнка, а его мамаша проглотила сердечные лекарства.

Ольга была так поглощена работой, что не отслеживала ревниво каждый шаг и каждый взгляд Мирракса. Она испытывала какое-то незнакомое до сих пор чувство умиротворения от того, что он есть в её жизни, что он где-то рядом и тоже занят делом. Это было прекрасное чувство, оно жило само по себе, не мешало работать, думать, шутить и даже, наоборот, рождало новые идеи и раскрашивало всё в яркие тона.

Ольга поняла, что Мирракс для неё целый мир, в котором она хочет жить и служить ему до последнего вдоха. Но он был уже для неё не только внешним миром. Каждая клеточка её тела была полна его силой и памятью его прикосновений и не хотела больше без этого жить. И она вдруг поняла, что если она потеряет Мирракса, к ней больше не прикоснётся никакой другой мужчина. От этой невыносимой мысли она даже вздрогнула.

Ольга открыла глаза и поняла, что давно уже сидит так, свесив ноги в воду, на краю помоста. Первое, что она увидела — это уходящий вдаль буксир, потом почувствовала плечо Мирракса, сидящего рядом. Она скосила глаза, он смотрел на воду бухты. А там четыре дельфина, высунув головы из воды, смотрели ему в глаза. И даже мордочка малыша время от времени показывалась над водой.

— Ты готова, Ольга? Пора выпускать дельфинов.

Она вскочила на ноги. Платье её давно высохло. Все сотрудники биостанции были на помосте. Ольга посмотрела на море. Там, недалеко от бухты, резвилась стая дельфинов.

— Ну что ж, пора, так пора. Плывите! Будьте счастливы! Я любила вас. — И тихо добавила: — Как умела.

Дельфины сделали сальто, и двое из них подплыли к самому помосту. Мирракс наклонился к ней и прошептал на ухо:

— Я сейчас очень устал. А в пять часов выходи. Я приглашаю тебя в ресторан. Отметим это событие.

Он прыгнул на спины дельфинам, и все они умчались в море.

Люди на помосте смотрели им вслед, пока они не скрылись. На душе у них было и грустно, и радостно одновременно. Люди не разговаривали. Но глаза у них сияли, и было видно, что отпускали они дельфинов с лёгким сердцем.

Наверху Ольга подошла к профессору и обняла его. Потом отступила на шаг и, твёрдо глядя ему в глаза, сказала:

— Вызывай моих родителей, Хранитель.

— А не рано, Ольга? — спросил он тревожно.

— Я знаю. Я не все испытания прошла. Но он не человек, не человек Земли, он мне поможет. А я помогу ему. Он не умрёт. Я его люблю.

И медленно пошла в сторону своего дома.

В пять часов вечера Ольга при полном параде выпорхнула на улицу и увидела, что её ждет машина, а внутри неё и вокруг собралась вся ребятня посёлка. Но едва хлопнула калитка, как вся эта ватага схлынула. Мирракс вышел из машины в очень элегантном костюме. Он подошёл к ней, поцеловал руку, подвёл к машине, открыл дверцу, усадил её рядом с местом водителя, сел сам, и машина, сорвавшись с места, полетела как птица.

— Куда едем? — спросил он.

— Я хотела бы в большой приморский город, и чтобы ресторан был с видом на море.

— Ты знаешь такой?

— Да.

— Тогда показывай дорогу.

Нельзя сказать, что они ехали молча. Просто перекидывались репликами о том, что видели. И вдруг он спросил:

— Ольга, а каковы твои планы на будущее? Я имею в виду твои профессиональные амбиции.

Её аж в жар бросило, но она сдержалась.

— Мне нравится моя профессия зоопсихолога. И я собираюсь совершенствоваться именно в этой области.

— Хорошая профессия, — сказал он мирно.

Ольгу это очень удивило. После всего, что произошло, она думала, что он не считает её способной работать в этой области. Она всё ещё продолжала думать за других, поэтому не замечала той информации, которую ей подавали на блюдечке.

— А ты давно дельфинами занимаешься? — спросила она в свою очередь.

— Я не занимаюсь дельфинами. Я политик, но у меня очень широкий спектр интересов. Куда ехать дальше?

Она показала. И вскоре они въехали в городское предместье. Разговор, который начал становиться по-настоящему интересным, прервался.

Они подъехали к самому престижному ресторану. Припарковали машину. Он попросил её подождать несколько минут. Ольга была уверена, что им придется ехать в другое место. На дорогу ушло два часа, и сейчас было самое бойкое время. Но Мирракс вернулся очень быстро, помог ей выйти из машины и провел её в лучший зал ресторана, за столик у открытого окна с видом на море. Это было что-то невероятное. Больше свободных мест не было, а около их столика, рассчитанного на четверых, стояло только два стула. Он предложил ей выбрать место. Ольга выбрала то, откуда было видно море и почти весь зал. Мирракс сел напротив. К ним подошёл официант, и они сделали заказ. Ольга с удовольствием заметила, что все на них обратили внимание. Да, они были очень красивой парой. Мирракс предложил ей потанцевать.

— Мне кажется, что нам нужно поговорить, — сказала она.

Его глаза лучились радостью. Он этого и хотел. Но она тут же пожалела о своей фразе. Она поняла, что сейчас больше всего на свете хочет танцевать. Она готова была броситься в пляс сама, но ему сказать об этом почему-то не могла. Она видела, что он понял, и злилась. А он её не приглашал больше. Он что-то рассказывал об Африке, но Ольга почти не слушала, она стреляла по залу глазами. Уже была выпита пара рюмок мартини, съеден салатик, а она, уже не стесняясь, постукивала ножкой под столом в такт музыке. И тут к их столику подошёл импозантный молодой человек и попросил у Мирракса разрешения потанцевать с его дамой. Ольга готова была вскочить раньше, чем тот кивнул. И она помчалась на круг. Ольга забыла обо всём на свете. Казалось, все мужчины в этом зале хотят танцевать именно с ней. Когда музыканты сделали паузу, её отвели на место. И только сейчас она вспомнила о Мирраксе. Он спокойно ел что-то из горячего. Увидев Ольгу, Мирракс приветливо улыбнулся и продолжал есть. Он что-то спросил, но она его почти не слышала. Она ждала, когда снова начнут играть музыканты. Маленький ресторанный оркестрик снова заиграл. Она глянула на Мирракса, но он что-то удивлённо и внимательно разглядывал в своей тарелке. Она выпила ещё рюмку, но есть не стала. Тут её снова пригласили, и она, конечно, пошла, уже не дожидаясь его разрешения. И снова её закружило. Опомнилась она тогда, когда посреди танца её оставил партнёр и подвинул её на край площадки. Она увидела, что так сделали все танцующие пары, освободив центр площадки. А в центре с невыразимой грацией и изяществом танцевал Мирракс с какой-то девушкой. Это было потрясающе красиво. Все смотрели и восхищённо хлопали. Так продолжалось довольно долго. Потом к ним привыкли, и все снова начали танцевать. Все, кроме неё. Её партнер куда-то исчез, а больше её никто не пригласил, и ей пришлось одной возвращаться к столику. Она ещё выпила. И официант, который почти не отходил от их столика, налил ей ещё.

Затихла музыка. Вернулся Мирракс. Он как ни в чем не бывало предложил ей выпить за чудесный вечер. Ольга, едва сдерживая гнев, сказала:

— А ты прекрасно танцуешь.

— Да. Неплохо.

— А почему ты меня не пригласил?

— Я приглашал, но ты не пошла. И, я думаю, мне повезло. Ты плохо танцуешь.

— Тебя послушать, так я всё делаю плохо! — она уже не скрывала злости.

— Да, всё. Когда думаешь только о себе-любимой, ты всё делаешь плохо, даже отвратительно.

Снова заиграла музыка. Ольга ещё не успела ответить ему, а Мирракс уже кружился в вальсе с новой дамой. А её больше никто не приглашал. И ей ничего не оставалось делать, как допивать бутылку мартини. Когда он в очередной раз подошёл к столу, она запустила в него тарелку со своим горячим блюдом, она даже не знала, что там было, потому что неотрывно смотрела, как он танцует.

Мирракс одним неуловимым движением поймал тарелку ещё до того, как пища могла начать разлетаться в разные стороны. Спокойно поставил её на стол под аплодисменты тех, кто это видел, а таких было много. Не глядя, дал официанту деньги, на которые тот ещё несколько минут смотрел обалдело. Потом он подошёл к Ольге, взял её за локоть, вывел из ресторана, бросил на заднее сидение машины, сел за руль, и машина сорвалась с места. Он мчался по безлюдному шоссе со скоростью пули.

— Останови машину, мне плохо.

Он остановил машину, чуть съехав на обочину.

— Помоги мне.

— Сама справишься.

Она выскочила из машины и едва добежала до кустов. Её вырвало, просто вывернуло наизнанку. Сил не было, но полегчало. Шатаясь, она вернулась на своё место. Машина снова помчалась к их посёлку.

— Да как ты смеешь так со мной обращаться? — кричала она, нагнувшись к его уху.

— Не ори, я не глухой.

— Ты пожалеешь об этом!

— Уже пожалел, что пригласил в ресторан человека, не умеющего вести себя в обществе.

— Это ты выставляешь меня дурой!

— Может быть, ты ещё и дура. Но я думаю, что ты просто больна. Тебя надо лечить. И болезнь твоя называется: «Я пуп Земли, и всё вокруг меня». Я иностранец и не могу сказать короче.

Ей хотелось вцепиться ему в волосы. А он сказал:

— Зачем? Я плохо буду выглядеть в гробу. Разводной ключ под сидением у тебя в ногах.

Она наклонилась, пошарила рукой около ног и, действительно, нашла огромный увесистый разводной ключ, которому нечего было делать в этой изящной машине. Она прижала его к груди и баюкала как младенца. Глянув вперёд, она увидела, что машина въезжает в посёлок, а ещё она увидела в зеркале заднего обзора его смеющиеся глаза.

Он остановил машину около её калитки и, не оборачиваясь, сказал:

— Всего вам доброго, Ольга Петровна. Желаю вам счастья с собой-любимой.

Она медленно вылезала из машины, ожидая, что он ещё что-нибудь скажет или сделает, но Мирракс не шевелился и даже не смотрел в зеркало. И только она захлопнула дверцу, он развернул машину и въехал в свои ворота, которые открылись и закрылись за ним сами. А она так и стояла в обнимку с огромным гаечным ключом, а могла бы обнимать любимого мужчину.

«Вот я и в Саккаре, — подумала Василиса. — Сегодня не туристический день. Спасибо, Ра. Это подарок. Но в кафе всё равно много людей, видно, кочевники приезжают сюда как на маленький рынок».

Она зашла в кафе в плаще Странника с лицом, закрытым капюшоном. Села за столик. Ей принесли чашку кофе. Сквозь капюшон она видела всё. Того, кого она ждала, среди многочисленных посетителей не было. Кочевники, арабы заключали тайные сделки, на персональном транспорте прибывали богатые туристы с личными гидами. Но того, кто ей нужен, не было.

До назначенного времени оставалось несколько минут. И она поняла, что Хранитель Портала не даст ей ни одной лишней секунды. Ну что ж! Она их возьмёт сама. Василиса встала и вышла из кафе. Какая-то тень метнулась к верблюдам и начала возиться с упряжью. Не обращая на это внимания, она прошла мимо и направилась к пирамиде Джоссера. Тень кралась за ней. Она подошла к склепу, где стояла статуя фараона Джоссера, закрыла себя и склеп непроницаемым защитным энергетическим щитом, но на вид прозрачным. Тень метнулась, чтобы подойти поближе, но её отбросило на приличное расстояние. Василиса усмехнулась и только после этого поклонилась фараону и заглянула в глазок склепа.

— Привет, Джоссер!

— Я давно тебя жду, Василиса. Ты пришла за мальчиком и за своей короной? Мальчика найдёшь сразу. А вот с короной будет сложнее.

— Где её искать?

— Мальчик знает. Умный, скажу я тебе, мальчик. Понимаешь, даже если ты можешь обойтись без короны, тебе всё равно нужно её найти, рядом с ней лежит твой анк. Не верь жрецу. Он тебя не выпустит. Без анка ты не выйдешь.

— Почему? Мы же договорились, что у меня три часа. Кстати, время уже пошло.

— Василиса, ты забываешь, что ты на Земле. Это новое поколение Хранителей Портала. Они честолюбивы и давно забыли, что главный Хранитель я. Но они честно носят еду мальчику, они, конечно, не знают кому, просто соблюдают ритуал. Они впускают рвущихся туда, а иногда, за большие деньги, отправляют туда неугодных кому-то, и люди исчезают. Поэтому они не выпускают никого. Они боятся, что откроются их грехи. А меня даже Ра услышать не может. Но он вездесущ и, думаю, знает про эти козни, но сейчас не время создавать новую касту жрецов. Возможно, ты и в этом поможешь ему, но у тебя, действительно, очень мало времени. Делай только то, зачем пришла. Жрец тебя уже возненавидел и поведёт тебя в другую сторону, чтобы отнять у тебя время. Портал уже открыт. Он находится на ступеньках старого храма, ведущих вниз. И еду возьми в кафе сама. Та еда, которую он тебе даст, отравлена. С тобой из-за этого ничего не случится, но мальчик умрёт.

— Спасибо, Джоссер. Я принесла тебе энергию. Возьми.

Она выпрямилась и спокойно пошла в сторону кафе. Тень осталась снаружи. Проходя мимо бармена, Василиса сказала ему несколько слов и положила деньги. Он кивнул, а она спокойно села за свой столик и допила кофе. Этого времени оказалось достаточно, чтобы бармен принёс ей большой сверток, который немедленно исчез под плащом. Она расплатилась за кофе. И в этот момент в кафе вошёл высокий человек в одежде туарега, нижняя часть лица была закрыта. Гордой походкой он прошествовал к её столику.

— Ты гость? — спросил он тихо.

— Да, — ответила она. — Ты опоздал на пятнадцать минут.

— У меня нет часов.

— Ты будешь наказан.

— Ни у кого нет власти наказывать меня. Идём.

Он, не оглядываясь, пошёл к выходу. Выйдя из кафе, он повернул к пирамиде Джоссера. Василиса посмотрела ему вслед и пошла к храму. Он догнал её у самого Портала.

— Ты знаешь, куда идти? Кто ты? — в его голосе прозвучал испуг, но хорошо скрытый.

— Это твоё второе преступление. Ты будешь наказан.

Он уже взял себя в руки.

— Хотел бы я знать, кто меня накажет? — нагло спросил он.

— Я. Я накажу тебя, когда вернусь.

— Возьми блюдо с дарами. Я уже не пойду туда сегодня.

Так он ответил на её угрозу. Но когда она перешагнула порог, до неё, очень издалека, донеслось:

— Ты не вернёшься.

Василиса оглянулась. Ни храма, ни ступенек не было в помине. Сзади был только песчаный бархан. Она поставила блюдо на землю, повернулась, поставив ноги в свои собственные следы. Она сделала только один шаг. Василиса снова шагнула назад и сквозь марево увидела злорадное лицо жреца, который уже снял повязку туарега и творил заклинание, закрывающее портал. Она наклонилась и поставила маячок между своими пятками.

Сзади послышался шорох. Она отскочила на несколько шагов в сторону. Шестеро человек мчались к тому месту, где она только что стояла. Добежав до блюда, они остановились.

— Убей его! — сказал один из них другому. — Нам не нужны свидетели.

Остальные сразу набросились на еду.

— Пока я буду с ним возиться, вы всё тут пожрете. Нет уж!

Он тоже наклонился к блюду. Но первый уже видел, как падают замертво другие. Он разбежался, перепрыгнул через всех и исчез в Портале. Второй, уже с куском во рту, ринулся за ним и тоже исчез.

Василиса осмотрелась. Там, где бархан сходит на нет, стояла стена из больших блоков, один из которых стоял перпендикулярно, создавая угол. И там, в тени угла, что-то шевельнулось. Василиса насторожилась, но оттуда выскочил мальчик лет пяти и бросился прямо к ней. Она от радости не успела его остановить, а он уже обнимал её ноги.

— Наконец-то, ты пришла за мной!

— Откуда ты знаешь, что я пришла за тобой? И как ты посмел прикоснуться ко мне?

— Я узнал тебя. Ты Василиса. А я — Сигл. Я могу к тебе прикасаться. Я держал в руках твою корону.

— Да. Ты Сигл.

Она подняла его высоко над землёй и поцеловала в лоб. А он обнял её за шею и заплакал от радости. Вдруг он настороженно прислушался, спрыгнул на песок, схватил её за руку и потащил.

— Бежим скорее в мой угол. Сейчас будет смена периода.

Она подхватила его и в несколько прыжков достигла угла. Теперь она поняла, почему сразу не увидела мальчика. В самом углу была ниша. Они впрыгнули туда и как раз вовремя. Всё вокруг подёрнулось влажным бордовым маревом. Из земли быстро выросли толстые мясистые стволы со щупальцами, и послышались крики и вой неведомых тварей. Василиса содрогнулась, представив, каково было здесь мальчику. А он тихо сказал:

— Этот период я всегда здесь пережидаю. Я успеваю взять пищу и прибежать сюда. Пока это длится, я ем. Они обычно не подходят ближе, чем на один метр. Но я уже давно не ел. Те шестеро здесь уже три смены. Не знаю, как они выжили, но всё время забирали мою пищу. А теперь я вижу, что хотели отравить меня.

— Я принесла тебе еду. Ешь, сколько хочешь.

Он поел совсем немного.

— Ешь, Сигл, мы скоро выйдем отсюда, нам еда про запас не нужна.

— Нужна, — сказал он упрямо и в ужасе задрожал.

Огромное щупальце уже коснулось плаща Василисы. Она встряхнула плащом, и какая-то тварь, визжа и топая, помчалась прочь.

— Мы должны спешить, чтобы вернуться сюда, когда замкнётся круг периодов. Как только начнёт темнеть, беги за мной, не отставая, и когда я упаду, падай прямо на меня.

И они побежали вдоль стены. Сумрак всё сгущался, пока не наступила кромешная тьма. Ещё некоторое время они бежали в полной темноте. Сигл упал, как споткнулся, Василиса рухнула за ним и полетела вниз. Над ними что-то хлопнуло, словно закрылась крышка. Василиса мгновенно вскочила на ноги и прижалась спиной к стене. Перед ней сверкали красным огнём два громадных глаза. Она осветила яму и увидела огромного паука. Она откинула капюшон и уже готова была его убить, но мальчик встал между ней и пауком.

— Не трогай его: это мой Учитель. — Потом он поклонился пауку. — Учитель, мы принесли тебе еду.

— Здравствуй, Сигл. Я рад тебя видеть. Я думал, что ты погиб. Здравствуй, Василиса! Идёшь за короной?

— Да. Мне нужна моя корона. Не думала, что ты выжил. Я рада видеть тебя, Бэр. Нам надо спешить. А ты придумай, как мне тебя вынести. Выйти отсюда я могу только одна.

— Я рад, что ты не изменилась. У меня есть очень важный вопрос, который решает всё. Ты на корабле?

— Да, Бэр. Есть смысл тебе выходить отсюда? Думай.

Он опустился перед ней на колени.

— Ты могла бы соврать. Но ты лучшее существо, которое я знаю. Я помогу тебе. Возьми и остальных, кого покажет Сигл. Твоя корона в конце зала за книгой с огромным синим камнем в центре. Книгу тоже возьми, потом скажу, зачем. А сейчас бегите.

Сигл схватил Василису за руку и нырнул в туннель. Бежали они очень долго. И неожиданно выскочили на поверхность в теперь уже серую мглу.

— Осторожно, не наступи, — Сигл показал Василисе на скарабея, на которого Василиса, и в самом деле, чуть не наступила.

— А что ты тут делаешь, Хранитель?

— Узнала. Привет, Василиса! Мальчика сторожу. Этот подлец, который тебя сюда запустил, очень давно меня сюда закинул. Он носит моё лицо. Это я Хранитель Портала. Быстро идите за мной, скоро снова настанет тьма, и вход изменит своё положение.

Василиса увидела перед собой длинное высокое здание. Дверь оказалась в самом конце. Её просто нельзя было различить на общем сером фоне. Сигл дал скарабею кусок хлеба. А тот показал Василисе, где приложить руку. Она так и сделала. В стене открылся провал. И только они с Сиглом проскочили, как он с грохотом закрылся. Они снова оказались в кромешной тьме. Василиса осветила помещение. Это был длинный зал, заставленный стеллажами, на которых стояли книги и всевозможные вещи. Уникальные вещи были здесь.

— Многое из этого Бэр собрал. В некоторые периоды он может выходить на поверхность. Тогда он носится по огромным просторам и собирает артефакты. А я потом прячу всё это здесь.

Они медленно двигались среди вещей и паутины. Всё было покрыто слоями многовековой пыли. Где-то на середине зала Сигл остановился около небольшого ящичка.

— Мы это возьмём. Я хочу это иметь. Я сам понесу. Ты потом мне скажешь спасибо. Здесь карты всего Мироздания.

Она внимательно посмотрела на мальчика.

— Ладно. Бери, но понесёшь сам.

Они двинулись дальше.

— Василиса, здесь много интересного. Я хочу ещё одну вещь. Это оружие. Я уже научился им пользоваться. Беру его для мамы, она поставит его на свои корабли. А для дяди я возьму этот камень, — он взял рубин величиной с его кулачок и положил в карман. — Всего не заберёшь. Но я многое изучил и запомнил. Бэр хорошо поработал с моей памятью.

Наконец, они добрались до самого конца зала. Василиса увидела книгу, о которой говорил Бэр. Она уже протянула руку, но Сигл крикнул:

— Осторожно! Видишь, к ней прислонён жезл фараона? Это змея. Покорми её, она живая.

Василиса достала из пакета остатки мяса, хлеб и воду, положила на ладонь и протянула руку к жезлу. Змея разогнулась, открыла глаза, обвилась вокруг руки Василисы и аккуратно съела всё, что было на ладони. Потом встала на хвост и посмотрела Василисе в глаза.

— Бери свою корону. Надень её на голову, как положено, иначе потеряешь. В руке у тебя должен быть анк. Бери и книгу.

Василиса спрятала книгу, надела корону, взяла анк в правую руку.

— Я хочу взять и тебя, — сказала Василиса, глядя змее в глаза. — Ты ведь принцесса Ария? Когда вырастешь, мы найдём средство, как тебе вернуть твой облик. Я могу тебя взять. Я на корабле. Где твоя корона?

Змея быстро уползла за книги и вскоре вернулась в короне:

— Сними и спрячь.

Василиса сняла маленькую сияющую корону и тоже положила под плащ.

— Идите быстро за мной, я покажу, где сейчас дверь.

Ария поползла, а Василиса и Сигл побежали за ней. Ария юркнула между стеллажами и упёрлась в стену. Василиса приложила руку, и, не мешкая, они все выскочили. Дверь с грохотом захлопнулась. Снаружи их ждал скарабей. Василиса нагнулась, схватила змею, которая опять превратилась в жезл, и они все помчались к туннелю.

— Мы не успеваем! — крикнул скарабей. — Скорей, за этот камень. Если отобьёте первую атаку, то мы успеем вовремя к туннелю.

Василиса глянула назад. Здание, где они только что были, становилось прозрачным и уже дрожало как мираж, а сквозь это марево на них мчалась конница рыцарей, вооружённых копьями и мечами. Они мчались на них с визгом и криками и были более чем реальными.

— Сигл, ты берёшь правое крыло, а я левое. Посмотрим на твоё оружие.

Сигл, не выпуская сундучка из левой руки, правой приготовился стрелять.

— Начали! — скомандовала Василиса.

И стена огня охватила конницу с двух флангов. Никто не уцелел, только несколько коней умчались в пустыню. Они быстро осмотрелись, чтобы убедиться, что ничего не потеряли, и ринулись в туннель. Они вскочили в него, когда земля задрожала от новой атаки. Не останавливаясь, они неслись по туннелю, пока не выскочили в пещеру Бэра. Василиса чуть осветила пещеру. Бэр ждал их.

— Пока вы там прогуливались, я протянул паутину до Портала. Я придумал. Я правильно понял, Василиса: выйти ты можешь только одна?

— К сожалению, да.

— Но ведь тебе не ставили условия, что ты не можешь выехать?

— Нет, такого условия мне не ставили.

— Вот и прекрасно! Ты, Василиса, сильная и мощная. Прикрепляйся ногами к моей спине. Сигл, устраивайся под плащом спереди и крепко держись за её шею руками, а ногами за талию. Скарабей, быстро лезь в карман Сигла. А ты, Ария, ползи Василисе в косу и сразу каменей, как только ухватишься за корону. Всё. Крепко держитесь! Я побежал.

Он вылетел в темноту и помчался по своей паутине стрелой. День догнал их уже у Портала. Бэр нашел маячок Василисы. Она подняла анк, и они вылетели на старую лестницу, где ещё валялись два трупа. Ошеломлённый жрец поднял оружие, но Ария опередила его. Он, визжа от боли и держась за оба глаза, в которые плюнула Ария, упал на землю и сучил ногами.

— Жить он будет, но видеть — нет. Не умрёт от голода. Люди любят безумцев, — грустно сказала Ария.

Пирамида рассыпалась. Василиса и Сигл были уже на земле. Бэр прикрыл передними лапками глаза, Василиса положила сверху ещё бумажный пакет из-под еды. Сигл достал из кармана скарабея. Василиса взяла его в руки, положила на камень Портала, где был вырезан жрец, ведущий на верёвочке скарабея, и прикоснулась к нему анком. Камень треснул, и из него вышел настоящий жрец. Он достал длинную, почти невидимую нить и прикрепил к спинке скарабея. Только теперь Василиса поняла, почему тот, кто её встретил, вызвал у неё подозрение: он не вёл на шнурке скарабея. Но тогда ей некогда было об этом думать.

Василиса упала на песок крестом и прошептала:

— Спасибо, Земля. Я в долгу не останусь.

Потом она подняла руки к Солнцу.

— Ра, благодарю, но не прощаюсь. Я отведу на корабль первую партию пассажиров.

Она подошла к жрецу, поклонилась ему.

— Благодарю тебя за помощь. Через пять минут можешь вызывать полицию. Что им сказать, знаешь сам.

Жрец почтительно склонился перед ней.

— Василиса, Портал всегда будет открыт для тебя. Но я знаю, ты придёшь не скоро. Всё, что вы взяли, ваше. Настало время для этого. Всего вам доброго.

Он зашел за колонну старого храма и исчез.

— Ну, Бэр, теперь вы все прокатитесь на мне. Быстро все под плащ!

Её плащ увеличился в размерах, все спрятались под ним и тоже исчезли.

Ольга ещё долго стояла у калитки, обнимаясь с гаечным ключом. Слёзы текли из её глаз. Она не могла понять, что с ней происходит. Как она вообще могла себе позволить такое поведение? Неужели она совсем не умеет владеть собой? Где её чувство собственного достоинства? Как можно вести себя так по-свински, как она позволила себе в течение этих четырёх дней? Что-то здесь было не так. Её природная справедливость говорила ей, что Мирракс здесь ни при чём. Он был безупречен. Да будь она на его месте, она не простила бы и сотой доли своих выходок. А он прощал. И любые проблески в её сумасшествии в сторону нормальности находили в нём живой отклик. Всё дело в ней. Почему она даже не догадывалась, что может быть такой? Почему? Откуда это пришло?

И тут она с потрясающей ясностью осознала, что не пришло, а было в ней. Сидело или лежало в глубине её сущности. А не проявлялось только потому, что до сих пор она не испытывала сильных чувств. Так, мелкие волнения на поверхности. А любовь, любовь внезапная и сильная всколыхнула всю её душу до самого дна. И всё тёмное всплыло на поверхность. Неведомое, неизвестное, а потому и не контролируемое. Ведь каждый раз она обжигалась на новом. Она ещё крепче прижала к себе гаечный ключ. Она даже полюбила его и не расстанется с ним никогда в жизни. Именно он показал ей сегодня, что она не способна убить. У неё даже мысли такой сегодня не было. Это был пройденный этап. Значит, нужно самой покопаться в себе и найти, что же она ещё не испытала в эти дни, и на чём может сорваться снова. Правда, Мирракса уже не вернуть. Но теперь это нужно было ей самой. Она не сможет теперь жить, если не научится управлять этой частью своей души. Иначе она никогда не будет свободна. Всегда найдутся люди или силы, которые смогут дергать её за эти нити, как куклу. Раз это в ней есть, то не прятаться от этого надо, а понимать, отслеживать и научиться управлять этим самой. Тогда она лучше будет понимать других людей. Всё видеть и слышать. И она услышала звон цикад. И этот звук, которого она не слышала, вернее, не воспринимала уже много лет, обрадовал её и вселил надежду. Она вошла в калитку, потом в дом, не зажигая света, разделась, легла на кровать, а гаечный ключ положила под подушку.

А Мирракс смотрел на неё из окна. Одинокая девушка, стоящая под фонарём, прижимая к себе огромный разводной ключ, выглядела трогательно и беззащитно. Хотелось ей помочь, защитить, приласкать. Но он знал, если он это сделает — всё пропало. Она никогда не разберётся в себе. И тогда их жизнь превратится в кошмар. Она, наконец, ушла, а он устало добрался до кресла у камина, сел в него, и так и сидел, раскачиваясь и глядя в никуда.

Он думал о Матери. Ну, никак не выходило у него звать её Василисой! Василиса она для землян. Они, даже самые продвинутые, не могут оценить её мощи и её прекраснодушия. Если бы он мог хоть чем-то ей помочь! Но чем может помочь человек, даже такой, как он, самому мощному существу во Вселенной? У них на планете ходят слухи, что все Странники побаиваются её, и что, возможно, она уже давно глава этой организации. Впрочем, ему-то какое дело. Если так, то она этого достойна. Он не знает ни одного случая, чтобы Мать ошибалась или пощадила себя, или наказала невинных. Честь, которую она ему оказала, просто не имеет цены! Лишь бы она не погибла! Не каждый Странник нырнёт в Портал скрученного узлом времени. Кто-кто, а Мирракс, который всю жизнь занимался временными законами, знает, что в узле времени все сверхвозможности любого существа сводятся почти до уровня стандартной личности.

В камине вспыхнуло синее пламя, а в кресле напротив появился Люцифер. Его прекрасное лицо сияло радостью. Мирракс вздрогнул.

— Что? Не ожидал меня увидеть, Мирракс?

— Признаться, не ожидал.

— А я слушал, слушал твои мысли. А ты не о любимой девушке думаешь, а всё о Василисе и о Василисе. Уж, не в сестру ли мою ты влюблён, Мирракс? — его синие глаза полыхали лукавыми искрами.

— Сам удивляюсь, почему этого не случилось. Как тут у вас говорят? Не по Сеньке шапка!

— Нравишься ты мне, всё больше и больше.

— Если нравлюсь, помоги. А за прошлую помощь — спасибо. Мне бы пришлось десятилетия мучиться.

— Тебе и помогать приятно. Помогу. Слушай меня внимательно. Завтра её не трогай. Она будет читать свою книгу. К вечеру она решит, что познала себя до конца. Не позволь ей найти тебя. Впрочем, у тебя есть работа. Сделай Хранителю переводчик и подари насовсем. Он это заслужил, отпустив дельфинов. Он сумел использовать время, проведённое рядом с тобой, и очень вырос духовно. Но об этом мы ещё поговорим, если выживешь. А это ещё, к сожалению, проблематично. Тут всё зависит только от неё. Не должен это я тебе говорить, но скажу. Скажу потому, что Землю не о себе просил, а о сестре моей. Ольга завтра разберётся во всем, кроме одного, чего она ещё не испытала. И тут ты в безвыходном положении. Если ты её пощадишь, а воли у тебя хватит, она тебе этого не простит. Ни одна земная женщина не простит мужчине отказа, если она ему себя сама предложила! И тогда она убьёт тебя на Церемонии Обряда. А если ты лишишь её девственности до церемонии, то ты должен будешь умереть по Закону, да и её ждёт жалкая участь. Так что прости, друг, от тебя уже ничего не зависит. Ваша судьба теперь не в твоих, а в её руках. И тут даже я не знаю, что может произойти. Единственный твой шанс — дать ей больше времени на раздумья. Пусть она себе ответит, любит она тебя или нет.

— Ну что ж, — тихо сказал Мирракс, — мне назад дороги нет. Я для себя всё решил. Мне нужна эта женщина, и другой в моей жизни не будет. Лишь бы Мать смогла сделать то, что задумала, тогда на моей планете будет наследник нашего рода.

— Я рад, что хоть в чём-то могу тебя утешить. Василиса уже на своём корабле. Ей тоже нужна передышка. Я горжусь своей сестрой. Она сумела вывести из этого страшного места, кроме себя, ещё четверых, очень значимых для Вселенной существ. Среди них и твой племянник Сигл, и мой пропавший Хранитель Портала. Она продлила жизнь Джоссеру, дав ему энергию, которой нет в моей системе, а руки Сириуса не достают до Саккары. Мы несколько раз пытались, но эта энергия быстро трансмутируется. А Василиса отдала ему часть себя. Я бы не посмел её об этом просить.

— Спасибо тебе, Люцифер, — сказал Мирракс, но, глянув в лицо своему собеседнику, опустился перед ним на колени и коснулся лбом пола.

— Спасибо тебе, Ра. Теперь я понял. Люцифер и Солнце — как у вас говорят — сиамские близнецы.

— Молодец! Удивляюсь твоему уму. И мы с братом прекрасно ладим друг с другом. Удачи тебе, человек!

Ольга весь день читала свою книгу. Удивлению её не было предела. Она читала её, как первый раз. А ей казалось, что она выучила её наизусть. Она теперь понимала смысл того, что здесь было написано. Слова были живые. Они ранили и окрыляли, бросали в пропасть мрака и вселяли надежду. Она не поняла только одного: как Ригведа своей любовью может убить своего любимого ещё до Обряда. И она решила, что пойдёт к Хранителю. Уже было поздно, но она побежала на биостанцию. Профессор часто там засиживался почти до полуночи. Ей повезло, окошко его кабинета светилось. Она тихонько вошла без стука. Он молча посмотрел на неё грустными глазами. Ольга на цыпочках подошла к его столу и скромно села на краешек стула.

— Я всё поняла, профессор, но, к сожалению, поздно.

— Мне жаль тебя, девочка.

— Помогите мне, пожалуйста.

— Как? Скажи мне, как? Это ведь не я собираюсь выйти замуж за Мирракса! Я не могу стать тобой. Ты теперь знаешь: эту задачу может решить только сама будущая Ригведа. Только она сама выбирает себе мужа, и никто не смеет ей даже возразить. Только она решает, будет или не будет жить тот, кто посмел её добиваться.

— Это я поняла. Но я не поняла, как можно искренней любовью убить избранника до Обряда. Я не хочу убивать Мирракса. Я хочу родить ему детей. Я не мыслю жизни без него. И даже если он от меня отречётся, а это не исключено после моей последней выходки, я хочу, чтобы он жил. Он прекрасен. Он должен быть счастлив. Он достоин лучшей женщины, чем я.

Профессор внимательно посмотрел на неё.

— Ты, в самом деле, так думаешь, Ольга?

— Конечно. Мне, кроме него, никто не нужен. Сейчас я его потеряла. Но я буду ждать вечно. Может быть, когда-нибудь он простит меня и придёт снова.

— Тогда я за тебя спокоен. Тебе только обязательно нужно ещё раз внимательно изучить Закон.

— Раз вы говорите это, профессор, я сделаю это прямо сейчас. Я больше не хочу кусать себе локти — это очень неудобно.

Она грустно улыбнулась. А профессор облегчённо вздохнул.

— А хочешь, Оля, я тебя порадую? — спросил он, хитро улыбаясь.

— А вы думаете, что есть что-нибудь такое, что меня может сейчас порадовать?

— Я думаю, что есть. Ты знаешь, сегодня дельфины приплывали в бухту. Их было шестеро. И мамаша наша была с ними и позволила измерить и взвесить малыша и взяла лекарство. А дельфинёнок уже такой весёлый разбойник. Совершенно обаятельнейшее существо! И мы работали целый день.

Ольга вскочила в радостном возбуждении.

— Это просто замечательно! Я обязательно завтра приду. Как это прекрасно знать, что они не пленники, и что…

Она вдруг осеклась. Лицо её снова стало грустным.

— И это тоже благодаря ему, — добавила она. — До свидания, профессор. Я просто обязана сделать то, что вы мне посоветовали. Иначе может произойти непоправимое.

Профессор грустно смотрел ей вслед. Он уже ничем не мог ей помочь. Закон суров. Он и так сказал ей слишком много.

Утром Ольга ни свет ни заря прибежала в бухту, села на помост и стала ждать. Она сидела на мате, обхватив колени руками, и думала. Теперь она знала всё. Она нашла тот пункт, на который никогда не обращала внимания, потому что считала это само собой разумеющимся. Спасибо профессору, она бы об этом не подумала. Это на сегодня единственное, чего она о себе не знает? Теперь ей это не нужно, Мирракса больше нет.

Но помнить об этом важно.

Она пропустила первые лучи солнца. И очень испугалась, когда бухта просто закипела. Ольга вскочила на ноги, а в бухте резвилась большая стая дельфинов. Она стала прыгать как ребёнок и хлопать в ладоши. Потом стая умчалась, а в бухте остались только знакомые дельфины и ещё один молодой самец. Он подплыл осторожно к краю помоста, поднял свою любопытную мордочку из воды и стал её рассматривать. Она медленно подошла, опустилась на колени и протянула к нему руки. Он тыкался носом в её ладони, а она гладила его по голове. Он был очень красив. Когда Ольга проводила ладонью по его крутому лбу, он зажмуривал глаза от удовольствия. А её знакомые дельфины выстроились в линию и кивали головами. А этот красавец всё ласкался и ласкался к ней, и она не выдержала и поцеловала его в кончик носа. Он затрепетал и взвизгнул так, что Ольга вскочила, а дельфин выпрыгнул из воды весь и побежал по воде только на хвосте. Так и убежал в море. А остальные всё продолжали кивать головами. У Ольги мурашки побежали по телу. Она на подкорковом уровне поняла, что они чему-то её учили. Но чему именно, она понять не могла.

У неё был абсолютный слух. И звук, который издал дельфин, врезался ей в душу. Ольга не поняла, что они хотели ей объяснить, но сделала открытие, что звуки их речи можно воспроизводить на скрипке. Она помахала дельфинам рукой и крикнула:

— Не уплывайте, я сейчас прибегу!

Потом побежала в гору, даже не думая о том, что они могут её не понять. Выскочив на дорогу, она вприпрыжку побежала к дому. Ольга так была увлечена своей идеей, что даже не посмотрела в сторону дома, где жил Мирракс. А он стоял у окна и с удивлением смотрел на прекрасную девушку, которая как ангел летела над улицей со светящимся от вдохновения лицом. Вскоре она опять выпорхнула из своего дома с каким-то странным предметом в руке и поспешила в сторону биостанции.

Мирракс схватил устройство для записи голосов дельфинов, он собирался этим заниматься сегодня весь день, и побежал за ней. Когда Ольга прибежала на помост, там уже были и профессор, и лаборанты, и приборы, и полное ведро рыбы, и даже маленькое ведёрко с очищенными мидиями и мальками для дельфинёнка. Она аккуратно положила футляр со скрипкой на мат, а сама схватила маленькое ведёрко и подошла к краю помоста. Подозвала мамашу с детёнышем и протянула ведёрко сначала дельфинихе. Та сунула свой нос в ведёрко, достала оттуда мидию и дала детёнышу. Он съел и сам потянулся к ведёрку, но дельфиниха оттеснила его, снова сама взяла мидию и скормила малышу. Третью мидию она положила Ольге в руку и позволила дать её детенышу. Остальное содержимое ведёрка она съела сама, взяла из рук Ольги и проглотила таблетку и даже ещё подкрепилась за общим столом. Ольга вся трепетала от восторга.

Мирракс наблюдал за всем этим сверху. Он устроился в тени какого-то кустика и как бы слился с окружающей средой. На него даже никто не обратил внимания. Мирракс знал, что на любой планете есть что-нибудь, чем можно удивить самого изощрённого путешественника. Но Земля удивляла его тем, что он ещё не перестал удивляться. Это мир парадоксов, и чтобы к нему привыкнуть, нужно здесь родиться и вырасти. Наконец, Ольга вспомнила о той коробке, которую принесла. Она бережно открыла её и достала странную вещь, которая как-то отдалённо была похожа на неё. Пристроила её у себя на плече, прижалась к ней подбородком и провела по струнам палкой, которую держала в другой руке. И Мирракс понял, что это какой-то музыкальный инструмент.

То, что произошло потом, заставило его оцепенеть. Инструмент издал звук, который на дельфиньем языке означает пик страсти. Три самца в бухте выпрыгнули и побежали на хвостах. Она опустила обе руки, и видно было, что она потрясена не меньше него. Потом она сделала ещё один невероятный поступок. Положив инструмент, она взяла из ведра рыбку, подкинула её в воздух и, чуть подпрыгнув, поймала её, словно наградила себя за понимание. Дельфины одобрительно запрыгали и защёлкали. Потом она подошла к краю помоста и положила эту рыбку в рот молодому дельфину. Остальные дельфины снова выразили своё одобрение. Ну, дела! Если бы Мирракс не видел этого сам, он бы ни за что не поверил, что Ольга может поменяться местами с дельфинами. Сейчас они её дрессировали. Он уже готов был броситься вниз. Но тут она снова взяла в руки инструмент и начала играть.

То, что он услышал, его просто потрясло. Сначала он услышал свою собственную грусть и даже узнал интонации своего голоса, потом развернулась панорама бурного моря страстей, которая сменилась такой невыразимой нежностью, что слёзы покатились из его глаз. Внезапно звуки брызнули неудержимым фонтаном радости и так же резко сорвались на тоскливый плач непоправимой утраты и резко смолкли. Он пришёл в себя и увидел, что в бухте столбиками стоят дельфины, высунув головы из воды. Много дельфинов, пожалуй, не одна стая. Потом бухта закипела, и они молча уплыли в море. А Ольга так и стояла, бессильно опустив руки.

Мирракс скатился вниз. Он бережно взял из её рук инструмент.

— Оля, как это называется?

— Это скрипка.

— Странно, — он задумчиво рассматривал инструмент. — Он поёт звуками души, а его назвали скрипка.

А её не удивило, что он не знает, что такое скрипка, и откуда он взялся. Главное, что он был здесь, рядом, смотрел ей в глаза, и она чувствовала, что она тут же умрёт, если он сейчас уйдёт.

Но он не уходил. Он бережно сложил скрипку в футляр, закрыл крышку, обнял её за плечи и повел наверх. Профессор и лаборанты смотрели им вслед.

Они шли молча, пока не дошли до его ворот.

— Ольга, ты не рассердишься, если я приглашу тебя в гости? — робко спросил он.

— А у тебя найдётся что-нибудь поесть?

— Конечно. Я тебя хорошо угощу, — его глаза сияли.

Они вошли в дом. Ольга оказалась в огромной гостиной. Она стояла посередине и растерянно оглядывалась по сторонам. Ей даже казалось, что по комнате гуляет эхо.

— Я согласен, здесь не очень уютно. Пойдём в мою комнату.

Он провел её в небольшую комнату, где чуть ли не половину занимала большая тахта, покрытая мягким ворсистым покрывалом. Был здесь ещё небольшой столик и два уютных кресла. Он усадил её в одно из кресел, включил музыку и исчез. Вскоре он вернулся с подносом, на котором стояли фужеры, рюмки, начатая бутылка хорошего вина, кувшин с соком, фрукты, овощи, несколько изысканных бутербродов и по большому куску жареной осетрины. Перегрузив всё это на стол, он поставил поднос в угол и сел напротив неё. Он взял в руки бутылку с вином и налил в рюмки, а фужеры наполнил апельсиновым соком.

— Давай выпьем за нас.

Она рассмеялась.

— Мирракс, ты, конечно, мне не поверишь, но я ведь совсем не пью.

Он улыбнулся.

— Значит, я твой совратитель.

Она подняла рюмку, они чокнулись. Ольга пригубила вино и поставила рюмку снова на столик.

— Правда-правда. Я не боюсь снова напиться. Просто мне бывает приятно сделать несколько глотков хорошего вина. Но не более того.

Она не оправдывалась. Она теперь могла с ним говорить. Ей было легко. Ольга смотрела в его открытое мужественное лицо. Она его любила. И для неё — это было навсегда. И она всем своим существом ощущала, что это взаимно. Они говорили ни о чём. С удовольствием ели. Он её смешил и с наслаждением слушал колокольчик её чистого и радостного смеха. Каждому из них казалось, что они давно знают друг друга, и что им никогда не надоест вот так сидеть и ужинать вдвоём. И он пригласил её потанцевать. А она сказала:

— Нет. Ты не должен ко мне прикасаться.

— Хорошо. Пойдём. Ты мне ещё поиграешь на скрипке.

Мирракс протянул ей руку, чтобы помочь ей встать с кресла. И вот она уже у него на груди, и бьётся как птичка в клетке его объятий, и затихает под его поцелуем. От длительности и сладости этого поцелуя у них обоих кружится голова. Они со смехом падают на тахту. Ольга, тая от нежности, запускает свои тонкие и трепетные пальчики в его удивительные огненные волосы. И ей кажется, что они радостно светятся между её пальцами. Она ласкает его лицо, мощную шею, сильную грудь. Какое счастье прикасаться к его загорелому телу. Он жмурится от удовольствия, ловит губами её трепетные нежные пальцы. Его руки становятся всё смелее и смелее, он ласкает её уже с неистовой страстью. Он покрывает поцелуями всё её трепещущее тело. Она готова уже раствориться в нём, ещё миг и она станет его женщиной навеки… и навеки одна — кинжалом пронзает её мысль, и в мозгу раздается крик дельфина. Чудовищным усилием вырывается она из его объятий. Он в ярости снова её ловит, она снова вырывается, падает на пол, становится на колени и очень тихо, боясь ещё больше распалить его, громко шепчет:

— Я очень люблю тебя, Мирракс. Но неужели ты хочешь умереть? Если я оскорбила тебя, откажись от меня. Сейчас ещё не поздно. Или поклянись, что убьёшь меня сразу, как это произойдёт. Я согласна. Тебя всё равно убьют. А я не хочу без тебя жить.

Сквозь марево желания он едва слышал её. Он уже готов был снова вскочить, чтобы сгрести её в охапку. Ольга была прекрасна в своей позе мольбы, со слезами, катящимися по щекам большими каплями, с широко распахнутыми глазами. И в этот момент ему было всё равно, жить или умереть.

— О чём ты говоришь? Всё у нас будет хорошо. Мы поженимся. Ты же выйдешь за меня замуж? Я люблю тебя.

И он снова бросился к ней, но его отбросило от неё со страшной силой. Куда всё делось! От неожиданности он даже забыл, где он и что тут делает.

А она уже была на ногах, прекрасная и грозная.

— Ты можешь повторить то, что ты мне сейчас сказал?

«А что же я такое сказал?» — подумал он в ужасе, но вспомнить не мог. Ну что ж, есть беспроигрышный вариант.

— Ольга, я делаю тебе официальное предложение. Выходи за меня замуж. Я клянусь тебе в любви до гроба. Извини, конечно, что я делаю это лежа, но ты сама меня сюда бросила. И я даже боюсь пошевелиться.

Она улыбалась ему ласковой и очень грустной улыбкой.

— А ты обещаешь, что даже не прикоснёшься ко мне? Потому что я не отвечаю за себя. Я теряю голову от твоих губ, от твоих рук, от твоих глаз. Я помогла тебе, Мирракс. Помоги теперь ты мне.

— Обещаю. Не бойся. Я тебя не предам.

— Тогда вставай. Давай на всякий случай доедим здесь всё до крошки и допьём до капли. А потом я скажу тебе нечто важное.

Они все доели и допили. Ольга даже проверила поднос. И, собрав там случайные крошки, отправила их в рот. Потом она придирчиво осмотрела пол, удовлетворённо вздохнула, села снова в кресло и сказала:

— Мирракс, я — Ригведа. И сейчас ты должен решить, как тебе быть. Чтобы стать моим мужем, ты должен пройти церемонию Обряда.

Мирракс вскочил на ноги. Он стоял перед ней, царственный, грозный и гордый.

— Ты боишься, Ригведа? За кого? За меня или за себя? Когда я ехал сюда, я не думал о женитьбе. Но я встретил тебя и сделал свой выбор. Я мужчина и своих решений не меняю, слов назад не беру, клятву даю только раз в жизни.

Она опустилась перед ним на колени.

— Я люблю тебя, Мирракс, — она обняла его ноги и прижалась к ним щекой. — Я не могу больше жить без тебя, и пойду за тобой куда угодно. Больше мне сказать нечего.

Он поднял её, поставил перед собой, положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза.

— Ольга, любовь — это жизнь. Кто предает любовь, тот предаёт жизнь. Надо только уметь отличить любовь от других чувств. Я люблю тебя.

Он прижал её к себе и гладил по голове как ребёнка. Она стояла, прижавшись к нему, и ей было тепло и спокойно. Даже страх перед неведомым, куда поведёт её любовь, исчез. Это сильное плечо оградит её от любой беды. Он обнимал единственную женщину во Вселенной, за которую он не задумываясь отдаст свою жизнь.

И вдруг они почувствовали, что в доме они не одни. И тут же дверь комнаты открылась, и в комнату вбежал мальчишка.

— Они здесь! — крикнул он и, подумав, добавил: — Клянутся в вечной любви.

Мальчик подошел к ним, взял их за руки и повёл в зал. А там их ждало большое общество.

Мирракс и Ольга остановились на пороге и несколько минут разглядывали собравшихся. Здесь были все: Ра, Василиса, родители Ольги, профессор и Сигл, который ещё раз сбегал в комнату и уже стоял около Василисы.

Ольга бросилась к своим родителям, обняла их.

— Мама и папа, мои любимые и дорогие, я выхожу замуж. Вот мой избранник, — она показала на Мирракса. — Его зовут Мирракс. Благословите меня.

Ольга опустилась перед родителями на колени.

— Ты решила, дочь моя. Закон велит принять твоё решение, — сказала мать Ольги, и они оба, отец и мать, поцеловали её в лоб, подняли и поставили рядом с собой.

А Мирракс подошел к Василисе, опустился на колени, коснулся лбом пола и тихо сказал:

— Благодарю тебя, Мать.

Она положила руку ему на голову и тоже прошептала:

— И ты не обманул моих надежд.

Мирракс, не вставая с колен, поклонился Ра.

— Спасибо, Ра. Благослови своего гостя.

Ра положил ему руку на голову.

— И мои ожидания ты оправдал. Будь счастлив!

И только после этого Мирракс встал и протянул руки к своему племяннику.

— Ну, здравствуй, мой мальчик!

Сигл бросился к нему на шею, обнял его и расплакался как ребёнок. А ребёнку этому было на несколько тысяч лет больше, чем дяде.

— Друзья мои! — голос Василисы звучал торжественно. — Сигл говорит, что в той комнате даже поднос вылизали. Я думаю, Закону всё равно, был это завтрак или ужин. Через двадцать минут можно приступить к церемонии Обета и коронации Ригведы. Ригведа Ольга, вот твоё платье, иди одеваться. Хранитель научит тебя, как это сделать.

Профессор подошёл к Василисе и взял из её рук небольшой ларец, на который Ольга посмотрела с подозрением. В этой шкатулке мог поместиться разве что один чулок. И они ушли в комнату Мирракса. Василиса подошла к матери Ольги.

— Не торопись, Ригведа. Твоя корона тебе ещё пригодится. Ты родишь ещё одну дочь, она и станет твоей преемницей на Земле. Ольгу мы увезем с собой. Её будущий муж — отличная партия. После Обряда, если всё пройдёт как надо, а я на это надеюсь, вы всё узнаете. Корону я ей тоже привезла. И подарок. Вот книга. Она сделает её очень могущественной Ригведой. Здесь в центре был камень, я заклеила розетку очень ценной вещью, а камень получат твоя внучка и твой правнук. Сейчас сюда войдут ещё несколько Хранителей. Вы проведёте обряд по всем правилам. А я немедленно ухожу. Меня не будет дня три или четыре. Как только я вернусь, мы уйдём. Поживите это время здесь. С Ольгой вы не скоро увидитесь, — она весело улыбнулась. — Но не очень докучайте молодым. И ещё. Мою корону не трогай. Венчать будет Ра. Это действительно МОЯ корона, для тебя она опасна.

Мать Ольги низко поклонилась Василисе. А та словно растворилась в воздухе.

И помчалась Василиса на родину своего любимого сына.

Не просто так Василису вся Вселенная называла — Мать. Так уж получилось, что все знали, что этот Странник — женщина. Среди Звёздного народа она славилась невиданной мощью. Она могла и погасить звезду, и родить новую. Поэтому её визит в любую звездную систему вызывал трепет и у звёзд, и у их планет. Перед людьми она всегда появлялась в образе прекрасной женщины. На Земле её знали как Василису Премудрую. К другим разумным существам Мать приходила только в образе человека. Но если нужно, могла принять любую форму.

К Земле у неё было особое отношение. Здесь она родила своего сына Ивана, получеловека — полузвезду. Отец Ивана был человеком. Поговаривали в Звёздном народе, что все остальные дети Матери — звёзды — это вдохновенная работа творца. И только Иван — плод любви. Любви к человеку существа, которое мощнее любой звезды. Любовь эта длилась только короткую человеческую жизнь. Много сказок на Земле о Василисе Премудрой. Да, здесь она была не один раз. Навещая своего младшего брата, она всегда помогала ему. Но только раз она любила и была счастлива как обычная женщина. Но все остальные сказки или легенды не беспочвенны: работала Мать, а славу пожинала очередная Ригведа. И мощь земных Ригвед становилась всё больше, знания глубже, а популярность в Галактике, да и во Вселенной росла. Ригведы были носителями и хранителями знаний. Они помогали Ра воспитывать человечество, готовя его к вступлению в Галактическое Сообщество. А их посланцы в Галактику готовили Галактический разум к слиянию двух Вселенных. Работа трудная и опасная, она унесла уже много ценных жизней. Звёздный народ и высшие существа Галактики много вложили в историю Земли. На Земле самый лучший генофонд во всей Вселенной. И настало время Земле делиться своим богатством с Галактикой. Мать первая отдала своего сына Галактике. Теперь Мирракс увезёт с Земли Ригведу. Мирракс — мощная личность. Значит, в ближайшие века всё будет идти по плану.

Она улыбнулась, потому что стояла на земле. Снова проведя ритуал общения, она сказала:

— Земля, ты должна мне ещё полчаса. Верни меня на момент рождения моего сына.

И оказалась в своём доме. Она быстро нашла тайничок, куда сбросила лишнюю энергию мальчика, и перекачала в синий камень, который вытащила из обложки книги. Спрятала камень. И только потом позвала мужа и положила ребёнка ему на руки.

Она оставила себе полчаса счастья. Всего полчаса среди каторжного труда тысячелетий. Через полчаса она очнулась в той же позе крестом на земле. Из глаз выпало несколько слезинок, и она прошептала:

— Спасибо, Земля. Копи силы. Я приду когда-нибудь ещё и в долгу у тебя не останусь.

Она встала, сменила платье Василисы на плащ, и медленно вошла в город. Она проходила мимо ювелирных мастерских, подолгу стояла перед ними и снова шла дальше. Наконец, она остановилась перед маленьким двориком на окраине города. В глубине двора стоял сарай с трубой. Она открыла калитку, пересекла двор и вошла в сарай. В глубине, у окошка, сидел ещё не старый мужик и что-то плёл из золотых нитей. Видно было, что он пьян.

— Это ты Сенька Грохот? — спросила она с порога.

— Ну я. А что?

— Я когда-то знала твоего прапрадеда, — даже для пьяного остальных три"пра-"было многовато.

Он поднял свою голову от работы и с интересом посмотрел в её сторону.

— И что?

Она откинула капюшон и подошла ближе. Он развернулся к ней и уставился во все глаза.

— Смерть моя пришла, что ли? Раз знаешь моего предка в пятом колене, Сеньку Грохота, значит, Смерть. Красивая. С такой пойду.

— Вижу, ты смерти не боишься. Но я не твоя смерть. Я принесла тебе работу.

— Работу, говоришь? — он сразу заговорил по-другому. — Показывай.

Она протянула ему синий камень. Он осторожно взял его двумя пальцами и поднёс к окну. Долго его рассматривал, потом положил камень на край своего рабочего столика, повернулся к ней и упал в ноги.

— Прости, Василиса, не признал. Народ нынче в сказки не верит. Что с камнем делать хочешь?

— Хочу разрезать его на три части и сделать три кулона.

Он уже стоял перед ней, трезвый как стеклышко, и прямо смотрел на неё своими большими и совсем молодыми глазами.

— Всё-таки убить меня пришла. Я только коснусь этого камня резцом, сразу жизни лишусь. Да и нет у меня такого инструмента, чтобы его разрезать. Давно деды всё растеряли или попрятали. И материала нет, чтобы эту энергию держать. Золото — тьфу, испарится за год.

— И инструмент дам, и металл, и сама подмастерьем буду. Времени только мало: три дня и три ночи. Заплачу тоже хорошо.

— Ну, если так, чего время терять? Действуй. А я пойду камень на солнце разглядывать.

Он вышел в дворик, поднял голову, поставил камень между глазом и солнцем и долго смотрел в него. Когда он вернулся, его сарайчик сиял как маленький заводик по изготовлению суперчистой оптики. Сенька и глазом не повёл, и вроде не заметил, что одежда на нем другая и даже перчатки на руках супертонкие. Он сразу подошёл к большому микроскопу и положил камень на предметное стекло.

— Смотри, Василиса. Не поверил я тебе, что этот камень можно на три части резать, но ты права. Уже и размечено. Даже определено, какая часть кому, не перепутаешь. Теперь твоя работа. Дели энергию на три части и смотри, чтобы на разметке ничего не было, мне и энергии самого камня с лихвой хватит.

И пока Василиса колдовала над камнем, он взял резак, который лёг в руку, как там и родился. Сенька подошёл к своему столику, который тоже преобразился. Да и окно теперь было через всю стену. Он выбрал из коробочки камушек, с виду похожий на алмаз, закрепил его, нажал на кнопку. Тонкий, почти невидимый луч начал срывать ненужные участки. Сенька радостно вздохнул. Подошла Василиса.

— Я сама буду его держать. Режь.

Долго они возились, но разрезали камень. Даже маленьких крошек не осталось.

— Не переживай, всё, что в коробочке, тебе оставлю.

— Там, конечно, немало. Но этот — невиданный красавец! — восхищенно разглядывая все три части, проговорил Сенька. — А чего ты ко мне пришла? Сама не могла всё сделать?

— В том-то и дело. Сделать это должен человек. И сделать это нужно здесь, на Земле. Чем больше любви в свою работу вложишь, тем больше сила камня будет. Я же сказала, хорошо заплачу.

— Премудрая, а дура, — сказал он беззлобно и бесстрашно. — Да поработать мастеру с таким камнем — само по себе награда.

Так и проработали они три дня и три ночи. Наконец, три прекрасных кулона в изящных футлярчиках лежали перед ними на столе. Василиса смотрела на них с восхищением. Мастер, стоящий рядом, — с грустью. И вдруг все три кулончика хором и громко выкрикнули:

— Спасибо, Семён Семёнович! Будь здоров и живи долго!

Сенька так и грохнулся в обморок. А когда очнулся, Василисы уже не было, а мастерская осталась. Он хотел выскочить во двор, но бежать пришлось долго. А когда он всё-таки выбрался на улицу, то увидел, что вышел из большого дома. Двор был окружён хорошим забором, хорошо ухожен и засажен цветами и деревьями. Он вышел за забор. Оттуда всё выглядело просто замечательно. А на стене висела табличка: «Ювелирный мастер Семён Семёнович Грохот».

Сенька заплакал, молча, смахивая слезы, вернулся во двор, закрыл калитку. Остановился, поклонился и тихо сказал:

— Спасибо, Василиса. Ты щедро мне заплатила.

А Василиса была уже далеко. Она стояла на утёсе и смотрела, как далеко в море катаются на дельфинах Мирракс, Ольга и Сигл. Внизу, на помосте, профессор и лаборанты общаются с дежурными дельфинами. На скамейке около биостанции сидят, обнявшись, родители Ольги и тоже смотрят в море. Она подняла лицо к солнцу.

— Ра, приходи вечером попрощаться.

Потом подсела на скамейку к родителям Ольги.

— Грустишь, Ригведа?

Та попыталась вскочить. Но Василиса её остановила.

— Сиди. Привыкай к мысли, что ты первая послала дочь на битву. Да, считай, что мы родственники уже. Внучку твою в невестки возьму. Посмотри, какой я ей свадебный подарок приготовила.

И она показала кулон из синего камня.

— Благослови внучку. Другого случая может и не представиться. Только корону не забудь активировать, а то убьёт тебя камушек.

Ригведа благоговейно взяла кулон в руки. И они с мужем долго что-то шептали камню.

— Спасибо, Василиса. За всё спасибо. Но не думай, что я не отдала бы свою корону дочери.

— Знаю, отдала бы. А Земля осталась бы без Ригведы? Нет, дорогая, у тебя ещё много работы. Идите домой. Скоро Ольгу пришлю попрощаться.

Василиса ещё долго сидела одна. Она любила Землю. И час отдыха в этом прекрасном её уголке наполнял душу радостью. Это была передышка в её жизни, где не было места слабости и покою.

Потом она свистнула. Дельфины подпрыгнули и умчались в море, кроме одного, который был опутан проводами датчиков. Профессор поднял голову, увидел Василису, дал распоряжение помощникам сворачивать работу, а сам пошёл наверх. Он поклонился Василисе, а она предложила ему сесть рядом.

— Как прошла церемония, Хранитель?

— Всё хорошо. Ольга нервничала, но держалась достойно. Ещё бы! Ей готовиться к этому надо было ещё лет десять.

— Да. Девочке досталось.

— Люцифер её не щадил. Если бы не Мирракс, с её мощью ей и десяти лет не хватило бы. Где ты такого нашла, Василиса?

— Нашла. Очень важный человек. Девочка попадёт сразу в высшее общество.

— А выдержит?

— Сам говоришь, что она мощная. И Мирракс будет рядом. Хранитель, и ты не останешься без работы. Учись общаться с дельфинами. Когда научишься общаться без прибора, уничтожь его. И только после этого узнаешь у них, куда метнуло ариев, в нашу или в ту Вселенную. Если хотя бы часть из них попала в нашу Вселенную, узнай, куда именно. Это очень трудное задание, потруднее, чем воспитывать Ригведу. А значит, и статус выше. Потом расскажешь всё Ольге, но только тогда, когда она об этом спросит. Если спросит, значит, я уже в ней уверена. Всё. Я пока прощаюсь с тобой.

Он встал и поклонился, потом скрылся в здании биостанции. А на помост уже один за другим спрыгивали Мирракс, Ольга и Сигл. Они попрощались с дельфинами. Запоздавший дельфин подплыл к ним, высоко подпрыгнул и ткнулся носом прямо Ольге в губы. И все четверо умчались в море.

— Коварная! Может быть, мне устроить сцену ревности? — грозно крикнул Мирракс.

Но Ольга спокойно обняла его за талию, и он счастливо рассмеялся. Они поднялись к Василисе, почтительно с ней поздоровались, и все вместе вышли с территории биостанции. У ворот Ольга остановилась.

— Я вас догоню. Я должна проститься с профессором.

Она вернулась.

— Хорошо ты её воспитал, Мирракс. Способный!

Он усмехнулся.

А Ольга, влетев в кабинет, бросилась к профессору.

— Учитель! За всё тебе спасибо. Не поминай меня лихом.

Она обняла его и поцеловала.

— Хранитель, ты ведь знаешь, у меня мало личных вещей. Вот только этот золотой обруч, мне его бабушка подарила. Я его никогда не носила. Сегодня надела, чтобы подарить тебе.

Она сняла с шеи тонкий золотой обруч и надела профессору на шею.

— Ригведа, ты разве не знаешь? Это награда Хранителю, воспитавшему Ригведу. Это высшая оценка моего труда. Не у каждой Ригведы есть такая вещь. А из тех, у кого есть, не всякая с ней расстается. Ты будешь могущественной Ригведой.

— Я пошла. Прости меня за всё.

Ольга быстро вышла из кабинета, чтобы скрыть слезы. Она была очень сильно привязана к этому человеку, почти так же, как к отцу и матери.

Её ждали. Они не спеша пошли по поселку. Ольга понимала, что она уже никогда здесь не пройдёт. Около ворот они остановились. Василиса сказала:

— Иди, Ольга, простись со своими родителями. У тебя только час времени. Мирракс придёт за тобой.

Она благодарно посмотрела на Василису и помчалась в дом, где прожила последние три года. Они подождали, пока она войдёт в дом, и сами пошли в свой. В гостиной Василиса предложила Мирраксу сесть в одно из кресел, стоящих у камина, а сама села в другое. Она вытащила большой рубин, одетый в земидовую оправу и с такой же цепочкой.

— Сигл, иди сюда. Вот твой подарок для дяди. Ты доволен? Сама, между прочим, оправу делала. Хороший мастер обучал меня ювелирному делу.

Все трое рассмеялись. А Мирракс сказал:

— Кто бы мог подумать, что вы исчезли на эти три дня, чтобы обучиться ювелирному искусству.

Сигл внимательно и придирчиво осматривал вещь. Потом подошёл к Василисе и поцеловал руку, и только после этого он повернулся к Мирраксу.

— Дядя, пора бы тебе поменять земную одежду на костюм правителя Орва.

Земной костюм Мирракса сразу изменился. Ноги обтянули зелёные, светящиеся мягким светом, брюки, уходящие в матовые светло-зелёные сапожки. Футболку сменила свободная рубаха из такого же материала, как брюки. Широкие рукава рубахи на запястьях были схвачены сияющими земидовыми браслетами. Ворот рубахи был высокий, но чуть свободнее, чем у земного свитера. А его солнечные волосы были, как короной, тоже стянуты земидовым обручем с огромным чёрным бриллиантом на лбу.

— Теперь мой подарок тебе к лицу, — смеясь, сказал мальчик и надел ему на шею кулон.

Мирракс осторожно поднёс камень к глазам и на задней плоской грани рубина разглядел маленький анк. Он испуганно посмотрел на ребёнка, потом схватил его и подбросил под потолок, поймал и, держа его перед глазами, сказал:

— Малыш, сделать такой подарок дяде — большая наглость.

Поставил Сигла на пол и добавил:

— Представь себе, я знаю силу этого камня и знаю, как им пользоваться. А знаешь ли ты, что это наша семейная реликвия?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Мать, у этого ребёнка феноменальная интуиция! Впрочем, иначе он бы и не смог выжить, — грустно закончил он.

— Да, Мирракс, ты прав. Ты ещё не знаешь, что он выбрал для своей матери и для меня. Садись, дорогой. Начало положено. Планы у меня грандиозные. Ты ещё не устал у меня на службе?

Мирракс усмехнулся:

— У меня ведь нет выбора. Но ты хорошо платишь, Мать. А если серьёзно, то ты же знаешь, что работать с тобой — это честь, которой в нашей Галактике удостоены единицы из людей. Благодарю тебя за то, что твой выбор пал на меня.

— Ну что ж, всё обговорено. Иди за своей женой.

Мирракс вышел на улицу снова в одежде землянина, пересёк дорогу и вошёл в дом Ольги. Он низко поклонился родителям Ольги, взял её за руку, и они пошли. На пороге они оглянулись, ещё раз помахали свободными руками и удалились.

Когда они вошли в гостиную, Ольга онемела. Она первый раз увидела своего мужа в такой одежде. Она в своей жизни никогда не видела мужчину прекраснее Мирракса, но сейчас она поняла, что перед ней настоящий Принц. О таком она даже и не могла мечтать, потому что мечтать можно только о том, что знаешь, или хотя бы один раз видел, или слышал хоть краем уха. Если бы она могла любить сильнее, она бы сделала это сейчас. Она не понимала, что это было последнее её испытание. Это была её личная заслуга, что всю силу души она отдала пусть чуть странному, но простому парню. Пикантность этой минуты была в том, что сама она была одета как Мирракс, только на голове у неё была корона Ригведы, а на кулоне с рубином не было тайного знака. Но она этого не замечала, чем вызвала добрую улыбку всех, кто её встретил. А в гостиной, кроме Василисы и Сигла, был ещё и Ра.

Они преклонили перед ним колени и поклонились до пола.

— Ригведа, тебе идёт костюм королевы, — ехидно сказал Люцифер.

— Я горжусь тобой, дочь моя, — проникновенно сказало Солнце.

— Спасибо, Солнце, за твою доброту, тепло и мудрость. Спасибо, Люцифер, за твою науку, — тихо сказала Ольга.

— Что ты хочешь взять с собой на память о Земле? — спросил Ра.

— Только две вещи: книгу, которую подарила мне Василиса, и мою скрипку.

— Люцифер, ты разрешаешь ей взять скрипку? — спросило Солнце.

— Конечно, — смеясь, ответил тот. — Скрипка — лучшее орудие искушения!

— Прекрасно. Достойный выбор, — одобрил Ра. — Бери свои вещи и становись ближе к сестре.

— Подожди, Ольга, — вмешался Люцифер. Лицо его было воплощённым ехидством. — Вот тебе личный подарок от меня. Негоже хранить свою семейную реликвию в футляре для скрипки. Чего доброго, хороший инструмент сломаешь.

И в руках у Ольги оказался длинный ящичек из чёрного дерева, покрытый лаком и инкрустированный перламутром. Ольга покраснела до кончиков пальцев. Дрожащими руками она открыла футляр скрипки и достала оттуда огромный ржавый гаечный ключ. Всё общество хохотало до слёз. Мирракс, смеясь, подошел к ней поцеловал её в щёку и помог уложить сокровище в новый футляр. А Ольга упрямо и гордо прижала его к себе вместе с книгой и скрипкой. Всё ещё улыбаясь, Ра повернулся к Мирраксу, который снова опустился перед ним на колени.

— Пришла пора расставаться, Мирракс. Встретил я тебя настороженно, провожаю как друга. Что ты хочешь взять на память?

— Я одарён сверх меры. Твое признание — самый ценный подарок. Ты подарил мне жену, племянника и семейную реликвию. Что мне ещё хотеть? Но я хочу. Я хочу рояль.

Люцифер расхохотался так, что всё задрожало.

— Жадность твоя не знает пределов, парень! И как это раньше мне в голову не пришло? Да, ладно уж! Бери рояль. Но ты же знаешь, я ничего не даю даром. Вернёшься и поработаешь у меня Учителем. А первого сына отдашь Земле.

— Вернусь, Люцифер, обещаю. И сына Земле подарю, она на него имеет право. Да, Ольга?

Ольга кивнула. Он встал и тоже подошёл к Василисе. А его место занял Сигл.

— Я рад за тебя, мальчик. В искупление моей вины перед тобой я оставляю тебе память и знания, которые ты приобрёл в узле времени. И разрешаю взять карты Вселенных, — Ра ласково положил руку ему на голову.

— Спасибо тебе, Ра, за то, что подарил жизнь мне и моим друзьям. И разреши мне взять с собой подарок для моей мамы.

— Возьми. Но я чувствую, что ты ещё чего-то хочешь.

— Да. Жадность, видно, наше фамильное качество. У меня просьба к Люциферу. Подари мне полное знание о картах. А я обещаю преданно служить твоей сестре. Подари полное знание о подарке для мамы. И я обучу её, а она построит новые корабли для Матери.

Сигл замер, не смея поднять глаз.

— Скромный мальчик, — хихикнул Люцифер.

И вторая руку Ра легла на голову мальчика.

— Иди уже! А то ещё что-нибудь попросишь. И дай нам попрощаться с сестрой, — притворно грозно проворчал Люцифер.

Василиса всех со своими подарками отправила к роялю. А сама подошла к брату и обняла его.

— Я люблю тебя, Ра, моё доброе Солнце, мой лукавый Люцифер.

3. ПРИНЦЕССА АРИЯ

— Здравствуй, отец! — Мать низко поклонилась Мохнатому. — Я пришла к тебе за помощью.

— Здравствуй, дочь!

Он обнял её и прижал к себе. Он не боялся своей грозной дочери. Впрочем, она тоже не боялась своего отца, очень могущественную сущность, создавшую целый рукав Галактики. Это были родственные объятия. Они обменялись родовой энергией. Даже самому мощному существу необходимы покой и благословение родительского объятия. И каждый родитель нуждается в признании, любви и благодарности своего ребёнка.

— А ты совсем не изменилась, моя девочка, такая же щедрая и честная, какой была всегда. Не перестаю этому удивляться. Ведь твоя работа исключает наличие эмоций.

— Служба — одно, а личная жизнь — совсем другое. С другой стороны, если эмоции контролировать, они не мешают и даже помогают в работе. Я теперь могу снова веками скитаться и делать своё дело уверенно и спокойно, зная, что хоть одно существо любит и понимает меня, верит мне и не боится. Я ведь живая. И ещё. Какой бы силой и мощью ты ни обладал, есть дела, которые решить можно только по дружбе. А дружба требует больших затрат энергии. Но и даёт немало, если она настоящая.

— Ты всегда была умна. То-то дед твой в тебе души не чает. Считает тебя своей правой рукой. А ко мне ты с чем пожаловала? С дружбой? Службой? Или родственным визитом?

— Хочу всё совместить.

— Что ж! Добро пожаловать в родительский дом.

И возник дом, если это можно было назвать домом. Нечто прекрасное и грандиозное одновременно. Сооружение переливалось всеми оттенками зелёного цвета от самого светлого, почти голубого, до самого тёмного, почти чёрного. Изысканный дворец и мощный форпост Вселенной.

— Как давно я здесь не была! Детством запахло. Как будто ничего и не изменилось. Хотя нет! Всё вооружение новое. Я вижу, ты следишь за достижениями Виги.

— Ты опасный гость, дочка! Если бы не обняла с дочерней любовью, сейчас бы содрогнулся.

Они всё ещё стояли перед изумрудной дверью на площадке у входа в дом. Изумруд — камень честности. Дверь сияла радостным ровным светом. Мать с лёгким сердцем положила ладонь на камень, ощутила тепло родного дома и ещё какое-то странное щемящее чувство невозвратимости начала.

Отец смотрел на неё с грустной нежностью. Даже он не рискнул бы пожалеть это мощное существо, но он её понимал. Она почувствовала его состояние и оглянулась.

— Теперь я считаю своим домом дом Ивана, правда, бываю там очень редко. У меня есть, конечно, и свой дом на Земле. Ра хорошо за ним смотрит. Но там я бываю ещё реже.

— Входи, входи! Дом узнал тебя. И нечего прибедняться! В этот дом ты всегда можешь войти и жить здесь сколько угодно.

Она отошла от двери и хотела что-то сказать, но он её перебил:

— Да всё я знаю. Не ко мне в гости пришла. Долго бы я тебя ещё не увидел, если бы не твоё дело.

— А раз знаешь, давай обойдёмся без лишней траты времени на тонкие дипломатические переговоры. У тех, у кого в запасе вечность, тоже бывает цейтнот. Я пришла, чтобы попросить тебя устроить мне встречу с твоей женой.

Он тяжело вздохнул.

— Ох, и трудно мне, простому, с вами, хитрыми. Ты прекрасно знаешь, что Кали нельзя ни о чём просить. Она сама делает то, что считает нужным. Не заметила ты её присутствия только потому, что появилась она в тот миг, когда ты коснулась двери рукой. Или всё-таки заметила? — он лукаво глянул на неё из-под лохматых бровей. — Ты проявила достойную деликатность, когда без ведома хозяйки не вошла в дверь, ведущую в общие покои. Надеюсь, на сегодня ваши взаимные испытания закончены, и ты, наконец, войдёшь в дом. Кали ждёт тебя.

При этих словах дверь открылась, и они оба вошли в огромный зал. Мерцающие малахитовые стены уходили, казалось, в небо, усыпанное звёздами. А в самом центре зала, словно в лунном сиянии, стояла Кали в образе Зелёной Тары, тихо позванивая браслетами и другими украшениями.

— Приветствую тебя, Василиса! Добро пожаловать в отчий дом.

Мать низко поклонилась, остановившись на расстоянии десяти шагов.

— Спасибо, что откликнулась на мой зов. Я пришла не с пустыми руками.

Кали усмехнулась.

— Я давно удочерила тебя и всё равно иногда жалею, что не я твоя мать. Только тогда бы я могла гордиться тобой больше, чем могу это делать сейчас.

— Эти слова — сами по себе высокая награда. Быть вашей гостьей большая честь.

— Ты очень устала. Отдохни. Я потанцую для тебя.

Мать и в самом деле нуждалась в отдыхе. Через секунду она лежала на широком ложе, окружённая мягкими подушками и подушечками, источающими тонкий аромат. Рядом стоял столик с едой и напитками. Чуть слышно звучала музыка, звенели браслеты и колокольчики танцующей Тары. Она танцевала древний храмовый танец апсары. Ритуал заключался в том, что танцовщица входила в транс и вводила в него своего зрителя. Когда она входила в информационное поле своего зрителя, то языком жестов могла передать всю информацию знающему наблюдателю. Когда это произошло, Мать облегчённо вздохнула. Теперь не нужно будет самой всё рассказывать. Она просто расслабилась и освободила блокировку памяти.

— Молодец, — похвалила её Кали. — Когда я закончу, тебе станет легче.

Это была тяжёлая работа.

Когда она встретила Бэра в узле времени, у неё на раздумье был только миг. И в душе не было сомнений. Не было сомнений, спасать или не спасать Арию. Хотя та, как истинная принцесса, ни о чём её не просила. Но было понятно, что без Сигла и Бэра, в полном одиночестве, она долго не протянет. Но уже на корабле стало ясно, что дни Арии сочтены. Было больно смотреть на это прекрасное существо, которое очень долго бескорыстно служило людям, а теперь погибает. Мать никогда и никого не бросала в беде. В данной ситуации можно было устраниться. Это не входило ни в круг её обязанностей, ни в круг её интересов, и было даже за пределами её знаний. Но душа болела. Она знала: если Ария погибнет, она себе этого никогда не простит. А Странник с пятном на совести — не функционер. И жизнь Арии стала делом чести для Матери. Когда она выводила Арию из безвременья, она собиралась ей помочь, но думала, что у неё будет для этого достаточно времени. Теперь было видно, что дорога каждая секунда, а не день. А о нескольких годах, на которые она рассчитывала, можно было забыть. Тогда она решила поговорить с Бэром.

Она знала, что Бэр — сын Кали. Они встречались с ним и раньше. Как такое мощное существо, как Бэр, оказалось в западне? Это казалось маловероятным. Скорее всего, он пришёл туда сам. Зачем? Он ведь не Сигла охранял. Он охранял Арию, а Сигла за компанию.

Нужно было, чтобы разговор оказался откровенным. Но захочет ли этого Бэр? Необходимо, чтобы захотел. И тут пришла на выручку отличная мысль. Они ищут пути для сотрудничества двух Вселенных. Высокая дипломатия решает это на уровне долгосрочных прогнозов. А почему бы совместно не сделать одно маленькое общее дело: побороться совместными усилиями за жизнь всего одного существа. Эта мысль принесла ей надежду. Но тогда она ещё не знала, какой ценой они все заплатят за эту надежду.

— Бэр, вы сможете меня сейчас принять? — вежливо обратилась она к своему гостю через систему коммуникаций корабля, хотя могла бы обойтись и без этого. — Мне необходимо срочно поговорить с вами.

— Я готов встретиться с вами, — в его голосе чувствовалась тревога.

— Хорошо. Я сейчас приду.

Перед дверью в секцию Бэра она остановилась, решая в каком виде к нему войти. Но уже через секунду вошла в своём обычном облике Василисы. И была приятно удивлена. Бэр встретил её тоже в облике человека. Это был высокий сильный мужчина с волевым лицом и мудрыми тёмно-серыми глазами. Волосы стального оттенка коротко подстрижены. На левой щеке чёрный прямоугольник — метка Кали.

Мать облегчённо вздохнула. Разговор состоится. Такого благоприятного поворота событий она не ожидала. Но тут же поняла, в чём дело. Ария умирала. Она лежала на подушечке в окаменелом состоянии в виде жезла фараона, и жизнь едва теплилась в её теле. Её мощный мозг был здоров и жил, но гордо молчал. Ария по-прежнему не просила о помощи.

— Бэр, — она начала свой разговор без предисловий. — Не знаю, почему, но я считаю своим долгом вернуть к жизни Арию. Когда я выводила вас из узла времени, у меня не было ощущения, что это как-то связано с моей работой. Просто я могла кому-то помочь по ходу дела, и я помогла. У меня был план помочь ей потом. Мне казалось, что у меня много времени, ведь она ещё так молода. Я надеялась, что успею собрать нужную для этого информацию. Но Ария умирает.

— Да. Ария умирает. Она умирает давно. Безвременье — был единственный способ остановить этот процесс. Поэтому я и оказался там, рядом с ней. Я нашел её в одном из склепов и сам втащил её в Портал.

— Выходит, я не спасла её, а погубила.

— Не вини себя. Там можно было ещё долго поддерживать её жизнь, но лечить её можно только здесь. И если бы не ты, она бы всё равно погибла. Там хоть и редко, но бывают промежутки реальности. И процессы, идущие в эти короткие моменты, тоже реальны.

— Бэр, почему ты сразу мне этого не сказал? Я бы действовала иначе. Я бы не стала идти окольным путём и поговорила бы с Ра. Хотя и предпочитаю не спрашивать его о том, что происходит на его планетах. Он очень ревниво относится к таким вопросам, даже если они исходят от меня.

— Ты очень умна, Василиса. Ты задала ключевой вопрос. В этом состоит основное отличие этики нашего мира от вашей этики. У меня нет слов, чтобы сказать это, потому что таких слов ещё нет. Их предстоит найти, если мы хотим сотрудничать. Но я постараюсь, и, думаю, ты меня поймёшь. Ты видишь чёрную метку на моём лице? Ты знаешь, это метка Кали. Но ты не знаешь, почему она ставит эти метки. По ней она мгновенно найдёт любого, в каком бы виде и где бы он ни был. Любое существо, попадающее в ваш мир из нашего, в каком бы обличье оно ни пришло, несёт эту метку. Поэтому Кали и живёт в зоне перехода. Но так было не всегда. У Арии этой метки ещё нет. А проблема в том, что сущности нашего мира не имеют права ни у кого и ничего просить. Это этическая норма. И учат этому будущее живое существо ещё до рождения. Дело в том, что биоэнергетика наших организмов так велика, что даже невинное желание, ещё не осознанное на уровне мозга, звучит как приказ. В вашем мире вы с этим сталкиваетесь только при уходе за младенцами. Когда биоэнергетика будущего существа настолько велика, что, испытывая желания, он управляет вашими действиями. В нашем мире это усилено в сотни, а иногда и более раз. Поэтому существует ещё одно этическое правило. И этому обучают с момента рождения. Мы слышим все желания окружающих нас сущностей, но имеем право выбора: отвечать на них или нет. Вас этому не учат, потому что не знают, чему и как учить. Примером этого служат ваши домашние коты. Они пришли в ваш мир очень давно, когда проход был ещё открыт. Их брали с собой те, кто работал на Земле по её благоустройству ещё до рождения Ра. Это разумные сущности, но желания их примитивны. И они хорошо прижились в вашем мире, особенно среди людей. Люди выполняют все их прихоти, а они сами выбирают, что они хотят для людей сделать. Снимают стрессы, им не нравятся неуравновешенные хозяева. Иногда они лечат, а самые умные навевают своим хозяевам мудрые решения. И живут при этом припеваючи. Люди их даже любят. Тут даже не стоит ничего менять, тем более, что они не нарушают главного правила — ничего не просят. Просить в нашем мире — преступление гораздо большее, чем в вашем мире убийство. Просьба включает в организме такие механизмы, которыми даже мы ещё не научились управлять, хотя и изначально с этим живём. Просьба — это не только приказ о беспрекословном подчинении.… Нет. Это не точно. Точнее, так: сущность, выслушавшая чью-то просьбу, уже не имеет своих желаний. Не иметь своих желаний — это хуже, чем не жить. В вашем мире высшие существа обладают врождённым иммунитетом против этого. Они очень сильно реагируют на наши желания, часто просто не могут устоять перед нашими просьбами, но умудряются каким-то образом сохранить свою личность. В этом наша выгода сотрудничества с вами — получить этот иммунитет. Идея сотрудничества принадлежит твоей матери. Она принесла себя в жертву, родив одновременно сразу восемь очень мощных существ — таких, как ты, Сириус, Вега, Процион, не буду перечислять всё ваше семейство. Но все вы имеете очень мощный самоконтроль, который она сознательно в вас заложила, готовя к работе с нами. Землю сотворила тоже твоя мать специально для этой цели и для жизни в пограничной зоне. И пока Ра вызревал, её заселили соответствующими существами и растениями. Получилось очень неплохо. Земля стала популярна. На ней было собрано всё лучшее из двух миров. Пришлось даже спутник соорудить и построить на нём космодром. Впрочем, это ты знаешь. В Ра вложили весь генофонд нашего и вашего мира. И то, что первое желание Ра стать светлым светилом было так велико, что он добился своего, и ему никто не мог противостоять, только доказывает, что опыт удался. Всех это потрясло, но не испугало. Ужас пришёл в оба мира позже. В отличие от вашего мира, где биологическая жизнь концентрируется в Галактиках, наш мир имеет, как ты знаешь, слоисто-ячеечный характер. У вас бескрайние межгалактические пространства дают возможность для бесконечного развития. И ещё не всё изучено и исследовано. Так и у нас есть бесконечное множество ещё не заселённых и неисследованных ячеек и слоёв. Просторы не меряны. И где-то на периферии живёт странная, очень высокая цивилизация Чёрных Змеев. Это супермощные существа. Они всё могут и живут сами по себе. Мы очень ограниченно с ними общаемся и мало о них знаем. Но Вселенских законов они не нарушают, места им хватает, да они и не агрессивны. Эти огромные существа обладают колоссальной энергией и способны её трансформировать и трансмутировать как хотят. Они сами охраняют границы своего ареала. Но всегда приходили на выручку во время вселенских бедствий и катастроф, демонстрируя при этом чудеса деликатности. И вот среди этого народа появился белый змей. Любимец и баловень. Он имел всё. Ему даже и желать ничего не надо было.

В нашем мире тоже есть организация вроде ваших Странников. Это высокодуховные сущности с практически неограниченными возможностями, способные существовать и действовать как в теле, так и без него. Они имеют доступ во все слои и ячейки нашего мира и много раз бывали на Земле. Понятие «ангел» пришло на Землю из нашего мира. Кстати, так мы их и зовём.

Всё началось с невинной просьбы избалованного змея показать ему ваш мир. И Ангелы не устояли. Воспользовавшись суматохой от естественных катаклизмов, спровоцированных внезапным скачком Ра, они привели в его систему Белого Змея. И змей искусился. Здесь не существовало запрета на просьбы, и он развлекался в новом для себя мире как хотел, а отказать ему никто не мог. Чёрные Змеи долго искали своего любимца. Они просканировали коллективным разумом весь наш мир и не нашли его. Тогда стало ясно, что он здесь. Но было уже поздно. Ангелы, которые привели змея сюда, были наказаны по нашим законам. И началась борьба со змеем, сошедшим с ума от вседозволенности и безнаказанности. На Земле в то время было много сущностей, которые могли ему противостоять. Но он их разделил. Сначала он с помощью Нагов расправился с Титанами, потом при помощи так называемых змееборцев уничтожил Нагов. Следующими были Харии. Это была могучая раса. Х — родовой знак этого народа. Мощный магический знак. Они владели всеми знаниями нашего мира и дольше всех боролись со змеем, который заразился от вашего мира жаждой власти. Здоровое честолюбие, которое позволяет познавать, созидать и двигать прогресс в вашем мире, стало для змея болезнью. И он заражал ею всё большее количество людей. Это он придумал формулу «разделяй и властвуй». Это он придумал культы и религии, воинствующие и антагонистические. Имя змея Сил. Очень быстро на Земле это слово стало нарицательным. Сначала говорили: «Защита Сила есть, ума не надо». А потом просто: «Сила есть — ума не надо». И, наконец, любое воздействие стали называть «силой». Но этого ему показалось мало. Он начал переделывать людей, меняя генетический код и вышибая генетическую память. Харии дважды помешали ему, уничтожая серийных младенцев, заражённых злобой, завистью и ненавистью. Мой дядя Молох до сих пор не может опомниться от этого ужаса. Но змей не сдавался. Он смешал языки, и люди перестали понимать друг друга. Смешав языки, он перепутал в генетической памяти события, опорочил всё, что можно было опорочить, и даже светило. Кстати, звезда раздражала его больше всего. Он не мог выносить её яркого света. Он построил себе ячейку. Оставаясь невидимым для всех, он мог всем управлять. И тогда Харии третий раз пришли на помощь. Они нарушили Закон и попросили змеев о помощи. Этим они обрекли себя на гибель, да и змеев тоже. У нас осталась небольшая колония, непричастная к этим событиям. Змеи рождают только одного детёныша за всю свою невероятно долгую жизнь. Причём это происходит одновременно у всей популяции. Затем дети очень долго пребывают в состоянии детства, при этом детёныш змея от рождения умнее и могущественнее самого изощренного мага. В какой-то момент к ним переходит вся мощь популяции, они становятся гигантами, а родители исчезают. Как это происходит, никто не знает. Змеи живут замкнуто, и я не знаю никого, кто был свидетелем этого ритуала. Возможно, об этом знает Владыка, но это всё равно, что никто не знает. Так вот, Харии попросили у змеев помощи. Ты помнишь, для нас просьба — это больше, чем приказ, а на совести змеев ещё была и вина. И Чёрные Змеи отдали Земле всё своё потомство вместе с принцессой. Они были ещё детьми, но это были супермощные существа. Они стали работать жезлами правителей, головными уборами мудрецов, посохами волхвов, волшебными палочками магов. Благодаря ним, удалось сохранить часть чистого, истинного человечества. И пока Сил при помощи своих приспешников гонялся за детёнышами Чёрных Змеев, Люцифер оторвал ему голову и уничтожил её. На это ушла почти вся его мощь. И если бы не Сириус и Мохнатый, Ра бы погиб, и погибло бы всё, ради чего Люцифер рисковал собой. Но отнять у змея голову — это не значит убить его. Да, это его ослабило и даже сильно ослабило. Головёнку он себе нарастил, но стал поменьше и менее мощным. Но Сил стал ещё хитрее и коварнее. Он снова всё перемешал в памяти людей. Люди дали Ра другое имя, а имя Люцифера стало синонимом зла. И людей почему-то не смущает, что Несущий Свет может быть предводителем тёмных сил. Но истинным злым гением был Сил, и он по-прежнему собирал детёнышей Чёрных Змеев. Больше всех ему была нужна Ария, потому что только она могла дать ему потомка. В это же время он прочно внедряет в сознание людей расизм и жуткую неприязнь и страх перед инопланетянами. И снова началась бойня, уничтожаются почти все высшие сущности, а с ними и все древние знания. И даже волшебные палочки, жезлы и посохи не помогают, потому что оставшиеся не знают, что можно при помощи этого сделать, а потом забывают, и как. И Ра начинает воспитывать своё человечество почти с нуля. Уничтожены все древние цивилизации, все знания, а тех, кто ещё что-то помнит, убивают слуги Сила. Но сам он затаился, однако это не значит, что он бездействует. Он ещё надеется найти Арию и готовится.

— К чему он готовится? И как это связано с жизнью Арии?

— Приближается, вернее, наступает, срок инициации. Ария и её ровесники должны к этому моменту попасть в свою семью. Тех, кого нашёл Сил, он почти всех уничтожил. А те, кто ещё жив, умирают от непосильной работы в рабстве у Сила. Сам Сил копит энергию для прорыва в наш мир. Он уверен, что теперь сможет развратить остальных змеев и общей мощью завоюет и наш, и ваш мир и станет единственным властелином двух миров.

— Он не может этого сделать. Мы бы заметили этот резервуар энергии.

— Я же сказал, что он очень хитёр. Попроси Сигла открыть карту вашей Вселенной.

— Сигл, я в покоях Бэра. Нам нужна карта Вселенной.

Через несколько секунд они оказались как будто в космосе. Мать внимательно осмотрела всё хозяйским взглядом.

— Бэр, я не вижу ничего постороннего. Меня всегда волновали эти две Галактики, которые находятся очень близко друг к другу. Но оттуда никогда не поступало тревожных сигналов. А сама я там не была. Нет проблем — значит, нет необходимости в прогулках. В других местах много работы. Я даже помню, когда появилась эта молодая Галактика. Вскоре после рождения Ра. Дед тогда ещё сказал мне: «Смотри, ещё один странный ребёнок родился в нашем мире». И послал им поздравление. Ответ был, прямо говоря, неожиданным: «Хотите в гости? Добро пожаловать! Зачем искать предлог?» Мы тогда посмеялись, а потом забыли.

— Да, хитрая бестия! — хмыкнул Бэр. — Я бы тоже не додумался, если бы не Ария. Смотри, Василиса: эта Галактика периферийная, и смотришь ты на неё привычно — из родной. Давай посмотрим из другого места.

Оторопелость Матери можно было сравнить с оторопелостью человека, которого со страшной силой бросило на каменную стену: он уже успел попрощаться с жизнью, но очнулся по ту сторону стены оттого, что у него болит задница, на которую он приземлился.

— Да, — только и сказала она через некоторое время.

— Ты права. Это всего лишь ширма, за которой Сил прячет свой мешок с сокровищем, — прокомментировал её мысли Бэр.

— Но как ему удалось создать такой огромный резервуар с биоэнергией?

— За многие тысячелетия люди Земли несколько раз стояли на грани полного вымирания, потому что истребляли друг друга любыми доступными им способами: войны, геноцид, голод, жадность, доводящая до убийства, личная вражда. И Сил не потерял ни капли этого богатства, которым так бездумно разбрасываются люди, ни во что не ставя человеческую жизнь, да и жизнь вообще. Для этого ему и нужны были дети Чёрных Змеев. Они построили и поддерживают канал, по которому он трансформирует энергию. Они же соорудили экран и обеспечивают его функционирование, проецируя на него энергию из резервуара, своей у них уже почти нет, они все умирают, как Ария. И Сил это знает. Так что времени у нас практически нет совсем.

— Спасибо, Бэр.

— За что?

— За твою деликатность, за честность и благородство.

— Я просто старался не нарушить ничьих законов. Кали меня не пощадит, а по метке найдёт везде. Ты знаешь, что такое Ад? Лучше тебе не знать. Ад — это тоже наше понятие.

— Кали многому научила и тебя, и меня. Я благодарю тебя за то, что я теперь знаю, что мне нужно делать, чтобы помочь моему гордому брату. И я знаю, как сформулировать свой вопрос к тебе, чтобы не травмировать твою психику. Скажи, ты уже не слышишь моих мыслей?

— Представь себе, не слышу. Хотя и не понимаю, как тебе это удалось.

— Отлично. Моя просьба будет очень чётко сформулирована и остра, как булавочный укол. Как только я замечу место возбуждения в твоём мозгу, я сразу локализую это место, чтобы оно не создавало иррадиацию на другие участки. Тебе будет больно и неуютно, но потерпи немного, пожалуйста.

— Хорошо, Василиса. Я верю тебе. Я готов.

— Бэр, я прошу тебя сказать мне, что я могу сделать, чтобы задержать угасание Арии?

Лицо Бэра исказилось от жуткой боли и не то, чтобы поглупело, но стало проще. Однако он ответил:

— Ты, Василиса, даже при всей своей мощи ничего не можешь сделать.

— А кто сможет?

— Простые люди. Ария всегда жила среди людей. Она привыкла к симбиозу с ними. Она всегда брала меньше, чем давала человеку, которому служила. Всё это время её поддерживал Сигл, что не отражалось на его здоровье, но он не рос. Тогда ей надо было очень мало. Сигл с радостью делился с ней своим теплом. Он всё знает, этот умный мальчик. Он тоже многому у нас научился. Но Ария больше не хочет, чтобы он был её донором. Она считает, что ему самому сейчас нужна энергия на возмужание, рост, восстановление гормонального баланса — не может жить такой мощный мозг в теле пятилетнего мальчика. Ария не убийца.

— Но у меня на борту есть другие люди.

— Для такой страшной жертвы нужна любовь. Сигл любит Арию. Я думаю, что и Ария его любит. А иначе они бы не выжили там, где они были, и не продержались бы так долго. Но Ария хорошо воспитана и умеет надёжно скрывать свои чувства.

— Всё, Бэр. Достаточно. Я снимаю блокаду, залечиваю шокированный участок мозга и оставляю в сознании только то, что у меня есть эта информация.

Бэр сидел, зажав голову руками. Он приходил в себя.

— Да, Мать, стоило пойти на этот эксперимент. Теперь я понял, что мы можем общаться без дипломатических тонкостей. Мы оба готовы помочь друг другу в преодолении, казалось, непреодолимого барьера. Мы оба можем заметить и исправить ошибку другого, не мучаясь мыслью — а не нанёс ли я обиду или оскорбление. Мы просто можем доверять друг другу. И я тебя за это благодарю.

— Ну вот, и замечательно. Тогда вернёмся к нашим делам. Я сказала, что сейчас у меня на борту есть другие люди.

— Замечательные, между прочим, люди. Но Ария может не принять их помощи. Она считает, что, если они не слышат её желания жить, они не могут сами хотеть ей помочь, потому что не знают её.

— В нашем мире есть такое понятие, как сострадание. Оно отличается от жалости и свойственно только высокоразвитым духовно сущностям. Как вы сами выбираете, какое желание другого хотите исполнить, так они сами выбирают объект для сострадания. Никто не может приказать личности сострадать. Можно заставить пожалеть — это показное чувство и действие. Но сострадать может только сам человек, и он испытывает такую же боль, как и страдающая личность. Ария это почувствует. Но раньше её это узнаю я.

— Можно, конечно, попробовать, но это даже не шанс.

— Есть ещё одна вещь. Ария позволила мне не только взять корону и анк, но и книгу мудрости, которую она охраняла. В обложке этой книги был камень.

— Знаю. Синий камень Чёрных Змеев. Они часто его используют как аккумулятор жизненной энергии.

— Я сразу это поняла. Но камень был свободен.

— Там был только аварийный запас. Ария его давно использовала.

— Я вытащила камень из обложки книги и заменила его другим. А в этот камень закачала лишнюю энергию Ивана, моего сына. Он ведь у меня получеловек и хочет быть человеком. Потом я разделила этот камень на три части. Одну отдам жене Ивана, другую его сыну. А третью я готовила для Арии. Когда я вошла в хранилище, мне показался образ девушки. Теперь я понимаю, что это была радость Арии, что Сигл вернулся живой. А тогда я подумала, что она из рода Хариев. Я знаю, что они могли выбирать себе форму бытия. И тогда я подумала, что, если всё будет хорошо, то подарю ей на свадьбу. Немного похимичила и для её доли сменила генетический код Ивана на генетический код Сигла.

Бэр встал перед матерью на колени.

— Мать, ты больше славы, которая идёт о тебе по двум мирам. В моём лексиконе нет слов для выражения благодарности и восхищения. Читай прямо из мозга. Мой мозг открыт для тебя с этой секунды навсегда.

— Тогда прекращаем нашу светскую беседу и начинаем работать. Ты обучаешь Арию общению со мной. И думаешь о плане операции. Раз ты открылся, я буду в курсе и по ходу буду в этом участвовать. Да, и обязательно поставь ей метку Кали. Это ведь не только индикатор, но и предохранитель. Наши сущности, даже высшие, очень импульсивны, могут невзначай причинить боль.

Бэр только усмехнулся.

— Я не поверю, что Кали не дала тебе права ставить эти метки.

Сказав это, она вышла из секции Бэра. Она ему теперь тоже доверяла и не стала защищать свой информационный канал. Это ещё и экономило время, которое нужно тратить на переговоры и объяснения. И Бэр услышал:

— Дед! Я иду на Ангель к Ивану. Буду самое позднее через три часа. Он должен подготовить свой корабль, снабдив его трансмутатором биоэнергии, а также пусть активирует камеры для живого груза с мощной биозащитой. Экипаж минимальный и только из народов-посредников. Мне нужны Странники 15, 8 и 9. Корабли свои пусть отправят немедленно в район периферийной двойной Галактики. И сам на неё посмотри, хотя бы глазами наших соседей. Ты будешь смеяться, а потом прослезишься. Прости, что командую, но дорога каждая секунда — ты поймёшь. Сами Странники пусть ждут меня на Ангеле.

Она даже не стала ждать ответа.

— Сигл, курс на Ангель через два часа по твоим картам. Приготовь камеру для корабля Ивана и активируй секцию для Странников. Их будет трое. Дверь только для меня.

Сама направилась в каюту Мирракса и Ольги. На ходу проворчала:

— Бэр, не деликатничай. Ты должен слышать весь разговор. И ещё не напрягайся. Они знают, что я везу большого паука.

Мирракс и Ольга музицировали. Она импровизировала на скрипке, а он извлекал необыкновенные звуки из обыкновенного рояля. И это было прекрасно. Поэтому Мать просто материализовалась в кресле и некоторое время вслушивалась в звуки, а потом добавила к ним голос. Её голос незаметно прокрался в мелодию, слился с ней и сделал ещё богаче.

Мирракс первый почувствовал тревожные нотки, оглянулся и увидел Мать. Он прикрыл крышку рояля и спросил:

— Мать, вы чем-то встревожены?

— Мне очень жаль, Мирракс, но я не смогу доставить вас на Орв. Мы летим на Ангель. А оттуда далеко в противоположную сторону. У меня есть дело, которое нельзя отложить даже на сутки. Если вы захотите, то с Ангель быстро доберётесь до Орв. Или погостите в доме Ивана до нашего возвращения.

— Я не смею вмешиваться в ваши дела. Но позвольте узнать, мы могли бы быть вам полезны? Если да, то прямо говорите, в чём дело. Если мы будем мешать, то, попав на Ангель, мы прекрасно позаботимся о себе сами.

— В том-то и дело, что вы мне просто необходимы, но это неэтично — заставлять вас сейчас работать. Это время сейчас принадлежит вам.

— На вас, Мать, это совсем не похоже. Не обижайте меня. Если вы берёте Ивана, то значит, и для меня будет дело. А Ольгу, чтобы не мешала и не пугалась, оставим в доме Ивана.

— Мне нужны вы оба. Мои сомнения продиктованы опасностью. Я не знаю, кто из этого похода вернётся живым. Предлагая вам кров, я не думала, что нарушу долг гостеприимства. Но жизнь распорядилась иначе. Как там люди о нас говорят?

— Кто встретил Странника, тому грозит беда.

— Вот-вот, тот самый случай.

— С этой минуты, Мать, я полностью в вашем распоряжении. Ольга решит сама.

— Куда ты, туда и я! — воскликнула Ольга. Всё это время она молча и тревожно прислушивалась к разговору. — И не вздумай от меня избавиться! Я не знаю, что такое Ангель, но если вы меня там оставите, то, когда вернётесь, не найдёте ни меня, ни Ангеля.

В голосе Ольги не было ни запальчивости, ни обиды.

— Если вы меня взяли с собой в свою жизнь, значит, я чего-то стою. Я буду делать всё, что смогу, и даже больше, я быстро обучаюсь.

— Молодец, Ольга. В данный момент мне нужна именно ты. У нас на борту умирает прекрасное разумное существо.

— Большой паук Бэр? — участливо спросила Ольга.

— Нет, — грустно ответила Мать.

— Значит, это маленькая змейка Ария, любимица Сигла. Это ужасно! А я ещё подумала, что же происходит с Сиглом. На нём лица нет. Я буду за ней ухаживать.

— Дело гораздо сложнее. Арии нужен донор.

— Я здорова. Я могу давать ей свою кровь раз в сутки, если меня будут хорошо кормить.

Мать невольно рассмеялась. А Мирракс напрягся, он уже понял, в чём дело.

— Ольга, ей не кровь твоя нужна, а твоя жизненная сила.

Ольга задумалась. Потом серьёзно сказала:

— Мать, здесь вас все так зовут, позвольте и мне. — Мать кивнула молча. А Ольга продолжала. — Что-то во мне говорит, что от жизни этого маленького существа зависит жизнь и судьба моей планеты. Но даже если это не так, я готова сделать это просто из сострадания. Как потом жить, если от тебя зависела чья-то жизнь, а ты ничего не сделал, чтобы её спасти.

— Спасибо, Ольга. Ты настоящая Ригведа. Но уговорить Арию принять твою помощь придётся тебе самой. Она гордая и жалости не примет.

— Я попробую. Теперь я знаю, что нужно спешить. Я пошла.

— Я провожу тебя, — сказала Мать.

— Нет. Если найду, значит, сумею уговорить.

Мать и Мирракс остались вдвоём.

— Не бойся, Мирракс, Ольга справится, а я буду её донором. Но Ария может взять энергию только у человека. Иначе Бэр давно бы её вылечил. А у Сигла она не хочет больше брать, она любит его и чувствует свою вину перед ним. Я теперь понимаю, почему он не вырос. Одолжи мне свой фамильный камень. Так он легче перенесёт трансформацию. А вы с Бэром будете его сторожить, заодно Бэр введёт тебя в курс дела, и вы обсудите детали. На Ангеле мы возьмём Ивана с его кораблём и троих Странников. Тебе ещё придётся следить за тем, чтобы люди не встречались со Странниками. У Ивана дисциплинированный экипаж, и возьмём мы минимум. Но случайности нам не нужны, у нас будет много реальных забот. Вот платье Сигла. Поможешь ему надеть его первый раз. Хотелось сделать это торжественно. Но видишь, как всё оборачивается! Пока я говорю с Сиглом, быстро вместе с Бэром приготовьте для него бокс, но сами уйдите. Я позову вас, когда его усыплю.

Она коснулась ладони Мирракса.

— Это код бокса. Второй поворот налево, а там ладонь прикладывай к каждой двери, нужная откроется. Иди. Бэр тебя догонит.

Сигл выполнил распоряжения Матери и ждал приказа для скачка на Ангель. Знание кораблей Странников в него было заложено генетически. Его мать строила эти корабли, и он знал здесь всё. Да, ему было не очень удобно из-за своего роста, но ради Арии он пожертвовал бы и самой жизнью. Он любил её. В течение бесконечно долгого времени у него никого не было, кроме неё. А он никого и не хотел. И вдруг Ария запретила ему даже прикасаться к ней. Она запретила ему и навещать её. А он каждой клеточкой своего маленького тельца ощущает, как жизнь покидает её. Зачем тогда жить ему? Зачем ему свобода? И даже работа, о которой он столько мечтал, не радует.

Он забился в уголок большого командирского кресла и тихо плакал. Таким его и застала Мать.

— Я пришла поговорить с тобой, Сигл.

Он даже не шелохнулся. Ему было уже всё равно. Жили ведь они без него. И дальше обойдутся.

— Сигл, я теперь знаю всё. Мне Бэр рассказал. Я помогу тебе вырасти. Я хотела сделать это потом, когда привезу вас на Орв. Но события разворачиваются так, что мы попадём туда не скоро.

— Ну и что? Мне и так хорошо.

— Неправда! Ты отлично знаешь, что твоё тело не может обеспечивать нормальную работу твоего мозга. А мне нужен полноценный капитан.

— Ты же обходилась раньше. Когда Ария умрёт, я тоже умру. Уже недолго ждать.

— А если не умрёт?

— Она умирает. Я это знаю.

— И ты хочешь, чтобы она умерла, чувствуя свою вину перед тобой? И ты не хочешь иметь нормальное, здоровое тело, чтобы продолжать помогать ей?

— Я думал об этом! Но я не успею вырасти даже в боксе! Ты хочешь, чтобы она умерла без меня, и я даже не смог попрощаться с ней?! Вы, конечно, думаете, что я сумасшедший. Но никто из вас не знает, как она прекрасна!

— Я знаю. И я уверена: чтобы она хотела жить и бороться, она должна знать, ради чего ей стоит это делать. А сейчас она уверена, что всё останется как есть, и ей незачем жить с этой непосильной ношей вины перед тобой. В своём отчаянии вы убиваете друг друга. А не пора ли тебе стать настоящим мужчиной, Сигл?

— Мать, я знаю, ты можешь заставить меня силой. Но ты тоже знаешь: чтобы всё было быстро и нормально, я должен этого хотеть, и часть моего мозга должна активно в этом участвовать, иначе на это уйдёт несколько месяцев.

— У меня нет столько времени. У нас в запасе всего два часа при условии, что я буду управлять кораблём.

— Тогда найди аргументы, чтобы убедить меня.

— Ну что ж! Они мне тоже нужны. Давай посмотрим.

На экране появилась комната, где на подушке без движения лежала Ария. Глаза её были закрыты. Из груди Сигла вырвался не то стон, не то всхлип, но он тут же взял себя в руки.

Ольга вошла тихо и осторожно. Ария не подавала никаких признаков жизни.

— Я пришла помочь тебе, Ария. Ты меня не знаешь. Меня зовут Ольга. Я жена дяди Сигла — Мирракса.

При упоминании имени Сигла Ария как будто вздрогнула. Это было едва заметно, но Ольга увидела и сделала ещё пару шагов. Тело Арии напряглось, и Ольга остановилась. На лице её отразилось отчаяние, а потом из глаз потекли слезы. Она сердито смахнула их.

— Почему ты не подпускаешь меня? Да, я боюсь. Я знаю, что ты разумное существо, но вижу змею. Ты имела дело с людьми. А я со змеями никогда не имела дела. Я боюсь, но это не значит, что меня сюда прислали силой. Разреши мне сесть рядом. Поговорим, может быть, поймём друг друга.

Ария открыла и снова закрыла глаза. Ольга не очень решительно подошла к ложу. Но села достаточно близко, чтобы, протянув руку, могла прикоснуться к Арии.

Мать невольно вздохнула, а Сигл затаил дыхание.

Но Ольга не протянула руку. Она положила обе руки себе на колени, повернула голову в сторону Арии и тихо сказала:

— Понимаешь, я молода, здорова и очень счастлива. Мне есть чем с тобой поделиться. И я это сделаю с радостью.

— Почему ты не активировала корону? Я знаю эту корону. Это корона Матери. Значит, она взяла её для тебя? — вдруг очень внятно спросила Ария.

— Зачем ты говоришь о короне и тратишь на это силы? Забыла я о ней. Я шла к тебе не как Ригведа, а как простая женщина, которая хочет помочь.

— Ну, так включи её сейчас. Корона тебя защитит от меня.

— Да не тебя я боюсь! Если бы ты хотела меня убить, давно бы уже убила. А если ты любишь Сигла, как он тебя, ты меня никогда не убьёшь и не обидишь.

— Откуда ты знаешь, что Сигл меня любит? Он просто добрый человек.

— Тот, кто любит сам, может понять и увидеть любовь другого.

— Это правда. Так чего же ты всё-таки боишься, Ольга?

— Я хочу стать твоим донором. Но я никогда этого не делала и боюсь, что не сумею сделать всё как надо. А как надо, я не знаю. Ты слишком горда, а я ещё очень неопытна. Давай поможем друг другу.

— Хорошо. Протяни руку.

Ольга без колебаний, но и без поспешности протянула руку к подушке. Ария подняла голову и снова уронила.

— Нет. Я сама не могу. Возьми меня и положи в карман на животе. Когда я согреюсь, я тебе скажу.

Мать выключила экран.

— Тебе достаточно, Сигл?

— Да. Тогда не будем терять время.

На Ангеле они не задерживались.

Только Владыка сказал несколько слов Матери.

— Да, ты удивила и огорчила меня. Но я очень доволен тобой. Береги людей. Без них эта миссия обречена на провал. Впрочем, у тебя хороший вкус. В людях ты разбираешься. Моя помощь тебе будет заключаться в том, что я отвлеку жителей Галактики от ваших военных действий у них под боком. Я, наконец, отправлюсь к ним с официальным визитом.

На корабле каждый знал свою задачу. Им не надо было долго совещаться. Странники знали цель миссии ещё до прибытия Матери. Иван слышал разговор матери с дедом. Он был лучшим командиром Звёздного Флота и подготовил свой корабль на все случаи, какие мог вообразить. Из экипажа оставил только тех, кто был родом из народов-посредников, то есть людей, умеющих общаться со Странниками. Мирракс и Бэр, разработавшие план действий, до времени сидели в камере, исключающей распространение информационных полей. Оставались Ольга и Ария. Мать решила начать с Ольги.

— Как дела, девочка?

— Всё очень хорошо. Вы можете не подкармливать меня. Вам нельзя сейчас терять энергию.

— Я вижу, ты активизировала корону. Ты боишься Арию?

— Напротив. Это Ария научила меня восстанавливать свои силы. И корона с платьем прекрасно это делают. Ария удивительное существо. И за это время многому меня научила.

— Ария — благородное создание. И чему же она тебя научила?

— Стыдно сказать. Но я ведь не смогла ничего прочитать в той книге, которую вы мне подарили. Я даже Мирраксу не сказала об этом. Думала, когда лучше с вами познакомлюсь, спрошу у вас. Но Ария научила меня читать. Она сказала, чтобы я держала книгу всегда при себе. Теперь я её храню в кармане платья.

— Я рада за тебя, Ольга. Ты хочешь мне ещё что-то сказать?

— Да. Но я стесняюсь.

Мать рассмеялась, глядя на её непосредственность. Ольга была истинной дочерью Земли.

— И что же это такое, что я не могу прочитать в твоём мозгу? А я там не вижу ничего постыдного.

— Мать, мне очень понравился ваш сын Иван.

— Иван славный мальчик. И я заметила, что он нравится женщинам, — сказала она лукаво.

— Вот-вот. Я тоже так думаю, а мне бы хотелось, чтобы он полюбил мою дочь.

Ольга покраснела и опустила глаза.

— Я очень наглая, да? — тихо продолжила она. — Но я решила, что лучше скажу вам об этом. Я понимаю, что это безумное желание, но не могу теперь не думать об этом. И вы всё равно рано или поздно об этом узнаете. Просто у вас сейчас нет времени, а то вы бы уже знали.

— И что же такого безумного в твоём желании?

— Вы считаете, что я имею право об этом мечтать? Но Ария сказала, что дочь у меня будет только пятым ребенком.

— Ничего. Иван подождёт. Он ещё молод и ему есть чем заняться в ближайшие годы, если мы все выйдем живыми из этого приключения.

Ольга смотрела на Мать сияющими от счастья глазами, и, казалось, совсем не услышала грозного конца фразы, произнесённой Матерью.

— А что ещё тебе сказала Ария? Я вижу, вы даром времени не теряете.

— Чуть не забыла! А ведь это сейчас, наверное, самое главное. Ария сказала, что из всех, кто сейчас на корабле, только у меня есть настоящий иммунитет против чар Сила. Мне его привили дельфины. И корона сейчас с этим работает. Так что мне всё-таки придётся стать настоящим донором для всех. Ария сказала, что придётся сделать прививки даже странникам. Я не знаю, кто это такие. И разве есть у нас на корабле странники?

— У тебя, Ольга, действительно незаурядные способности к обучению. Быстро ты постигаешь жизнь, в которую тебя забросила судьба. Другая бы на твоём месте с ума сошла. То, что, как предполагалось, ты будешь постигать годы, тебе приходится осваивать в считанные часы. И Ария права. В суматохе может произойти всё что угодно, тем более, что все остальные на борту умеют общаться со Странниками. Но пока активирована твоя корона, можешь не думать о случайностях, она знает, когда тебе будет грозить беда. А Странников у нас на борту четверо, включая меня. Отойди-ка подальше. Ещё дальше.

Ольга отошла в самый дальний конец довольно большой комнаты, где они находились. И вдруг на месте Матери она увидела высокую фигуру в серебристо-сером плаще с капюшоном, закрывающим лицо. Душу Ольги сковал леденящий ужас. Она даже не сразу услышала шёпот короны, которая что-то ей говорила, до боли сжимая голову. Наконец, она сделала то, что ей велели, и сразу стало легче.

— Попробуй ещё раз, — услышала она внутри себя голос Матери.

И всё повторилось сначала. Но теперь уже в полном сознании Ольга сделала то, чему учила её корона.

Мать снова стала Василисой. Ольга вздохнула с облегчением.

— Надеюсь, Ольга, ты хорошо усвоила урок. К этому ощущению привыкнуть нельзя, значит, не перепутаешь с другими. А пароль ты должна отработать до автоматизма. Кому надо, тот его знает. Но если ты, как тебе может показаться, спасая чью-то жизнь, попытаешься открыть его кому бы то ни было, умрёшь сама на месте. Пароль — это формула смерти для того, кто его предъявляет. И только Странник решает: жить существу или нет. То есть, если существу дан пароль, он пригоден только для данного существа. Я не запугиваю тебя, а предупреждаю, что выдать пароль нельзя, даже из самых высоких и благородных, на твой взгляд, побуждений.

— Страшно до жути.

— Ничего. Привыкнешь. Мирракс родом из народа-посредника, так что со Странниками тебе придется сталкиваться часто. Да и жених, которого ты выбрала для своей будущей дочери, между прочим, мой сын.

— Что-то я есть захотела. А мне пора к Арии.

— К Арии сейчас пойду я. А ты поешь. И не стесняйся в выборе. Чего бы тебе ни захотелось, всё получишь. И хорошо ешь. Кажется мне, ты борешься за главную роль в этом шоу.

Ария выглядела прекрасно. Она встретила Мать на своей подушечке, весело и нетерпеливо постукивая хвостом.

— Ты всё слышала и видела, Ария?

— Ведь это моя профессия. Ты знала, кого берёшь на свой корабль. Но у меня есть для тебя хорошая новость: я не вижу и не слышу Бэра и Мирракса.

— Это, действительно, меня радует. Но поговорим мы об Ольге.

— Славная девочка. Страх не делает её трусливой. Это свойство очень сильных людей. И ты абсолютно права — это наш джокер.

— Работать с тобой, Ария, просто удовольствие.

— Да? А взяла бы меня в свой штат?

Мать улыбнулась.

— И не только на службу взяла бы, но и в семью.

— Я знаю. Хочешь, чтобы Ольга родила тебе невесту для сына. Родит. Иван ей очень понравился. Родит, но не скоро. Я законсервировала яйцеклетку будущей Ригведы. Вызреть она должна. Твоему сыну нужна очень мощная жена.

— Давай не будем так далеко загадывать. Есть более важные дела.

— Мать, больше никогда не говори для меня лишних слов. А то передумаю и не пойду к тебе служить. Сама знаешь, будущее закладывается сегодня. Миг потеряешь — веками не наверстаешь. А по делу вот что. Сначала пропусти через Ольгу Странников и только потом возьмёшь у неё кровь для остальных. Сыворотку я быстро приготовлю. И подействует она мгновенно. Много времени это не займёт.

— А выдержит Ольга ещё троих Странников?

— Выдержит. И заодно пароль отработает. Странникам с ней всё равно нужно встретиться, чтобы в суматохе не причинить ей вреда. Там времени на реверансы не будет. Космические битвы происходят очень быстро. А Ольга будет в центре событий, потому что станет моими руками, ногами и голосом. О нас не думай. Делай своё дело. Когда нужно будет, я тебя позову. Давай посмотрим.

Ольга сидела и спокойно ела. И снова холодный ужас сковал ей душу. Она резко повернулась. Сзади неё стояла высокая фигура в сером светящемся плаще. Секунду спустя Ольга выдала пароль.

— Мать, я всё поняла. Это плохие шутки.

— Я не Мать, — ответила фигура.

Лицо Ольги застыло. На лбу выступили капельки холодного пота. Но голос звучал почти спокойно.

— Что вы хотите?

— Сиди спокойно и отслеживай ощущения. С другими будет легче.

Несколько секунд оба сосредоточенно молчали. Потом фигура кивнула и исчезла. Ольга облегчённо вздохнула и откинулась на спинку кресла. Но не успела она расслабиться, снова появилась серая фигура, но уже сбоку. Она выдала пароль. Мелькнула мысль: «Мать права: к этому привыкнуть нельзя». А вслух сказала:

— Мне будет удобнее, если вы встанете передо мной, — она уже поняла, что происходит.

— Я стою так, как для тебя наиболее безопасно, с правой стороны.

Третьего Странника Ольга встретила стоя и сразу повернулась к нему правым боком.

— Молодец, — сказала фигура. — И никогда не пытайся заглянуть Страннику в лицо. Всегда опускай глаза и даже голову. Это не знак подчинения. Так ты наверняка сохранишь свои глаза. После пароля ты можешь общаться со Странником, но не крути головой и не ищи его. Это опасно для тебя. Бывают случаи, что Странники теряют свои плащи. А сейчас прикажи своему платью открыть вену. Мать просит у тебя кровь для других.

Когда вена была открыта, появились игла с трубкой и стакан. Укола Ольга не почувствовала и с удивлением смотрела, как её кровь стекает тонкой струйкой в стакан, висящий в воздухе, пока всё не исчезло.

— А теперь хорошо поешь, когда сможешь это сделать следующий раз — неизвестно. И обязательно съешь это, — от фигуры отделились два больших яблока и мягко опустились на столик с едой. — Не спеши. Тебя позовут.

Ольга осталась одна. Некоторое время она ходила по комнате, а потом села за столик с едой и начала деловито есть. Она осторожно попробовала одно яблоко. Улыбнулась. Отрезала от яблока четверть, положила на чистую тарелочку, а всё остальное съела.

— Это она для тебя приготовила, Ария.

— Не откажусь от угощения твоего брата.

— Ты опасна, Ария.

— Для тебя — нет. Я могла бы промолчать. Но мы с тобой должны верить друг другу, иначе нам не победить.

Мать не ответила.

— Вакцина готова. Раздели её так, чтобы Бэру досталось в пять раз больше, чем всем людям, вместе взятым. Пока будешь всех вакцинировать, я подготовлю Ольгу. Как только мы покинем корабль, разбудишь Сигла. И как только он окажется на мостике, начинай операцию. Дед твой уже принимает парад. Корабли Странников на месте. Сиглу скажи, что моя жизнь в его руках. Если он допустит хоть один промах, опоздает на тысячную долю секунды, погибнем мы все, кроме тебя. Ты не можешь себе этого позволить, потому что тогда некому будет за нас отомстить.

— Хорошо, Ария. Нам вряд ли удастся ещё раз переговорить. У меня есть для тебя подарок.

Она показала Арии кулон.

— Узнаёшь? Это твоя доля. Наденешь кулон в самую критическую минуту. Он поможет тебе или выжить или умереть, что сочтёшь для себя главным. А пока храни его вместе с короной.

Мать положила кулон на подушку рядом с Арией и поцеловала её.

— Прощай, Мать. И помни, ты откликаешься только на голос Ольги. Все остальные звуки не для вас. В её голосе есть такая гармоника, которую Сил не сможет имитировать. Поэтому всю информацию пропускай через себя. Не верь слуху людей и даже Бэра.

— Не будем прощаться, Ария. Пожелаем друг другу удачи, — сказала Мать и исчезла вместе с вакциной.

В комнату вошла Ольга, неся на тарелочке четверть яблока, уже порезанного на маленькие кусочки. Она подошла к Арии и стала её кормить, заботливо отправляя ей в рот кусочек за кусочком.

— Тебя сильно напугали Странники?

— До жути. Но, с другой стороны, я понимаю, что так надо. Мать и ты такие же. Я благодарна за урок, а то вы меня разбаловали. Я общаюсь с вами, как с людьми.

— Ольга, ты очень умна. А у меня нет времени на подготовку. Тогда, в первом нашем разговоре, ты сказала, что чувствуешь, что речь идет о судьбе Земли.

— Я помню. Да. Я так чувствую.

— Ты готова к битве?

— У меня ведь нет выбора. Был. Но я его сделала. Я люблю. Люблю своего мужа, Землю, где я выросла, и даже этот мир, куда я попала. Если я предам свою любовь, с чем я останусь? Это будет хуже смерти.

— Но жизнь последующих двух-трёх часов покажется тебе вечностью, наполненной сплошным кошмаром.

— Возможно. Но как любил говорить мой Учитель, человек не знает своих возможностей. Есть шанс проверить.

— Тогда собирайся. Прикажи своему платью одеть тебя для открытого космоса, а потом действовать по обстоятельствам. Прекрасно. Попроси корону стать головным убором фараонов, а меня принять в качестве урея. А теперь идём.

— Куда? — растерянно спросила Ольга.

— Ольга, с этого мгновения ни о чём больше не спрашивай. Расслабься и доверься. Если, конечно, хочешь жить сама и сохранить жизнь другим.

— Хорошо. Я готова.

И Мать услышала голос Ольги:

— Мы покидаем корабль.

С этого мгновения Ольга будет каждую секунду умирать, а в следующую понимать, что ещё жива. Ещё не прошло и суток, как она покинула Землю, где, как теперь стало понятно, она вела ленивую и размеренную жизнь, не считая дни и даже годы. Теперь она знает, что секунда — это ужасно длинный промежуток времени, в течение которого может произойти столько событий, на описание которых может не хватить всей её жизни. За эти три с небольшим часа она дважды видела совершенно незнакомое звёздное небо. А теперь она с немыслимой скоростью одна летит в открытом космосе прямо в центр какой-то Галактики. Красиво, но жутко, так же, как при встрече со Странниками. Она непроизвольно выдаёт пароль.

— Молодец, — слышит Ольга голос Арии где-то внутри себя.

И тут же их обгоняют три серые фигуры в развевающихся плащах. В следующее мгновение всё исчезло. Очнулась она на гладкой поверхности, а вокруг всё небо было охвачено неимоверно ярким сиянием. Свечение было настолько ярким, что она закрыла глаза. Но ей пришлось их открыть от удивления. Кто-то очень чётко её голосом произнёс странную фразу:

— Мать, немедленно выпускай Ивана. Мой любимый становится прожорливее. Скоро уже не на что будет охотиться.

Но никого не было вокруг, и Ольга поняла, что произнесла эту фразу сама. «Что обо мне подумает Мирракс?» — мелькнула отчаянная мысль. Но она не успела её даже додумать, потому что из горла вырвался такой звук — не то свист, не то шипение, — что у неё остановилось дыхание. А до этого она, оказывается, дышала!

К её ногам посыпались палки, посохи, жезлы, кольца и поползли змеи. Но ползли они вяло и как бы не сами. Когда Ольга присмотрелась, то увидела, что те, которые ползли, были не в лучшем состоянии, чем Ария три часа назад. Недалеко сел огромный корабль. Из него вышел Иван. И Ольга, опять к своему удивлению, сказала:

— Через несколько секунд здесь не останется ни щепки, ни твоего корабля тоже.

Иван скрылся. Всё, что было около её ног, вихрем всосало в корабль. И корабля не стало, как и не было. Ольга подумала: «Как в страшном сне».

— Пошли! — сказала она вслух. — Вход в канал закроется через полторы секунды.

Она уже летела в кромешной тьме, когда произносила вторую половину фразы. «Я схожу с ума», — хотела подумать Ольга, но эту мысль перебила другая: «Моим голосом говорит Ария. Но кто, интересно, услышит мой слабенький голосок».

Но её слышали, и очень хорошо слышали. Как только корабль Матери взял на борт корабль Ивана, а его лицо высветилось на экране, Мирракс, не скрывая тревоги, крикнул:

— Как там Ольга? Ты её видел?

— Видел. С оторопелым лицом отдаёт приказы, которые слышно на половину Вселенной.

И тут, как бы в подтверждение его слов, они услышали последнюю фразу Ольги. Мать, Бэр и Мирракс исчезли.

На мостике остался только Сигл. Он теперь выглядел статным мужчиной, сильным и ловким, с такой же, как у Мирракса, копной волос цвета червонного золота. Его зеленовато-серые глаза были сосредоточены. Он ещё не успел обрадоваться своей метаморфозе, но управлять кораблём так было гораздо удобнее.

— Иван, пусть экипаж разделит подвижных и неподвижных по разным отсекам. Еду́ и воздух в оба. Где живые и мёртвые, разберёмся потом. А ты займись сетью. Та, что взяли с собой они, явно мала. И сразу ко мне. На тебе сеть и защита корабля. Всё остальное — моё.

Он тут же всеми десятью пальцами пробежался по клавиатуре коммуникатора.

— Ра, ты меня слышишь? Это Сигл.

— Да, мальчик. Ты так быстро соскучился?

— Ещё нет. Принимай немедленно энергию Сила по каналу Сириуса. Странники уже изнемогают. Боюсь, кто-нибудь погибнет.

— Почему таким сложным путём? Мог бы воспользоваться его каналом.

— Не мог. Там Мать и люди.

— Но Сила нет в его норе. Возможно, он в канале, побежал спасать свою казну.

— В канале его нет. Не ищи. Два дела не сделаешь, взорвёшься. Мать разберётся сама. Ей помогает Ария. Энергия пошла! Лови и Странника. Даже не знаю, как ты справишься.

В этот момент Мать услышала голос Ольги:

— Сил у себя в берлоге. Поторопитесь.

— Отлично! — откликнулся Бэр. — Возьмем тёпленького.

Но тут снова прозвучал голос Ольги:

— Василиса! Иди скорее домой!

— Вот теперь Ольга. Держитесь за меня, мальчики! Вот негодяй! Можем теперь не успеть.

А Ольга, поняв, наконец, что это не она говорит, а Ария, вдруг перестала быть. Она не знает, сколько продолжалось это небытие. Но когда оно закончилось, она увидела нечто невообразимое. Два страшных вихря метались, занимая собой почти всё обозримое пространство. Они сталкивались, переплетались, разлетались и снова сталкивались. Грохот, свист и треск рвали барабанные перепонки. Сверкали молнии, грандиозность которых приводила Ольгу в неописуемый ужас. И, в довершении всего, во всём этом хаосе Ольге слышалось ещё нечто осмысленное. Она уже не сомневалась, что это Ария слышит, а её просто нет.

— Пропусти меня немедленно!

— Нет. Ты не пройдёшь!

— Я уничтожу тебя!

— Ты всё равно не откроешь проход.

— Я его пробью! Но сначала я убью тебя.

— Если убьёшь, то пробить проход у тебя не хватит сил.

— Хватит, хватит. Я вас всех обманул. У меня есть кое-что в запасе.

Ольга не видела и не понимала, кто есть кто. Всё бурлило и кипело в свете молний. Если бы она могла что-то чувствовать, её бы поразило то, как она ещё не сгорела и почему продолжает наблюдать эту картину со стороны. И где, собственно, эта сторона, откуда можно на это смотреть. И если они пришли сюда, чтобы драться, почему они до сих пор не вступили в бой. Мысль о том, что она ничто против этих стихий, ей даже не пришла в голову.

— Ещё не время. Кали его хорошо вымотает. И скоро здесь будут Мать и корабли, — прошептала Ария.

— Мы уже здесь, — сказала Мать.

— Отлично. Бэр, закрепи Мирракса у себя на спине, закрой ему уши. А себе закрой уши и глаза. Мирракс будет управлять. Он накинет сеть Силу на голову. Только успейте отскочить, когда Сигл выбросит большую сеть. Мать, отдай мне через Ольгу всё, что успела перехватить у Странников. Но не сразу, а то не продержимся. Все готовы? Я начинаю.

Голос Ольги прозвучал, перекрывая грохот:

— Сил, ты звал меня? Я пришла.

Вихри мгновенно разделились. И Ольга увидела гигантского белого змея. Он был так огромен, что одним взглядом его просто невозможно было охватить. Он сложился кольцами и навис над ней своей страшной головой.

— Издеваешься надо мной, женщина? Ты знаешь, что сейчас с тобой будет?

Но Ольга вытянула вперёд руку, и на её ладони встала на хвост маленькая чёрная змейка с короной на голове.

— Это я, Принцесса Ария. Куда ты рвёшься?

Ария говорила теперь сама, но Ольга почему-то понимала то, о чём говорили Ария и Сил.

— Я хочу домой. Здесь меня все предали.

— А не ты ли тысячелетиями учил людей предавать, врать и убивать?

— Но я ведь не учил их предавать меня, — обиженно сказал змей. — Идём со мной, Ария. И нас никто не сможет победить.

— И куда же мы пойдём? К народу нашему, чьё поколение ты уничтожил, превратив в своих рабов?

— Мы будем царствовать в обоих мирах!

— Пока не убьём всех и не останемся одни?

— Мы заселим оба мира змеями.

— Которые будут пожирать друг друга?

— Ты, Ария, не имеешь права судить меня! — в гневе крикнул змей, и его голова взметнулась ещё выше.

— Ты, нарушивший все до единого законы двух миров, заговорил о правах? Так вот. Я имею на это право. За моей спиной трупы всего нашего народа. Их погубил ты. И нас здесь трое: я, Кали и её сын Бэр. Можешь начинать Пляску Смерти. Это единственное право, которое, я оставляю за тобой.

И Ария запела. Это была чарующая мелодия. Змей содрогнулся. То, что было потом, нельзя описать словами. Он извивался замысловатыми фигурами. И яркое свечение исходило от него, как будто какая-то сияющая жидкость лилась из всех пор его тела. Но в какой-то момент он странно изогнулся и открыл пасть. Ольга глубинным чутьём поняла, что он сейчас проглотит и её, и Арию, и всё, что есть вокруг.

— Прощай, Мирракс! Я люблю тебя! — крикнула она.

И её сознание отключилось. На какое-то мгновение Сил оторопел. Но его, этого мгновения, хватило, чтобы Бэр и Мирракс накинули ему на голову сеть. Бэр тут же превратился в вихрь, унося с собой Мирракса, потому что на Сила опускалась огромная сеть, которая, как живая, сначала втянула Сила, словно в мешок, потом сжалась так, что он не мог даже пошевелиться. И только вопль отчаяния и тоски глухо доносился оттуда.

— Обманули! Обхитрили!!

Но вскоре смолк и он.

Кали закончила свой танец. Мать ещё некоторое время приходила в себя, пока не осознала, что снова готова действовать. Сама бы она затратила на полное восстановление гораздо больше времени, а его просто не было. Мельком подумала, что даже Странникам нужен дом. Но не стала останавливаться на этой мысли. Когда всё закончится, она ещё подумает об этом.

— Спасибо, Кали. Только мне почему-то кажется, что у тебя рук не хватает. Ты всё норовишь ко мне левым боком повернуться. А где твоя вторая правая ручка?

— Да там же, где и ты немало потеряла.

— Так, значит, это была ты! А мне показалось, что это был отец.

— Мы стали с ним очень похожи. Но ему тоже было тяжело. Он помогал Ра и второму твоему брату. Но об этом потом. Зачем пришла?

Мать грустно усмехнулась.

— А пришла я за тем же, за чем приходил Сил. Мой корабль забит мертвецами, полумёртвыми, полуживыми и даже живыми жителями вашего мира. Со мной принцесса Ария. Наконец, сам Сил в мешке из гюзеля. Его связали так, что он ничего не сможет с собой сделать, ведь смерть для него теперь желанна более всего на свете. Связан он надежно, но он хитёр, и нельзя давать ему лишнего времени. И Ольга, она ни жива, ни мертва. Она человек Земли, и помочь ей может только ваша целебная вода. Такие случаи уже на Земле бывали.

— Хорошо. Обстоятельства за нас. Мы имеем две мощные сущности из вашего мира — ты и Мохнатый. И две такие же сущности из нашего мира — я и Бэр. И людям я тоже помогу. Они спасли Бэра от опасности, которая грозила ему при встрече с Силом.

— Да. Тут просто повезло. Всех выручила Ольга. Но Бэр высокий дух, он ни секунды не думал о себе. Он готов был к битве, зная, что может погибнуть.

— Бэр достойный сын. Кого возьмёшь из людей?

— Только Ольгу и Ивана. Иван умеет управлять сетью. И ему досталось не меньше, чем Ольге. Эти маленькие змейки — изощрённые вампиры. И после того, как с ними поработал Сил, среди них почти нет таких благородных, как Ария. Я вообще удивляюсь, как ему хватило сил помочь Сиглу набросить сеть.

— Нет. Ты возьмёшь ещё и Мирракса. Они все должны быть связаны одной судьбой, раз ты так решила. Ты же не хочешь, чтобы у твоей невестки была сумасшедшая мать. Она ведь просто человек. И ей нужны люди, которые пройдут с ней через всё, и которым она ничего не должна будет объяснять. Они просто будут её понимать. К тому же они кое-чему обучатся — это поможет им продвинуться по службе. Сиглом и экипажем корабля Ивана займёмся мы с твоим отцом.

— А Странники?

— Они тоже погостят у нас.

— Хорошо. Со своим караваном я разберусь сама. А Бэр поможет тебе разместить здесь остальных. Я опасаюсь за Сигла. Но не мне тебя учить. До инициации осталось три с половиной часа по общезначному времени. Успеем мы, если на сборы и подготовку уйдёт полчаса?

— И переход займёт не меньше. Я думаю, мы всё успеем.

Через полчаса на огромной площади, краёв которой не было видно, собрались все, кроме Странников и Сигла. В одной группе были люди: весь экипаж Ивана, он сам, Мирракс и Ольга, которая неподвижно лежала в прозрачном саркофаге с открытыми глазами. С ними была и Ария. Она свернулась клубком на саркофаге Ольги и тоже казалась неподвижной. Она позволяла переносить саркофаг Ольги, но ни у кого даже мысли не возникало прикоснуться к Арии. Неподалёку под куполом стояли контейнеры с мёртвыми змеями. Рядом находились ещё два небольших купола. В одном из них были больные змеи, в другом — относительно здоровые. С другой стороны от группы людей стоял ещё один купол. Там тоже были змеи, но абсолютно здоровые, живые и даже весёлые. Это те, которых нашёл и где-то прятал Ра. Их доставил всего несколько минут назад Мохнатый.

В определённом месте, известном только им, поскольку оно ничем не отличалось от других, стояли Мохнатый и Мать, а напротив них Кали и Бэр. Все четверо в образе людей. Между ними и людьми был прозрачный защитный экран. Они протянули руки и вперемешку стали выкладывать одну руку на другую ладонями вниз, потом напряжённо замерли. Через некоторое время между ними открылся колодец, идеально круглая дыра примерно с метр в диаметре. Они быстро убрали руки. И тут же вверх взметнулся столб света шириной во всю дыру. В столбе света возникли две фигуры: одна в сером плаще, другая — в чёрном. Они приветствовали друг друга символами жизни.

— Владыки! — тихо произнёс Иван.

Люди встали на колени и опустили головы. Те, что были у дыры, отошли от неё, встали в ряд и просто склонили головы.

— Кто пойдёт? — спросил тот, что был в чёрном плаще.

— Пойдут дети. Родители останутся здесь и будут сторожить проход с этой стороны, — ответила фигура в сером плаще. — А кто будет сторожить с твоей стороны?

— Молох. И ещё дашь одного Странника. И мы с тобой будем помнить, что проход открыт. Это особый случай. Спасибо за помощь. Мы в долгу не останемся.

Владыки исчезли. Исчез и защитный экран. Иван и Мирракс подошли ближе и встали рядом с Матерью и Бэром. Саркофаг с Ольгой и лежащей на нём Арией соскользнул с места и остановился рядом с ними.

В цилиндре света появились существа, похожие на людей, но с крыльями. Они были, как Странники, закутаны в белые плащи и лица их были закрыты капюшонами.

— Ангелы смерти, — грустно сказал Бэр.

— Мы пришли за мёртвыми, — хором сказали гости.

Контейнеры начали плавно подплывать к проходу. Ангелы по очереди брали их и исчезали вместе с ними. Всё происходило быстро, без суеты, как в хорошо отрепетированной пьесе. Контейнеры плыли строго по номерам, как будто знали свои номера. Ангелы тоже не суетились, словно каждый знал, какой именно контейнер он будет сопровождать. Процедура была печальной, но закончилась очень быстро.

И сразу же пришли другие ангелы. У них были открытые серьёзные лица.

— Мы пришли за больными, — сказал один из них.

Их было много, и они все прибывали и выходили на площадку. Потом каждый взял того, за кем пришёл, и они быстро исчезли. Взяли и тех живых, которых привёз Иван.

За ними появились только два ангела. Они были веселы и хлопали своими великолепными крыльями.

— Мы пришли за живыми.

Исчез купол над змейками, которых доставили от Ра. Змейки быстро и весело помчались к проходу. Они сами отважно прыгали в столб света и бесследно исчезали там. И после того, как прыгнула последняя змейка, ангелы отправились за ними.

Возникла пауза, во время которой все отошли подальше от колодца. Вернее, все сгруппировались по одну сторону от дыры на достаточно большом расстоянии от неё, оставив вторую половину абсолютно свободной до самого горизонта. Когда всё это было проделано, в столбе света один за другим стали появляться новые существа. Их было трое. Они не оставались в светящемся цилиндре, а выскакивали на площадку. Были они высокими, почти десятиметровыми, с атлетическими телами. Красивые вьющиеся волосы до плеч, короткие, очень аккуратные бородки, сливающиеся с усами, украшали их прекрасные, мужественные и грозные лица. Великолепные крылья нижними перьями касались пола, они были ни расправлены, ни сложены. Казалось, что существа в любой момент готовы ими взмахнуть. И встали они на таком расстоянии друг от друга, чтобы не помешать это сделать. Одеты существа были в короткие туники, перехваченные широкими поясами, разделёнными на секции, из которых выглядывали какие-то приборы или приспособления. Справа к поясу было прикреплено нечто, отдалённо напоминающее меч. Ноги их были обуты в сандалии, от которых шли ленты, поблескивающие металлом, и накрест переплетающие ноги до самых колен.

— Мы пришли за преступником, — сказал один из них.

Его чарующий голос прозвучал негромко, но властно. Тут же появились два корабля Странников. А между ними в сети болтался огромный Сил. Концы сети удлинялись, пока тело Сила не легло на площадку. Потом сюда же упали оба конца сети. Они мгновенно укоротились и сомкнулись замком. Корабли исчезли. А ещё через несколько секунд на площадке рядом с другими появились Сигл и Странник. Ангелы, казалось, ждали именно этого.

— Кто будет управлять сетью? — спросил тот же ангел.

Он, по-видимому, был главным среди них.

— Иван и Мирракс, — ответила Мать.

— Пусть подойдут в том порядке, как ты их назвала, и встанут между нами.

Иван и Мирракс быстро, но с достоинством выполнили команду.

— Хорошо. Вы встали точно там, где нужно было встать. Высокие духи. Сработаемся. Уменьшайте сеть.

Сеть начала медленно сжиматься, всё глубже и глубже впиваясь в тело Сила. Через некоторое время Сил взвыл. В его голосе были боль и ярость.

— Хватит. Теперь мы.

Казалось, ни один мускул не дрогнул ни в лицах, ни в телах ангелов, но Сил уменьшился в размерах настолько, что сеть опять обтягивала его, как чулок.

— Вы заметили предел, пока он ещё не кричит?

— Да, — спокойно сказал Мирракс, а Иван просто кивнул головой.

— Давайте попробуем ещё раз. Не хочется слышать этот мерзкий голос.

На этот раз обошлось без криков. Дальше дело пошло достаточно быстро. Когда Сила уменьшили больше, чем вполовину, он снова взвыл.

— Хватит! Я хочу умереть. Я имею на это право!

Но в ответ раздался такой же мощный голос:

— Тебе было предоставлено это право, но ты надругался над ним.

Все вздрогнули и оглянулись на саркофаг Ольги, где до этого лежала Ария. Но её там не было. А рядом, свернувшись кольцами, лежала большая змея, голова которой была поднята метров на пятнадцать над поверхностью, и на ней сияла корона. Только теперь главный ангел повернулся к ней и склонил голову.

— Мы не сомневались в этом, принцесса Ария. Теперь у тебя достаточно сил, чтобы догнать тех, кто ушёл раньше?

— Да, Серафим. Мне хватит. Остальную энергию возьмут Кали, Бэр, Мохнатый и Мать.

— Хорошо. Всем приготовиться. Мы продолжаем работать, — деловито и спокойно сказал Серафим.

Очень скоро Сил превратился в змею, размером чуть побольше анаконды.

— Работа закончена, — Серафим передёрнул плечами и расправил крылья. — Все, кто идёт, пусть идут за нами.

Он подхватил Сила и нырнул в провал. Два других ангела взяли Ивана и Мирракса и исчезли вслед за ним. Ария кончиком хвоста обхватила Сигла, подняла его до уровня своих глаз, секунду смотрела на него и прошептала:

— Сигл, очень многое в моей судьбе зависит от тебя.

Потом осторожно поставила его на поверхность, где он, потеряв сознание, упал на руки Кали. А она обвила хвостом саркофаг Ольги и скользнула в столб света. За ней сразу исчезли Мать и Бэр. Последним ушёл Странник. И всё пропало, как будто и не было.

Сигл очнулся и увидел над собой зеленоватый, светящийся мягким светом потолок. Он лежал на удобном ложе, заботливо укрытый. Он сразу понял, что не может пошевелить ни одним мускулом. Только веки открывались и закрывались, и могли двигаться глаза. Ему показалось, что он не один, и он скосил глаза. Рядом с ним сидела очень изящная женщина с тремя руками. С левого бока у неё было две руки. Одна из них спокойно лежала на коленях, а вторая, чуть согнутая в локте, ладонью была повернута в сторону от него. А с правой, ближней к нему стороны была только одна рука. Женщина держала в ней сосуд с каким-то питьём. Вторая рука с этой стороны как бы прорастала из плеча. Была уже видна кисть, нетерпеливо помахивающая пальчиками. Женщина увидела, что он пришёл в себя, и приветливо улыбнулась.

— Меня радует, что ты, наконец, пришёл в себя. Выпей, пожалуйста, это. И не волнуйся. Ты у меня в доме. Я Кали.

Услышав это имя, Сигл попытался вскочить, но не смог. И тела своего он не чувствовал, и сил не было, и Кали одной из свободных рук прижала его к постели.

— Лежи, герой, только выпей то, что тебе предлагают.

Она приподняла ему голову и поднесла сосуд к его губам. Питьё было приятным на вкус, и он с жадностью его выпил. Снова откинулся на подушки и прикрыл глаза. Даже на это маленькое действие ушли все силы. Через некоторое время он почувствовал, что сможет пошевелить языком, и сразу этим воспользовался.

— Что со мной? Я умираю?

— Не торопись. Сейчас ты окрепнешь настолько, чтобы мы смогли поговорить. Полежи ещё немного спокойно.

Прошло несколько минут, он снова открыл глаза. Кали сидела в той же позе. Увидев, что он открыл глаза, она снова дала ему что-то выпить. На этот раз напиток был совсем не вкусный, даже горьковатый, но с каждым глотком он чувствовал себя бодрее. Он даже пошевелил пальцами рук, но ног ещё не чувствовал.

— Так что же всё-таки со мной случилось? Где все? Где Ария? Я должен был быть с ней до конца.

— Хорошо. Отвечаю по порядку, — грустно сказала Кали. — Ты имеешь право знать. С тобой случилось то, что должно было случиться. После регенерации должна быть реабилитация. Некоторое время ты должен был быть в покое. А тебе пришлось работать. И не просто работать, а воевать с Силом. Хорошо, что Мать догадалась взять с собой Ивана. Она хотела, чтобы он поучаствовал в настоящем деле, выполняя несложные второстепенные задания. Но всё обернулось так, что он оказался вместе с тобой в самом ответственном месте. Если бы тебе пришлось управлять и сетью, ты бы сейчас уже нигде не лежал, тебя бы просто не было. Сил боролся отчаянно, ему уже нечего было терять. Когда он увидел сеть, он сначала даже и не очень испугался. Но твоя родная мать — гений. Она изобрела нечто такое, перед чем даже я цепенею. Когда сеть начала обволакивать его, он решил вас убить. У него с некоторых пор только одна никудышная головёнка, а уничтожить нужно было тебя, Ивана, Ольгу и Странника, который держал другой конец сети. Арию он не мог тронуть — это долго объяснять, почему. Со Странником он решил разделаться потом, когда поднаберётся энергии от вас. Сначала он принялся за Ивана. Но Мать хоть и сделала из него человека, Иван её сын, он дал сдачи. И мало змею не показалось. И тогда он напал на Ольгу и на тебя. Ольга почувствовала и предупредила всех своим криком. Часть удара приняла и отразила её корона. Но Ольга ещё не привыкла к ней, и не понимает, какое это грозное оружие. Поэтому удар, который Сил получил от короны, оглушил его всего на несколько мгновений. Но этого было достаточно, чтобы Бэр и Мирракс сделали своё дело. От злости Сил совсем потерял голову. Следующий его энергетический удар пришёлся на Ольгу, остальное досталось тебе. В азарте борьбы ты этого не заметил. Но когда ты оказался на площадке, уже было видно, что ты не жилец. Ария как могла, поддерживала тебя, но у неё самой сил очень мало, а работы было много. Бедная девочка. Она считает, что твоя жизнь и жизнь Ольги на её совести.

— А где остальные?

— Все там, в той Вселенной. Здесь только экипаж Ивана, но они спят. Мохнатый тоже здесь. Но он караулит проход. Там нужно обязательно быть и для того, чтобы туда случайно кого-нибудь не затянуло, а, главное, чтобы поддерживать проход в рабочем режиме. Иначе возвращение всех станет почти неразрешимой проблемой. А я вот, лечу тебя, да и себя тоже. Как видишь, досталось и мне.

Конец ознакомительного фрагмента.