Красной планеты Надежда

Инна Демина (2025)

Все когда-то случается в первый раз. Вот и убийство в первой земной колонии на Марсе тоже произошло впервые, и так получилось, что Надя Беликова, эколог и оператор дронов, стала невольной свидетельницей происшествия. Казалось, все просто: вот убитый, вот преступник, на которого указывает свидетельница, дело закрыто. Однако тем же вечером Надя обнаруживает убийцу в своей каюте, и тот убеждает ее в своей невиновности. Теперь им вместе предстоит выяснить, кто на самом деле убивает видных ученых колонии, и кому выгодно, чтобы в этих преступлениях обвинили их обоих…

Глава 3

11 ноября, раннее утро

Надя

Сон сморил меня только под утро. А до того я, ерзая на раскладном кресле, невольно обдумывала произошедшее. Хоть и пыталась прогнать мысли о смерти Хоффмайера, нездоровом интересе следователей ко мне, а также о том, что невольно стала пособницей главного подозреваемого, но не преуспела. Пусть даже моя уверенность в виновности Вика и улетучилась, задавленная если не железобетонными, то уж точно железными аргументами, то Ван Хауэр, назначенный главным следователем по делу об убийстве Хоффмайера, о том еще не знает. И мне, по честности, очень не хотелось бы открывать ему глаза на происходящее — дело тут даже не в том, что рассказал о нем Вик, и не в методах допроса свидетелей, которых вчера придерживались ретивые европейцы! Просто я сама под немигающим взглядом Ван Хауэра ощутила необъяснимый, инстинктивный страх. Тогда я решила, что просто перенервничала, однако теперь уже не уверена, что мои опасения возникли на пустом месте.

Неизвестно, как отразится на мне помощь Вику, да и вообще вся эта ситуация. Поступить иначе я не могла, но теперь как-то страшновато. Неизвестность всегда страшит… Ясно одно — в покое меня не оставят. Так что в моих интересах сидеть тихо и делать вид, будто я ничего не знаю. И надеяться, что Вик сохранит в тайне свою ночевку в моей каюте.

Впрочем, с чего мне волноваться? Я ни в чем не виновата, ничего предосудительного не совершала, а насчет лечения подозреваемого можно сказать, что он меня заставил. На деле, конечно, это не так, но, если припрет, и мне не оставят иных способов защиты, кроме вранья… И да, завтра вернется Егор! С ним спокойнее. Уверена, он защитит меня от излишней активности Ван Хауэра. Хм, действительно, поводов для беспокойства у меня нет. Вроде бы…

С этими мыслями я и уснула.

И вновь увидела кошмарный сон, преследующий меня уже почти два месяца: я делаю шаг, пол под ногами вдруг исчезает, и я падаю вниз, на усеянный разномастными булыжниками грунт, понимая, что иллюминатор шлема вот-вот разлетится на куски от удара, и умру я от недостатка кислорода — быстрее, чем от воздействия радиации. Как и герр Хоффмайер!

Правда, на этот раз кое-что изменилось — где-то на заднем плане мой слух уловил музыку. Хотя, нет, не музыку, а тихое, едва слышное пение. Слов не разобрать, но почему-то песня казалась мне знакомой. Но откуда она вообще взялась там, в моих кошмарах?

Проснувшись, я сразу заметила, что Вика в кровати нет. Зато из душевой слышался шум воды. Неужели полегчало? И так быстро?! Всего после трех доз антибиотика?! Я проверила пневмошприц и поняла, что Вик, пока я спала, сделал себе четвертую инъекцию. Похоже, от акбактраксина есть эффект! Может, другой колониальный антибиотик Вику просто не подходит? Хм…

Я вдруг вспомнила, что сама во время болезни время от времени пользовалась хиропоприсциллином из личных запасов — когда у меня не было сил на то, чтобы встать с кровати, не говоря уж о том, чтобы дойти до окна доставки, посредством которого я в карантине получала еду и лекарства. Свою аптечку я предусмотрительно поставила рядом с кроватью, так что мне было проще брать лекарства оттуда. Но, стоило болезни выпустить меня из когтей настолько, что я начинала вставать, есть понемногу и пользоваться лекарствами из медблока Новой Терры, как мое самочувствие снова ухудшалось. А теперь антибиотик оттуда же за четыре дня не помог организму Вика справиться с воспалением! Но почему?

Мысль о том, что что-то не так с самим антибиотиком, которая пришла мне в голову первой, я отмела — не могли на Земле приобрести для колонии на Марсе некачественные лекарственные препараты! Потому что закупка их производится напрямую из фармкомпаний с хорошей репутацией, а приемка товара осуществляется в несколько этапов, и приемщики каждый раз разные (знаю из теоретической части курса подготовки колонистов). Да и бессмертием стороны процесса отнюдь не обладают. Мог ли хиропоприсциллин испортиться при перелете или уже здесь? Не знаю, честно говоря. Может, спросить медиков? Или биологов? Среди них есть те, кто по второй специальности еще и химики. О, а ведь Даша по специализации не только микробиолог, но и химик-фармацевт! Почти все тут, в Новой Терре, имеют две, а то и три специальности, так как число колонистов, которых можно отправить на Марс за один рейс, ограничено, а потребность колонии в специалистах велика.

Я, не откладывая, решила написать подруге. Однако, войдя в почту, увидела сразу четыре письма от нее: Даша, оказывается, еще вчера просила меня о встрече, жаловалась на то, какой ужас творится у них в лаборатории, сетовала об испорченном празднике и предлагала вместе позавтракать. Правда, для того, чтобы успеть к назначенному ей времени, мне пришлось бы проснуться часа на два раньше. Торопиться на эту встречу смысла уже не было, так что я отправила ей сообщение: «Извини, только проснулась, не смогу прийти. Может, встретимся за обедом?» и стала выбираться из кресла.

Быстро это сделать не получилось — кресло эргономичное, принимает форму тела, но медленнее, чем хотелось бы. К тому же, за время сна моя спина и конечности несколько затекли, так что это утро пришлось начать с медленной острожной зарядки. Которую я, к счастью, успела закончить до того, как Вик вышел из душа. Иначе взгляду его предстала бы не просто растрепанная девушка в мятом спортивном костюме, а растрепанная девушка, пытавшаяся встать после так и не получившегося до конца «мостика», и неловко рухнувшая на пятую точку в тот момент, когда это у нее почти получилось. Наверняка он счел бы это зрелище забавным, вот только поднимать ему настроение подобным образом мне совсем не хотелось.

— Доброе утро, Надюша! — поприветствовал меня он. — Это я тебя разбудил?

А сам смотрит на меня внимательно, будто ждет чего-то. И из одежды на нем только обмотанное вокруг бедер полотенце.

— Нет, сама встала, — ответила я и тут же полезла в шкаф за халатом. — Вижу, тебе уже лучше!

Выглядел он действительно лучше, чем вчера — глаза ясные, взгляд осмысленный, улыбается… Впрочем, он, наверное, и на смертном одре улыбаться будет. Болезненная бледность, правда, никуда не делась, но это дело нескольких дней, лекарств и нормального питания. А вот повязка на руке красуется свежая, снова бактерицидная. Волосы еще влажные.

— Так и есть, — подтвердил он. — Извини, вынужден был воспользоваться твоим санузлом и полотенцем. Очень помыться захотелось. И я не стал в твоих вещах копаться, так что прости за внешний вид.

Он пытался изобразить раскаяние и смущение, однако, на мой взгляд, переигрывал. И хитрый блеск в скромно потупленных глазах выдавал его, что называется, с потрохами. На поправку пошел… Впрочем, есть вероятность, что блеск в глазах — следствие поднимающейся температуры, и я опять все придумала. Но ведет он себя прилично, что уже немаловажно.

— Не страшно, — махнула рукой я. — Вот, надень.

И протянула ему свой банный халат, который, к счастью, оказался на несколько размеров больше, чем я сама. С белыми зайчиками на розовом фоне. Могла бы предложить другой — черный, предназначенный для Егора, когда тот остается у меня на ночь. Но не стала — из вредности. Нечего посторонним мужчинам у меня в одном полотенце расхаживать! Да и халат лучше придержать до вечера — хочется побыть вдвоем с Егором.

— Можешь и гидроочисткой воспользоваться, — как ни в чем не бывало предложила я, невинно хлопая ресницами. — Халат потом туда же закинь.

Вик хмыкнул, оценив шутку, но отказываться от предложенного халата не стал. Забегая вперед, скажу, что халат веселенькой расцветки он все же натянул, хоть тот и трещал у него на плечах, а длиной доходил только до колен. Ничего, он мягкий и теплый, что должно компенсировать расцветку. И потом, его тут, кроме меня, никто не видит, а я по понятным причинам не буду никому рассказывать о том, где Вик провел эту ночь. Но фото на память сделаю.

Кстати, должна отметить: тело у него что надо. Не столько накачанный, сколько жилистый, что характерно для астеников. Но мышцы развиты, каждая просматривается четко, жира ни грамма. Похоже, он тоже любит проводить время в тренажерном зале. Даже странно, что мы с ним на тренировках ни разу не пересекались!

Еще я успела заметить несколько шрамов на его теле: сбоку, в области ребер с правой стороны и один на левой голени — аккуратные, хирургические, остальные три рваные, изогнутые, нанесенные чем угодно, только не скальпелем.

— Вентиляцию я починил, кстати, будет нормально тянуть, — вновь заговорил Вик, не подозревая о том, что я уже навела на него объектив голопланшета.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я, втайне любуясь получившимся снимком. — Я рада, что твоя рука начала работать.

Удачно, даже лицо видно, хоть в кадр Вик и не смотрит.

— Я пока одной левой обошелся, — усмехнулся парень, с величайшей осторожностью пошевелив пальцами правой руки. Согнуть ее он так и не решился. — Забавно звучит, да?

Я пожала плечами, и сама решила посетить санузел.

— У меня еще кресло барахлит что-то, — пожаловалась я, указывая взглядом на очередной объект в моей каюте, требующий ремонта. — Под мои движения подстраивается с заминкой.

Вик пообещал посмотреть. А я скрылась в душевой и привела себя в порядок так быстро, как только смогла. А, вернувшись в каюту, застала Вика с моим голопланшетом в руках.

— Тебя не учили, что брать без спроса чужие вещи нехорошо?! — возмутилась я.

— Меня еще и не тому учили! — отшутился Вик. — Мог бы перечислить, но не буду, а то ты опять в этом какой-нибудь намек углядишь…

И улыбается многозначительно так, будто намек какой делает.

— Голопланшет верни! — потребовала я.

Да, знаю, что сама виновата — не стоило оставлять столь личную вещь в каюте, надо было забрать с собой. Но влажный воздух санузла в совокупности с вездесущей марсианской пылью плохо действует на сложную технику, вот я и понадеялась на честность залетного пациента. Как оказалось, зря.

— Да брось, Надь, никуда я там не залезал! — Вик протянул мне требуемое.

На лице его отразились сожаление и досада. Но виноватым он себя не чувствовал.

— Еще этого не хватало! — фыркнула я.

Вик, однако ж, счел своим долгом объясниться.

— Я твой голопланшет на один из шифрованных каналов настроил. Если что, сможешь мне написать…

— Если что, я попрошу помощи у своего молодого человека! — отчеканила я.

Вик тяжело вздохнул.

— Уже доводилось?

— Ну… нет! — с заминкой ответила я.

Ведь до того я все свои проблемы старалась решать сама, не обращаясь ни к руководству, ни к Егору. Случай с поломкой дронов не в счет. Да и проблем-то особых не было, так, недопонимание с коллегами, еще кое-какие рабочие моменты…

— Попроси, — криво усмехнулся Вик. — Только потом не удивляйся.

— Да что ж такое-то?! — взорвалась я. — Что за намеки?!

— Вполне прозрачные…

— Ты не знаешь Егора! Как ты можешь так говорить о нем?!

— Да знаю! — Вик, кажется, тоже вышел из себя. — Знаю. Не так, чтобы близко, но достаточно, чтобы оценить и сделать простой вывод: с этим парнем не стоит иметь дел. Тем более девушке. Учились мы в одной летной академии, МГЛА, и на одном факультете, только я на курс старше.

Я удивилась. Ничего себе поворот!

— Егор не говорил…

— Дурак он, что ли? Ну, дурак, конечно, но не настолько… Конечно, не скажет. И даже факт нашего с ним знакомства на Земле отрицать будет. Так что, Надь, смотри и запоминай, как односторонний канал связи активировать. На крайний случай, так сказать. Все просто: обхватываешь голопланшет рукой и давишь вот сюда, на этот крохотный выступ. Короткое нажатие отправляет сигнал о помощи, длинное, дольше пяти секунд, открывает диалоговое окно, в котором можно набрать сообщение для меня.

— Получишь и ответишь? — ехидно прищурилась я.

— Получу, но отвечать не буду, — Вик был сама невозмутимость. — Так выше шансы отследить местонахождение адресата. Ты в сообщении мне встречу назначь, там и поговорим. А насчет сигнала SOS не волнуйся, он сработает даже при дезактивированном голопланшете. Если не смогу помочь тебе лично, то все равно что-нибудь придумаю.

Я снова фыркнула. Да не собираюсь я с ним разговаривать! Достаточно сегодняшнего лечения! И того, что я прямо сейчас не напишу Ван Хельсингу, то есть, Ван Хауэру о том, где искать подозреваемого.

— Не боишься, что я тебя сдам таким образом? — на всякий случай уточнила я.

Вик, к счастью, не разразился патетичной речью о том, что «Ты девушка честная, сама себе не простишь!» и «Мы в ответе за тех, кого приручили!». Сказал лишь:

— Есть такая вероятность, но я тебе доверяю.

— И когда это началось? — тоном заправского психиатра осведомилась я.

А вот ответ поставил меня в тупик:

— После того, как мы за твоим дроном ездили.

Вот это номер! Что же тогда такого произошло, что он начал доверять мне, по сути, чужому, хоть и симпатичному ему человеку? Я вот ничего из ряда вон выходящего не припомню. Ну, влезли в марсоход, доехали до места падения дрона, нашли его в одной из пещер TAR-46223, обратно вернулись порознь. Потом я проболела целых три недели, беспилотник Вик починил и отнес на место, а после написал мне сообщение: «Настройки сбились до базовых, такое бывает. И ударился обо что-то, мозги электронные встряхнулись». Вот, собственно, и все. Он мне, оказывается, много сообщений писал, пока я болела. Да только прочитать их своевременно я не смогла — голопланшет-то у меня отобрали еще в медблоке и вернули только после выздоровления.

Наверное, на лице моем в тот момент проступило столь сильное удивление, что Вик удивился сам.

— Надь, ты что, не помнишь?! — его глаза округлились, а брови поползли вверх.

Я развела руками.

— Что именно я должна помнить? — я старалась говорить спокойно, но все внутри меня вдруг будто смерзлось в комок, отчего стало весьма и весьма неуютно.

Вик, закусив губу, с полминуты внимательно разглядывал меня, потом подался вперед всем телом, будто решившись на что-то, но в последний момент передумал, отвернулся и таким же нарочито спокойным тоном произнес:

— Ничего, Надюша. Не бери в голову.

Я ему не поверила. Но, если так, то во время нашей совместной поездки за дроном произошло некое событие, которое расположило его ко мне не просто как к понравившейся девушке, но и как к другу, боевому товарищу, если хотите. Но, вместе с тем, оказалось столь тяжелым и травматичным для меня, что я предпочла забыть о нем. В психиатрии описаны случаи, когда психика, желая спасти сама себя, просто вытесняла травмирующие воспоминания из памяти в подсознание… Не с этим ли случаем связано появление моих ночных кошмаров? Ведь видеть сны о падении я начала как раз после той поездки! И, если эти сны — не просто игра моего подсознания, то, получается, несчастный случай со мной произошел за пределами колонии, потому что смертельный полет вниз в моих снах точно происходит в скафандре! И нет в Новой Терре зданий, падение с которых чревато смертью! Хотя падение, если таковое имело место, и если бы мне посчастливилось пережить его, без ущерба для здоровья бы точно не обошлось. Так что сны — это просто сны. Наверное…

С другой стороны, Вик, кажется, помнит о нашем первом и единственном совместном выезде за пределы Новой Терры больше, чем я. Но почему-то делиться со мной воспоминаниями не хочет. А мне вдруг очень захотелось узнать, вспомнить… Однако что-то подсказывало мне: сейчас вытянуть из Вика правду о случившемся я смогу только силой и пытками, а этот вариант мне не подходит категорически. И дело не в том, что парень физически сильнее. Просто я вообще против пыток, а уж применять их к слабому и больному — и вовсе мерзко. Но, так или иначе, я поставила себе заметку на будущее: расспросить его о той поездке. Впрочем, Егор тоже может что-то знать, ведь именно он тогда доставил меня в Новую Терру. Точно! Его и спрошу!

— Я тут вспомнил… — вновь заговорил Вик. — Примерно через полчаса после того, как ты вчера утром ушла из жилого модуля, я спустился на технический этаж, чтобы перед походом в медблок зайти в малую техническую и взять инструменты, а вход в нее рядом с коридором, ведущим к раздевалке. Ну, помнишь, как там все устроено? Коридор изгибается полукругом, вход в малую техническую в ответвлении.

Я кивнула.

— Так вот, пока я открывал дверь в малую техническую, у меня за спиной кто-то очень быстро прошел к хранилищу. Я бы даже сказал, пробежал, да еще как-то странно, пригнув голову, будто хотел остаться незамеченным. Или, по крайней мере, неузнанным.

— Ты хорошо его рассмотрел? — спросила я.

— Почти не рассмотрел, так как стоял к нему спиной, а увидел только периферическим зрением, — с досадой вздохнул Вик. — Заметил только, что он был одет во что-то желтое. Надя, я думаю, что он, ну, или она, мог пройти туда из столовой. Так вот, попытайся вспомнить, кто из завтракавших вчера там был одет в желтое.

Вот в этом я могу ему помочь. Я закрыла глаза, воспроизводя в памяти картину вчерашнего завтрака. Хм… Надо сказать, яркие цвета в повседневной жизни колонии не в ходу — не практично. Но, если душа просит, то почему бы нет? Итак, в желтых оттенках вчера в столовой были трое: ТиДжей Баркли из техников-ремонтников в лимонно-желтой толстовке, Эльвира Кочетова, заместитель Хоффмайера, в горчичного цвета жакете, и медсестра Аня Решетникова в шерстяном платье песочного цвета.

Вик, услышав об этом, воодушевился.

— Ну, трое — это уже неплохо. Не несколько десятков. И Аню я бы из списка подозреваемых вычеркнул — в ней сантиметров сто пятьдесят пять от силы, она в моем скафандре утонет.

Я невольно хихикнула, представив, как миниатюрная медсестра барахтается в скафандре Вика, пытаясь одновременно дотянуться ногами до стоп и удержаться за область подмышек.

— Я и насчет Баркли не уверен — этот по росту подошел бы, но он шире, чем я, ему в моем скафандре было бы тесно, не дыхнуть, ни, прости, пукнуть, — продолжил Вик. — Из названных тобой кандидатур в подозреваемые под размер скафандра более-менее подходит только Кочетова. Как думаешь, могло ли ей захотеться возглавить биолабораторию, устранив препятствие в виде непосредственного начальника?

— А смысл? — выразила недоумение я, немного подумав. — Денег или преференций у нее больше не станет, мы тут все за идею работаем. Зато ответственности и проблем прибавится.

— Тоже верно… А что ты думаешь насчет мести бывшему любовнику?

— Бывшему любовнику?! — удивилась я.

Странно, за то время, что я провела здесь, ни разу не замечала в отношениях этих двоих признаков того, что они выходят за рамки делового общения.

— Они действительно были любовниками, — подтвердил Вик. — Но вроде как разошлись примерно месяц назад.

— Ну, не знаю… — без особой уверенности сказала я. — Думаю, прикончить непосредственное начальство Кочетова могла бы и в колонии, у нее наверняка были все возможности для того. К чему ей риск и сложности с выездом? С другой стороны, мы не знаем причину их расставания, так что, может, у нее и мотива нет. Бывшие любовники не обязательно расстаются врагами.

Вик вздохнул и взялся за лоб.

— В любом случае, стоит поговорить с ней и выяснить, есть ли у нее алиби на вчера…

— Со всеми тремя! — поправила я.

— Со всеми тремя, — согласился Вик. — Только я пока понятия не имею, как вызвать на разговор Аню и Кочетову, да еще и так, чтобы они сразу не подняли крик. Ладно, придумаю что-нибудь.

Я молчала, мысленно напомнив себе, что не собираюсь встревать в эту историю. Я и так сделала для Вика больше, чем достаточно. Однако, буду честна сама с собой, меня эта история заинтриговала, и я полночи обдумывала ее.

На недолгое время воцарилось молчание. Потом я, получив сообщение от Даши, решилась нарушить его.

— Я, пожалуй, пойду. Справишься тут без меня? Чтобы к вечеру и духу твоего тут не было, — строго закончила я.

Кивок в ответ. И пристальный взгляд.

— Отправь заявку клинеру. И дверь за собой закрой. Учитывая то, что ты сумел вчера проникнуть в мою каюту, между прочим, запертую, для тебя это не будет проблемой.

Еще один кивок. Ну, взаимопонимание вроде бы достигнуто.

— Вик! — обернулась я за миг до того, как открыть дверь. — У тебя есть с собой антибиотик из медблока?

— Конечно, мне суточную дозу с собой выдали, — ответил он, а у меня появилась мысль, будто он ждал этого вопроса. — Дальше его буду колоть…

— Нет, возьми пока мой, — велела я. — Потом вернешь. А мне дай ампулу из медблока.

Покопавшись в кармане пояса с инструментами, принесенного с собой и вчера благополучно забытого в душевой, Вик вручил мне требуемое. А после, пожелав хорошего дня, вновь скрылся в санузле.

Я же, спрятав ампулу в карман джинсов (сегодня я, раз уж получила выходной, выбрала менее официальный стиль в одежде), поспешила в столовую. Даша назначила встречу в оранжерее через час, так что я вполне успею позавтракать или хотя бы выпить чаю.

А по поводу препарата… Да, я не собираюсь лезть в расследование убийства Хоффмайера! Однако лекарство — это другое. Из-за того, что партия хиропоприсцилина, возможно, испортилась или оказалась некачественной, пострадают люди, так что я просто не могу сделать вид, будто ничего не было! Я обязана проверить препарат и, если мои подозрения подтвердятся, довести результаты своего мини-расследования до сведения руководства. Вот поем и отдам ампулу Даше, пусть проверит состав и свойства на анализаторе.

Не успела я отойти от двери каюты, как на мой голопланшет поступило системное сообщение: в столовой через десять минут объявляется общий сбор колонистов, присутствие обязательно. Хм, на моей памяти такое впервые… Но надо, так надо.

До того момента, как началось общее собрание, я даже успела проглотить завтрак и выпить полкружки чая, параллельно здороваясь с коллегами, постепенно заполнявшими столовую.

Собрание началось с незначительным опозданием — Соммерса что-то задержало. Впрочем, он даже не счел нужным извиниться и сразу перешел к сути дела. Итак, сегодня утром в своей каюте найден мертвым начальник биоинженерной лаборатории Елисей Полторахин. Только что созданной оперативной группой с капитаном Йоханом Ван Хауэром во главе ведется расследование этого события, а от колонистов требуется оказывать им посильную помощь, максимально честно и подробно отвечать на их вопросы и, при необходимости, не препятствовать обыску кают и личному досмотру. Всем спасибо, все свободны. Кроме тех, кого следственная группа попросит задержаться.

Я, мягко говоря, удивилась. То есть, нам всем предлагалось, по сути, стоять и смотреть на грубое вторжение в личное пространство, причем без особых к тому предпосылок, что меня лично очень разозлило! И не только меня, судя по гневным возгласам коллег. Соммерсу, кажется, еще вчера моча в голову ударила, а сегодня никак не отхлынет! В смысле, расширение властных полномочий в связи с расследованием убийства Хоффмайера. Боюсь, ничем хорошим такая его инициатива не закончится. Я, например, тут же написала жалобу на имя генерала Дубровцева — если он знает о решении своего заместителя, пусть знает и об отношении к нему в коллективе! И не просто пожаловалась — не поленилась описать и последствия, и сделанные мной выводы. И не надо говорить, что за этим стоит мое негативное отношение к Соммерсу! Есть личное, а есть общественная необходимость! Как и в случае с некачественным антибиотиком, кстати!

Кстати, в голопланшеты полезла, как минимум, половина присутствующих, подозреваю, с той же целью, что и я. И, видимо, Дубровцев прореагировал, потому что мне даже из последних рядов было заметно, как голопланшет Соммерса полыхнул красным, и он, открыв сообщение, вмиг опал с лица и покинул столовую едва ли не бегом. Разошлись и колонисты, не считая, разумеется, тех, кого попросили остаться следователи — в основном, сотрудники биоинженерной лаборатории, а также кое-кто из биологов, в том числе и Даша. Подруга успела только махнуть мне рукой и жестами попросить меня подождать.

Я кивнула и, взяв себе еще чай с пирожным (самое то для потрепанных нервов!), устроилась за самым дальним от следственной группы столиком. Ела, любовалась на голопроекцию морского побережья, пила чай и обдумывала услышанное. Получается, что уже второй крупный ученый Новой Терры умирает за неполные сутки… Лично мне с Елисеем Захаровичем познакомиться так и не удалось, с его подчиненными у меня тоже особых дел не было, так, «здравствуй — до свидания», так что о работе биоинженерной лаборатории я знаю немногое. Но, в любом случае, человека жаль. Относительно молодой еще, едва за сорок перевалило. Жить бы да жить! С другой стороны, почему-то в последние дни своей жизни Полторахин, как и Хоффмайер, тоже интересовался образцами воздуха из ущелья TAR-46223. Совпадение? Может, мне стоит узнать побольше о том, над чем работали эти ученые?..

— Вы поразительно спокойны, Надья, — услышала я рядом с собой знакомый, лишенный какого-либо эмоционального окраса голос.

Я вздрогнула от неожиданности и, уронив чайную ложечку, уставилась на усевшегося рядом со мной Ван Хауэра. Молча посмотрела на него, проглотив язвительное «Вопреки вашим стараниям!» и ожидая пояснений. Решила не обострять отношения. Успела еще удивиться тому, что этот уроженец Европейской Конфедерации хоть и говорит по-русски хорошо и почти без акцента, коверкает мое имя…

— А волноваться стоит, Надья, — продолжил он, не дождавшись от меня какой-либо реакции. — Как бы не был хорош твой план, не стоит считать окружающих идиотами — кое-кто из них таковым не является и вполне может разгадать твой замысел.

Я продолжала молча смотреть на него, хотя выдерживать этот немигающий, тяжелый, как каменная плита, взгляд мне было непросто. А уж после этих слов мои сомнения в адекватности главного следователя начали расти.

— Знаешь, из-за чего умер Полторахин? — вновь заговорил он, подаваясь вперед, и мне больших усилий стоило не отшатнуться и не оттолкнуть его.

— Нет, не знаю, — ответила я, слегка удивившись столь резкому переходу на «ты».

— Задохнулся, — интимно шепнул Ван Хауэр, почти прижавшись ко мне.

Вот это номер! Я не могла скрыть удивления:

— Как такое возможно?! — я подпрыгнула от удивления, одновременно отодвинувшись как можно дальше от мужчины.

И, упершись локтем в стену, очень пожалела, что выбрала столик в углу — отодвигаться больше некуда, теперь только вставать и уходить, да и то в обход Ван Хауэра.

Последний криво усмехнулся.

— Возможно, Надья. Некто проделал отверстие в наружной стене жилого модуля как раз в том месте, где располагается каюта Полторахина…

— Разве такое возможно?! — удивилась я, зная, что строительным материалом для колониальных построек стали части космических кораблей, доставивших землян на Марс.

— С промышленным лазерным резаком еще и не такое возможно! — нервно отрезал следователь. — Следы применения данного устройства мы и обнаружили на стенках проделанной в стене дыры!

Сказать о том, что я понятия не имею, что это за резак, как им пользоваться и где искать, он мне просто не дал — торопливо начал описывать, как именно было совершено убийство.

— Убийцы проделали дыру в стене жилого модуля и установили в межстеновую прослойку капсулу с диоксидом углерода так, чтобы это полезное, в общем-то, вещество, понемногу проникая в каюту, связало кислород. А после заварили разрез. Знаешь, Надья, где используется диоксид углерода?

— При тушении пожаров, — ответила я, вытащив из памяти расширенный курс безопасности жизнедеятельности, прослушанный в центре подготовки колонистов.

— Именно! — улыбка Ван Хауэра стала еще шире и неуловимо превратилась в оскал. — Потому что он связывает кислород, поддерживающий горение. В случае Полторахина это сыграло роковую роль — за двенадцать часов, что он отсутствовал в каюте, кислород из воздуха был вытеснен углекислым газом. И профессор, вечером войдя в каюту, оказался в условиях жесточайшего кислородного голодания и умер.

Ужас от столь страшной кончины пусть даже едва знакомого мне человека быстро сменился недоумением.

— А почему не сработала система безопасности? Датчики воздуха? Как так вышло, что воздух не поступал через вентиляцию? И неужели Полторахин, поняв, что не может дышать, не попытался покинуть каюту или поднять тревогу?

Я действительно не понимала, как такое вообще возможно. Кроме того, у меня появилось ощущение, будто Ван Хауэр сознательно нагнетает обстановку, а не просто пообщаться подошел. Но зачем ему это? Я в его глазах по-прежнему подозреваемая? Или же Вик прав: этот человек везде и во всем видит заговоры, и плевать ему на доказательства и здравый смысл?

— Хорошие вопросы, правильные, — сверкнул глазами начальник следственной группы. — Система безопасности не сработала, потому что кто-то испортил датчики воздуха, восстановлению они уже не подлежат. Вентиляцию просто залили силиконовым клеем. А входную дверь каюты испортили так, что открыть ее изнутри стало невозможно. Это убийство, Надья. Спланированное, хладнокровное, не оставляющее жертве ни единого шанса на спасение.

— И жестокое… — вздохнула я, непроизвольно обхватывая себя руками за плечи.

Зачем ему рассказывать все это мне?

— Я тоже так думаю, — Ван Хельсинг марсианского разлива понизил голос до шепота. — Должен признать, ты все прекрасно продумала. Однако без посторонней помощи тебе было не обойтись, поэтому ты привлекла к делу влюбленного в тебя Котта и расправилась с Хоффмайером и Полторахиным его руками. Уж не знаю, что ты ему пообещала… Хотя, догадываюсь.

Я круглыми от изумления глазами смотрела на него и не понимала, как можно нести подобную чушь.

— Только прокололась ты, девочка, — Ван Хауэр и не думал прекращать этот поток абсурда. — Нельзя совершить технически сложное преступление и не оставить следов. Так вот, на краях разреза внешней оболочки жилого модуля остались микрочастицы волокон бирюзового цвета, и, если анализ подтвердит, что они от твоей куртки, я легко докажу, что ты собственноручно вставила капсулу с диоксидом углерода в стену каюты Полторахина. В этом случае доказать твою причастность к его смерти проще, чем в случае с Хоффмайером.

Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, мысленно досчитав до десяти. Попытка успокоиться и собраться, чтобы логичными аргументами если не разбить его иррациональную уверенность в том, что главная злоумышленница здесь — это я, то хотя бы поколебать ее.

— Во-первых, раз уж, по вашему предположению, у меня был помощник, то почему мне понадобилось самой вставлять в стену баллон с диоксидом углерода? — спросила я, не скрывая скепсиса. — Почему я не заставила помощника сделать это?

Однако на все мои аргументы Ван Хауэр тут же придумывал возражения. Да, из разряда «домысливания и предположения». Но сам верил в них, как в абсолютную истину.

— Котт не вставил баллон самостоятельно либо потому, что обе его руки были заняты — он удерживал отрезанный кусок внешней обшивки модуля в отогнутом состоянии, либо ему любовь к тебе еще не весь мозг застила, и Котт сделал все, чтобы замазать и тебя.

— Бред!..

— Ну, бред — не бред, а микрочастицы на краях разреза есть, — ухмыльнулся главный следователь. — Да и сам след от разреза столь грубый и нарочитый… Такое ощущение, что его и не старались замаскировать. Будто Котт хотел, чтобы мы его нашли. И чтобы помогли ему преодолеть твое влияние.

Я на миг даже потеряла дар речи. Надо же так все вывернуть! С другой стороны, если Ван Хауэр не выдает желаемое за действительное, то, получается, кто-то хочет подставить меня?!

— Надеюсь, ты не будешь против, если мои люди возьмут образец микрочастиц с твоей верхней одежды, — продолжал довольно ухмыляться главный следователь. Точь-в-точь как удав, готовясь проглотить глупого кролика. — Предупреждаю: отказ будет расценен как признание вины.

— Жестко… — отмерла я.

— Потому что я уверен, Надья: микрочастицы с краев разреза и с твоей куртки совпадут на сто процентов. Еще выяснится, что сам баллон сохранит микрочастицы с твоих перчаток. И сразу предупреждаю, майн либен, не стоит даже пытаться убеждать меня, будто кто-то другой мог воспользоваться твоей одеждой — не поверю.

— Бред… А как я могла испортить вентиляцию и датчики в каюте Полторахина?

— Ну, может, не ты лично… Твой сообщник, Виктор Котт, техник, ему не составило бы труда проникнуть в каюту жертвы и проделать все это. У них есть универсальные ключи от всех типовых замков в колонии, дальше — дело техники. Легкий апгрейд — и готово, сезам, откройся.

— Видео из коридора…

— Там никого, кроме самой жертвы, сначала покинувшей каюту утром, а потом, не подозревая ничего плохого, вернулся в нее вечером — перебил меня главследователь. — Вообще, видео несложно подделать, имея техника в сообщниках. Кстати, ты могла и сама испортить датчики, вентиляцию и дверь, когда Полторахин заснул после плотских утех…

Все, клиника! М-да, попала, так попала… А я как раз именно о том и хотела сказать, и даже готова была предъявить пайетку, которую вчера утром выковыряла из молнии полукомбинезона… Выходит, эту улику даже не собираются принимать к рассмотрению, потому что Ван Хауэр уже все решил, сам назначил виноватых и будет просто закрывать глаза на то, что в эту версию не укладывается! И что делать мне? Чувствую, доказывать, что я понятия не имею, как привести в негодность столь сложное оборудование как датчики системы жизнеобеспечения или автоматическую дверь, бесполезно. Кроме того, алиби на позавчерашние вечер, ночь и утро у меня нет! И вполне возможно, что убийца действительно воспользовался моей верхней одеждой, когда приводил в действие свой план… Хм… Мой зимний костюм пришелся одному из убийц более-менее впору. Не следует ли из этого, что он — женщина? Или мужчина субтильного телосложения?.. Черт побери! Неужели у меня нет другого пути, кроме как, скрываясь, самой искать убийцу?! Нет, убийц! Вик был прав, говоря, что в одиночку такое не провернуть.

— Зачем мне убивать их обоих — Хоффмайера и Полторахина? — спросила я, лихорадочно обдумывая свои дальнейшие действия.

— Ты мне расскажи, Надья, — прошипел главный следователь, обдав меня сильным запахом мяты и чего-то еще. — Поделись своим мотивом. Впрочем, ходили слухи, будто у них была одна любовница на двоих, и они все никак не могли поделить ее. А девушке, видать, надоели оба. Чем не мотив?

Сальный взгляд и хамский тон не оставили мне сомнений: под этой загадочной особой Ван Хауэр подразумевает меня.

— Глупость, а не мотив, — нахмурилась я. — Всегда есть способ разрешить ситуацию, не прибегая к крайним мерам. И это не говоря уж о том, что лишать колонию двух ведущих ученых — весьма и весьма опрометчивый шаг.

— Хочешь казаться наивной, — Ван Хауэр, казалось, меня не услышал. — И делаешь вид, будто ты тут не при чем и глубоко возмущена моими подозрениями. Должен сказать, ты хорошая актриса, Надья. Тебе бы в инфофильмах сниматься!

— Мне даже в школьном театре ни одной более-менее серьезной роли не дали! — фыркнула я.

— Из зависти к великому таланту, наверное, — на полном серьезе возразил мужчина.

Точно клиника! Эх, позвать бы санитаров…

— Вообще, Надья, вокруг тебя подозрительно много смертей, — протянул Ван Хауэр, дыша мне в лицо… перегаром?!

Точно! И как я сразу не догадалась, что запах ментоловой жевательной резинки скрывает последствия употребления спиртных напитков?! Так уж вышло, что мое окружение пристрастием к алкоголю не страдало, так, бокал вина по праздникам, вот и не сообразила сразу, чем это пахнет от главного следователя всея колонии. Но откуда тут выпивка? На территории Новой Терры сухой закон, разве нет? Можно чуть-чуть и то только по праздникам. И за изготовление и распитие в будние дни или в рабочее время, полагается административное наказание… А тут главный следователь колонии знатно накачался накануне!

— Хоффмайер, Полторахин…

— Они не были в моем окружении, — с тихим отчаянием повторила я, больше на автомате, нежели стараясь донести до сознания упертого, где не надо, Ван Хауэра хоть что-то. — Мы общались только по работе, да и то не столько с ними лично, сколько с их подчиненными…

— Тс-с! Не стоит тратить время на ложь, Надья. Были. И я это докажу, как бы ты не пыталась скрыть эту связь, — с уверенностью фанатика оборвал меня Ван Хауэр. — Кстати! Надо бы еще раз проверить обстоятельства смерти врача Кшиштофа Даменецкого, который лечил тебя в первый день после того, как ты подцепила марсианскую инфекцию…

— Он меня лечил?! — удивилась я.

Странно, почему я этого не помню? Мне казалось, что меня тогда, в первую, самую тяжелую неделю с того света тащили совсем другие медики — супруги Усиевич, Фарид Рудаз и Ната Меликян. Доктора Даменецкого я возле себя не помню, хоть убей…

— Лечил, — губы моего собеседника сжались в нитку. — И он был моим другом.

— Сочувствую вашей утрате. Но неужели вы считаете, что я причастна и к этой смерти? Даменецкий вроде как умер от сердечного приступа…

— Ты была вполне в состоянии сыпануть ему в кофе препарат, который вместе с кофеином вызывает инфаркт, — заявило мне это чудо природы.

— Зачем?..

— Ты мне расскажи!

Все, круг замкнулся. Интересно, Ван Хауэр со всеми так себя ведет или только мне так «повезло»? Подозреваю, что только мне, потому что иначе его давно уже сдали бы Витольду Марковичу. На опыты.

Да, было бы неплохо. Но что при таком нездоровом отношении делать мне? Ввести в кожу головы пигмент и изменить цвет волос, став, например, брюнеткой? Может, еще не поздно? Хотя, судя по нездоровому блеску глаз главного следователя, уже поздно.

— Знаешь, Надья, для чего я рассказываю тебе все это? — заговорил он вновь, истолковав мое обескураженное молчание на свой лад. — Для чего раскрываю детали расследования главной преступнице?

Я покачала головой, мысленно уже составляя докладную на имя генерала Дубровцева о преследовании со стороны Ван Хауэра.

— Потому что решать надо сейчас, Надья, — Ван Хауэр всем телом подался ко мне, его рука под столом облапала мое бедро. — Ты попалась. Знаешь, практики совершения преступлений на Марсе пока что не было, соответственно, нет и практики наказаний за это. Но, будь уверена, и тебя, и Котта накажут так, чтобы остальным играть с законом тоже неповадно было. А я могу сделать так, что виноватым останется только твой подельник, а ты выйдешь, как говорят русские, сухой из воды. Не просто так, конечно же — ты станешь моей любовницей.

И, давая понять, каким именно будет формат предлагаемых им отношений, с силой сжал мою ногу, да так, что я невольно вскрикнула. Но и рефлекс сработал — я якобы случайно дернула локтем, и наполовину полная термокружка полетела точно в сторону Ван Хауэра и опрокинулась, намочив его брюки. Да-да, как раз на ширинку. Ходить теперь главному следователю с мокрым пятном на причинном месте! Вот, если б целилась, вряд ли смогла бы попасть точнее!

А я быстро встала из-за столика и прошествовала к выходу из столовой. Правда, как раз в середине ее обернулась и звенящим от ярости голосом отчеканила:

— Вам, господин Ван Хауэр, это преступление никогда не раскрыть! Потому что вы уперлись в одну версию, и просто отметаете все, что не подтверждает ее! И еще потому, что очень хотите обвинить меня и Вика Котта! Так вот, советую не впутывать личные комплексы и симпатии-антипатии в это дело! Иначе останетесь в дураках!

И, провожаемая взглядами следственной группы, а также личным составом биологической и биоинженерной лабораторий, пары медиков и еще нескольких жителей колонии, которые, конечно же, слышали каждое мое слово, прошествовала во внешнее полукольцо жилого модуля. Правда, на пороге обернулась и объявила:

— Образцы волокон с моей верхней одежды предоставлю только после санкции генерала Дубровцева, в его присутствии или в присутствии назначенных им людей! Еще я буду ходатайствовать о проведении экспертизы под их же надзором и о том, чтобы, в случае пропажи или порчи образца, процедура должна быть начата заново! Кроме того, я буду требовать просмотра записи с камер видеонаблюдения в коридоре жилого модуля за последние три месяца — на них будет понятно, что там за любовница, посещавшая каюту Полторахина, и где была в это время я! И доведу до сведения генерала, что главный следователь явился на работу с похмелья!

И просто ушла, внутренне кипя от негодования. Быстро набрала текст докладной записки на выпущенной активированным голопланшетом проекции клавиатуры и отправила ее Юрию Валентиновичу. Подумав, решила не менять свои планы из-за похотливого придурка и, одевшись, отправилась в оранжерею.