Дом с химерами

Инна Бачинская, 2015

Екатерина Берест, владелица охранного агентства «Королевская охота», давно ничего не слышала о своей бывшей однокласснице Ларе, яркой красавице, за которой бегало полшколы. Знала только, что Лара вышла замуж за известного художника Андрейченко… Вениамин Андрейченко внезапно позвонил Екатерине со странной просьбой: встретиться и поговорить о его жене. Оказалось, Лары больше нет – неизвестный задушил женщину ее собственным розовым шарфом с блестками. Потом убийца зачем-то включил телевизор и остановился на канале, показывающем конкурс бальных танцев… Екатерина ничем не смогла помочь безутешному мужу – она так и не поняла толком, зачем они встречались. Но она решила провести собственное расследование, и оно привело ее в бывшее актерское общежитие, ныне пустующий полуразрушенный особняк на окраине, завоевавший среди горожан недобрую славу и прозвище «Дом с химерами»…

Глава 4

Ольга Борисовна

Обида на «этого типа» улеглась, через пару дней Ольга Борисовна и не вспоминала уже о своем странном приключении, вся отдалась любимому банковскому делу и буквально горела на работе. Художник напомнил о себе сам — в один прекрасный день переступил порог ее кабинета. Ольга Борисовна подняла взгляд от стола и обомлела: батюшки-светы! Вениамин Павлович собственной персоной! Побрит, пострижен, в приличном костюме, при галстуке. С большим кожаным портфелем — для солидности, видимо. Даже ликом посветлел, и торжественен.

— Не ждали? — Он радостно улыбался.

— Не ждала, — сухо ответила Ольга Борисовна, неприветливо меряя художника взглядом. Смерить взглядом так, что мало не покажется, — о, это она умела!

— Оказался рядом, дай, думаю, зайду! — Художник продолжал улыбаться во весь рот, словно не замечал более чем сдержанного приема.

— Вы говорили с женой? — взяла быка за рога Ольга Павловна.

— Не успел. Замотался вусмерть. Вы не поверите, Оля…

— И решили зайти сказать мне об этом? — перебила она, вкладывая в невинную фразу приличную меру уксуса.

— Рядом был, говорю же. А вы поговорили с мужем?

Ей показалось, художник ухмыльнулся.

— Нет, — ответила она сухо.

— Тоже замотались?

Ольга Борисовна вздернула голову и раздула ноздри. «Замотались»! Она не нашлась, что сказать, а художник пояснил:

— Я нанимался на работу. Тут, по соседству.

— Не взяли? — поспешила позлорадствовать Ольга Борисовна.

— Кажется, взяли.

— А жэк?

— Придется выбирать! — Он пожал плечами. — Предлагаю отметить. У вас когда обед?

— Боюсь, я не смогу… — высокомерно начала Ольга Борисовна.

— Да ладно, я же не в постель вас зову! — брякнул художник.

— Что вы себе позволяете? — взвилась Ольга Борисовна.

— Это цитата из пьесы, честное слово. Застряла в памяти. Тут рядом есть неплохой ресторанчик…

— Где, разумеется, вас все знают!

— Ну… не исключаю. «Белая сова». Приходилось бывать?

— Это же ночной клуб!

— Ночью клуб, днем ресторан. Пошли! У них баранина — пальчики оближешь. Отметим начало моей новой карьеры. Честное слово, это вам не «Барбизон». И скатерти чистые. Кроме того, нам нужно выработать план действий. Совместных.

Ольга Борисовна растерялась, что происходило с ней очень редко. Почти никогда. Художник смотрел выжидающе. Она обежала его взглядом — побрит, пострижен, при галстуке — и порозовела при мысли, что он проделал все это ради нее, а насчет работы врет. Конечно, врет. И поговорить им все-таки нужно. Она кивнула, все еще сомневаясь. И тут же с неудовольствием поймала себя на мысли, что впервые в жизни не знает, как поступить, и почему-то идет на поводу этого… типа. Уже во второй раз.

К ее удивлению, художник был способен пользоваться ножом и вилкой.

— Чем же вы будете теперь заниматься? — спросила она.

— Оформлением торгового зала и витрин. Росписью по стенам и потолкам.

«Неужели не врет?» — подумала она и спросила ехидно:

— Платят больше, чем в жэке?

— Больше, но радости меньше.

— Почему? — изумилась она.

— Атмосфера сильно деловая для такого разгильдяя, как я. К тому же всякие… чудаки кишки мотают, диктуют, учат. И сроки поджимают. В жэке попроще.

— Вас же выгнали! За плакат! — с удовольствием напомнила она.

Художник засмеялся.

— Это был не их плакат, Людмила Ивановна не разобралась. Она нормальный человек, только работа собачья. Ребята попросили нарисовать пару плакатов для капустника, принесли тексты. А истопник Саныч подслушал и донес — левые заказы, караул, чужие шляются, покрадут трубы. Она и бросилась. А тут вы как раз подгадали…

— Извините! — с сарказмом произнесла Ольга Борисовна.

— Да ладно, кто старое помянет… Мы уже выяснили с ней отношения, все в порядке.

— Почему вы не поговорили с женой?

Художник задумался, рассматривая пустой подиум. Потом перевел взгляд на Ольгу Борисовну.

— Да так как-то… Не получилось. Если честно, я ее не видел.

— Как не видели? — изумилась Ольга Борисовна. — А где же она?

— Видите ли, мы живем раздельно, — потупился художник. — Уже два года.

— Вы… Вы! Чего же вы мне голову морочили?! — вскричала Ольга Борисовна, и кончик носа у нее побелел, как бывало всегда в минуты волнения. — Почему же вы мне сразу не сказали?

— Не успел. У меня реакция замедленная. С детства. Как вам баранина?

— Вы! План совместных действий! Совести у вас нет!

— Да это так, для понта, чтобы вы не отказались. Просим прощения. Мне очень хотелось пригласить вас на обед. С забегаловкой не получилось, она вам не понравилась. Мне даже неудобно, что я вас туда… честное слово! Правда, баранина класс?

— При чем тут баранина! Вы… Мы же… — от возмущения Ольга Борисовна стала заикаться.

— Ну скажите, правда, класс?

— Неплохая, — нехотя признала Ольга Борисовна. — Но вы должны были…

— Лучшая в городе! — перебил Вениамин Павлович. — Хотя нет. Лучшая у меня. Приглашаю в выходные на природу, оцените сами.

— Спасибо, я буду занята, — сухо, скупо, с достоинством. Молодец! Поставила на место.

Он порылся в кармане пиджака, достал визитную карточку.

— Вот! Если передумаете, звоните.

— Не передумаю. «Размечтался!» — последнее — про себя.

— Там хорошо. Река, песчаная отмель, рыба играет. И погоду обещали клевую.

— Спасибо, но вряд ли.

Остаток дня Ольга Борисовна находилась под впечатлением от встречи с художником. Пеняла себе за глупость — не нужно было соглашаться! Побежала как девчонка, снова попалась на удочку. Пошла на поводу. У кого? У этого… с позволения сказать! Она придумывала все новые аргументы, почему не нужно было обедать с художником, мысленно выясняла с ним отношения и вяло доругивалась, если можно так выразиться. Ольга Борисовна никогда не унижалась до ругани и склок. Это было ей несвойственно. Она умела себя поставить и никогда не выпускала инициативы из рук. Художник ее раздражал. Тем более что они два года в разводе! Неудивительно!

— Что неудивительно? — спросил строго внутренний голос.

— Ну, что она… эта женщина, Лара, ушла от него… Разве с ним можно о серьезных вещах? Он же клоун! И вообще.

— То ли дело Толя… — съехидничал внутренний голос. — Умный, честный, порядочный, первоклассный специалист и не клоун, да?

— Отстань! И без тебя тошно! — одернула его Ольга Борисовна.

От подобных мыслей ей захотелось домой. Закрыть за собой дверь и отрезать… их всех. Приготовить ужин. Кухня всегда ее успокаивала. Включить телевизор, пусть бормочет себе тихонько, неторопливо резать зелень и овощи, жарить отбивные. Толя любит отбивные.

…Дома ее ждал приятный сюрприз. Муж вышел навстречу в фартуке с ушастым кроликом и надписью «Я в доме хозяин!», в квартире вкусно пахло едой. Он поцеловал ее в лоб, взял из рук сумку. Ольга Борисовна благодарно прижалась к мужу и едва не всхлипнула от умиления. Какая дура! Опустилась! Унизилась! Забыла, что она жена! Любовниц много, а жена одна. Говорят, они не могут иначе. И тут не только секс, тут еще и самоутверждение. Работа, семья, любовница — и он на коне! Есть о чем поговорить в бане с другими самцами. У нее мелькнула мысль, маленькая такая приятная мыслишка, что, может, эта… Лара его бросила и он теперь на коленях… приполз. Знающие люди говорят, для удачной семейной жизни нужны прыжки на стороне. Может, правда. Секс на стороне и легкое чувство вины — прекрасная приправа к пресному семейному блюду.

…Они сидели за красиво сервированным столом. Муж хлопотал, передавая ей бокал с вином, хлеб, соль. Участливо расспрашивал, как прошел день. Наливал вино. Блестело столовое серебро, сверкал хрусталь бокалов, радовали свежие цветы — ее любимые бледно-сиреневые орхидеи, — все как в лучших домах, на картинке из журнала. Ольга Борисовна отвечала мужу, кивала, улыбалась. А он вдруг сказал:

— Оленька, мне придется уехать, снова командировка, не сумел отвертеться. Очень некстати, масса работы, но ты же понимаешь! — Он развел руками с выражением комичной беспомощности на красивом лице.

Ольга Борисовна окаменела. Сидела с приклеенной улыбкой, с зажатой в руке вилкой. Только удержать себя в руках! Не опускаться до уровня базарной торговки. Главное, не опускаться.

— Как неожиданно… Конечно, я понимаю. Надолго? — Ей удалось сохранить доброжелательный тон.

— На неделю. Выехать придется уже завтра, с утречка пораньше. Поеду на машине. Страшно не хочется… — ему, в свою очередь, удалось скорчить печальную гримасу.

Еще и кривляется, сволочь!

— Завтра? В четверг? — бледно удивилась она. — А как же выходные?

— Знаешь, придется работать и в выходные. А ты тут без меня пока отдохнешь.

Он весело рассмеялся. Он был так доволен, что не умел этого скрыть. Он был уже в другом месте, с другой женщиной. Он был отвратителен и прозрачен, как стекляшка. А она, образцово-показательная жена, делала вид, что верит. Ольга Борисовна едва не задохнулась от гнева. Ей хотелось метнуть в мужа вилку, она даже пальцы сжала так, что побелели косточки. Прямо в его радостную карикатурно-красивую лживую физиономию. Но она удержалась. Главное — не опускаться. Ее кредо.

Муж гремел на кухне посудой — вызвался убрать от радости, что отстрелялся и самое трудное уже позади. Ольга Борисовна тупо смотрела на экран телевизора. Она была растеряна и деморализована. Даже дом-крепость, так любимый ею, собранный по крупице, вдумчиво и со вкусом, не помогал. Она рассеянно скользила взглядом по прекрасной светлой мебели, ковру на полу в целое состояние… Нежно светился драгоценный хрусталь, матово сияло серебро. Ее дом, ее крепость, недосягаемый для бурь, уютный закрытый мирок… Она чувствовала, как он зашатался, накренился, дал течь и готов потонуть. И поняла, что пойдет на все, чтобы не дать ему потонуть…