Маленький барон Трамп и его невероятное путешествие в глубинное государство

Инджерсолл Локвуд, 2020

Впервые на русском языке издаётся невероятный фантастический роман американского писателя, который лишь сейчас, спустя 100 лет после смерти автора стал бить все рекорды популярности. Теперь и отечественный читатель сможет ознакомиться с невероятными прозрениями и пророчествами американского провидца, заглянувшего в третье тысячелетие…

Глава II

Таинственные указания Дона Фума. — Мы с Балджером отправляемся вначале в Петербург, а оттуда в Архангельск. — Рассказ о нашем путешествии до самого Ильича на Ильиче. — Извозчик Иван. — Как мы пробирались на север в поисках порталов в мир внутри мира. — Угрозы Ивана. — Недоверие Балджера к этому человеку и многое другое

.

Согласно рукописи ученого Дона Фума, врата в мир внутри мира находились где-то на севере России, возможно, как он полагал, где-то на западном склоне верхнего Урала. Но великий мыслитель не мог точно определить их местонахождение. «Люди подскажут тебе, — вот загадочная фраза, которая снова и снова повторялась на заплесневелых страницах этой чудесной рукописи. — Люди тебе всё расскажут». Ах, но какие люди будут достаточно образованны, чтобы сказать мне это? Это был мучительный вопрос, который я задавал себе во сне и наяву, на восходе солнца, в полдень и на закате, при первом крике петуха и в безмолвные ночные часы.

— «Люди подскажут тебе», — сказал учёный Дон Фум.

— Ах, но какие люди скажут мне, где найти порталы в мир внутри мира?

До сих пор в своих путешествиях я выбирал полувосточное одеяние, как из-за его живописности, так и из-за его лёгкости и теплоты, но теперь, когда мне предстояло проехать несколько месяцев по всей России, я решил надеть русский национальный костюм, ибо я свободно говорил по-русски, как говорил и ещё на десятке или более языков живых и мертвых. Таким образом, я мог появляться и исчезать, не привлекая к себе внимания и избегая нарушения хода моих мыслей любопытными попутчиками, что было очень важно для меня, так как мой ум обладал необычайной способностью автоматически выполнять любую поставленную перед ним задачу, если только он не был внезапно сбит с пути каким-нибудь нелепым вмешательством. Например, однажды, когда я как раз собирался открыть вечный двигатель, милостивая баронесса вдруг открыла дверь и спросила, не обрезал ли я в последнее время ногти на больших пальцах ног, потому что заметила, что на нескольких парах моих лучших чулок появились дырки.

Была где-то середина февраля, когда я выехал из замка Трамп, и я ехал днем и ночью, чтобы к первому марта добраться до Петербурга, так как знал, что правительственные поезда^[4] будут отправляться из этого города к Белому морю в течение первой недели этого месяца. Мы с Балджером были в прекрасном расположении духа и здоровья, и усталость от путешествия нисколько не сказалась на нас. Прибыв в российскую столицу, я обратился к императору с просьбой разрешить мне сесть в один из правительственных поездов, что было мне весьма любезно дозволено. Наш путь почти на самый север продолжался в течение нескольких дней; в конце концов мы достигли берегов Ладожского озера. Его мы пересекли по льду на санях и снова двинулись по суше, пока не достигли Онежского залива, пересекли его также по льду и таким образом добрались до одноименной станции, где остановились на день, чтобы дать нашим лошадям заслуженный отдых. Отсюда мы по прямой отправились через снежные поля к Архангельску, важному торговому порту на Белом море.

Так как это был конечный пункт назначения правительственного поезда, я после нескольких приятных дней пребывания в правительственной резиденции расстался с его комендантом и отправился в путь, сопровождаемый только моим верным Балджером и двумя слугами, которые были приставлены ко мне имперским комиссаром.

* * *

Теперь мой путь лежал вверх по Двине до самого Сольвычегодска; оттуда я продолжал свой путь по замерзшим водам реки Вычегда, пока мы не добрались до правительственного поста Яренска, а оттуда мы направились прямо на восток, пока наши выносливые маленькие лошадки не доставили нас в живописную деревню Ильич на Ильиче^[5]. Здесь мы были вынуждены оставить наши сани, так как снег исчез, как по волшебству, открывая широкие просторы зеленых полей, которые майское солнце через несколько дней усеяло цветами и душистыми кустарниками. В Ильиче мне пришлось оставить двух верных правительственных слуг, сопровождавших меня из Архангельска, так как они уже достигли самой западной точки, которую им было поручено посетить. Я очень привязался к ним, как и Балджер, и после их отъезда мы оба чувствовали себя так, словно впервые оказались среди чужих людей в чужой стране. Но мне удалось нанять, как мне показалось, надежного извозчика по имени Иван, который заключил со мной контракт за хорошее жалованье, чтобы отвезти меня на сто миль дальше на север.

— Но ни шагу дальше, маленький барон! — упрямо повторил парень.

Теперь я действительно был у подножия холмов Северного Урала, потому что скалистые гребни и покрытые снегом вершины были видны как на ладони.

Я часто задумчиво смотрел вверх, на дикие вершины, заключенные в отвесные скалы и парапеты, ощетинившиеся черными соснами, и низкий, таинственный голос шептал мне на ухо, что где-то, ах, где-то в этой ужасной глуши я однажды найду врата в мир внутри мира! Несмотря на все мои старания, Балджер очень невзлюбил Ивана, а Иван — его; и если бы сделка не состоялась и деньги уже не были выплачены, я бы стал искать другого извозчика. И все же это было бы очень глупо, потому что у Ивана, как я сразу увидел, были две отличные лошади и, кроме того, он очень заботился о них, на каждом посту растирая их, пока они совсем не высохнут, и никогда не думал о собственном ужине, пока их не напоили и не накормили.

Его тарантас тоже был совсем новый, добротно сколоченный и хорошо отделанный мягкими одеялами, в общем, настолько удобный, насколько это вообще возможно для повозки, у которой нет других рессор, кроме двух длинных деревянных перекладин, тянущихся от оси к оси. Правда, они были несколько эластичны. Но я заметил, что Балджер не слишком любил ездить в этом странном экипаже, с грохотом передвигающемся вверх и вниз по горным дорогам, и часто просил разрешения выскочить и следовать за ним бегом.

Наконец Иван доложил, что всё готово к отъезду; и хотя мне хотелось бы выехать как можно незаметнее, но всё село вышло провожать нас — семья Ивана, отец, мать, сестры и братья, жена и дети, дяди, тети и двоюродные братья. Это были десятки людей, которых хватило бы на целый городок. Они радостно кричали и махали платками, Балджер лаял, а я улыбался и приподнимал фуражку со всем достоинством Трампов. И вот мы наконец отправились в дорогу: Иван на козлах, а мы с Балджером сидели сзади, тесно прижавшись друг к другу, как два брата — две груди с едиными ударами сердца и два мозга, занятых одной и той же мыслью, что впереди грядут опасности или внезапные нападения, но грядёт ли скрытая угроза или смелый и открытый натиск, мы должны стоять вместе и падать вместе! Много-много раз, когда лошади Ивана ползли вверх по длинной горной дороге, а я лежал, растянувшись на широком мягком сиденье тарантаса, с одеялом, свернутым вместо подушки, я ловил себя на том, что бессознательно повторяю эти таинственные слова Дона Фума:

— Люди подскажут тебе! Люди подскажут…

Дороги были так круты, что за день мы проезжали не больше пяти миль, а иногда приходилось останавливаться на несколько часов, чтобы Иван мог подтянуть подковы своих лошадей, смазать оси или сделать что-нибудь нужное в своей повозке. Это была медленная работа. Да, она была очень медленной и утомительной, но какое значение имеет, насколько или как велики трудности для человека, решившего выполнить определенную задачу? Останавливаются ли аисты или дикие гуси, чтобы сосчитать тысячи миль между ними и их домами, когда им приходит время повернуть на юг? Разве муравьи останавливаются, чтобы сосчитать сотни тысяч песчинок, которые они должны пронести через свои длинные коридоры и извилистые проходы, прежде чем они зароются достаточно глубоко, чтобы спастись от зимнего мороза?

Было много Трампов, но ни один из них не вскинул руки и не воскликнул: «Я сдаюсь!» И чтобы я был первым, кто это сделает? — Никогда! Даже если бы это угрожало навеки расстаться с милым старинным замком Трампов!

Однажды утром, когда мы зигзагами поднимались по особенно скверному участку горной дороги, Иван вдруг резко развернулся и, даже не сняв шляпы, закричал:

— Маленький барон, послушай, сегодня я пройду последнюю милю из ста. Если ты хочешь ехать дальше на север, то тебе придётся нанять другого извозчика?

— Молчать! — сказал я сурово, потому что этот человек прервал очень важный ход моих мыслей.

Балджер тоже возмущённый наглостью этого человека, зарычал и оскалился.

— Но, господин барон, прислушайтесь к голосу разума, — продолжал он уже более почтительным тоном, снимая шапку, — моя семья будет ждать моего возвращения. Я обещал своему отцу, что буду ему послушным сыном.

— Нет, нет, Иван, — резко перебил я его, — обуздай свой язык, чтобы он не повредил твоей душе. Знай же, что я говорил с твоим отцом, и он обещал мне, что ты пройдешь со мной еще сотню миль, если понадобится, но при условии, что я заплачу тебе двойную плату. Так и сделаем, и вдобавок ко всему будет хороший подарок для твоих домочадцев.

— Ах, маленький барон, ты жестокий господин, — прошептал мужчина. — Да если бы твоя прихоть овладела тобой, ты бы велел мне прыгнуть в колодец великанов, чтобы просто посмотреть, есть ли там дно. Святой Николай, спаси меня!

— Нет, Иван, — сказал я ласково, — я не знаю такого слова, как жестокость, хотя признаю, что иногда могу показаться грубым, но ты был рожден, чтобы служить, а я — чтобы повелевать. Провидение сделало тебя бедным, а меня — богатым. Поэтому мы с тобой нужны друг другу. Исполни свой долг, и ты найдешь меня справедливым и внимательным. Ослушайся меня, и ты увидишь, что эта короткая рука сможет протянуться от Урала до самого Петербурга.

Иван побледнел при этой моей завуалированной угрозе, но я счел необходимым повиноваться, потому что я так же, как Балджер, почуял предательство и неповиновение этого грубияна, чьей единственной хорошей чертой была его любовь к собственным лошадям. И всегда моим правилом было широко открывать глаза на добро, которое есть в человеке, и закрывать их на его недостатки. Но, несмотря на мои ласковые слова и доброе обращение, как только мы миновали рубеж в сто миль, Иван с каждым днём становился все угрюмее и угрюмее.

Балджер наблюдал за ним таким пристальным и задумчивым взглядом, что тот даже вздрагивал. С каждым часом он становился все более беспокойным, и однажды, выйдя из придорожной таверны, я в первый раз с тех пор, как мы оставили его родное село, заметил, что парень выпил слишком много кваса. Он выругался и поднял руку на своих лошадей, с которыми до этого момента обычно был очень ласков.

— Берегись этого человека, маленький барон — прошептал трактирщик — Он в безрассудном настроении. Боюсь, он бы не остановился, даже если бы перед ним зиял колодец великанов. Да хранит тебя Святой Николай!

Примечания

4

Имеются ввиду обозы.

5

Так у автора: «Ilitch on the Ilitch". Точнее определить географию этого места нам не удалось: и Википедия, и словарь Брокгауза и Ефрона давали совершенно разные ориентиры, преимущественно в южных областях России. Лишь поселок Ильича в Кунгурском районе на реке Юрман более или менее подходил под описание, однако создан он был спустя полтораста лет после описываемых в романе событий.