Залетные, или две полоски это ж…

Инга Максимовская

Разрушить свою жизнь за один день? Да легко. Тем более, что она у меня и так не эталон счастья: двадцать пять лет, девственница, без работы, без перспектив, без любви. Но одна маленькая слабость даже эту гремучую смесь перевернула с ног на голову. Две горящие полоски в окошечке теста на беременность и полное непонимание своего будущего. И виноват в этом шикарный незнакомец, который даже внешности моей не помнит.

Глава 3

Стелла

А я сошла с ума. Ах, какая досада. Мы бежали по ночной улице, словно одержимые, будто за нами гналась стая адских псов. Но нет, нас гнал основной инстинкт, а она пострашенее оказался милых собачек из преисподней.

— Как тебя зовут? — спросил красавец. Надо же, вспомнил. Хотя, постель не повод для знакомства, так кажется говорят прожженные циники.

— Лорейн, — зачем то солгала я. И имя то какое-то придумала идиотское. Хотя более идиотского имени, чем то, которым окрестили меня родные родители придумать трудно. Эстель, в сочетании с прекрасной фамилией Мухина, звучит ни чуть не менее идиотски, чем Лорейн, как мне кажется. — А вас… То есть тебя? Как зовут тебя?

В горле пересохло, и казалось, что в нем поселилась стая маленьких ежей.

— А меня не зовут, я сам прихожу, — оскалился этот несносный мужлан, и у меня ослабли колени от вида его крепких белоснежных зубов. Господи, ты послал мне это испытание за какие грехи?.

Я вдруг осознала, что стою в каком-то темном закоулке, и надо мной нависает громада, состоящая из мускулов, алкоголя, феромонов и опасности. И намерения его весьма прозрачны.

А он не стал больше миндальничать. Просто подхватил меня под мышки, как занюханного плюшевого зайца, и обжег своими губами мое чертово ухо, которое тут же начало гореть, и скорее всего стало пунцовым. И темнота сейчас мне показалась благом.

— Пусти.

Мой мышиный писк, кажется раззадорил моего горячего незнакомца еще больше.

— Ну нет же, — прорычал этот аспид, ныряя языком в… Черт, я никогда не думала, что мои проклятые уши настолько чувствительная эрогенная зона. Горячее прикосновение сводило с ума. Он слегка дунул в мое ухо, а внизу живота взорвался огненный шар, который рос там еще с того момента, когда я впервые попробовала на вкус этого бешенного жеребца.

— Боже, — выдохнула я, выгибаясь в сильных руках. Трусики из комплекта неделька промокли на сквозь. Он посмотрел удивленно, и глаза его потемнели, превратившись в два вихрящихся убийственных урагана. Мужские пальцы скользнули за пояс моих джинс и через мгновение я орала от разливающегося по телу удовольствия. Я и не предполагала, что могу сойти с ума от одного легкого прикосновения к моей яростно пульсирующей плоти. Словно ядерную кнопку нажал мой странный первый любовник, взорвал меня изнутри, заставляя орать в свой собственный, закушенный зубами кулак.

— Бестия, черт бы побрал тебя. Чертова ведьма.

Бархат мужского голоса сводил меня с ума. Или это повисший в воздухе аромат секса так дразнил рецепторы. Черт его знает. Но я хотела большего. Голова кружилась от выпитого, от чувства свободы и бесшабашной глупости.

Он занес меня в отель на руках, завернув в свое пальто, словно окуклившуюся гусеницу. Я дрожала в его руках, как заячий хвост. Но не от холода, как подумал хищный незнакомец, так и не назвавший мне своего имени. Я тряслась от предвкушения и страха.

— Господин Корф, вам как обычно, в номер? — поинтересовался встрепенувшийся портье.

— Нет, до утра даже не подходите к моей двери. Рискнете, я просто вас поубиваю к херам, — прорычал ненасытный зверь, направляясь к лифту. И вот тут я поняла, что окончательно влипла. Он тащил меня в свою берлогу, как трофей победителя. Как боренейский орангутан, затаскивающий свою самку в пещеру, с весьма прозрачными намерениями. И самое страшное, что я была не против. Впервые в моей серой бесцветной жизни я чувствовала себя безбашенной и неправильной. И это мне нравилось до одури. И этот сильный мужлан, принимающий решения так легко, сегодня был моим принцем. Пьяным, безлошадным, но дико притягательным и сексуальным. Я знала, что завтра буду жалеть о сделанном. Но сегодня мне хотелось именно сумасшедствия.

— Я боюсь, — выдохнула я, когда дикарь бросил меня на огромную кровать, и начал сдирать с себя одежду. Задохнулась, увидев нацеленное на меня, готовое к бою «орудие», похожее на гаубицу, ей богу.

— Рот, сейчас он мне не нужен, — властно приказал жеребец, раздирая фольгу. Я как зачарованная смотрела на то, как мужчина натягивает на подрагивающий блестящий член, смешной розовый презерватив, воняющий клубникой. Слава богу хоть у него сработал инстинкт самомохранения.

Сильные руки вцепились в последнюю преграду, отделяющую меня от грехопадения. Я попыталась удержать оплот невинности в виде голубых джинс, но тщетно.

— Животное, — всхлипнула я, когда он рыча и чертыхаясь стянул с меня чертову тряпку и уставился на дешевые трусики, с видом людоеда племени мумба — юмба.

— Сними их сама, умоляю. Я боюсь, что у меня просто в башке порвется аневризмам, — прохрипел мой мучитель. И я подчинилась. Извивалась на кровати, пока дикарю не надоело, и он не дернул своими ручищами тонкий трикотаж.

Время растянулось, как жеванная жвачка. Застыло, когда я мужсикие руки с силой развели мои колени, мужчина громко втянул носом воздух и я почувствовала невозможно сладкое вторжение. Замерла ожидая боли…

— Ты что? Ты…? В двадцать пять лет? Боже, я совратил непорочную зайку. Детка, я могу остановиться, только скажи. Я ж не животное.

— Да сделай же это черт возьми, — взмолилась я, чувствуя себя развратной и грязной. И мне это ощущение дико нравилось. — Трахни меня.

— Уверена?

Я была уверена на все сто. Я была на небе от ожидания заполненности и адского возбуждения, жгущего мое тело словно раскаленное железо.

— Давай же, жеребец, — простонала, и взвилась от оглушительной короткой боли. Он растягивал меня медленно, пока преграда не пала, а потом просто сошел с ума. И меня свел, чертов мерзавец. Потому что это было восхитительно. И боль, о которой трепались девчонки, была ничем в сравнении с крышесносным оргазмом, накрывшим нас одновременно. Зверь зарычал, вцепившись в мои ягодицы до боли, до звезд в глазах. Но мне быоло все равно, потому что я улетела в неведомые дали, и боялась, что уже никогда не вернусь на грешную землю.

Он обрушился на кровать, и по хозяйски положил лапищу мне на лобок, словно заявляя права.

Вадим

На следующий день

Сбежала. Чертова девка убежала босая и полуголая. Неужели я ей так не понравился. В голове словно поселился кузнечный молот, а в яйцах звенящая пустота. Я не то что имени, лица ее не помню. Но почему то думаю все утро об этой ненормальной. Нахрена я так напился, накануне подписания сделки, которую я готовил полгода? Выгляжу сейчас, словно по мне проехался танк. Но мне все равно, черт бы побрал эту лопоухую ведьму. Потому что даже о мысли о ней, у меня начинает гудеть в штанах, а от головы отливает вся кровь.

— Вадим ты меня слушаешь вообще? — раздраженно пробухтел Гриша. — Я уже полчаса распинаюсь, может посмотришь документы?

— После, Гринь, — прохрипел я, борясь с тошнотой и сушняком. — Я сегодня слегка не в кондиции.

— Ты в последнее время очень часто не в кондиции. Лилька оборвала все телефоны. Искала тебя.

— Я отключил мобильный. Вчера мне было мне до разговоров.

— А знаешь, ты все таки животное, Корф, — заржал Григорий, заколыхавшись вторым подбородком. — Но я не осуждаю. Бабы приедаются. Это как торт — вроде вкусно, но много не съешь. — Так кто та кудесница, которая высосала силы из самого Корфа? Дорогая девочка? Сколько отдал?

Я поморщился, иногда этот напыщеный индюк чертовски прав, и мне это не нравится. И по поводу моей бывшей он оказался нечеловечески прозорлив. А он ведь и вправду похож на птицу, так любимую янки. И смеется, словно клокочет.

— Давай мы обсудим мою принадлежность после подписания договора со шведами, — поморщился я, залпом осушив бутылку дорогущей минералки. Хоть убей не могу почувствовать разницу между русской водой и французской. Но Гришка упорно покупает золотую водичку. Хотя, с похмелья мне все равно чем заливать горящие трубы. Если Гриня считает, что мой сушняк удобрять деньгами полезнее, так тому и быть.

— Просто скажи, как она? И я отстану. Горячая штучка?

— Кто? — включать дурака я так и не научился.

— Та, которая так тебя измотала, братишка.

Я промолчал. Не говорить же Григорию, что я даже внешности малышки, которую подцепил в дешевом баре не помню. Зато помню, как держал ее за уши, насаживая ртом на мой… Черт, и это было восхитительно. А еще она была девственна, и мне казалось, что я схожу с ума от раздирающего удовольствия. И я бы ни за что не отпустил девку, если бы не проспал как тюлень все на свете. На память о незнакомке мне достался поддельный найк, дешевенький лифчик и кофточка с собачками. И теперь я ни о чем не могу думать, кроме как о том, чтобы найти эту ушастую бестию. Но как это сделать, если ее внешность стерлась из моей памяти более сильными воспоминанияи и эмоциями. Одно я помню — уши у куколки были выдающимися. А еще я помню, что она была просто огненной, целомудренно — развратной, и я почти сошел с ума от взрывного удовольствия.

— Я не плачу за удовольствие, Гриш. Это удел неуверенных в себе задротов, — расплылся я в улыбке. Гриша дернул щекой и заткнулся. Уж кто как не я знал, что мой зам частенько покупает любовь, пусть и задорого. И делает он это на деньги, которые ему дал я. Вот только в последнее времфя индюк что-то расправил крылья. И меня это жутко бесит.

— Уши, — я поперхнулся водой. Ну да, я помнил толькоее уши, и осознавал, что найти по этим выдающимся лопухам мою ночную фею будет почти невозможно. Да и зачем? Черт, зачем мне очередной геморрой?

— Что ты сказал? — встрепенулся Гриня.

— Я говорю, что шведы получат от хрена уши. Контракт фуфло. И если они не примут наши условия…

— Лильке перезвони, она просила, — уже в спину крикнул мне зам, собирая со стола рассыпанные бумаги. Догнал он меня уже возле машины.

— Едешь рядом с водилой, — приказал я, выслушал недовольное бормотанье, поднял стекло отделяющее пассажирскую зону от водительской и достал мобильник. Бежать от проблем я не привык. Набрал номер Лильки и приготовился к нудным объяснениям.

— Вадим? — хриплый голос женщины, с которой я прожил пять лет, прозвучал спокойно, и вроде даже удивленно, — слушай, я сейчас на массаже…

— Лиль, а выходи за меня замуж, — хмыкнул я. Нет, ну в самом деле, а чего искать добра от добра? В конце концов, мы так же будем с ней видеться раз в две недели. Никчему не обязывающий брак, зато наш сын родится в полной семье. Не бегать же мне в поисках лопоухой лохушки?

— Ты придурок Корф, — прошипела Лилька, и я понял, что она зла, как сто чертей. И наверное сейчас мечет молнии своими кошачьими глазами. — Предложение не делают по телефоону.

— О беременности тоже не сообщают посредством мобильной связи, — нагло хмыкнул я, прекрасно зная, как действует на фурию такой тон. Она сейчас в ярости, аж задыхается.

— Ты сука, Корф. Когда ты в последний раз был дома, черт бы тебя побрал? Пошла вон, — зашипела она, скорее всего на испуганную массажистку. И девчонка скорее всего испарилась моментально. Потому что выдержать взгляд разаозленной Лильки даже у меня не всегда выходит без последствий. — Я с Гриней твоим общаюсь чаще чем с тобой. Тебе нельзя заводить семью, потому что ты самовлюбленный баран. Ты меня купил, так ты считаешь? Что ж, ты прав, но это не дает тебе…

— Так что там по моему вопросу, детка? — прервал я поток яросной речи. — Свадьба — свадьба, кольца — кольца…?

— Пошел ты в задницу, Корф, — прорычала трубка, и в ухо мне понеслись длинные гудки.

Я откинулся на спинку сиденья, пытаясь понять, чего же мне в этой жизни не хватает. Получалось, что только одного — лопоухой девки, внешность которой осталась в моей памяти слепым пятном, зато я помнил прикосновения к ее ушам, как пальцы путались в волосах и прилипали к дурацкому скотчу, которым эта дурочка лепила свои локаторы, явно жутко их стесняясь. Чертова ведьма.

— Гриша, мне надо выпить, — прохрипел я, опуская стекло. — Останови машину.

— Вадим, а шведы?

— Подождут. В конце концов это в их интересах.

— Ты чертов придурок, Корф. Совсем сошел с ума. Очнись, переставаяй рыться в себе, надо делать бизнес. Тоже мне, зажравшийся псих, потерявший смысл бытия. Ты просто избалованный сосунок. Мне надоела эта «евпатория», слышишь? Делай, что хочешь. А я пойду на подписание.

— Петя, в тот бар, в который вчера меня возил, — приказал я шоферу, равнодушно наблюдая, как Гриша выскакивает из машины и со всей силы хлопает дверцей. Слишком мелко плавал Гришка, никто даже разговаривать с ним не станет. Без меня не начнут, короче. Но черт возьми, он снова прав. С моей жизнью происходит какая-то лажа. Вроде есть все, кроме счастья. И вчера я это понял еще более явственно. Потому что именно вчера я был чертовски счастлив. И это ощущение не отпускает до сих пор. И честно говоря, я и пить то не хотел, просто надеялся на встречу с ушастой незнакомкой, за одну ночь лишившей меня душевного спокойствия своей незамутненной невинностью и глупостью.