Алый диск солнца практически скрылся за стеной города. Последние, едва-едва теплые лучи лениво перескакивали с одной черепичной крыши на другую. Небольшая стайка птиц юркнула под высокий свод колокольни городского храма. Умные твари знали, где им будет теплее и безопасней ночью. У городских ворот нетерпеливо переглядывались четверо стражников. Совсем скоро должна была прибыть ночная смена. Вместе они запрут тяжелые створки, и свежие вояки на всю ночь засядут в надвратной башенке за игрой в кости или карты. А уставшая полуденная четверка нырнет в полудрему городских улиц в поисках дешевого пойла, и ласковых объятий нетрезвых блудниц.
У выхода из города томился фургон. Мул, запряженный в него, лениво прядал ушами и иногда недовольно поглядывал на тянущего что-то из деревянной фляги гнома. С каждым порывом ветра, зверь жадно принюхивался и сглатывал. Вокруг нарезала круги миниатюрная блондинка в одеяниях лекаря. Она всего-то на голову превосходила товарища в росте. Зато гном был ровно в два раза шире. А еще, он обладал, вероятно, самой кубической статью среди всех гномов Йормунхельма.
— Лейка, не мельтеши так. У мня ужо перед глажами кругаля. Ушпеют они, — выдал тот наконец.
— Я знаю, Бомани. Но все равно! Нам крупно везет, что ворота еще не закрыты! — отозвалась Лейла. Она уже давно привыкла, что с легкой руки этого низенького добряка ее имя превратилось в нечто садово-огородное. — И вообще, круги у него. Меньше своей настойки лакать нужно!
— Трежвый гном — шлабый гном! — глубокомысленно изрек Бомани, махнув флягой. Запряженный зверь на это движение дернул головой и громко всхрапнул.
— Ты всех так силе учишь? — хмыкнула девушка. — Не успели мула купить, а он уже на твою выпивку чуть ли не молится!
Гном озадачено глянул на свою флягу, затем на пожирающего его глазами мула. Немного поводил рукой из стороны в сторону, наблюдая, как тот провожает благоухающую травами тару голодным взглядом. Хекнул и отошел подальше. А Лейла вновь покосилась на уже нервничающих стражей. Похоже, ночная смена задерживалась. Вот только это было на руку приключенцам.
С дальнего конца въездной площади раздалась невнятная ругань. Девушка вскинулась, но тут же устало махнула рукой. Ее взору открылась уже привычная картина — паладин отряда тащил за шкирку голосящего на всю округу барда. Барда звали Каспер. И сейчас Каспер был крайне возмущен. А волокущий его к воротам паладин был чертовски зол. Он совсем не обращал внимания на вопли, проклятия и жалобы юноши. Судя по всему, Каспера снова вытянули из борделя в самый ответственный момент. Как понять, что момент был ответственным? На барде не было ни штанов, ни исподнего. Лишь темно-зеленый легкий дублет нараспашку, светло-серая сорочка и расшитый серебром шейный платок.
Яркая рыжая шевелюра Каспера притягивала взгляд… во всех местах. Редкие в этот час прохожие замирали и с интересом наблюдали за сценкой. Парочка молодых девиц, явно из дворовых, мило хихикали и обсуждали что-то между собой. Одна даже осмелилась украдкой ткнуть пальцем в возмутителей спокойствия. Алый румянец ярко сверкал на девичьих щечках, распаляемый закатными лучами.
Где-то на середине пути, паладину осточертел упирающийся парень, и он просто закинул его на плечо. Касперу повезло, что предстоящая группе дорога была дальней и относительно безопасной. Иначе бы их защитник уже был в полной боевой выкладке и последние метры бард ехал на жестком наплечнике латного доспеха.
И вот эпатажная парочка добралась до маленького фургона. Святой воин с раздраженным хеканьем забросил свою ношу внутрь. Короткий полет верещащего голозада окончился грохотом поваленных ящичков и возмущенным курлыком растревоженных голубей.
— Это беспредел, Лютер! Я буду жаловаться в артель! — раздалось из недр транспорта.
— Я, мать твою, пожалуюсь, п… падла мохноногая! Я тя предупреждал, Каспер! — паладин с яростью сплюнул под колесо. — Помнишь, как я говорил? Если в этот раз вместо работы ты свалишь в бордель…
— Так я и не в бордель! — протестующе завопил Каспер. — Леди Маргарэт очень благочестивая вдовушка! Ей было жизненно необходимо отвлечься от утренних похорон…
— Да чтоб… Мне насрать, где ты там себе бабу надыбал! — рявкнул Лютер. — Хоть, прости Богиня, на погосте! У нас — работа! Ра-бо-та, понимаешь?! Дело! Кто пару дней назад плакался: «Ой, Лютер! У меня денюжков совсем не ма! Одолжи, будь другом! А то так пить хочется, что прям голодаю!» А у нас сейчас каждая монетка на счету! Думаешь, с дуру подписались минотавра завалить без подготовки?!
— Дык он на погоште и нашел! — хихикнув, встрял гном.
— Не было такого! Вот вообще не было! — принялся оправдываться бард.
— Каспер, я те ща всеку! Прости меня, Всеведущая и Всепрощающая… — паладин сделал вид, что пытается забраться в фургон. Из него тут же раздались протестующие вопли, в плечо мужчины прилетела плошка.
— Ох, Кас, вас что, всех под один горшок стригут? Как ни встречу барда, так гуляка и пропойца. Лютик, слушай, — Лейла мягко ухватила воина за предплечье и заглянула в темные карие глаза. — Оставь ты его. Ему и прогулки через весь город с мудями наголо хватило. Ну, мне так кажется…
— Хватило, как же, — Лютер все же отошел от фургона, едва заметно зардевшись. — Это для него, как эта… Рюклама! Вот помяни мое слово — вернемся, у этого бл… барда, будь он не ладен, тут же пара новеньких ша… дев появится! И харэ меня Лютиком уже звать.
— А ты не жавидуй! — по пояснице паладина шарахнула широкая гномья рука. — Кажный ладен в том, в чем сладен. Ты у наш — кремень-мужик. Мы жа тобой, как жа штеной. Лейка — лекарка от богини. Школько раж наш ш того швета вытягивала — не перечешть. Жа мной не жаржавеет в бубен надавать. Милош — хранитель отряда от ловушек. А Кашпер — в любой подворотне бабу шправит. Талант такой у отрока! Я вообще удивлен, что в округе не бегают гоблины ш его мордой.
— Фи, как ты груб и неотёсан, мой широкий друг! — бард легко соскочил с фургона, поправляя на себе запасные щегольские штаны. — Мой талант — музыка! Я вдохновляю вас на ратные подвиги и ублажаю слух Богини Удачи! А удача ой как нужна! И, к твоему сведенью, Бомани, гоблинши меня совсем не заводят. Слишком у них… глаза мелкие.
— «Глаза» мелкие, да жадницы — шправные! — хохотнул гном, отводя Лютера в сторону. Судя по лицу паладина, он снова загорелся желанием поспорить с бардом. Вот только на этот раз на своем, теологическом поле. Ибо для последователей богини любви Ил’лион не было иных богов. И тем более богинь. Уж очень она была ревнива.
— То есть, если бы не мелкие… кхм… «глаза», то вся молодежь у нас истребляла бы маленьких РЫЖИХ гоблюшат? — в голосе Лейлы проснулся неподдельный интерес. Слово «рыжих» девушка намеренно выделила.
— Лейка! Ну нет! Я б никогда не променял тебя на какую-то гоблиншу! — лучезарно улыбнулся ей бард.
— Не тебе суждено мой цветочек сорвать, гоблилюб! — показала ему в ответ язык девушка. — Кстати, Лютик, а как там Мил?
— Лейла, харе с Лютиком, — проворчал паладин. — Милос… Не так все хреново, как мы думали. Мимикова кислота сильно его пожгла, но ничего невозвратимого. Если бы хватило кругляшей на клиритический гошпиталь, то он уже с нами бы пошел. А так, лекари пророчат около недели дома и потом еще с месяц-два на восстановление.
— Бедняга, — сочувственно протянула девушка. — И опять все в деньги уперлось… Ладно! Чем быстрее сделаем задание, тем скорее вернем нашего вора в строй. Может в этот раз нам обломиться что-то покрупнее!
— И то ж верно, — кивнул гном. — Да и не охота ломать минотавра по ночи. Эти коровы шовшем дурными штают, ежели их ражбудить. А до мешта пару дней дорогу топтать.
— По коням, — подвел итог Лютер и шлепнул низенького мула по крупу. Зверь возмущенно зарычал. Его голос перешел в ворчание и затих. Но фургончик тронулся и медленно покатил по брусчатке. Впереди ждала длинная дорога на север.
***
Руины показались к обеду третьего дня пути. Группа авантюристов гнала несчастное животное практически до полуночи, и лишь затем устраивалась на скромный ночлег. Благо, что погода стояла ясная, а на небосвод выплыли все три луны-сестрички, что резко облегчало ночной путь. Золотистая Лахесис, голубая Клото и белая Атропос сияли во всем своем великолепии! Они светили настолько ярко, что друзья были вынуждены проводить ночи в темных спальниках-палатках. Лейла благодарила Богиню, что в первую из них Каспер вымотался настолько, что махнул рукой на свою дебильную традицию. Каждый раз в дальних походах неутомимый развратник пытался протиснуться в ее палатку. Как он это сам называл: «Под бочок, чтоб теплее». И каждый раз бард получал на орехи от Лютера. А иногда и от самой Лейлы — жизнь с пятью братьями научила хрупкую лекарку, как постоять за себя.
На второй же стоянке Бомани подбил Каспера хлебнуть гномьего горного чаю и тот проспал как младенец до самой побудки. Непереносимость алкоголя — извечный бич молодого парня, а чай Бомани был покрепче некоторых сортов виски!
Но вот из-за поворота выплыла полуразрушенная стена древнего поместья и ребята, наконец-то, вышли из леса. Вымотавшийся за пару дней мул почуял скорый привал и с удвоенным энтузиазмом зашагал в направлении побитого временем стойла, собранного из саманного кирпича. Лютер с Бомани переглянулись и лишь пожали плечами. Походу этот мул задержится у группы подольше, уж очень умным оказалось животное.
Небольшая ветхая постройка располагалась снаружи стены, чуть в стороне от ворот. Должно быть это была гостевая конюшня. Сейчас же от нее осталось несколько дырявых стен и прохудившаяся крыша. Впрочем, для одинокого гостя в лице отрядного мула, это был настоящий дворец.
— Ну вот! Теперь эту зверюгу не остановить! — возмутился бард. — Это нам теперь кругаля вертеть. Нет бы, во двор забрался?
— А чем плохи конюшни? — ухмыльнулась лекарка. — Крыша над головой, даже худая, это крыша над головой. И Рысик это понимает. Тем более, в воротах завал. Вроде бы…
— Тем, что нам топать лишних метров с полста надо теперь! — закатил глаза Каспер. — Еще и корову эту где-то искать! И вообще, какой Рысик? Он — Адольф!
Четверо остановились около замершего фургончика. Лютер принялся облачаться в полный латный доспех, Бомани быстро нацепил тяжелую кольчужную рубаху и полез за своей заплечной сумой с артефактами и фамильным шестопёром. А Лейла распрягла мула, привязала к какой-то ржавой скобе и задала зверю торбу с кормом.
— Не полшта, а вшего четверть. Да и тебе полежно будет — вона какой тошшый! — расхохотался в бороду гном. — Да и што там искать? Это помештье — одно название! Вот у наш в горах, там да! Не помештья — жамки! А тут — одна башня и пара поштроек надворных! Тьфу! Мы жа чаш все обнюхаем. А мула жвать — Кафа-кафа.
— Ваще-то, в этой пакости еще и катакомбы есть. Трехэтажные, — встрял в диалог Лютер. — И они, кабы, не поболе всего двора будут. Читал я, что эту хрень сынок баронский построил. Ну, чисто для утех своих. Любил он, значит, людей помучить знатно. Вот и отрыл там внизу настоящий лабиринт. А на сам замок кругляшек и не хватило у падлёнка толком.
Лютер сделал паузу, чтобы нацепить горжет и добавил вполголоса, чтобы никто не услышал:
— А мула будут звать Тиун.
— Это тот барончик, который похищал юных девушек, запирал их в подвалах и насильничал, да пытал по-всякому? — Лейла подошла к паладину, и принялась помогать затягивать множество кожаных ремешков на его доспехе. Лютер благодарно кивнул и смущенно улыбнулся. Бомани подмигнул Касперу, а тот лишь вновь закатил глаза.
Наконец паладин притянул к поясу широкий палаш в резных ножнах и угнездил у себя на руке свой зелено-алый треугольный щит, набранный из ламелей железного дерева.
— Не, Лейка. Тот был баронеттом и жил от нашего Альендо в трех днях пути на юг. А этот… Этот похищал не только дев… — Лютер пару раз подпрыгнул, проверяя как сел доспех и подал знак выдвигаться.
Сразу за входом оказалась невысокая баррикада. Ее сложили из старых перекрытий, камней и прочего мусора. Но дерево со временем истлело, вся конструкция знатно просела, сделавшись шаткой и ненадежной. Однако она все еще кое-как справлялась со своими задачами. Друзья переглянулись, и первым на завал взгромоздился Лютер. За ним, пыхтя и ругаясь, покарабкался гном. Лейла с грацией кошки взлетела наверх третьей. И едва не рухнула на землю, когда из-под ног выскочил неустойчивый камень! Миниатюрную девушку вовремя успел поймать Бомани, легко ухватив за талию и поставив на ноги. Она даже толком и испугаться-то не успела.
Конец ознакомительного фрагмента.
