С.нежное сердце. Книга первая из четырёх

Илья Алексеевич Видманов, 2021

В и так-то непростой жизни следователя по уголовным делам Романа Павловича Птачека происходят крутые, прямо-таки судьбоносные изменения. Половина их накликана спецификой службы, вторая же – его собственной виной. И если бы всё это были лишь бандиты, преступники и всякие там желающие ему самого худшего негодяи… Ах! Как легко тогда было бы! К сожал… К сча… В общем Фортуна тут заготовила нечто совершенно особенное. Наблюдайте – и радуйтесь, что не являетесь прямыми свидетелями! Содержит нецензурную брань.

Моя самооборона

Адово жаркое лето сменилось холодной, прямо-таки апокалиптической зимой. За день выпадает столько снега, что если скатать со всей Самары, снеговик упрётся макушкой в высшие слои атмосферы. Как жарко не топи — везде холодно! В отделении, дома, в гостях — нигде не найдёшь человека, не носящего шерстяных носков. В магазинах не успевают подвозить обогреватели, в аптеках лекарства смахивают ещё до полудня. Девятый круг по Данте, не иначе.

С развода пробежало полгода. С женой Роман не созванивался, зато это часто делала Настя. Будто не понимая, что родителям неприятно, она старалась говорить с матерью по громкой связи при отце, а иногда даже включала камеру и пыталась связать бывшую семью общим разговором. Правда, как только такой разговор заканчивался, — и почти всегда неловко, — дочь тут же становилась безмолвной. Словно цветок, увядший в холода, она закрылась и больше не обсуждала с родителем того, о чём раньше говорила в удовольствие. Единственное, чем ещё возможно было её увлечь — это разговорами о следственной работе.

Где-то месяца через два после отъезда жены, Роман не помнил точно, в городе появилась шайка насильников. Ничего особенного, просто три молодых придурка, спаивающие и пичкающие кетамином и оксибутиратом натрия девушек, подцепленных в клубах. Может быть их бы даже не сразу и заметили, если бы они не хватали женщин ещё и на улице. Поймали и осудили их быстро. В общем рутина… однако именно она навела капитана Птачека на мысль, что его дочери было бы неплохо уметь постоять за себя, и что кому, как не ему научить её? Это ведь ещё и лишний повод заняться чем-то вместе, поговорить…

Ох, сколько последовало возражений!

— Ну па-а-ап! — Настя скрестила руки на груди. — Да зачем мне это надо?! У меня отец служит в полиции! У какого идиота хватит мозгов приставать ко мне?!

— Доченька! — Роман был неумолим. — Милая! Ты сама только что ответила на свой вопрос. У какого-нибудь обкурыша точно может мозгов не хватить. Понимаешь?.. Вот попадётся тебе дурак с ножом — что тогда будешь делать?..

— Тебе позвоню!

— А если не успеешь?..

Настя сопротивлялась так, словно защищала Сталинград.

— Па-а-а-ап! Мы с подругами каждый вечер чем-нибудь занимаемся! У меня уроков много! Ну па-а-ап! У меня прост не будет на это времени!

Роман мотал головой.

— Доча! Тебе и так, если хочешь служить в полиции, придётся этому учиться. И чем раньше — тем лучше! Вспомни, что я тебе рассказывал про тех трёх гадов… А если вдруг такие же нападут на тебя?! Я же этого не переживу! Ты пойми, родиночка моя, что в нашем мире не в безопасности никто…

— Папа!..

Настя возражала, закатывала глаза, упрашивала, ругалась, даже однажды попробовала всплакнуть, но получилось так себе. Всё-таки Роман на своём настоял, победил и теперь каждый второй вечер дочь мучилась в его компании, пока тот не отпустит, разучивала всё, что он попросит и заучивала всё, что потребует.

И сегодня пришёл как раз такой черёд.

— Так и как ты будешь им пользоваться? — Роман кивнул на баллончик. — Вот я к тебе подхожу… А ты?..

— Так… — Настя переступила с ноги на ногу и обхватила перцовку покрепче. — Я выставлю его вот так… А потом нажму.

— А ветер? — Роман нахмурился. — Что с ветром?..

— Да-да… — Настя облизала губы. — Я определю, откуда дует, и постараюсь брызгать так, чтоб самой не надышаться.

Роман почесал подбородок, взгляд его стал скептическим.

— Ну давай, брызгай…

— Вот! — Настя нажала кнопку. — Брызгаю! Умри, преступник!

Оба хохотнули, заулыбались: Настя шутливо, отец же довольно, с тайной радостью. Забрав у дочери учебную, давным-давно пустую перцовку он покрутил её в пальцах и пожал плечами.

— Ну, человека этим вряд ли убьёшь. И слава богу… Но слабой девушке помочь может, особенно ночью в тёмном переулке; или в клубном туалете…

Настя закатила глаза.

— Пап, я что?.. Зажигаю по клубам?..

— Хорошо! — Роман отложил баллончик и повернулся к дочери вполоборота. — С этим мы разобрались. Теперь поработаем над выходом из захвата. Готова?..

Подавленно, как обречённая, дочь встала в защитную стойку.

— Нет, доча, я не про это. — Роман помотал головой. — Это ты приготовилась защищаться, а я говорю о выходе из уже состоявшегося захвата. Подойди сюда.

Со вздохом, с каким, наверное, сам Иисус всходил на голгофу, Настя подошла и повернулась спиной. Сильные, но аккуратные руки обхватили её шею, обездвижили. Горло сдавила сила, и сила нешуточная — не дёрнуться, не рыпнуться, глубоко не вздохнуть.

— Вот давай. — Голос отца прозвучал над самым её ухом. — Я злодей и я тебя схватил. Как будешь действовать?

В зале висит круглое зеркало. Настя заглянула в него — там юная девушка со слегка покрасневшим лицом ухватилась за чужой локоть, но враг силён, не отпускает. Сцена как будто из какого-то фильма.

Голос отца стал требовательным.

— Так что будешь делать? Мы уже отрабатывали эту ситуацию. Ну?..

— Буду бить затылком, постараюсь попасть гаду в нос. — Глядя в зеркало, Настя представила, как и в самом деле бьёт отца. — Если враг лёгкий, то постараюсь кинуть его через бедро.

— А если тяжёлый? — Роман сдвинул руки плотнее, теперь он тоже следил за отражением. — Что, если он такой, как я?..

— Постараюсь ударить в бок. — Настя глотала воздух по чуть-чуть, но просить ослабить не смела. — Если появится возможность, то буду бить в пах.

— Ага… — Роман поднял брови. — Ну, в принципе, ответ правильный… Давай-ка, попробуй это на мне…

Глаза дочери сверкнули, как у дикой кошки.

— А не боишься?..

Роман на секунду задумался… и кивнул.

— Действуй.

Только он закрыл рот — тут же в лицо полетел удар! Дочь закинула голову. Ещё раз! Ещё! Зубы Насти сжались от злости. Не чувствуя, что достаёт, она дёрнулась и обрушила пятку на вражеский носок.

— Ох! — От боли Роман сжал зубы, но рук не расслабил.

Дочь попыталась садануть по вражеским пальцам снова, но не попала, зато опять вдарила затылком и на этот раз удачно — у Романа заныла скула!

— Корпусом. — Он говорил спокойно, будто вовсе и не получает удары, а наблюдает со стороны. — Корпусом работай. Локти подключи. Где бедро?..

Настя потеет, шипит, вывёртывается как кошка… Плохо. Сейчас она устанет, ослабнет. Нет, долго не продержится…

Как Роман и думал дочь промучилась ещё минуту или чуть дольше, а после безвольной куклой повисла на его руках.

— Это ещё что за фокусы?.. — Роман почувствовал, что исполняет уже роль не злодея, а скорее лианы, на которой повисла ленивая обезьяна. — Ты не рано ли расслабилась, красавица?..

— Пап, я умираю… — Настя приподняла трепыхающиеся веки, лицо её стало бледным и больным. — Прости, я больше не могу… Неси меня в мою комнату, оставь меня там и уходи… Уходи без меня…

Роман поглядел на дочь, хмыкнул и с воодушевлением произнёс:

— Не волнуйся, доченька! Не волнуйся! Я знаю лечение от этого недуга!..

Юркие, беспощадные пальцы устремились к беззащитным бокам.

— А-а-а-а-а!!!

Настя закричала, завизжала, завертелась, как юла! Лицо её из болезненного в миг снова превратилось в румяное, на глазах выступили слёзы!

— Ну всё! Всё! Хватит! Я сдаюсь! Папа! Ах-ха-ха! Папа! Ах-ха-ха! Хватит!

Пощекотав ещё немного Роман дочь выпустил и уставился на неё сверху вниз. Свалившись у его ног, Настя дышит часто и держится за бока, точно бандитской пулей подстреленная. Хотя видок у неё не совсем, чтобы несчастный…

— Не-е-ет, мы так каши не сварим… — Он помотал головой. — Давай-ка, доченька, вставай. Давай-давай! Поднимайся.

Ухватившись за протянутую руку Настя вскочила и взглянула на отца уже без забавы, требовательно.

— Пап, я устала. Может на сегодня хватит?..

Роман скрестил руки на груди, опустил глаза. Задумался.

— Ну… сегодня мы с тобой уже так хорошо поработали… — Вновь подняв взор он лучезарно улыбнулся. — Давай так: последний раз — и всё! Отдых!

Устало, с прямо-таки театральной показушностью Настя вздохнула и упёрла кулаки в бока.

— Ла-а-адно!.. Но только в последний…

— Конечно, родиночка моя. Конечно…

Не успела Настя опомниться, как её шею вновь сдавила отеческая забота! Роман ухватил дочь покрепче, да так, как это сделал бы настоящий насильник. При этом он старался, чтобы в зеркале не отразилось его лицо: непросто обучать своего ребёнка, особенно девочку такому; нельзя её жалеть, иначе всё впустую, но и давить, как на сына, тоже нельзя — она ведь слабее… Роман очень надеялся, что выглядит строго, профессионально, но всё-таки боялся, что в действительности переживания просто читаются у него на лбу.

Как он ни пытался, а всё-таки взоры дочери и отца в отражении встретились. Настя замерла и смотрит на родителя во все глаза, явно чего-то ждёт. Роман и сам зацепенел: взгляд дочери точно парализовал его… Внутренне приготовившись он приподнял голову и кивнул.

— Давай!

Как по спортивному выстрелу Настя мотнула головой! Роман отвернулся, но всё равно получил по скуле. Отхватив и ещё раз он прижал подбородок к дочкиной спине — теперь удары не достанут… Настя двинула корпусом, потом обратно, и ещё раз вбок. У Романа загорелось желание поднять её, лишить опоры, но он сжал зубы и держался, даже немного подыгрывал.

Дочь вывернулась боком, освободила локоть. Бум! Рёбра застонали. Новый удар по тому же месту — и ещё больнее! Как человек, раньше боявшийся страшного аттракциона, а теперь распробовавший и вошедший в раж, Настя уверенно выпутала и вторую руку, извернулась и заняла положение, откуда можно кинуть через бедро.

Роман будто одеревенел. Из злодея он превратился в зрителя. Сможет ли дочь его швырнуть? Потянет ли?.. Рискнёт или забуксует?..

Злая и раскрасневшаяся, с усеянным каплями лбом Настя взяла упор… завела бедро… Время остановилось. Роман смотрел на дочь заворожённо, заколдованно. Вот… она давно решилась… тонкие руки ухватили за воротник… Сейчас!

Комната закружилась, пол и потолок прыгнули друг на друга! С грохотом мешка с картошкой Роман полетел головой в паркет! В спину ударило, затылок садануло болью. Закачалась, задребезжала хрустальная люстра, а соседи снизу, наверное, будут сейчас звонить в полицию.

— Ох… — Роман уставился в потолок, который почему-то не стоит на месте, а кружится, кружится… — Вот это да…

Сверху, загородив обзор, над ним нависло дочкино лицо. Запыхавшееся, вымученное, румяное… и с улыбкой до ушей.

— Ну?.. Что?.. — Говорила он с отдышкой, при этом шумно и прерывисто кряхтела. — Как тебе… на полу… лежится… папочка?..

Роман хотел было подняться, но передумал и решил отдохнуть прямо так, около комков пыли под диваном.

— Хорошо лежится, доченька. Удобно…

Он отвернулся, осмотрелся. О, а вон упаковка жвачки за ножкой спряталась. Весь вечер вчера искал, всю комнату перерыл! Ох, а вон и носок — надо потом подобрать, да тихонечко, чтобы Настя не заметила. Он, как отец, пример аккуратности, как-никак…

Настя всё стояла над родителем и не двигалась. Улыбка на её молодых розовых губах стало несколько натянутой, взгляд чего-то ищет… или дожидается…

— Ты умница. — Роман закинул ладони под затылок и, как смог, кивнул лёжа. — Очень хорошо постаралась. Я тобой горжусь.

— Так-то! — С искренним удовлетворением дочь сделала поклон. Получив, что хотела, она развернулась и зашагала прочь.

— Ты мыться?

Настя не замедлила шаг и не оглянулась.

— Да! Пойду, сполоснусь, а то пахну, как лошадь!

Шаги дочери утонули в коридоре, там скрипнула дверь и щёлкнул замок. Роман закрыл глаза и представил, что он в каком-то особенном месте, где никого, только пустота и темнота, а он лежит…

Нет, помыться и самому надо. В самом деле воняет потом, не хватало ещё вещи запачкать.

Молодецки подпрыгнув, капитан Птачек прошёл на кухню и включил горячую.

— Па-а-ап! — Голос из ванной. — Воду не воруй!

Переключив на холодную Роман зачерпнул и полил на шею и на руки. Леденящие струйки побежали по бокам, смыли с подмышек грязь… Забавно: если бы жена это увидела, она бы устроила настоящую демонстрацию протеста.

Спустя пять минут Роман уже сидел в зале, чистенький и свежий, а из ванной всё ещё доносился плеск. По телевизору опять про взрыв в центре… а вот ещё курс доллара… открыли нефтяное месторождение… Переключив на спортивный Роман откинулся в кресле и постарался расслабиться. Перед новостью, которую нужно сообщить дочери, просто необходимо расслабиться. Как она отнесётся?.. Хотелось бы, чтоб спокойно…

Скрипнула дверь, пробежали в Настину комнату быстрые шаги. Роман принюхался — из коридора приплыл тёплый запах шампуня.

Напрягшись сказать погромче, он произнёс:

— Доченька! Как сможешь — вернись, пожалуйста, в зал! Мне нужно тебе кое-что сказать!..

Футбол, волейбол, баскетбол… Роман щёлкнул ещё несколько каналов. Вдруг экран потемнел и в середине, где-то в темноте, по сцене поскакала девушка в белом платье, похожем на… балетную пачку!

Лебединое озеро.

Возвышенные скрипки и духовые. Дирижёр верховодит в оркестровой яме. Роман отложил пульт и в привычном жесте закинул пальцы на затылок. Было бы неплохо когда-нибудь сходить на балет. Ох, как выплясывает!..

Балерины натанцевали минут на пятнадцать, время пронеслось, как мгновение. Роман понял, что слушает Чайковского, следит за грациозными движениями и больше ни о чём на свете не думает… а в комнате присутствует ещё одни человек.

— Ой, прости… — Он наткнулся на лукавейший взгляд дочери, как натыкаются на грабли в вечернем саду. — Что-то засмотрелся…

— Ну, пап, ты меня прям удивляешь… — Настя слегка улыбнулась и перевела взгляд на телевизор. — Вот уж не думала, что ты являешься поклонником…

Роман поднял пульт, палец нажал на красную кнопку. Экран вспыхнул и погас.

Дочь откинулась на диван, её ладони устроились на коленке, закинутой поверх другой коленки. В губах намёк на улыбку, но глаза уставшие… и настороженные.

— Так о чём ты хотел говорить? — Настя слегка вздёрнула подбородок. — Только прошу, пап, не растягивай. Меня там подруга на скайпе ждёт…

Роман помусолил губы; одна его рука осталась на затылке, вторая задумчиво почесала щетину.

— Боюсь, доченька, придётся тебе с подругой повременить…

Настя села и ждёт со всем терпением, какое только может изобразить. Роман причмокнул, почесал в затылке… Он мучился и подбирал слова, с которых стоит начать, но что-то они никак не подбирались. Плюнув он решил сказать без прикрас:

— Настя… Доча… Мы переезжаем в Тольятти.

Настины глаза выпучились, как у со злостью сдавленной в кулаке лягушки! У дочери открылся рот, она даже рукой дёрнула, словно хотела от чего-то защититься, но застыла, как муха в смоле.

— Прости… Что?.. — Дочка несмело улыбнулась. — Я, наверное, ослышалась…

Роман помотал головой, лицо он держал самое серьёзное.

— Нет, дочурочка, не ослышалась. Мы переезжаем в Тольятти. Ну, не сегодня, конечно, и не завтра тоже. Но в ближайшее время…

Настя вскочила и закружилась по комнате взад-вперёд. И даже за голову схватилась, словно та может отвалиться! Лицо дочери застыло в немом шоке.

Предчувствуя уже готовящееся свалиться ему на голову страшное Роман торопливо, но всё-таки стараясь оставаться спокойным объяснил:

— Помнишь, Насть, я рассказывал, что не родился в Самаре, а только сюда приехал? Вырос я в Тольятти, а сюда попал уже в юношестве, когда поступил в институт милиции. Здесь мы и с мамой твоей познакомились… Она, кстати, тоже сюда учиться приехала. Из Питера. Тут мы осели, да так и зажили…

Всё ещё держась за голову дочь рухнула на диван!

— Папа! — Как жука булавкой, Настя пронзила отца острым взглядом. — Ты что, серьёзно?.. Серьёзно что ли?!

— Да, доченька, серьёзно. Без шуток.

Вновь вскочив Настя и выбежала из зала! Через минут вернулась и снова рухнула туда, где сидела.

— Папа! — В требовательном жесте она протянула к отцу руки. — Что, чёрт возьми, такого ещё случилось?! Вы уже развелись с мамой… Вы уже, блин, делов наделали! Зачем же нам теперь ещё и переезжать?! У меня здесь школа! У меня друзья! Я не хочу ничего менять! — Роман слушал смиренно, смотрел на дочь мягко и тихо вздыхал. — Объясни! — Настя замахала руками, как спятивший дирижёр. — Ну объясни же мне, я не понимаю! Зачем тебе сдался этот Тольятти?!

Роман помолчал. В последний месяц он и сам этот вопрос обдумывал часто и каждый раз ответ выходил разный. Несмело, с поджатыми губами и шарящим по полу взглядом он заговорил:

— Доченька… Настенька… Ты живёшь здесь всю свою жизнь, для тебя этот город родной… Но не для меня. Твои бабушка и дедушка, мои папа и мама, умерли рано, когда ты ещё не родилась. Всё, что осталось от них, ушло в наследство моим брату и сестре. Так жизнь сложилась, что они тоже из дома уехали. Александр в Москву, Лена в Краснодар… Я с ними практически и не общаюсь. Но город этот… Тольятти… Я в нём вырос. Это город мой. Родной. Там могилы моих родителей. Могилы моих дедушки и бабушки. Моего дяди, которого я очень любил. Может быть ещё живы друзья, вместе с которыми я рос и когда-то дружил…

Настя притихла и опустила голову. Закрыв лицо ладонями она замотала головой, словно отрицая, что слышит. Глядя на дочь Роман сбился — сердце ёкнуло, стало жутко жаль её, свою самую родную, самую любимую, свою кровь, свою семью. Он постарался сократить и подытожил:

— В общем я бы, наверное, уже давно бы уехал, даже Тане как-то раз предлагал, только она не согласилась. А сейчас мы развелись… и-и-и…

Дочь подняла лицо. Глаза её покраснели, будто от слёз, но на щеках никакой мокроты.

— Что и?..

— Ну… — Роман пожал плечами. — Видишь ли… Тётка моя умерла. Ты её не знала. Она уже очень старая была. Девяносто два года. Вероника Ильинична. Хорошая была женщина, правда, я её и сам почти не помню… Так вот она оставила мне по завещанию квартиру. Представляешь?..

Глаза дочери вспыхнули. Она возразила:

— Квартиру оставила?.. Так продай её, папа! Продай её! Зачем переезжать?.. Из-за квартиры?.. Продай и всех делов! А не хочешь — не продавай! Меня-то ты зачем задеваешь?!

Роман вздохнул, его пальцы растёрли скукоженный в напряжении лоб.

— Доча… Настя! — Его тон стал неприятно твёрдым, командным. — Я переезжаю. Точка! Я хочу в родной город. Тебе ещё только пятнадцать и ты не можешь жить отдельно, а значит едешь со мной!

— Но пап!..

Громко и властно Роман бахнул по подлокотнику!

— Не спорь!.. Я понимаю, что для тебя это неожиданные и неприятные новости, и я прошу у тебя прощения, доченька моя любимая… Но я переезжаю. Я всё решил! Через три года тебе исполнится восемнадцать и в тот же день, как это случится, я перепишу эту квартиру на тебя. Если захочешь ты уедешь и я не буду тебя останавливать. Начнёшь жизнь уже со своей жилплощадью… Но до того момента, пока не повзрослела, ты будешь жить со мной. Точка!

Натянутый и сжатый, как на одной лишь разлохмаченной верёвке висящий над пропастью скалолаз, Роман старался выглядеть суровым и не преступным. На Настю смотреть не просто жалко — невозможно: родительское сердце разрывается, хочет утешить, обнять, сказать, что ладно, что чёрт с ним, с Тольятти — только бы доченька была счастлива, только бы она не плакала!.. Однако ещё оно знает, что если от своего отступит, то переезд домой, о котором так долго и, казалось бы, так впустую мечталось, будет откладываться на потом до последнего, может быть до самой смерти, и в конце концов окажется ещё одной несбывшейся мечтой.

Нет, пускай уж лучше дочерины рыдания кинжалами режут его, но он должен поступить так. Обязан. Всё-таки и для неё он делает не мало…

— Ты решил! — Настя зажмурилась, запрокинула голову… и, точно до того сдерживаемые, слёзы брызнули у неё из глаз летним ливнем! — Ты решил! А меня ты спросил?!

Не желая больше отца ни видеть ни слышать дочь сорвалась и не оглядываясь побежала к себе. Как гвоздь, забиваемый в крышку гроба, с грохотом хлопнулась и её дверь!