Легенда о Вейм. Драконья душа

Илона Ивашкевич, 2011

Ни одно благое дело не остается без награды. Наградой для Вейм РедДреган за спасение Драконовых земель стала ссылка на Родину, где её не очень-то и ждут. К тому же команда, клявшаяся следовать в огонь и воду за своей королевой, исчезла, оставив Вейм самой выбираться из паутины интриг. Из-за злой шутки судьбы единственным помощником женщины становится ледяной дракон. Он как и Вейм, мечтает вернуть титул Правителя Озерного Края и ищет новое вместилище для своей души, ведя игру, в которой люди – лишь пешки на ледяной доске.

Глава 2. Родина

Два месяца провели драккары, бороздя воды холодного моря. Сквозь шторма, туманы, плыли они на юг. По истечении третьего месяца, в один из хмурых летних дней на горизонте показалась тонкая полоска земли. Родные земли встречали Вейм и её спутников мелким моросящим дождем.

— Добро пожаловать домой, — с плохо скрываемым сарказмом произнесла Вейм, доставая карту из кожаного тубуса.

Тубус был стар и потрепан. На его лоснящихся боках красовались яркие разводы: багровые от вина, белесые от соли, жирные от солонины, чуть зеленоватые от травы и темно синие кляксы чернил. Падающие с неба капли оставляли на его кожаной поверхности темные пятна. Стол, на котором была разложена карта, был такой же потрепанный жизнью и северными ветрами, как и тубус.

— Поплывем вдоль берега на юг до первой рыбацкой деревеньки, — проговорила женщина, проводя пальцем вдоль ломанной синей линии, изображающей берег. — Нам нужно добраться до Хили, потом подняться вверх по течению до Мянтувиля, а там до Таммивиля рукой подать. Получится большой крюк, но пытаться высаживаться на побережье и пробираться через болота и леса напрямую до Таммивиля было бы верной гибелью. Карт Озерного края у нас нет, да не думаю что, они вообще существуют. Места здесь дикие, плохо разведанные. По крайней мере, так было шесть лет назад. Не думаю, что что-то изменилось.

— Госпожа, может, привал устроим? Поохотимся, костерчик разведем, авось горяченького покушаем, — спросил лысый крепкий мужчина неопределенного возраста, сидящий на пустой бочке из-под рыбы. — Уже месяца три, считай, одной солониной питаемся.

— Ирсен прав, госпожа. — Заметил стоящий рядом высокий статный мужчина в темно-синем дорожном костюме и темном плаще. — Запасы воды и еды на исходе. Люди устали. Дайте нам день, чтобы восстановить силы.

— Хорошо, Хаген, — с плохо скрываемым раздражением ответила женщина. — Но завтра, на рассвете, мы снова двинемся в путь. И скажи людям, пусть не попадаются на глаза местным. В моем мире вся земля принадлежат лордам, и охота без разрешения землевладельца запрещена.

— Не волнуйтесь, госпожа. Если нас кто-то увидит, тот об этом тотчас же забудет. — Хитро прищурил левый глаз Хаген, и его лицо свело судорогой. Правый глаз был прикрыт повязкой, из-под которой был виден вертикальный шрам, проходивший через всю правую половину лица от высокого лба до подбородка. — Навсегда забудет.

— Убийство в этих землях запрещено. Люди здесь живут по обычным законам, написанными людьми и для людей, а не по Кодексу Война начертанному на куске пергамента лишенным ума старцем, помешанном на оружие и общении с духами, для фанатиков меча и топора.

— Как же ваши люди развлекаются? — Спросил Хаген, пропуская мимо ушей едкое замечание про Горного старца. Старец, отшельник, музыкант, философ и воин, автор Кодекса Война был его кумиром с ранних лет.

— Увидишь, Хаген. Мы ж едем на свадьбу моей сестры. А так, как на празднество обещал пожаловать сам король, то всяческие развлечения нам обеспечены. Думаю, мои

родители и родители жениха в лепешку разобьются, чтобы утереть нос всем родственникам, соседям и знакомым. Так что вино будет литься рекой, и сотни бездельников будут услаждать слух своими песнопениями.

— Вы не очень любите свою родню, — укоризненно покачал головой Хаген.

— Мне не за что их любить. Поверь мне, они относятся ко мне точно так же. К тому же, я не думаю, что они будут рады видеть меня, женщину без денег, земель и титулов, похоронившую сына и мужа, — горько усмехнулась она.

— Вы заблуждаетесь, о Вейм. Вы их дочь, значит, они должны заботиться о Вас, что бы ни случилось. Так завещано богами: род должен заботиться о своих людях, так и люди должны заботиться об общих нуждах рода.

— Хаген, ты на моей земле. Здесь другие боги, другие люди и друге порядки. Здесь принято водиться только с теми, кто обласкан богами. В этих землях, если ты богат и знаменит, ты важный гость за любым столом и в любом доме, даже если ты бастард, а бедного родственника могут и на порог не пустить. Прости меня, Хаген, что бережу твои раны, но на этих землях у тебя больше шансов пробиться наверх, чем в Драгонхолле. Нужно только добраться до моего дома, примелькаться, а вот если сумеем устроиться на службу, то жизнь снова будет сытна и весела. Свадьба сестры отличный шанс, чтобы обзавестись новыми связями.

— Пробиться наверх, устроится на этих землях… Вы так уверены, что мы никогда не вернемся в Драгонхолл?

— Хаген, нам ясно указали на дверь. Маа даже расщедрилась настолько, что вернула приданое. Это очень широкий жест для потомка драконов. Если мы вернемся, нас похоронят с почестями. Все упыри из совета радостно понесут мой гроб на погребальный костер, а впереди процессии плачущие девы будут бросать пучки бессмертника, и Великая Маа потащит свою красную книгу с генеалогическим древом РедДреганов. Но, скорее всего, по прибытии в Драгонхолл нас тихо прирежут и закапают на полосе прилива, словно обычных разбойников. Почему-то все, из двадцати трех женщин и мужчин, отправившихся с нами в путь, это понимают. Все… кроме тебя.

Деревянный борт драккара с глухим ударом закопался в мокрый песок. Хагена и Вейм чуть отбросило.

— Приехали, — рявкнула женщина, поднимаясь с тюков.

Не дожидаясь пока установят хлипкие трапы, Вейм спрыгнула, задрав полы плаща. Высокие промасленные сапоги отлично защищали ноги от воды, черная куртка и плащ из кожи морского змея с капюшоном одинаково хорошо спасали и от дождя, и от холода, и от дротиков, и от звериных зубов. Под ней на холстяную рубашку был надета кольчуга из иссиня-черного металла, прочная, но легкая. Её спутники были одеты также: толстые куртки, побелевшие от соленых брызг, потрепанные морским ветром кожаные плащи грязно серого цвета, потертые сапоги. Некоторые плащи были отороченные мехом морских животных. Дождевая вода и брызги волн скатывались по длинному ворсу, не давая намокать теплому подшерстку. У некоторых одежда была украшена шнурками и стальными колечками. Основной доспех был спрятан, скрыт под многослойной немаркой одеждой.

Отправляясь в дальний путь, люди взяли все самое ценное, что у них было: хорошее оружие и зачарованные вещи на все случаи жизни. У Вейм не было ни амулета Богини Дождя и или Бога Огня, ни волшебных глаз водяного змея, ни застывшей крови древнего дерева. В маленьком кожаном мешочке цвета алой крови, спрятанном под сталью кольчуги, лежала земля с могил мужа и сына.

Лагерь было решено разбить прямо на берегу, под вековыми соснами. Собранные наспех костры разгорались плохо: сырые поленья еле тлели. Пока одни люди ходили за водой, другие чинили паруса и весла, третьи занимались ужином, Хаген и Вейм отправились осматривать окружающие земли. Места были дикие: ни брошенных рыбацких лачуг, ни полей, ни человеческих следов или запахов. Не было ничего, что бы указывало на то, что здесь когда — то жили люди. Да и зверей было не много: путники видели пару лесных оленей, испуганную сову и белок. Лес стоял молчаливый и пустой, только прелые иголки шуршали под ногами и кое-где в густых кустах стрекотали цикады, возвещая о том, что дождь скоро кончится. Зато много было змей. Черные толстые гадины нехотя уползали с тропинки. Иногда они злобно шипели, свернувшись клубком, и кидались на путников, целясь в голенище.

На обратном пути спутники Вейм вспугнули семью кабанов, которые были отловлены и по возвращению зажарены.

— Не нравится мне здесь, — проговорил Ирсен, догладывая мясо с шипящих ребрышек. — Мертво. Вы ты хоть что-то в лесу видели, а у нас тут совсем тихо было. Ни одной букашки не проползало, окромя скорпионов. Ребята их наловили немножко и зажарили: вкусные словно семечки. Если бы не кабанчик, ужинать нам опять солониной. Да тут даже чаек не слышно!

— Илана с женщинами вернулась? — Хаген аккуратно вытер испачканные в сале пальцы о грязное полотенце. Ему, выросшему в Драгонхолле и воспитанному по всем правилам дворцового этикета, отсутствие горячей воды и чистых салфеток было не по нраву. Да, он спокойно переносил все тяготы, сопровождая Илириха, а затем и его жену, в многочисленных походах. Он спал на жесткой земле, завернувшись в старый плащ, питался скудным солдатским пайком, проводил в седле трое суток, но дворцовый быт с горячей ванной, завтраками, свежими простынями и теплым сортиром был ему милее. Единственное, что не переносил Хаген — это дворцовые интриги. Будучи от природы человеком прямым, преданным и честным, он терялся, оказавшись в паутине чьих-то корыстных замыслов и, если бы не Вейм, его бы давно сгноили в тюрьме, свалив на него вину за участие в заговоре.

— Нет еще. Видимо не нашли они воды, — покачал лысой головой Ирсен. — А вы ешьте, госпожа, ешьте, — проговорил он. В отличие от Хагена, он в качестве салфетки использовал свои длинные густые рыжие усы.

— Плохо. Скоро стемнеет. Сколько людей ушло с ней? — Спросил Хаген, укутываясь в плащ.

— Пятеро.

— Если через час не вернутся, отправлю за ними, — проговорила Вейм.

Однако не прошло и получаса, как Илана вернулась.

— Ты задержалась, — проговорила Вейм вместо приветствия. — В чем причина?

— Родник далеко, О Великая Вейм, но мы набрали много воды для наших людей, — проговорила Илана, то запинаясь, то растягивая слова. Её безумный взгляд блуждал по лицам стоящих рядом людей.

— Не паясничай, Илана. «Великой» меня называла только Маа и то, когда хотела позлить. Складывайте бурдюки и ступайте есть.

— Слушаюсь, о Великая, — проговорила женщина, поклонившись, и, неловко развернувшись, заковыляла в сторону второго костра.

Вейм попыталась что-то добавить, но Ирсен мягко остановила ее жестом.

— Она пьяна. Видишь, её шатает, — прошептал он.

— Быстро собери всех, кто ходил к роднику вместе с ней, — прошептала Вейм.

— Госпожа, у нее зрачки сужены, — заметил Ирсен.

— Тогда еще быстрее. Воду, принесенную с родника, не пить.

Илана так и не дошла до костра. Споткнувшись о старую корягу, она рухнула на песок. Ирсен едва успел подхватить женщина.

— Ну что ж ты, милая, не время спать. Вставай. — Ирсен тряс её о тех пор, пока женщина не открыла глаза: глазные белки покрывала красная сетка вздувшихся капилляров. Женщина закашляла, слюна начала пенится на белеющих губах. Ирсен, не переставая трясти Илану, нащупал одну из висевших за поясом бутылочек. Вытащив пробку из пузырька, он влил в горло теряющей сознание женщины янтарное зелье. Затем он аккуратно положил несчастную на землю, и ее тут же согнуло пополам и вырвало.

— Эх, Илана, Илана, — ласково проговорил Ирсен, держа ее голову за спутанные рыжие волосы. — Вроде взрослая девочка.

Вейм тем временем откупорила один из бурдюков и принюхалась.

— Обычная пресная вода из лесного ручья. Пахнет прелой листвой и мхом. — Она небрежно кинула бурдюк в кучу. Ударившись о камень, сшитый из кусочков кожи мешок, разлетелся на осколки, словно стеклянный. — Старый пройдоха Ирсен сэкономил на экипировке?

— Нет, госпожа. Ирсен всегда очень ответственно относился к закупке провианта: бурдюки хорошие. Это с водой что-то не так: она всего за несколько часов разъела швы, — проговорил Хаген.

Мужчина, сидя на корточках, осматривал лоскуты кожи. Рядом, оживленно переговариваясь, стояли спутники.

— Кто-нибудь пил из ручья? — Медленно проговаривая слова, спросила Вейм.

— Нет, только мама, — испуганно ответил Ингер, сын Иланы, тощий мальчик с рябым лицом и огненно рыжими волосами. На вид ему было не более двенадцати лет.

— Собирайтесь, — быстро проговорила Вейм. — Идем к роднику. Эррин, — крикнула она тучному большому мужчине, медленно поворачивающему мясо. — Распорядись, чтобы оставили еды на шесть человек.

— Скоро солнце сядет. Путь не близкий, — попытался остановить её Хаген.

— Мы идем к роднику, — повторила Вейм. — Ирсен, позаботься об Илане. Показывай дорогу, — скомандовала она рыжеволосому мальчику.

Не прошло и часа, как оступившись, Хаген оказался по колено в воде. Заваленная прошлогодней листвой тонкая змейка ручья, петлявшая между поросшими мхом и ярко-желтыми грибами камнями, была едва заметна. Пройдя еще немного, путники наткнулись на лесное озерцо, из которого и вытекал ручей. У берега, поросшего багульником и болотной травой, вода была прозрачной, ближе к средине озера цвет её становился темно-зеленым, дальше, насколько хватало взгляда, простиралось болото, и черная вода поблескивала в старицах. Там, где ручей вытекал из озера, была свалена куча камней. На изрезанной трещинами шершавой поверхности одного из них Вейм разглядела знак. Дожди почти стерли его, и из-под шапки мха едва был виден вытянутый зубастый череп с двумя парами рогов и остатки надписи"Будь проклято […] племя".

— Ручей проклят и отравлен. Что и требовалось доказать. — Вейм набрала воды в стеклянный пузырек и спрятала в мешок. — Возвращаемся в лагерь. Видишь черепушку черную? — Показала она на рисунок. — Таким знаком в наших деревнях изображают чудовищ или монстров вредных: оборотней, вампиров, драконов или василисков. Скорее всего, кто-то из них поселился на берегу озера, распугав в окрестных лесах всю живность. Люди покинули эти места последними, перед уходом отравив источник воды. Во всяком случае, нам лучше уходить. Я не уверена, что эта тварь здесь больше не живет.

— Не думаю, что оно еще здесь, госпожа, — покачал головой Хаген. — Чудовищу нужно чем-то питаться, а здешний лес пуст. Оно либо ушло вслед за животными, либо умерло от старости.

Вейм собралась было поспорить, как явственно почувствовала на себе чей-то пристальный взгляда. Женщина обернулась: никого… лишь ветер шуршал прошлогодним рогозом. Собрав людей, Вейм вернулась в лагерь.

Ночью Вейм проснулась от странного ощущения, словно кто-то наблюдал за ней из леса. Она села и, поежившись от ночного холода, подбросила пару веток в костер. Уже затухающее пламя заплясало на коре, весело жуя длинные желтые иголки. Рядом, завернувшись в плащи, спали Хаген и Ирсен. Чуть дальше, у соседнего костра, был слышен шепот дозорных. Стоило огню разгореться, как один из них тут же появился рядом, с вязанкой хвороста через плечо. Удостоверившись, что все в порядке, он кинул вязанку и исчез во мраке.

— Тоже не спится, госпожа? — Илана, лежала у костра, прижимая к себе спящего сынишку.

— Да, — коротко ответила Вейм, устраиваясь на свернутой медвежьей шкуре. Над ней огромным сверкающим ковром раскинулся, такой родной и такой чужой одновременно, звездный небосвод. Поймав себя на мысли, что она с удовольствием променяла бы это родное теплое небо на чужое холодное над Драгонхоллом, женщина горько усмехнулась.

— Вы ведь, тоже его чувствуете, — продолжила Илана.

— Кого его? — переспросила женщина.

— Зло, притаившееся в лесу.

— Илана, ты бредешь, — раздраженно проговорила Вейм. — Единственное зло в округе — это я, спи спокойно. Завтра будет тяжелый день.

— Оно завет Вас, слышите? — Прошептала Илана, приподнимаясь на локтях.

— Илана, если ты попытаешься встать, я свяжу тебя так, что ты не сможешь пальцем пошевелить. Не слышу я ничего. Тишина мертвая: только волны о песок бьются.

— Оно завет Вас… — Глухо прошептала Илана.

— Да что ж это такое…

Вейм резко вскочила. Позади лениво плескалось море, а впереди темной безмолвной стеной стоял лес. Только ветер раскачивал верхушки сосен. Внезапно женщине показалось, что кто — то смотрит на нее из-за деревьев, но через мгновение это чувство исчезло.

Илана, как не в чем ни бывало, крепко спала, прижав к себе сынишку. Тяжело вздохнув, Вейм подкинула веток в костер. Всю оставшуюся ночь она проворочалась, то засыпая, то просыпаясь. Ей снились разноцветные витражи Драгонхолла, Маа, читающая сказки сидящему на коленях внуку, праздник бога Огня, манускрипты в замковой библиотеке и кожаные, покрытые толстыми пластинками рукавицы мужа.

Огненный шар медленно поднималось над водой, окрашивая редкие тонкие облака в багровые тона. Раскачиваемое мелкими волнами, бьющимися о крутые борта, судно тихо скрипело. Попутный ветер надувал тяжелый парус и драккар, словно грузная морская птица, летел над водой. Позавтракавшая команда собралась на носу судна и занималась своими делами: мужчины играли в кости и чинили снасти, женщины чистили рыбу и перебирали нехитрый скарб под грустную песню. Сама Вейм дремала, прислонившись щекой к мачте.

— Опять ночные кошмары? — Спросил Хаген, присаживаясь на один из грубо сколоченных ящиков, привязанных к деревянному борту толстым канатом.

— Илана всю ночь бредила, — проговорила Вейм, не открывая глаз.

— Илана спала, как убитая, а вот ты всю ночь ворочалась… Дурные видения?

— У меня не бывает хороших видений с того дня, как в гроб моего сына забили последний гвоздь.

— Ты живешь прошлым. Мой тебе совет: перестань бередить духов сына и мужа. Отпусти их, пусть дожидаются в стране мертвых. Если ты будешь каждый день их вспоминать, не будет покоя ни тебе, ни им.

— Тоже мне, советчик, — Вейм открыла один глаз и, глотнув из фляги, багровой жидкости поморщилась. — В своей жизни разберись. Твоя матушка пред отъездом не соизволила назвать имя твоего отца?

— Нет, — Хаген пригладил рукой собранные в хвост черные кудрявые волосы.

— Нужно было мне прижать её. Столько лет кормила тебя сказками, что «не время», «узнаешь потом»… Бла… бла… бла… Иголки под ногти, и к вечеру ты бы уже обнимался со своим отцом или оплакивал его кости, если к сему счастливому моменту он умудрился сдохнуть.

— Вейм, я прошу тебя быть вежливее, говоря о моей матери. Леди БлюДреган порядочная женщина и не заслужила, чтобы так о ней отзывалась.

— Стоит тебе напомнить, что благодаря этой порядочной женщине твой дед лишил тебя наследства, а так же протекции на поступление во все учебные заведения и официально у тебя нет образования. Напоминаю, что род в драконовых землях всегда определялся по отцу, а так как тебе неизвестен твой родитель, тебя не могут внести в генеалогическое древо ни одного из родов. Следовательно, дорога королевскую службу тебе закрыта, да и высоких военных чинов тебе тоже не видать, как своих собственных ушей, как, впрочем, и детям твоим, и внукам, и правнукам. Так что, благодаря милости своей матушки, ты превращен бастарда без рода и племени. Если бы не мой муж, ты так бы и остался рядовым стражником в охране Драгонхолла.

— Госпожа Вейм, я очень благодарен Вам и Илириху РедДрегану за все, что сделали для меня.

— Хаген, одно твое слово, и я бы мигом выбила всю дурь из кудрявой головки твоей ветреной матери.

— Прекратите.

— Опять травишь Хагена, Вейм? — Ирсен кинул кусок шкуры рядом с Хагеном, и, развалившись на нем, словно большой рыжий кот, принялся причесывать резным костяным гребнем свои длинные усы. — Илане вроде бы легче, — кивнул он на блюющую в стороне женщину. — Зараза из нее выходит. Денёк помучается, и будет как новенькая.

— Сплю я, — девушка закрыла глаз.

— Ага… Наговорилась за ночь и дрыхнет. Ишь, как замоталась в плащ, — протянул Ирсен, вытаскивая колючку.

— Я? Да вы спали как два сурка. Это Илана всю ночь ворочалась.

— Илана-то как раз спала, несмотря на жар, а вот ты металась как безумная. Словно не Илана водицы хлебнула, а ты: то звала кого то, то связать грозилась.

— Бред, — фыркнула девушка, пригладив назад отросшие волосы, бывшие месяц назад аккуратной челкой. — Спроси у Ликара, он дежурил вчера. Он мне хворост принес.

— Ликар, говоришь… Вчера Имрис и Тарик в дозоре были, а Ликар раньше всех спать завалился.

Не желая продолжать разговор, женщина закрыла глаза.

— Город, я вижу город, — донеслось с носа судна клич дозорного.

Вейм с неудовольствием отметила, что дозорным нынче все-таки был Ликар, а, следовательно, дежурить ночью он не мог.

— Дракона с носа уберите, — раздраженно рявкнула Вейм, открывая глаза. — Не будем раньше времени пугать местных жителей.

Тем временем драккар обогнул мыс и оказался в небольшой бухте, защищенный от штормов высокими скалами. На маленьком клочке земли между водой и скалами растянулся по крутым берегам городок Хили. Маленькие домики с красной черепичной крышей, цепляясь за уступы выцветшими бледно-серыми гроздями, висли на скалах, словно ласточкины гнезда. Ниже громоздились лавочки, склады, мастерские, трактиры. У самой воды веером растянулись позеленевшие от водорослей деревянные причалы и доки. Рядом покачивались на волнах рыбацкие лодки и торговые суда.

— Ирсен, ты остаешься с командой. Я и Хаген спустимся на берег, узнать нынче творится в мире. До моего возвращения никаких отлучек в город! Местных на борт не пускать. Будут спрашивать: торговцы мы.

— Пошли, Хаген, — скомандовала она, когда драккар мягко уперся деревянным боком в пристань.

В городе их заметили раньше, чем дозорные Вейм разглядели маяк Хили на горизонте. К их прибытию на пристани за столом, покрытым истершимся от времени зеленым сукном уже сидел толстый сборщик налогов, а на крышах окрестных домов уже прятался в засаде добрый десяток лучников.

— День добрый, уважаемый, — слегка растягивая гласные, произнесла Вейм, кивнув головой в знак приветствия.

— Др..брый, — пробурчал под нос чиновник. — Кто такие, и куда путь держите?

— Меня называют Вейм. Я и мои спутники плывём из Драгонхолла в Таммивиль.

— Драгонхолл.… Никогда не слышал о таком, — сделав запись в амбарную книгу, задумчиво проговорил сборщик налогов. — Должно быть очень далеко.

— Месяца три пути.

— Нет… наши так далеко не плавают, — почесал он кончик носа длинным гусиным пером. — И что госпожа Вейм собирается делать в Таммивиле?

— Мне пришло приглашение на свадьбу леди Эоланты Таммивильской.

— Что-то припозднились вы на свадьбу. Эоланта уж года три как Косвильская. Ужно второго ребенка ждет от лорда Джеймса.

— Какие-то проблемы? — Спросил Хаген, видя как лицо Вейм приобретает хищное выражение. Языка экси, на котором говорило население этих земель, Хаген не знал. Так уж получилось, что на нем разговаривали только Вейм и Ирсен.

— Знаешь Хаген, — не меняя выражение лица, ответила ему на языке драго Вейм. — Твоя мама хотела шубку из такого зверька, который в изобилии водится в наших северных землях. Если мне не изменяет память, местные жители называют его песцом. Так вот, один из этих зверьков подкрался. Большой и толстый подкрался, а мы его не заметили.

— Что Вы хотите сказать, госпожа Вейм? — Не понял ее Хаген.

— А то, что мы опоздали на свадьбу моей сестры на три года. И я, наконец, поняла, почему мне родные не написали за шесть лет ни одного письма.

— Все равно ничего не понимаю!

— Все письма, приходившие мне из дома, оказывались у Маа. Даю руку на отсечение, что они до сих пор хранятся в ее секретере, перевязанные ленточкой. Когда понадобилось вытащить меня из Драгонхолла, Маа просто подбросила мне одно из них. А я-то обрадовалась: первое письмо за шесть лет! Вот же ж стальная змея!

— Дракон… — Машинально поправил ее Хаген. — И что мы будем делать?

— Погоди, сейчас разберемся, — проговорила она на драго, языке, на котором разговорила шесть последних лет. — Уважаемый, сколько стоит остановиться в порту на день? — Спросила девушка, переходя на экси.

— Ну, — протянул сборщик налогов. — Вы не местные и команда большая… одним словом, никак не меньше серебряного.

Вейм положила на стол блестящую монетку с изображением драконьего профиля. Проверив чистоту металла на зуб, чиновник положил её в кожаный мешочек.

— А этот серебряный, Вы получите, если снабдите меня картами и информацией, — проговорила Вейм, бросая на стол еще одну монетку. Серебренный подпрыгнул, кувыркнулся несколько раз, стукнувшись об оловянную чернильницу, остановился и, сверкая на солнце полированными боками, завертелся волчком.

— Вопросы задавай, — проговорил сборщик налогов, закрывая пухлой ладонью монетку. — А поправить карты — это не ко мне, а к Компе. У него лавка прямо напротив пристани.

— Как поживает лорд Таммивильский? Что случилось в его семье за шесть лет?

— Ну…. дочку замуж отдал. Это я уже говорил. Жена у него умерла третья. Вот новую взял, молодую красивую, племянницу лорда Ауренвильского. Дочку вот недавно родила.

— Что ж никак не дождется сына старый лорд? — Фыркнула Вейм.

— Да, не везет бедняге, — махнул рукой сборщик налогов. — Люди болтают, что жена первая ведьмой была. Когда новую жену в дом привел, прокляла его. Прокричала, что не будет у него сына ни от одной женщины и сбросилась с самой высокой башни замка. Сама-то она успела только дочку родить.

— А где теперь эта девушка?

— Два года назад вести пришли, что сгинула она за морями. А ты случайно не из тех мест приплыла? — Прищурился чиновник.

— Нет, впервые слышу эту историю, — невозмутимо соврала Вейм. — Мой отец был немного знаком с лордом, но очень давно.

— Вейм, что еще говорит этот человек? — Спросил Хаген нетерпеливо.

— Глупости всякие. Говорит, что меня считают мертвой в доме моего отца. Наверно тут тоже Маа постаралась, — отмахнулась женщина. — А как поживают лорды Тинвильские?

— Хорошо поживают. Вот сына женили на Хельке Мянтувильской. Дружно живут, богато. Детишками пока не обзавелись, но новый замок отстроили.

— Первая любовь моя, лорд Тинвильский на дочке соседа женился, — прокомментировала переходя на драго Вейм. — А еще что приключалось? — Спросила она на эксе. — Войны не было? Или мора? Иль наводнений? Иль захватчиков поганых?

— Нет, нет, что Вы, госпожа… Боги миловали. Тихо живем, спокойно.

— Плохо, — проговорила она на драго. — Нет войны — нет работы. Придется устраиваться караванщиками или учится торговать у старины Ирсена. — Ну что ж спасибо, добрый человек. Где у вас можно картами запастись?

— Прямо у выхода и направо лавка старого Компе, там указатель такой, деревянный. Если хотите посидеть с дорожки, то налево: там своячок трактирчик держит. Эль варит отменный! Да и девочки у него нечего, скажу по большому секрету, — хитро подмигнул он.

— Спасибо, — кивнула Вейм и собиралась было уходить, но, чуть задумавшись, добавила. — И еще… Мы проплывали земли, чуть севернее Хили. Там родник отравленный и пустой лес.

Животный ужас отразился на полном лице сборщика налогов.

— Страшные эти земли. Повезло тебе, что целой выбралась. Пометь это место черным на карте и никогда туда не возвращайся!

— А что там произошло?

— Не спрашивай меня больше. Ступай по своим делам, — замахал руками чиновник.

Вейм попрощалась и направилась в сторону лавки Компе. За шесть лет местность этих земель могла измениться, и карты, которые она еще после свадьбы увезла в Драгонхолл, могли значительно устареть.

— Почему разволновался тот человек? — Спросил Хаген, когда они миновали причалы.

— Спросила его о роднике, — коротко ответила Вейм.

По пути в лавку с картами, они зашли в овощную лавку и винный погребок, потолкались в рыбных рядах и сделали крюк до пекарни с душистым хлебом. На корабль они вернулись только к обеду. Вопреки приказу не покидать судно вся команда стояла на пристани и что-то оживленно обсуждала. Посреди толпы на коленях, опустив голову, стояла растрепанная Илана, рядом, спрятав лицо в кожаный передник Ирсена, рыдал ее сын.

— Что за шум? — Рявкнула Вейм, кидая суму с овощами рядом с Ликаром.

— Странное творится, госпожа. — Ликар ловким движением перебросил суму на борт и начал свой рассказ. — Как только Вы с господином Хагеном ушли, Илана умом повредилась: cтала метаться и причитать, что «Зло рядом». А потом Ирсен, осматривая борт, обнаружил вот это. — Ликар указал на ровные чуть вытянутые следы на дубовых досках драккара, расположенные у самой кромки воды. Раковины морских моллюсков, облепившие на днище судна, в этом месте были содраны вместе со слоем древесины. — Увидев следы, Илана совсем помешалась: вот уже часа два она сидит так, молясь морским богам. Ни крики, ни уговоры, ни мольбы: ничего не действуют. Попробовали сдвинуть силой: начинала орать, чуть полгорода не сбежалось.

Кинув мешки в драккар, Хаген внимательно осмотрел борт.

— Следы свежие: не больше дня, — мужчина провел рукой по неровной поверхности дерева. — Если бы были в море, сказал, что они принадлежат гигантскому кальмару, но мы уже сутки на мелководье.

— Где день там и два, и нечего сеять панику среди команды. Кальмар прицепился, пробовал перевернуть — не получилось. Протащился с нами до мелководья, где отцепился и уплыл по своим кальмарьим делам.

Она подошла и села на корточки перед Иланой.

— Илана, ты слышишь меня? — Мягко спросила Вейм.

Илана продолжала бормотать слова защитного заговора, перебирая в руках деревянные четки с коряво вырезанными рунами.

— Илана, посмотри мне в глаза, — Вейм убрала с потного лба женщины прилипшую рыжую челку и заглянула глаза.

Из глубины зеленых глаз Иланы, словно сквозь бутылочное стекло, на нее смотрели голубые окантованные белесой каемкой глаза с вертикальными зрачками. Илана запрокинула голову, и Вейм почувствовала, как взгляд проникает под кожу, доставая до костей, как забирается в подкорку мозга пытаясь читать мысли.

— Выходи, я не трону тебя, — прошептала Вейм на древнем языке, разводя руки в приветственном жесте, мысленно представляя руну защиты. Она уже не видела, как в бессилье упала на мокрые мостки Илана, когда над водой показалась украшенная двумя парами рогов зубастая голова на длинной шее. Она не помнила, как оттолкнула Хагена, пытающегося закрыть рукой её глаза.

— Выходи, древний потомок, великого рода, — громко потребовала женщина, воздев руки к небесам.

Дракон, вытащив из воды две пары щупалец, положил их на мостки. Вместо еще одной пары щупалец на переливающихся голубовато-зеленых чешуйчатых боках рептилии зияли не успевшие затянуться шрамы.

— Кто ты, говорящая на моем языке? — Спросил он.

— Я, та, что пришла из Северных земель. Меня называю Вейм, жена Илириха РедДрегана, мать Ингера РедДрегана.

— Давно…давно я не слышал об этом славном роде. Не слышал я так же, чтобы драконы брали в жены дочерей человеческих, — качнул головой дракон, и с бирюзового капюшона, украшающего острую морду, на мостки полетели крупные брызги. — Давно я не слышал, чтобы со мной говорили на древнем языке. И никогда я не слышал, чтобы на древнем языке говорили люди. Люди, умеющие только пасти коз и что-то блеять на своем гнусном наречии.

— Не все люди одинаковые. В северной стороне они могут слагать баллады и читать древние книги.

— На тебе плащ из кожи моего черного собрата, — проговорил он, внимательно осматривая Вейм.

— Он умер в честном поединке. Боги простили меня за мою победу, — почтительно склонила голову женщина.

— Ты говоришь правильные вещи.

— Отпусти Илану, хозяин воды. Я могу говорить с тобой и без ее помощи.

— Называй меня Стилмат. Это одно из многочисленных имен, что дали мне твои глупые соплеменники. Я разрешаю тебе забирать женщину. Она слаба и безумна: она не нужна мне больше.

— Зачем ты покинул свое озеро и отправился с нами?

— Я устал жить один. Мне скучно и одиноко. Я много лет ни с кем не говорил.

— Мой путь тернист, опасен и лежит в людские земли. Если ты пожелаешь, ты можешь отправиться со мной. Но ты должен обещать, что не будешь показываться пред людьми в своем нынешнем обличии. Это их немного беспокоит.

— Я подумаю, — кивнул головой дракон и нырнул в зеленоватую воду залива.

Вейм очнулась от терпкого запаха аммиака ударившего в нос. Она лежала на руках Хагена, а Ирсен усиленно втирал что-то вонючее в виски.

— Дракон, где он? — Прохрипела она, убирая волосатую руку Ирсена от лица.

— А… эта морская тварюга, разнесшая в щепки причал? Наделала шороху и уплыла по своим драконьим делам.

Женщина сделала попытку подняться, и её затрясло, словно от озноба.

— Лежи уж. Не та у тебя кровь, чтобы с драконами на их языке разговаривать, — проворчал Ирсен. — Наворотила ты делов, конечно. Не могла места другого выбрать? Ты б потихоньку… Как поняла, что с Иланой приключилось, шепотком бы нам обмолвилась, мы бы в море вышли, и разговаривай с драконом сколько влезет. А тут… Эх… — махнул рукой Ирсен. — Причал поломали, суда потопили, людей напугали. Чем расплачиваться будем?

— Ирсен, тут местные на лодочке приплыли. Если, что мы мечи приготовили, да и луки целы, только вчера проверяли. — Перед Вейм появилось обветренное лицо Тарика Смуглого.

— Приваливайте отсюда, — раздался голос, в котором Вейм узнала голос сборщика налогов.

— Мы заплатили за сутки, — хрипло прошептала Вейм.

— Госпожа говорит, дракон не наш — платить не будем! — Зычно крикнул сборщику рыжий Ирсен.

— Не нужны нам ваши деньги. Проваливайте, откуда явились. Много лет Злой дух воды отравлял источники, воровал скот, затапливал наши деревни. Мы бросили все, поля, дома, сады и стада и бежали на юг, и вот уже полвека о нем ничего не было слышно. Но вот приходите вы, и дух воды снова появляется.

— Это водяной дракон. Он безобиден, — прошептала сквозь кашель Вейм. — Питается рыбой.

— Убирайтесь отсюда. Если вы не покинете Хили в течение получаса, мы сожжем корабль, а вас продадим рынке, как рабов, — заорал сборщик налогов.

–Хорошо, мы уходим, — крикнул Ирсен, приказывая людям поднять паруса.

— Вейм, скажи водяному дракону, чтобы тоже уходил… с нами или без нас.

Женщина уже не слышала его: небо, покрытое молочно-белыми облаками, плыло перед глазами, сливаясь с серым полотнищем паруса.

Вейм проснулась уже под вечер. Ласточки маленькими молниями сновали над палубой, ловя последнюю мошкару, с берега, из-за леса доносился звук одинокого рожка, зовущего скотину с пастбища, а лягушки уже орали в прибрежных заводях. Над медленно плывущем драккаром разносился запах наваристой мясной похлебки. Вейм завернулась в плащ и, медленно передвигая ватные ноги, пошла на запах. Зрение не полностью вернулось: приходилось двигаться на ощупь, угадывая в темных очертаниях знакомые предметы. Ее заметили, взяли на руки отнесли к котелку и выдали тарелку с ужином и деревянную ложку.

— Овощи, — проговорила она принюхиваясь. — Откуда у нас овощи?

— Вы с Хагеном утром принесли с рынка, — услышала она голос Ирсена. — Эррин знатную похлебку из них приготовил. У нас еще кабанятинка осталась со вчерашнего ужина. Так что попируем…

— Пируем-то, пируем, а богам жертвы не принесли, — послышался прокуренный женский голос.

— Ойра, это ты? — Спросила Вейм пытаясь угадать в маленьком силуэте, пахнущем дымом, воском и травами, ведунью.

— Боги все видят. Вот устроимся на новом месте, — проговорил Ирсен, и Вейм услышала треск огнива и почувствовала терпкий запах табака. Табак возили в драконовы земли купцы из-за моря, и стоил он баснословных денег. Лишь жрецы в храмах пользовали его, чтобы побаловать богов, да очень богатые люди. Как его доставала Ойра, было известно только самой Ойре.

— Богов гневить не следовало, — проговорила ведунья, закуривая трубку. — Руны сегодня бросала: пусто. Молчат боги.

— Просто они говорят, что все в наших руках и не стоит их зазря беспокоить глупыми вопросами.

— С тех пор как увидели эти земли, молчат руны, — покачала седой головой Ойра.

— Здесь свои боги, Ойра. Они могут не слышать тебя.

— Боги те же, у них лишь имена другие. Как бы причина не была в другом…

— Если ты о Стилмате, то он безобиден. Он всего лишь водяной дракон. Ты же знаешь: его собратья питаются рыбами и растениями. Единственное, сильный он: запросто может лодку перевернуть.

— Тут не дракон, а что–то другое. Илана говорила о каком — то древнем Зле.

— Спрошу у Стилмата при следующей встрече. Кстати он не объявлялся? И как Илана?

— Илана в порядке, только не помнит ничего, а Стилмата после Хили никто не видел. Как бы глупости не наделал наш дракон, — задумчиво ответила Ойра, пуская ровные колечки.

— Не только дракон у нас на глупости мастак, — заметил Ирсен. — Кое-кто сегодня дров тоже наломал. Кровь у тебя не та, чтобы с Древними общаться. Язык драконий любой дурак выучит, а вот разговаривать на нем не все могут. Вишь, еле ползаешь после беседы.

— Я быстро восстанавливаюсь…

— А если нет? С драконом говорить вздумала. Если бы силенок не хватило? Если бы ушла к мужу и сыну? Ты об остальных подумала?! На местном наречии разговариваем и читаем только мы с тобой. Остальные не знают ни языка, ни обычаев этих земель. Покровителей у них нет. Да, их учили воевать и выживать, но сейчас не война, и они никому не нужны. Эти люди пошли за тобой из Драгонхолла, и ты за них отвечаешь. Так будь же добра постарайся не умирать хотя бы до того как мы устроимся на этих землях.

— Они добровольно пошли за мной. Их никто насильно сюда не тянул.

— Да они пошли за тобой добровольно, но они избрали тебя командиром и не мне говорить тебе об ответственности. Понимаю, ты привыкла рисковать, но здесь не Драгонхолл, где на место одного упавшего могут встать двое, и в случае твоей смерти Маа что-нибудь придумает. У нас нет лишних людей, и каждый на счету.

— Ирсен прав, — проговорила Ойра, длинным ногтем приминая табак. — Для этих людей ты и Стальная Маа, и Королева Вейм в одном лице. Ты смелая и сильная, теперь нужно стать хитрой и изворотливой.

— Хорошо, я подумаю над этим вопросом, — поджала губы Вейм. — Ты с картами разобрался?

— С картами то все хорошо: вроде бы верные. Уже решила, что будешь делать, когда попадем в Таммивиль?

— Верну отцу приданое и попрошусь обратно в отчий дом, а там как повезет: если удача улыбнется, то выпрошу у него клочок земли и обоснуемся там, а если нет — будем думать.

— Только помягче с родственниками: скажут что неприятное, лучше промолчи, потом свое возьмешь. С мачехой своей полюбезней: не надо сразу ей говорить, что она, стерва-курва, занимает место твоей матери. Отцу не перечь: ты в этих землях не Вейм Тяжелая Рука, а Вейм Таммивильская, дочь старшая лорда Эрика Таммивильского.

— Вейм РедДреган, — поправила его девушка.

— РедДреган вы бы стали, ты если бы госпожа Маа разрешила вписать вас в древо рода в красной книге, — заметил Хаген.

— Я РедДреган не крови, но по духу. На моей могиле будет написано: «Здесь лежит прах Вейм РедДреган, жены Имриха Храброго и мать Ингера Несчастного».

Ойра укоризненно покачала головой.

–Иди-ка ты лучше спать, — проговорил Ирсен. — Завтра будет трудный день. Еще один трудный день.

— Радуйся Ирсен. У нас будет еще один день, — улыбнулась Ойра, обнажая желтые треугольные зубы. — И благодари богов, ибо многие, кого мы знали, этого лишены.

— Ты как всегда права, ведьма.

— Как твои глаза, Вейм? — Спросила Ойра.

— Вроде бы в порядке. Зрение вернулось.

— Ну, вот и славно. На, выпей, — ведунья протянула открытый прозрачный пузырек с мерцающей малиновой жидкостью. От зелья пахло чем-то притворно сладким.

— Что это? — Спросила Вейм, принюхавшись к бледно розовому дымку, исходящему от пузырька и мгновенно рухнула на скамью. Ирсен аккуратно положил спящую девушку, вытащил деревянную тарелку из ее рук и прикрыл шкурой.

— Ойра, у тебя не нашлось зелья послабже?

— Чем богаты, тем и рады, — усмехнулась женщина, закупоривая пузырек пробкой. — Кровь молодого василиска, смешанная с белладонной — лучшее средство для того чтобы заснуть. Принимать по капле за пять мгновений до сна.

— Ах ты, старая ведьма, — рассмеялся он.

— Ну не совсем и старая и совсем не ведьма, — подмигнула женщина.

— Может это… тогда тряхнем стариной, а?

— Смотри, чтобы старина не отвалилась, черт рыжий! — Рассмеялась женщина, вставая. — Да даруют тебе боги крепкий сон, — поклонилась она на прощание.

Ирсен усмехнулся. Впервые он встретил Ойру много лет назад, когда попал к Старому Якобу водившему корабли по Морю Чудовищ, что омывает западные берега драконовых земель. Пять месяцев команда пирата грабила суда купцов с юга, перевозившие дорогие пряности и благовония, изысканные шелка, тонкие словно облачко, оружие из темно-синего металла перерубающее стальные мечи, словно бумагу, и рабов всех цветов кожи. Когда трюмы были полны денег, а запасы воды и еды подошли к концу, они возвратились в Порт Бурь, один из пиратских портов западного побережья. Ирсена, служившего юнгой, отправили поблагодарить богиню судьбы за богатую добычу. Никогда ранее парень не видел столь великолепного храма. В северной рыбацкой деревушке, где родился рыжий Ирсен, был только сложенный из грубых булыжников алтарь, на котором местные шаманы жгли лесные ягоды, ветви омелы и можжевельника, да резали барашков на день Солнцеворота. Подойдя к храму, он как зачарованный почти час простоял на ступенях желтого мрамора, разглядывая высокие, в несколько человеческих ростов, колонны, коней колесницы богини судьбы венчавшей здание, медные скульптурки змея Уробороса, служившие ручками на массивных, обитых бронзой храмовых дверях, а вокруг текла пестрая река людей всех возрастов, национальностей и религий. Он мог простоять так до вечера, и, вернувшись ни с чем, получить взбучку от капитана, если бы его не окликнула девушка-послушница в старой, но чистой серой хламиде. Закончив омовение ног богини Удачи, она уже полчаса, не таясь, разглядывала ошалевшего от божественной красоты юнгу.

— Ей мальчик, — сказала она, бросив тряпку в жестяное ведро. — Если ты пришёл поблагодарить богов, ступай за мной.

Ирсен смутился. В его деревне женщина, даже жрица, не могла первой заговорить с мужчиной, даже если ему всего двенадцать лет.

— Что стоишь, отрок, словно язык проглотивши, — проговорила девушка, поправляя съехавший на глаза капюшон и, взяв покрасневшего о смущения Ирсена за руку, провела его в храм.

Из всех служивших в храме, Ойра была самая младшая, и одежда, которую ей приходилось донашивать за старшими послушниками, была всегда велика. Но Ойра никогда не жаловалась. Она считала храм родным домом, а служивших там людей — братьями и сестрами. Ойра была подкидышем: в один из морозных зимних дней, когда даже море Чудовищ покрывается у берегов тонкой корочкой льда, её, завернутую в старые тряпки, нашли на главной лестнице храма, в старой корзинке из-под рыбы. Однако ей не суждено дожить до преклонных лет в храме, гадая по полету птиц, выпекая печенье с предсказаниями или оттирая медные курильницы от сажи. Девушке едва исполнилось двадцать, как с запада приплыли корабли с черными, как сажа, парусами и сожгли Порт бурь. Выжившие после резни попали на невольничьи рынки. Однако, боги сжалились над сиротой: вместо портовых борделей или сахарных плантаций она попала на корабль старого Якоба и много лет проплавала с Ирсеном, Эррином Толстым, Ликаром Примани Ветер и Тариком Смуглым одной рукой сжимая кривой абордажный меч, другой мешочек с гадальными костями.

Солнце медленно поднималось, когда на правом берегу показались каменные стены Мянтувиля. В отличие от спрятавшегося в морской бухте Хили, Мянтувиль располагался на холме. На самой макушке стоял замок, в котором проживало семейство лорда, военный гарнизон и многочисленная прислуга. Дальше располагались городские кварталы, защищенные от бродяг и соседей лорда каменной стеной. С воды хорошо были видны покрытые черной краской деревянные крыши дозорных башен. Из-за подновленных городских стен виднелись крыши храмов и колокольня городской ратуши, служившая ко всему прочему еще и пожарной каланчей. Выхода из города было два: один выходил к порту, другой с западной стороны стены — на тракт. На ночь ворота запирались, но сегодня, не смотря на ранний час, они были открыты.

— Что-то не так? — спросил Хаген. — Я думал, мы будем коротать утро под стенами, дожидаясь окончания утренней молитвы.

— Король приехал, — ответила Вейм. — Видишь, крыши подновили, и флаги на ратуше вывесили.

— Не знал, что у вас тоже есть король.

— Наш король — это немножко другое, нежели в драконьих землях. Там все принадлежит Совету Родов, а король лишь военный вождь. Только люди из рода РедДрагонов могли стать королями. Здесь же король — владетель всех земель, а лорды лишь номинальные ее держатели. Они подтверждают свое право иметь землю, служа в королевской армии или оказывая ему почести. Вотчину у лорда можно легко отобрать и передать другому, более лояльному представителю рода.

–Но если король слаб, его свита может вертеть им и королевством, — задумчиво проговорил Хаген.

— Быть слабым очень вредно в наше время вне зависимости от статуса. Так… Раз король здесь, значит и отец с сестрами тоже здесь. Иди, Хаген, доставай моё приданое. Сегодня ты узришь позорное возращение блудной дочери.

— Вейм, — укоризненно проговорил Ирсен. — Помни, о чем мы вчера говорили, и постарайся вести себя благоразумно.

— Я помню, Ирсен. Но у меня вряд ли получится: роль кающейся дочери не для меня. К тому же, среди разодетых сестриц я буду смотреться как черная ворона.

— Ну, если они будут разодеты в такой час, то только в пижамы и ночнушки: время раннее, и нормальные люди еще нежатся в теплых постельках, — усмехнулся Ирсен.

— Да… незваный гость, да еще с утра, хуже иноземца. Может у отца с утра будет настроение лучше, если его разбудить пораньше… — Попыталась улыбнуться Вейм.

— О да.… Если король в городе, значит, они домой вернулись далеко за полночь. Вейм, помнишь себя с утра, когда после возвращения из похода поднимали? Твой оруженосец в комнату боялся входить. Я никогда не видел твоего отца, но, думаю, норов у него будет покруче твоего.

— Может подождать до обеда?

— Ты боишься встретиться с отцом, а Вейм? — Положив на плечо девушки тяжелую мозолистую ладонь, усмехнулся рыжий Ирсен.

Вейм вздохнула.

— Ничего… ничего. Ойра всю ночь молила богов о помощи, так что все будет хорошо. А вот и Хаген с сундуком!

— Я возьму Хагена, и близнецов Мартти и Матти, Олли Долговязого и Отти Оруженосца. Остальные останутся на корабле.

— Захвати Ойру. Ведунья не помешает.

— Нет. Моему отцу не стоит знать, что у нас есть люди, говорящие с богами. А теперь слушай наказ. Придут за налогом на стоянку: расплатишься. В город пока не выходите. Как будет что-то известно, отправлю Отти.

— Ну что ж, тогда да помогут тебе Богини Судьбы.

— Да будет так, — Вейм кивнула на прощание и накинула капюшон.

Женщина спустилась по трапу. Миновала портовых рабочих, перетаскивавшие тяжелые тюки с тканями с торгового судна на телеги, запряженные взмыленными лошадьми, кучку портовых пьяниц самозабвенно режущихся в карты, двух ругающихся трактирных девок и, смешавшись с толпой грузчиков, чернорабочих, матросов, и паломников миновала ворота. Охрана ворот тщательно досматривала повозку с вином, управляемую толстым монахом в коричневой рясе, настоятельно требуя от него проездные документы в виде фляжки старого доброго монастырского вина. Святой отец в ответ на плохо скрываемые просьбы выдать немножко винца отчаянно ругался, как пьяный боцман, но движимые похмельем солдаты были настойчивы. Видимо, не только благородные господа праздновали приезд короля. Группку из шести человек в серых плащах с носилками, на которых под тряпьем лежал кованый сундук, так никто и не досмотрел.

Город спал. Его узкие кривые улочки змейками извивавшиеся от городской площади до замковых ворот были тихи и пустынны. Дом, которым владела семья Вейм, находился рядом с замком, подальше от городской площади с ее толчеей и рынком, ремесленных кварталов, складов, квартала удовольствий и пропахшего рыбой порта, поближе к остальным родственникам. В этом доме постоянно жила одна из теток Вейм, Эйтель Прекрасная, несмотря на всю свою красоту и всеобщее обожание так и не вышедшая замуж. Сей факт, несколько не смущавший ветреную Эйтель менявшую любовников как перчатки, служил постоянным предметом скорби для остальных родственников. Все женщины из рода Эрика Таммивильского жалели «несчастную» Эйтель и, останавливаясь у нее погостить, обязательно ставили свечи во всех местных храмах, чтобы боги даровали ей хоть какого-нибудь мужа.

— Заперто, — проговорила Вейм, постучавшись в низенькую, практически с нее ростом, дверь. — Придем попозже.

— Спят, наверное, — пожал плечами Хаген и забарабанил в дверь рукой одетой в тяжелую кованую перчатку. — Теперь нет.

За дверью завозились.

— Ктоооо таааам?

— Открывайте… гости. Мы хотим видеть лорда Таммивильского.

— Добрые люди в такое время по гостям не ходють… Убирайтесь откель пришли… Лорд поздно спать лег и раньше обеда не встанет, — раздался из-за двери визгливый противный голосок.

— Как звать тебя, несчастный.

— А тебе какое дело? — Донеслось из-за двери.

— Чтобы знать, что на могилку начертать, когда мои люди пришибут тебя, выбив дверь, — рявкнула Вейм. — Если лорд Эрик Таммивильский спит, позови леди Эйтель.

— Нетути… госпожа в гостях.

— Может, тогда позовешь кого-нибудь из его свиты: оруженосца лорда, его советника, кого-нибудь из дочерей лорда.

— Не могу… Спят все…

— А ты что не спишь? И где охрана?

— И охрана спит, хорошо вчера погуляли, а у меня бессонница, и мне пить нельзя: у меня желудок больной и печень. А еще знахарь сказал, что брюшина слабая: еле кишки держит. И вот коленки по ночам трясутся, когда кости ломит, а еще нервы и падучая, да и глаза к старости косить начали, когда нос сломали, да и волосы выпадают с зубами, потому что соседка — ведьма к колдунье ходила, вот и заговорили меня.

Прошло несколько минут, но поток стенаний все нарастал, превращаясь из тонкого ручейка в громыхающий водопад. Начиная с жалоб на здоровье, собеседник прошелся по всем соседям, потом перешел на их детей, воровавших у него молоко и пачкавших свежепостиранные панталоны, пожаловался на прохудившиеся башмаки, злодея — булочника постоянно подсовывавшего вчерашний хлеб, жену, отравившую его несвежим бульоном, и хозяйскую кошку нассавшую ему в башмаки. Вейм бил нервный смех, сквозь который она дословно переводила речь жалобщика. За много лет путешествий и приключений Вейм встречала только одно столь обиженное жизнью и окружающими существо.

— Аввундий? Ты ли это? — просила Вейм, когда человек остановился перевести дух.

— Яяяяя… — протянул он.

— А что у тебя с голосом?

— Да… дверью прищемили седьмого дня.… А откель ты меня знаешь?

— Авундий, это я, Вейм.

— Не морочьте мою больную голову. Вейм уже два года как умерла, и мы регулярно просим богов позаботиться о ее неспокойной душе.

— Авундий, если не откроешь, скажу твоей хозяйке, кто семь лет назад отравил ее болонку.

— Это не доказано! — Возмутились за дверью.

— Еще скажу соседям, — заговорщически прошептала Вейм, — кто кидает репейник в кувшины с молоком, общипывает цветы в горшочках и обливает придверные коврики мочой из городского нужника.

— Не доказано! — Из маленького окошечка высунулась костлявая рука с кукишем. Обратно затянуться она не успела. Ловким движением Вейм перехватила руку и резко потянула к себе, заставив владельца впечататься в дверь с другой стороны.

— Будешь орать, сломаю так, что ни один костоправ не поможет! Живо открывай!

За дверью раздалось возмущенное всхлипывание, скрип связки ключей и скрежет открываемого замка. Только, когда дверь открылась, и спутники Вейм вошли в низенькую прихожую, она отпустила Авундия.

— Ну что, Авундий, здравствуй, — проговорила она, вправляя ему вывихнутое плечо.

— Леди Вейм… — проговорил мужичонка, ошарашено вращая огромными от изумленья глазами, из-за чего стал похож на облезлую худую сову. — Как же это то.… Надолго Вас с того света отпустили?

— Навсегда. Отправили на землю нести благость и добро, — проговорила Вейм, сложив на груди руки в молитвенном жесте.

Лицо Авундия вытянулось в изумлении.

— Да живая я, а слухи о моей смерти — просто неудачная шутка. И не умирала я никогда. Буди отца, поговорить с ним хочу.

— А это кто, ангелы? — Спросил он, кося правым глазом на одноглазого Хагена.

— Нет. Гости.

— Гости… — протянул задумчиво Авундий. — А у нас охрана спит… и собаки накормлены…

— Авундий, не испытывай мое терпение. Я хочу видеть отца.

— Пооонял… — протянул Авундий, и лицо его просияло, словно на него сошло божественное озарение. — Вас на сутки с того света выпустили, с родными попрощаться, а это провожатые ваши. Не волнуйтесь госпожа Вейм. Сейчас подниму лорда ради такого-то дела. Дочь на день отца повидать вернулась!

Одновременно жалуясь на жизнь, извиняясь за то, что не узнал, восхваляя всех богов и расспрашивая о тонкостях загробной жизни, мужичок провел их через меленький внутренний садик с бассейном, в котором среди цветков лотоса плескались алые карпы. Затем, они поднялись по деревянной галерее на второй этаж, где Авундий долго гремя связкой бронзовых ключей, отпер одну из дверей. Всхлипывая, причитая и бормоча под нос что-то нечленораздельное, он отправился будить лорда Эрика, оставив Вейм ждать в небольшой комнате.

Эта маленькая комната, обитая зеленым бархатом, служила леди Эйтель кабинетом, в котором она принимала только очень важных посетителей, чей визит, однако, не был связан с сердечными поручениями. Обстановка отличалась как от кабинетов лордов этих земель, так и от приемных комнат Драгонхолла. Вместо деревянных скамей стояли обтянутые зеленым, в тон обоям, бархатом стулья, вместо кованых сундуков и громоздких безликих секретеров — изящные шкафчики с книгами и свитками, вместо дубовых столов — резной стол с ящичками, обитый дорогим зеленым сукном. На стенах комнаты не висело огромных гобеленов со сценами из битв, военных трофеев, тонны оружия или ключей от взятых городов, только портрет хозяйки в полный рост, на который падали лучи из выходящего на улицу оконца. Едва заметные цифры в углу сообщали, что портрет был написан два года назад, когда хозяйке исполнилось двадцать семь. Однако надпись была сделана поверх хорошо замазанной старой, скорее всего скрывавший истинную дату написания портрета и возраст хозяйки. Память подсказывала Вейм, что тетушка Эйтель была ровесницей третьей жены отца, а значит черноокой бестии, с мраморным цветом лица, алыми, точно кровь губами, и длинными черными вьющимися волосами на данный момент было никак не меньше тридцати семи.

— Она в жизни так же выглядит? — Спросил Хаген, с трудом оторвавшись от портрета.

— Не удивлюсь, если лучше. Хаген, здесь не Драгонхолл. Здесь женщины не носят мечи и не сражаются плечом к плечу с мужьями. Нас не учат управляться одинаково хорошо с прялкой и дротиками, а лук мы видим только в салате. Здесь женщина служит для удовольствия, а не в качестве боевой единицы. Нас учат готовить, а не варить противоядия от слюны мантикоры. Здесь дамская собачка — это мелкая прыгающая муфта, а не волкодав способный менее чем за десять минут разорвать на куски любого.

За дверь послышались тяжелые мужские шаги и еще одни шаркающие, похожие на стариковские.

— Ну, если ты посмел разбудить меня так рано из-за пустяка! — Раздался за дверью мужской бас, и дверь распахнулась, едва не вылетев из петель.

— Здравствуй, папа.

— Здравствуй… Вейм… — тихо проговорил он, захлопывая дверь перед самым носом Авундия едва не прищемив его. Он быстро подошел к столу и начал нервно подергать ящики, пытаясь их открыть.

— Не думаю, что Эйтель держит тут вино, заметила Вейм.

Мужчина растерянно кивнул.

— Авундий, песий сын! Неси вина!

— Госпожа Кира не велела подавать Вам хмельные напитки до обеда, — высунулся из-за двери Авундий.

— Ты кому служишь мне или моей жене? — Взревел Эрик Таммивильский. В дверь полетела глиняная вазочка — Живо тащи, иначе вылетишь с моего двора, бездельник!

Авундий исчез, успев закрыть дверь раньше, чем фарфоровое чудо разбилось о кованую поверхность двери. Ваза разлетелась, а часть осколков застряла в узорах прокрывавших дерево причудливой вязью.

— Я ж за тебя во всех храмах свечки ставил. Сестры пережевали…. — проговорил он, медленно опускаясь на кресло. Вейм заметила, как руки отца дрожат от волнения. — Два года назад у северных берегов разбилось судно с черными парусами. Из команды спасся только один человек. Несчастный прожил всего три дня: умирая, он передал, что ты и твоя семья погибла.

— Да, мой муж и сын действительно мертвы, но я, к сожалению, еще жива. Что было изображено на парусе этого судна?

— Какая разница…

— Если это на черном полотнище был осьминог, то вам крупно повезло: это был корабль-разведчик Черного короля. Если бы он вернулся на Огненные острова, то через полгода у ваших берегов уже стояла хорошо вооруженная эскадра.

Дверь заскрипела, и на пороге появился Авундий с двумя бочонками красного под мышками и бронзовым кубком. Лорд одним движением вырвал бочонок, выбил дно и залпом выпил.

— Да какая разница, кто он был и откуда. У него была твоя цепочка, — рявкнул Эрик, вытирая усы рукавом красного шелкового халата. — Твоя цепочка… с твоим камнем. Та, которую мать тебе на пятнадцатилетие подарила. Голубой прозрачный камешек на серебряной цепочке.

— Этого не может быть… — Покачала головой Вейм. — Я его в могилу сына положила. Ингеру очень нравился этот камень. Ты бы видел, как он улыбался, когда камень переливался на солнце и бросал лучики на деревянную спинку кроватки. После смерти Ингера камень позеленел и стал матовым. Верховная жрица сказала, что душа камня умерла вместе с ребенком.

Эрик сорвал кожаную ладанку, висящую на шелковом шнурке на груди, и вытряс содержимое: на зеленое сукно упал мутный бело-зеленый граненый камешек в тонкой серебряной оправе.

— Он? — Спросил отец, залпом осушая бокал заботливо наполненный Авундием.

Вейм осторожно, словно амулет был сделан из хрупкого стекла, взяла его в руки и поднесла к глазам. Хотя полированная поверхность ныне была покрыта царапинкам и трещинками, а оправа и цепочка почернели, на серебре все еще виднелась старая гравировка."<…>повержено, но не мертво. Имя ему<… >Помни<… >всегда", гласили едва заметные рунические символы, начертанные на потемневшем металле.

–Откуда здесь амулет твоей матери? — Удивленно спросил Хаген.

— Мне тоже хочется это знать.

— Твой новый муж? — Скривился Эрик, указывая пустым кубком в сторону Хагена. — Что-то какой-то он у тебя жизнью порченый.

— Нет, советник.

— Для советника сойдет. А эти?

— Отти — оруженосец, а остальные мои люди.

— Что-то мало их, — усмехнулся Эрик.

— Остальные остались в порту.

— Остальные? И много вас? — Ухмыльнулся Эрик.

— Двадцать три человека. Все, кто согласились сопровождать меня в моем путешествии.

— Не густо. Авундий, иди, принеси-ка еще выпить, — проговорил он, выливая остатки вина на дубовый паркет. — У нас тут долгий разговор намечается.

— Может быть, хватит вина на сегодня? Утро только началось, а ты уже два бочонка умял, да и Эйтель не оценит, если ты зальешь ей пол дешевым пойлом.

— Почему же дешевым?

— Хорошее вино Эйтель хранит в отдельном погребе. Не думаю, что у тебя есть ключи от него.

— Только приехала, а уже пытаешься читать мне нотации, лучше прикажи кому-нибудь из своих людей, постоять за дверью, — проговорил он, переходя на шепот. — У Авундия длинные уши, а мне сплетни не нужны. Да и скажи уже своим молодцам поставить сундук на пол. Они ребята крепкие, но я в свое время себе спину сорвал, передавая его твоему мужу.

— Отти, постой за дверью. Проследи, чтобы Авундия во время нашего разговора рядом не было. Пусть принесет вино и проваливает, а не греет уши за дверью. Мартти, Матти, Олли поставьте сундук.

— Они понимают нас? — Спросил отец, когда приказ Вейм был выполнен.

— Увы, нет, — покачала головой женщина.

— Замечательно, — проговорил Эрик, мгновенно трезвея. — Я не знаю, что там произошло и не хочу знать. Судя по тому, что ты притащила свой сундук с приданным, тебя выгнали, но знать об этом никому не обязательно. Ты говоришь, что твой муж умер: пусть будет так. Можешь ты поклясться костьми своей матери, что это так и ты не имеешь к этому никакого отношения?

— Папа!

— Что папа… Я тебя слишком хорошо знаю. Не думаю, что ты сильно изменилась. И я очень хорошо помню, что мне пришлось выдать тебя замуж против твоей воли, за лорда из дальних земель, потому что окрестные лорды отказывались на тебе жениться. Можешь на меня обижаться, но я сделал это ради нашей семьи. Пока не выйдет за муж старшая дочь, младшая не смеет даже грезить о свадьбе. Таковы древние обычаи, и мы должны их соблюдать. Твой муж оказал нам великую услугу, взяв тебя в жены.

— В этом ты можешь быть спокоен: я не имею отношения к смерти Илириха РедДрегана, и как любящая жена скорблю о его смерти. Все меняется, отец, и я в том числе.

— Что ж, — вздохнул Эрик. — Дай ты бог, если так. Добро пожаловать домой, дочка. Дай я тебя обниму! Тебе я думаю лучше не задерживаться в Мянтувиле, а сразу отправиться в Таммивиль. — проговорил он, крепко обнимая дочь. — Ты на чем добралась до Мянтувиля?

— На драккаре, — прохрипела Вейм даже не пытаясь вырваться из крепких отцовских объятий. Несмотря на почтенный возраст, отец спокойно гнул подковы, метал тяжелые боевые топоры, ходил в походы, осушал бочку вина на спор, ломал мебель, и участвовал в турнирах. Одним словом, Эрик Таммивильский вел весьма насыщенную жизнь, и сил его вполне хватало, чтобы неверным движением сломать ребра.

— Хорошо. Я напишу письмо. Отправишься в Таммивиль, там тебя встретят. Дождешься моего приезда: там решим, что делать с тобой и твоими людьми. А пока вам лучше не мелькать в Мянтувиле. Вейм, ты пойми меня правильно, — добавил он, видя, как изменилось лицо дочери. — Я не пытаюсь от тебя избавиться. Вейм, ты моя старшая дочь и тебя люблю, но у меня есть еще дочери, которых нужно выдать замуж и чем раньше, тем лучше. Одно твое появление, и мое доброе имя, которое я восстанавливал шесть лет, опять обрастет сплетнями. Так что, раз уж вернулась: будь добра вести себя прилично, — обнимая дочь, проговорил Эрик.

— Хорошо, папа, — прохрипела девушка. На миг ей почудилась, что она услышала треск ребер под кольчугой.

— Вина, господин? — За дверью послышались звуки борьбы, и показалась плешивая голова Авундия.

— Тебя, песий сын, только за смертью посылать! — Рявкнул Эрик, разжимая стальные объятия. — Стол собирай — завтракать будем!

— Так меня этот…. — Авундий хотел выругаться, но, взглянув на Хагена и Вейм, осекся, — мальчишка этот не пускал. Я говорю: “к господину иду с вином”, а он головой мотает: не понимает, дескать. Дурной видимо или немой. Я ему снова: “пусти, говорю, небом обиженный”. А он хвать за шкирку и не отпускает: еле порвался. Тунику вот мне порвал, окаянный!

— Марш на кухню! Скажи, чтобы завтрак накрывали! — Рявкнул Эрик, прерывая словесный поток Авундия.

— Отец, можно я заберу амулет?

— Он твой, — пожал плечами Эрик. — И постарайся больше его не терять. Ладно, дочка? Он был очень важен для Веспер, не знаю уж почему.

Вейм кивнула.

Завтрак в доме леди Эйтель Прекрасной начался раньше обычного. В большом зале слуги неторопливо накрывали длинный деревянный стол, разносили бронзовую посуду, подносы с едой. В центре стола сидел Эрик. Его новая жена Кира из-за рождения дочки осталась в Таммивиле, поэтому по левую руку от него сидела Эйтель Прекрасная, хозяйка этого дома. За то время, пока Вейм не видела её, женщина не постарела, а повзрослела, приобретя зрелую красоту взамен очарования юности. По рядом с ними сидели сонные дочери с зелеными от вчерашних возлияний мужьями. Они попеременно зевали и недоуменно спрашивали друг друга, какой недобрый сон заставил Эрика встать пораньше и почему другие должны из-за этого страдать. Рядом с ними группкой сидели внуки лорда Таммивильского. Монотонно, словно живые куклы, размазывая кашу по тарелкам деревянными ложками, они умудрялись заодно испачкать скатерть, суетящуюся нянюшку поджарых охотничьих псов, выпрашивавших подачки, слуг и даже деда. Чуть далее, сидели прочие родственники милостиво допущенные к столу. Вейм выделили место в уголке стола между подслеповатой теткой, пятиюродной сестрой одной из бывших жен Эрика Таммивильского и заспанными менестрелями. Менестрели пытались что-то бренчать на лютнях, но решив, что на годный желудок и соловей не поёт, принялись за поросенка. Спутников Вейм отправили завтракать со слугами на кухню. Вейм молча ела, мысленно благодаря богов за завтрак, не забывая при этом прятать часть еды в сумку. Вино до края стола не доходило, пропадая где-то на середине пути. Менестрели разговлялись припасенной с вечера медовухой и пытались споить Вейм. Однако женщина, не поддаваясь на уговоры, пила лишь воду. Она уже собираюсь тихо покинуть свое место, осушив напоследок предложенный бокал с медовухой, как на желтой поверхности напитка показалось изображение головы Стилмата. Подмигнув голубым глазом, дракон качнул рожками и исчез, оставив на дне бокала всего лишь каплю пенного напитка.

— Леди Вейм леди Вейм, — окликнул ее звонкий детский голосок.

В наполненном прежде гулом зале стало тихо, словно в склепе.

Вейм встала. К ней подбежал босой мальчик лет пяти в грязной рубахе и порванных штанах.

— Леди, Вейм, в порту пожар. Ваш корабль сгорел, — протараторил он, не успев отдышаться. — Корабль ваш сгорел. — Он протянул грязную ручку, требуя вознаграждения.

— А люди?

Мальчик пожал плечами.

— Хочешь получить еще серебряный? — Кинула ему монетку Вейм.

Мальчик кивнул русой головой.

— На кухне найдешь советника Хагена, скажешь ему: «Вейм каски сеурата миниа», — спокойно проговорила она. — И проведешь в порт. Я буду вас там ждать. Запомнил?

Мальчик кивнул и скрылся в одной из узких боковых арок, ведущих в другие помещения дома. Вейм спокойно, словно ничего не произошло, стала из-за стола, вытерла руки о скатерть и, не обращая внимания на любопытные взгляды, направилась к двери.

— Вейм?! — Рявкнул Эрик.

— Приятного аппетита, папа, — обернулась Вейм и, почтительно кивнув головой, вышла из зала.

Из дома Вейм выскочила, словно ошпаренная. Было позднее утро. Улицы были полны людьми, повозками и животными. Едва не сшибая прохожих, Вейм неслась по узким улочкам. Когда она, запыхавшаяся, добежала до порта, было уже поздно: на том месте, где над водой поднимался причал, плавали догорающие доски, солома, обрывки парусины, бочки, обломки мачт, горелые тушки крыс и ошметки рыбы. Серый пепел летал в раскаленном воздухе, мешаясь с вонью горелой древесины, тухлой рыбы, намокшей ткани и паленого мяса. Люди бегали, пытаясь тушить охваченные огнем таверны и склады. Среди мусора, плавающего в грязной мутной воде, Вейм разглядела обугленную фигурку дракона, прежде украшавшую нос драккара. Женщина, вцепившись в черные деревянные бока, вытащила ее на горячий каменный пирс.

— Оставь, её Вейм. Она уже отплавала свое.

Девушка оглянулась, не выпуская из рук дракона. Рядом стоял Ирсен. Усы его были опалены, в бровях застряли частички пепла, но одежда, сшитая из драконьей кожи, не пострадала в огне.

— Что с людьми?

— Не волнуйся — все вроде целы. — Даже ожогов нет.

— Что произошло? Нас не было часа два — три, не больше.

— Да я и сам ничего не понял, — пожал плечами мужчина. — Налетел сильный ветер с реки. Потом появился огненный смерч и все вокруг запылало. Едва людей успел спасти, а все добро: шелка, меха, пряности, все вспыхнуло, как бумажка. Что с собою было унести — унесли, остальное на дно ушло.

— Ну, если все живы, — грустно улыбнулась Вейм. — Прорвемся, не в первой. Оружие успели взять?

— Да и денег маленько: на первое время хватит, — подмигнул Ирсен. — Старый пират не пропадет. Пойдем к нашим. Ты-то как: батю повидала? — Спросил он по дороге.

— Замечательно. Забрали приданое, в семью приняли. Даже за столом место выделили в уголке, между маразматичкой теткой и бардами-алкоголиками.

— Плохо, — вздохнул Ирсен.

— Да ладно тебе. Зато мне не придется сегодня отплывать в Таммивиль, ибо от драккара только щепки остались. Подожду пока отец уладит свои дела в Мянтувиле и вернусь в родное гнездо уже с ним, — зло усмехнулась Вейм, не выпуская из рук деревянного дракона. — Значит так. По планам у нас завтра турнир лучников, ристалище и прочие развлечения, на которые так мечтал попасть наш благородный Хаген. Кстати, он еще не появлялся?

— Нет еще.

— А Стилмат?

— А вот Стилмату мы должны быть благодарны. Ни с того, ни с сего судно стало раскачиваться, и мы на пирс выползли всей командой, а тут небо заволокло за несколько мгновений, и появился смерч. Мы едва успели за городскими воротами укрыться. Так что, если бы не Стилмат, плавать бы нам кусками горелой человечины.

— Я Стилмата видела за пять секунд до того, как мне сказали, что драккар сгорел. Появился в бокале с медовухой и исчез, — грустно склонила голову Вейм.

Они миновали охваченный пламенем пожара городской порт, городские ворота и свернули в один из узких сырых переулочков огибающих тянущихся вдоль городской стены. Несмотря на предобеденное время, переулок был безлюден. Лишь стайка толстых крыс копошилась в кучке мусора. При виде людей крысы лишь подняли острые мордочки, принюхались, но видимо решили, что Вейм и Ирсен не представляет для них опасности, продолжили ковыряться в объедках.

— Подожди, нужно Хагена дождаться. Мальчишка-проводник его должен в порт привести.

— Если ты об этом мелком белобрысом дьяволенке, которого я послал разыскать тебя, то за них можешь не беспокоиться. Парнишка смышленый: побегав по порту, догадается привести их сюда.

Они остановились у едва заметной узкой двери, над которой весела позеленевшая от времени маленькая медная табличка «Таверна приют паломника». Четырехэтажное здание таверны, как и все дома на этой улочке, было каменным и грязным. На первом этаже размещался питейный зал, на остальных — тесные, словно корабельные каюты, постоялые комнаты, где за медную монетку можно было провести ночь с разбитной портовой девицей или отдохнуть с дороги под скрип кровати соседа, проводящего ночь с разбитной портовой девицей. По мнению тонких ценителей женской красоты, местные девушки уступали ночным бабочкам из Квартала Удовольствий, но на непритязательный вкус матросов «местные были очень даже ничего».

Солнце никогда не доставало своими лучами до булыжной мостовой, поэтому в таких переулках всегда был полумрак. Застройка в Мянтувиле была плотной: дома прижимались друг к другу, борясь за каждый сантиметр городского пространства, а нависающие балконы превращали и без того узкие улочки в туннели. В городе опасались пожаров, поэтому указами было запрещено строить деревянные дома или крыть крышу соломой. Так же, по городским законам, было запрещено выбрасывать мусор на улицу и справлять нужду вне отхожих мест, однако в переулке отчетливо чувствовался запах сырости, человеческой мочи и тухлых помоев, а так же доносившийся из порта запах гари.

— Паломники? — Удивленно вскинула бровь Вейм. — С какого это времени мы паломники?

— С сегодняшнего утра, — хитро подмигнул Ирсен. — Наш скарб паломничий сгорел. Подорожные тоже. Начинаем жизнь с чистого листа. Кстати, хламиды я уже добыл.

— Вот ты мне скажи, на кой ляд я тогда к отцу пошла, а? Я ж знала, что мне ничего не светит!

— А вдруг бы батя расчувствовался и одарил несметными богатствами да титулами громкими, и еще землицей в придачу: как-никак любимая старшая доча нашлась.

— У него дочерей, как собак нерезаных: устал замуж выдавать.

— Но попробовать все равно стоило, — подняв указательный палец к небесам, назидательно проговорил Ирсен. — В этой жизни нужно использовать все возможности, ибо неизвестно какая из них даст наибольшую выгоду.

— Не занудствуй! — Фыркнула Вейм, толкая дверь.

Они оказались в темном зале таверны, освещаемым пучками свечей в намертво вбитых в каменные стены канделябрах. Грязные круглые столики, заляпанные грязью, салом и дешевым портовым вином, были пусты. На них ножками кверху лежали не менее грязные перевернутые деревянные треножные табуретки. Кроме них в зале была лишь толстая служанка, мывшая полы грязной водой.

— Люди где?

— Погоди, Вейм. Разговор есть.

— Он кивнул в сторону одного из столов.

— Ты что задумал, Ирсен?

— Садись. В ногах правды нет, — Ирсен кивнул толстой девке, размазывающей грязь по полу поломанной шваброй, чтобы принесла пива. Когда перед ними поставили две треснутые глиняных кружки с пенным напитком, он продолжил.

–Мне работу предложили, караванщиком, — проговорил он, шумно отхлебнул пива, а затем вытер усы от налипшей пены.

— Разделиться хочешь?

— Да, нам всем вместе сложно будет. Я хочу взять несколько ребят и пойти с караванами на юг. Часть людей останется в Мянтувиле.

Вейм прищурилась.

— Отцу необжитые земли от моей матери достались: горы, леса, мелкие хилые деревеньки, набеги варваров. Да что были — они до сих пор заброшены. Отец со своими угодьями разобраться не может: у него то свадьба, то поход, то пирушка по случаю свадьбы или похода. В землях даже замок был. Он, конечно, немного разрушен, да и дурная слава о нем ходит. Хочу обосноваться там: снизить налоги, построить дороги, осушить болота и торговлю наладить. Словом, заняться всем тем, что делала в Драгонхолле. И для этого мне нужны люди, люди которых я знаю и которым могу доверять.

— Вейм, я — не строитель, я — пират.

— А как же мечты о собственной маленькой ферме?

— Не время сейчас мечтать. Работать надо, и в первую очередь головой.

— Дай мне время. Если в ближайшее время не заставлю отца переписать земли на меня, я тебя отпущу. Но давай хотя бы Таммивиля доедем.

— Сколько времени? Год? месяц? Караван завтра уходит.

— Неделю. Не думаю, что караван скоро двинется из города, — покачала головой Вейм. — Когда мы уходили из порта, склады горели. Большинство товара испорчено пожаром, а что не уберегут от огня, то водой зальют.

— Узнаю старую Вейм, — усмехнулся Ирсен, ладонью вытирая с рыжих усов пену. — Ато как из Драгонхолла выехали, заладила «похороните меня», да «похороните меня». Всю дорогу мертвецам спать спокойно не давала своими воспоминаниями.

— Завтра турнир. Надо бы Илану на состязания лучников записать: посмотрим, на что местные стрелки способны. Не выиграет, так хоть руки разомнет.

— А Хагена на рыцарский поединок.

— И чтоб над этим треклятым городком развивался флаг с красным драконом!

— Так выпьем за флаг! И род РедДреганов! — Крикнул Ирсен, поднимая кружку с пивом.

— За РедДреганов! — Поддержала Вейм, поднимая кружку.

— Я, наверное, умер и сплю? — Сурово проговорил Хаген, подходя к столу. Он покосился единственным глазом на стаканы. — Наше судно сожжено, все имущество или сгорело, или утонуло, меня все утро кормили собачьими отбросами под лестницей, я, словно скаковая лошадь, бегал по порту за мальчишкой, а вы тут сидите и пьете за здравие рода РедДреганов! Кстати, что с людьми Ирсен?

— Все в порядке, в городе они. Мальчики, — проговорил Ирсен, доставая из-за пазухи оловянный ключ. — Это конечно не царские покои, но передохнуть нам хватит. На четвертом этаже первый номер налево. А ты Хаген садись. Дело есть.

— ПередохнУть или передОхнуть? — Съязвила Вейм.

— Передохнуть, — вручая ключ Отти, уточнил Ирсен. — Там есть вода в рукомойнике, баня внизу, постель вечером принесут. Отдохните с дороги. Еще кружечку! — Зычно крикнул старый пират дородной хозяйке, выплывшей из-за стойки, словно груженная торговая баржа. Женщина вытерла полные пальцы о сальные волосы собранные куцым пучком на массивном затылке и, кокетливо поправив грязный малиновый передник, медленно поплыла в сторону кухни. Через некоторое время трактирщица появилась с большим подносом, на котором стояла одна единственная кружка. Наклонившись над столом так низко, что казалось, что ее большая грудь вот-вот вывалится из глубокого декольте, она медленно поставила кружку на стол. Удостоверившись, что господам ничего больше не требуется, она улыбнулась на прощание, обнажив два ряда золотых зубов, и покачивая полными бедрами, поплыла обратно за стойку.

— Ирсен умеет очаровать любую женщину. Вне зависимости от размера, возраста и пола.

— Вдова, мужа недавно потеряла, — сухо прокомментировал Ирсен. — Его колесовали на той неделе за организацию азартных игр без документа от городского магистрата, а предыдущей муж с пристани свалился, когда в сильном подпитии из гостей домой возвращался. Муж, который был до него, к соседке сбежал, но с ней он недолго прожил: капусточкой несвежей отравился.

— Мда, опасная женщина… Ты должен крепко подумать, Ирсен, прежде чем соберешься стать её очередным супругом!

— Чур… чур… чур меня… Не нашелся еще хомут на мою шею. Я еще на воле побегаю!

— Ага, в поисках приключений на собственную задницу. Соглашайся, — протянула Вейм, внимательно рассматривая стакан. — Тут тебе трактир, сортир и теплый кефир. И никаких нервотрепок с караванами, никакой холодной воды плюхающей в сапогах, набившей оскомину вяленой рыбы и полного отсутствия нормальных женщин в течение длительного времени. А ты Хаген пей, тебе такая красотка с приданым в виде маленького семейного бизнеса не скоро обломится.

Хаген с недоверием покосился на треснутый стакан с отбитыми краями, презрительно скривив лицо, принюхался. Видимо, пиво отдающее самогоном, не внушало мужчине доверия. Он еще раз кинул взгляд на кружку и достал серебряную флягу с именным вензелем.

— Хаген, будь проще, и народ к тебе потянется, — потянулась Вейм, разваливаясь на стуле. Пиво уже ударило ей в голову и приятным теплом разлилось по телу.

Хаген скривился и отвинтил крышечку.

— Рассказывайте, — проговорил он, делая глоток.

— Ирсен хочет нас бросить: забрать своих людей и свалить с караванщиками.

— Ирсен, за такой поступок ты бы сам себя повесил на самой высокой рее. Да не просто повесил, а предварительно срезал кожу со спины и посыпал бы раны перцем.

— Хаген, нам надо разделиться. Ты видел команду? Ладно Ойра, Илана и мои ребята.… А что мы будем делать с другими? У нас в команде есть два кузница, пекарь, крестьяне и винодел, золотошвейка и семейка разорившихся торговцев. С ними-то что делать? Их можно потащить в Таммивиль, но никак ни в необжитые земли.

— Во-первых, Ирсен, они взрослые люди и знали, на что идут. Я не обещала, что будет просто. Во-вторых, позволь им самим решать. Тот, кто захочет остаться — пусть остается, а кто захочет уйти — это его личный выбор, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы они хорошо устроились на новом месте. Ты, Ирсен, — другое дело. Без тебя мне будет очень сложно.

Ирсен усмехнулся.

— За людей не переживай, я их за этим в город и отпустил: посмотреть, потолкаться среди местных, на рынке побывать, город посмотреть. Вечером соберемся, обсудим, что дальше делать будем. Ойра пусть богов спросит.

— Вот и замечательно! Мы с Хагеном к отцу вернемся: надо с тетушкой Эйтель поговорить, может, замолвит словечко перед нужными людьми. Отца просит об этом бесполезно. Он мне ясно указал, что мое место — в конце стола, и больше мне рассчитывать не на что. Попробую рыпнуться — посадит под домашний арест: это мы уже проходили. А я слишком стара, чтобы сидеть в холодной башне обозревая окрестности на много миль вокруг, словно дятел на сосне. Людям скажи, чтобы были поаккуратнее: лишнего не болтали, мое имя не упоминали. Здесь иностранцев много, найти всех, приехавших со мной будет очень сложно. Кстати, Хаген, я тут мальчишке серебряный задолжала. Что-то он за платой не идет.

— Серебряный? Да я этому белобрысому золотой отдал!

— Эх, Хаген, Хаген, — проворчал Ирсен, покачивая головой. — Я за сумму вдвое меньшую снял комнаты в трактире на три дня на всю нашу веселую команду и накормил их завтраком. И ты будешь нас обвинять в растрате!

— Кстати, Ирсен. Что ты говорил про паломников? — спросила Вейм.

— Да легенда наша основная такова: мы паломники и приплыли из дальних мест, чтобы посетить все храмы в этих местах.

— Ирсен, ты на подаянии разоришься.

— Ну, посещение храмов — полезное занятие. Храм — не рынок, и не трактир, а богам угодное заведение. Туда и благородные господа ходят. В нашем мире за все нужно платить, и за новые связи тоже.

— О, да… так же в храме можно поблагодарить богов, а не только нужных людей отлавливать. У тебя случайно не завалялся ключик от еще одного свободного номера? Мне б вздремнуть перед обедом, чтобы к вечеру выглядеть, словно майская роза.

— Такая же бледная? — усмехнулся Ирсен. — Постучишься к Ойре. Они с Иланой заняли четвертую комнату с конца, дескать, там вид хороший. Девушки насколько мне помнится на рынок ушли, а вот сын Иланы вроде бы спит: так что ты стучи громче.

Вейм изобразила на лице благодарную улыбку и, покачиваясь, словно флюгер в ветреный день, побрела к лестнице, облезлые ступеньки которой были видны рядом с баром. За стойкой трактирщица монотонно протирала грязной тряпкой стакан и улыбалась, отрешенно глядя немигающим взором в середину зала. Она ничего не сказала, когда Вейм, походкой морячка во время качки, прошла мимо.

Свет на ступени проникал только через открытое окно в крыше таверны и его едва хватало. Спотыкаясь пляшущие перед глазами ступени, Вейм миновала два этажа. Ноги плохо слушались, уши заложило, перед глазами раскачивались перила изъеденные жуками, лестничные пролеты, а в голове было приятно, тихо и пусто. Поднимаясь со второго этажа на третий, она задела плечом целующуюся парочку. Испуганный визг полуодетой женщины, прижатой к стене напористым кавалером, чуть прояснил убаюканное пивом сознание, выдернув из сладкого дурмана. Времени проведенном в сознании хватило ровно на то, чтобы сопровождаемая ругательствами Вейм добралась до комнаты Ойры и, не раздеваясь, плюхнулась на тюфяк, разложенный в углу. Железная кровать, стоящая перед окном была занята: на ней посапывал Ильмар, сын Иланы.

Вейм снился Драгонхолл, чьи башни-иглы прорезали шпилями северное небо, делая замок похожим на ощетинившегося дикобраза; серые полированные камни стен; ровные выложенные серым ракушечником дорожки в саду; подвесной замковый мост в виде драконьей пасти переброшенный через широкий ров, наполнявшийся водой только во время весенних ливней, когда мелкие горные речушки превращались в ревущие потоки сметающие все на своем пути; жестяные фигурки горгулий на ливневых трубах. Внезапно одна из горгулий стала увеличиваться, приобретая очертания дракона. Она повернула свою рогатую голову и улыбнулась, обнажая мелкие острые зубы. В чертах горгульи ясно узнавалась морда Стилмата.

Истошный крик заставил Вейм мгновенно открыть глаза: над нею нависала фигура в коричневой хламиде паломника. Лицо его скрывала тень капюшона, надвинутого по самый подбородок. На руках незнакомца были потертые перчатки из плохо обработанной коричневой кожи. Кожа перчаток лоснилась на ладонях. Хламида его была перевязана у пояса грубой потертой веревкой, служившей одновременно и поясом и креплением костяных четок, облезшие кисточки которых болтались над лицом женщины, щекотя нос. Вейм чихнула. Блеснувшее на солнце лезвие прошло в нескольких миллиметрах от лица, оцарапав кожу и срезав прядь волос. Увернувшись от второго удара, Вейм перехватила руку нападавшего, впившись ногтями в запястье, и не выпуская её, вскочила на ноги. Незнакомец не издал ни звука. Не замечая выступившую кровь, он замахнулся левой рукой для нового удара. Длинный нож просвистел над ухом. Вейм резко отпрянула, выпуская руку противника. Теперь отбиваясь уже от двух ножей, Вейм быстро вытащила припрятанный в рукаве стилет.

— Сдавайся! — Испуганно заорал Ильмар и, обнажив меч, ринулся на незнакомца.

Незнакомец, не оборачиваясь, парировал выпад Ильмара, и, споткнувшись о подножку Вейм, вылетел в окно. Приземлившись спиной о деревянную крышу соседнего балкона, он тут же вскочил на ноги и побежал, перепрыгивая с крыши на крышу. Вейм было рванула за ним, но подоконник предательски уплыл из-под ног, и завтрак подкатил к горлу, едва она посмотрела вниз.

— Леди, Вейм с вами все хорошо? — Спросил Ильмар, аккуратно стащив её с подоконника и укладывая на тюфяк.

— Голова немного кружится. Ильмар, ты герой! — Проговорила она, топорща рыжие волосы мальчишки. — Если бы ты не заорал, я бы не проснулась. Совсем не проснулась,… навсегда не проснулась…

— Да ладно вам… — Покраснел он, приглаживая вихры. — А вам мама ключ дала?

— Нет, — покачала головой Вейм, борясь с приступом тошноты. — Дверь была открыта.

— Я точно помню, — пожал плечами Ильмар, — что запирал, когда ложился спать.

— А какого лешего ты днем подушку мнешь?

— Я это… — проговорил он краснея. — Мама сказала, что я переволновался днем, и попросила у тетушки Ойры травок успокоительных.

— Мама у тебя заботливая, но с травками видимо переборщила, — протянула Вейм, снимая широкий пояс. Расстегнув непослушными пальцами потайные крючки, она развернула его.

— Ух, ты, — восхищенно вздохнул Ильмар, увидев потайное содержимое. — Тут баночек, как у тетушки Ойры!

Вейм усмехнулась.

— От ядов, от простуды, от водянки, от сердца, от ветрянки, — перечисляла она, проверяя колбочки, баночки и сверточки.

— А взрослые же ветрянкой не болеют!

— В этой жизни нужно предусмотреть все, — ответила Вейм, не отвлекаясь от баночек. — От сердца, для сердца, от печени, для печени, от почек, для почек, от душевной хвори, приворотное, рвотное, чтобы детей не было, чтобы они были, от бессонницы, успокоительное, для изгнания демонов, для привлечения денег, от подагры, для роста волос… А, вот оно, — лицо Вейм просветлело. — Вот он мой маленький… — протянула она, вытаскивая из кармашка крошечный синий сверточек. — Ильмар, спаси мое бренное тело еще раз, сгоняй вниз за водичкой!

— А если к вам опять убийца зайдет?

— Не зайдет. По местным правилам: не больше одного душегуба в день. А ну марш за водой!

Ильмар вскочил с кровати и выскочил на лестницу, не закрыв за собой дверь.

— Как же голова то болит, — вслух проговорила Вейм, разворачивая ножом сверток. — Стилмат… Стилмат…. Ты здесь?

Никто не отозвался.

— Стиилмат… выходи, о Великий, разговор есть… — Проговорила Вейм, аккуратно подцепляя стилетом немного бурого порошка. Отложив нож с лекарством в сторону, она старательно запаковала свои снадобья.

— Стилмат… — Позвала она дракона, облокачиваясь спиной о стену.

Тишина. Только с носика железного умывальника сорвалась капля воды и с шумом разбилась о бронзовый тазик.

— Стилмат, тебе сложно появиться и объяснить, что тут происходит? Стилмаааат….

— Буянишь, Вейм? — В комнату зашел Ирсен со стаканом воды в руках.

— Самую малость, — изобразила вымученную улыбку Вейм, взяв стакан. — Она слизала лекарство с тонкого лезвия и, поморщившись, запила водой.

— Опять нашли приключений на нижнюю точку, госпожа Вейм? — Сурово спросил Хаген.

— Ильмар, я ж просила притащить воду, а не двух зануд, — проговорила Вейм, вырубаясь. Её голова запрокинулась, обнажая шею с четырьмя розоватыми полосками рубцов. Раны давно затянулись, оставив безобразные шрамы.

Ирсен подобрал выпавший из рук девушки стилет, принюхался.

— Кажется, это порошок из костей гарпии смешанный с какими-то травками и вываркой из крови малого летунца. У нас, на западном побережье, эту дрянь называли «успокойка». Щепотка порошка, и человек через час проснется бодренький, с чистой головой и без похмелья. Если ошибется с дозой — вообще не проснется.

— Всегда поражался тяги Вейм с подобной дряни, — брезгливо поморщился Хаген. — За хранение порошка можно попасть в тюрьму года эдак на два, а если докажут, что ты ее продавал, то отправят прямиком на галеры.

— Нуу… — хитро прищурил правый глаз Ирсен, кладя стилет рядом со спящей девушкой. — Для обычных людей это так. Но ты же знаешь Вейм. Помнится, у нее была в Драгонхолле целая коллекция всяких травок, порошков, бутылочек. Они на этой почве спелись с Ойрой.

С лестницы послышался оглушительный женский визг, переходящий в рыдания, и звон разбиваемой посуды.

— Ильмар, присмотри за Вейм, — крикнул Хаген и, на бегу вынимая меч, выскочил в коридор. В несколько прыжков он перескочил два пролета, очутившись на третьем этаже. Кричала служанка, закрыв лицо руками. Рядом валялись осколки чашек и деревянный поднос. Прислонившись спиною к грязной стене, на деревянном полу площадки между этажами сидела растрепанная молодая женщина. Её большие карие глаза были открыты, крик ужаса застыл на ее пухлых губках, так и не сорвавшись. Над ней алело кровавое пятно, кровавые потеки которого сползали по деревянным панелям. Её кавалер, лежал у ног возлюбленной, зарывшись лицом в пышную серую юбку. Из его спины торчала деревянная рукоятка кухонного ножа.

— Вот те на… — проговорил Ирсен, выглядывая из-за спины Хагена. — Не кричи, милая, проговорил он, обнимая за плечи рыдающую служанку. — Им уже не поможешь.

— Знаешь эту девушку?

Служанка, всхлипывая и утирая слезы передником, часто закивала.

— Это Мирта. Она у хозяйки комнату снимает. Снимала… — Уточнила девушка, и снова начала рыдать, размазывая слезы по пухлому личику.

— А мужчина?

— Я не знаю… — Рыдала девушка. — У нее каждый день новый был. Гуляла она, тем и зарабатывала.

— Перестань рыдать! — Спокойно проговорил Ирсен, утирая слезы. — Беги к хозяйке, только тихо. Вам лишний шум не к чему.

— А мы ведь случайно прошли по другой лестнице.

— Хаген, тут район не спокойный. Может, их ее бывший любовник зарезал, или жена этого красавчика. — Кивнул он в сторону трупов. — Заметил, у него след от кольца на пальце? А может быть, просто ограбили его, кольцо сняли, а девку прирезали, чтобы не болтала.

— Ограбили, говоришь. Кошелек на месте.

— Служанка вспугнула. Хаген, я понимаю, что ты долгое время отвечал за безопасность Вейм, и работа отложила неизгладимый отпечаток на твой образ мысли, но не надо придумывать врагов там, где их нет.

— На Вейм тоже напали случайно? — Зло усмехнулся Хаген.

— Не знаю. Эти земли — её вотчина. Она лучше знает местные обычаи. Проснется — спросишь. Хотя… — задумчиво проговорил Ирсен.

— Хочешь вызвать Стилмата?

— Ойра пыталась: все без толку. Он не ответил ни ей, ни Илане, — махнул рукой Ирсен. — Драконы появляются только тогда, когда считают нужным.

— И заметь, — всегда во время. Не считая того случая в Хили, когда он город на уши поднял.

— Что, уже грохнули кого-то? — Полюбопытствовала Вейм, переваливаясь через хлипкие перила. — Быстры вы, ребятки.

— Ты ж после успокойки еще час должна подушку обнимать! — Удивился Хаген.

— Ну, это от обычной успокойки. — Хитро улыбнулась Вейм, обнажая ровные белые зубы со слегка выдающимися вперед клыками. — Я изменила рецепт… слегка… Кстати, этих двух бедолаг я помню. Когда я по лестнице поднималась, они так обнимались, так обнимались, что её грудь выпрыгнула из корсета, и видны были толстые ляжки из-под нижних юбок. Но нервы у девушки явно не к черту: она так заорала, увидев меня, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Я понимаю, что пьяные девушки отвратительны, но не настолько, чтобы так орать! Я что, действительно была так страшна?

— Вейм, а ты уверена, что она кроме тебя никого больше не видела?

— Знаешь, если бы за мной крался убийца, я бы, скорее всего, заметила. Кстати, Ирсен, ты, когда с трактирщицей разговаривал, ничего странного не заметил?

— Нет, нормальная тетка. А что?

— Я плохо видела и соображала, и может быть, мне показалось, но трактирщица какая-то странная была, когда мимо неё в последний раз проходила. Глаза у нее стеклянные были, словно наглоталась чего-то. Еще загадка: мы пили одну и ту же бормотуху. Скажите-ка, господа, почему ты, Ирсен, трезв как стеклышко, а я еле до кровати доползла? Если сделать поправку на вес и опыт, и добавить количество выпитого, то ползать должен был ты, а не я. А кто, кстати, нам наливал? Прааавильно: наливала нам добрая тетя трактирщица, которая потом чего-то съела и теперь, наверное, ничего не помнит.

— Я же говорил, что нужно было подождать, когда проснется Вейм.

— Короче, вывод один: меня, похоже, кто-то хочет грохнуть, — спокойно произнесла Вейм. — Вопрос «кто» остается открытым и главным на повестке дня, после вопросов «где же нам найти денег» и « как поработить эти земли и стать единоличным тираном». Главные подозреваемые — моя любимая родня и кто-то со стороны Стилмата. Драконы очень не любят менять насиженных мест, а этот обрадовался, когда мы его взяли с собой, а это неспроста. Но, прогонять Стилмата только из — за того что мы считаем его подозрительным, я не считаю нужным. Кстати, я в бескорыстного дракона тоже не верю, а он уже мне дважды помог.

— И это я-то мнительный, а, Ирсен? — Усмехнулся Хаген. При попытке улыбнуться его искалеченное лицо становилось похоже на гротескную маску злого божества.

–Ладно, Хаген, поднимай людей, и пошли по городу проболтаемся. Потом пойдем ночевать к отцу. Ирсен, я там Ильмару еды немножко оставила. Встречаемся завтра на главной площади у ратуши под часами. Часы в городе одни: не перепутаешь. Подходим до заутрени, пока площадь пуста.

— Говорил с Иланой. Она подтвердила, что готова, — добавил Ирсен.

— Отлично. Нужно и тебя пропихнуть на соревнования бойцов.

— Зачем?

— Как зачем: выиграешь, прославишься…

— А если нет?

— Ай, ай, ай, Хаген, — покачала головой Вейм. — Сомнение — грех. Странно слышать подобные слова от тебя, человека, который много лет прикрывал мне спину, рисковал жизнью, участвовал во всех передрягах и заварушках, в которые забрасывала меня жизнь. Давно ли ты стал дрожать за собственную шкуру, а Хаген?

— Одно дело, защищать вас, леди Вейм. Другое веселить тупое быдло. К тому же, использовать благородное оружие для развлечения — запрещено согласно Кодексу Воинов.

— Не стоит оскорблять обидным словом простых работяг, пришедших посмотреть как благородные господа метелят друг друга, теша раздутое самолюбие. Простым людям тоже нужны развлечения иначе они пойдут заниматься политикой, например, сожгут замок. Будь проще, Хаген: это только деньги — ничего личного, и кодекс тут не причем.

— Я подумаю, леди Вейм.

— Он подумает! — Рявкнула Вейм, ее голос мгновенно стал стальным. — Пока я — главная здесь, я требую неукоснительного выполнения своих приказов, Хаген.

— Да леди, Вейм, — опустил голову Хаген.

— Значит, вопрос считаем закрытым. И, вообще, тебе не хочется денег, почета и уважения, и чтобы трубадуры еще жизни слагали баллады о тебе?

— Леди Вейм, я всю жизнь считал, что главное — это чистая совесть и незапятнанная репутация, а все остальное бессмысленная мишура. Меня воспитывали по Кодексу Воинов.

— Мне стоит тебе напомнить, что служение своему господину так же присутствует в списке обязательных добродетелей всех живущих по Кодексу Воинов, если уж ты ссылаешься на него. А теперь изволь собрать наших людей внизу, ато тут уже собирается толпа любопытных.

— Сурова вы, госпожа, — покачал головой Ирсен.

— Разболтались совсем! — Сквозь зубы процедила Вейм. — В драконовых землях у него даже мысли бы не возникло мне перечить. А тут вдохнул, значит, воздух свободы. Свобода будет когда, где-нибудь устроимся, обзаведемся зимними квартирками и полным амбарцем с вином и всяческой снедью!

— И вечный бой, покой нам только снится…

Вейм злобно фыркнула и начала расталкивать толпу, спускаясь к выходу. За то время, пока они разговаривали, слухи о смерти Миртл распространились по всему району, и теперь толпа любопытных заполнила тесную лестницу, не давая пройти корнеру и городской страже. Хаген, Мартти, Матти, Олли Долговязый и Отти Оруженосца ждали её у дверей таверны.

— Ну что, бойцы, киснем. Поспать не удалось? Не бойся, на том свете отдохнёте! — Проговорила она с плохо скрываемым сарказмом. — А где мой дракон?

–Стилмат не появлялся.

— Дракон, с носа драккара. Деревянный такой, — уточнила она, показывая размер дракона.

— Если ты про тот кусок дерева, что стоял у вашего столика, то его хозяйка приказала на дрова расколоть.

— Что???????!

— Да не волнуйся, Вейм, у тебя еще живой не сдох. Зачем тебе деревянный?

–Это последнее, что осталось от корабля!

— Вот так и погибают герои, — усмехнулся Ирсен. — Уцелев после пожара, сгореть в домашней топке. Мораль: не стОит щелкать клювом в мирное время.

— Все, урок нравоучений на сегодня закончен. Марш по делам.

Первым делом, Вейм и Хаген отправились в торговый квартал. Она последовательно обошла лавочки города: приценивалась, торговалась, делилась слухами реальными и вымышленными. Днем они перекусили в маленьком трактире расположенном одном из проулочков паутинкой расходившихся от главной площади. Главной темой сегодняшнего дня был пожар в порту. О нем судачили торговки на рынке, прихожане в храмах, посетители кабачков и пивных, крестьяне пригнавшие скотину на площадь в базарный день, в кабинетах ратуши и коридорах замка. Слуги и их господа, горожане и приезжие, попрошайки, собирающие подаяние у храмов, и богатые горожане, купцы и ремесленники, — все обсуждали пожар. И чем дольше слухи летали над разворошенным городом, тем большими подробностями обрастали. Часто эти подробности были настолько нелепы и абсурдны, что даже сами рассказчики не верили в них, что не мешало передавать слухи дальше, добавляя еще более невероятные детали.

Из-за происшествия король был вынужден отменить запланированную на обед охоту и заменив ее посещением разрушенного порт. Матросы и портовые рабочие еще заливали горящие склады, а королевский двор уже потянулся пестрой колонной осматривать руины. В порту их встречал бледный мэр, так и не решивший что хуже: огонь слизавший половину построек, пирсы и добрую часть кораблей и лодок, имевших несчастье прибывать в порту или посещение Короля. Да, конечно, мэра выбирали представители городских гильдий, а не король или лорд, но упасть в грязь лицом при посещении города столь высоким гостем тоже не хотелось. Приезд короля был не только почетен, но еще и очень выгоден для горожан. В эти дни все ремесленники и торговцы работали на королевский двор: кружевницы плели тончайшие кружева, портные шили и чинили господскую одежду, оружейники клепали доспехи, алхимики варили снадобья и духи, а пекари, кондитеры, охотники поставляли к королевскому столу свежую дичь и изысканные блюда. Платил за всё лорд Мянтувильский. Платил, не смотря на рыданья казначея, уверявшего после каждой покупки, что следующая трата непременно пустит по миру и лорда, и его семью.

Прибыв в порт, король убедился, он все-таки сгорел, дал пару ценных советов и отбыл обратно в замок. На сборы у него ушло два часа и еще час на дорогу до порта и обратно. На осмотр руин коронованная особа потратила десять минут. Никакие другие мероприятия, кроме охоты, как то: господский пир, состязание бардов и скачки отменены не были. Когда Вейм вернулась в отчий дом, семья как раз занималась приготовлением. Слуги сновали, словно белки в солнечный день, разнося иголки, кружева, ткани и баночки с духами по комнатам. Ежеминутно с женской половины дома раздавался гневный окрик и возмущенный визг псинки, на которую наступил невнимательный служка. Мелкие, ростом не больше кошки, вечно суетящиеся и грызущиеся между собой, собачки были новым увлечением при дворе и обязательным аксессуаром дам. Из-за беспокойного, нервного характера, зверьки лезли под ноги и вечно норовили цапнуть окружающих. Однако при виде Вейм, они испуганно замирали, и, тихонько скуля, прятались.

— Леди, Вейм! — Раздался впереди радостный голос Авундия.

— Я тоже рада, мой друг, но зачем же так орать! — С легким раздражением в голосе произнесла Вейм.

— Мы вас целый день ищем. Леди Эйтель так волновалась: ходили слухи, что ваш корабль сгорел, а ваша команда утонула. Такая беда…

— Увы, это так: мой драккар — на дне реки вместе со всей командой, — развела руками Вейм. — Ты говорил, Эйтель хотела меня видеть?

Леди Эйтель не любила когда ее звали «тетушка», или «леди». Для всех своих многочисленных знакомых она всегда была вечно юной Эйтель. Только Авундию было позволено называть ее «леди Эйтель». Он очень этим гордился и каждый раз произносил «леди Эйтель» с особым благоговением в голосе.

— Боюсь, это не возможно. Леди Эйтель чрезвычайно занята: она собирается на королевский ужин и лучше ее не беспокоить.

— Ужин говоришь…. — Поморщившись, проговорила Вейм. — Надеюсь, мне не нужно их сопровождать? Королевский ужин — это так скучно.

— Нет, не нужно. Вас все равно не пригласили, — простодушно заявил Авундий.

— Ну, Авундий, — протянула Вейм, благочинно устремляя взор в небо, проглядывающее сквозь ветки деревьев в саду. — Ничто не мешает мне явиться без приглашения.

— Нет… нет…. нет… — испуганно пробормотал он. — Думаю, не стОит, леди Вейм.

— Тогда изволь нас накормить, и отвести в комнаты. Не будет же дочь лорда спать во дворе!

Комнаты, которые им выделили, были тесные и маленькие и располагались под самой крышей дома. Единственное, что понравилось Вейм — это большое двустворчатое окно, выходившее на соседнюю крышу. Сквозь него весь город был, словно на ладони: соседние улочки, черепичные крыши домов, купола храма Святого Виночерпия, дарующего богатство и радость своим прихожанам и узкая змея городской стены. Обстановка комнаты была не лучше той, в которых остановился Ирсен и другие, приплывшие с Вейм: колченогий стол, стулья, железная скрипучая кровать, чахлые кустики герани в глиняных горшках и выцветшие льняные занавески. Видимо, комнатой давно не пользовались, а служанка, прибиравшая её недавно, была ленива, поэтому под кроватью и в углах лежал толстый слой пыли. Однако паутину с карниза она все-таки убрала, а со стола стряхнула крошки, заботливо заметя их под драный половичек. Убрав с подоконника герань, Вейм села, прислонившись спиною к толстой дубовой раме. Остальные устраивались: за стенкой была слышна возня, недовольный голос Хагена, хрипловатый, только что сломавшийся от взросления голос Отти и визгливый голос Авундия, пытавшийся объяснить незваным гостям, что горячей ванной не будет, ровно, как и полотенец. С тех пор как Вейм покинула эти края, водопровод и горячая вода все еще не стали обязательными благами в каждом доме.

Драгонхолл, как и все города драконовых земель, располагался на термальных источниках, круглый год снабжавших жителей горячей водой, а зимой еще и отапливавший нижние залы. Ванная комната или просто уголок с бронзовой ванной, отгороженный цветастой ширмой, являлись обязательным элементом интерьера любого дома. Более обеспеченные жители могли себе позволить целый бассейн, наполненный горячей минеральной водой. Любили жители драконовых земель и каменные сауны, обитые изнутри досками из дорогого дерева, цвета солнечного янтаря. Нагреваясь от пара, древесина источала терпкий пряный аромат, который, смешиваясь с запахами можжевеловых веников и ароматных масел, кружил голову и дарил ощущение легкости.

Жители же здешних мест были лишены подобных удовольствий. Вода в Мянтувиле добывалась из городских колодцев, бравших воду из подземных рек. По утрам жители города собирались около одного из семи колодцев, чтобы потолкаться в очереди, посетовать на жизнь и через час тащить толстую бочку, наполненную до краев бледно-зеленой пахучей жидкостью. Можно было воспользоваться услугами водовозов, за несколько медяков развозящих воду на скрипучих телегах, волокомых худыми, вечно изможденными клячами. Мерный глухой стук их копыт по булыжной мостовой раздавался каждое утро во всех уголках Мянтувиля. Рыть свои скважины магистрат запрещал, так как ежемесячно жители Мянтувиля платили с каждого двора за использование воды.

Хаген не знал этой местной особенностей, и поэтому вот уже полчаса пытался поговорить с Авундием, считая, что из-за незнания экси не может донести до ленивого ума слуги мысль о том, что господину нужно помыться с дороги.

Вейм же просто слушала гул города. Сон все не шел, и она сидела, обхватив тонкие колени, вдыхая вечерние запахи улиц. Стояла середина лета, и ветер доносил ароматы лип, полевых цветов и скошенного сена и речной тины. Запахи порта и ремесленных кварталов не достигали Верхнего города, не тревожа нежные носы господ. Над головой носились стрижи, свившие гнезда под крышей соседнего дома. Судя по гербу с золотым оленем на изумрудном поле, украшавшему конек здания, соседями являлись лорды Косвильские. Куда исчезли тихое семейство лордов Тинвильских, многие годы владевшие особнячком, Вейм не знала.

Шли часы, за стенкой давно успокоились. Сестры давно вернулись в дом. Вейм видела, как их экипажи въехали во двор. Пустой дом тут же наполнился звуками: звонкими голосами сестер, лаем собачек, топотом слуг и басом нетрезвого отца, раздававшимся с нижних этажей. А Вейм, словно каменное изваяние все сидела на подоконнике. Только когда дверь тихонько заскрипела, она повернула голову, положив правую руку на левое предплечье, где под одним из кожаных ремней прятался стилет.

–Здравствуй, Вейм! — Улыбнулась с порога Эйтель.

Вейм встала, и женщины обнялись.

— Ну и дыру тебе выделил отец, — фыркнула она, присаживаясь на край кровати.

— Бывало и хуже, — пожала плечами Вейм.

— Знаешь, Вейм, я рада, что ты вернулась. Мне тебя не хватало.

— Не думаю, что остальные тоже рады меня видеть, — усмехнулась Вейм. — Со мной же проблем много.

— Ерунда, — фыркнула Эйтель, поправляя складки на темно-зеленом бархатном платье, расшитом крупным речным жемчугом. — Ты не притязательна и не шумна. Извини меня конечно, но твоя семья загостилась у меня. Король вот уже десять дней в Мянтувиле, и все десять дней отец и твои сестры живут у меня. Я не жалуюсь, но они очень громкие. А их собаки.… У меня мигрень от их противного визга. Твой отец просто не сносен: он загонял моих слуг, залил вином ковры и обивку, выгреб все запасы, а вчера, проверяя новый меч, срубил парадную люстру в зале. Но самое главное, он пытается командовать. Мои друзья боятся навещать меня. Я словно гость в моем собственном доме, не могу и шагу ступить без его позволения. Извини, но твоя семья превратила в мой персональный кошмар такое веселое событие, как приезд короля. Я уже не знаю, каким богам приносить дары, чтобы они съехали.

— Мои слуги тоже не подарок. Думаю, Авундий уже жаловался на нас. К тому же, только появившись, я умудрилась испортить завтрак: у многих за столом еда комом в горле встала от моего внезапного воскрешения.

— Не обращай внимания. Знаешь, но твои слуги очаровательны. Я, наверное, неправильно поняла их, но они выпрашивали у Авундия какую-то ванную. Насколько я поняла это какой-то большой таз с водой. Я впервые вижу, чтобы мужчина мылся добровольно. Они конечно немного грубоваты, но забавны. А Хаген…. Он так мило краснел, когда просил чистые полотенца и прибраться в их комнате. Если бы не эти шрамы на лице, он был бы довольно симпатичным.

— Боевая юность, — улыбнулась Вейм, пряча под длинными черными волосами свои шрамы. — Кстати, ты не знаешь где он?

— Авундий повел их в городскую баню.

Огромный белый кот спрыгнул с подоконника, вихляя задом подошел к Эйтель и, утробно урча, начал укладываться на коленях. Зверюга выросла втрое с их последней с Вейм встречи, превратившись из нескладного угловатого подростка в упитанного хищника, и теперь едва помещалась на коленях хозяйки.

— Эйтель, мне нужна твоя помощь. Сможешь уговорить отца отдать мне земли, отданные как приданое, моей матери?

— Земли, принадлежавшие предкам Веспер? Боюсь это невозможно: отец раздал их сестрам после твоей смерти. Они в равной доле достались Эмме, Эджени и Эоланте. Остатки отойдут Джайле и новорожденной Кайли.

— Да, беда…. Похоже, все получили свою часть, кроме меня, — грустно заметила Вейм, собираясь с мыслями.

— Извини, Вейм. Тебя не было шесть лет.

— А новая жена отца, кто она?

— Кира? Сестра леди Джайлины Ауренвильской, предыдущей жены Эрика. Кира — взбалмошная капризная девчонка, но рядом с ней Эрик чувствует себя пятнадцатилетним юнцом. Я не хочу обижать твою мать и остальных покойниц, но только леди Элика Миртувильская была ему хорошей женой.

— Если бы не знала Элику, то решила, что хвалишь ее, потому что она твоя сестра. Но, — продолжила Вейм. — Она действительно была прекрасной мачехой и честно пыталась заменить мне мать, хотя не очень любила Веспер.

–Она никогда не рассказывала почему?

— Нет, Элика молчала, считая, что я не виновата в старых дрязгах. Отец пьяный проболтался. Рассказал, что наша семья недавно появилась в этих земля, всего каких-то лет пятьдесят — сорок. До нас эти леса считались дикими и принадлежали народу Веспер. Когда король отдал эти земли лордам, местных жителей попытались выгнать. Отец Веспер, будучи шаманом и просто уважаемым человеком, поднял мятеж. Мятеж жестоко подавили. Её выдали за моего отца, который до этого готовился к свадьбе с Эликой Миртувильской. Соплеменников же Веспер кого продали в рабство, кого повесили. Вот такая печальная история. Давай не будем ворошить старые обиды, Эйтель. Мне нужно выжить сегодня, а не капаться в мусоре прошлого. Мне и моим людям нужна работа. Ты можешь мне помочь?

— Работа? — Удивилась Эйтель.

— У меня хорошая команда. Они с трех лет обучались владению мечом, с пяти — езде на лошади. Они ответственны, сообразительны, выносливы и отважны. Не можешь ли ты узнать: не нужна ли кому-нибудь маленькая личная гвардия или охрана?

— Я подумаю над этим. Что если твои люди попробуют показать свои способности на турнире?

— Наши бумаги сгорели при пожаре в порту. Подтвердить свое благородное происхождение могу только я, но меня и не пустят на ристалище.

— О да, — засмеялась Эйтель.

Вейм заметила мелкие морщинки в уголках ее агатовых глаз. «Стареет, Эйтель», грустно отметила она про себя.

— После той выходки, когда ты пробралась на ристалище, заменив в финальном поединке благородного Арто Тинвильского, и навлекла позор на доброе имя Хильки Мянтувильской, во все турнирные правила внесли параграф о том, что женщине не место на арене.

— Было забавно, — вымученно улыбнулась Вейм, обнажая зубы. — Можно попытаться на бис.

— А «проверку» как ты пройдешь? — Захохотала Эйтель.

— Какую проверку?

— Ах, да, ты же не знаешь.… Все, записавшиеся на поединки, должны со спущенными штанами сесть на особый стульчик с прорезью, с помощью которого, специальная комиссия на ощупь проверяет… ммм достоин ли человек участвовать в турнире, — проговорила Эйтель, аккуратно подбирая слова.

— То есть, есть ли у него достоинство определенного размера, — перевела её слова Вейм.

— Вейм, — погрозила пальцем Эйтель, хитро улыбаясь. — Как можно?! Ты же приличная девушка!

— Конечно, конечно… Леди Эйтель, простите, что покоробила Ваш слух подобными скабрезностями, но стоит заметить, что в таком случае я действительно не попаду на ристалище.

— А ты не изменилась, Вейм. На миг, когда я зашла, мне показалось, что ты — это не ты. Ты так посмотрела, у меня аж мороз по коже прошел.

— Просто задумалась, — грустно улыбнулась Вейм.

— Не переживай, родная. — Эйтель встала и взяла Вейм за руку. Рука женщины была нежной и мягкой словно младенческая. — Все будет хорошо. Ты наверно есть хочешь! — Спохватилась она. — Я прикажу слугам согреть ужин.

— Не надо. Я сейчас спать лягу. Ты только людей прикажи моих накормить, когда вернутся.

— Хорошо, — кивнула головой Эйтель. — Вечер длинный, но и дел много. Встретимся завтра на турнире.

— Удачи тебе, Эйтель. Спасибо что зашла.

Женщина кивнула, прощаясь, и Вейм услышала, как звякнули серебряные сережки, столкнувшись с окантовкой высокого воротника. Кот проследовал за хозяйкой, махнув на прощанье белоснежным пушистым хвостом.