Воин Девы

Изабелла Петровна Аминодова, 2020

Амазонки и викинги – народы-легенды, народы-противоположности. Свои законы, свои правила, свои боги. Вы никогда не задумывались о том, что случилось бы, если они, вопреки законам истории и времени, встретились? В этой книге независимые дочери Девы и воинственные норвеи, почитающие Одина и Тора, сойдутся на вымышленных островах, чтобы сражаться, любить, ненавидеть и пытаться понять друг друга. А бессмертная Афина поможет появиться на свет легендарному Поясу Ипполиты. Это сказка о гордости и чести, о материнской любви и воинской дружбе, и о том, что человеческие чувства порой сильнее магии…

Неизведанный берег

Огромный черный корабль лениво покачивался на волнах вблизи незнакомого берега. Старший из мореходов, пожилой воин в рогатом шлеме, молча смотрел на песчаную отмель, время от времени недоверчиво покачивая головой.

Она была красива, эта неведомая земля: на песочно-желтом холме, словно сказочное видение, белел храм с треугольной крышей и длинными колоннами. Казалось, сами боги украсили берег нерукотворным чудом. Непривычные очертания, стройные и легкие, против воли в который раз притягивали взор старого морехода неземной хрупкостью очертаний.

День был в самом разгаре, и ослепительные солнечные блики переливались на волнах, делая морскую гладь похожей на складки драгоценной ткани, тяжелыми свертками которой был заполнен полузатопленный трюм драккара.

Вдали голубели верхушки скал, дрожащие в знойном летнем мареве. Никого. Только размеренное дыхание спящих нарушало покой жаркого полудня. На плеск волн о просмоленный, потемневший от времени борт, ни один из норвеев, рожденных и вскормленных морем, давным-давно уже не обращал внимания. Так же, как на поскрипывание снастей или шуршание тяжелого паруса. Эти звуки, знакомые с детства, были такой же неотъемлемой частью морских походов, как дыхание матери возле колыбели спящего младенца. А потому не привлекали ничьего внимания во время стоянки. Другое дело в открытом море. Там эти нехитрые звуки, ничего не говорящие чужому уху, могли рассказать о перемене настроения морского бога, предупредить об опасности или посулить удачное плавание. Однако сейчас сыны Тора и Одина были слишком измотаны, чтобы прислушиваться к шепоту корабельных снастей.

Они спали, покорители Вселенной, чьи мышцы не знали усталости, а сердце не ведало такого глупого чувства, как жалость. Крепкие мускулистые тела растянулись на палубе, и головы непримиримых врагов порой покоились на одной шкуре. Каждый из этих мужчин в битве стоил десяти и был опасен, как сама смерть, но сейчас сон смягчил жесткие лица. На палубе отдыхали обычные смертные, измученные тяжелым многодневным плаванием, заброшенные жестоким штормом в неизвестные воды.

Среди спящих выделялся юный воин, лицо которого еще не украшала гордость сынов Севера — густая борода. Безусое лицо с тонкими чертами дышало покоем и умиротворением. Шлем сполз с головы, обнажив темно-русые кудри, разметавшиеся по обтянутым кожаными доспехами плечам. Никто не ведал к какой расе принадлежала та пленница, которую его отец притащил на борт из очередного набега. Высокую, тонкую, словно тростинка, длиннокосую девочку и перепуганными зелеными глазами. Зато все помнили, как недолго ей суждено было послужить игрушкой могучему сыну морей. Пленница умерла почти сразу после рождения первенца, оставив на память о себе лишь нехарактерную для сынов Севера хрупкость, унаследованную сыном. Тонкокостный мальчишка потратил немало сил, чтобы доказать своим могучим сверстникам, что в его тощей фигурке дремлет унаследованная от отца звериная сила. За несколько лет и бессчетное число жесточайших драк молодой норвей заставил сверстников усвоить мудрое правило: не смотри на внешность, под обманчиво-хрупкой оболочкой могут дремать настоящие берсерки. По-девичьи тонкий стан спящего перехватывал широкий ремень, щедро усыпанный металлическими бляхами. Такие же железные круги украшали грудь и наплечья кожаной рубахи. Крепкие штаны из грубой кожи, изрядно потертые в походах и высокие сапоги с металлическими подковками… Обычный наряд северного морского бродяги. Ножны с длинным мечом покоились рядом. Тонкие длинные пальцы даже во сне стискивали темную отполированную рукоять. Рука воина даже в сонном забытьи не желала расстаться с оружием, готовая выхватить клинок, едва почуяв опасность. Полуоткрытые губы обнажали ряд великолепных зубов с выступающими по-волчьи клыками. Ноздри тонко выточенного носа, четкая линия которого прерывалась горбинкой, оставшейся после перелома, полученного в очередной драке, чуть подрагивали, словно молодой норвей принюхивался к аромату чужой земли. Тени от ресниц, длинных, словно у девушки, придавали лицу спящего мнимую нежность. Но грозная складка меж бровей, не разгладившаяся даже во сне, и два шрама, наискось пересекавших правую щеку и бровь, свидетельствовали, что перед вами воин, немало повидавший на своем недолгом веку.

Рядом на палубе распластался богатырь, чьи пальцы даже во сне не выпускали рукоять меча на полторы ладони превышающего длину привычных клинков. Крупные четкие черты лица представляли разительный контраст с утонченным обликом соседа. Воин, не проигравший ни одной схватки в своей жизни, не ведавший, что такое страх и презиравший любого уступающего ему в силе. Мощные бугры грудных мышц, оплетенные стальными мускулами руки и ноги. Недюжинная сила гиганта не вызывала сомнений даже у человека, неискушенного в воинских доблестях. Знатоку же громко повествовала о том, что встать великану поперек дороги, все равно, что заказать по себе отходное песнопение. Силач спал в полном боевом вооружении, не распустив даже ремешки кожаных наколенников, в любую минуту готовый вскочить и принять бой. Сон его напоминал дремоту дикой кошки, не забывающей даже сквозь сновидения оценивать происходящее. Бронзовое лицо украшала светлая курчавая бородка, свивавшаяся на конце крупными кольцами. Лицо было хорошо той особенной мощной красотой, перед которой преклоняются мальчишки, и которую так любят женщины.

Под стать этой паре были и остальные мужчины, мирно отдыхающие на палубе. Их могучие отшлифованные непрекращающимися схватками тела, можно было бы назвать даже прекрасными, если бы не тяжелый дух, витавший над палубой. В этом «аромате» вонь прогорклого жира перемешивалась с едкими запахами застарелого пота и немытого тела. И даже легкие порывы свежего морского ветерка не могли справиться с кисло-приторным запахом морских бродяг. Впрочем, самих норвеев подобные мелочи нимало не беспокоили. Запах, от которого непривычного иноплеменника сшибало с ног, для них был столь же обычен, как наличие двух рук или ног. Этот «аромат», частенько служил предметом насмешек среди более утонченных иностранцев. Правда, шутки подобного рода обычно отпускались только, если ни одного из сынов северных фьордов не было поблизости. Иначе шутник мог легко распрощаться не только с длинным языком, но и с головой.

Ничто не нарушало размеренное течение мыслей старого Тора, вглядывавшегося в пустынный неведомый берег. И они текли стремительной рекой, не давая конунгу ни минуты покоя. С тех пор, как во время жестокого шторма смыло за борт половину гребцов, драккар стал беспомощной игрушкой в руках безжалостного Морского Бога. Словно щепку, крутило корабль северян в пенистом круговороте воды, пока, наконец, сильное морское течение не пригнало их в эту неизвестную бухту.

Тор удручено опустил голову. Их осталось слишком мало. Всего полтора десятка закаленных походами и боями мужчин, брошенных на растерзание соленым морским ветрам. Слишком мало, чтобы безбоязненно ступить на золотисто-белый песок чужого берега. Тор устало вздохнул. Да-а, нелегкая перед ним задача: рисковать немногочисленными оставшимися в живых, отправляя их на поиски воды. Или прокладывать путь домой, рискуя погибнуть от жажды. Старый воин знал — без воды им домой не добраться. Море щедро предоставляло рыбу, способную утолить голод куда большего числа глоток, чем сейчас спали на этой палубе. Но его бирюзовые волны не могли напоить ни одного из смертных. Мореход протер слипающиеся глаза. Окинул взглядом драккар. Черный корабль жалобно скрипнул снастями. Гордая носовая фигура, потерявшая во время предпоследнего шторма один рог и пол-уха, чуть склонилась набок. Драккар отдыхал, устало опустив свои руки-весла и обессилено склонив красно-черный лоскут паруса. Измученный бурей, исхлестанный волнами, он словно загнанный погоней волк, переводил дыхание в укромном месте.

Неожиданный звук нарушил тишину. Тор обернулся: один из спящих встрепенулся во сне, вскинул голову, обводя палубу мутными со сна глазами. И кудлатая голова с сухим треском впечаталась в гребную скамью, заваленную обрывками канатов. Норвей буркнул что-то себе под нос, повернулся, толкнув соседа, чтобы освободить себе побольше места, вернул в ножны выхваченный нож, и вновь смежил веки, преклонив голову на соседнее затянутое в доспехи тело. Конунг усмехнулся в рано поседевшую бороду и вновь перенес взгляд на берег. А там… Норвей не поверил своим глазам. По золотистому песку пляжа несся, развевая по ветру длинную гриву, белоснежный конь. А на спине скакуна гордо восседала рыжеволосая девушка в голубой одежде.

«Валькирия», — было первой мыслью, мелькнувшей в голове Тора. Но почти сразу же он понял, что ошибся. Норвей усмехнулся в седые усы. Эта всадница мало напоминала норманнскую посланницу богов. Ни крылатого шлема, ни огненного копья, присущих валькириям, не было и в помине. Вместо длинных огненных кос коротко остриженные русые волосы, едва достигающие плеч. Вместо прочных доспехов голубое развевающееся одеяние, едва прикрывающее розовеющие в рассветном свете бедра. Кожаные башмачки, приличествующие каждой уважающей себя огненной деве, заменяли кожаные сандалии, ремешки которых высоко оплетали икры крепких ног. Впрочем, на поясе девушки красовался короткий меч, а за спиной темнел колчан со стрелами. Грудь всадницы наискось пересекала тетива взведенного лука, переброшенного через плечо. Неужели и впрямь посланница Одина?! Белый конь, во всяком случае, вполне подходит под описание сказочных скакунов. Круп лошади покрывала песочно-желтая звериная шкура, украшенная россыпью черных пятен. Нестриженые грива и хвост белыми облаками струились по ветру. Несколько мгновений всадница оставалась в поле зрения Тора, а затем скрылась за холмом также неожиданно и бесшумно, как появилась. Только следы копыт на песке, быстро слизываемые морскими волнами, подтверждали, что старому воину не привиделись удивительная всадница и ее конь.

Тор прикинул стоимость скакуна: за такого в далекой Гардарике можно было получить полный воинский припас или связку собольих шкурок. Судя по длинным ногам и мощной грудной клетке, этот конь мог скакать сутками, не сбивая дыхания и не засекая ногу. Мысли галопом понеслись в голове Тора: Удивительная страна! Женщина скачет одна, на бесценном коне, без сопровождения, без охраны. Да еще с оружием. Должно быть, местные мужчины на диво богаты, если могут позволить своим подругам подобные развлечения. И на редкость беспечны.

Вождь закашлялся, поминая «незлым тихим словом» надоедливую морскую сырость. Тонкие обветренные губы едва заметно зашевелились, беззвучно вторя течению мыслей седовласого конунга.

Жаль, что нас осталось так мало! Эта страна стоит того, чтобы задержаться здесь подольше и познакомиться с ее сокровищами поближе. А еще лучше пройтись с верным мечом по ее просторам, заполучив эти богатства в собственное распоряжение. Норвей усмехнулся. Конь, конечно, хорош и сам по себе. Но и женщина, сидевшая на нем, неплоха. Тор вновь представил себе высокую грудь и точеные ноги всадницы. Такая не сломается в первую же ночь в крепких руках воина. Представив себе удовольствия, связанные с поимкой всадницы, Тор сглотнул, ухмыльнулся и потянулся к фляге с водой, висевшей на поясе. Золотой солнечный шар показался из-за горных вершин, нагревая палубу жаркими лучами. Пора было будить свое воинство.

Промочив горло драгоценными остатками влаги, норвей набрал в легкие воздуха и издал короткий боевой клич. Спустя несколько мгновений мореходы были уже на ногах. Протирая глаза и разминая затекшие мышцы, северяне тесной группой сплотились вокруг вождя.

Тор внимательно осмотрел свой потрепанный отряд. Пятнадцать человек, двое из которых, судя по всему, вскоре отправятся в чертоги Одина.

— Нам пора решить, как мы будем возвращаться домой. Кому-то нужно сойти на берег и пополнить запасы воды. Да и мясо пришлось бы как нельзя кстати. Я думаю, где-то рядом на побережье расположено селение.

Тор в двух словах описал увиденную им всадницу. Лица воинов на мгновение оживились, но лишь для того, чтобы вновь замереть в каменной неподвижности. Сыны Одина не привыкли бурно проявлять свой интерес.

Вперед выступил молодой воин со шрамами на щеке.

— Я пойду. Там где есть люди, всегда найдется, чем поживиться, — зелено-карие глаза плутовато блеснули. — И с кем поразвлечься. Кто со мной?

Мореплаватели молчали. Каждый взвешивал риск получить меч или стрелу под ребра с туманной перспективой обзавестись очередной пленницей. Наконец рыжеволосый воин, стоявший слева от Тора, произнес:

— Клянусь Одином, приключение обещает быть интересным. Если Тангл говорит, что стоит рискнуть, то и я не против.

— Итак, на берег идут Тангл и Рагнар, — заключил Тор. — Остальные пусть займутся осмотром и починкой драккара. Этот корабль нам еще послужит и, возможно, скорее, чем мы думаем.

Двое мореходов направились к тяжелой деревянной лодке, чудом уцелевшей во время шторма. Кареглазый Тангл уже начал распутывать узлы веревок, которыми суденышко было закреплено на палубе драккара, когда вперед выступил светловолосый великан. На загорелом лице, аквамариновыми брызгами сияли глаза цвета бирюзы. Контраст темных бровей и ресниц, светлых волос и завораживающей голубизны глаз роднил могучего воина с героями древних саг.

— С Танглом пойду я, — непререкаемо заявил он. — Рагнар останется чинить драккар, ему это больше подходит.

Рагнар попробовал что-то нерешительно возразить, но все знали, что с великаном Свавильдом связываться бесполезно. Одним ударом огромного кулака, он мог угомонить любого, кто осмеливался ему перечить. Порой навсегда. И потому Рагнар предпочел смирить уязвленное самолюбие и уступить.

Богатырь подошел к худощавому мореходу и протянул ему руку.

— Ну что, позабавимся?! Покажем местным обитателям, на что годны сыны моря?! Клянусь Одином, мы не вернемся без добычи!

С борта «Зверя» на воду спустили легкую кожаную лодку. Двое добровольцев, на ходу перебрасываясь короткими фразами с остающимися, спустились в нее. Оттолкнулись от просмоленного бока драккара, взялись за весла и мощными гребками погнали свой кораблик к песчаной полосе пляжа. Некоторое время оставшиеся провожали их взглядом, затем Тор негромко произнес:

— Великий Один, пошли им удачу. — После чего решительно скомандовал:

— А теперь — по местам. На драккаре для каждого найдется достаточно работы.

Стражи побережья

С самого утра Элга, семнадцатилетняя воительница Государства Девы, почувствовала приближение чего-то необычного. Вытянувшись на шкуре под пологом палатки, она сквозь полудрему слышала осторожные шаги второй амазонки, звяканье уздечки и нетерпеливое фырканье коней. Однако вставать не стала. Хвала Афине, сегодня очередь подруги скакать с докладом в прибрежное святилище. А время утреннего объезда берега еще не настало. И потому Элга лишь устроилась поудобнее, досматривать самые сладкие предрассветные сны. Гул копыт, приглушенный травой, вскоре затих. Значит, старшая из их команды, Алкеста, покинула лагерь. Высокая поджарая амазонка с зеленоватыми, словно у дриады глазами, и темно-каштановыми волосами, заплетенными в две короткие косы. В отличие от Элги, эта воительница имела завидный боевой опыт, и Совет жриц недаром уже несколько раз поручал ей охрану рубежей. До сих пор Алкеста несла Служение Деве в одном из отрядов, охранявших степные границы Государства Амазонок. Однако этим летом внезапно была отозвана из своей когорты и направлена на прибрежный пост. Вестница, доставившая поручение, имела такой заговорщицкий вид, что Алкеста сразу почувствовала, что с переводом что-то нечисто. Да еще со столь необычной напарницей! Элга принадлежала к когорте «золотых»: телохранителей царицы, практически неразлучных с живым воплощением Афины. И потому, немало повидавшая на своем двадцатипятилетнем веку воительница, сильно удивилась полученному предписанию. Ведь всем и каждому в землях амазонок известно, что «золотые» это нечто особой касты среди воительниц. Личная охрана Девы Дев. Всех девушек, посвятивших себя служению Воительнице, с раннего детства обучали боевому искусству, танцам, верховой езде. Строгий жреческий отбор определял место молодой служительницы в одном из отрядов. Охотницы, лучницы, воины основного отряда, разведчицы. Наделенные особыми способностями могли попасть в клан Артемиды, обитающий в горном храме. Там под присмотром Совета разводили священных животных и обучали секретам общения с духами. Некоторым выпадала честь войти в число будущих жриц. Кто-то отправлялся на обучение к Алтарю Целительницы. Но среди нескольких сотен боевых амазонок только два десятка «золотой когорты», помимо этого проходили Посвящение в Подземном Храме. Именно там Высший Совет создавал из них живой щит, надежно охранявших Царицу от любого посягательства. Чему и как обучали «золотых», толком не знал никто, кроме, разумеется, Посвященных. Это знание было тайным и охранялось даже от соплеменниц. И потому о «золотой когорте» ходили легенды. Несмотря на внешние различия (а в свите Царицы не было двух одинаковых женщин), все телохранительницы были объединены какой-то неведомой особенностью, связывавшей их сильнее, чем кровное родство. Достаточно было один раз увидеть действия «золотой когорты» в бою или на охоте, чтобы понять — это не просто отряд, а скорее единый организм. Сплоченный, натренированный и безотказный.

По совести говоря, рядовые служительницы Девы «золотых» не очень-то жаловали. Кто-то просто завидовал, не сумев попасть в ряды избранных. Кто-то усматривал в избранности «золотой когорты» вопиющую несправедливость, нарушающую всеобщее равенство. Кто-то побаивался. Слишком уж хорошо все у них получалось. Будь то метание дротиков, рукопашный бой или схватка на мечах. Все-таки, какими бы необычными женщинами ни были амазонки, они от этого не переставали быть женщинами.

Как показало время, Алкеста не зря искала подвоха в новом назначении. Охрана приморской границы была скорее прикрытием истинной цели. Основной задачей догадливой воительницы стало изучение характера новой подруги, ее вкусов и привычек. Девушке из «золотой когорты» предназначалась редкая для амазонки судьба: она приглянулась сыну вождя племени каллатов, владевшему землями к западу от Государства Афины, и, по решению Совета Жриц, должна была вступить в брак для укрепления мирного договора амазонок и их соседей.

Никто, кроме всезнающих богов, не ведал, чем Элга смогла покорить сердце темноволосого Герсея, которого и видела-то всего один раз. Год назад юноша вместе с отцом присутствовал при заключении договора Перемирия. Сероглазая телохранительница вместе с «золотыми» подругами участвовала в Танце Боя, демонстрировавшем неуязвимость служительниц Афины для оружия смертного. Элге выпала часть церемонии, в которой соперницы разили друг друга копьями, оставаясь невредимы. Зрелище, надо отметить, было отнюдь не для слабонервных. Несколько лет назад один из эллинских послов, увидев, как девушки пронзают друг другу грудь и живот блестящими жалами, изверг все съеденное на праздничном пиру под ноги танцорам. Царица даже хотела запретить показ этого ритуала иноплеменникам. Однако жрицы Совета настояли.

–Пусть знают, на что способны служительницы богини. Лишний раз подумают перед тем, как напасть. К тому же каллаты — не эллины. Им подобная мягкотелость несвойственна.

И обряд был исполнен. После того, как разгоряченная танцем девушка выбежала за пределы песчаной площадки, к ней подошел темноволосый воин, и молча протянул массивное золотое украшение для волос. Элга рассмеялась. В отличие от домашних женщин, которым холеные кудри были необходимы для ублажения мужских взоров, длинные косы у амазонки могли сослужить плохую службу своей хозяйке. Оказавшись в руках противника, они удерживали их обладательницу лучше любого аркана. Девушка красноречивым жестом провела по своим коротко остриженным прядям, поблагодарила каллата мимолетным кивком и скрылась за спинами подруг.

Подсмотревшая ненароком эту сцену Верховная Жрица Афины, от глаз которой не могло укрыться ничего в племени, еще тогда подумала, какой красивой парой могли бы стать эти двое. Юная амазонка и молодой каллат. Почти одного роста. Схожего крепкого сложения. Только девушка была белокожей и светловолосой. А смуглый мужчина с короткими темными кудрями напоминал уроженца восточных племен. «Надо предложить отцу этого воина, отпустить сына на Праздник Продолжения Рода, когда придет пора для Элги становиться матерью, — решила она тогда. — Крепкие дети никогда не бывают лишними». И Астарта задумала во время ближайшего Служения обсудить проблему с другими жрицами Совета. А спустя всего несколько месяцев, Агессандр, вождь племени каллатов и отец Герсея, прислал гонца с предложением скрепить мирный договор двух племен брачным союзом своего сына с одной из девушек «золотой когорты». Илгмар, Царица амазонок, благосклонно отнеслась к предложению вождя мужского племени. Тогда-то Астарта и вспомнила про отвергнутый подарок. Кандидатура невесты была избрана, а участь Элги решена. Жребий подруги-соглядатая достался зеленоглазой Алкесте. Смышленая воительница пограничного степного отряда, узнав о доверии, оказанном ей Высшим Советом, согласилась, не раздумывая.

Элга же, узнав о решении Совета Жриц, разбушевалась. Что, учитывая ее способности «золотой», было делом небезопасным для окружающих. Справиться с разъяренной невестой оказалось под силу только матери. Однако Рольга, одна из сильнейших воительниц передового отряда, не собиралась уговаривать дочь поступать против своего сердца.

— Она достаточно взрослая, чтобы самой во всем разобраться, — ответила мать избранницы на предложение Астарты. — С детства моя девочка принимала решения сама, и ты, Верховная, не раз говорила, что в этом проявление благосклонности Девы. К тому же я не уверена, что от союза осла и пантеры можно ждать чего-либо, кроме крови.

Возразить на подобные доводы было нечего, а спорить с Рольгой, чье влияние на Царицу было немногим меньше, чем у всего Высшего жреческого Совета, Астарта не стала. Однако, убедившись, что помощи от матери невесты ждать не приходится, жрица и не подумала отступаться. По ее распоряжению Верховный Совет амазонок отправил Элгу на прибрежный охранный пост. Назначив в подруги доверенную воительницу, получившую недвусмысленные инструкции от Высшей Жрицы: подготовить «золотую» к предстоящим переменам.

Алкеста очень хорошо запомнила предшествующий отправлению разговор с Верховной. Астарта, как всегда облаченная в темно-багровый хитон, тяжелыми складками облегающий полную фигуру, восседала на каменном сидении из драгоценного голубого мрамора. И ее знаменитый бархатный голос обволакивал почтительно преклонившую колени собеседницу.

— Помни, дитя мое, бессмертные боги, бесспорно, многое определяют в нашей жизни. Но, чтобы чего-то добиться нам и самим следует прилагать немалые усилия. И шанс подняться над окружающими дается всего лишь раз.

Астарта задумчиво потерла мягкими пальцами свой высокий лоб. После чего многозначительно добавила:

— Если вообще дается.

Вторая по значимости персона в Государстве амазонок (а, по мнению Посвященных, так и вообще первая) замолчала. Орехово-карие глаза пытливо впились в лицо Алкесты. Словно Верховная пыталась рассмотреть мысли собеседницы. Девушка внутренне съежилась. О способностях Астарты читать в душах ходили легенды. А вдруг увиденное не понравится жрице? Однако взгляд Астарты оставался по-прежнему доброжелательным, когда Верховная посчитала нужным продолжить наставления.

— Тебе выпал редкостный случай доказать свои таланты в служении совоокой. Объясни этой девочке ее цель. Укажи ей дорогу, ведущую к этой цели.

Алкеста почтительно приподняла руку, испрашивая разрешения говорить. Астарта милостиво кивнула:

— Слушаю тебя, дитя мое.

— Но почему нельзя просто выдать Элгу замуж, ничего не объясняя и не воспитывая? Все мы в руке Девы. И никто из воительниц не смеет оспаривать воли ее.

— Верно, — ласково проворковала Астарта. — Приказать можно. Можно настоять, приказать, а если нужно, то и заставить. (Голос жрицы переливался от мягких обертонов до твердости стали в такт произносимым словам). Только не в этом случае. К каждому человеку можно подобрать подходящий ключ, если постараться. Так вот эту девочку не стоит принуждать или запугивать. Такие, как она, могут горы свернуть. Но только если уверены в своей правоте. И твоя задача сделать так, чтобы она почувствовала себя правой. Чтобы научилась видеть в выпавшей доле не наказание, а высокий долг. Ясно?

Алкеста торопливо кивнула, чувствуя, как внутри нее все холодеет под пронзительным взглядом всеведущих темно-карих глаз. Астарта милостиво улыбнулась, едва шевельнув уголками губ

— Хорошо, если так. И помни: люди, сумевшие быть полезными Высшему Совету, никогда не остаются без вознаграждения. Ступай.

Уже выходя из комнаты, где принимала ее Верховная жрица, Алкеста расслышала произнесенные вдогонку слова:

–Так же, впрочем, как и провинившиеся никогда не могут избежать наказания.

Темнокосая амазонка ощутила тогда, как по коже пробежали леденящие жалящие мурашки. Служительницы Афины хорошо знали, что Астарта никогда не произносит слов, если не желает, чтобы они достигли чьих-то ушей. И значит, фраза о наказании была произнесена не случайно. «Что ж, — тряхнула длинными косами амазонка. — Чем сложнее задача, тем дороже награда». И она принялась за дело. Не день и не два ломала Алкеста голову над тем, как вызвать Элгу на разговор о каллате и ненавязчиво выяснить отношение подруги к предстоящему браку.

Сама Алкеста презирала мужчин всеми силами души. Эти грубые, похотливые создания не вызывали у нее иных чувств, кроме презрения. Когда год назад от копья кочевника на пограничном рубеже погибла мать девушки, ненависть была столь велика, что бросила амазонку в одиночку штурмовать укрепленный сторожевой пост пандеитов. Алкеста чудом уцелела тогда в неравной схватке. Прерванной, на ее счастье, появлением соплеменниц, вовремя заметивших отсутствие подруги. Совету Жриц пришлось немало потрудиться, чтобы хоть как-то сдержать ее стремление мстить любому из представителей мужской породы. Постепенно боль утраты притупилась и стала глуше, однако Алкеста наглухо замкнулась в себе. Девушка старательно избегала привязанностей, решив про себя никогда больше никого не допускать в свое сердце. Ведь когда нечего терять, то и жалеть не о чем. Однако, прожив несколько недель на прибрежной границе, Алкеста поймала себя на том, что, вопреки установленным правилам, поделилась своими переживаниями с Элгой, чей смешливый и неугомонный характер был полной противоположностью ее собственному. Для своей «позолоченной» подруги, как она ее называла, Алкеста приоткрыла маленькую дверку внутрь своей накрепко запертой души. И теперь только Элга и Всемогущие боги знали, что на самом деле таится в ее сердце и мыслях. Правда, и «золотая» в ответ на подобную откровенность с удовольствием делилась с Алкестой своими мыслями и чаяниями. Так что выполнение задания, полученного от Верховной жрицы, послужило на пользу обеим девушкам.

С тех пор прошел почти год. Такой срок был назначен Верховным Советом Девы. В течение всех этих дней жрицы Совета передавали Элге свои неисчерпаемые познания в искусстве ведения переговоров, врачевания ран, убеждения собеседника. «Золотая» должна была стать глазами и ушами Девы во враждебном мире, управляемом мужчинами. И все это время Алкеста старалась убедить подругу в необходимости нежеланного брака.

Задание оказалось не из легких. Однако, живое тянется себе подобному. И, прожив несколько дней на прибрежной границе, девушки уже доверительно болтали о любых вещах, включая предстоящий брак амазонки с каллатом.

За размышлениями стадии дороги промелькнули совсем незаметно. Алкеста очнулась оттого, что спина коня перестала привычно вздыматься и опадать. Эргос замер у подножия Храма Девы, ожидая, пока хозяйка соизволит отпустить его полакомиться сочной травой храмового пастбища. Амазонка легко спрыгнула с атласного крупа скакуна. Ловко одернула бело-зеленый хитониск, и, поправив перевязь меча, заспешила в святилище.

В те мгновения, когда длинные ноги Алкесты пересчитывали многочисленные ступени прибрежного храма, торопясь на доклад к Верховной, Элга проснулась. Перевернулась на спину, закинув за голову гибкие сильные руки, и некоторое время просто нежилась, разглядывая мириады пылинок, плясавшие в солнечном луче. Потом улыбнулась, выпорхнула из теплых объятий пушистого покрывала и потянулась, как кошка, грациозно прогнувшись тренированным крепким телом. Накинула любимый голубой хитониск, мягко облегавший фигуру и ничем не стесняющий движения, и выбежала из шатра. На мгновение девушка замерла, ослепленная яркими солнечными лучами, но вскоре глаза уже привыкли к яркому свету, и взору амазонки открылась прозрачная голубизна неба, бескрайняя даль степи и белоснежный силуэт ее скакуна на фоне изумрудной травы. Элга звонко рассмеялась. Все в этом мире было таким свежим, радостным и чистым и все это принадлежало ей: и свежесть ветра, и хрустальные трели птиц, и соленый запах моря.… Как же хорошо жить!

Девушка закинула руки за голову, подставив лицо потокам солнечной благодати, и вспомнила, удивительный сон, посланный ей этой ночью Великой Девой. Синеглазый светловолосый великан нес ее на руках по ночному лагерю амазонок, и его горячее дыхание обжигало ей шею…

Единственным мужчиной, с которым Элга общалась до сих пор, был посватавшийся к ней Герсей, но он совсем не походил на того грозного полубога, к которому она прижималась во сне. Встряхнув головой, прогоняя остатки сна, амазонка звонко прокричала: «Приветствую тебя, златоокий Гелиос, дарящий тепло и жизнь каждому в поднебесье!» И радостно замахала рукой, дружески приветствуя огнеликого обитателя небес. Этим утром она любила весь мир, на равных приветствуя всех его простых и бессмертных обитателей.

Услышав голос хозяйки, белоснежный Анемон, пасшийся неподалеку, вскинул гордую голову и рысью направился к Элге. Распахнув руки, амазонка легкими прыжками ринулась навстречу коню и, нежно обняв атласную шею, коснулась губами верхней губы лошади. Анемон замер на мгновение, наслаждаясь лаской, потом ткнулся мягкими губами в шею хозяйки и коротко заржал — друзья поздоровались. Перебирая гриву коня, разглаживая чуткими пальцами перепутанные белые пряди, Элга поведала боевому товарищу про необычный сон, а Анемон понимающе кивал и терся породистой мордой о ее плечо.

Поговорив с приятелем, крепконогая воительница отправилась в их с Алкестой жилище, чтобы взять уздечку и оружие — наступало время утреннего объезда берега. Стоя в полумраке палатки, амазонка (в который раз) залюбовалась чистыми линиями золотистого шлема, подаренного ей в день зачисления в когорту телохранительниц. По гладкой поверхности струились затейливые узоры, изображавшие великий бой: гривы лошадей, обвивавшие древки копий, наполненные священным вдохновением битвы лица амазонок, изломанные в боевой ярости силуэты их противников — все это дышало жизнью, составляя разительный контраст с глазами фигур, широко раскрытыми и неподвижными, согласно древней традиции мастеров Государства амазонок. Глядя на безупречные линии доспехов, Элга задумалась.

Неужели ей, полной жизни и сил, исполненной священной радости боя и таинственной мудростью Служения, придется подчинить свою жизнь темноволосому иноплеменнику, который значил для нее не больше, чем шум прибоя на морском берегу?! Почему именно ей выпала такая доля? Для чего надо сменить короткий родной хитониск на длинное неудобное одеяние, тяжесть боевого меча на прялку, а задорные гимны на тягучие песни каллатов!? Ее тело, привыкшее к битвам и бешеной скачке, станет игрушкой чужого мужчины. А вся жизнь пройдет в сумраке чужой палатки в ожидании очередной прихоти человека, который, неизвестно почему, пожелал сделать ее своей женой. Элга брезгливо поморщилась, представив ожидающие ее невеселые перспективы. Как обидно!

Элга отказывалась понимать, почему Служение в племени каллатов более нужно Деве, чем боевая доблесть внутри «золотой когорты». Она была согласна с наставлениями жриц о том, что, зная привычки, обычаи и обряды врага, ты становишься сильнее его, но душа, дарованная амазонке всезнающими богами, не желала расстаться со свободной и независимой жизнью воительницы. Элге было пока неведомо то безумное чувство, которое толкает женщину против правил и устоев. И она ни капельки бы не жалела, если бы Герсей предпочел ей одну из девушек собственного племени. Или любую из амазонок. Мало ли среди ее подруг настоящих красавиц! И, пожалуй, некоторые из них с радостью откликнулись бы на подобное предложение. Взять хотя бы Эрис. Эта девушка с нежным лицом и мечтательными глазами была совершенно не похожа на истинную воительницу. Рожденная от какого-то чужестранца после очередной Ночи Продолжения Рода, она напоминала иноземный цветок среди привычной травы. Больше всего она любила мечтать, глядя в бесконечную даль степи или петь тихие задумчивые песни о неведомых землях. Нередко в танце Афины Эрис сбивалась с ритма, погруженная в свои никому неведомые мысли, а, увидев Герсея впервые и вовсе каменела, не сводя с каллата печальных зеленовато-серых глаз.

Анаитис, одна из Совета Жриц, даже предлагала Царице амазонок отдать за иноплеменника Эрис, чтобы разом избавить племя от лишней обузы и поладить с соседями. О том разговоре амазонке под страшным секретом поведала ее мать, сама входившая в число жриц Совета.

— Элга слишком хороша для того, чтобы отдавать ее этим варварам. Она хорошо сражается, легко понимает чужие языки, а в искусстве телохранительницы уже сейчас имеет себе мало равных. К тому же Астарта считает, что Асклепий отметил ее своей печатью, дав верную руку и трезвую голову. Зачем отдавать племенную кобылу, если этим мужланам вполне достаточно смазливой ослицы вроде Эрис?

Элга с удовольствием улыбнулась, представив себе Анаитис, произносящую эти слова. Анаитис, предмет ее искреннего восхищения. Старшая наставница амазонок в искусстве ближнего боя, сухощавая женщина непонятного возраста, с черными прямыми волосами и раскосыми миндалевидными глазами. Жрица Афины способная убивать любым видом оружия или голыми руками. Выдающаяся воительница, над которой, по мнению многих ее воспитанниц, было не властно даже беспощадное время. Во всяком случае, совершенно не изменившаяся на протяжении тех лет, что Элга ее знала. Беспощадная в схватке, прямолинейная в суждениях. И этим так разительно отличавшаяся от сладкоголосой интриганки Астарты. С ней Царица чувствовала себя гораздо свободнее, чем с Верховной жрицей. Однако проницательности Верховной этой амазонке явно не хватало.

— От этого недоразумения все равно нет никакой пользы. В танце она незаметна, для битвы — хрупка, а для жрицы не слишком уж наделена мудростью.

Царица тогда спокойно выслушала монолог советницы. И решительно качнула золотистым гребнем шлема.

— Не считай каллатов глупее нас, — ответила Илгмар. — То, что человек родился мужчиной, еще не делает его ошибкой богов. Агессандр хочет именно Элгу. И хотя мне самой жаль расставаться с одной из «золотых», мирные отношения с соседями стоят одной амазонки. Лучше пожертвовать Элгой, чем вести бесконечные бои на западной границе.

Астарта, присутствовавшая при разговоре, поддержала Царицу, и судьба Элги была решена. И несмотря на жгучее нежелание покидать племя, Элга понимала, что не может отказаться от миссии, возложенной на нее Советом. Амазонка нахмурилась, чувствуя, как утекает сквозь пальцы радужное утреннее настроение. Впрочем, огорчиться по-настоящему ей не удалось, потому что в палатке появилась раздосадованная морда Анемона. Во взгляде коня читалась почти человеческая обида. Его бросили! Благодатной неистовой скачке предпочли никому не нужные размышления в этом тесном загоне! Жеребец обиженно фыркнул и укоризненно уставился на хозяйку.

Элга встрепенулась, хлопнула коня по носу и стала быстро собирать снаряжение. Поразмыслив, амазонка решила не надевать кольчугу и шлем, вопреки установленным правилам. Все равно никто не увидит. Суровая, как прибрежные скалы, во всем что касалось установленного порядка, Алкеста еще не вернулась. А Анемон вряд ли станет возражать против ее вольности в по отношению к форме. Подхватила колчан со стрелами, короткий меч. Боевой нож привычно скользнул в ножны, закрепленные на правой голени. Выйдя из палатки, амазонка взнуздала коня и, поправив пятнистую шкуру, прикрывавшую белоснежный круп, вскочила на спину лошади. Анемон, хорошо знающий привычки хозяйки, с ходу взял крупной рысью, направляясь к морю. Эта дорога уже несколько месяцев оставалась для них неизменной. Все вокруг было, как всегда, однако уже через пару парасангов Элга почувствовала нарастающее в груди напряжение. Что-то подгоняло ее, тревожно постукивая в виски невидимыми молоточками. Почувствовав нетерпение хозяйки, Анемон перешел на широкий галоп, отчего выгоревшая степная трава под его копытами слилась в пестрый серебристо-зеленый ковер. Мчась вдоль полосы прибоя, Элга привычно окинула взглядом море.… И в тот же миг ее сердце сжало когтистой лапой — на фоне бирюзовой глади, неумолимо, словно дыхание Аида, возвышался черный корабль, украшенный головой неведомого чудовища. На палубе застыла одинокая мужская фигура в темных доспехах. Лучи солнца весело посверкивали на отделке рогатого шлема.

За то время, пока Анемон скакал по песчаной полосе пляжа, Элга успела рассмотреть достаточно, чтобы оценить опасность вторжения. Предстояло без промедления оповестить хранительниц Храма. Амазонка пришпорила коня и что есть мочи помчалась к прибрежному святилищу. Бесшумно взлетев по каменным ступеням, Элга бросилась к подруге, стоявшей возле статуи Девы.

— Алкеста! Там…. — выдохнула она.

Высокая амазонка остановила ее жестом руки.

–Тихо! Я все знаю. Отсюда хорошо просматривается побережье. Тебя заметили и спустили лодку. Воин в рогатом шлеме у них, судя по всему старший. Он говорил с соплеменниками, а потом двое мужчин отправились на берег. Совсем скоро они будут здесь. — Травянисто-зеленые глаза воительницы хищно поблескивали, предвкушая схватку. — Я думаю, пришло время, познакомить их с нашими правилами.

Пошептавшись несколько минут, девушки покинули храм, спустились с холма и, разнуздав коней, юркнули в потайной ход Подземного Храма.

Живая статуя

Тангл и Свавильд благополучно пристали к неведомому берегу. Едва нос лодки ткнулся в песок, как худощавый мореплаватель спрыгнул в прибрежное мелководье, вспугнув стайку студенистых медуз. Великан присоединился к товарищу и, спустя несколько мгновений, необходимых чтобы вытащить суденышко подальше на песок, воины направились к отпечаткам копыт, темневшим на ровной полосе пляжа.

— Здесь прошел некованый конь с небольшим грузом на спине. Либо невооруженный мужчина, либо женщина. Следы совсем свежие. А поскольку мужчин Тор не видел… — Свавильд многозначительно прищелкнул языком, сверкнув бирюзовыми глазами. Тангл никак не отреагировал на замечание приятеля. Проследив цепким взглядом направление следов, он молча направился по золотому песку по направлению к Храму. Свавильд двинулся за ним, глубоко увязая в песчаной россыпи.

Обогнув холм, норвеи увидели вполне мирную картину: двое коней, ослепительно-белый и золотисто-рыжий, разгуливали по изумрудной траве. Увидев незнакомцев, они на секунду повернули точеные головы в сторону пришельцев, а затем вновь принялись мирно щипать траву.

— Они знают людей. Если мне не изменяет разум, это боевые лошади. — промолвил Тангл. — Смотри, ветер с нашей стороны, а их совсем не тревожит запах железа.

— Так давай поймаем их, — предложил Свавильд. — Никто не знает, как далеко от берега ближайшее поселение, а ехать верхом все лучше, чем топать на своих двоих. Да и отбиваться от нападения с коня гораздо удобнее.

Младший воитель недоверчиво мотнул головой. По его мнению, для норвейского воина ничего не было лучше для сражения, чем палуба родного драккара. Однако, спорить не стал, направившись к лошадям. Но не прошел и десяти шагов, как оба животных, развернувшись, словно по команде, затрусили прочь. Свавильд ринулся наперехват и почти настиг белого скакуна, как вдруг тот остановился и, неожиданно взбрыкнув, обрушил мощные копыта на грудь норвея. Не будь на северном мореходе великолепной хольмградской кольчуги и легкого нагрудного панциря, валяться бы ему на шелковистой траве с размозженными ребрами. Мысленно поблагодарив Одина за надежные доспехи и крепкие кости, Свавильд поднялся на ноги и, досадливо сплюнув, повернулся к товарищу.

— По-моему, они все-таки дикие. Посмотри, на крупе нет потертостей от седла, да и не подкованы они.

Тангл в задумчивости почесал затылок, взъерошив и без того изрядно спутанную копну волнистых волос. И задумчиво вымолвил:

— Не-ет, на диких непохожи. Непривычные к человеку лошади при нашем появлении предпочли бы убраться подальше, а эти подпустили к себе совсем близко. Скорее, просто приучены к одному хозяину. Помнишь, Гарольд рассказывал в сагах, что восточные племена приручают лошадей так же, как мы собак. Похоже, здесь обитает как раз такое племя.

— Ладно, возьми их Локи, этих лошадей. В конце концов, мы не коневодствовать сюда пришли. Где эта девка, которую видел Тор? Может, она ему спросонок примерещилась?

— Ну да, вместе со следами на песке. Пойдем, поднимемся в храм, может быть, там кто-нибудь есть.

Мужчины поднялись по широким белым ступеням и очутились в сиреневатом сумраке святилища. На высоком жертвеннике в центре зала, курились благовония в изящной серебряной чаше. Недолго думая, Свавильд сграбастал сосуд своей мощной лапищей и поднял ее к свету, чтобы лучше рассмотреть узор, отчеканенный по краю. Тотчас же в воздухе что-то сверкнуло, и помещение наполнилось ревом великана. Через оба предплечья воина, пронзив их насквозь, прошел короткий боевой дротик, украшенный золотой насечкой. Злополучный кубок, с мелодичным звоном откатился в сторону. Тангл, не спеша, подошел к спутнику.

— Хороший выстрел, — спокойно заметил он. — Быстро и точно. Благодари Вотана, что не в горло.

Поджарый воин внимательно осмотрелся вокруг, ощупывая рысьими зоркими глазами каменные выступы и ниши. Никого. Словно дротик, поразивший могучего морехода, возник из небытия.

— Хотел бы я знать, где же стрелок.

— Я его со дна моря достану! — зарычал рассвирепевший Свавильд. — Я покажу этому трусу, стреляющему из-за угла, что значит напасть на сына фьордов! Я ему все ребра по одному переломаю!

Сотрясая воздух громогласными проклятиями, Свавильд повернулся к Танглу и протянул ему поврежденные руки.

— Во имя Одина, сделай что-нибудь. Не могу же я ходить с этой пакостью, словно стреноженная лошадь.

Норвей, не спеша, осмотрел рану. Повреждение было не опасным, если только стрелявший не имел скверной привычки смазывать дротики ядом. «Однако, в этом случае, Свавильд уже приветствовал бы своих предков в чертогах Вотана, — решил Тангл. — Похоже, нас просто хотели предупредить, чтобы мы ничего здесь не трогали».

Тангл достал из-за пояса грязную тряпицу, бывшую когда-то богато расшитым платком, и разорвал ее пополам. Переломил дротик, резким движением вырвал обломки из раны. И зажав в зубах обрывок тряпицы принялся перевязывать руки великана, из которых сбегали на плитки под ногами частые кровавые капли. Пока он пытался пристроить небогатый запас ткани на могучих мускулах, богатырь насмешливо заметил:

— Пожалуй, Тана будет не слишком рада, увидев свой подарок в таком виде. Ну да ладно, мы объясним ей, что ты спасал друга. Главное быть с нашей красавицей поласковее и тогда твоему родству с Тором такая мелочь не помешает.

И Свавильд легонечко, по своим меркам, толкнул приятеля локтем, отчего тот едва не опрокинулся на спину. Человеку, не привыкшему к подобным «нежностям», пришлось бы, ой, как несладко. Силища Свавильда и впрямь была неимоверной. Тангл раздраженно поморщился, потирая занывший бок.

— Мне нет никакого дела до того, что…..

До чего не было дела молодому воину, Свавильду не суждено было узнать, потому что тот вдруг замер на полуслове, уставившись на что-то за спиной товарища. Великан обернулся.

В углублении стены за беловато-розовым жертвенником стояла женщина. Короткая юбка, набранная из металлических пластин, прикрывала ее ноги до середины бедра, золотистая кольчуга плотно охватывала крепкое тело, а на голове мерцал шлем такой красоты, что при одном взгляде на него у Свавильда зачесались простреленные руки. В правой руке девушка держала короткий обоюдоострый меч, левая была протянута по направлению к северянам. Открытая ладонь недвусмысленно была обращена к чужеземцам в запрещающем жесте. Проникший неведомо откуда солнечный луч, скользнул по фигуре незнакомки, и Тангл невольно зажмурился от острого проблеска массивного браслета на правом плече. Лицо незнакомки было спокойным и чистым. Серо-голубые глаза под ровными бровями смотрели отрешенно и холодно. Так смотрят жрецы на скачки и увертки жертвенного козла.

Незнакомка сделала шаг вперед и произнесла короткую фразу. Воины недоуменно переглянулись. Этот язык им был незнаком. Или это какое-то обрядовое наречие? Судя по всему, судьба столкнула их с хранительницей местного святилища. Тангл сделал шаг вперед и, указывая на силуэт корабля, видимый из храма, как на ладони, заговорил:

— Мы приплыли по морю на этом судне. Темные Боги помешали нам, когда мы возвращались домой. Мы не причиним вам вреда. Нам нужны лишь вода и пища. Позови мужчин, мы хотим разговаривать с главой вашего племени.

Сын северных фьордов, как мог, старался сопроводить свою речь понятными любому человеку жестами, то изображая греблю на лодке, то старательно пережевывая воздух.

Незнакомка чуть приподняла брови, с интересом вслушиваясь в незнакомую речь, затем указала на Свавильда и на серебряную чашу, лежащую у ног великана, и коротко произнесла новую фразу на своем языке.

— По-моему, она хочет, чтобы ты поставил это на место, — неуверенно произнес Тангл.

— Еще чего! — взревел Свавильд. — Не хватало еще сыну Вотана, слушаться приказаний какой-то желторотой пигалицы! Сейчас я объясню этой крошке, как нужно разговаривать со своим будущим хозяином!

Великан сделал шаг по направлению к воительнице, но в тот же миг в воздухе тонко свистнул кожаный ременной аркан, неведомо откуда взявшийся в руках у незнакомки, и многострадальные руки викинга оказались намертво прихвачены к мощному туловищу. Удивительная девушка отточенным движением перекинула конец ременной петли через жертвенник. Меч в ее руке грозно блеснул, когда незнакомка вновь повторила короткое приказание на своем языке. В мелодичном голосе проступили металлические нотки человека, привыкшего отдавать приказания. Ровные тонкие брови сошлись к переносице, а серо-голубые глаза превратились в два стальных клинка, пронзающих противника насквозь.

Тангл мощным прыжком оказался рядом с обидчицей Свавильда.

— Отпусти, — рванул он на себя конец ременного аркана. Норвей по привычке напружинил ноги, чтобы устоять, когда девушка выпустит ременную петлю.

Он уже приготовился скрутить аркан, оказавшийся у него в руках, но поторопился. Несмотря на нежность кожи и плавность форм, в руках незнакомки таилась не девичья сила. В ответ на рывок Тангла ремень лишь натянулся, оставшись в руках воительницы. Пропустив мимо ушей гневный окрик норвея, незнакомка сделала скользящий шаг вперед и, вырвав аркан из рук нападающего, с силой толкнула его в грудь, одновременно подсекая ногу. Великий сын Вотана с грохотом растянулся на полу, словно сопливый мальчишка. Уловка была нехитрой, но такой неожиданной, что северный воин не успел противопоставить ей ничего из своего богатого боевого запаса. Тангл, стоял слишком близко к ступеням, ведущим к подножию храма, и толчок амазонки опрокинул его к самому краю лестницы, заставив пересчитать боками несколько острых выступов до того, как он сумел сгруппироваться и подняться на ноги.

За те короткие мгновения, пока он шлифовал одеждой храмовую лестницу, амазонка успела укрепить ременную петлю на каменном жертвеннике, и великан Свавильд теперь напоминал шкодливую козу, посаженную на короткий поводок возле хозяйского палисадника. Вопреки своим привычкам богатырь молчал, изумленно вытаращив глаза на такую невидаль. Шутка сказать, девка, сумевшая дать отпор сразу двум воинам-мореходам. Вот уж воистину, мир полон чудесами! Если бы при их появлении незнакомка в страхе покинула Храм или нашпиговала их стрелами, скрываясь в потайных уголках святилища, Свавильд понял бы ее поступок и не осудил. Война есть война, а любой чужестранец с оружием — возможный враг. Но чтобы женщина вышла на открытый поединок, да еще умела достойно владеть оружием?! Это было за пределами понимания сына фьордов.

Тангл, взбешенный происшедшим, уже вновь ворвался под высокие своды храма, и его меч угрожающе запел, рассекая воздух. Скользящим кошачьим шагом, способным удерживать равновесие на качающихся досках палубы, норвей приблизился к золотистой фигуре. Он был в более выгодном положении: его длинный меч не давал амазонке подойти на расстояние, с которого можно было бы нанести точный удар. Однако легкой победы, которую ожидал сын Вотана, не получилось. Более короткий клинок не позволял девушке достать воина, однако облако, сотканное из стали, закружилось перед лицом северного пришельца, заставляя его попятиться. Теперь Танглу приходилось постоянно коситься себе за спину, чтобы вновь не загреметь вниз по ступеням. Нападая и уворачиваясь, парируя удары и нанося короткие колющие выпады, амазонка оставалась совершенно спокойной. На девичьем лице не отражалось ни ярости, ни напряжения. Каждая черточка его дышала уверенностью, и это обескураживало противника даже больше, чем сила и точность ударов. Тангл намеревался захватить незнакомку живьем и теперь двигался более осторожно, намереваясь перерубить ремень, связывающий Свавильда. Вдвоем они без труда одолеют незнакомку, не причиняя ей тяжелых увечий. Такая игрушка вполне сможет развлечь даже самого требовательного из сыновей Вотана. Заполучить столь необычную наложницу, все равно, что приручить дикую рысь, заставив опасного зверя мурлыкать у собственных ног. И почетно, и удивительно, и приятно…

Извернувшись, Тангл начал шаг за шагом теснить девушку к жертвеннику, приближаясь к привязанному великану. Амазонка быстрее заработала мечом, уверенно парируя удары. Поединок все еще сохранял свое хрупкое равновесие, словно капризные богини судьбы, не решались присудить победу одной из сторон.

И в этот момент Свавильд вышел из оцепенения. Он напряг мышцы, и ременной аркан жалобно затрещал, раздираемый напряжением могучей плоти. Амазонка стремительно оглянулась, на секунду открывшись. Тангл занес меч над золотистым шлемом. Рука воина стремительно пошла вниз. И тут в глазах у норвея неожиданно потемнело, и опаленное жгучей болью сухощавое тело выгнулось в жестокой судороге. Пару мгновений, показавшихся молодому мореходу вечностью, он пытался втянуть хотя бы капельку воздуха в распахнутый рот. Взирая на невесть откуда замаячившую перед глазами фигуру в серебристо-черных доспехах. А потом сознание милосердно погасло. Норвей рухнул, бессильно распластав длинные загорелые руки. Падая, он зацепил жертвенную чашу, и она с печальным отзвуком откатилась под ноги его противнице.

Обладательница золотого шлема, ни на минуту не замедлив начатого перед нападением Тангла движения, быстро развернулась и с размаху нанесла удар ребром ладони по горлу Свавильда. Великан беззвучно осел на плиты пола и затих рядом с напарником. Алкеста, чей меч остановил атаку Тангла, радостно рассмеялась.

— Молодец Элга! Это было достойное зрелище! Кареглазый неплохо владеет мечом, — амазонка скользнула глазами по безжизненной фигуре. — Точнее владел. Жаль, у него уже ничему не научишься. Я засекла несколько ударов, которых не знала раньше. — Алкеста ласково шлепнула по золотистому плечу подруги.

— А вот со вторым ты расправилась безупречно. Это что, выучка «золотых»? Значит, это не просто сплетни, что вас учат сражаться без оружия?

Элга промолчала. Она не слишком любила распространяться об умениях телохранителей. Алкеста чуть шевельнула точеными плечами.

— Ну-ну, храни свои тайны, детеныш Девы. Не буду расспрашивать. Давай-ка лучше посмотрим, на что они еще годны?

От чувствительного пинка под ребра Свавильд коротко всхрапнул, начиная приходить в себя. Элга невольно поморщилась. Ей ли не знать, какая неприятная штука удар носком боевой сандалии. Алкеста опустила уже приподнятую для очередного тычка ногу, наткнувшись на гримасу подруги.

–Ох, Афина-воительница, до чего же мы нежные. Ладно, пусть поживет пока. Эй ты, боров, поднимайся давай. Не волочить же мне этакую гору мяса на собственном загривке. Тут неровен час, спина треснет.

Старшая амазонка повернулась к подруге.

— Этого, — коротким взмахом прочертила она воздух в сторону Свавильда, — я заберу с собой в лагерь. Пусть с ним поговорят жрицы и Светлейшая.

Болотно-зеленые глаза переместились на остававшегося недвижимым юношу.

— А вот молодой, пожалуй, уже не жилец.

Следуя за взглядом подруги, Элга наклонилась к поверженному врагу. Сквозь спутанные кудри сочилась кровь. Удар по голове пришелся вскользь, отхватив лоскут смуглой кожи. А затем клинок соскочил на плечо, где благородное лезвие легко разрубило мышцы, вскрыв крупный сосуд, из которого теперь полновесной струей вытекала кровь. Амазонка одобрительно кивнула. Знатный удар. Кость рассечена ровным ударом, словно по линейке, без осколков и крошек. Меч вошел глубоко в плоть, обнажив серо-розовый шевелящийся комок легкого. Милосердный удар. После него долго не мучаются. Лицо воина быстро бледнело. Кровь покидала его тело, а вместе с ней уходила и жизнь. И все-таки он еще дышал. Неровно, слабо, но дышал. Элга всмотрелась в тонкие черты лица. Тени под глазами быстро сиреневели, на щеках разливалась сероватая бледность. На мгновение воин приоткрыл мутнеющие глаза и попытался что-то сказать, но с губ слетел только неясный шелестящий шорох. Будто душа пыталась протиснуться на волю из искалеченного тела. И тут Элга почувствовала, как на нее обрушивается непрошенная жалость. Словно вместе с этим молодым худеньким незнакомцем, что-то исчезает и теряется внутри нее самой. Странное ощущение, до сих пор неведомое юной телохранительнице.

— Что, подружка, задачка не для начинающего лекаря? — съязвила Алкеста. — Тут, поверь мне, даже мудрой Астарте уже нечего делать!

Шутка Алкесты решила судьбу норвея. Элга, совершенно неожиданно даже для себя самой, рванула с плеча взмокший под доспехами хитониск и ловкими движениями начала перевязывать раненого, останавливая ярко-алый поток.

Серые глаза грозно блеснули.

— Я выхожу его! И не смей при мне осмеивать умение Высшей жрицы. Афина-Владычица свидетель, тебе не стоит при мне насмехаться над искусством Астарты! Она может все, даже воскрешать мертвых! Ты сама убедишься, что даже зеленая ученица, получившая крупицу ее мудрости, сможет справиться с этой раной.

Элга вскинула разгоряченное лицо, отчего короткие волосы взметнулись потревоженной серо-золотистой волной.

— Даю тебе слово «золотой». Еще до Осеннего Праздника Девы этот воин вновь сможет держать меч. И научит тебя столь понравившимся тебе ударам.

Алкеста неодобрительно взглянула на подругу, но промолчала — сама виновата. О почитании «золотыми» своей главной наставницы ходили легенды. Отношение телохранительниц к Верховной было сродни поклонения живому божеству. Алкеста прекрасно знала (и была не одинока в своем мнении), что любая из «золотых» пожертвует жизнью, защищая репутацию Астарты. И потому заканчивавшая связывать Свавильда амазонка предпочла не продолжать спора.

— Я еду в лагерь, предупредить остальных. Оставайся здесь и следи за линией берега. Лодок у них, судя по всему, больше нет, а если попытаются добраться до берега вплавь, стреляй без жалости.

Темнокосая амазонка распрямилась, наматывая на руку ремень, намертво прикрученный к путам Свавильда.

— А с этим, — Алкеста бросила брезгливый взгляд на раненого, — не советую возиться. Не хочу сомневаться в твоих способностях, но после моих ударов мало кто выживает. Не трать время!

Элга упрямо мотнула головой.

— Все в руке Девы! Посмотрим к осеннему Празднику!

Еще раз метнув неодобрительный взгляд на подругу, Алкеста покрепче ухватилась за конец ременной сети, которой был скручен рослый воин, и без лишних церемоний потянула свою ношу вниз по ступеням, словно мешок. Короткие возгласы Свавильда, по интонации больше всего напоминающие ругательства, сопровождали их продвижение по ступеням. И хотя Элга не знала этого языка, она нимало не сомневалась, что предки и потомки Алкесты узнали бы о себе много нового из этой прочувствованной тирады.

Однако пора было приниматься за дело, которое она столь опрометчиво поспешила на себя взвалить. Амазонка снова наклонилась к раненому, проверила крепость повязки, сдавливающей плечо, приподняла сиренево-серое веко. Недовольно прикусила губу. Затем принесла из-за жертвенника большой плоский щит, и, подсунув его под спину юноши, волоком потащила едва живого подопечного к потайной двери в глубине храма. Несмотря на худобу раненого, ноша оказалась нелегкой. От напряжения под гладкой девичьей кожей проступили тяжи тренированных мышц, крепости которых позавидовал бы любой мужчина. Впрочем, на лице не отразилось особого напряжения. Видывали амазонки нагрузки и похуже. Дотянув норвея до заветной цели, Элга опустила юношу на пушистую пятнистую шкуру. Выпрямилась, потирая натруженную спину, и решительным шагом направилась в дальний угол, где у нее хранился сундучок с лечебными снадобьями.

Жрица Асклепия

В комнате за алтарем было прохладно и тихо. Только хриплое натужное дыхание раненого нарушало благословенный покой помещения, в котором телохранительницы обычно отдыхали после обрядов и праздников. Через отверстие в потолке внутрь проникали солнечные лучи, рассыпаясь золотистыми брызгами по всем уголкам.

Девушка поправила маленькую подушку в изголовье ложа, и неожиданно для себя самой ласково провела рукой по оплечью кожаной рубахи. Сердито насупилась, пугливо отдернув руку. Еще не хватало! С чего вдруг воину Девы пришла в голову блажь жалеть немытого варвара?! Едва не отправившего ее несколько минут назад в царство Аида? Может быть, оттого, что сейчас он не враг, а… Амазонка надула щеки, став похожей на ребенка озадаченного непосильной загадкой. В самом деле, интересно, кто ей теперь этот чужеземец? Не друг же. Однако маленькая ладонь снова потянулась вперед, на сей раз прикоснувшись к спутанной копне волос под непривычным рогатым шлемом. Амазонка ловкими пальцами ослабила ремни снаряжения, освободив голову раненого. Презрительно отбросила чужеземные доспехи, пропитавшиеся запахом прогорклого жира. Руки девушки легко засновали по буграм и впадинкам черепа, продираясь сквозь переплетение давно не мытых волос. Элга отыскивала «Роднички Жизни», чье слабое трепетание свидетельствовало о том, что душа норвея еще не покинула своей искалеченной земной оболочки. Осмотрев первую рану, «золотая» спустилась ниже. Серые глаза чуть прищурились, когда неуловимый взмах боевого ножа рассек пропитанную кровью кожаную рубаху. Амазонка оголила мускулистое смуглое плечо, ощупала края рассеченной плоти, определяя глубину повреждения. Нахмурилась, наткнувшись на царапающиеся осколки кости. А затем извлекала из шкатулки темную склянку и, посыпав из нее на сочащуюся кровью рану немного серого порошка, протерла ладони настоем целительных трав. Чуть задержала дыхание, освобождаясь от посторонних мыслей, и, положив руки на рассеченное плечо, медленными пульсирующими движениями начала понемногу сближать края раны.

Тангл тихо застонал и открыл глаза. Жуткой боли, погасившей сознание, больше не было. На смену ей пришла тяжесть во всем теле, не дающая даже повернуть голову. Северянин беспокойно обшаривал взглядом незнакомое помещение, пытаясь определить, где же он находится. Быть может, именно так выглядят покои Валгаллы?

Тут перед глазами норвея возникло смутно знакомое девичье лицо. Чистая кожа, чуть тронутая золотистым загаром. Пухлые розовые губы, верхняя из которых чуть выступает вперед, нависая домиком над прикушенной нижней. Серо-голубые глаза, сосредоточенно устремленные на его плечо. Короткие блестящие волосы, отливающие золотом. Выходит, он и правда перешел грань между мирами, раз с ним рядом сидит рыжекосая посланница Одина. «Валькирия», — попытались произнести спекшиеся губы. Но шорох, сорвавшийся с них, был настолько слаб, что Тангл даже сам не сумел его расслышать. Норвей попытался приподнять голову, и тотчас внутри черепа взорвался комок боли. Тысячи раскаленных игл впились в правое плечо, раздирая его в клочья. Судорожно втянув воздух, Тангл зажмурился, чувствуя, как снова надвигается на него непроглядная чернота.

Но тут на плечо легла легкая девичья ладонь. И огромный чудовищный монстр, терзающий его тело, съежился и пропал. На смену ему пришло спасительное ощущение прохлады. Норвей почувствовал, как под пальцами незнакомки появилось легкое покалывание, словно невидимый паучок быстро-быстро засучил ножками, соединяя разорванные ткани. Так прошло несколько минут. Или часов. Оглушенный норвей не мог ясно определиться со временем. Наконец, девушка убрала свои руки с его плеча. Коротко стриженая голова склонилась, оценивая результаты своих усилий, и его спасительница удовлетворенно выдохнула: кость снова была целой, а края раны розовато поблескивали, уже не кровоточа. Край голубого хитониска скользнул по обнаженной груди воина, заставив Тангла вздрогнуть от неожиданности. И только теперь целительница заметила, что чужеземец очнулся.

Амазонка усмехнулась, заметив искреннее изумление в зеленоватых глазах раненого, непонимающе уставившихся на сиреневую полосу жреческого браслета, слабо светившуюся на ее плече. Афина Хранительница, да он же почти мальчишка! Ровесник Элги, может быть, лишь немногим старше. Линия подбородка еще хранила детскую мягкость, поросль на щеках только начинала густеть, а острый кадык, проступивший под натянувшейся кожей, был до смешного беззащитным и трогательным. Так выглядит щенок-подросток: уже видны будущие стати свирепого охотника, но еще нет той могучей силы, что свойственна зрелому псу. Элга ласково провела рукой по полотняной повязке, наложенной на голову раненого. А потом опустила в узкогорлый прозрачный кувшин, стоявший рядом, голубоватый камень, извлеченный все из той же шкатулки. Тангл скосил глаза, сморщившись от немедленно проснувшейся боли. Вода в сосуде чуть помутнела, замерцав опаловым блеском.

Приподняв голову юноши, Элга поднесла к его губам чашу с мерцающим раствором, заставляя сделать несколько глотков. Тангл принюхался. Неужели отрава? Хотя, стоило ли возиться с ним столько времени, чтобы теперь травить? Словно прочитав его мысли, девушка укоризненно качнула головой, чуть подтолкнув лекарство поближе к его губам. Настой пах чем-то неуловимо знакомым: бодрящий запах цветущих лугов смешивался с соленым привкусом морского ветра. Пряный вкус наполнил рот норвея свежестью лесных трав, перемешанных со сладостью меда…. Незнакомый напиток, освежил пересохшее горло и заставил кровь резвее бежать по жилам. Сделав несколько глотков, приободрившийся Тангл решил поинтересоваться, как зовут его спасительницу. Но тут дверь резко распахнулась, и на пороге появилась вторая девушка, в руках которой угрожающе серебрился короткий боевой меч.

— Ну что, Аид остался с носом? Болезнь отступила? Или пора раскладывать погребальный костер?

Зеленоглазая амазонка рассмеялась, заметив протестующее движение подруги

— Ну, не вскидывай ты так обиженно голову! Каждый раз удивляюсь твоему сходству с Анемоном. Мне даже иногда кажется, что вы вышли из одного чрева: одинаковый характер и схожие повадки.

Элга старательно свела брови к переносице, изображая гнев. Однако радость от хорошо выполненной работы пробивалась через напускную гримаску, как лучи солнца сквозь дырявый полог. Алкеста между тем примиряюще вскинула руки, склонив голову в знак напускного смирения.

— О, не гневайся, моя искусная приятельница. Признаю, что Верховная жрица не знает себе равных в лечении. А ты лучшая из ее учениц.

Темноволосая красавица покосилась на раненого. И напускная серьезность уступила место истинным чувствам.

— Я просто хочу знать, зачем ты тратишь дар Великой Матери на такое недостойное создание? С чего это телохранительница земной Девы вдруг озаботилась здоровьем варвара, пахнущего, словно выгребная яма? — Зеленые глаза лукаво блеснули. — Я могла бы понять столь трогательную заботу о его спутнике: несмотря на грубые повадки, он красив, как бог войны. — Алкеста накрутила на палец длинную прядку шелковистых каштановых волос. — Если его помыть и привести в порядок, то, клянусь копьем Девы, изнеженные афинянки дрались бы из-за него на невольничьем рынке, как разъяренные кошки. А этот… — зеленые глаза презрительно скользнули по сухощавой фигуре норвея. — Что заставило тебя обратить внимание на этого недокормыша? Богиня разума отвернулась от тебя?

Алкеста, подтолкнула растерявшуюся подругу под локоток.

— А может, темные кудри этого незнакомца напомнили тебе сына вождя каллатов? И бесстрашное сердце амазонки растаяло?

Элга взметнулась, словно подброшенная невидимой рукой, сметая по пути вазу с остатками питья.

— Афина свидетель, я считаю тебя своей подругой, но если ты еще раз повторишь то, что сказала, я буду драться с тобой, как с врагом.

Крепкие ладони сжались в кулаки, под нежной кожей проступили очертания напружинившихся мышц. Алкеста невольно попятилась. Именно так просыпалась в посвященных карающая сила богини. На миг ей почудилось, что внутри подруги открывает мерцающие глаза кровожадное чудовище, нацелившееся вырвать обидчице горло. Однако, «золотых» не зря учили контролировать свои эмоции. Глубокий вдох, и сведенные боевым азартом мускулы расслабились, возвращая Элге прежний вид.

— Стыдно попрекать меня тем, что не зависит от моей воли! — Голос амазонки дрогнул. — Я не просилась в племя каллатов. Я не выбирала эту мойру. А твой хваленый Герсей мне нужен не больше, чем прошлогодний снег.

Плечи под голубым хитониском дрогнули. Серые глаза налились злыми невыплаканными слезами. Упрямый подбородок взметнулся вверх.

— Но я воин и знаю свой долг. Бессмертные вольны наложить на человека любое служение, и я отнюдь не отказываюсь подчиняться. Но, прошу тебя, не напоминай мне о том, что ждет впереди. А что касается твоих подначек, — крепкая рука «золотой» легла на перевязанный смуглый лоб, — то этот воин будет жить еще достаточно долго, чтобы рассказать Илгмар и Совету, все, что они захотят услышать. Мойры не пожалели труда, когда пряли для него жизненную нить.

Алкеста, примиряюще улыбнулась.

— Ну-ну, огонек, не разгорайся по пустякам. Ты как Анемон: из-за любого пустяка взвиваешься на дыбы и стучишь копытами. Я просто шутила. Кстати, я чего вернулась-то. Мне хотелось бы взять твоего жеребца. Эргос не сможет скакать достаточно быстро, если понесет двойную ношу. А вести этого увальня пешком неудобно: доберемся до лагеря как раз к началу зимы.

Зеленые глаза просительно уставились на телохранительницу.

— Может, разрешишь взять твоего красавца?

Элга, все еще разгоряченная спором, резко вскинула голову, на миг снова став похожей на норовистую лошадку.

— Конечно, как нужно что-нибудь сделать, все бегут ко мне, а как только речь заходит об Адонисе, все племя поет под одну дудку, что это воля Великих и мне в племени не место. Подруги называется!

Однако быстро вспыхивавшая Элга не умела долго сердиться.

— Хорошо, бери Анемона, только не пытайся погонять его ударами. Он достаточно умен, чтобы понять, что от него требуется.

Алкеста закатила глаза под лоб.

— Знаю, знаю. Золотая когорта, строгий отбор, вечная преданность и человеческий ум…. На колени перед ним вставать не нужно, чтобы он понял?

Элга улыбнулась, принимая шутку подруги. Напряжение, звеневшее натянутой нитью под сводами храма, растаяло. Девушки обнялись.

— Еще не хватало поссориться из-за мужчины! Эти создания, — Алкеста мотнула головой в сторону раненого, — не заслуживают такой чести.

Проследив направление ее взгляда, Элга ловко вывернулась из объятий подруги, устремившись к раненому. Юноша приоткрыл глаза и что-то пробормотал. Кажется, до северянина уже начало доходить, что до покоев Валгаллы он пока еще не добрался. Пожав плечами, Алкеста вышла из комнаты, на ходу прилаживая в ножны серебристое жало клинка.

А сероглазая амазонка вернулась к таинству исцеления, от которого ее оторвало неожиданное появление Алкесты. Достала из резной шкатулки свою гордость: моток тончайших шелковых ниток, привезенных из далекой заморской страны. За нитками последовали изогнутая полумесяцем игла и длинный тонкий нож. Сняв кусок полотна с головы норвея, Элга нанесла на края раны голубоватую мазь. Помедлила мгновение, ожидая, пока начнет действовать снадобье. Острым лезвием отсекла размозженные клочья кожи, а затем уверенными быстрыми стежками стала сшивать слабо кровоточащие края, время от времени промокая рану кусочками ткани. Скорость и четкость движений были сродни мельканию пальцев гардарикской плетельщицы кружев. Тангл поймал себя на мысли, что совсем не чувствует боли, словно игла амазонки входит в чужое тело. Он не раз видел, как Горд, лечивший домочадцев его отца в родном фьорде, вправлял вывихи и исцелял переломы, да и сам много раз штопал рваные раны, полученные соплеменниками. Но любой из норвейских целителей предпочитал предварительно оглушить незадачливого пациента чем-нибудь тяжелым, чтобы тот своими рывками и воплями не мешал лечению. А эта… Тангл вспомнил легенды о колдуньях, посвятивших свою душу служению Темным богам в обмен на секреты оживления мертвых. Судя по всему, незнакомка, как и эти таинственные существа, обладала способностью останавливать боль.

Закончив накладывать швы, Элга распрямилась, несколько раз сильно зажмурилась, давая отдых напряженным глазам, а потом потянулась всем телом, широко раскинув в стороны точеные руки. И норвей против воли залюбовался грацией ее движений. Словно большая хищная кошка. Лицо утратило сосредоточенность и суровость и стало видно, как молода неведомая воительница. Плоский, чуть круглившийся внизу живот, еще не благословлялся ношением ребенка, а широко расставленные округлые груди пока не ведали жадных младенческих губ. Словно молодая рысь, только-только познавшая радость охоты: крепкая, но еще не уверенная в своих силах. Эта девушка обещала со временем превратиться в полногрудую хранительницу очага, приносящую здоровых детей. И Тангл с удивлением поймал себя на мысли, что вовсе не отказался бы от того, чтобы этот предполагаемый очаг оказался его собственным. Даже вознамерился было сказать своей спасительнице об этом. Но тут амазонка обернулась, прислушиваясь к чему-то. И быстро поднялась. Даже тренированный взгляд норвея не уловил напряжения мышц, предшествовавшего движению, а девушка уже была на ногах. Одарив напоследок балансирующего на грани сознания подопечного внимательным взглядом, незнакомка покинула комнату.

Тангл осмотрелся. Помещение, в котором он находился, было наполнено пряными ароматами трав. Стены украшал сложный узор, изображавший сцены какого-то неизвестного ему ритуала. Чаще всего в орнаменте повторялись женские фигуры в доспехах. Норвей хотел рассмотреть рисунок поближе, но глаза у него слипались, изображение плыло и качалось перед глазами. Последнее, что он увидел перед тем, как погрузиться в целительный глубокий сон, были тонкие лучики солнца, рассыпавшиеся по комнате…

Проходя по ритуальному залу, Элга задержалась на мгновение, чтобы пристроить на место опрокинутую жертвенную чашу. И тут покой храма был снова нарушен злобным ржанием Анемона и пронзительным криком Алкесты. Амазонка бросилась к ступеням, ведущим к подножию храма.

На лугу разъяренная Алкеста пыталась посадить на спину Анемона тяжеловесного Свавильда. Белый скакун, привыкший подчиняться лишь крепкой руке Элги, задирал голову, оскаливая крупные зубы, взбрыкивал и пытался укусить или ударить крупным копытом непрошеного всадника. Эргос, рыжий жеребец Алкесты, спокойно пощипывал травку неподалеку, предоставив хозяйке самой разбираться со своими проблемами.

Увидев Элгу, взмыленная Алкеста, задыхаясь, крикнула:

— Усмири своего гордеца! Он совсем загонял меня и почти затоптал этого борова. Я не знаю, как справиться с твоим демоном в лошадиной шкуре.

Зеленоглазая амазонка тяжело дышала, утирая тыльной стороной ладони струйки пота, катившиеся со лба. Хитрый Анемон подпускал ее совсем близко, стоя, как вкопанный. Но, едва Алкеста пыталась взвалить ему на спину тяжеленного морехода, тихонечко отходил прочь, предоставив девушке ругаться, сколько душе угодно. Темные волосы амазонки рассыпались по смуглым плечам, серебряный панцирь был весь в пыли, сброшенный шлем валялся неподалеку.

Элга сбежала по ступеням храма и обняла белую шею лошади.

–Ты чего, дурачок? Ведь Алкеста наш друг. Этот толстый увалень должен как можно скорее попасть в главный лагерь, а Эргосу трудно везти двоих. Разве ты не знаешь, что друзьям надо помогать?

Анемон внимательно посмотрел на хозяйку, недоверчиво покосился на Свавильда и презрительно фыркнул.

— Мне он тоже не слишком нравится, — рассмеялась Элга. — Волосатый, тяжелый, да и мылся довольно давно. Но ведь ты поможешь Алкесте, правда? Мы же с тобой даже корм для шакалов Гекаты возили, а он пах гораздо сильнее.

Элга чмокнула коня между ноздрями. Жеребец согласно кивнул головой и подошел к Свавильду.

— Давай развяжем ему ноги, — предложила Элга подруге. — А то свалиться где-нибудь по дороге и попробуй, взвали эту тушу снова на лошадь. А так свяжем ноги под брюхом, и никуда это чудо не денется.

Не дожидаясь ответа, девушка подошла к викингу, лежавшему на траве, и ловким движением перерезала ремень, стягивавший лодыжки.

— Садись, — выразительным жестом махнула она великану в сторону коня. — И не вздумай пинаться — без ног останешься.

Может, норвей и не понял слов, произнесенных амазонкой, но общий смысл фразы, похоже, уловил. Во всяком случае, особого сопротивления девушкам, усаживающим его на коня, не оказывал и сбежать не пытался.

Алкеста привела в порядок доспехи, поправила волосы и, шутя, ущипнула подругу за округлую щеку.

— Твой Анемон капризен, как истинный мужчина и верен, как хороший любовник. Сознавайся, как вы с ним ладите? Или правду говорит Астарта, что ты в родстве со всякой живностью?

Элга фыркнула, точно повторив интонацию Анемона, и направилась к храму.

Алкеста догнала подругу и крепко прижала к себе.

— Не сердись, огонек! Это я так пытаюсь шутить. Не скучай! И следи за большим кораблем. Кто знает, что таится в руке богов. Помни, здесь ты на суше одна. Служительницы ушли в подземные галереи Храма. И наверх теперь носа не высунут. Так, что если эти вонючки попробуют высадиться — стреляй. Одного этого борова хватит, чтобы сказать Совету все, что необходимо. К тому же у нас еще твой подопечный остается в запасе. Я вернусь так скоро, как смогу.

Алкеста вскочила на спину своего рыжего.

— Да пребудет с тобой милость Девы! — пробился сквозь топот копыт ее затихающий голос.

Оставшись одна, Элга занялась изучением странного корабля, застывшего неподалеку от знакомого берега. Что-то чужое и темное затаилось в обводах бортов и громаде оскаленной морды, украшающей нос судна. Элга устало оперлась на каменный край окна, вырубленного в стене храма, выходящей на море. На нее волнами накатывала тошнотворная тяжелая дурнота. Мысли путались, наполняя череп бездумной обрывочной пустотой. Ох, похоже, не зря, Астарта не велела ей приступать к лечению без ограничительного амулета. Начинающая врачевательница еще не умела вовремя останавливаться у опасной черты, разделяющей грань между мирами… И сегодня сама чуть не отдала душу всевышним, вытягивая из темной бездны незнакомого варвара. Элга присела на каменную скамеечку рядом с окном, выходящим на море. Согласно наставлениям Посвященных теперь для восстановления сил следовало погрузиться мыслями во что-нибудь доброе. Амазонка сосредоточилась. И послушные мысли побежали неведомыми тропинками, унося девушку в далекие дни детства, воскрешая события, давно канувшие в течение Леты.

Воины Девы

День истекал. С той поры, как Тангл и Свавильд покинули борт драккара, пролетело немало времени. Непривычно жаркое солнце давно перевалило за середину неба. Тени на палубе удлинились, напоминая о приближении вечера. Пробоины на боках «Зверя» были кое-как затянуты просмоленными шкурами, гребцы выспались и отдохнули. Дел на корабле больше не было, и Тор с особенным нетерпением вглядывался в песчаную полосу пляжа, ожидая появления разведчиков. Их лодка все так же чернела у полосы прибоя, однако сами норвеи не появлялись. Уже дважды Рагнар, самый молодой из оставшихся на драккаре воинов, предлагал отправиться по их следам, но Тор обрывал его речь, даже не дослушав. Сейчас на борту «Зверя» оставалось полтора десятка воинов, этого едва хватит, чтобы грести хотя бы половиной весел. Смерть каждого сына Вотана уменьшала их призрачный шанс на возвращение домой в несколько раз. Тор слишком хорошо понимал, какие опасности могут таиться на чужом берегу, и предпочитал выждать еще немного. Вдруг объявятся? И хотя никто не появлялся на прибрежной полосе, старого воина не покидало ощущение, что за кораблем следят чьи-то зоркие внимательные глаза.

На исходе дня Тор решил отправить на берег еще нескольких человек, чтобы пополнить запасы пресной воды. Шлюпок на борту «Зверя» больше не было, однако неприхотливые сыны Вотана соорудили некое подобие плота из надутых бычьих шкур, в которых раньше хранилось вино. Соединив их между собой прочными веслами, мореходы спустили ненадежное суденышко на воду. Поразмыслив, Тор приказал отправить на берег пятерых воинов, чтобы пока трое пойдут за водой, двое остались на страже лодок.

— На берег пойдут Рагнар, Скар и Монту. Торвальд и Унтар останутся возле лодки, чтобы в случае опасности всем вам было на чем вернуться на «Зверя». Не забывайте о том, что на этой земле даже женщины носят оружие. Если будет на то воля Вотана, возвращайтесь с Танглом и Свавильдом. Но если их следов нет поблизости от берега, набирайте воды и уходите. Каждый гребец нужен нам, как глоток воздуха. Старшим из вас будет Скар. Идите! И да пребудет с вами сила Вотана!

Тор кивнул Скару, возглавлявшему маленький отряд, похлопал по плечам Рагнара и Унтара, в первый раз оказавшихся в боевом походе, и приказал воинам отправляться.

Рагнар, Монту, Торвальд и Унтар разместились по бокам самодельного плотика и мощными ударами весел погнали его к берегу. Скар сидел на корме, направляя движение длинным веслом, словно рулем.

Не успело самодельное суденышко отойти далеко от драккара, как с вершины холма, на котором застыл белый храм, поднялся столбик красного дыма. Тонкая полоска ярко выделялась на фоне прозрачной голубизне неба.

«Быстро же их часовые подают сигнал!» — недовольно подумал Тор. — Если они передвигаются так же быстро, то к моменту высадки моих воинов на берег уже будут готовы встретить. И, судя по тому, что первые двое так и не вернулись, вряд ли хлебом и элем. Хотя, нет, вряд ли поселение расположено достаточно близко от берега, иначе мы бы заметили хоть какие-то следы пребывания людей. Окажи свою милость, всемогущий Вотан! Будем надеяться, что ребята успеют сойти на берег прежде, чем местные жители атакуют.

Тор напряженно вглядывался в фигуры гребцов. Мерно сгибались и выпрямлялись сильные спины. Рагнар и Унтар положили весла: толчки четырех могучих гребцов были слишком сильны для непрочного плотика, который грозил опрокинуться при каждом взмахе лопастей. Теперь гребли только двое, но и их усилий вполне хватало на то, что суденышко упорно продвигалось к линии прибоя. Скар чуть поворачивал длинным рулевым веслом, а Рагнар вытянув шею, пытался рассмотреть что-то на берегу.

— Да охранят их могучие боги! Да сделает великий Вотан своих сыновей неуязвимыми! Да отведет Один глаза их врагов в сторону, затупит лезвия их мечей и сделает хрупкими стрелы! — услышал Тор за своей спиной. Обернувшись, он увидел, что все мужчины, находившиеся на драккаре, так же пристально наблюдают за каждым движением воинов на плоту. Многие сложили руки в движения оберегов, направленных на защиту от чужеземного колдовства. А самый старый из норвеев, однорукий Гунт, вполголоса призывал милость самых почитаемых обитателей северного пантеона.

Но благим пожелания не суждено было сбыться. Лодка прошла лишь половину расстояния от корабля до берега, как вдруг перед самым носом Рагнара, стоявшего на носу, в прозрачную воду залива с пением вошли несколько стрел. Тор не смог уловить, откуда стреляли, линия берега по-прежнему оставалась пустынной. Находившиеся на плоту переглянулись, Скар сказал что-то, властно задрав подбородок. И вертлявое судно, не меняя скорости, продолжило движение к берегу. Через пару гребков, однако, норвеям пришлось бросить весла и остановиться. Вокруг лодки с завидной точностью вспенились бурунчики воды, взбаламученной упавшими стрелами. Словно старательный художник очертил круг из точек, расставив их на одинаковом расстоянии друг от друга. Головы старших воинов повернулись в сторону Скара, а Рагнар и Унтар завертелись, оглядываясь на драккар. Глаза новичков беспокойно сновали по палубе, отыскивая среди соплеменников грозную фигуру Тора. Скар вновь резко взмахнул рукой в направлении берега. Не приученые к послушанию Монту и Торвальд что-то отвечали ему, указывая на корабль. Унтар и Рагнар, слишком молодые, чтобы участвовать в споре, молча переводили глаза с предводителя на двух старших воинов. Скар достал длинный меч, видимо, пригрозив расправиться с непокорным на месте, и гребцы вновь схватились за весла. Однако не успели непросохшие лопасти коснуться поверхности воды, как все шкуры, из которых был связан плот, ощетинились древками стрел. Тор понял — это последнее предупреждение стражей берега. За неповиновением последует расстрел гребцов. Хозяева песчаного пляжа были не намерены выпускать на свой берег незваных гостей. Он поднес к губам рог и коротко протрубил сигнал возвращения. Несколькими взмахами весел викинги развернули свой плот и направились под спасительную охрану"Зверя".

Глаза всех мужчин были прикованы к движению лодки, уходившей на безопасное расстояние от берега. А когда плот достиг расстояния, недостижимого для стрел, кто-то поднял глаза на далекий заманчивый пляж. Поднял и застыл с раскрытым ртом. Неизвестно откуда на линии обрыва, что темнел над полоской песка, появилась шеренга всадников. Словно высеченные из бронзы, застыли одинаковые темно-гнедые кони в серебристой сбруе. Неподвижно сидели на их спинах наездники, странно похожие один на другого. Черно-серебряные доспехи были непривычны: облегающий панцирь, короткие металлические пластины, прикрывавшие ноги до середины бедер. Из-за плеч всадников выглядывали кончики луков и сверкавшие лезвия копий. У бедра каждого покоился меч, а голени ног оплетали ремни серебристых сандалий. Ничего похожего на седла, которыми пользовались сами норвеи и жители Гардарики, не было и в помине. Спины коней были покрыты шкурами, перехваченными широким кожаным ремнем, уходящим под брюхо. Солнце ярко сверкало, дробясь на серебристой насечке невиданных шлемов. Не рогатые, как у сынов Вотана, не похожие на луковицы шлемы русичей, не чалмы, как у пришельцев с Востока. Вдоль поверхности шлема спускался серебряный гребень, набранный из отдельных коротких пластин, напоминавший коротко стриженую гриву коня. С середины налобной части опускалась стальная стрела, защищавшая нос.

Лица были суровы и спокойны, как у хорошего воина перед боем, но ни на одном лице вождь не мог разглядеть даже намека на бороду! Первым желанием Тора было ущипнуть себя за руку и протереть глаза, чтоб исчезло бесовское наваждение. Однако эти нехитрые действия ничего не изменили. Тор поднял руки к небу, призывая на помощь Вотана и Одина. Но, видимо, могущество норвейских богов не распространялось на эти дальние земли. Неведомые всадники не исчезли, они только пришли в движение. Плотный ряд разомкнулся и сдвинулся вновь, пропуская вперед всадника, а точнее всадницу в ослепительно белом хитоне на аспидно-черном коне. Белизна одежды оттеняла смуглость точеных рук, перевитых сверкающими браслетами, на груди переливалось нарядное ожерелье. Складки хитона ниспадали до живота скакуна, прикрывая ноги. Но на этом сходство с женской одеждой, принятой во многих землях, где побывал старый норвей, заканчивалось. И начиналось сплошное безобразие. Голову всадницы венчал золотистый шлем с богатой отделкой. К руке красовалось короткое позолоченное копье, а хитон на груди перечеркивала перевязь колчана.

Незнакомка негромко сказала что-то, и рядом с первой фигурой из-за спин воинов появился Свавильд со скрученными за спиной руками. Доспехов на великане не было, ветер шевелил взъерошенные волосы не непокрытой голове. Всадница звонко крикнула что-то на неизвестном Тору языке, затем спрыгнула с лошади, бросила на песок меч и копье и протянула по направлению к драккару пустые раскрытые ладони. Этот жест был понятен без слов. Во всех странах, где побывали служители Одина, протянутые вперед ладони означали мирные намерения и стремление к переговорам.

Тор поднялся на нос корабля, снял размеренными точными движениями пояс с мечом и громко произнес.

— Мудрый Вотан, взываю к милости твоей! Ты всеведущ и всемогущ. Помоги своим детям достигнуть родных берегов. Охрани нас от стрел и мечей. Но еще больше, прошу, охрани нас от духов и демонов этой земли. Помоги получить воду и пищу для того, чтобы слуги твои могли вновь потешить Великих богов доброй схваткой, вырвавшись из этих вод!

Поседевшая в сражениях голова почтительно склонилась в знак почтения к невидимому собеседнику. Тор опустил оружие на палубу драккара и, обернувшись к команде, спокойно сказал:

— Без воды далеко не уплыть. Если этот народ хочет поговорить, наша цель убедить их в том, что для всех будет лучше добром разойтись по своим землям. Нас сейчас слишком мало, чтобы требовать что-либо силой. Значит, будем просить, как ни горько мне это признать. — Серые, как осеннее небо, глаза раздраженно сверкнули. Кустистые брови сошлись к украшенной белесоватым шрамом переносице. — А потом, кто знает! Все в руках Великого Вотана. Может, выйдя на сушу, мы поймем, что легко будет взять и без спроса то, что захотим. Главное, получить право выйти на берег. А уж там мы посмотрим, как дальше рассудит судьба! Кто пойдет со мной?

Унтар, Скар и Рагнар, только что поднявшиеся на палубу, молча вышли вперед, положив руки на рукояти мечей. Тор качнул головой, отчего заплетенные в косу серо-седые пряди хлестнули по нагрудным пластинам кожаной рубахи.

— Нет, оружие придется оставить. По крайней мере, то, что на виду. Все равно, нам троим не справиться с отрядом вооруженных всадников. Давайте попробуем усыпить их бдительность и послушаем, что нам предложат. А потом уж решим, что нам делать и как поступать.

Мореходы загомонили. Однако привычка к подчинению взяла верх. Если кто-то и был несогласен с решением конунга, то вслух не высказался.

Тор спустился на борт плотика из шкур. За ним последовали остальные воины, и плот медленно двинулся к пляжу. Одновременно с этим женщина в белом в сопровождении охранников начала спуск с обрыва им навстречу. Трое девушек в золотистых доспехах охраняли свою предводительницу, две воительницы — помогали идти крупной темноволосой женщине в багровом облачении. Семерка расположилась на линии пляжа, поджидая плот мореходов.

На сей раз охранницы берега не чинили препятствий их неуклюжему суденышку, и вскоре плотик, подгоняемый мощными ударами весел, ткнулся в прибрежный песок. Тор грузно шагнул на сушу, разминая ноги, шевельнул плечами. Рука привычно скользнула к поясу, чтобы поправить меч и наткнулась на пустоту. Седобородый вождь оглянулся на своих товарищей. Молодые воины настороженно вглядывались в стоявших на берегу женщин, гордо разворачивая могучие плечи и поигрывая крепкими мышцами. Однако красоты сынов Вотана оставили воительниц равнодушными. Ни одного кокетливого взгляда, ни единой улыбки. Лица амазонок застыли масками спокойного безразличия.

Незнакомка в белом хитоне заговорила первой, и Тор несказанно удивился, услышав привычные звуки языка Гардарики. Конечно, речь иноплеменницы не была чистым говором истинной жительницы Страны Городов, однако ее небогатого запаса слов оказалось достаточно, чтобы объясниться. Илгмар, так звали женщину, тщательно выговаривая чужие слова, сообщила, что корабль мореходов прибило к берегам земли, принадлежащим Государству амазонок, царицей которого она является.

Почтительно склонивший голову в поклоне Тор исподтишка разглядел окружающую незнакомку свиту, удостоверившись в полном отсутствии мужчин. Сколько ни обшаривал опытный взгляд старого норвея окрестности, высматривая бородатых бойцов, притаившихся в засаде, он ничего не смог увидеть. То ли здешние воины обладали способностью становиться невидимыми, то ли непонятные женщины явились на переговоры без мужской части племени. Оставив попытки обнаружить невидимых противников, Тор насторожил уши, пытаясь уловить смысл того, что говорила воительница.

— Я приветствую сына неведомой земли на границе Государства женщин. Скажи, что привело вас в этот край Ойкумены? И какая причина побудила твоих людей напасть на амазонок, охраняющих линию берега?

Тор нахмурился. Теперь стало понятно, куда делись его отчаянные воины, и откуда на берегу взялся связанный Свавильд. Судя по всему, воинственные сыны Вотана, не тратя времени на переговоры, сразу же атаковали встреченных на побережье. И, скорее всего, недооценили силы противника. Так что теперь один ходит на привязи, словно медведь на ярмарке, а второй пирует в Валгалле за столом хлебосольного Одина. Тор коротко вздохнул, сожалея о потерянных мечах, а затем степенно и важно, как и подобает конунгу, ответил:

— Суровый шторм, обрушился на мое судно по пути к родным берегам. От команды осталось совсем немного, а запасы воды и провизии смыло за борт. Наш драккар пристал к этому берегу не с целью войны или разведки. Дети Великого Вотана просят местных жителей о возможности пополнить запасы воды и провизии, чтобы навсегда покинуть этот доселе неведомый для нас берег.

Кареглазая правительница недоверчиво приподняла соболиные брови.

— И поэтому вы напали на моих людей, даже не попытавшись договориться о помощи. А жертвенный кубок из прибрежного храма, видимо, нужен был твоим людям, чтобы принести в нем воды остальным?

Голос незнакомки звучал так, что Тор почувствовал себя мальчишкой, уличенным на попытке солгать. Хотя куда больше слов, произносимых царицей, его беспокоил пронизывающий взгляд немолодой женщины в темно-красном хитоне. Судя по всему местной жрицы. Искушенному в сражениях и походах норвею почему-то казалось, что полноватая незнакомка читает его мысли, словно книгочей пергаментный свиток. И еще неведомо откуда поднималась в душе уверенность в том, что попытки обмануть эту женщину или сказать ей полуправду, ни к чему хорошему не приведут.

Обозленный насмешливой интонацией местной правительницы Унтар сделал было шаг вперед по направлению к обидчице. И мгновенно застыл, встретив на пути неизвестно откуда появившихся воительниц в золотистых доспехах. Одна из девушек коротко вскинула точеную мускулистую руку со сверкающим разноцветными камнями браслетом, и бородатый мореход застыл на месте, подобно каменной статуе.

— Не стоит пытаться приблизиться к воплощению Девы, — остановил его мягкий бархатный голос. Такой красивый и совершенный, что, казалось, его не могло издавать горло смертного. Темноволосая жрица в красном одеянии выступила вперед, заслонив собой статную Повелительницу амазонок. И Тор почувствовал, как расслабляются его все еще крепкие, вопреки прожитым годам мышцы, уже напружинившиеся в предвкушении грядущего боя. Словно незнакомка оплела его призрачной сетью, не позволяющей сделать ни одного движения.

Тор невольно сложил пальцы в охранный знак, отводящий злые чары неведомых чужеземных богов. В ответ на его жест, в темных глазах жрицы промелькнули смешливые искры. Астарта удовлетворенно прищурилась: что ни говори, а приятно иногда нагнать страху на таких вот «всесильных» воителей. Однако, все хорошо в меру. Эти воины, при столкновении с неведомым колдовством, похоже, скорее кинуться в драку, чем согласятся покорно передать себя в руки служительниц Девы. Следует немного охладить их настороженность.

Астарта на мгновение приложила пальцы к вискам, сосредотачиваясь. Итак, где человек чувствует себя в наибольшей безопасности? Правильно, в собственном доме. А в данном случае, на палубе того самого судна, на котором забросила сюда воля Великих этих дурно пахнущих, но зато весьма хорошо сложенных мужчин. При мысли о том, какие крепкие дети должны получиться во время Ночи Продолжения Рода от этих пришельцев, Астарта решила рискнуть.

Темноволосая голова Верховной Жрицы повернулась к царице, и мягкий бархатный голос ласково произнес.

— Илгмар, предложи им продолжить переговоры на борту корабля. Они слишком скованы своими страхами перед чужеземной магией. Боюсь, мы ничего не сможем от них здесь добиться.

Увенчанная золотым шлемом головка повелительницы величаво кивнула в знак согласия. Маленький яркий рот открылся, переводя слова Верховной жрицы варварам, неискушенным в божественном языке Девы.

Предложение амазонок понравилось Тору. На палубе «Зверя» они будут себя чувствовать не менее уверенно, чем под крышей родового дома. А может быть, даже и лучше. Никакая чужая магия не в силах справиться с заклятиями, наведенными на драккар колдунами далекого северного фьорда при постройке судна. Вождь неторопливо кивнул, соглашаясь продолжить беседу на палубе «Зверя».

Несмотря на внешнее спокойствие, мысли вспугнутыми белками прыгали в убеленной сединами голове. Конечно, не следует пускать женщин на драккар. Всем известно, что это к беде. Но с другой стороны, выбирать ему особо не из чего. Там, по крайней мере, он будет точно уверен, что их не расстреляют, словно курят, из-за куста или камня, во множестве разбросанных по краям этого пляжа. А драккар потом можно окурить священными травами, чтобы уничтожить тлетворные следы женского присутствия. Главное, сейчас в живых остаться. А уж там разберемся.

Царица амазонок подняла вверх смуглую руку. И тишина, воцарившаяся на берегу, холодной лапой сжала грудь Тора. Его все больше тревожило происходящее. Он вполне мог понять, почему эти странные девушки, облаченные в доспехи, выполняют приказы своей повелительницы. Но с какой стати его соплеменники подчиняются чужой воле? Тор невольно оглянулся на своих людей, застывших по мановению смуглой женской ладони. И увидел на лицах смесь непонимания и растерянности. Норвеи подчинялись, сами не понимая, почему.

Голос Илгмар резко и звонко прозвучал над просторами побережья.

–Через два дня мы вновь встретимся с тобой и твоими людьми, пришелец с севера. На вашем корабле. Там мы объявим вам волю совиноокой. А пока, возвращайтесь на свой корабль. И да пребудет к вам милостива Афина.

Повелительница чуть склонила голову, показывая, что разговор окончен.

Повернулась спиной, мягкими кошачьими движениями двинувшись прочь по сверкающему песку. И вдруг обернулась через плечо, мимоходом добавив:

— Да, и еще. Примите это в знак наших мирных намерений.

Царица щелкнула пальцами. Тотчас, словно по мановению волшебной палочки, перед горсткой озадаченных мореходов появились новые амазонки. Девушки положили на песок два бурдюка с водой, корзину, ароматно пахнувшую жареным мясом, и плетенку с лиловыми и розовыми виноградными гроздьями. Тор невольно поежился. Его неприятно поразило, что он не смог углядеть, откуда появились эти воительницы. Будто выросли из-под золотистого песка. Бесшумные и неуловимые, как тени. Седобородый конунг еще раз порадовался, что следующая встреча состоится на их территории.

Воины Одина устроились на своем хрупком суденышке, сопровождаемые безразлично-спокойными взглядами амазонок. И верткий плотик, легко рассекая морскую гладь, заскользил к темной громаде «Зверя». Когда Тор и его товарищи ступили на надежные просмоленные доски знакомой палубы, вождь повернулся и посмотрел на берег. Тот был девственно пуст. Словно на него никогда не ступала нога человека. Только маленьких храм по-прежнему белел над высоким берегом.

Клятва на мечах

Спустя два дня маленький женский отряд поднялся на борт драккара. Первыми на просмоленные доски палубы ступили пять амазонок в золотистых доспехах — личная гвардия царицы. Лица девушек казались удивительно похожими, несмотря на разницу в цвете глаз и волос. Однорукий Гунт торопливо зашептал слова оберегающего заклятия: кожа одной из телохранительниц была иссиня-черного цвета. Впрочем, остальные мореходы оказались не столь впечатлительными.

Илгмар, желая продемонстрировать мирные намерения, облачилась в белый хитон. Длинные волосы царицы были перевиты многочисленными нитями драгоценного розового жемчуга. Из оружия при ней был лишь короткий меч в богато изукрашенных ножнах. Карие глаза взирали на варваров безразлично и немножечко свысока. Тор, встречавший амазонок, хитро прищурился: «Ишь, вырядилась, как купчиха на ярмарку! И смотрит так, словно по собственному огороду разгуливает, а не по вражескому кораблю. Неужели, и впрямь, не боится?» Мореходы пытливо вглядывались в лица иноземок, пытаясь понять, что за противника приготовила им нынче судьба. Но женщины, ступившие в святая святых каждого норвея, не проявляли никаких чувств. Ни любопытства, ни трепета, ни испуга. Ничего, кроме уверенного спокойствия.

Знай предводитель мореходов побольше о воинственном племени, с которым столкнула его воля богов, он не стал бы размышлять о безрассудстве властительницы, решившейся подняться на борт его корабля со столь малой охраной. Десятка сопровождающих Илгмар была в свое время отобрана из сотен мечей с той тщательностью, с какой ювелир отбирает алмазы. С молоком матери телохранительницы впитывали мысль, что их жизнь и честь неразрывно связаны с безопасностью повелительницы. Тренировками и убеждением, занятиями и боями в девушках истреблялся инстинкт самосохранения, воспитывались отвага, граничившая с безумием, и терпение к боли, не уступавшее равнодушию богов. Это были воины-берсеркеры. Те, перед кем трепетали и преклонялись самые боевитые народы. Во время схватки этих амазонок охватывало священное безумие или, как его называли жрицы Совета, «таинство служения». Вошедшая в транс «золотая» двигалась с неимоверной скоростью, превращаясь в стремительное и практически неуязвимое живое оружие.

Но не личная охрана придавала Илгмар безграничную уверенность. Вместе с царицей на борт «Зверя» взошла немолодая женщина в кроваво-красном хитоне. Астарта, Верховная служительница Афины, чья мудрость и знания приближались к силе богов. «Голос Девы» называли ее амазонки. Эта жрица обладала уникальным даром: когда она говорила, очарование бархатистого низкого голоса окутывало вас, заставляя безоговорочно подчиняться. Редко кто слышал, чтобы Астарта повысила голос, и мало кто из переживших подобное, рискнул бы второй раз разгневать Верховную.

Тор отметил, что царица амазонок, так же, как и он сам стоит чуть впереди своего народа. И одобрительно хмыкнул. Истинный вождь всегда должен быть к опасности на полшага ближе любого из своих людей. Иначе, чем доказать свое право быть старшим среди равных?

Повелительница амазонок поприветствовала конунга так, как это было принято у сынов Вотана. Чем немало удивила седобородого морехода. Откуда бы жительницам далекой страны знать порядки и обычаи, установленные в заснеженных фьордах? Неужели всемогущие Боги забросили их в край волшебниц, читающих в чужих душах? Откуда было ему знать, что знаниями норвейского этикета Илгмар была обязана сероглазой воительнице, накануне прискакавшей из прибрежного храма?

Царица старательно выговаривала незнакомые слова, но, вопреки ее стараниям, Тор и его соплеменники едва понимали десятую часть сказанного. Интересно, откуда же они все-таки знают гардарикский язык?! Точнее ту адскую смесь, на которой сейчас пытаются с ним объясниться. А наречия, на котором амазонки переговаривались между собой, мореход и вовсе отродясь не слыхивал. И тогда, чуть обернувшись к своим воинам (стараясь в то же время не выпускать из поля зрения необычных гостей), конунг приказал привести на палубу раба, вычерпывавшего нечистоты во время долгого плавания. Норвей вспомнил, что полумертвый заморыш перед тем, как стать обитателем холодного зловонного трюма, долго скулил, убеждая конунга, что может быть гораздо полезнее в качестве переводчика для славных северных воинов. В тот день Тор не обратил внимания на жалобные вопли невольника. Но теперь слова чужеземца всплыли из глубин памяти, словно вытолкнутые на поверхность заботливой рукой.

Раб, щурящийся от непривычно яркого солнечного света, сразу же нашел язык с таинственными гостьями.

–Они говорят на божественном языке эллинов, мой повелитель, — покорно кланяясь, зашептал он. — Я хорошо знаю этот язык, и мог бы быть весьма полезен вам при ведении переговоров.

Тор досадливо поморщился. Встречаются же на земле подобные выродки! Вместо того, чтобы, почувствовав вкус свободы, вцепиться в обидчика, и перервав ему горло, с достоинством пасть от руки врага, этот грязный червь готов облизывать сапоги сильнейшего, чтобы сохранить свою никчемную жизнь.

Однако, Тору недосуг было предаваться рассуждениям о презренном невольнике. Произнеся положенные слова приветствия, царица уступила место жрице в темно-красном. Судя по почтению, оказываемому этой женщине, она занимала в своей стране пост, немногим уступающий царскому. А может, и вовсе не уступающий. Тор оценивающе ощупал глазами полноватую фигуру советницы. Длинные волосы, прошитые многочисленными серебристыми нитями. Невозмутимое лицо, отмеченное хорошо заметными морщинами. От обычной женщины, отличал ее только взгляд. Совсем такой же, как у хозяйки его собственного фьорда, чьим приказам незамедлительно повиновались. И чьему мнению даже он, высокородный боевой конунг, не всегда решался противоречить.

Темноволосая жрица откинула со лба серебристо-каштановую прядь, и норвей услышал бархатистый чарующий голос.

— Готовы ли вы выслушать условия договора?

Тор кивнул в знак согласия. Его порадовала краткость жрицы: многословие у норвеев не считалось достоинством. Женщина в красном удовлетворенно склонила голову.

— Хорошо. Всемогущая Дева позволит вам уйти живыми и невредимыми, пополнив трюм провизией и водой, если твои люди предварительно послужат во славу ее. Нам нужны трое.

Тор сделал шаг вперед.

— Я буду одним из них. Долг старшего — первым встречать испытания.

Астарта снисходительно улыбнулась.

— Сожалею, конунг. Но Великой Матери нужны зрелые мужи, еще не тронутые веянием старости. В обмен на пищу и воду эти воины примут участие в Ночи Продолжения Рода.

Астарта воздела к небу руки, отчего широкие рукава хитона опустились, открывая полные смуглые предплечья. На одном из которых красовалась сложная конструкция из цепочек и камушков, словно вторая кожа, покрывающая руку жрицы.

— Это великая честь для вас, чужеземец. Не каждому из жителей Ойкумены выпадает подобное. Но совоокая желает, чтобы так свершилось. И наш долг подчиниться.

Норвеи загомонили. Они не могли понять в чем подвох предлагаемого им условия.

— А что означает участие в Ночи Продолжения Рода?

— Что это за ночь-то такая?

–А в чем будет заключаться наше участие?

Тор свел к переносице лохматые брови. Он, кажется, догадался. Значит, трое из них будут принесены в жертву грозной богине. Что с ними сделают: убьют или оскопят? Тор невольно порадовался, что не может участвовать в этом ритуале. Даже перспектива умереть не страшила его так сильно, как потеря мужского достоинства. И тут же уловил легкое облачко иронии, мелькнувшее в темно-карих глазах жрицы, словно та прочитала потаенные мысли, промелькнувшие в голове конунга.

— Клянусь шлемом Афины, никому из твоих людей не будет нанесено оскорбления или вреда. Если норвеи угодят Великой, то вполне смогут даже получить награду от щедрот ее. Участие в Ночи Продолжения Рода станет для них одним из самых приятных воспоминаний. Уж можешь мне поверить.

Темные глаза лукаво прищурились, и в голове у норвея зашумело. Перед глазами поплыли столь обольстительные образы, что дыхание конунга возбужденно сбилось. Тор почувствовал приступ пьянящего желания. Он готов был броситься на стоявшую перед ним амазонку, словно мартовский кот. Уже сделал шаг вперед, протягивая к жрице жадные ладони. Но тут Астарта отвела взгляд. И конунг опомнился. Что за напасть?! — промелькнуло в убеленной сединами голове. — Что я сопливый мальчишка, впервые столкнувшийся с уловками обольстительницы? Срам какой! Однако сладострастные мысли, похоже, посетили не только его голову. Трое норвеев сделали шаг вперед. Конунг с сожалением отметил, что для выполнения обряда вызвались лучшие из его людей. Астарта удовлетворенно кивнула. Хорошие данные для будущего отцовства: высокий рост, широкие плечи, мощная грудная клетка. Правда, стойкий запах немытого тела, сильно портит общее впечатление. Но что делать? Варвары, чего с них взять? Жрица в красном наклонилась к царице и что-то шепнула ей на ухо. Илгмар чуть заметно кивнула и произнесла, обращаясь к Тору:

— Пусть твои воины снимут одежду. Жрица Богини должна осмотреть их перед тем, как принять решение.

Когда раб перевел слова царицы, руки северян единым движением легли на рукояти мечей.

— Я что, племенной бык, чтобы меня разглядывали безумные старухи?! — взревел один из вышедших вперед мужчин. — Тор, дай мне объяснить этим бабам, что значит грубить сыну Вотана!

Норвеи сгрудились, зазвенела сталь, выскальзывающая из ножен. Телохранительницы сомкнулись вокруг Илгмар, приготовившись защищать царицу… Казалось, еще мгновение, и тревожная тишина сменится лязгом мечей и яростными криками сражающихся.

Но в этот миг между северянами и амазонками с грацией, удивительной для столь округлой фигуры, скользнула Астарта. Подняла над головой руки, и в ладонях ее закачались два искристых шара величиной с небольшое яблоко. Камни мерцали на солнце, пульсируя, словно живые. И, увидев их, норвеи окаменели. Не было сил не только сдвинуться с места, но и просто отвести взгляд. Астарта то ли говорила, то ли пела на неведомом языке. А перед глазами норвеев вставали знакомые заливы и скалы, крыши родных домов и лица любимых. Сколько длилось это наваждение, никто не сумел бы сказать. Но, могучие воины безропотно отступили, оставив в центре палубы соплеменников, предназначенных в жертву. Тор, разинув рот от удивления, смотрел, как избранники преклонили колени перед невысокой женщиной со сверкающими шарами в руках. Жрица оборвала чарующую мелодию. И в наступившей тишине звонко прозвучал голос правительницы амазонок.

— Подойдите ко мне, дети северных берегов. Слушай меня, предводитель далекого племени! Трое мужчин, выбранных в жертву Богине, уйдут с нами. Через несколько дней они будут возвращены на борт драккара, а вместе с ними доставят пищу и воду, необходимую для вашего путешествия. — Илгмар скользнула пальцами по рукояти меча. — Однако, я должна быть уверена в безопасности своего народа. Пусть идущие с нами принесут клятву, нарушить которую не смеет ни один норвей.

Ореховые глаза впились в лицо конунга.

— Ты понимаешь, что я имею в виду? Ты — вождь и потому я хочу, чтобы ты первый принес клятву на мече. А потом — твои воины.

У Тора перехватило дыхание. Только не это! Откуда эти дикие кошки могли узнать про клятву?! Как они могли проведать о единственном обряде, нарушения которого не смел допустить ни один норвей? Можно было забыть обо всем: о кровном родстве, о клятвах в любви и верности. Но, переступив обряд на мече, любой из сынов Вотана вычеркивал себя из рядов тех, кто имел право называть себя воином. Никто не приютит клятвопреступника у своего очага, не предложит пищи и крова. Зато любой встречный может убить его, как собаку, ибо воин, предавший свой меч, недостоин топтать эту землю.

Двенадцать пар внимательных глаз следили за действиями седобородого конунга, ожидая исполнения приказа. Северянин понял, что отвертеться не удастся. Этим бестиям известно об обычаях норвеев едва ли не больше, чем ему самому! А их способности к наваждениям?! Если всего лишь одна амазонка в багровом хитоне смогла превратить бесстрашных воителей в стадо покорных ягнят, то, что будет, если все эти ведьмы объединятся против горстки его людей? Очень может случиться, что мореходы просто-напросто перебьют друг друга, искренне веря в то, что сражаются с демонами и чудовищами. Скрипнув зубами и мысленно пообещав собственными руками вырвать язык тому, кто проговорился о клятве, Тор потянул из-за пояса тяжелый заслуженный меч. Вслед за ним обнажили клинки трое молодых детей Вотана. Всем собравшимся, неожиданно пришла в голову одна и та же спасительная мысль, словно услужливо подсказанная кем-то. В конце концов, вовсе не обязательно рассказывать, домашним, какой выкуп пришлось им платить за право оставить потомство в далекой суровой земле. Кто мешает сказать, что они осчастливили местных женщин своей любовью?

Астарта очередной раз усмехнулась, склонив мудрую голову. Великая Афина, как же просто работать с этими варварами! В тишине, нарушаемой биением волн о крутые борта «Зверя», сыны фьордов поклялись не причинять вреда воительницам Девы, и уйти с миром после исполнения договора. Как только прозвучало последнее слово, над палубой корабля проплыл гулкий рокот большого колокола. Словно боги подали знак, что услышали принесенную клятву.

Царица амазонок коротко склонила голову в знак прощания, и направилась к борту драккара, сопровождаемая своей золотистой свитой. Трое рослых мужчин двинулись следом.

Чудовище Девы

Праздник Девы начался с воинских поединков, призванных показать боевое искусство амазонок. Норвеи, не участвовавшие в обряде, были приглашены на праздник в качестве гостей. Поначалу Тор хотел отказаться, но когда норвеи узнали, что им предлагают поучаствовать в поединках, где будут разыгрываться рабы, лошади и золото, конунг не смог удержать своих бойцов. Каждому из норвеев казалось, что именно ему улыбнется удача. Разве война не их ремесло? Так какой же смысл отказываться от предлагаемого развлечения?

Явившись на площадку для торжеств, норвеи изумились числу амазонок. Постаревшие в схватках наставницы и угловатые девушки-подростки, впервые надевшие доспехи. Молодые девушки, еще не испытавшие радости материнства и зрелые женщины с пышными формами. Рослые рыжекосые красавицы похожие на обитательниц родных фьордов. Смуглые гибкие азиатки, с миндалевидными мерцающими глазами. Черные, словно помыслы колдуна, нубийки. Такого разнообразия женщин норвеи не видели на самых крупных невольничьих рынках. И вся эта красота, вместо того, чтобы прихорашиваться и нежиться, скакала по раскалённому песку прямоугольной площадки, набивая синяки и шишки, отражая щитами удары копий, метая ножи, целясь из лука, или просто катая друг друга по земле в весёлом азарте борьбы. Вот уж воистину невидаль! Откуда было знать северянам, что почти все обитательницы Государства Афины в этот день собирались в основной лагерь. Торжество Афины, проводимое два раза в год, было самым крупным событием в жизни воинственных женщин. На празднике Воительницы можно было заслужить бранную славу, сразившись со знаменитой соперницей. Удостоиться чести вступления в одну из элитных когорт. Или доказать свою принадлежность к Посвященным. А сегодняшний день вообще выдался на особинку, ведь можно было вызваться на поединок с чужеземными бойцами, которых учили и воспитывали совсем другие мастера войны. Каждый, кому судьба доверила носить меч, знает, как важны маленькие хитрости, позволяющие выигрывать в бою не только добычу, но зачастую и саму жизнь. А где ж их узнать, как не на таких вот соревнованиях?

Астарта, здраво рассудив, что молодым воительницам такой урок будет очень кстати, дала благословение на состязание с чужеземцами. Норвеи с удовольствием приняли вызов. С тех пор, как из-за суровых штормов, обрушившихся на побережье, «Зверь» оказался заперт в местных водах, северяне радовались любой возможности поразмять косточки.

Посоветовавшись с Астартой, Илгмар, по случаю праздника облаченная в затканное золотом длиннополое одеяние, обратилась к предводителю норвеев.

–Дети Вотана, может, кто-нибудь из вас желает получить нечто особенное в награду за поединок? Сегодня Дева милостива. Просите, и, быть может, ваше желание исполнится. Что бы вы хотели получить в награду за доблесть? Рабыни, золото, лошади? А быть может, хороший клинок или славные доспехи?

Тор задумчиво потянул себя за сивую бороду. Хитры бестии! Знают, как раззадорить его молодцов! Впрочем, лучше он сам выберет вознаграждение, пока его ухари не разменялись на какую-нибудь пустышку. Конунг вышел вперед и почтительно произнес.

— Мы хотели бы получить в награду жизни наших людей, взятых а плен твоими воительницами. Надеюсь, это не противоречит вашим законам?

Илгмар в задумчивости прикусила губу. Подобной просьбы она, по совести говоря, не ожидала. Как бы теперь поизящнее выкрутиться? Царица в растерянности обернулась к Верховной жрице. Астарта немедля пришла на выручку повелительнице.

–Дева принимает ваши условия, дети Вотана. Вы можете трижды испытать милость Богини. Если хотя бы в одном поединке вы одержите победу — один из ваших друзей вернется на драккар, если в двух — тогда оба.

Тор прищурил глаза.

— Ну, а если в трех?

Глаза жрицы чуть сузились, пряча лукавую искру. В трех! Подумать только, какое самомнение! Однако вслух этого произносить не стала. Да и не успела бы, потому что в разговор вмешалась Илгмар. Уязвленная уверенностью норвеев в победе, земная Дева запальчиво произнесла.

— Если твои люди выиграют во всех трех случаях, я прикажу вызолотить голову на носу твоего судна и вставить на место глаз самые крупные из самоцветов, которые отыщутся в моей сокровищнице!

Астарта только головой качнула. Девчонка, одно слово! Не умеет пока еще свои эмоции от чужого глаза прятать. Но не делать же замечания той, что считается земным воплощением Богини? И Верховная жрица утвердительно кивнула, подтверждая правоту правительницы.

Для первого боя Тор выбрал Скара. Удовлетворенно усмехнувшись, мореход неторопливо вышел на середину песчаной площадки и обнажил длинный заслуженный меч. Навстречу ему Астарта движением руки послала молодую высокую девушку в черно-серебряных доспехах. Чистое лицо воительницы светилось строгим спокойствием. «И не жалко им девчонку!?» — мелькнуло в голове норвея. По своему богатому опыту он знал, что шансов выжить у его соперницы нет. Скар сражался на суше и на море, окунал меч в кровь врагов на скользкой палубе драккара и в густых гардарикских лесах. Его противниками были светловолосые славянские вои и смуглые печенеги, он усмирял восстания безоружных рабов и скрещивал клинок с лучшими бойцами тевтонов, закованных в непробиваемый стальной панцирь. Что могла противопоставить его силе и опыту эта девчонка? «Наверное, так они приносят жертву своей богине», — подумал норвей. По преданиям мореходов, вход в обитель бессмертных был доступен лишь сложившим голову в бою. Скар решил, что Дева тоже принимает в свой рай только погибших во время сражения. Что ж, он приносил много жертв своему богу, настало время побаловать приношениями незнакомую богиню.

Первый удар мореход нанес, играя. Так кошка забавляется с пойманным мышонком, прекрасно зная, что участь добычи предрешена. Тяжелый меч со свистом рассек воздух, опускаясь на голову противницы. Однако девушка текучим движением выскользнула из-под удара и, извернувшись, оставила длинный порез на боку противника. Будь этот бой настоящим, валяться бы воину Одина на земле в окружении собственных кишок. Скар опешил. Природа, наделяя его могучей силой, немного обделила северянина скоростью соображения. И в светлобородой голове не укладывалось, как сумела уцелеть эта желторотая пигалица. Боль от пореза его не встревожила. Что значит подобная царапина по сравнению с ранами, которые он получал за свою кипучую ратную жизнь?! Вместо боли Скар испытал удивление: неужели эти девчонки действительно что-то смыслят в воинском деле? Вот потеха! Рассказать кому-нибудь в родном фиорде, что он дрался на мечах с женщиной, так над ним все окрестные мальчишки смеяться будут. Воин поправил нарядный ремень с медными бляхами и снова шагнул вперед, нанося стремительный удар в живот, прикрытый тонкой кольчужной сеткой. И снова противницы не оказалось в том месте, куда он направил лезвие. Амазонка ушла в сторону, нанеся новый порез на бедро северянина.

На смену удивлению и растерянности норвея пришел гнев. Его, сына Вотана, гоняет по песчаному полю какая-то баба! Молодые мореходы, стоявшие вокруг, невольно втянули головы в плечи. Когда глаза Скара загорались подобным блеском, соперники считали за благо побыстрее убраться с его дороги. Зрители почувствовали, что игры кончились. Неторопливый добродушный увалень, решивший позабавиться с беззащитной игрушкой, исчез. Искаженное яростью лицо свидетельствовало о том, что предстоит бой всерьез. Скан вскипел. Но изменилась и его противница. Амазонка вошла в боевой транс. Состояние, когда в служительницах Афины засыпала женщина, и просыпался берсеркер. Дальнейший поединок представлял собой сражение двух одержимых. Мужчина и женщина кружили друг вокруг друга, изредка нанося короткие удары. Свист клинков и шуршание ног по песку были единственными звуками, нарушавшими напряженную тишину. Норвей атаковал снова и снова, взрывая длинным мечом землю на площадке. Мощные мышцы на плечах морехода вздувались и опадали, сквозь загорелую кожу бусинками проступил пот. Удар, удар, еще удар… Мечи вспыхивали отточенными гранями так, что даже умудренные опытом бойцы едва успевали следить за мельканием солнечных лезвий. Скар двигался со скоростью ветра, но его смертоносные удары не достигали цели. Амазонка словно растворялась в воздухе. Черно-серебристая тень перетекала с место на место стремительно и неуловимо. Только появлявшиеся на теле северянина новые красные полосы говорили о том, что противница норвея — существо из плоти и крови. Затаив дыхание, зрители ждали завершения схватки. Вот Илгмар коротко хлопнула в ладоши, и зазвучал рог, возвещавший окончание времени поединка. На краю песчаной площадки, отведенной для поединка, застыла амазонка. Доспехи ее в нескольких местах были погнуты, по запыленному лицу струился пот, однако дыхание оставалось ровным, и опасных ран не было. Лицо девушки сохраняло то же выражение спокойной уверенности, что и перед началом боя.

Запыхавшийся Скан, пошатываясь, отошел к своим. Из многочисленных порезов на его теле струйками сочилась кровь, на шее зияла рваная рана, левая рука бессильно свисала вдоль туловища. В голове у северянина царил кавардак. Он мог поклясться чем угодно, что его меч несколько раз проходил сквозь тело противницы, однако амазонка осталась жива. Либо он сошел с ума, либо ему пришлось столкнуться с неведомой боевой магией, перед которой бессильно оружие.

Тишину прервал звенящий голос царицы.

— Угодно ли чужеземцам продолжать поединок или вы видели достаточно?

Норвеи загалдели.

— Никогда сыны Вотана не признавали себя побежденными!

— Чтобы мы побоялись сразиться с бабами?!

— Еще!

— Других бойцов!

— Скара опоили!

— Мы сами выберем воина!

Илгмар снисходительно кивнула.

— Вы можете трижды испытать силу служительниц Афины, но четвертый поединок будет смертельным. Кто еще хочет испытать свою удачу?

Вперед шагнул Рагнар. Русые кудри оттеняли темноту карих глаз. Дубленая кожа обтягивала поджарую фигуру морехода. Гибкий и сильный, как морской котик, норвей был в том возрасте, когда юношеская подвижность уступает место зрелой силе мужчины. На воине, кроме кожаных штанов и короткой рубахи, не было ничего.

— Я буду драться без доспехов. Во славу Одина!

Упругим шагом норвей ступил на площадку и замер, сжимая в руке длинный отточенный нож.

Навстречу ему выступила смуглая девушка с короткими черными волосами. Аспидно-черные глазищи в пол-лица недобро светились под тонкими бровями. Подойдя к краю площадки, амазонка расстегнула нагрудный панцирь, скинула на руки подруг короткую металлическую юбочку и осталась в полотняной сорочке, едва прикрывающей грудь и коротких штанах, обтягивающих круглые ягодицы. Стройные икры оплетали ремни боевых сандалий, из-за которых воительница вытянула, сверкавший богатой отделкой, золотистый кинжал.

— Во имя Девы!

Коротко звякнул гонг, возвещая начало схватки, и противники закружились по песку. Они оба по праву носили звание воинов. Точеные тела, закаленные многодневными тренировками. Чистые лица, освещенные радостью схватки. Их движения были грациозными движениями хищников, наслаждающихся собственной силой, гибкими движениями танцоров, чувствующих ритм и музыку боя. Короткие выпады, отходы, броски. Сыны Вотана загомонили, любуясь сражением равных. Суровые дети моря искренне восхищались умением чужеземки обращаться с оружием. Прозвучал рог, возвещая, что время поединка истекло. Черноглазая, легко ступая, подошла к Рагнару и протянула сверкавший кинжал. Тот без слов поклонился в ответ, отдавая взамен свой нож с рукояткой из моржового бивня. Ни один из стоявших вокруг не сказал ни единого слова. Что тут говорить: равный почтил равного.

Ни дети Вотана, ни служительницы Афины не решались начать третий поединок. Трудно было ступить в круг после столь безупречной схватки. Тор взглянул на мужчин, что прошли с ним сквозь тысячи морских миль и сотни боев. Ни один не горел желанием выйти против амазонок. И тогда Тор сам шагнул на песок, бросив меч, нож и щит на руки соплеменникам.

— Кто сумеет восславить вашу богиню без доспехов, без стрел и мечей? Кто не струсит поднять руку на сына Вотана и служителя Одина?!

Голос Тора ревел, как огромный водопад в каменистом ущелье. И в ответ тихий ропот прошел по рядам воительниц. Повеселевшие норвеи приободрились, предвкушая отказ амазонок. Даже глупый малец и тот бы смекнул: может, эти девчонки и умеют справляться с мечом, но что сможет любая из них против великого искусства борьбы? Это дело мужчин.

Однако «дикие кошки» расступились, пропуская вперед невысокую женщину в темном хитоне, молчаливо ступившую в круг. Ни меча, ни ножа, ни щита. Тор готов был взреветь от нежданного приступа смеха, овладевшего им. Амазонка уже переступила свой возраст зрелости. Тонкой сеткой морщин оплелись карие глаза, складки около рта были видны с первого взгляда, четкий контур фигуры оплыл, исказившись жирком. Норвей пожал плечами. Если у молодой и вертлявой девчонки был хоть шанс пару раз увернуться перед тем, как он сломает ей позвоночник, то эта развалина даже не успеет отступить, когда он перейдет в атаку.

Горделиво оглянувшись на свой отряд, Тор громко произнес:

— Ну, ребята, готовьте место у весла для нашего великана. Через пару минут будем вместе грузить его на драккар, чтоб отвезти поближе к дому.

Мореходы закивали в ответ, отпуская похабные шутки в адрес старой карги, что, наверное, тронулась умом, решив выйти против сына фьордов. Кто-то в пылу веселья отпустил шутку в адрес богини, которой служат убогие головой жрицы.

Амазонка подняла голову. И сейчас же замолкли бойцы, ощутив, как сгущается тьма вокруг маленькой горстки людей, дерзнувших оскорбить жрицу Богини. Тор растерянно смолк, заглянув в грозный омут беды, в который превращались глаза его соперницы. Он увидел, как на человеческом лице оживают глаза демона. Желтые, пронизывающие, с вытянутыми кошачьими зрачками. Словно сама совоокая Афина вдруг взглянула на мух, что жужжанием коснулись ее грозного имени.

Вождь тряхнул головой, отгоняя непрошеный страх, и рванулся вперед. Быстро стиснул руки, ожидая схватить мягковатое женское тело…. И остался стоять, не в силах сдвинуться с места. Разум отказывался принять то, что отчетливо различал взор. Нависая над ним, возвышался чудовищный зверь. Желтоглазый дракон, попирающий землю. Черные кожистые крылья колыхались над красной броней, в которую было заковано гигантское туловище. Четыре бугристые лапы, были увенчаны острыми когтями, величиной с охотничий нож. Мощный хвост, злобно хлещущий пыль, заканчивался раздвоенным острием, как у смертоносного скорпиона. Чудовище поднялось на дыбы, раскрыв страшную пасть, усеянную острыми зубами, и над окрестностями пронесся внушительный рев, от которого умудренный боевым опытом мореход окончательно окаменел. Смрадное дыхание вырвалось из глотки зверя, а вслед за ним, к торжеству амазонок и ужасу норвеев, в воздух взвился столб зеленовато-синего пламени. Сомкнув челюсти с душераздирающим лязганьем, чудовище сделало шаг по направлению к сбившимся в кучку северянам.

Ошарашенные сыны Вотана, застыли на своих местах. Все, что жило в легендах и сагах оживало на их глазах. В этой странной стране, где женщины носят доспехи и сражаются лучше мужчин. Где драконы приходят по зову смертных, а чудесная сталь бессильна пронзить тонкую девичью кожу. Они бились в разных концах земли, принося Одину кровавые жертвы. Они не боялись врагов, но врагов-людей. Но кому же придет в голову биться с демонами?

Мудрый Тор счел за благо отступить и склонить голову, признавая проигрыш. В тот же миг страшный зверь исчез. На песке перед ним вновь стояла немолодая женщина. Плечевой браслет на ее правой руке светился кроваво-красным огнем, постепенно теряя свой блеск.

Илгмар удовлетворенно поднялась со своего места, подводя итог соревнованиям.

— Ну что ж, воздадим почести сильнейшим. И поблагодарим Афину за проявленное милосердие к побежденным.

Тяжелый подол сверкающего наряда взметнул мелкую пыль, когда земная Дева проследовала вдоль шеренги своих подданных.

–А теперь приглашаю вас всех отведать даров Девы. Астарта, распорядись!

Седобородый конунг удрученно насупился. Вот тебе и бабы! Разгромили так, что впору со стыда провалиться. Съежившийся, словно побитая собака, Скар угрюмо косился на товарищей. Словно он один был виноват в поражении. Немногим лучше выглядели и остальные сыны Вотана.

Тор обвел своих воинов суровым взглядом. И веско произнес.

— Нечего нюни распускать. Любому из бойцов рано или поздно находится достойный соперник. К тому же, это все-таки не настоящая битва.

Норвеи немного приободрились. Но тут кто-то из них вполголоса произнес.

— Свавильда жалко. Как же он теперь?

Конунг не успел ничего ответить. Земная дева как раз в этот момент подошла к мореходам. Карие глаза царицы лучились торжеством. Что ни говори, а приятно чувствовать себя сильнейшей. В радости победы она могла позволить себе сегодня быть великодушной. И потому норвеи удостоились чести, обычно недоступной иноплеменникам.

— Прошу отведать нашего угощения, дети Вотана!

Изумленные жрицы с вытянувшимися лицами обернулись к Астарте. Однако Верховная лишь повела полным плечом, отчего рубиновая вышивка хитона чуть блеснула. Лицо «золотого голоса» оставалось невозмутимым. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы было послушно. Пусть Илгмар наслаждается собственной значимостью. А уж она, Астарта, постарается извлечь из царственной милости собственную выгоду. Успокоив Совет, Верховная проследовала в шатер, где проворные рабыни давным-давно приготовили угощение. Ей следовало наскоро подкрепиться. Потому что потом ее ждали совсем иные дела. Те, ради которых, собственно, и затевался весь этот праздник.

Чужеземное колдовство

Дни летели стремительно и неуловимо. Тангл не мог точно сказать, сколько времени он провел в маленькой светлой комнатке прибрежного храма, восстанавливая свои силы.

Каждое утро для молодого морехода теперь начиналась с того, что сероглазая воительница, которую, как он теперь знал, звали Элгой, несколько часов проводила с ним, обучаясь северному языку. Ловкие пальцы ловко разматывали полотно, прикрывавшее уже начавшую заживать рану, натирали кожу какой-то прохладной голубоватой мазью, аппетитно пахнущей салом, а мелодичный голос в это время повторял вслед за юношей неизвестные чужие слова. К удивлению Тангла уже через несколько дней девушка достаточно свободно могла вести незатейливую беседу на языке сынов Вотана. Старательно помогая себе жестами и выразительной мимикой, амазонка снова и снова произносила те странные сочетания звуков, которые складывались для Тангла в родную речь. Сам норвей за все это время смог осилить лишь слова, положенные произносить при встрече и расставании, да короткие фразы, типа: «Я хочу пить» или «Кто ты?». На этом его познания языка воительниц Девы, как называла себя его собеседница, заканчивались.

Иногда Элга рассказывала ему что-нибудь о своем народе или пела, аккомпанируя себе на малютке кифаре (чем-то напоминающей по звуку гардарикские гусли), но чаще дотошно и кропотливо расспрашивала молодого воителя об обычаях и преданиях его страны, о той земле, откуда они приплыли, о родных и близких мореплавателя. Тангл сам не знал, почему так охотно делится с ней всем, о чем сам имеет хоть малейшее представление. Каждый раз, когда девушка уходила, он клялся себе, что больше его уста не произнесут ни единого звука в ответ на ее расспросы. Ведь она — враг! А разве можно раскрывать врагу самое сокровенное? Но наступал новый день, Элга садилась напротив него, сильные пальчики пробегали по наложенной крепкой повязке…

И Тангл чувствовал, как крохотные паучки невесомыми лапками изгоняют из его тела усталость и боль, накопившиеся за время похода. И, глядя в серые глаза девушки, он, забывая про данные накануне обеты, вновь рассказывал ей обо всем, что ее интересовало. Чувство, которое он испытывал в присутствии амазонки, до сих пор было неведомо норвею. Словно с приходом ясноглазой воительницы внутри него загорался сияющий розовый свет, окутывая мерцающей дымкой все, что его окружало. Не желая признаваться себе, он каждый день, как только Элга покидала маленькую комнатку, с нетерпением ждал ее следующего прихода. И вместо того, чтобы считать минуты и дни, проведенные в вынужденном заточении, с тоской ждал, что происходящее когда-нибудь кончится.

И вот настал день, когда амазонка, осмотрев его окончательно зарубцевавшуюся рану, произнесла те самые слова, которых и ждал и страшился служитель Вотана.

— Ты почти здоров, сын фьордов. Пришло время показать тебя нашей Верховной жрице, чтобы она с тобой побеседовала и оценила результаты моих стараний. На закате мы отправимся в основной лагерь амазонок. Обещай мне, что не сделаешь попытки сбежать. Или мне придется прибегнуть к силам Воительницы, чтобы не дать тебе сделать этого.

— Обещаю, — коротко проронил Тангл. Распрямив свободные от стягивающей повязки плечи, он с удивлением и радостью чувствовал, как послушно и радостно подчиняется ему тело. По совести говоря, он даже не слишком обратил внимание на слова врачевательницы. Внутри него все ликовало и пело. Он снова силен и здоров. И пусть только попробует теперь кто-нибудь встать у него на пути. Тангл решительно шагнул к выходу из своего убежища.

За что и был сразу наказан. Элга отступила на шаг, и норвей едва удержался на ногах, оглушенный внезапно обрушившейся на него слабостью.

— Не обманывай себя, северный воин. Ты пока еще слишком слаб. Помни об этом, когда тебе снова придет охота потешиться собственным могуществом. Боюсь, ты еще не скоро обретешь прежнюю силу.

На закате амазонка на белом жеребце и Тангл на спокойной гнедой кобылке, миновав несколько стадий пути, въехали под прохладные своды рощи, где в храме Великой матери их уже ожидала Верховная жрица.

Проследовав за Элгой под нависающим переплетением ветвей, Тангл очутился в лабиринте, причудливо извивавшемся в свете факелов. Когда они из лесного сумрака перешли под нависающие прохладные своды, он так и не уловил. Возможно, был слишком поглощен необычностью происходящего. А, может, причиной тому стало волшебство чужеземной Богини, сбивающей с толку непрошенного пришельца. В просторном помещении, щедро освещенном голубоватым переливающимся огнем, который, казалось, лился со всех сторон, Тангл рассмотрел темноволосую немолодую женщину, облаченную в спадающее до пола одеяние цвета подсохшей крови.

Незнакомка что-то произнесла бархатистым чарующим голосом. И хотя слова, произносимые ею, были норвею совсем незнакомы, он прекрасно понял, чего хочет от него жрица. Почтительно склонив голову, он произнес положенные слова приветствия и опустился на покрытую шкурой скамью. Если бы ему пришло в голову заглянуть женщине в глаза, он был бы несказанно удивлен. В ответ на его косноязычное «Хайре!» в их темной глубине вспыхнули смешливые золотистые искорки. Однако на лице жрицы не дрогнул ни один мускул. Астарта давно научилась контролировать свои чувства. Неслышные, словно тени молодые служительницы откуда-то принесли столик, на котором Тангл увидел орехи в меду, сыр и несколько ломтей хлеба. Прозрачная полосатая чаша с гроздьями винограда, соседствовала с пиалой, наполненной сушеными финиками. На краю столика разместилась кратерообразная посудина с розовой жидкостью и мисочка с какими-то разноцветными шариками. Астарта жестом пригласила гостя отведать предложенное угощение прежде, чем начать беседу. Тангл отхлебнул из чаши, узнав в прохладном напитке разбавленное вино, и положил в рот один из загадочных шариков. На вкус это больше всего напоминало сваренные гардарикскими умельцами леденцы, только вкус лакомства был более освежающим и приятным. Глядя в темные, мягко мерцающие на свету глаза жрицы, Тангл почувствовал удивительное спокойствие и умиротворение. Таким защищенным и обласканным, он, пожалуй, в последний раз чувствовал себя, играя на коленях у матери. Все происходящее казалось ему нереальным. И появись сейчас откуда-нибудь белокожая Фрейя, на своей повозке, запряженной пушистыми кошками, молодой норвей не слишком бы удивился. Астарта, удовлетворенная воздействием «порошка покоя», подмешанного в сладости, на усмиренного варвара, вдохнула, приготовившись задать пленнику первый из череды вопросов.

Но тут спокойное величие храма было нарушено стремительно ворвавшимися людьми, один из которых, к удивлению очнувшегося от блаженного оцепенения Тангла, оказался мужчиной.

Незнакомец держал на руках тело женщины с безвольно свисающей головой. В ярком голубом сиянии норвей ясно увидел вздувшийся огромный живот чужеземки и синеватые ногти на безвольно откинутой руке. Женщина была мертва. Причем покинула этот мир она совсем недавно, судя по тому, что окоченение смерти ее еще не коснулось. Мужчина положил тело на золотистый мех прямо под ноги Астарты и преклонил колени, молитвенно протягивая вперед мускулистые руки.

Мужчина говорил что-то. Страстно и умоляюще. Судя по всему, просил о помощи темноволосую служительницу Богини. Царственным жестом Астарта наклонила свою мудрую голову. Коротко бросила пару фраз, смысл которых так и остался для норвея загадкой. И медлительное спокойствие храма сменилось стремительным мельканием девичьих тел.

Комната вмиг наполнилась молодыми и не очень служительницами. Одни под руки выводили из помещения безутешного воина, другие втаскивали плоскую высокую лежанку, устанавливая ее поближе к Верховной, третьи раскладывали на маленьких столиках какие-то сверкающие предметы.

Про Тангла, казалось, забыли. Прижавшись, как затаившийся от кошки мышонок, в самом далеком углу, норвей во все глаза рассматривал происходящее. Если верить старым легендам, ему представилась небывалая возможность — увидеть воскрешение мертвого. «Только бы не заметили! Только бы не прогнали!» — стучало у него в голове.

Но собравшимся, судя по всему, было не до него. Астарта приказала положить девушку на высокий стол и рывком скинула длинное белое одеяние, в которое была одета несчастная. Повелительное восклицание, брошенное Верховной, заставило молодых служительниц отойти от тела. Рядом с темноволосой целительницей осталась только Элга. Амазонки ловкими движениями ощупали голову и тело покойницы, заглянули в глаза, приложив по очереди ухо к неподвижной груди. Сероглазая воспитанница разочарованно вскинула глаза на старшую жрицу.

— Поздно, — уловило ухо норвея.

И в этот момент выпуклый живот мертвой женщины вздрогнул и из-под кожи вырос маленький округлый бугорок. Затем спрятался. А через мгновение появился чуть ниже. Северянин скрестил пальцы в оберегающем заклинании.

Так вот это что! Она не просто умерла! В ее тело вселился злой дух. И теперь жрицы Богини будут изгонять его. Тангл искренне пожалел, что вовремя не покинул комнату. Всякому известно, что изгнанный из временного обиталища демон немедленно попытается найти для себя новое пристанище. И если служительниц здешней Богини будет охранять ее магия, то кто защитит его, неведомо по какой прихоти бессмертных занесенного в эти края?

Астарта взяла в руки маленький сверкающий нож, формой напоминающий плоскую серебристую рыбку, и одним движением рассекла кожу на животе женщины. Вжавшись в стену, норвей увидел, как разошлись в сторону почему-то бескровные пласты кожи, пронизанные красными точками сосудов. Но вместо привычно выпирающих радужных кишок, которые всегда лезли из живота противника, распоротого во время схватки, Тангл увидел что-то ярко-розовое, похожее на надутый пузырь. Дурнота подступила к горлу, заставив морехода вспомнить свой первый шторм, во время которого он щедро пожертвовал свой обед Морскому Хозяину. Но желание собственными глазами увидеть жителя потустороннего мира пересилило страх, влекущий северного воителя подальше отсюда.

Элга помогла наставнице расширить по-прежнему остающуюся бескровной рану. А затем нож снова сверкнул в руке старшей служительницы Богини и на пол хлынул поток яркой брызжущей крови. В глубине живота Тангл увидел полупрозрачную толстую пленку, под которой шевелилось самое уродливое из созданий, что он когда-либо видел. В голове у норвея зашумело, перед глазами заплясали разноцветные радужные круги, и он с тихим шорохом опустился на пол. Последнее, что донесло до него милосердно угасающее сознание, был пронзительный детский плач.

Когда поклонник Вотана и Одина пришел в себя, он по-прежнему сидел напротив темноволосой женщины в багровом одеянии на низенькой скамье. Сероглазая амазонка, доставившая его сюда, так же неподвижно стояла за спиной своей наставницы, а его рука покоилась на гладкой поверхности маленького столика с угощениями.

Как ни в чем не бывало, Верховная жрица задала ему несколько вопросов, на которые норвей отвечал в каком-то оцепенении. А затем мановением руки отпустила его. Пребывание в храме окончилось.

Спустя несколько дней, Тангл попытался выяснить у Элги, что же произошло в тот день в святилище Матери. Но девушка только уклончиво отвечала, что с тем, кто впервые оказывается перед зеркалом Афины, часто происходит необъяснимое. Кого-то посещают видения, кто-то слышит голоса давно умерших, некоторые начинают рассуждать о вещах, о которых раньше не имели представления.

— Ты хочешь сказать, что мне все это просто привиделось?! И мертвая женщина, и какой-то чудовищный монстр, поселившийся в ее теле?!

Будь Элга старше и опытнее, северянину до конца своих дней суждено было бы считать, что все, что случилось в храме, ему просто пригрезилось. Но амазонка еще была слишком молода. И очень гордилась тем, что совершила ее любимейшая наставница. Поэтому девушка, взяв с него страшную клятву молчать о произошедшем, рассказала, что в тот день, когда Астарта пожелала с ним побеседовать, в храм Матери должны были приехать вождь племени коневодов со своей женой. Супруге молодого правителя в первый раз предстояло разрешиться от бремени, и заботливый муж уговорил царицу амазонок разрешить его супруге посетить храма Матери, пообещав за это десяток отборных коней. Супругов сопровождали брат вождя и его тетка. Однако по дороге путники подверглись нападению «проклятых». В завязавшейся схватке супруга вождя получила удар по голове камнем, выпущенным из пращи одним из нападающих. Женщина погибла мгновенно. Обезумевший от горя муж ринулся прямо к Верховной жрице, умоляя ее спасти хотя бы неродившееся дитя. Астарта, которая когда-то читала о подобном в описаниях древних, решила попробовать.

— Так что, тот отвратительный монстр, которого ты видел, всего лишь сын вождя племени коневодов. И, если будет угодно милостивой Богине, через несколько лет станет обычным ребенком, каких множество. А то, что он пришел в этот мир уже после смерти матери, будут знать только жрицы Бессмертной. Да еще ты теперь.

— Значит, ваша Богиня дает вам не только славу в бою, но и власть над жизнью и смертью?

— Над жизнью и смертью властны только Великие. Посвященным же Богиня открывает лишь малую толику из того, что может. Да и то не всем, а лишь самым избранным. Хотя мне иногда кажется, что Астарта знает и может столько, что сама почти стала бессмертной.

Произнеся эти слова, Элга пугливо оглянулась вокруг и торопливо совершила движение, отводящее гнев богов.

— Что-то я сегодня глупости делаю одну за другой. Забудь лучше поскорей все, о чем мы сейчас говорили. Боги завистливы и они не любят, когда смертные вмешиваются в их дела. Считай, что все это тебе просто приснилось.

И амазонка спешно покинула шатер, где разместили пленника. Вскоре к нему и Свавильду, живущему в таком же шатре на другом конце лагеря, должны были присоединиться еще трое норвеев, отобранных жрицами Афины для участия в ночи Продолжения Рода. Может быть, кого-то из них поселят вместе с ним, тогда будет с кем обсудить то положение, в котором оказались воители Вотана. А пока он томился в одиночестве, восстанавливаясь после ранения и строя грандиозные планы возвращения домой.

Чужеземка

На земли Афины пришла зима. Пожухли пышные степные травы, холодный ветер оборвал яркие венчики с запоздалых осенних цветов. Побуревшие виноградные лозы, отдав золотистый урожай в заботливые людские руки, горестно шелестели на ветру, ожидая прихода солнца. Природа затаилась, погрузившись в серое оцепенение, лишь в основном лагере амазонок кипела жизнь. Проворные рабыни ткали полотно, пленные умельцы ковали мечи, невольники-скотоводы пестовали подопечную живность. А среди серых шатров появился новый купол в красно-черную полосу: пристанище норвеев, задержавшихся в государстве Девы из-за зимних штормов. Поначалу сыны Вотана бушевали, грозя разнести все вокруг в бессильной ярости. Тор потратил немало сил, чтобы обуздать распоясавшихся соратников, увещевая норвеев, что против воли богов не попрешь. И если бессмертным вздумалось запереть их в чужом краю, то хоть лоб расшиби, а ничего не поделаешь. Однако, спустя пару недель мореходы смирились с вынужденным заточением. Тем более, что особых невзгод им испытывать не приходилось. А обилию вкусной еды обитатели фьордов могли только удивляться. Очутись они в это время в родных краях, о терпких винах и засахаренных фруктах, нечего было бы и мечтать.

В один из пасмурных дней, когда солнечная колесница Гелиоса едва показывается на небосводе из-за плотных свинцовых туч, в шатре Царицы беседовали двое. Повелительница амазонок и ее главная советница. Накануне Тор явился к царице с просьбой, разрешить его людям тренировки с оружием. Илгмар не дала ответа, заявив, что ей необходимо получить на подобное разрешение Совета. По правде говоря, мнение жриц не слишком много для нее значило. Но традиции есть традиции. Не нами положено, не нами и нарушено будет. И царица пригласила в шатер Астарту, чтобы ее устами донести собственное решение до Совета Посвященных. Кареглазая повелительница прекрасно знала, что желающих спорить с «золотым голосом» не отыщется. И вот теперь земное воплощение Девы, привольно раскинувшись на низком широком ложе, неторопливо рассуждала, ощипывая сочную янтарную гроздь.

— Норвеи не должны чувствовать себя ущемленными. Пусть резвятся. Кому от этого плохо? — Илгмар поправила тугие локоны сложной прически, перевитой жемчужными нитями. — Опасности от их тренировок ни малейшей. А польза несомненна.

Верховная чуть склонила темноволосую голову, недоверчиво пожав плечами. Всем своим видом демонстрируя сомнения в правильности решения земной Девы. Илгмар картинно приподняла тонкие брови, выражая удивление непонятливостью советницы, и продолжила монолог, отвечая на незаданный вопрос.

— Я хочу, чтобы в весеннюю Ночь Продолжения Рода эти воины отдали лучшее, что у них есть. Не зря же совоокая оставила их в наших краях. Хороший жеребец для того и создан, чтобы улучшать породу. А от обленившейся животины, привязанной в стойле, глупо ждать приличного отпрыска. Сила родителей должна перейти к потомству без изъяна, а иначе для чего вся эта затея?

Астарта кивнула. Спорить с земной Девой было не из-за чего. Осенью каждый северянин смог обеспечить потомством не только предназначенную для него избранницу, но и еще нескольких амазонок, услужливо предоставленных сообразительными жрицами. Если норвеи с тем же успехом поучаствуют в весеннем обряде, Государство Афины пополнится десятком-другим крепких малышей. Даже если пара-тройка из них окажутся мальчишками, результат все равно будет великолепен. Рубиновая диадема качнулась, тускло сверкнув кровавыми каплями подвесок.

–Ты как всегда права, светлейшая. Пусть тешатся. Лишь бы в дело пошло.

Так и прижились светлобородые мореходы в государстве Афины. Жизнь текла своим чередом. Румяная Эос снова и снова появлялась на утреннем горизонте, чтобы в свое время уступить место сияющей колеснице Гелиоса. Седобородый Тор и его подопечные наслаждались неожиданно обрушившимся на них мирным сытым существованием. Даже та парочка, которым к моменту окончания сурового шторма, забросившего их в эту бухту, Тор отмеривал в лучшем случае несколько дней до перехода в ной мир, оправились и окрепли. И уже отнюдь не напоминала кандидатов на застолье в чертоги Валгаллы. Государство амазонок активно готовилось к весеннему празднику Девы. И все, казалось бы, были довольны. Но это только казалось. Среди пятнадцати мореходов двое не находили себе покоя. Белокурый великан и его сухощавый напарник. Единственные из норвеев, до сих сохранявшие статус пленников.

Свавильд тосковал. Где-то далеко соплеменники бороздили бескрайние морские просторы, и суровый ветер пенил кромку воды в заливах родного фьорда. Слуги Одина бились, занимая места за столами великой Валгаллы, захватывали корабли и набивали трюмы дорогими товарами. А он плесневел здесь, в скучном сумраке чужого шатра, привязанный за ногу, словно медведь на ярмарке. Прочие дети фьордов жили с куда большим комфортом, в полосатом шатре в самом центре лагеря. Судя по разговорам охранниц, Царица амазонок даже разрешила норвеям забавляться в учебных поединках с молодыми воительницами. Великан же, несмотря на многочисленные ходатайства старого Тора, был оставлен в отдельном шатре. И даже удостоился такой сомнительной чести, как привязь. И из-за чего?! Из-за такой малости, как покалеченный раб, подвернувшийся под горячую руку! Свинство какое! Хорошо хоть цепь, охватывающая правую икру великана, была достаточно длинной для того, чтобы он мог позволить себе ежедневные упражнения, без которых не может обойтись настоящий воин. Ему не с кем было перекинуться даже словом, чтобы выплеснуть накопившуюся злость на проклятых зазнавшихся баб. Только безответная каменная глыба, к которой была прикреплена его цепь, молчаливо сносившая все пинки и удары норвея. От нечего делать он стал наблюдать за своими обидчицами.

В первые дни, разглядывая стройные тела тренировавшихся невдалеке амазонок, богатырь плевался, глядя, как эти бестии позорят своими ужимками высокое мужское искусство. Потом жадными глазами оголодавшего самца следил за полуобнажёнными телами, мелькавшими в такой близости. А спустя десяток дней должен был признать неприятную истину: обучение чужеземных воительниц мало чем отличалось от подготовки молодых бойцов у норвеев. Только у его народа каждый паренёк, замысливший стать ратником, прикреплялся к лихому бойцу, умудрённому сединами и опытом. Ученик становился как бы названным сыном, почитающим наставника наравне с родителями. Даже закон кровной мести распространялся на этих приёмышей.

Здесь же всё было совсем иначе. Каждая из наставниц отвечала за свой стиль ведения боя. Одна обучала девушек искусству стрельбы, другая — тонкостям обращения с мечом, третья — метанию дротиков. И в каждой пятёрке учениц была своя старшая. Та, которая опекала, помогала залечивать ссадины, а иногда и просто жалела. Далеко не всегда эта «дева пяти» была самой старшей. Занять такой пост могла любая из молодых воительниц, если Совет жриц признавал её лидерство.

И только в одном клане не существовало такого деления. «Золотая когорта» жила по собственным законам и состояла из двадцати равных. У «золотых» не было старших и младших, первых или третьих. Потому что, как учила Астарта, «неважно какое звено в броне окажется слабым, если в результате она свалится». Впрочем, тренировок телохранительниц Свавильд видеть не мог, сколько бы ни вглядывался в происходящее цепкими бирюзовыми глазами. Служительницы Девы умели хранить свои тайны.

Жизнь текла, оставляя за кормой пленного гиганта, пока в один из коротких северных дней, в лагерь не прискакали два всадника. Сухощавая фигура одного из них заставила Свавильда метнуться к выходу из шатра, до предела натягивая цепь. Тангл!? Удивление великана было беспредельным. Он мог поклясться молотом Тора, что после ран, что он видел на теле товарища, не выживают. И потому мысленно Свавильд давно уже переселил душу приятеля за пиршественные столы Валгаллы. Как же ему удалось выкрутиться? Чувствуя, как холодком бежит между лопаток нехорошее предчувствие, великан вполголоса произнес:

— Однако, я бы не отказался посмотреть на волхва, который исхитрился вытащить Тангла из чертогов Одина. И заодно и узнать, для чего ему это понадобилось. Должно быть ему лет триста, не меньше.

По мнению норвея, именно столько нужно было прожить, чтобы научиться воскрешать мертвых. Могучий сын фьордов ни за что на свете не поверил бы, что неведомый волхв, едет рядом с Танглом, нетерпеливо пришпоривая пятками белого жеребца.

Вечером в его шатер вошла девушка. Взглянув на посетительницу, норвей сжал литые кулаки. Он уже встречался с этой сероглазой однажды. И та встреча привела его к плену и привязи. Так что великан не был склонен к благодушным беседам. Злобно зыркнув на вошедшую, Свавильд вполголоса помянул прихоть Одина, разрешившего топтать землю гнусным порождениям рабыни, свиньи и тролля. Каково же было его удивление, когда незваная гостья чисто и звонко ответила на его родном языке.

— Я надеюсь, прославленный воин не сочтёт для себя позором отказаться от справедливости своих слов. Ибо мы, воины Девы, довольно обидчивы. И хотя мы поклоняемся не Вотану, а Афине, однако за оскорбления не признаем иной платы, кроме жизни.

Свавильд отчетливо помнил, что в день их первой встречи незнакомка не понимала ни слова на языке фьордов. Неужели эти «чертовы кошки» столь способны к освоению чужой речи? Нет, тут точно не обошлось без колдовства. Говорила ему бабка: «Не связывайся с чужеземками. Они все — ведьмы!» Выходит, права была бабка! И вопреки изначальным намерениям, великан все-таки заговорил.

— Что тебе нужно, дочь неведомого народа, понимающая язык норвеев? Хочешь позабавиться с пленником или у тебя есть что-то, что могло бы меня заинтересовать?

Девушка не смутилось грубоватым обращением Свавильда. Пообщавшись с Танглом, она уже знала, что обходительность не относится к достоинствам мореходов.

— Я пришла предложить тебе занятие. Повелительница амазонок предлагает тебе обучить нескольких воительниц некоторым приёмам боя, принятым у твоего народа. Ты искусен в обращении с мечом, а Афине угодны умелые воины. Наши земли расположены слишком далеко, чтобы бессмертные когда-либо могли свести нас в поединке, а воинское искусство имеет свою цену. Служители Девы не пожалеют золота и самоцветов (девушка чуть запнулась выговаривая малознакомое слово) чтобы отблагодарить благородного наставника.

— Хорош благородный наставник! — прорычал Свавильд. — Сначала держат на цепи, как бешеную собаку, а потом предлагают ещё и учить их за это.

Сероглазая понимающе кивнула, признавая правоту собеседника.

— Я понимаю возмущение достойного служителя Одина. Однако, если ты принесёшь «клятву меча», пообещав не причинять вреда моим соплеменницам, тебя немедленно освободят.

— Какую клятву?! — в первое мгновение Свавильду показалось, что он ослышался. Откуда желторотой чужеземной пигалице знать о высшем законе норвеев? Но потом призадумался. Несмотря на богатырскую силу, Свавильд отнюдь не был тупоумным громилой, как считали многие. Подвижный разум морехода и воина быстро просчитал, каким образом запретная информация могла оказаться у боевитой девчонки. Ой, не зря они Тангла с того света вытащили. Как ни крути, а бабья хитрость, похоже, в который раз оказалась проворнее мужского ума. Не упоминая больше о своей несвободе, Свавильд перевёл разговор на предложение царицы амазонок, беззлобно ухмыльнувшись в светлую бородку. Тоже мне, воительницы нашлись, мышам на потеху! Срамота, да и только! Мало им в мужскую одежду вырядиться, да оружие нацепить, им еще воинскую науку постигать понадобилось.

— И во сколько же воины Матери оценивают мои боевые познания?

— Воины Девы, — мягко поправила его амазонка. — Великая Мать не нуждается в воинах. Однако, для тебя различия не важны. Илгмар предлагает тебе за уроки цену трёх рабов золотом, или боевого коня. А, может быть, северного воина больше заинтересует ратный доспех? Или вот это… — Амазонка протянула вперед золотистую загорелую руку. — У меня есть кое-что для тебя, малыш Одина.

Свавильд посмотрел на то, что протягивала ему собеседница, и почувствовал, как в груди трепыхнулась отчаянная ребячья радость. На узкой ладони, покрытой мозолями от рукояти меча, покоился позеленевший от морской воды амулет в форме кошачьей головки. Височная подвеска его матери. Крошечная вещица, оставшаяся на память о той, что привела его в этот мир. Никто из норвеев не знал, что стало с родителями Свавильда, отправившимися однажды на вечерний лов. Свавильд сам видел, как оттолкнул от берега верткую долбленку отец, и мать махнула на прощание рукой семилетнему отпрыску, отправляясь в привычное короткое путешествие. Они с братом в тот вечер долго смотрели на узенькую полоску северного заката, в которой растворились родители. Растаяли, чтобы никогда больше не ступить на камни родного фьорда. Быть может, их забрал в свое царство ненасытный морской бог. А быть может, кто-то из проплывающих мимо драккаров приобрел в ту ночь пару новых рабов для продажи на рынках Гардарики. Только с того дня больше никто и никогда не встречал Орланда Рыжего и его беловолосую Гретхель. А двум маленьким сыновьям, осиротевшим в мирное время, остались на память лишь отцовские ножи, да парадные украшения матери. Отправляя брата на обучение в Гардарику, Свавильд разделил незамысловатые серебряные подвески. Одна осталась у него, а другую он подвесил на крепком кожаном шнуре на шею младшего братца, Свана. Серебристые полукружья в форме кошачьей мордочки, стали для них чем-то вроде семейного талисмана.

На следующий день после столкновения с амазонками на морском берегу, Свавильд обнаружил, что его оберег исчез, несмотря на то, что массивная серебряная цепь, на которой он был подвешен, осталась неповрежденной. Погоревав несколько дней, богатырь смирился с невозвратимой потерей. Хотя некоторое время чувствовал себя так, словно лишился чего-то жизненно необходимого, вроде глаза или руки.

И вот теперь сероглазая чужеземка вернула ему уже оплаканное сокровище. Свавильд присмотрелся к витому плетению, и перед ним на миг воскресло лицо матери. Смеющиеся бирюзовые глаза, колечки белокурых волос на висках. Великан сжал зубы, унимая взбесившееся сердце, Пытливо вгляделся в настороженное нежное лицо девушки. И неожиданно для самого себя выдохнул:

— Я буду учить.

Отвернулся, устыдившись навернувшихся на глаза соленых капель. И махнул рукой себе за спину.

— Завтра приходи. Утром. Я сказал.

Легкий шорох полога известил его, что иноземка ушла. Свавильд присел на свое лежбище и долго баюкал на огромной ладони потемневшую от времени подвеску. Засевшая в голове мысль никак не хотела давать ему покоя: откуда чужеземка узнала, сколь важна для него эта вещь?

А ларчик, между тем, открывался довольно просто. Причиной всезнания амазонки был не кто иной, как его сухощавый приятель.

Тангл не мог точно сказать, сколько времени он провел в маленькой светлой комнатке прибрежного храма, восстанавливая свои силы. Каждое утро для него начиналась с того, что сероглазая целительница, присаживалась рядом. Ловкие пальцы разматывали полотно, прикрывавшее заживающую рану, натирали кожу густо-желтой мазью, аппетитно пахнувшей топленым салом, а мелодичный голос в это время повторял вслед за юношей незнакомые доселе слова. К удивлению Тангла, спустя несколько дней девушка достаточно свободно могла вести незатейливую беседу на языке норвеев. Старательно помогая себе жестами и мимикой, амазонка складывала слова в короткие предложения, осваивая северную речь. Сам северянин за все это время смог осилить лишь короткие фразы, вроде: «Я хочу пить» или «Кто ты?», да и то произносил их, судя по всему, с таким акцентом, что сероглазая учительница каждый раз прыскала в кулачок, услышав его приветствие. Иногда Элга рассказывала ему что-нибудь, но чаще расспрашивала молодого воителя об обычаях и преданиях его страны. О той земле, откуда они приплыли, о родных и близких мореплавателя. Тангл сам не знал, почему так охотно делится с ней всем, о чем имеет хоть малейшее представление. Каждый раз, когда девушка уходила, он клялся себе, что больше его уста не произнесут ни единого звука в ответ на ее расспросы. Ведь она — враг! А разве можно раскрывать врагу самое сокровенное? Но наступал новый день, Элга садилась напротив него, сильные пальчики пробегали по наложенной крепкой повязке… И, глядя в серые глаза девушки, Тангл вновь рассказывал обо всем, что ее интересовало.

В один из дней Элга показала ему витую подвеску, найденную ей у подножия жертвенника, с которого Свавильд пытался похитить серебряную чашу. Тогда-то норвей и поведал амазонке о талисмане синеглазого гиганта. Как рассказывал и о многом другом, казалось бы вовсе не предназначенном для чужих ушей.

Трудно сказать, что толкало норвея на подобную откровенность. Он и сам себе не желал признаться, что все дело тут в симпатии к чужеземке. Чувство, которое он испытывал в присутствии амазонки, до сих пор было неведомо молодому мореходу. При воспоминании о сероглазой воительнице в груди у норвея что-то сжималось, отчего хотелось смеяться и плакать одновременно. Поначалу Тангл списывал непривычные ощущения на проявление благодарности к человеку, спасшему его жизнь. Но чем дальше, тем более надуманными казались ему самому эти объяснения. Норвей несколько раз ловил себя на мысли, что впервые, волнуясь, ждет чьего-то взгляда, прикосновения, улыбки… Как и всякий мужчина, он любил красивых наложниц и с удовольствием общался с ними. Но чтобы скучать?! А теперь, как только Элга покидала маленькую комнатку, он с нетерпением ждал ее следующего прихода. И вместо того, чтобы считать минуты и дни, проведенные в вынужденном заточении, с тоской размышлял о том, что происходящее однажды кончится.

Новый наставник

На следующее утро Свавильд проснулся оттого, что за стенкой вблизи от шатра возникла приглушенная возня. Словно стайка беспокойных мышей потрошила короб с зерном. Ступив за порог и окунувшись в поток золотистого яркого света, Свавильд увидел двух девушек в коротких кожаных штанах по колено и куртках без рукавов, стянутых на груди. Запястья воительниц были перемотаны кожаными ремешками. Доведись норвею встречаться с эллинами, он без труда узнал бы в этой одежде наряд кулачных бойцов. Их сопровождала вчерашняя гостья в голубом хитониске. На ее правом плече красовался массивный браслет в виде серой змеи с изумрудными глазами. Сероглазая выглядела моложе своих спутниц, однако что-то в её манере держаться безошибочно указывало на то, что именно она здесь главная.

— Совет жриц отобрал этих воинов Девы, чтобы они с твоей помощью изучили ремесло северных витязей. Можешь испытать их и, если сочтёшь достойными, начинай урок. Свавильд поморщился и взмахнул рукой, нарисовав в воздухе отрицательный жест, понятный без слов.

— Ты отказываешься от данного слова? — в голосе девушки звучало неприкрытое удивление. Как видно в этой земле подобное считалось столь недостойным воина, что не могло прийти в голову.

— У нас принято брать только одного ученика. И я буду учить только одну. — Свавильд сделал выразительную паузу, а затем ткнул пальцем в грудь переводчице — Тебя!

Поправил на груди засаленную рубаху, давным-давно нуждавшуюся в хорошей стирке. И непреклонно добавил:

— Или никого!

Одна из амазонок в кожаном облачении сорвалась с места, направляясь к шатру старшей наставницы. Вторая осталась, только отступила за спину подруги. От греха подальше. Сероглазая, напротив, сделала шаг вперёд. И положила прохладную ладонь на мускулистое плечо норвея. Северянин хотел скинуть руку, однако, почему-то стерпел. А воительница, тщательно подбирая слова чужого языка, произнесла:

— Благодарю, северный воин. Афина свидетельница, я горжусь тем, что ты посчитал меня достойной искусства служителей Одина. Меня зовут Элга, и, надеюсь, что когда-нибудь я смогу отплатить тебе за оказанную честь.

Девушка грустно усмехнулась, отводя глаза.

— Но моя дорога скоро уйдёт за пределы Государства амазонок. Совет жриц не позволит, чтобы драгоценное знание ушло вместе со мной.

Свавильд задумался. Что значит «моя дорога уйдёт»? На умирающую девушка не похожа, на изгоняемую из племени — тоже. Может быть у них приняты человеческие жертвы, как у восточных народов? Сероглазая между тем продолжала.

— Если хочешь, я могу просить Илгмар, подобрать тебе учениц по твоему разумению. Тангл считает, что тебе нет равных в искусстве сражения, и потому выбор царицы пал на тебя.

Свавильд почувствовал, что не зря его вчера томили нехорошие предчувствия. Тангл! Так вот откуда знание их языка и обычаев. Вот откуда умение вести себя, как подобает воину. Свавильд прикусил светлый кончик уса. Но для чего Тангл ей всё это рассказал? Околдовали? Сошёл с ума? Влюбился? Северный гигант представил себе длиннокосую пышнотелую Тану, ожидающую товарища в родном поселении, и недоверчиво хмыкнул. Ну уж точно не влюбился! Сероглазая совсем не была красавицей. Средний рост, неплохая фигура, чистая гладкая кожа, но той обольстительной прелести, от которой теряют рассудок, здесь и в помине нет.

Пользуясь временной передышкой, пока «кожаная» и её начальницы решали неожиданную проблему, норвей беззастенчиво разглядывал стоящую перед ним девушку. Грудь красива, но невелика, плоский крепкий живот с легким намёком на нежную выпуклость, по которой так приятно пройтись руками. Крепкий зад, но круглится лишь от крепости мышц, а не от того соблазнительного жирка, который положено иметь каждой уважающей себя женщине. В девушке чувствовались здоровье и сила, но напрочь отсутствовало то, что делает женщину соблазнительной. Свавильд пожевал нижнюю губу. Значит, Тангла всё-таки околдовали. Иначе, зачем бы ему рассказывать незнакомой девчонке воинские сокровенные тайны норвеев? Или все-таки влюбился? Свавильд снова взглянул в лицо амазонке в голубом одеянии. Ясные серые глаза, не замутнённые кокетством. Похоже, этого взгляда любовь еще не касалась. Зато в них горело желание познавать. Ни с чем несравнимое стремление юности, напомнившее Свавильду его самого лет десять назад.

И, ухмыльнувшись в пушистую бородку, великан произнёс:

— Хорошо, научу одну из тех двоих. — Норвей нарочито зевнул, обнажая ровные белые зубы. — А может и обоих. Надо и в самом деле хоть чем-то заняться, пока я ещё не понадобился вашим колдуньям.

Бирюзовые глаза цепко уставились на посветлевшее личико сероглазой. — Но и ты приходи, чужеземка, говорящая на языке норвеев. Пригодится, глядишь, моё умение, если надумают жизни лишить.

Не успел великан договорить, как возвратилась первая «кожаная», передав приказ, согласно которому Элге самой надлежало справиться с возникшей проблемой.

— Я уже справилась, — коротко кивнула сероглазая.

На следующее утро уже Свавильд рано поднял своих учениц, чтобы начать обучение воинскому искусству в предрассветной прохладе. Три девушки, стояли перед ним, нетерпеливо подавшись вперед. Внимательные глаза напряженно ловили каждое движение наставника, пытаясь запомнить, осмыслить и повторить. Великан усмехнулся. По его мнению, вся эта мышиная возня была пустой тратой времени. Как можно даже помыслить о том, чтобы научить женщину тем приемам, что созданы мужами и для мужчин? Да любая из них после первого же хорошего удара упадет, чтобы вовек не подняться. Даже жалко смотреть, как эти пигалицы торопятся получить парочку оплеух, от которых у них мигом отобьет охоту ввязываться не в свое дело. Ну да, ладно. Слово дадено, и отказываться от него не след. Пусть потешатся пару минут. Не скрывая насмешки, мелькнувшей в кольцах густой бороды, Свавильд ехидно поинтересовался:

—

Ну, кому красота надоела? Кому зубки из рядка в кучку положим?

Иноплеменницы вряд ли могли оценить его «тонкий» юмор, но великана-норвея это не тревожило. Он не привык обращать внимания на такие мелочи, как женские уши.

—

Кому ребер нисколько не жалко?

Вперед шагнула сероглазая. Великан успел уже кое-что разузнать о ней. Охранницы, не оставшиеся равнодушными к бирюзовым очам и богатырским статям северянина, охотно поведали ему о том, что его новая ученица сохранила жизнь Тангла. Что заставило гиганта проникнуться к сероглазой уважением. Врачевательница, значит. Ну что ж, посмотрим, как твои лекарские способности в настоящей драке помогут.

— Нападай! — зычно скомандовал Свавильд.

Амазонка напружинилась, словно кошка, изготавливаясь к прыжку. Рядом с крупным широким норвеем девушка казалась маленькой норкой, нападавшей на матерого волка. Мореход отшвырнул в сторону свой тяжелый меч, чтобы не прибить ненароком отчаянную пигалицу. Быстрый выпад, удар, поворот. Свавильд ускользнул в сторону, оставив амазонку кувыркаться в песке. Решив, что для первой вояки урок закончился, великан развернулся к двум оставшимся. И тут же согнулся от неожиданно резкой боли в боку. Выпрямившаяся, словно пружина, девчонка достала его крепким ударом ноги. Тренированное тело отреагировало быстрее рассудка. Великан развернулся, нанося короткий удар, отбросивший Элгу на несколько шагов. Свавильд запоздало подумал, что можно было припечатать и послабее, не мужик всё-таки. Но потом сам на себя разозлился. Тоже мне додумался, рассуждать «мужик-не-мужик». Раз в воинское дело лезет, значит пусть и учится, как положено воину. Норвей поморщился, глядя на поднимающуюся с земли амазонку. Вот к чему ведет блажь, глупыми бабами в голову вбитая. И повернулся к двум «кожаным» воительницам, терпеливо дожидавшимся своей очереди.

— Ну что, закончим с уроком? Или тоже по шишке заработаете? Только предупреждаю, в следующий раз бить буду по-настоящему, без игрушек.

— Погоди отпевать меня, чужеземец! — Голос за его спиной прозвучал слабо, но гордо. — Я еще не сдавалась.

Великан обернулся. Элга, покачиваясь, возвращалась на площадку. Было видно, что каждое движение причиняет ей боль, по плечу расплывался огромный кровоподтек, но подрагивающие губы силились сложиться в подобие улыбки. Усмехнувшись, норвей отступил, пропуская девушку. Смотри-ка, огрызается! Выходит, учить этаких желтопузиков ещё не самое безнадёжное дело.

С тех пор каждое утро норвей гонял по песчаному пятачку тройку воительниц. Амазонки осваивали приёмы, которыми счёл нужным поделиться могучий пленник.

Время выбирать

Короткая приморская зима промелькнула, как сон, до предела заполненная ежедневными хлопотами и делами. Отзвенели весенние ливни, стыло-серая степь вновь покрылась изумрудным пухом травы. В темных рощах дриад сказочные дубы пустили в рост свои сочные крепкие побеги. А в Государстве Афины заканчивались приготовления к весеннему празднику. Юные амазонки, достигнувшие возраста Девы, готовились встретить свое первое воинское испытание. Служительницы храмов во главе с Астартой, отбирали новых участниц Ночи Продолжения Рода. С помощью трав, колдовства и скрупулезных расчетов на протяжении многих поколений жрицы ухитрялись добиться того, чтобы из десятка детей на свет появлялись восемь-девять девочек. Вот и этой весной двенадцать юных воительниц ели то, что дадут, пили то, что велят, и под руководством Посвященных осваивали тонкости обращения с мужчинами. Норвеи, сразу после праздника, собиравшиеся в дальнюю дорогу, старательно подновляли крутые борта драккара. Обитатели и гости побережья с нетерпением ожидали заветного дня. И только Элга думала о нем с тоскливым ужасом. Ведь ее брачный обряд должен был стать частью весенней Ночи Продолжения Рода. После чего амазонке предстояло навсегда покинуть Государство Девы, чтобы стать жалкой игрушкой в руках иноплеменника. Не раз и не два закрадывалась в девичью голову сумасбродная мысль: удрать вместе с мореходами в дальние северные края, оставив с носом нелюбимого жениха. Появлению этих мыслей немало способствовала привязанность северянина, крепнувшая с каждым днем. Мудрая Астарта, с тревогой наблюдавшая за ее терзаниями, решила, что пришла пора поговорить по душам с растревоженной девушкой. Они встретились в подземном святилище Девы, где хранилось главное сокровище амазонок — зеркало Афины. Огромный голубоватый кристалл, в мерцающих глубинах которого Посвященные читали волю богини.

Усадив перед собой растревоженную телохранительницу, Астарта вкрадчиво произнесла.

— Что с тобой происходит, девочка? Ты рвешься на части, пытаясь решить проблему, которая уже давно решена. Скажи напрямик, неужели ты всерьез хочешь пойти против самой себя, нарушив обет верности Деве? Неужели что-то заставляет тебя усомниться в справедливости решения Совета?

Астарта чуть склонилась вперед, положив ухоженную полную руку на плечо Элги. Погладила склоненную голову воспитанницы.

— Как глупый маленький мотылек, ты летишь на призрачное сияние, отталкивая от себя возможность, быть счастливой.

Девушка подняла на Астарту покрасневшие заплаканные глаза.

— О каком счастье ты говоришь, Верховная? — В голосе Элги звучало неподдельное горе. — Что за счастье день за днем проводить, словно клуша в гнезде, выполняя прихоти каллатского мужчины?!

Девушка в сердцах стукнула кулачком по бедру.

— Ты сама научила меня, что счастье в упоении боя и радости служения! Что я буду делать там, где одно упоминание о Деве вызывает враждебность? Они ненавидят и боятся нас, называя капризом богов. Я для них просто зверь, неизвестно зачем понадобившийся для увеселения сына правителя.

Астарта покачала седеющей головой, отчего диадема с изображением Афины свернула кровавыми рубиновыми каплями.

— В твоих словах много правды, девочка, но не вся. Кто может судить о предначертаниях судьбы, предопределенной мойрами? Без благословения совоокой царица никогда бы не дала разрешения на ваш брак. Даже Илгмар не смеет спорить с желанием Девы!

Элга вскочила со своего места. Слова вылетали из ее рта, словно сухой горох: быстро, громко и бестолково.

— Да какое дело Афине до судьбы одной амазонки?! Неужели ты думаешь, что я поверю, будто Совет жриц и впрямь советовался с бессмертными, чтобы принять такое пустячное решение?!

Серые глаза колюче поблескивали, недоверчиво уставившись на Астарту. Верховная нахмурилась.

— Не оскорбляй наставницу недоверием, девочка.

Голос жрицы грозно завибрировал, набирая силу. Словно горный обвал стронулся с места и понесся вниз, сметая все на своем пути.

— Или ты смеешь сомневаться в поступках Посвященных?!

Полная рука вынырнула из складок хитона, указывая зарвавшейся послушнице ее место. И разбушевавшаяся Элга, мигом присмирев, послушно преклонила колени под разгневанным взором Верховной.

— Кто сказал тебе, что вопрос пустяковый? — холодно спросила Астарта. — Или ты считаешь неважным, сколько служительниц Афины сложит свои головы на защите родных рубежей? А может, ты сторонница взглядов древних, согласно которым мы должны жить изолированно от всех остальных людей, раздражая их своей непохожестью? — Голос жрицы рассекал воздух, словно кнут, заставляя «золотую» все ниже склонять покаянную голову. — А, быть может, ты считаешь себя более умной, чем весь Высший Совет? Тогда убеди меня в этом.

Элга отрицательно замотала головой, стряхивая с ресниц тяжелые соленые капли.

— Нет, наставница, нет. Я вовсе не считаю себя самой умной! Но… Мне так тяжело! Так больно! Это выше моих сил, пойми!

Элга разревелась, уткнувшись носом в подол багрового одеяния. Руки девушки потянулись к жрице в умоляющем жесте. Астарта презрительно поджала губы.

— И эта мокрая курица — телохранитель царицы!? Горе мне! Кого я воспитала, о бессмертные боги?! Встань сейчас же!

Астарта протянула воспитаннице кусок полотна.

— Вытри лицо! Ты же не из тех длинногривых растреп, что привыкли решать все проблемы слезами?! Или ты домашняя квочка, чтобы причитать и жаловаться, вместо того, чтобы исполнить то, что необходимо? Разве слезы достойны воина?

Элга поднялась с колен, поспешно утирая покрасневшие глаза. Прикусила губу, останавливая рвущиеся наружу рыдания. Верховная жрица, заметив, как стремительно взметнулась пристыженная амазонка, спокойно произнесла.

— Никто, кроме богов, не может знать собственных возможностей. А служение Деве не исчерпывается сражениями на мечах или меткой стрельбой.

Астарта чуть коснулась ладонью золотистых доспехов воспитанницы. Добавила теплоты в свой знаменитый бархатистый голос.

— Иногда мудрое слово может завоевать много больше, чем отточенный меч. Разве ты не согласна со мной, девочка? Разве не этому я тебя учила?

Очарованная голосом жрицы, Элга послушно кивнула. Однако от Астарты не скрылось, что в серых глазах все еще теплились огоньки сомнения. И потому Верховная продолжала говорить.

— Ты войдешь в племя каллатов не как посланница племени Девы, но как жена одного из них. И в твоих силах сделать так, чтобы амазонок перестали воспринимать только, как живое оружие. Как каприз богов, ненавидящий все живое.

Астарта положила руку, отягощенную массивными жреческими браслетами, на плечо ученицы. Темные глаза ласково заглянули в смятенное лицо молодой воительницы.

— Пойми, Совет жриц хочет, чтобы соседи относились к нам не только со страхом, но и с уважением. Ибо только взаимная заинтересованность позволяет рассчитывать на взаимную помощь. Ты будешь жить с этими людьми, узнавая их правила и законы, помогая больным и увечным. Твоя задача, стать необходимой советницей и помощницей для мужчины, в чей шатер ты войдешь.

Астарта взяла амазонку пальцами за подбородок, заставляя поднять лицо.

— Или ты сомневаешься в правоте Великой Матери, закон которой гласит, что «мужчины управляют миром, но их решения определяют женщины»?

— Я согласна, но….

— В этом деле не может быть «но»! Тебя воспитывали не для того, чтобы сомневаться, а затем, чтобы действовать!

Элга глубоко вздохнула, успокаивая дыхание, все еще вырывающееся из горла слезливыми всхлипами.

— Но, Верховная, почему именно я?

Астарта качнула головой, заставив золотые цепочки диадемы чуть слышно звякнуть.

— А сама ты как думаешь?

Элга пожала плечами. Откуда же ей знать, чем руководствовалась светлейшая? Астарта даже руками всплеснула, демонстрируя недовольство несообразительностью ученицы.

— Герсей выбрал тебя. И чтобы мы могли получить от каллатов то, что потребуется Афине, вначале они должны получить то, что им хочется. Нам нужен человек, способный влиять на решения вождя внутри его семьи. Советник, которому могли бы доверять и мы, и каллаты. И чьи пожелания исполнялись бы Агессандром или его преемником потому, что считались бы их собственным мнением.

— Но любая из Посвященных…

Астарта фыркнула.

— А еще больше я сама умею оказывать влияние на смертных. Пойми, девочка, мужчины не настолько глупы, чтобы беспрекословно проглатывать все наживки, которые мы им расставляем. Каллату нужна ты. И тебе придется стать такой, как ему нравится, потому что это угодно Деве! Твой брак, это не предоставление сыну вождя очередной наложницы. Это — задача, достойная Посвященной.

Подойдя к Элге вплотную, жрица протянула к ней холеные смуглые руки. Амазонка доверчиво уткнулась лицом в ладони наставницы.

— Я верю тебе, Астарта. Но мне так одиноко.

— И еще этот северный воин, явившийся в твою жизнь так некстати, — в тон девушке продолжила жрица. — Не смотри на меня с таким удивлением. Твое умение скрывать чувства пока оставляет еще желать большего.

Астарта поставила девушку перед собой, заглянув в широко раскрытые глаза ученицы.

— Я ни к чему не хочу принуждать тебя, девочка. И не могу заставить тебя принять правильное решение. Но неужели ты думаешь, что северянам дадут уйти, если ты осмелишься нарушить волю царицы? Их же перестреляют, как кур! И для этого даже не потребуется вводить в бой основное ядро нашего войска. Ты не хуже меня знаешь, как исчезают с лица земли неугодные Великой воительнице. Неужели ты добровольно обречешь на такие мучения человека, которому только что спасла жизнь? Или в тебе нет ни крупицы благодарности к тому из мореходов, что обучал тебя воинскому делу?

Астарта осуждающе покачала головой, заставив щеки ученицы загореться малиновым пламенем.

— Может быть, вам двоим кажется, что и в царстве Аида вы отыщете друг друга, но, скажи, в чем вина остальных северян и за что они сложат свои головы? Лишь за то, что сдержали данное нам слово, не причинив никакого вреда за предоставленное гостеприимство? Или в том, что родились на тех же берегах, что и Тангл?

Верховная жрица решительно выпрямилась, наполняя бархатное звучание своего голоса звенящим гневом.

— Кто дает тебе право рассекать нити, скрученные для них мойрами!? Подумай, девочка! Я всегда гордилась твоей способностью думать! Сколько дней проживут эти мужчины после того, как ты покинешь пределы Государства Афины? День? Два?

Верховная Жрица презрительно поджала губы.

— Не обольщайся! Даже нескольких часов у них не будет для того, чтобы подготовиться к отплытию! Хочешь увидеть, чем закончится твоя затея?

Астарта, чуть склонившись к коленопреклоненной фигуре, легко прикоснулась к виску амазонки, и перед глазами Элги вдруг встало видение.

«Зверь» с зияющими пробоинами в покатых бортах, догорающий на песчаной отмели. Трупы норвеев, разбросанные по прибрежному пляжу. Неподвижные тела нескольких амазонок, подошедших слишком близко к обреченным на гибель воинам. Запах гари и крови, повисший над солнечным пляжем…

— Ты этого добиваешься? — голос Астарты зазвучал спокойно и холодно. И от этого стало еще страшнее. Потому что Элга знала: наставница ее не пугает. Жрица просто показала ей то, в чем девушка сама не желала себе признаться. Сколько раз затея о безнадежности бегства приходила в ее собственную голову. Правда, не столь правдоподобно и красочно. Но ведь суть-то от этого не менялась! Ее безрассудство безжалостно погубит тех, кто ступил вместе с Танглом на этот сверкающий берег.

— И еще об одном не забудь, — безжалостно продолжал звучать в ушах голос Астарты. — Поразмысли над тем, как отреагируют каллаты на нанесенное им оскорбление. Не забывай, что царица принародно предназначила тебя в жены Герсею. Как ты думаешь, сможет ли вождь Агессандр простить нарушение данного слова? Или ты в ослеплении своем окончательно утратила способность думать!?

Элга снова почувствовала, как заливает ее лицо и уши горячая краска стыда, появившаяся в ответ на отвращающий жест Верховной жрицы.

Не случайно из десятков жриц, прошедших Посвящение, именно Астарта заняла место Верховной. Темноволосая женщина, обожавшая красный цвет, действительно, была способна убедить любого, от простолюдина до властителя. В чем только что и убедилась сероглазая телохранительница.

— А теперь ступай, девочка. И хорошенько подумай, стоит ли пытаться изменить предначертанное мойрами.

Выбор

За неделю до праздника Тангл и Элга встретились в одной из комнат святилища.

И норвей в сотый раз задал вопрос, заставивший амазонку опустить голову и отвести глаза.

— Ты поедешь со мной?

Амазонка вздохнула. Она не знала ответа. Девичью душу раздирали сомнения. Она хотела быть вместе с норвеем и не могла. После разговора с Астартой сероглазая окончательно запуталась в своих желаниях. То ей казалось, что она рождена, чтобы быть любимой. И девушка кидалась собирать небогатые пожитки, чтоб отправиться в далекий фьорд. То ее начинала грызть совесть, нашептывая, как позорно предать все, чему ее учили. И Элга расшвыривала собранное по всему шатру. В беспощадном поединке сошлись воин Афины и влюбленная женщина. И ни одна из сторон не могла одержать победы.

Норвей ласково накрыл ее ладонь своей, заставив девушку вздрогнуть.

— Почему ты молчишь? Разве боги не создали смертных парами? Разве главное предназначение женщины не в том, чтобы дарить любимым крепких и здоровых сыновей?

Тангл провел мозолистой ладонью по пушистым пепельно-золотым прядкам.

— Пойми, твое дело вынашивать воинов, а не ходить в атаки.

На мгновение воин осекся, ощущая, что подошел слишком близко к опасной черте. По опыту общения с амазонками, он уже знал, чем грозят сомнения в воинском предназначении служительниц Афины. И потому старательно избегал с Элгой разговоров на тему женских и неженских занятий. До сего дня. Но сейчас он решил рискнуть. Была, не была! Времени на сантименты и возвышенные беседы не осталось! Сколько можно безропотно дожидаться, пока своенравная девчонка разберется в своих чувствах? Неделю, месяц, всю жизнь?! Ну уж, дудки, это не по нему! Элга нужна ему! А, значит, должна быть рядом. Он — мужчина, хозяин, боец. И его удел принимать решения. И война — это дело мужчин. А место женщины — возле теплого очага с детьми на коленях, а не на спине полудикой лошади под ливнем стрел. Сколько она проживет, беспрестанно ходя в атаки? Год, два? А то и меньше! Все ее мастерство — до первого настоящего противника. А он не может позволить себе ее потерять! Горячась, Тангл притянул амазонку к себе.

— Не сверкай так глазами. Я готов признать твои навыки воина. И уважаю твое жреческое искусство. Но чего стоит все это по сравнению с мощью мужчин?! Ты всего лишь женщина! Молодая красивая женщина! У тебя совсем другое должно быть на уме. Твоя роль — подчиняться мужчине! Дарить ему свою любовь, свою ласку, свое тепло!

Сильные руки крепко сжали нежные плечи. Настойчивые губы захватили рот девушки, не давая даже вдохнуть. Неистовое желание, так долго сдерживаемое сыном Вотана, опалило Элгу ревущим потоком. Норвей хрипло и громко дышал, его грудь вздымалась. Оторвавшись от губ Элги, он запальчиво выдохнул.

— Ты должна быть моей! И если ты сама не понимаешь своего счастья, то я заставлю тебя признать это! По праву сильнейшего!

Неприкрытое превосходство, прорвавшееся в его словах, заставило Элгу отпрянуть. Амазонка вырвалась, от души саданув по ставшей вдруг такой ненавистной физиономии.

— Дело не в физической силе! — голос девушки зазвенел, как натянутая тетива. — Дело в том, что у тебя внутри!

Тангл даже руки не поднял к лицу, где багровел на скуле отпечаток ладони. Восточные глаза, до сего дня лучившиеся теплом при взгляде на амазонку, теперь метали такие молнии, что становилось жутко. Злость подталкивала на язык норвея те слова, о которых ему предстояло впоследствии не раз пожалеть.

— Полоумная! Ты не выживешь в настоящей схватке! Первый бой на мечах — и ты отправишься воронам на корм!

Серые глаза ехидно сверкнули.

–То-то при нашей с тобой первой встрече, кое-кого пришлось полдня вытаскивать с того света. Между прочим — не меня!

Тангл рассвирепел.

— Глупая девчонка! Ты что возомнила, что тот злосчастный удар дает тебе право на бесконечные наставления?! Хватит с меня рассказов о женском превосходстве! Причиной моего поражения в том бою была глупая случайность, а не доблесть твоей соплеменницы! Неужели ты всерьез думаешь, будто можно сравнить мощь воина-мужчины и силенки какой-то девчонки, напялившей доспехи?!

Северянин кипел от возмущения. В голове у него царил полный сумбур. Он сам не мог понять чего ему больше хочется: разорвать амазонку в клочья или прижать к груди так, чтобы дыхание перехватило. Элга же, отрезвленная поведением норвея от своих розовых грез, неожиданно успокоилась.

— Ладно, варвар, смотри! Только помни, что не завела разговор о том, кто сильнее.

Амазонка вытянула из-за спины меч и чуть отвела руку. Так, что серебристое лезвие четко обрисовалось на темном фоне стены. Повинуясь воле хозяйки, клинок окутался сиреневой дымкой, наполняясь светом. Изумленный норвей увидел, что лезвие удлинилось почти на вершок. Причем новоявленная часть меча состояла не из булата и бронзы. На острие танцевал холодный огонь. Северянин тихо охнул. Тот, кто бился мечом, знает цену каждой пяди лезвия. От длины клинка зависит длина жизни.

— И что, каждая из вас может так? — недоверчиво вымолвил Тангл, невольно протянув руку к мерцающему огню.

Элга быстро отвела меч, сияние которого разом померкло от чужого прикосновения.

— Ну, конечно, не все. Точнее, не всегда. «Золотые» в любой момент и по своему желанию, а остальные…

Однако тут девушка вспомнила, что перед ней не одна из наставниц, спрашивающих заученный урок, а возможный противник. Мысленно обругав себя за непомерно длинный язык, Элга уже совсем другом голосом произнесла:

— Другим это просто не нужно. Впрочем, это уже не для твоих ушей. Скажу только, что Высшие Посвященные умеют намного больше меня, простого воина охранной когорты.

В груди Тангла шевельнулись смутные подозрения. Что-то в нарочито-безразличном голосе Элги насторожило его. Он, конечно же, верил в колдовство. Один, Вотан и Фрейя были для него не менее реальными, чем палуба драккара или стены собственного дома. Но одно дело боги, сотворившие по своему желанию целый мир, а другое — чудеса, подвластные смертным. Тем более женщинам. А что если свечение меча только трюк, показанный, чтобы одурачить темного варвара? Ткнуть его носом в собственное ничтожество. Вот, мол, мы какие, непобедимо-могущественные. Извечное недоверие жителя фьордов подняло голову и вцепилось крепкими коготками в мозг морехода. Может быть, этот меч, просто творение хитроумного мастера, убеждающее простаков в могуществе амазонок? Норвей почесал кончик носа, собираясь с мыслями. Элга ведь неспроста разоткровенничалась с ним. Уж он-то помнил, какой молчаливой умела быть эта девчонка. Как там отец ему говорил? «Умный собеседник становится болтливым только, когда ему это выгодно». Но ведь до сих пор у него не было повода заподозрить Элгу в обмане. И потом, она… Она же любит его? Или не любит?

Запутавшись в собственных мыслях, Тангл поднял глаза на амазонку и поразился произошедшей с ней перемене. Брови девушки сошлись к переносице, линия рта истончилась, серые глаза превратились в стальные иглы.

— Значит, ты считаешь меня ловкой фокусницей?! Я, по-твоему, жалкий фигляр, прикрывающийся именем Девы, для того, чтобы обмануть тупоумного варвара?!

Боль и обида звенели в голосе девушки непролитыми слезами.

— Я считала, что ты веришь мне! Что ты друг! Что ты любишь меня! А ты все это время думал, что все между нами — игра?!

Голос амазонки из плачущего стал язвительно-резким. Светловолосая голова вздернулась, обиженно закидывая подбородок.

— Двое деток играют с мечом, чтоб один напугался другого? Свавильд много умней, чем его большеглазый дружок!

Амазонка круто развернулась, направившись к выходу. Покидая комнату, она резко взмахнула рукой. Сокрушительно вспыхнул клинок, и широкая каменная скамья обрушилась на пол. Ошарашенный норвей остался рассматривать обломки камня, рассеченного трепетным язычком сиреневого огня.

Глотая слезы, Элга мчалась прочь от места свидания. Ее выбор был сделан. Мудрая Астарта могла быть спокойна за судьбу предстоящего договора.

Брачный обряд

Наступил весенний праздник Девы. А вместе с ним пришло время заключения брачного союза. По случаю столь знаменательного события площадка для торжеств посреди главного лагеря амазонок была заполнена до отказа. Стройные ряды воительниц обрамляли песчаный четырехугольник, в центре которого расположились посланцы каллатов.

Молодой сын вождя нетерпеливо скользил взглядом по лицам собравшихся, пытаясь разыскать свою суженую. Белый короткий хитон оттенял бронзовую смуглость его кожи. На поясе юноши красовался длинный боевой меч в дорогих ножнах, темные курчавые волосы стягивал золотой обруч. Герсей был без доспехов и шлема, позволяя служительницам Афины любоваться безупречным сложением воина и атлета. Крепкую шею украшала массивная золотая цепь с медальоном. На ромбовидной пластине из зеленовато-черного оникса золотился герб каллатов: воин на тонконогом коне, занесший руку для решительного удара. Под женихом нетерпеливо переступал сухими длинными ногами редкой красоты жеребец, темно-гнедой с белоснежной отметиной между глаз. По обеим сторонам от Герсея восседали на крупных вороных конях вождь племени каллатов, и его младший сын. Крепкие мужчины, один из которых еще не вступил в пору увядания, а другой приближался ко времени расцвета. Сопровождавшие семью правителя молодые воины во все глаза рассматривали передовые шеренги амазонок. Агессандр одобрительно качнул серебристой головой, оценив четкость и красоту построения воительниц. Амазонки замерли, подняв серебристые щиты с профилем Девы и устремив к небу сверкающие жала копий. Безразличные к заинтересованным взглядам мужчин, прибывших сюда, чтобы забрать с собой одну из них. Легкий ветерок шевелил золотистые и серебряные полоски на шлемах женщин, играл гривами коней, развевал полы длинного одеяния Астарты.

Конец ознакомительного фрагмента.