Homo commy, или Секретный проект

Игорь Харичев, 2017

Это роман о современной России. Основное действие разворачивается в провинциальном городе на фоне кампании по выборам депутатов Государственной Думы. Один из двух главных героев, преуспевающий московский политтехнолог, работает на кандидата – богатого бизнесмена, близкого к криминальному миру. Чтобы гарантировать ему победу, политтехнолог придумывает хитрый ход, вовлекая в качестве подставного игрока малоизвестного начальника цеха местного завода, коммуниста-ортодокса. Но авантюра заканчивается не так безобидно, как на то рассчитывал политтехнолог: начальник цеха в непривычных условиях проявляет себя как яркая личность и быстро становится лидером предвыборной гонки. Он уже видит себя депутатом Государственной Думы, когда политтехнолог требует от него сняться с выборов. Все заканчивается весьма драматично.

7

В это время выпивали не только Анатолий Николаевич и его друг, миллионы людей по всей стране употребляли алкоголь в умеренных и неумеренных объемах. И даже в Москве шла неустанная работа по изничтожению спиртосодержащих жидкостей, весьма опасных, грозящих заполонить всю Землю. В престижном ресторане, разместившемся вблизи от Старой площади, Григорий выпивал в компании достаточно молодого человека с плутоватыми глазами. Его звали Максим, он был достаточно известным журналистом, яростным сторонником правых. Но лишь несколько человек знали, что он пишет и для красных под псевдонимом Дарья Семенова, что неистовая Дарья и Максим Ломакин — одно и то же лицо. Григорий принадлежал к весьма узкому кругу осведомленных.

— Макс, нужны тексты, — говорил он, попивая «Хеннесси». — Статьи, выступления. Ракурс тебе знакомый: от лица коммуниста, упертого ортодокса. Он не любит КПРФ, Зюганова; считает, что руководители партии зажрались, забыли про интересы трудящихся. Местных коммунистических лидеров честит, мол, разжирели, обуржуазились. Фактурку я тебе подброшу.

— Почем? — лениво поинтересовался Максим.

— Не обижу.

— Сейчас предвыборная пора…

— Я сказал — не обижу, — весьма жестко повторил Григорий.

Принесли горячие блюда. Вилки и ножи пошли в ход.

— Как приятно дорваться до качественной еды, — поделился эмоциями Григорий.

— А там негде нормально поесть?

— Откуда?! Впрочем, несколько сносных ресторанов я обнаружил. Так, второй сорт. — Григорий оживился. — Хотя «Макдональдс» там есть. Представляешь, добрался до глухой провинции. Пища для дебилов. — Он призывно махнул рукой, подзывая официанта. — Еще по сто «Хеннесси». — И вновь глаза на Максима. — Ты не против?

— Нет… Скажи-ка, твоего клиента «Единая Россия» поддерживает?

Григорий вальяжно кивнул.

— Поддерживает. Но толку от этого мало. Губернатор, как и некоторые другие хозяева регионов, исподволь гадит Кремлю. Слишком их допекли. В общем, втихую помогает коммунисту Квасову, секретарю обкома. Это серьезно. Так что Квасов — наш главный конкурент. Поэтому я и решил отнять у него часть голосов хитрым образом. Нам их никогда не взять, а представитель ортодоксальных коммунистов возьмет. На жесткой критике слева. Будешь для него тексты писать. Тебе не в первой.

— Что за человек? — вяло поинтересовался Максим.

Григорий небрежно махнул рукой.

— Доморощенный мыслитель коммунистической закваски. Я вообще не понимаю, как можно после того, как стала доступна вся информация о происходившем в СССР, оставаться сторонником коммунистических идей. А он воспринимает их всерьез. Упертый до невозможности. В общем, никчемная личность. Видел бы ты, как он обжирался на халяву, когда я пригласил его в «Макдональдс»… — Презрительная улыбка появилась на лице, вслед за тем взгляд уперся в собеседника. — Ну, ты согласен?

— Согласен.

Потом Григорий заскочил к родителям.

— Ты в Москве? — удивилась мать.

— Прилетел ненадолго. — Он передал ей пакет с купленными по пути фруктами. — Надо решить кое-какие проблемы.

— Ты здоров?

— Да. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Давление не скачет. Спасибо тебе за лекарство.

— Как папа?

— Тоже нормально. — Она повернулась в сторону большой комнаты. — Отец, иди сюда. Гриша приехал.

Появился отец, в спортивном костюме, вконец поседевший, но такой же энергичный, как прежде.

— А как твои дела?

— Работаю. Всё хорошо.

— Тебя устраивает то, что ты делаешь?

— Устраивает.

— Это главное… Что мы здесь стоим? Идемте в кухню. Ты голоден?

— Нет.

— Чаю выпьешь?

— Выпью.

Пока грелся чайник, он стоял у окна. Перед ним был двор, образованный старыми зданиями в центре Москвы. Пространство его детства. Он не любил этот двор. Здесь ему впервые пришлось услышать «жид», понять, что он другой и отличается от тех, кто живет рядом. Хотя он был евреем наполовину и по еврейским традициям вообще не считался частью древнего народа. Мать — русская по национальности. Григорий больше походил на нее, чем на отца. Все равно ему давали понять — ты другой. Когда ему было двенадцать, он решил: если он на самом деле другой, он должен быть лучше, а не хуже.

Григорий не любил этот двор. Хотя при чем тут стиснутая домами и покрытая асфальтом часть земной поверхности, ничтожная по сравнению с громадным миром? Неподалеку располагалась школа, возглавляемая в прежние времена Колесником, самодуром и полным идиотом. Григорий хорошо помнил день, когда у входной двери собралась большая толпа учеников, им долго не разрешали войти внутрь. Потом дверь открыли, но учителя не подпускали учеников к окнам, выходящим на двор. Причина имелась, и весьма серьезная: на темном гравии, который покрывал двор, белым порошком было выведено: «Колесник дурак» и «Колесник брось чудить». Эти надписи венчал череп с костями. Порошок удалось определить очень скоро — это была известь, заготовленная для ремонта школы. Директор вызвал милицию, та обследовала двор, принялась допрашивать старшеклассников, но никого не нашла. И директор начал свое расследование. Почему он выбрал Григория? Решил, что тот может дрогнуть? Что предаст? Директор вызывал его в свой кабинет по несколько раз в день, сулил выгоды за сведения о том, кто сделал мерзкие надписи, угрожал. Григорий твердил, что не знает. Хотя знал. Сам он в подпольной акции участия не принимал, но был осведомлен, кто из его одноклассников осуществил столь славное деяние. Григория бесило то, что директор выбрал именно его. Он — слабое звено? Почему что еврей? Пусть даже наполовину. «Я не знаю», — усталым голосом твердил он, хотя внутри у него кипело. Григорий сдерживал себя, чтобы не сорваться, не выпалить какую-нибудь грубость. Он понимал — ему надо нормально закончить школу. Приходилось принимать унижение.

Книги по-прежнему занимали уйму места в родительском доме. Они были всюду — в гостиной, в коридоре, в комнате, где жили отец и мать. Художественные, научные, по математике, по истории, по многим отраслям знаний, справочники, энциклопедии, словари, пособия. Их покупал отец. Мать только вздыхала, когда он приносил новые книги — куда ставить? Но каким-то непостижимым образом удавалось найти им место. И все успокаивалось до новой покупки. Григорий привык жить с книгами, в их окружении. Они давали знания, могли насмешить, могли навеять грусть, увести от действительности и вернуть в нее. Они могли все. Но главное — учили думать.