Déjà Lu и другие истории

Игорь Ревва

Сборник рассказов, написанных в разное время и в разных жанрах, начиная от мистики и «потока сознания» и заканчивая детективом.Почему некоторые люди празднуют день своего рождения ежедневно?.. Чем может быть опасно горячее увлечение филателией?.. Какие мысли приходят в голову человеку, когда тому на ночь глядя вышибают мозги из пистолета?.. Чем чревато для писателя увлечение своей мечтой?.. И как быть с женой, если она вдруг превратилась в крысу?Приятного вам чтения!..

Филателист

–…Причина смерти — отравление цианидом…

— Что?! — нахмурился Отто Фогель. — Как вы сказали?

— Цианистый калий, — врач захлопнул блокнот. Весь его облик просто кричал о том, что врачу известна некая потрясающая тайна, о которой глупый инспектор Отто Фогель пока ещё даже и не догадывается.

Фогель недоумённо огляделся по сторонам. В кабинете не было ни чашки с кофе или даже стакана с водой, ни каких-либо иных продуктов. Покойный даже не курил, и возникшая было у Фогеля идея отравленных сигаретных фильтров или трубочных чубуков мгновенно отпала. Неужели самоубийство?! Но как же тогда телефонный звонок?

— Он что-нибудь ел? — всё-таки спросил у врача Фогель. — Или пил?

— Нет, — врач выглядел так, словно его распирало от обладания великой тайной. — Не ел и не пил. Он наклеивал марки.

Фогель молча уставился на врача. «Чёрт, как же его зовут-то? Врача этого…» — подумал вдруг Фогель ни с того, ни с сего.

Врач был из соседнего — второго — участка и сегодня подменял заболевшего Карла Готтлифа. Манера разговора у этого врача была непривычная и неприятная — начав говорить, он через несколько слов замолкал, ожидая реакции собеседника. И сейчас на его физиономии явственно было написано: «Давай! Спроси у меня! Спроси, как этот чёртов старик ухитрился наглотаться цианида! Спроси, и я отвечу! Или просто произнеси: „ну?“, неужели это так сложно?!»

«Не дождёшься», — подумал Фогель, продолжая сверлить врача взглядом.

Врач, видимо, и сам уже понял, что «не дождётся», и начал свои пояснения. Только тон у него сделался ленивым и каким-то снисходительно-небрежным, будто одолжение оказывал.

— Скорее всего, цианид был нанесён на почтовые марки. На каждой марке с обратной стороны имеется слой клея…

«А на лицевой стороне у них имеется рисунок…» — мысленно закончил за него Фогель, но вслух ничего не сказал.

–…который нужно увлажнить, чтобы марка прилипла к конверту, — продолжал говорить врач. — Обычно их облизывают языком…

— Я знаю, как обращаются с почтовыми марками, — прервал его разглагольствования Фогель.

Врач тут же заткнулся и принялся разглядывать потолок. Словно пытался определить, имеется ли слой клея на его белоснежной поверхности. Фогель бросил на врача недовольный взгляд и отвернулся к шкафу, где на полочках аккуратно выстроились какие-то наградные кубки.

«Наверное, он когда-то был спортсменом», — подумал о покойнике Фогель, и тут же вспомнил, что умершему было лет под семьдесят. А кубки эти выглядят совсем новыми.

Фогель подошёл к шкафу и принялся читать медные таблички, которыми были снабжены подставки кубков.

«Филателистическая выставка в Мюнхене. 1989 год. Первая премия», «Восемнадцатая Венская филателистическая выставка. 1982 год. Первое место», «Золотой конверт. Международная филателистическая выставка. Ульма. 1993 год».

Фогель слегка растерялся. Ему трудно было представить, что среди собирателей почтовых марок проводится что-то вроде спортивных состязаний. Но наградные кубки были ярким тому доказательством.

Их было много, двадцать девять штук. И на некоторых надписи были сделаны не по-немецки — английские, французские, русские… кажется, даже, испанские или итальянские тексты возвещали, что покойный был далеко не простым коллекционером. О том же свидетельствовали и многочисленные дипломы, заключённые под стекло и развешанные по стенам кабинета. Окончательно доконали Фогеля благодарность от правительства, подписанная лично вице-канцлером, и сертификат эксперта, выданный Международной Почтовой Ассоциацией (Вена, Австрия, 1982 год).

Эксперт? По почтовым маркам?! Хм… Трудно даже представить себе. Впрочем…

Говорят, что некоторые марки стоят очень и очень дорого. И говорят так же, что их иногда подделывают.

Фогель кивнул своим мыслям и нахмурился. Действительно, подделка марок — это большие деньги. Где-то он читал, что за одну из марок кто-то заплатил чуть ли не десять тысяч евро…

Фогель не знал, имеются ли на свете банкноты такого номинала. Но он был уверен, что подделать купюру гораздо сложнее, нежели маленький кусочек бумаги, каковым и является почтовая марка. На марках не бывает защиты… или бывает? Чёрт их знает!.. Да, действительно, экспертиза почтовых марок — дело нужное. И наверняка, неплохо оплачиваемое. Человек среднего достатка не смог бы позволить себе содержать такой дом.

Обстановка в кабинете свидетельствовала о том, что достаток хозяина был гораздо выше среднего. Один ковёр на полу стоил намного больше, нежели инспектор Фогель мог заработать за десять лет своей безупречной службы. Остальные комнаты дома роскошью своей не уступали кабинету. И всё было обставлено со вкусом, без излишней показухи.

Кроме того, Отто Фогеля поразил порядок, царивший в кабинете. Самого инспектора нельзя было упрекнуть в неряшливости. Однако даже он был удивлён увиденным.

Каждый наградной кубок на полках шкафа стоял на своём месте, расстояние между подставками, стенкой шкафа и краем полки были совершенно одинаковыми, все металлические части их сверкали, ни пылинки, ни соринки — ни на самих кубках, ни на полках…

Фогель приподнялся на цыпочки, провёл ладонью по верхней части шкафа и несколько секунд рассматривал идеально чистые пальцы. Видимо, уборка производилась здесь каждый день. И неудивительно, что в кабинете обнаружены всего три отпечатка пальцев. И все три принадлежат покойному…

— Я вам больше не нужен, инспектор?

Фогель вздрогнул и посмотрел на врача. Он совершенно забыл о его присутствии.

— Да… Нет… Можете идти, — пробормотал Фогель.

Врач кивнул и покинул кабинет, едва не столкнувшись в дверях с Гансом Мюнхом — помощником инспектора Фогеля. Мюнх, как обычно, был возбуждён, взлохмачен и взволнован. В первые дни своего знакомства с ним Фогелю казалось, что у Ганса произошло какое-то важное жизненное событие — либо развод, либо получение наследства, либо конфликт с налоговыми службами. Но вскоре Отто Фогель понял, что это волнение было для Мюнха обычным состоянием. И даже повода никакого не требовалось — Ганс Мюнх, казалось, был встревожен самим фактом своего существования на белом свете. Впрочем, сейчас-то причина для волнения у него имеется, подумал Фогель.

— Ничего нет! — возмущённо воскликнул Мюнх, разводя руками. — Никаких следов, никаких зацепок! Весь дом облазили!

Мюнх неодобрительно посмотрел вслед врачу, словно в том, что в доме не обнаружено бомбы, была именно его вина. Затем он покосился на труп старика, лежащий на ковре возле стола, и покрутил головой.

— Похоже, вызов был ложным, — добавил Мюнх.

— Ложным! — фыркнул Фогель. — А это что? — он кивнул на труп. — Ложный вызов?

Ганс Мюнх промолчал.

— Деньги? Драгоценности? Картины? — Фогель вопросительно посмотрел на Мюнха.

— Нет, — ответил тот. — Нет и, судя по всему, не было.

— Счёт? — Фогель продолжал смотреть на своего помощника.

— На его счету всего пять тысяч евро, — пожал плечами Мюнх.

Пять тысяч. И никаких ценных вещей в доме. Хотя…

— Опечатать дом, — распорядился инспектор Фогель. — Каждую комнату, каждый шкаф и выдвижной ящик. Особое внимание уделить этому кабинету. Насколько я понимаю, где-то тут должна храниться коллекция почтовых марок. И коллекция эта, если я не ошибаюсь, очень ценная…

* * *

Инспектор Фогель сидел за столом в своём рабочем кабинете, подперев голову руками и уставившись на девственно чистый лист бумаги, лежащий перед ним. «Что мы имеем?» — думал инспектор.

Во-первых, — труп…

«Нет, труп — это не „во-первых“, — поправил он сам себя. — „Во-первых“, — это телефонный звонок…»

Вчера, третьего марта, в 9.20, в четвёртый полицейский участок позвонил неизвестный и сообщил о готовящемся террористическом акте. По его словам, в подвале дома номер 32 по Бергштрассе, находилось взрывное устройство большой мощности, снабжённое к тому же часовым механизмом. Взрыв должен был прозвучать в 10.00, как раз в тот момент, когда учащиеся школы-интерната, расположенного по соседству, в доме номер 30, выходят на прогулку. Обычный их маршрут пролегал по Бергштрассе к Летнему парку на Александерплац, как раз мимо дома номер 32.

Спешно высланный отряд полиции оцепил участок предполагаемого взрыва и эвакуировал детей и жителей близлежащих домов. Эвакуация завершилась в 9.55.

В 10.30 на место несостоявшегося террористического акта прибыл инспектор четвёртого полицейского участка Отто Фогель с группой расследования.

В 10.50 группа проникла в дом номер 32, предварительно взломав парадную дверь (можно было взломать и дверь с чёрного хода, но Фогель был очень уж зол на неизвестного шутника). В 10.53 полиция приступила к осмотру дома, и в 11.02 обнаружила в кабинете на втором этаже тело без признаков жизни.

Им оказался владелец дома, Йозеф Полонски, семидесяти двух лет, причина смерти — отравление цианидом. Смерть наступила незадолго до появления в доме полиции — тело ещё не успело остыть.

Сегодня, в 8.00, когда Фогель пришёл в участок, его уже ждало заключение экспертов…

Инспектор встрепенулся и полез в ящик стола за заключением. Ему показалось, что читая его, он упустил что-то очень важное.

Фогель торопливо пробежал глазами текст заключения. Фрагмент листа почтовых марок, конверт с маркой, вложенный в него листок с текстом… Ага, вот!

«…Почтовые марки стандартного выпуска 1999 года, номинал — 10 пфеннигов, номер по „Каталогу почтовых марок Михеля“ — 2009-С. На марках имеется дополнительно нанесённый клеевой слой (поверх оригинального клеевого слоя) со значительным содержанием цианистых солей, способных при попадании в организм представлять опасность для жизни человека. Марка, приклеенная к конверту, отделена от фрагмента листа, состоявшего из шести почтовых марок, и обладает всеми признаками, имеющимися у остальных марок. На марках обнаружены отпечатки пальцев, принадлежащие Йозефу Полонски. На конверте обнаружены отпечатки пальцев восьми различных людей. В том числе — Йозефа Полонски…»

Фогель задумчиво пожевал губами. На марках лишь отпечатки пальцев Полонски. Но ведь он должен был эти марки где-то купить. На конверте, например, отпечатки многих людей, а на марках — лишь его. Или продавцы почтовых марок пользуются перчатками?

Фогель вдруг вспомнил виденный им где-то фильм, в котором один филателист показывает другому редкую марку, держа её пинцетом.

Конец ознакомительного фрагмента.