Заполярный Ковчег. Стихи и поэмы

Игорь Платонов

В книгу «Заполярный Ковчег» вошли стихи и поэмы, написанные в разные годы и посвящённые родному Заполярью, Родине и любви.

перелёт через бездну

В восьмидесятых было дело — мы летали

На ЗФИ, там острова и вечный дрейф;

Мы в экспедиции по-чёрному пахали,

А в передышках пили «шило» и портвейн.

Те передышки были важным перелётом

С архипелага ЗФИ на материк;

И пересадки тоже были для чего-то, —

Ведь нужен отдых, дозаправка, ну и шик.

Для этой цели в основном имели Диксон,

Там полный кайф для тех, кто вышел на «отрыв»;

Хоть не растёт там ничего, и с виду дико,

Зато там души нараспашку и без «крыш».

И были чуткими полярники-пилоты,

Они как братья были мне, ценили жизнь;

И натурально поутру лечили глотку,

В меня вливая чистый спирт без укоризн.

Ну а потом вручали бережно гитару,

Чтоб я в их душах нараспев тоску задул…

Я колокольно их озвучил в мемуарах,

Я с ними шёл бы и в разведку, и в загул.

А как-то раз нас отуманил остров Средний,

Там дозаправились, умножив позитив;

Но задержались, — был туман на редкость вредный:

Всего два шага — и полнейший сенситив.

Мы всё допили, чтоб быстрее отключиться,

А на рассвете штурман крикнул нам: — Летим!

Хоть не рассеялся туман, — пора лечиться,

Уже одиннадцать! В полёте дохандрим…

Мы тут же сели в самолёт и удивились,

Как он в тумане отупляющем взлетел;

Ещё не ведал я тогда, смотря на крылья,

Что у пилотов было «шило» на похмел…

Но меньше знаешь — крепче спишь, и мы отбились

На безопасной высоте в ненастный день;

Но пробил час, и борт вошёл в кривую милю,

А с бодуна никто не понял, что за хрень.

Все мирно дрыхли. Как приятно быть бесшумным!

Чего тревожиться? Ведь мы ж не на войне.

Но кто-то должен быть над бездною дежурным,

И холодок дурной прошёлся по спине…

Я вскинул голову и внял высотомеру:

Мы просто падали, — реально, без проблем…

Но спали все, лишь друг мой Вовка, в тон отметке,

Сказал: — Мы падаем… И я кивнул: — Совсем.

Он тут же руку сунул в свой рюкзак безмерный

И вдруг извлёк бутылку водки. Вот дела!

Ну, молодец, Володька, друг, — на грани смерти

Он нужней, чем крик и звон в колокола.

Он дал мне первому, как старшему и другу,

Я жарким залпом полбутылки осушил;

Затем вернул Володьке средство от недуга

И стал бесстрашным, как четырнадцатый «Ил»…

Я вольно встал и усмехнулся, глядя в точку:

— Пошёл к пилотам, — нам не время погибать.

И я вошёл в кабину к ним — узнать всё точно,

Зачем мы падаем с небес, ядрёна мать…

Я на мгновенье стал похож на истукана,

Когда увидел отключившихся друзей —

Родных пилотов у валявшихся стаканов

С портфелем спирта и доской для префдолей…

Они невинно развлекались преферансом

И пили «шило» на лету… Какой пассаж!

Я извлекал, зверея, штурмана из транса,

И он открыл глаза, усвоив эпатаж.

И он сказал мне: — Игорёк, попить чайку бы…

Я заорал в ответ: — Мы падаем! Врубись!

Тут он рванул штурвал и одурачил ступор,

И стрёмный лайнер прекратил движенье вниз.

«Ил» тряхануло, и взметнулся он, как птица,

И штурман выдал: — Щас поправим высоту…

Автопилот опять заклинило, — ершится!

Да всё нормально, лечим лайнер на лету…

Он резко выдохнул и мне кивнул с намёком,

И другу тоже подлечиться предложил;

Второй пилот в момент оправился от шока,

И стал как авиаковчег старинный «Ил»…

Мы долетели до Архангельска нормально,

Пилоты были вновь солидны и бодры;

А мы потом родную землю обнимали,

Благодаря её за щедрые дары…

Я тех пилотов наградил бы орденами

За силу духа и бесстрашный романтизм.

Теперь не так всё; только птицы бьют крылами,

Чтоб ощутить полёт и не сорваться вниз.