1. Билбэт. Из глубины веков

Игорь Николаевич Евтишенков

Путешествие во времени невозможно, и сегодня это знают все. Оказаться в прошлом по чьей-то прихоти – это кажется невероятным. Однако жизнь и тайные силы прошлого не считаются с мнением людей.

Глава 1. Странная книга

Старая электричка дёрнулась всем своим длинным телом, похожим на японские суши, поданные на разделочной доске пошарпанного, провинциального перрона со ржавой лестницей и выщербленным асфальтом; вздрогнула, передавая стук стыковочных буферов от вагона к вагону, и медленно тронулась вперёд, оставляя за собой безлюдную пустоту на небольшой промежуточной станции, которая, как инородное тело, непривычно торчала здесь посреди растущей на склонах травы, густых кустарников и деревьев, покрывавших землю единым, плотным, непроглядным ковром бесконечной зелени. И только две узенькие тропинки, начинавшиеся по обе стороны перрона, у нижних ступенек лестницы, говорили о том, что где-то вдалеке, существуют места проживания людей, куда они, как перелётные птицы, направляются каждые выходные, начиная с первой оттепели в начале мая, и до конца сентября, отдыхая от городской суеты и наслаждаясь приятным загородным бездельем.

Колёса электрички уже давно перешли с мерного стука на быструю дробь, в тысячный раз исполняя одну и ту же мелодию на стыках блестящих, как ртуть, рельсов, над которыми дрожало марево раскалённого воздуха. Полуденный зной июльского дня ещё не сошёл на нет, хотя солнце уже близилось к закату, и вагоны, как горячие пирожки, тоже источали нестерпимый жар.

Пассажиры с тоской смотрели на узкие, открытые окна. В них врывался тёплый воздух, и они терпеливо потели, вытирая мокрые лица рукавами футболок или просто ладонью. Все места были заняты, но в проходах никто не стоял. Это пространство занимали многочисленные вёдра с красными помидорами и жёлтыми яблоками, большие сумки с вещами и наскоро собранными букетами, а также разный другой дачный хлам, что вынуждало новых пассажиров осторожно лавировать между ними в тщетной попытке ничего не задеть, не опрокинуть и просто не упасть на всё это вещевое изобилие сверху, вызвав у одних смех, а у других — негодование.

Богдан сидел у окна. Ему с детства нравилось смотреть на пробегавшие мимо деревья и столбы, заросли кустов и красивые вершины гор за облаками, которые выглядели как большие зимние шапки и вызывали щемящее любопытство.

Родители сидели на других местах, через проход. Мама-Таня отдыхала, положив голову на плечо отца. Папа-Ваня что-то читал, сосредоточенно сдвинув брови. Для него они были самыми лучшими родителями в мире. Однако Богдан был не их родной сын. Они усыновили его через месяц после рождения. Роженица отказалась, не пожелав даже объяснить, почему бросает своего сына. Судя по всему, он был нежданным и ненужным.

Им об этом рассказала подруга мамы. Она работала акушеркой в роддоме, и была глубоко возмущена таким поступком. Они долго обсуждали это на кухне. Потом к ним присоединился отец, и как-то так всё сложилось, что они приняли решение забрать ребёнка к себе. Своих детей у них не было, хотя они жили вместе уже десять лет. И вот в их семье появился Богдан. С детства так сложилось, что он называл их не просто мама и папа, а прибавлял к ним имена. Правду от него не скрывали, и это частично помогло избежать проблем в школе и во дворе, однако, возможно, именно это и послужило причиной того, что Богдан вырос слишком вспыльчивым и амбициозным.

Вокруг всегда находились дети, которые то и дело дразнили его, напоминая об усыновлении. Из-за этого Богдан был всё время в напряжении и часто нервничал там, где этого совсем не требовалось. Он рос чувством обострённой обиды и не мог пройти мимо проявлений несправедливости, поэтому часто его поведение становилось причиной ссор и споров, а позже — драк. Родителей, тем не менее, он любил беззаветно и преданно, даже больше, чем можно было себе представить. И старался не огорчать их по пустякам. Поэтому в школе учился на отлично, и здесь учителя уже придраться не могли.

То воскресенье ничем не отличалось от десятков других, которые они провели в электричке по пути домой. У них не было ни яблок, ни цветов. Байдошины ездили за город, чтобы «отдыхать», как говорил папа-Ваня, хотя на самом деле, это было не так. Все походы в лес за грибами или ягодами сопровождались лазанием по деревьям и крутым склонам, поиском диких пчёл и расчисткой заилившихся ручьёв, осмотром пустых нор неизвестных животных и просто разговорами о природе.

На рыбалке они не сидели с удочками, как другие, хотя и такое бывало. Папа-Ваня предпочитал уплывать на лодке к дальнему краю озера, где они могли поохотиться самодельными баграми на стоявших у берега больших рыб. Когда Богдан был маленьким, у него это не получалось, он всё время поддавался на обман зрения: свет преломлялся в воде и рыба оказывалась не в том месте, куда он пытался попасть своим острым копьём. Но со временем всё изменилось, и, став постарше, он быстрее папы-Вани мог загарпунить даже небольшую плотву или карася, не говоря уже о налиме или щуке. Потом они обмазывали их глиной и запекали в улях. Если рыбы не было, то просто ныряли на дальность.

С мамой-Таней они всё больше разговаривали о реках и водоёмах. Она была специалист в этом вопросе, занималась проектированием плотин и водных сооружений, хотя с детства обожала ботанику. Вместе они соорудили перед домиком несколько прудиков, похожих на большие круглые ванны, проложили между ними узкие дорожки и пустили воду. Под руководством отца Богдану даже удалось сбить из обрезков вагонки небольшое подобие маленькой мельницы.

Но сейчас он сидел в вагоне и просто смотрел в окно. Телефон в этом месте не работал, а старую книгу про древний Рим он забыл на даче, так что оставалось только глазеть по сторонам и ждать. Электричка сбросила скорость и медленно подкатила к очередной безликой остановке в виде полоски асфальта и металлической лестницы. Сидевшая рядом полная, румяная женщина подхватила букет поникших ромашек и стала настойчиво протискиваться в проход, стремясь вовремя добраться до дверей. На её место осторожно опустился невысокий, неприметный мужчина. Богдану запомнилась только проседь у него в волосах. Пол-лица занимали большие очки с толстыми стёклами в старой роговой оправе. Одет он был, как и многие, в потрёпанные, однако чистые брюки непонятного цвета, без штрипок, но с поясом, а вместо футболки носил рубашку с коротким рукавом. Он смешно прижимал к животу старый потёртый портфель, который делал его похожим на учителя. Не поворачивая головы, мужчина осторожно скосил взгляд и, убедившись, что никому не мешает, медленно продвинулся назад, благополучно коснувшись худой спиной деревянного сиденья, отполированного тысячами тел.

После этого его лицо расслабилось, и плечи опустились вниз. Пошевелив бровями, «учитель» характерным жестом прижал к носу указательным пальцем дужку очков, хотя они и так сидели довольно плотно. Затем положил на колени потрёпанный портфель и достал из него толстую книгу в твёрдой тёмной обложке. Между пожелтевшими от времени страницами торчала самая обыкновенная школьная закладка из газетного киоска. На ней в столбик располагалась таблица умножения. Открыв книгу, владелец учительского портфеля и толстых очков сразу погрузился в чтение.

Богдан осторожно скосил глаза. Родители никогда не говорили, что разглядывать незнакомых людей неприлично, они наоборот, поощряли открытость и улыбку при встрече, но ему всё равно не хотелось пялиться на странного мужчину и уж тем более книгу, которая сразу же привлекла его внимание. Краем глаза Богдан видел, что шрифт в ней был больше, чем обычно, и каждый абзац начинался с витиеватой заглавной буквы, как это часто бывало в старых манускриптах, которые показывали по телевизору или в учебнике истории. Однако все предложения были написаны современным русским языком. Он успел только ухватиться за край этой мысли, и сразу выпустил её из тисков сознания, потому что глаза непроизвольно прочитали первое слово, перепрыгнули на второе, и дальше уже не смогли остановиться. Через несколько мгновений Богдан весь погрузился в чтение, слегка повернув голову и нахмурив брови.

«… несмотря на явное превосходство противника, все уже были готовы к сражению: женщин, стариков и детей вождь приказал спрятать в тёмном ущелье. Об этом месте знали только туматы. Туда вела скрытая тропа, и даже их соседи из родственных племён аюлов и ситучей, которые иногда забредали сюда во время долгой охоты и видели, как прижатые к обрыву звери падали вниз, разбиваясь о камни на дне, не догадывались, что туда можно было попасть снизу, со стороны реки, через узкий проход между скалами.

Воины остановились в предгорье. Вперёд выслали дозорных с пучками сухой травы в больших кожаных мешках. Их хорошо было видно с холма, на котором стоял вождь. Он провожал их долгим задумчивым взглядом и думал о том, что война его племени совсем не нужна. Совсем… Он искренне надеялся, что конница монголов пройдёт мимо, соблазнившись более богатыми долинами уйгуров с их бесчисленными стадами быков и коров. Раньше такое случалось не раз, и туматам удавалось избежать столкновений. Благодаря этому туматы постепенно превратились в большое племя, у них родилось много детей, но стать охотниками успели ещё не все. Слишком мало прошло времени, слишком быстро пришла новая беда и слишком силён был на этот раз враг.

Баргуджин считал. Он пытался прикинуть сколько его охотников погибнет в открытом бою с всадниками монголов. Даже если все духи леса придут на помощь, то туматы смогут уничтожить только первый отряд Орды. Однако за ними Чингисхан пришлёт других воинов, и их будет намного больше, а у него уже не останется в живых никого, кроме женщин и детей.

Монголов можно было победить в одном сражении, но у них нельзя было выиграть войну. Вождь не верил чужаку Бэргэну по прозвищу Билбэт, который собрал вокруг себя всех юношей и молодых охотников. Их было больше, чем взрослых мужчин, отцов их семейств, но Баргуджин не верил, что каждый из этих юнцов может победить столько монголов, сколько у него пальцев на руках и ногах, как уверял этот Билбэт. На совете племени ему дали слово, он даже пытался доказать это на деле, но мудрые старейшины не стали его слушать».

Электричка заскрипела на долгом повороте. Через боковое окно ворвался резкий порыв ветра. Он перевернул несколько страниц, однако хозяин книги никак не прореагировал на это и, как ни в чём не бывало, продолжил читать с того места, которое предложил ветер. Казалось, он даже улыбался. Богдан сначала замер, пытаясь осмыслить такое поведение незнакомца, но глаза снова предали его, выхватив из текста интересное продолжение и превратив в раба сюжета.

«…такого вождь ещё не видел. Никто не мог сравниться с молодым Билбэтом в бою. Для него не существовало препятствий, он не испытывал страха и даже радовался, когда нападали сразу несколько человек. Баргуджин зажимал по очереди пальцы, считая, всадников. Они окружили Билбэта и пытались достать его саблями. Одна рука, вторая рука, и ещё три пальца! Все монголы остались неподвижно лежать на земле. А ведь у Билэбэта было всего лишь одно копьё! От него не отставали его друзья, Тускул и Тэлэк. Они были как братья-близнецы.

А когда Баргуджин увидел в мешанине тел людей и лошадей лицо Удэя, своего сына, то чуть не бросился на помощь. Однако он вовремя остановился и спас свою репутацию, доказав, что достоин быть вождём племени туматов. Его сына, Удэя, прикрыл чужак по имени Билбэт. Взрослые охотники постепенно оттеснили монгольских всадников к краю обрыва. У них были длинные копья. Через них враг не мог достать туматов. Монголы ничего не могли поделать, так как попали в западню: перед ямой посреди дороги их остановили стрелы лучников, а сзади Билбэт сделал то, что и обещал — повалил на землю лошадей. И теперь их тела закрывали пусть к отступлению. Это была ловушка.

Вождь приказал запасному отряду заменить юношей в тылу монголов, но Билбэт не послушался. Он стал преследовать врага вместе с подоспевшей подмогой. За ним помчались Тускул, Тэлэк и даже Удэй! Вождь не сдержался и повторил приказ. Его услышали, но лишь половина молодых охотников, с татуировкой и шнурком на лице, вернулись на холм. А юноши все, как один, остались на поле боя.

Сверху Баргуджину было хорошо видно, что происходило у края ущелья: монгольские всадники, скучившись, отчаянно пытались вырваться из плотного кольца окружения, но каждый раз натыкались на длинные копья туматов. Там, где стоял Баргуджин, было на удивление тихо. И только с места сражения доносился слабый гул. Это были крики живых, стоны раненых, храп лошадей, удары сабель и копий — это был звук битвы.

Посреди шевелящейся массы тел, как ураган, носился Билбэт. Он перехватывал копья всадников, дёргал, сбивая на землю, несколько раз, уворачиваясь от удара сабли, подныривал под брюхо лошадей и вспарывал им живот. При этом он постоянно двигался, двигался, двигался, как будто в нём объединилась вся сила предков. Он тяжело дышал, но на лице светилась радостная улыбка, как будто чужак играл в детскую игру, а не сражался со смертельно опасным противником.

Невероятно быстрый и ловкий, этот странный юноша ничего не боялся и поэтому был проворней других. Опытный вождь понимал это. Страх обычно сковывает тело и мешает думать. Он всегда побеждает разум. Из-за него люди гибнут. Только тот, кто не боится смерти, одерживает победу. Баргуджин поймал себя на этой мысли и вдруг понял, что завидует чужаку.

Фыркнув, как породистый конь, он уже сам хотел устремиться вниз, на поле боя, но наткнулся на удивлённые взгляды пятерых помощников, которые всё это время были рядом с ним. Так решили старейшины. Они сказали, что вождю нужны быстрые ноги, чтобы руководить племенем с холма, ему нельзя драться в первых рядах. Баргуджин вынужден был согласиться, хотя в душе ему было обидно. Но если бы он знал, кто надоумил старейшин принять такое решение, то вряд ли послушался бы. Это были их внуки, молодые охотники, которые донесли до них мысль хитрого чужака, что сила племени — вождь. И его жизнь важнее всех остальных. К счастью, Баргуджин так и не узнал это до следующего дня. А когда узнал, злиться уже было поздно.

Сочная трава качалась в степи, разливаясь широкими волнами под порывами горячего ветра, и точно так же, волнами падали монгольские всадники с обрыва вниз, в глубокое ущелье, с другой стороны которого, на расстоянии тысячи шагов, испуганно жались к сырым камням женщины и дети племени туматов».

Богдан вздрогнул. Электричка стала замедлять ход у очередной станции, и шальной порыв ветра снова перевернул несколько страниц. Затаив дыхание, он дождался, когда всё стихнет, и сразу впился глазами в текст.

«… всё решалось на Совете племени. Теперь даже старейшины прислушивались к словам чужака. Он горячо спорил, размахивая руками, и пытался доказать, что после сражения с уйгурами и монголами все юноши племени стали настоящими воинами. Хотя они ещё и не прошли обряд посвящения. А битва с передовым отрядом только подтвердила его слова. Почему же, возмущался он, не научить этому и взрослых охотников? Старейшины снисходительно качали головами и усмехались. Один из них сказал, что если ему дать волю, то чужак даже женщин и детей научит сражаться. Кто же тогда будет следить за гэрами? Они улыбались, но в глазах застыла задумчивость.

Последним выступил вождь. Он был непреклонен, потому что десять тысяч всадников представляли собой грозную силу. С ними туматы сражаться не могли. Вместе со старейшинами он решил согласиться на самые суровые условия монголов, лишь бы сохранить племя. Однако в тот момент никто даже не догадывался, что их ждало впереди. Поэтому когда в поселение прибыл хитрый Богорул-нойон, опытный воин и помощник Чингисхана все жители племени без страха высыпали из гэров, с любопытством наблюдая за полусотней всадников, не спеша продвигавшихся мимо них к центру стоянки.

Старейшины молча выслушали требования, и даже самые храбрые охотники побледнели от страха, предчувствуя ужасную беду. Усталым и безразличным голосом, без надменности и злости за гибель передового отряда Богорул-нойон сообщил туматам волю всемогущего повелителя Великой Орды…»

На этих словах страница заканчивалась. Богдан осторожно поднял взгляд на «учителя». Тот задумчиво смотрел вдаль. Ветер, как назло, не дул, хотя все окна были распахнуты. Люди в электричке терпеливо продолжали потеть. Разомлев, каждый молча ждал свою остановку. Богдан посмотрел на родителей. Они по-прежнему были заняты чтением отцовской книги.

— А что дальше? — осторожно спросил он, не надеясь получить ответ. Однако «учитель» оказался добрым человеком.

— Ты тоже прочитал? — искренне удивился он, как будто они были давно знакомы.

— Да. А что там с… ними?

— С туматами? — уточнил обладатель портфеля.

— Да. Кто это?

— О-о!.. Ты слышал о них?

— Не-ет… Их убили монголы?

— Хм-м… Похоже, нет. Тут много неясного. Туматы были охотниками и долго избегали влияния Орды.

— Да, я прочитал.

— Молодец! Так вот возникает вопрос, почему они вдруг так неожиданно решили воевать с таким большим войском? Это же глупо. В те времена всё было просто — кто сильнее, тот и прав.

— А Козельск? Монголы ведь так и не сломили их!

— Ты хорошо учил историю в школе. Да, на Козельск они потратили целых семь недель. Но это был город, стены, рвы, защита. Здесь — совсем другое. Зачем племени, живущему в горах, без стен и оружия, восставать против вооружённого врага? А? Если можно было просто уйти.

— Не знаю.

— Вот видишь! К тому же монголов было во много раз больше.

— И что? Чем всё закончилось? Они победили? — не мог сдержать любопытство Богдан.

— Хм-м… Странно и непонятно. Кто-то научил их защищаться без оружия. Летописцы зафиксировали это в нескольких рукописях. Туматы могли выхватывать сабли и копья голыми руками и отбиваться от врагов палками. Причём, довольно успешно.

— Ух ты! Это же как каратэ!

— Ты прав, только каратэ тогда ещё не существовало. А судя по книге, им приходилось там нелегко.

— Вот это да! Была б машина времени, вот бы посмотреть! — с восторгом прошептал Богдан.

— Что, интересно? Тоже загорелся?

— Ещё бы! — хмыкнул он.

— Хотел бы помочь им?

— Конечно! Что за вопрос! — Богдан шутил, но в душе чувствовал, что действительно согласился бы помочь этому далёкому племени.

— Да-а… жизнь сложная штука, — как-то странно протянул вдруг его собеседник. — Никогда не знаешь, что будет завтра. Или даже сегодня.

— Ну да. Папа-Ваня тоже так говорит. Иногда. Но он много знает. Все книги прочитал про историю.

— Ах вот откуда ты столько знаешь! Отец рассказал?

— Нет, я сам учусь. Только про туматов не слышал.

— Ничего страшного. Всё сразу знать невозможно. Сначала — одно, потом — другое. Главное, что ты искренне хочешь им помочь, — одобрительно заметил «учитель».

— Да, было бы классно… — мечтательно произнёс Богдан и вздохнул.

В этот момент дверь тамбура открылась, и оттуда подул сильный ветер. Он дул всё сильнее и сильнее. Богдан оглянулся. Странно, но пассажиры вели себя так, как будто ничего не происходило. Ветер ерошил им волосы, подбрасывал к потолку безжизненно поникшие ромашки и букеты полевых цветов. Книга на коленях соседа затрепетала страницами и ожила. Листы зашуршали, захлопали, как крылья птицы, и стали отрываться один за другим, взмывая вверх и улетая вереницей в узкие окна вагона.

Он протянул было руку, чтобы показать это «учителю», но не успел. Прямо на глазах последняя страница рванулась в неизвестном направлении, и на коленях незнакомца осталась только твёрдая обложка тёмного цвета. Он захлопнул её, и все пассажиры сразу очнулись: женщины кинулись собирать разлетевшиеся цветы, мужчины начали поднимать газеты и кепки, в вагоне сразу стало шумно и весело. В это время его сосед в очередной раз прижал очки указательным пальцем, открыл портфель и засунул туда пустую обложку, после чего встал и направился к выходу. Электричка задёргалась, замедляя ход. Это означало, что они подъезжали к очередной пригородной станции.

Через мгновение худощавая фигура в светлой рубашке с коротким рукавом скрылась за раздвижной дверью тамбура. В вагон стали заходить новые пассажиры. Послышались возбуждённые голоса молодых людей, кто-то спросил, не занято ли рядом, где-то тренькнула гитара, однако Богдан никак на это не реагировал. Он просто сидел и смотрел перед собой невидящим взглядом, повторяя название странной книги, которое ему удалось прочитать в самый последний момент — «Джучи, покорение туматов, 1216». И почему-то не мог вспомнить, как выглядел этот чудаковатый незнакомый учитель. В памяти остались только седые волосы, очки и добрая улыбка.

— Ты что? — отец наклонился через проход и потрепал его по коленке, слегка приподняв брови.

— Что? — вздрогнул Богдан. — Слушай, пап-Вань, ты не читал такую книгу «Джучи… 1216», кажется?

— Джучи? — ещё больше удивившись, переспросил отец и посмотрел на мать. Та только пожала плечами. — Нет, честно говоря, даже не слышал. Джучи знаю, но книгу… нет. О чём она?

— Да тут мужчина сидел, у него была. Старая такая. Все страницы ветром сдуло. В окно. Он встал и ушёл. Я только название запомнил, — Богдан снова задумался и отвёл взгляд в сторону. Родители заулыбались.

— Наверное, тебе показалось. Душно очень. В такую жару возможны галлюцинации, — с улыбкой назидательно добавила мама. — Потом в Интернете найдёшь. Там точно есть. Сейчас связи нет, а то мы бы на телефоне посмотрели.

— А что такое Билбэт? Знакомое слово, — как будто не слыша её, спросил Богдан.

— Странно… Билбэт — это чужой, незнакомый человек. Скорее, просто незнакомец, потому что чужой звучит как-то не так, с негативным оттенком. А Билбэт — это не свой, другой.

— А Бэргэн? — не унимался Богдан.

— Бэргэн — быстрый. Ты же сам знаешь. Это — имя, — снисходительно улыбаясь, ответил папа-Ваня. — Дай запишу твою книгу, вдруг действительно есть такая. Дома посмотрим.

Всё остальное время до города они провели молча. Отец продолжал что-то читать, мама смотрела в окно, а Богдан мечтал побыстрее добраться до компьютера, чтобы найти ответы на будоражившие воображение вопросы. В голове постоянно крутились два слова — «Бэргэн» и «Билбэт». Почему Бэргэн? Почему быстрый? Где-то это уже было. Кто-то говорил это слово. Нет, не имя, а слово. Он чувствовал, что разгадка где-то близко, но никак не мог понять, что же надо искать. Память отказывалась помогать, и в таком «подвешенном» состоянии он просидел до самого вокзала.

На платформе в Улан-Удэ у входа на вокзал их встретили четыре белых полуколонны и мозаичный рисунок в центре главного зала. Там он маленьким часто скакал по угловатым изгибам восточного орнамента, пока родители читали на лавке газеты в ожидании ближайшей электрички.

Когда привычный шум привокзальных платформ остался позади, они сели в автобус и поехали домой. Автобус был старенький, с полукруглыми формами спереди и сзади, со старыми дверями в форме гармошки, которые натужно скрипели и заедали на каждой остановке, впуская и выпуская неторопливых пассажиров. Наблюдая за тем, как медленно ползут мимо них бордюрные камни и редкие деревья, Богдан подумал, что он уже давно был бы дома, если бы пошёл пешком.