Жития Грешка и Гармонии. Книга Первая

Игорь Галеев

И я решил заняться делом.Осталось выбрать (ерунда!):Отдаться спорту ошалело —Опасно, поздние года;Артистом стать в большом кино —Поклонницы б надоедали;И я тогда (ну не смешно?)Решил спокойно, без печалиВ уединеньи пребыватьИ развлекать себя собою,И в размышленьях убиватьСвоею собственной рукоюТу, что печальна и забвенна…Да – жизнь! Вы правы несомненно.

«… Короткой я задумывал поэму,

© Игорь Галеев, 2019

ISBN 978-5-4496-4390-2 (т. 1)

ISBN 978-5-4496-4391-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

И сам не знал, куда я забреду.

Хотелось мне представить эту тему

Цензуры благосклонному суду,

Польстить владык дряхлеющих амбиции, —

Но я, увы, рожден для оппозиции!»

Дж. Байрон «Дон-Жуан»

О таинственных первопричинах,

побудивших автора взяться за решение

сего поэтического ребуса.

Мне разговор начать не трудно,

И не боюсь, что не поймут,

Писать я буду беспробудно,

А там — корректоры уймут.

Зачем я взялся за поэму?

Кому он нужен — долгий труд?

Отвечу. Знаете экзему —

Болезнь такую? Страшный зуд

Меня преследует порою.

Таблетки пить? Совсем беда —

Слабеешь духом, головою

И пребываешь иногда

В прострации нечеловечьей,

Живешь бездумно и беспечно.

И я решил заняться делом.

Осталось выбрать (ерунда!):

Отдаться спорту ошалело —

Опасно, поздние года;

Артистом стать в большом кино —

Поклонницы б надоедали;

И я тогда (ну не смешно?)

Решил спокойно, без печали

В уединеньи пребывать

И развлекать себя собою,

И в размышленьях убивать

Своею собственной рукою

Ту, что печальна и забвенна…

Да — жизнь! Вы правы несомненно.

«Как жизнь?! — воскликнет мой читатель

— Кино», «таблетки», «спорт», «экзема»…

Больной, несчастненький писатель,

Какая может быть проблема

Во всем бредовом этом хламе?

Идея? Тоже никакой.

За всеми вашими словами

Я вижу только бред смурной…»

Но стоп! Довольно мой читатель,

Все твои мысли наперед

Я знаю. К месту ли, не кстати ль —

Река ожила, прорван лед! —

Гремит, и пенится, и плещет,

И обнажается зловеще.

Когда-то, слышал, воспевали

Героев старые слепцы.

Герои были. Люди знали

Все их начала и концы.

Теперь же время озверело:

Год пролетает, словно миг,

Нам до героев что за дело?

Мир к частым подвигам привык.

У нас дела, у нас заботы,

Спешим мы с самого утра

Умыться, в транспорт, на работы,

А там — и ужинать пора.

А впрочем, я не прав, наверно.

Жить на земле не так уж скверно.

Но, о героях! Мы их помним,

В сердцах их подвиги храним,

Всё как положено, достойным

Мы ставим памятники. Им

На мир глазеть совсем не просто:

Дожди и снег пытают их,

Пылятся лики на помостах

В лучах дневных, в лучах ночных…

Вот Пушкин. Мрамор. Бюстик скромный.

Осенний скверик. Тишина.

У бюста пёс скулит бездомный.

Из-за горы торчит луна.

В кустах здесь ветхая скамья.

Пиита созерцаю — я.

А почему бы ни сидеть

Вдали от праздности и шума,

На бюстик крохотный смотреть?

Ишь, на челе какая дума!

Да и вообще — имею право!

Сюда пришел я отдохнуть.

Вот улыбнусь ЕМУ слащаво!..

И все же лучше улизнуть.

Не встать! Как банный… привязался!

Ну я сейчас ЕМУ скажу!

— Вы думаете — испугался?

Надеетесь, что я дрожу?

Произвели Вы впечатленье,

Но я не верю в привиденья!

Вздохнул. Прошел. Садится рядом.

«Какой здесь воздух, боже мой!

Поговорить нам, право, надо,

Мой поэтический герой…»

— Зачем меня Вы так назвали?

Я плоть — реальный человек!

А Вы же — Пушкин! «Угадали.

Я посетил ваш старый век».

— А почему? Он усмехнулся:

«Сегодня я от Сатаны.

Ваш мир на бюстиках свихнулся.

Эх вы, российские сыны!»

И неожиданно добавил:

«Ты б взял, кого-нибудь прославил».

— Шутить изволишь, дядя-призрак!

Меня болезнь свела с ума.

Судьба же — дура и капризна —

Сегодня свет, а завтра — тьма…

«И ты туда же! Сколько можно?

Вам лишь о смерти бы твердить.

Но, милый мой, не все так сложно,

Как ты придумал, может быть…

Не будем трогать старый спор,

Я подсказал тебе проблему,

Продолжим этот разговор,

Когда ты сядешь за поэму…»

Сказав, исчез, как не бывало.Я, пораженный, встал устало.

Пришел домой (тогда я с другом

Лачугу жалкую снимал),

В кровати, мучимый недугом,

Семь дней тяжелых пролежал.

Как беспощадно ум терзали

Дурные мысли, сновиденья!

Я жалко вскрикивал: «Едва ли,

Чтоб Пушкин, словно привиденье,

В тот вечер был в пустынном сквере!

Я бредил! Я вообразил!»

Но не был твердо я уверен,

Что Пушкин бредом только был.

И стал я думать о героях,

О времени и о застоях.

…Невероятно! Но героя

Я встретил вскоре. Вот и все.

Не стало больше мне покоя —

Поэма! Черт возьми ее!

Теперь, куда ты не взгляни, —

Наброски, виды, планы, схемы…

Но если впрягся, то тяни

До окончания поэмы.

Так и живу: с моим героем,

Мечтаю только об одном —

Предстать пред вещим Аналоем

С завязкой, с фабулой, с концом,

Чтобы судили и рядили,

Чтобы героя оценили.

Какое имя дать герою?

Евгений?.. пошло и старо.

Писать онегинской строфою?

Сноровки нет — же, не Евгений.

Тот всеми чтим давным-давно,

И гениален без сомнений,

И надоел мне, как вино,

Пока его читал я лежа…

Прочтя Татьянино письмо,

Мой друг, беспечный бес Серёжа,

Сказал сурово: «Фу, дерьмо!

Ты зря взял книгу, кореш мой.

Бросай, дворяне ведь. Долой!»

Я усмехнулся: — Что же мне ты

Начнешь советовать читать?

«Как что?! Шекспировы сонеты.

Им никогда не умирать!»

Серёжа — он добрейший парень,

Умен, таких я не встречал,

Не в меру прям, но в меру странен,

Всем лезет в душу, как нахал.

Он не герой, не знал героя,

Покинул он меня, наш край,

Не принял «горького застоя»,

Сбежал на родину — в свой рай,

И там устроился привольно…

Но все о нем! Теперь пристойно

Начну о деле говорить.

Пора! Друзья мои, на сцену!

Не буду больше воду лить

И набивать поэме цену.

Постскриптум: Я забыл сказать

О языке и о структуре.

Стараюсь просто я писать,

По ходу мыслей, по натуре…

И буду делать отступленья

(Непосвященным пропускать),

Ловя чудесные мгновенья,

Открытий скромных благодать.

За эти слабости простите.

Читайте. Впрочем, как хотите.